Текст книги "Зонтик для Земли"

Автор книги: Илья Риф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 5. Монгольский воин

– Десятиминутный привал, коллеги! – объявил академик Курбанов. – Осмотреть снаряжение, попить воды, отдохнуть!

Уставшие люди опустились в мягкую траву, – высоко взошедшее солнце уже успело высушить обильную росу, – и блаженно растянулись.

– Где наши дозорные! – спросил профессор Пастухов

– Здесь! – ответил Остап.

– А Константин? – осмотрелся вокруг Пастухов.

– Сейчас позову! – вскочил на ноги Озеран и отправился на поиски дозорного.

– Пока все идет по намеченному плану, Алим Гургенович, сейчас мы находимся вот здесь, – Пастухов отметил точку на карте. – Через час, максимум через полтора, выйдем к месту "высадки" Борджигуллина, а там, – на лодках не более двух часов сплава вниз по течению; в том районе должен находиться улус Тэмуджина – будущего Чингисхана.

В это время вернулся Озеран, лицо его было растерянным, в руках он держал пистолет-ракетницу и длинную деревянную стрелу с острым наконечником.

– Кости нигде нет! – тихо сказал он. – Это я нашел в траве, – он протянул Курбанову ракетницу и стрелу, – там все помято, много следов и, кажется, свежие отпечатки конских копыт.

– Ракетницу уронил Константин, – это понятно; стрела принадлежит туземцам, которые похитили нашего дозорного, – тоже понятно, – хмуро произнес академик. – Михаил Иванович и вы, Остап, остаетесь на месте; возьмите ракетницу, – в случае опасности подадите сигнал, да и аборигенов отпугнете: им ракета в диковинку. А мы с Юрием осмотрим место происшествия, – надеюсь, это поможет в поисках нашего друга.

Курбанов и Озеран скрылись в кустарнике.

Профессор Пастухов подал Остапу бинокль:

– Возьмите, мой друг, – незаменимая штука в дозоре: восемнадцатикратная артиллерийская оптика.

Привал был устроен на небольшой поляне, окруженной по бокам зарослями кустарника, за которым начинались, поросшие хвойным и лиственным лесом, склоны сопок. Остап укрылся в кустарнике, – это был багульник, – и в бинокль рассматривал густую чащу девственного леса.

Через восемнадцатикратные линзы бинокля сопки можно было рассмотреть до мельчайших подробностей. Перемещая сектор обзора по склонам сопок, дозорный внимательно всматривался в местность, но ничего подозрительного не видел, как вдруг, у поросшего густым кустарником основания ближайшей сопки, он заметил какое-то движение, – казалось, что-то скатилось со склона возвышенности в кусты. Вернув окуляры бинокля в подозрительную точку, Остап увидел лежащего в кустах человека; на голове у незнакомца была мохнатая шапка с длинными ушами и металлической броней спереди, а на плоском лице были видны раскосые глаза и редкая рыжая растительность.

– Ну! вылитый татарин на Гурзуфском базаре! – наблюдая за туземцем, подумал Остап. – По всей вероятности, лазутчик подбирается к Курбанову и Озерану: в правой руке туземец держал кривую саблю, а на его шее висела свернутая кольцом веревка. – Аркан… Видимо, и Тупикина этой веревкой поймали…

– Надо спасать ребят! – Остап, пригнулся земле и метнулся наперерез незнакомцу.

Лазутчик размахнулся, чтобы набросить аркан на академика Курбанова, но в этот момент Остап прыгнул на странного воина сверху и заломил его руки за спину. Какие-то мгновения, от неожиданности и боли, абориген пребывал в состоянии шока, а когда пришел в себя, то уже с ног до головы был опутан своей же собственной веревкой, а в его рту торчал кляп из пучка травы; он пытался вскочить на ноги, но только извивался в траве, как уж. Все произошло быстро и бесшумно, профессор и студент, находившиеся от Остапа метрах в десяти, – они искали в траве какие-либо следы похищения Тупикина, ничего не заметили.

Оставив пленника лежать на земле, Забайкальский подошел к товарищам по экспедиции:

– Что-то есть существенное, Алим Гургенович?

– Ничего, только помятая трава, конский волос и следы копыт нескольких лошадей, – такое впечатление, что людей не было. Правда, в то время, вернее, – в это, носили мягкую обувь из звериных шкур, но в траве и она бы оставила следы.

– А что, если злоумышленники с коней не слезали, а пленили Костю прямо из седел?

– А вы правы, Остап, так, по всей вероятности, и было.

– Сейчас я вам покажу орудие пленения нашего дозорного и не только; следуйте, господа ученые, за мной!

– Вы что-то нашли?

– Сейчас все покажу – лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! – Остап, а за ним историки, направились к месту пленения лазутчика.

Академик Курбанов стоял возле связанного воина и с восхищением смотрел на него.

– Развяжите, немедленно развяжите его! Вы понимаете, что мы вступаем в контакт с человеком двенадцатого века, с воином самого Чингисхана, а вы держите его связанным, да еще с кляпом во рту!

– А вы посмотрите сюда, – Остап показал на кривую острую саблю. – А связал я этого исторического человека тем самым арканом, которым он поймал Тупикина, а обезвредил, когда он готовился набросить аркан на шею Вам, господин академик. Так что, развязывать его?

– Вы правы, пока рановато его освобождать. Но, посмотрите, какой замечательный образец воина! Вытащите изо рта кляп, – я поговорю с ним: не терпится проверить идентичность дошедшего до нас языка с языком настоящих древних монголов, – глаза профессора горели огнем любознательности, от нетерпения он потирал руки.

– И этого, Алим Гургенович, делать не стоит, – вступил в разговор Юрий Озеран. – Вы уверены, что этот служивый здесь один и не позовет на помощь сообщников?

– Да, он здесь не один, – коней– то, судя по следам, было двое, и лука у нашего пленника нет, а ведь кто-то потерял стрелу, которую вы нашли, Юрий; видимо тот другой и увез Константина! – согласился Курбанов. – Придется нести его в лагерь, – берем за руки и ноги, ребята.

Остап отстранил профессора:

– Мы с Юрием справимся, Алим Гургенович, а вы возьмите саблю, – не оставлять же, все-таки, – историческая ценность.

– Да еще какая! – ответил академик.

К месту привала добирались минут двадцать, – пытаясь освободиться, пленник все время брыкался и злобно рычал.

Профессор Пастухов, который сидел на рюкзаке со снаряжением и что-то писал в походном блокноте, не поднимая головы, спросил:

– Как успехи, коллеги? Нашли следы похитителей?

– Нашли! – в унисон ответили три человека. – Нашли!

Пастухов оторвался от рукописи и не поверил увиденному зрелищу, он протер глаза, вскочил на ноги, подбежал к пленнику и, глядя на Курбанова, изумленно спросил:

– Это настоящий монгольский воин!?

– Да, – это самый настоящий воин, потому что пытался в одиночку напасть на превосходящего по численности противника, которым мы для него, несомненно, являемся! А вот его оружие, профессор, – Курбанов протянул Пастухову саблю. – Полюбуйтесь! А освобождать его пока не стоит, – думаю, он не станет с нами обниматься, а попытается довести свое дело до конца: прикончить нас. Да и собратья его где-то здесь неподалеку. Что с ним делать?.. – ума не приложу!

– Рот у него закрыт, а уши то слышат! Попробую с ним объясниться на его родном языке, – возможно, он поймет и согласится поговорить.

– Что ж, Михаил Иванович, попробуйте! Будем надеяться, что древнемонгольский язык, которому мы учим нашу молодежь, понятен и в этой изумительной эпохе.

Тем временем, Озеран достал из сумки кинокамеру и принялся снимать колоритного воина.

Пастухов, сложив ноги по-восточному, сел в траву около пленника и что-то начал говорить. Поначалу воин злобно смотрел на профессора и мычал что-то в ответ, затем взгляд его стал выражать любопытство и он замотал подбородком, как бы призывая освободить его от кляпа во рту.

– Что вы ему сказали? – спросил Юрий Озеран.

– Он сказал, – ответил за Пастухова академик Курбанов, который внимательно слушал монолог коллеги, – что мы давние друзья Есугея, покойного отца Тэмуджина, и спешим в его улус на помощь в сражениях с подлым шакалом Торгутай-Кирилтухом, убийцей Есугея.

– А если этот воин служит не будущему Чингисхану, а подлому Кирилтуху? – вступил в разговор Остап.

– Думаю, что он, все-таки, воин Тэмуджина, то-есть, будущего великого полководца Чингисхана. Я изучал обычаи, быт, в том числе и облачение конных монгольских воинов второй половины двенадцатого века, – такую одежду носили только в улусах Тэмуджина. Все, конечно, может быть, но надеюсь, что я не ошибался в своих научных работах.

Михаил Иванович продолжал что-то объяснять монголу, который притих и внимательно прислушивался к его словам.

– Коллега сказал нашему визави, что вытащит кляп из его рта, если тот пообещает не кричать, а расскажет, как найти улус Тэмуджина, – переводил Курбанов. – И еще, – если пленник будет вести себя спокойно, то мы не причиним зла и отпустим его.

В это время пленник замахал головой сверху в низ, как бы в знак согласия со словами Пастухова.

– Освободите его рот от кляпа! – обратился к Михаилу Ивановичу начальник экспедиции. – Думаю, что это не предоставляет большой опасности.

Пастухов наклонился к пленнику, вытащил кляп и отбросил его в сторону. Воин, выплевывая изо рта остатки травы, быстро заговорил, сверкая узкими злыми глазами. Михаил Иванович выслушал монгола, поднял руку, призывая его успокоиться, и, интенсивно жестикулируя руками, что-то начал говорить, как бы отвечая на его вопросы.

– Монгол говорит, – комментировал разговор ученого и древнего воина академик Курбанов, – что у Тэмуджина очень сильные и смелые воины; в честном поединке он бы не дал себя связать, и готов сразиться с нашим воином, – то есть, с вами, Остап, чтобы доказать это.

– Ну! – это мы еще посмотрим! – задиристо ответил Остап. – Подумаешь, вояка двенадцатого века!

– И еще: Михаил Иванович попросил этого смелого воина рассказать о судьбе нашего Константина. Нашего друга поймали арканом, то есть веревкой, которой сейчас связан монгол, и повезли в улус Тэмуджина, а его, – Курбанов указал на воина, – оставили вылавливать нас; также он сказал, что проводит нас к месту стоянки улуса, если мы развяжем его.

– Мы его развяжем, а он сбежит, – поминай, как звали, да еще своих друзей, вооруженных до зубов, позовет, – кипятился Остап. – Смотри, какой смелый! Сразиться он со мной хочет! Давайте, развязывайте, – я ему покажу, где раки зимуют!

– Успокойтесь, Остап! – Курбанов положил руку на плече молодого человека. – Драться с ним не стоит, а как проводник, он нам, несомненно, нужен, – без проводника мы до улуса Тэмуджина не дойдем: нас просто выловят поодиночке, а хуже того, перебьют из луков. Поймите, только добравшись до лагеря Тэмуджина, мы сможем освободить Константина, да и следы студента Чингиса, я уверен, тоже ведут туда. Доблестного воина придется освобождать, извинятся перед ним и коленопреклоненно просить сопроводить к своему шефу. Так вот, студенты!

– Позвольте, коллега, – обратился Курбанов к Пастухову, – поговорить с нашим гостем.

– Извольте, коллега!

Курбанов присел возле связанного пленника и, задавая какие-то вопросы, развязал ему руки. Воин, растирая затекшие конечности, внимательно слушал академика, кивая головой в знак согласия. Алим Гургенович еще долго что-то рассказывал монголу, указывая руками то на сопки, то на солнечное небо, а потом, незаметно кивнув своим товарищам, развязал пленнику ноги.

Монгол потер ноги ладонями рук, встал, подошел к Остапу, уткнулся носом в его плече и что-то сказал.

– Он сказал, что друг Тэмуджина – его друг! – перевел Курбанов. – А жест с носом, – знак братания у древних монголов.

– Ну, раз так, то и он мой брат навеки! – засмеялся Остап и тоже уткнулся носом в плечо воина.

– Зовут его Шогур, он воин боевого улуса Тэмуджина, и будет нашим проводником, – продолжал академик. – А сейчас, Остап, вы отправитесь с нашим другом за его боевым конем. Будьте осторожны, – это на всякий случай, но, насколько я знаю, древние монголы клятв не нарушают, – а вы теперь его брат. Только есть одна деталь, – засмеялся академик, – наш новый друг просил никому не говорить о своем позорном пленении, – боится насмешек со стороны сослуживцев. Ну, прямо, детский сад! Я пообещал сказать в улусе, что это он нас пленил и по нашей просьбе привел в лагерь.

– Ладно, скажем, что так и было! А то зашугают старики "салагу". И у них в "армаде" дедовщина! – весело сказал Остап и жестом пригласил нового брата: пошли, мол, за конем!

Остап с Шогуром отправились за конем, а Юрий Озеран, в некотором отдалении, незаметно последовал за ними, – он решил прикрыть Остапа в случае непредвиденных обстоятельств. Но все обошлось благополучно: оба названных брата через полчаса вернулись верхом, – Остап сидел позади монгола, держась за его пояс.

Оба академика восторженно осматривали боевого монгольского коня.

– Вы посмотрите, Михаил Иванович: к седлу привязаны два лука; у каждого конного воина в войске Чингисхана, заметьте, коллега, у каждого! должно быть два лука и три колчана, – по тридцать стрел в каждом. Стрелы были разного назначения: бронебойные, с усиленным наконечником из кованой стали, такие стрелы пробивали кольчугу противника с расстояния до ста метров, с плоскими облегченными наконечниками для поражения пехоты, и легкие для охоты на птиц и мелких зверей.

– Да, Алим Гургенович, здесь мы видим классическое вооружение и экипировку монгольского воина: и аркан, – Пастухов указал на веревку, которой недавно был связан владелец коня, – и сабля, и два лука, три колчана со стрелами, кожаный шлем с броней, высокие мягкие сапоги.

– Снимайте все крупным планом, коллега, – это будет бесценный материал, – обратился Пастухов к Озерану, который с видеокамерой в руках подошел к академикам.

Курбанов долго беседовал с монголом Шогуром, делая пометки на карте, а затем распорядился готовиться в дорогу. Воин, за несколько часов пребывания в лагере путешественников, вполне освоился со своим новым положением, и активно принимал участие в подготовке к дальнейшему походу: по совету Шогура весь багаж погрузили на коня, – для этого воин связал веревками по две дорожные сумки и повесил их на спину скакуна. Монгол охотно общался на родном языке с Курбановым, Пастуховым и Юрием Озераном, который, пользуясь уникальным случаем, не упускал ни единой возможности поговорить с живым носителем древнего языка и приумножить свои познания. Наконец, все приготовления были завершены и люди отправились в путь. Впереди шли Остап и Шогур, который ни на шаг не отходил от своего названного брата и все время что-то ему рассказывал на своем древнем языке; Остап ничего из сказанного не понимал, но ощущал доброжелательность и чистосердечность нового друга, и в знак согласия кивал головой. Видимо, проводник очень хорошо знал местность: примерно через час движения по густой траве и бездорожью, они вышли на широкую, сравнительно ровную тропу, по которой и продолжили дальнейший путь. Извилистая дорога то спускалась с пригорка вниз, то петляла между сопками и зарослями кустарников и деревьев, то поднималась на возвышенность и снова сбегала в ложбину.

Шогур, односторонне беседуя с названным братом, тем не менее, зорко вглядывался в окрестности и прислушивался к многочисленным звукам, – он знал, что враги могут появиться в любой момент и всегда был наготове; вдруг он остановился, поднял вверх левую руку и упал на дорогу, его конь, который двигался за ним, моментально последовал примеру своего хозяина, сделали это и все остальные путники, – перед началом Курбанов оповестил участников экспедиции об условном знаке. Монгол, натянув тетиву лука, всматривался в пригорок, на который поднималась тропа, и из-за которого уже был слышен топот копыт.

Остальное произошло в одну секунду: вдруг из-за пригорка появился конь с всадником, засвистела стрела, – это Шогур отпустил натянутую тетиву лука, – и всадник, пронзенный стрелой насквозь, рухнул на землю.

Монгол приложил ухо к земле и, не услышав ничего подозрительного, встал на ноги и поднял правую руку, – это был сигнал «Опасность миновала!», и путники, поднявшись с земли, устремились к поверженному всаднику, – он был мертв.

– Зачем ты его убил? – спросил воина Курбанов.

– Это воин из улуса Кирилтуха, который убил Есугея, – ответил Шогур, обыскивая врага. – Если бы я его не убил, то он бы напал на нас.

Монгол снял с вражеского воина кольчугу, колчан со стрелами, лук, саблю, а на его коня водрузил часть груза со своего скакуна.

– А вот и еда! – сказал Шогур, доставая из-под седла поверженного врага большой кусок сырого мяса, превратившегося во время скачки в огромную отбивную; он снял с пояса саблю, отрубил от куска ломоть и, блаженно улыбаясь, протянул Остапу.

– Нет, нет! – отрицательно замахал руками названный брат.

Монгол понял жест и с большим удовольствием съел мясо сам.

Спрятав труп убитого в густом кустарнике, путники продолжили путь.

Прошел день, наступили сумерки, похолодало…

– Привал на ночлег! – объявил начальник экспедиции.

Шогур махнул рукой вправо от дороги, пригласив путешественников следовать за ним, и вскоре привел их на небольшую поляну, окруженную редкими березами. Необычно было то, что здесь деревья росли кустами: в каждом – по три, чуть наклоненных в разные стороны ствола, высоких и густых. На поляне виднелись черные следы костров, – видимо, эта поляна постоянно использовалась путниками для постоя.

Коней привязали к деревьям и стали готовиться ко сну.

Поужинали сухим пайком: галеты, сухой мясной концентрат и виноградный сок из пластиковых пакетов. Шогур от диковинной еды отказался, – он предпочел мясную "отбивную" из-под седла поверженного врага.

– На пост заступаем по два человека, – распорядился Курбанов. – Первыми дежурят Остап и Шогур, – он протянул Остапу наручные часы, – Я установил вибратор на нужное время; вторая пара: Михаил Иванович и Юрий. Я же буду совмещать обязанности и разводящего, и начальника караула, – улыбнулся академик. – Вопросы есть?

– А что, палаток ставить не будем, Алим Гургенович? – озабоченно спросил Остап.

– Не будем! Местность, мягко выражаясь, не совсем дружественная: даже во сне надо быть начеку, а палатка – закрытое пространство, где человек особенно уязвим. Наша одежда вполне защитит нас от ночной прохлады, а расстеленные на траве палатки, – от утренней росы. Всем, кроме часовых, спать!

Курбанов подошел к Шогуру и перевел на древний язык свои указания.

– Все будет очень хорошо, хан! – ответил воин, и, установив стрелу в тетиву лука, повернулся к темному лесу.

Остап, сжимая в кармане куртки ракетницу, зорко всматривался в таинственные ночные глубины леса, но ничего подозрительного не замечал. Сделав несколько кругов вокруг спящих товарищей, он подошел к Шогуру, который сидел в траве, всматриваясь в темноту; завидев Остапа, монгол поднялся и, обняв за плечи, уткнулся носом в его плечо, затем, показывая пальцем на названного брата, приложил ладонь к щеке и закрыл глаза.

– Он говорит: иди спать брат, я сам покараулю, – понял Остап, но принимать предложение нового брата не стал, отрицательно покачав головой и разведя руки в стороны.

Монгол кивнул головой, тронул пальцами глаза и протянул руку в сторону лесной чащи: – Мол, смотри, брат, в оба!

Остап кивнул головой и продолжил обход вокруг бивака путешественников. Вдруг послышался какой-то шум и хруст хвороста, – в березовой роще кто-то был; сделав несколько шагов в заросли кустарника, он увидел возле дерева животное, – это был огромный лось, который жевал ветки березы, а его большие развесистые рога сверкали в лучах яркой полной луны.

– Какой красавец! – восхищался Остап, наблюдая за грациозным созданием.

И вдруг, отвлекшийся от своих обязанностей часовой ощутил, что кто-то сзади, со спины сдавил его горло и прижал к лицу колючие листья; он попытался вырваться из неожиданных объятий, но непонятный пьянящий аромат затуманил сознание, мир перед глазами зашатался и исчез.

Глава 6. В плену

Пробуждение было загадочным: вместе с возвратившимся сознанием Остап ощутил сильную боль во всем теле; он попробовал пошевелиться, но не смог, – конечности не слушались его, а все тело тряслось и подскакивало на чем-то большом и трепещущем; сосредоточившись и проанализировав свое необычное местоположение, он понял, что связанный по рукам и ногам, перекинутый через спину лошади лицом вниз, он несется куда-то в темноту.

– Где его товарищи, где названный брат монгол? – стучало в голове. – Что с ним случилось? Был ночной дозор, был воин Шогур, встретился огромный лось, а потом – странное удушье, темнота, пробуждение. Что произошло?

Ночь была светлой, в звездном небе ярко сиял месяц…

Вглядевшись в мчавшуюся навстречу темноту, Остап увидел, что впереди скачут несколько, – точное количество определить было невозможно, – лошадей, через крупы которых перекинуты связанные люди.

– Все понятно: на него и Шогура напали злоумышленники, оглушили, связали, а затем пленили и остальных путешественников. И в этом только его вина: вместо того, чтобы нести ночной дозор, он отвлекся на созерцание лося, – охватило бывшего часового жгучее чувство вины.

Остап напрягся изо всех сил, чтобы освободиться от пут, но тщетно, – узлы на руках и ногах были особенными: при каждом движении веревки врезались в тело глубже и глубже, вызывая острую боль.

Странное путешествие продолжалось долго, но, наконец, мучительная тряска прекратилась. Осмотревшись по сторонам, Остап увидел, – начинался рассвет, – какое-то подобие военного лагеря: десятки юрт раскинулись на большой, огражденной кольями и деревянными перекладинами поляне. По образовавшейся внутри площадке, сновали вооруженные луками и саблями люди в кожаной и меховой одежде, к кольям ограды были привязаны приземистые коренастые кони с попонами на спинах и кожаными стременами.

Прибывшие в лагерь воины спешились и направились к юртам; к лошадям подбежало несколько человек и стали сбрасывать пленников на землю. Вокруг лежавших на земле путешественников собралась толпа воинов, они показывали на пленников пальцами и о чем-то возбужденно говорили.

Вдруг толпа притихла и расступилась, пропуская вовнутрь образовавшегося круга человека в шлеме-кольчуге, богатой меховой куртке и с саблей, отделанной яркими камнями. Воин, – явно воинский начальник, – что-то громко сказал, к пленникам бросился человек и саблей разрезал на их ногах и руках веревки.

Наши путешественники во времени начинали приходить в себя от непонятного дурмана, лишившего их чувств, от многочасовой тряски на крупах лошадей, от боли в руках и ногах.

Первым встал на ноги начальник экспедиции академик Курбанов; он, не глядя на аборигенов, потопал ногами, разминаясь, сделал несколько физических упражнений руками и, обращаясь к своим подчиненным, сказал:

– Подъем! Негоже разлеживаться перед хозяевами двенадцатого столетия!

Остальные члены экспедиции тоже встали на ноги.

Древний воинский начальник подошел к пленникам и поднял голову, – это был Шогур.

Осознав, что все члены экспедиции пленены, академик Курбанов, тем не менее, не сомневался в искренности Шогура: он был уверен, что монгольский воин служит Темуджину и, действительно, взялся проводить их в улус будущего великого Чингисхан; не сомневались в этом и другие члены необычной экспедиции. Увидев своего недавнего пленника, а потом друга и названного брата, Шогура в облачении начальника отряда, или военного улуса, – так назывались тогда монгольские воинские формирования, – они были шокированы и не могли понять, зачем Шогуру было их обманывать, а затем пленить.

– Скажи мне, Шогур, мы находимся в улусе Тэмуджина? – спросил академик Курбанов.

– Мы в улусе Шогура, который служит великому хану Кирилтуху, а твой Тэмуджин – трусливый шакал, такой же, как и твой безъязыкий воин, – Шогур больно ткнул Остапа саблей в плече.

– Ну, ну! Осторожней, дикарь! – рванулся к Шогуру его недавний названный брат. – Уже забыл, как я тебя разделал?

Пастухов придержал молодого человека за плечи:

– Не кипятитесь! Не в том мы положении…

Шогур ответа «брата» не понял, но злобно заскрежетал зубами:

– Ты, как подлый трус, напал сзади, связал меня и думаешь, что Шогур боится тебя? Шогур сильнее, и убьет тебя!

Озеран перевел другу слова монгола.

– Ну, это мы еще посмотрим! – задиристо ответил Остап. – Тоже мне, чемпион мира нашелся!

– Шогур хитрый, он обманул тебя! – монгол вонзился узкими глазами в лицо Курбанова. – Тот всадник, которого я убил на дороге, был нукером Темуджина. Через три ночи и три дня я сожгу юрты этого шакала, уведу коней и женщин, убью его воинов, а его брошу в яму с голодными волками.

Академик спокойно выслушал злобного воина, улыбнулся и спросил:

– Что ты, уважаемый нукер, сделал со мной и моими людьми: мы были связаны в бесчувственном состоянии, ничего не видели и не слышали, а моя голова и сейчас полна тумана? Как тебе это удалось?

Шогур засмеялся:

– Когда ты и твои воины уснули, я положил на ваши головы смерть-траву – она быстро убивает самых сильных воинов, но я положил очень мало травы, чтобы привезти вас в улус живыми и сделать своими рабами. Когда смерть-трава усмирила вас, я позвал своих воинов. А этого шакала, – монгол толкнул Остапа носком сапога, – я хотел убить сразу, только для него это очень легкая смерть: я отдам его, как и лживого Тэмуджина, голодным волкам.

– Твои воины были рядом?

– Да, воины и кони ждали меня в лесу.

– Да, Шогур, ты обхитрил нас! Ты – смелый и умный человек! Отпусти нас! Я поведаю Тэмуджину о великом воине Шогуре, и ты станешь его нукером!

– Я служил Темуджину и был ему предан, он обещал отдать мне свою сестру. Он обманул меня! – ненависть перекосила лицо монгола. – Моя Дортэ стала женой нукера Соргана, которого я убью через пять ночей. Дортэ станет моей!

Ты, – он поднес кулак к лицу академика, – тоже умрешь страшной смертью! Бросить их в яму! – указал он на пленников.

Путешественников, подталкивая в спины саблями, привели к глубокой яме, накрытой деревянной решеткой. Решетка, видимо была очень тяжелой, – ее отодвигали не менее десяти молодых воинов.

На дне ямы лежали на земле, или сидели на корточках несколько человек. Отодвинув решетку в сторону, воины начали сталкивать путешественников вниз.

Остап попытался сгруппироваться, чтобы приземлиться на дно ямы как можно мягче, но все равно больно ударился о твердое глинистое дно нового жилища. Остальные путешественники тоже усердно потирали ушибленные места.

– С прибытием, братки! – вдруг услышали они знакомый голос. – Добро пожаловать в монгольский отель!

Перед ними стоял Константин Тупикин, – в разорванной куртке, с большим синяком под глазом, но это был он, живой и, как всегда, веселый и жизнерадостный.

– Как ты, Костян? – обнял друга Остап. – А мы уже не знали, что и думать?

– Да вот, видишь, обломали меня монгольские пацаны! Правда, шесть человек на одного, да и они получили, как следует: зубы и носы я им подправил, – долго лечиться будут!

– Что делать будем, Константин, как думаете? – спросил Курбанов.

Тупикин понуро опустил голову:

– Это я виноват, Алим Гургенович! Отвлекся, бабочку, размером с голубя, увидел!.. Тоже мне, ботаник нашелся. Вот и загремел!

– Постойте, постойте, Константин! Говорите, большую бабочку заметили!? Поподробнее, пожалуйста! Это открытие! Ваше имя большими буквами запишут в энциклопедию древней фауны!

– Надеюсь, не посмертно! – сострил Тупикин. – А чего рассказывать? Я эту бабочку сфоткал на мобилу, – на всякий случай с собой прихватил, а вдруг и здесь сигнал ловит.

– Где, где этот мобильный телефон? – взволнованно спросил академик.

– Здесь, в потайном кармане спрятан, – Костя постучал себя по груди. – В целости и сохранности! Я сегодня ночью пацанам в Челябу звонил, но связи не было…

– Надо монголов древних попросить, чтобы симку тебе подогнали, Костян! – пошутил Остап.

– Во-во! А я как-то не подумал! Да и базар у них не понятный…

– Вы, Константин, телефон свой спрячьте надежней! Вернемся домой, – ваша бабочка будет сенсацией! Во всех каталогах, – бабочка Тупикина!

– Коллеги! – вмешался в разговор профессор Пастухов. – Бабочки, наука и энциклопедии, – это все очень хорошо! Но сейчас надо думать, как выходить из создавшегося положения, вернее, как выбраться из этой ямы и остаться живыми.

– Да, да, вы правы, Михаил Иванович! – согласился Курбанов. – Надо определить наше местонахождение и разработать план операции по освобождению. Кстати, у нас есть соседи по номеру, попробуем с ними поговорить, коллеги.

Академики Курбанов, Пастухов и студент Юрий Озеран приблизились к пленникам-незнакомцам, которые сидели на земле и настороженно смотрели на новых постояльцев подземного жилища.

Туземцы смотрели на незнакомых людей с белыми лицами, недоверчиво сверкая раскосыми глазами, и слушали их, но вскоре самый старший и, если можно так сказать, самый представительный из них, начал осторожно вступать в разговор.

Вскоре между академиками и монголом, – он был нукером, то есть военачальником, из улуса Темуджина, – завязалась оживленная беседа. Озеран тоже, по мере своих студенческих познаний, участвовал в беседе, – он не мог упустить возможности побеседовать с носителем древнего языка.

– Эти пленники – воины из улусов Темуджина, – рассказал Остапу и Константину академик Пастухов, когда беседа с воинами Темуджина была окончена, – их поодиночке пленил наш "друг" Шогур с отрядом своих воинов. Они здесь уже более месяца и отчаялись выбраться на свободу, но согласились вместе с нами попытаться это сделать.

– Итак, пять воинов будущего Чингисхана, да нас пять человек – итого, десять. А воинов Шогура человек пятнадцать-семнадцать. Вполне нормальное соотношение для внезапной и стремительной атаки, да, товарищ ефрейтор, – обратился Курбанов к Тупикину. – Говорят, Константин, вы были чемпионом дивизии по боксу в среднем весе?

– А сейчас в полутяжелом весе! – ответил Костя. – Штук десять этих бойцов положу! Не сомневайтесь! Особенно этого в шубе, – он меня взял арканом, хочется приложить! Да и вас он обманул!

– Шогур, что ли? Он мой! Сам с ним разберусь! – Остап сжал кулаки.

– Ладно, братан, вместе ему наваляем! – Тупикин весело потрепал однополчанина по плечу. – Мы его проучим!

Курбанов подозвал всех участников экспедиции к себе:

– Положение, друзья, почти катастрофическое: с Шогуром договориться не удастся; как говориться: «Ищите женщину!» У него личная обида на Тэмуджина, а мы, по нашей легенде, друзья Тэмуджина, и, следовательно, являемся злейшими врагами нашего бывшего пленника. Если в ближайшие дни отсюда не выбраться, нас ожидает незавидная участь. Проведем мозговой штурм: каждый высказывает свои предложения, пусть самые невероятные и абсурдные. Будем анализировать любую возможность спасения! Думаем, коллеги, думаем!

– Я видел, – первым заговорил Костя Тупикин, – куда положили мой рюкзак, в котором спрятана пушка, извините, пистолет. Добыть его и завалить всю бригаду.