Текст книги "Магия в крови"

Автор книги: Илья Новак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Снег все не шел, но темное небо и стылый воздух наводили на мысль, что вот-вот пойдет. Во дворе пусто, и дозорного на стене почему-то нет. Но монах наверняка сидит за столом у дверей – хотя за сараями его не видать.

На верхних перекладинах лестницы Дук остановился и оглядел галерею. Дозорный спал сидя, привалившись к брустверу. Жиото вылез на галерею, пригибаясь, чтобы монах снизу не заметил, нырнул в проем башни и поднялся по камням на второй этаж. Примерившись, швырнул таз наверх между бревнами. Посудина со стуком упала на доски. Дук несколько раз глубоко вздохнул и полез вверх по клиньям.

Забраться на чердак оказалось сложновато. Приходилось, упираясь ладонями в стену, выпрямляться на клине во весь рост, «падать» вперед, вытянув перед собой руки, хвататься за следующий, вбитый выше клин, подтягиваться, влезать на него и повторять все заново. Мешок пришлось переместить за спину, идущая от горловины веревочная петля неприятно терла кадык.

Когда Дук достиг чердака, пальцы ныли, а грудь тяжело вздымалась. Он на четвереньках пересек бревно, уселся на широком дощатом треугольнике еще не сгнившего пола, но вспомнил про «травяную кровь» и вскочил. Таз лежал у стены, котомка была на своем месте под птичьим гнездом. Дук снял мешок с шеи, но выкладывать содержимое пока не стал. Нашел в котомке кувшинчик с «кровью», сел, вытянув ноги, сделал большой глоток, быстрым движением закупорил кувшинчик, отставил в сторону, чтоб ненароком не побить, когда прихватит… и тут прихватило. Да так, что Дук откинулся назад, будто его кувалдой ударили в грудь, стукнулся затылком и спиной о доски и тут же вновь сел, видя вокруг себя…

…Желтое небо, где медленно плывут лохматые облака; приплюснутое с краев солнце густо-синего цвета то исчезает за ними, то появляется вновь; гряда холмов, заросших красной травой. Дук Жиото сидит на одном из них и видит на соседней вершине развалины, черный мрамор и белый гранит. Между возвышениями течет желтая река. Шелестит трава на ветру, еле слышно, призрачно – звуки едва доносятся сквозь оглушающий звон, что царит в голове. Зато краски – яркие, горячие, все вокруг играет жгучими цветами, слепит глаза, все очень зримое и объемное, явственное. Дук чувствует кожей дуновение ветра, он видит молодого мужчину в тунике из пятнистой оранжевой шкуры, который сидит на мраморной глыбе перед развалинами. В его руках музыкальный инструмент, напоминающий большую деревянную подкову со струнами. Мужчина играет, и музыка его прекрасна; растущие на склоне деревья движут кронами в такт ей, холмы подрагивают в ее ритме, и волны реки плещутся, будто танцуя. Вокруг развалин стоят пятнистые лесные кошки, и козы, и овцы, и волки, на гранитных обломках сидят птицы – все замерли, все слушают музыканта. И голос, доносящийся не то с небес, не то из-под земли, говорит:

 
Все ликовало с ними – горы, звери;
От топота задвигалась земля…
 

По склону холма поднимаются нагие зеленокожие женщины, с венками из плюща на головах. Светло, но некоторые несут факелы, хотя у большинства – жезлы, увитые виноградными лозами, увенчанные крупными еловыми шишками. Звери поворачивают головы, кошка шипит, блеет баран. Музыкант играет, ничего не замечая вокруг. Женщины подходят к развалинам. Птицы, крича, взлетают, одни звери убегают, другие набрасываются на незваных гостий – рык, вой, тявканье. Женщины беснуются, взметаются жезлы, шипят факелы. А голос, доносящийся словно из-за декораций, говорит:

 
…корову
Мычащую с набрякшим вымем эти
Волочат; те рвут нетелей; там бок
Растерзанный; там пара ног передних
На землю брошена, и свесилось с ветвей
Сосновых мясо и сочится кровью.
 

Разогнав зверей, зеленокожие набрасываются на мужчину. Дивная музыка звучит еще несколько мгновений – и смолкает. Брызжет кровь, женщины извиваются, они бьют музыканта жезлами, рвут его на части, двигаясь, словно в страшном танце. Волны реки опадают, ветви деревьев скорбно склоняются к земле. Одна женщина выпрямляется во весь рост на мраморной глыбе, той, где раньше сидел музыкант, поднимает жезл, на конце которого надета голова. Все тускнеет; после того, как смолкла музыка, краски начинают меркнуть, и синее солнце в небе медленно угасает. Женщина взмахивает рукой, голова срывается с жезла, летит, медленно вращаясь, и падает в воду реки, которая принимает ее без всплеска, лишь темное пятно расплывается над застывшей поверхностью. Мгновение – и воды краснеют, наливаются сначала алым, затем густо-бордовым.

Женщины беснуются, катаются по земле, рыдают и смеются, ногтями раздирают свою кожу. Взгляд той, что стоит на глыбе, скользит по склону к вершине и останавливается на Дуке. И теперь он понимает, что не просто видит все это, – он и вправду попал сюда, в это место, потому что женщина заметила его. Она что-то выкрикивает и кидает жезл. Тот движется подобно копью; Дук приподнимается: жезл летит ему в грудь. Окружающее меркнет, синее солнце тускнеет, и Дук Жиото видит над собой дырявую крышу башни.

Первым делом он вывалил в таз паутину из свертка, после, как было сказано в книжке Песко Цветника, налил туда отвара зарицы, за ней – костную пыль, разведенную настоем серебрянки. Как только все это впиталось в паутину, поднялась серая густая пена. Похлюпывая, она достигла краев таза, набухла шапкой, но на пол не потекла. Жиото подождал немного и сыпанул крокуса. Пена зашипела и опустилась, показав густую жидкость с маслянистой радужной поверхностью. Она до половины наполняла таз. Паутина распалась отдельными волокнами, тончайшими серебряными нитями, что лениво извивались в жидкости. Склонившись, Дук себя не увидел, хотя крыша башни с прорехами и небо за ними – все отражалось в тазу.

Он добавил последний ингредиент, горную манну, которую нашел в одном из кувшинчиков в пристройке лекаря. Из таза пыхнуло жаром, над ним набух большой синий пузырь – и лопнул. В воздухе затрепетало нечто призрачное, трудноразличимое. Раздался тихий хлопок, за ним второй, третий. Дук на всякий случай отошел подальше. Со дна вдоль покатой стенки поднялся дрожащий серебряный сгусток, достигнув поверхности, стал пузырьком и лопнул. Тут же рядом возник и лопнул второй, на этот раз синий, после – зеленый, желтый, красный. Череда пузырьков описала круг. Над тазом взлетел, двигаясь по широкой спирали, серебряный значок – муар, «живой знак», при помощи которых чары иногда записывают свои формулы. Похожее изображение Дук видел на одной из страниц книги Цветника:

Муар, состоящий из плоских полосок-мазков маслянистого серебряного дыма, кружился, и следом уже летели другие.

Первый муар издал еле слышный звук – что-то вроде тихого смешка. Таз начал дрожать. Жиото отошел еще дальше. Разноцветные закорючки летали по кругу, не то хихикая, не то попискивая. Таз задрожал сильнее. Вдруг одновременно все муары испустили громкий протяжный стон, вспыхнули крошечными смерчами разных цветов и исчезли.

Все стихло. Дук приблизился, заглянул в таз. Опустился на колени, сощурился – пусто. Протянул было руку, но передумал, отломал от пола доску и сунул внутрь.

Раздался тихий плеск. В тазу возникло несколько пузырьков, потекли вдоль дерева и, достигнув незримой поверхности, лопнули. Жидкость все еще была там, но теперь невидимая. Вдруг опущенная в таз часть доски стала исчезать. Сначала сгладилась поверхность – словно по ней прошлись рубанком, стесывая неровности и разлохмаченные древесные волокна, – затем доска начала медленно сужаться, по мере того как магическая субстанция пропитывала ее.

Жиото вытащил деревяшку из таза и бросил в него плащ. Поднялись гроздья пузырьков, забулькало. Дук доской притопил плащ, помешал, постучал, чтобы прижать его ко дну. Теперь, если верить книге Цветника, надо было ждать – сосчитать десять раз до десяти. Загибая пальцы, чтоб не сбиться, Жиото досчитал. Плащ к тому времени стал мутно-прозрачным, как лесное стекло, но если то обычно имело зеленоватый оттенок, то он – серебристый. Дук вновь сунул в таз конец доски и на этот раз не услышал плеска, даже тихого: субстанция впиталась в плотную шерстяную материю.

Он деревяшкой подцепил плащ, отнес к окну, повесил, не расправляя, так, чтобы ткань до половины свешивалась наружу. Бросил палку и выглянул. Пустошь, развалины монастыря, лес. Далеко-далеко, едва видимая на таком расстоянии, высилась Шамба.

Жиото собрал все, что было разложено на полу, обратно в котомку, таз ногой подпихнул к стене, сверху бросил гнездо. Ждать предстояло еще дольше, чем в первый раз. «Травяная кровь» пока не рассосалась в теле, смешавшись с кровью Жиото, бурлила в венах, принуждая что-то делать, двигаться.

На противоположной стороне башни имелось еще одно оконце. Дук прошел по бревну и выглянул. Во дворе никого не видно, хотя донесся голос монаха – он громко спрашивал, не возвращаются ли господа. Со стены ответил дозорный, и все стихло. Дук присел на бревне, держась за оконницу и глядя наружу. Тихо и холодно, все серое – и крыши, и земля, и господский дом, и склон над ним. Только высоко на уступе зеленеет пихта. Он привстал, вглядываясь – там кто-то был, неподвижно висел на ветвях. Жиото высунулся в окно. Существо, размером с человека, застыло, расставив руки и ноги, вцепившись в мохнатые ветки… Ноги и руки? Или это лапы? Отсюда трудно было разглядеть подробности, но Дуку показалось, что там находится именно человек, полуголый, с очень худыми и длинными конечностями. Он висел головой вниз, разглядывая замковый двор. Волосы шевелились на ветру.

Существо перевернулось и проворно поползло вверх. От замка до того места, где росла пихта, склон был вертикальным и ровным, но выше начинались каменные выступы, трещины и впадины. Странное создание перепрыгнуло с ветвей на склон и очень быстро вскарабкалось к вершине, напоминая при этом огромного паука о четырех ногах. Дук поднимал голову, провожая его взглядом, пока оно не добралось до кустарника. Оттуда вдруг появилось еще одно существо, куда здоровее первого, мохнатое. Оно стояло на задних лапах, пригнувшись. Несколько мгновений две фигуры маячили далеко вверху, затем нырнули в кусты.

Он прошел по бревну обратно. Плащ стал почти совсем невидимым, камни стены явственно проступали сквозь ткань. Дук сел и достал свой посох. Бутылек с выцарапанной надписью «паутинка-невидимка» нашелся среди прочего в мастерской Песко Цветника, и Жиото еще на пути к замку обмазал оружие его содержимым. Больше ни на что вещества не хватило, но, по крайней мере, Дук убедился в том, что оно действует – посох уже давно был невидимым.

Через некоторое время материя исчезла полностью. Следуя указаниям из книги, Дук ждал еще долго. Наконец, нащупав на окне плащ, поднял его за капюшон. Сжимая в вытянутой руке, завел за него ладонь – она была хорошо видна, как и стена башни. Сунул запястье в складки – часть руки исчезла. Вот так-то. В своей книге Песко писал о преломлении лучей, но Дук не знал, что такое эти лучи и как они преломляются, – он лишь помнил, что сквозь сундук в доме Цветника были видны стена и пол, а вот находящееся внутри сундука, между покрытых веществом стенок и крышкой, исчезло.

Он надел плащ, стянул все завязки и шнурки, завязал веревочку, что удерживала маску на лице. Чихнул. Маска накрыла лицо, но Дук видел окружающее четко и ясно. Поднес руку к глазам – не разглядеть руки. Одернул длинный широкий рукав, распрямил пальцы… кончики их с грязными обкусанными ногтями возникли в воздухе.

Внизу раздался шум, он подошел к окну. Двое дозорных слезли со стены и открывали ворота. Дук скинул плащ, сунул в котомку кувшинчик с «травяной кровью» и пустые бутылочки, затянул горловину, повесил котомку на плечо, вновь надел плащ, тщательно завязал все тесемки.

Теперь и котомка стала невидимой для окружающих. Он прошел по бревну и, путаясь в полах плаща, стал слезать по клиньям. Замок был в его распоряжении.

Глава 8

Карета, на задке которой пристроился Вач, остановилась возле господского дома, дверца раскрылась. Спрыгнувший с коня Шарпа подставил плечо, помогая спуститься сначала Ивару, затем Мелону, а после госпожам. Мелон и Силия сразу пошли к паласу, Арда с Иваром, отойдя в сторону, тихо заговорили. Вач слез и шагнул к дверце. Он и Шарпа посмотрели друг на друга – во взгляде пожилого монаха были настороженность и неприязнь, а глаза толстяка, как обычно, ничего не выражали.

Он сунулся между каретой и Шарпой, отпихнув того плечом, протянул обе руки и помог спуститься Ларе.

Лицо внучки покойного аркмастера цеха оружейников было бледным, веки покраснели. Ивар скользнул по ней тусклым взглядом рыбьих глаз и вновь повернулся к Арде. Старшая дочь покойного оперлась на руку зятя, они пошли к паласу. Лара направилась следом, ссутулившись и опустив голову. Вач потопал за ней.

Дук Жиото видел все это очень хорошо, потому что стоял в нескольких шагах от кареты. Ему даже пришлось сделать шаг в сторону – Ивар и Арда пошли прямо на него, еще немного, и они бы столкнулись. Но Жиото не видели, не видели! Наслаждаясь своим положением, он подошел к карете вплотную и заглянул, разглядывая внутреннее убранство. Вдруг Шарпа, занятый разговором с кучером, дернулся, схватившись за рукоять меча. Дук замер. Монах повернулся влево, вправо, настороженно водя клинком перед собой. Взгляд прошел сквозь Дука. Через ткань рука бывшего тюремщика сжала посох: на мгновение Жиото показалось, что монах видит его. К вони мешковины, которую Хлоя умудрилась приспособить для маски, он уже привык, но сейчас мучительно захотелось чихнуть. Шарпа что-то тихо пробормотал, продолжая крутить головой. В ноздрях защекотало сильнее, лицо Дука под маской перекосилось. Он поднял руку, стараясь, чтобы рукав не соскользнул с запястья, через ткань потер переносицу. Взгляд монаха метнулся обратно и остановился на нем. Дук замер, затаил дыхание.

– Ты чего? – спросил кучер у Шарпы.

Тот качнул головой, сделал шаг к Жиото, остановился. Дук стоял, не шевелясь. Шарпа еще некоторое время глядел сквозь него, потом выругался и зашагал к паласу, где уже скрылись господа.

Кучер, пожав плечами, закрыл дверцу кареты. Дук пошел за монахом, пытаясь понять, что это все означает. Его не могут заметить, точно, ведь даже он сам не видит себя. И никто не видит. Но монах… У него ведь такие же, как и у всех остальных, глаза. Нет, он никак не мог разглядеть Жиото. Услышал? Но Дук двигался бесшумно. А может, почувствовал, ощутил присутствие кого-то незримого? Что, если тот «настоятель», о котором толковал крестьянин Горкин, обучал монахов чувствовать то, что остальные не чувствовали? Кажется, он насторожился, когда Жиото стал двигаться, а когда стоял неподвижно – Шарпа его ощутить не мог. Так или иначе, в присутствии монахов нужно будет вести себя очень осторожно.

Заднюю стену паласа и склон разделяло расстояние всего в три шага. Первый этаж занимали кухня с кладовыми, второй – просторная зала с камином, в которой Жиото впервые увидел господ, и спальни. Лару поселили на третьем, под плоской крышей, более широкой, чем все здание, окруженной навесными бойницами-машикули.

Шарпа, проводив господ и получив какой-то приказ от господина Ивара, ушел к стене, наверное, за Одликом. Дук, проскользнув в двери паласа, принялся бродить по дому, изучая помещения. Несколько раз он прошел мимо Бруны и господина управляющего, съел украденную чуть ли не из-под руки ключницы вяленую рыбешку. И подслушал пару фраз:

– Целый бочонок, ни разу такого не было, – говорил управляющий. – Расщедрились они.

– И не говорите, господин. Теперь внизу шуметь долго будут, – отвечала Бруна. – Где там девка моя, пойду, гляну.

Еще Дук увидел колонну – массивную, идущую от подвала сквозь пол первого этажа и до самой крыши. Она располагалась в центре постройки, вокруг нее тянулась широкая винтовая лестница, от которой на втором и третьем этажах отходили коридоры. Дук поднялся на третий. Проход на крышу, несколько дверей… Вач, сидящий на корточках в конце пустого коридора. Значит, Лара жила в самой дальней комнате. К толстому Жиото близко подходить не рискнул: ну его, еще почует что-то, как давеча Шарпа, и махнет по воздуху своим топориком. Через коридор к комнате Лары не подобраться. Он ведь узкий, тут невидимость не давала особых преимуществ – от взмаха топора не уклониться.

Жиото спустился на второй этаж, медленно пересек его, приглядываясь к каждой двери. Удивительное дело – на всех были замки, блестящие щеколды с рычажным механизмом гноморобской работы. Дук не привык к тому, чтобы двери внутренних помещений запирались. Недоверчивые люди живут в паласе, если озаботились привезти из самой Форы – а ближе их и не купить, – дорогостоящие изделия карл. В Остроге-На-Костях Жиото пару раз видел такие замки, а у Альфара Чермора были от них ключи – длинные полые штырьки с металлическими хвостиками, которые надо вставлять в скважину и проворачивать. Или это из-за мракобестий, что на замок иногда нападают? Может, потому господа на ночь и запираются в своих спальнях?

Снизу доносились голоса Бруны и управляющего, но в коридоре было тихо. Дук бесшумно передвигался от двери к двери, приставлял к ним ухо, слушал. Очередная дверь, когда он приник к ней, чуть приоткрылась: забыли запереть. Жиото отпрянул, услыхав тяжелое дыхание. Сквозь щель он разглядел край широкой кровати, смятые одеяла. Чуть переместился, увидел две пары голых ног. Взгляд скользнул дальше – на кровати лежали Силия и Мелон. Госпожа молча кусала губы и глядела в потолок, лишь иногда судорожно всхлипывала, а господин дергался, сопел и постанывал. Дук приник к щели, оглядывая комнату. Табуреты, кресло, сундуки под стеной… Мелон тонко, по-бабьи, вскрикнул. Госпожа поморщилась, не отрывая взгляда от потолка. Мелон замер, уткнувшись лицом ей в плечо. Силия что-то сказала, но господин не шевелился. Она повторила громче – Жиото расслышал: «Сейчас достанешь!» Мелон поднялся, накинув на плечи одеяло, встал возле кровати и тихо возразил. Силия повысила голос:

– Сейчас, я хочу получить их немедленно!

Он скинул одеяло, опустился на четвереньки и голый полез под кровать. Силия воскликнула истерично:

– Дверь! Ты что, не запер дверь?

И одновременно внизу раздались голоса.

– Ты глупый, тупой и глупый, глупый! – сказала Силия.

Дук отпрянул, прижался к стене. Раздалось шлепанье босых пяток по полу, дверь приоткрылась немного шире, наружу высунулась голова Мелона. Он быстро оглядел коридор и закрыл дверь. Щелкнул гноморобский замок, ненадолго воцарилась тишина, а потом с лестницы зазвучали шаги. Дук бочком пошел вдоль стены и уже почти достиг двери каминной залы, когда в коридоре появились монахи. Жиото вжался в стену.

– Что они хотят-то от нас? – спросил Одлик, идущий позади Шарпы. – Не спал я совсем этой ночью, только вздремнуть лег, тут ты…

– Известно, что хотят, – ответил пожилой монах, останавливаясь в двух шагах от Дука и стуча в дверь. – Щас сам поймешь…

– Войдите, – донеслось изнутри.

– Так ты знаешь? – спросил Одлик. – А чего дворовых в селении оставили, да еще и вина бочонок им выставили?

– Того и оставили, сам услышишь, – монах толкнул дверь.

Дук, если бы протянул руку, мог бы коснуться его плеча. Сам он не дышал и не шевелился. Шарпа шагнул в зал, тут с лестницы донесся голос управляющего:

– Шарпа, Одлик! Бруна спрашивает, не видали вы этого, что с госпожой Ларой пришел…

Одлик повернулся к лестнице, Шарпа вышел из залы.

– Так их трое пришло, – громко ответил он.

– Этого, не ваганта и не жирного, а третьего, как его… Дука. Бруна жалуется, он от работы бегает.

– Не видали, – откликнулся Шарпа. – Сами ищите, мы заняты.

Монахи вошли в каминную залу, где за столом сидел господин Ивар, плотно прикрыли за собой дверь и поклонились.

Ивар показал им на лавку с другой стороны стола. Дук Жиото был уже внутри, присел возле камина, привалившись к стене, и приготовился слушать.

– …ночью сделаете. Дворовые почти все внизу, никто ничего не услышит. Надо полагать, драгоценности в шкатулках. Или в сундучках каких-то маленьких, ящичках… Их должно быть два или три. Может, четыре – но не больше. А еще завещание.

Рыбий взгляд переместился с одного лица на другое, затем Ивар уставился на ножик, который крутил в руках. Монахи переглянулись, и Шарпа сказал:

– Да нужно ли все это, господин? Госпожа ведь не сидит там безвылазно, выходит иногда. А Вач всегда за нею бродит. Ну, выманите их во двор, можно ж придумать что-то. Ключи от всех комнат сами знаете у кого, мы отопрем да и обыщем…

– Умные нашлись, – сказал Ивар. – Комната уже дважды обыскана. Нет там ничего.

Воцарилась тишина. Под стеной Дук Жиото осторожно вытянул затекшие ноги. Он внимательно слушал.

Одлик произнес:

– Она, что ли, их при себе носит? Как же, куда она их…

– Под подолом могла спрятать, – перебил Шарпа. – А может, и Вачу доверила таскать. Вона какое дело… Тогда понятно. Видел, на нем теперь тапперт, госпожа Лара заставила Бруну ему дать? Вот Вач под ним и… Но это, конечно, если она Вачу совсем уж доверяет. А могла и у себя оставить. Правду я говорю, господин?

Ивар не ответил, задумчиво крутя ножик в пальцах.

– А завещание это, оно-то зачем? – продолжал Одлик. – Что с него толку?

– Сжечь, – отрезал Ивар.

Шарпа покивал и пояснил Одлику:

– Ты не слыхал, потому что на стене тогда был. Госпожа Лара прочла, что там в завещании написано, при всех. Ключница, управляющий, лекарь, кузнец, дворовые, служанки. Все слышали. Когда…

– Когда в Форе успокоится и мы туда вернемся, – заговорил Ивар, и монах умолк, – Приорат подтвердит подлинность…

– Да как же он подтвердит? – не сдавался Одлик.

– По пощщерку, – сказал Шарпа.

– Подчерку, – поправил Ивар. – Старик служил в Приорате, там имеются какие-нибудь документы, написанные его рукой. Приорат подтвердит, что завещание написано им и… – Господин вонзил ножик в столешницу. – Этот Вач, как он?..

Монахи вновь переглянулись.

– Справный боец, – протянул Одлик. – В обители Вач, пожалуй что, лучшим был. Настоятель наш, я сам слыхал, говорил как-то про него: счастье, что он так же глуп и верен, как силен и ловок.

– Но вы двое с ним справитесь?

– Тяжелое дело, господин. Могем и не справиться. Что скажешь, Шарпа?

Тот кивнул.

– Вач – он такой, боевитый. Нет, вдвоем мы, пожалуй, его одолеем. Хотя опасно это, опасно. Можем не сладить.

– Так что, еще люди вам нужны?

– Троих бы в помощь, господин. А то и четверых.

Ивар задумался, щелкая пальцем по рукояти торчащего из стола ножика.

– Кузнец, конюх и его сын, – сказал он наконец. – Я их знаю, они что угодно сделают, только денег им пообещай. Ладно, поговорю с ними сейчас. Как выйдете – найдете всех, скажите, чтоб сюда шли.

– Кузнец здеся, на стене караулит, сегодня его черед. А конюх с сынишкой вроде в селении остались? – спросил Одлик у Шарпы.

Ивар сморщился.

– Так побежишь сейчас за ними! Приведешь сюда, и побыстрее, пока они там не напились.

– А потом как, господин? После всего – что ж нам, убегать да прятаться?

– Зачем же. Завтра скажете всем, что на замок налетела стая людосов, как раз когда госпожа Лара со слугой гуляли по крыше паласа. Мол, вы отговаривали, да она захотела туда подняться. Вы ее охраняли, сражались с чудищами, но… И если от Вача у вас раны останутся – совсем хорошо. Скажите: вот как нас чудища потерзали. А мы все подтвердим.

– И остальные господа подтвердят?

Ивар кивнул.

Шарпа поднялся с лавки, задумчиво поглядел на камин. Взгляд скользнул по Дуку, сидящему сбоку на полу, и монах повернулся к господину.

– Ежели еще трое, значит… – сказал Шарпа.

Одлик вскинул голову:

– А и правда! Одно дело на двоих делить, совсем другое – на пятерых…

Руки молодого монаха лежали на столе, и господин Ивар, выдернув нож, вдруг ткнул лезвием в жилистое запястье.

– Ай! – Одлик вскочил, перевернув лавку. – Вы что это!..

– Полсотни монет! – зашипел на него Ивар. – Полсотни золотом вам даю, чтоб двоих порезать, а ты, щенок, осмеливаешься больше требовать? Если вам еще люди нужны, так это ваша беда, а не моя. Ты, Одлик… глупец! Не разевай больше при мне рот, понял? Чтоб ни слова больше от тебя! – пока он говорил, монах медленно отходил от стола, потирая запястье. Шарпа молча наблюдал за происходящим.

– Слушайте оба, – сказал Ивар, успокаиваясь. – Вас будет пятеро, так? Кто сказал, что все живы останутся? Если этот Вач так силен, как вы говорите, так он запросто троих сможет порубить. Троих, ясно? А двое лучших бойцов выживут. Поняли? Все поняли, спрашиваю?

– Как не понять, ваша милость, – откликнулся Шарпа. – Троих Вач зарубит, а не зарубит, так мы… – он умолк и поглядел на Одлика.

– То-то. Теперь ты, Шарпа, веди ко мне кузнеца. Если замок на полночи без дозорного останется – ничего, переживем. А ты, Одлик, беги в селение, разыщи конюха с сыном и тащи сюда. Да быстро, темнеть скоро будет! Если они пьяные, водой их из реки облей. Этой ночью вы все должны сделать, ясно?

* * *

Очень хотелось хлебнуть «травяной крови»: у Дука пересохло горло, а кожу на лице стянуло к носу и губам так, что того и гляди пойдет трещинами. И еще было ощущение, будто язык распух и не помещается во рту.

Сглатывая, он выскочил из паласа. Он-то думал сделать все следующей ночью, подготовиться как следует, а тут такое…

Жиото пробежал через пустой двор, сунулся в конюшню – там Барда Бреси не было, – заглянул в дом с кухней… и здесь нет ваганта! Из раскрытого люка подпола донеслось звяканье. Встав на колени, он заглянул туда. Ключница Бруна что-то переставляла на полках вдоль стены, осторожно пробираясь между стоящими на земляном полу жбанами и кувшинами. Дук спрыгнул и выпрямился. Бруна оглянулась, подозрительно вытаращилась на пустое место, от которого только что донесся приглушенный шум. На ключнице было драповое платье и теплый шерстяной платок, перематывающий крест-накрест грудь и плечи, завязанный узлом на спине. На левом боку из-под платка свисало железное кольцо с ключами.

Она что-то пробормотала и повернулась к Жиото спиной. Дук шагнул к ней, когда ключница потянулась к верхней полке, осторожно взялся за кольцо.

И тут же получил локтем по уху – Бруна развернулась, пихнула его, визгливо выкрикнув:

– Я тебя слышала, ты где прячишьси… – и замолчала, прижимая связку к боку, растерянно крутя головой.

Дук особо и не надеялся стянуть ключи вот так легко. Перед тем как взяться за кольцо, он высвободил посох из петель на поясе. Убивать тетку надобности не было, и Жиото с размаху стукнул ее тупым концом по лбу.

И смекнул, что упустил кое-что важное: в драке широкие рукава задираются, обнажая руки. Вряд ли Бруна поняла, что это мелькнуло в воздухе перед ней, но движение увидала и, заорав дурным голосом, отпрянула, так что посох лишь скользнул по лицу. Она всем телом ударилась о стеллаж, содержимое полок посыпалось сверху. Не дожидаясь, пока глупая баба подымет шум на весь замок, Дук сорвал деревянную трубку, крутанул посох, вонзил клинок в грудь Бруны, навалился всем телом, всаживая поглубже, и отпрянул.

Стоя спиной к стеллажу и держась за полки широко расставленными руками, ключница запрокинула голову, сипя, стала заваливаться вперед, увлекая полки за собой. Дук, бросив посох, уперся в стеллаж. Пальцы Бруны соскользнули, она упала лицом вперед, разбила большой жбан и осталась лежать среди черепков и лужи густой сметаны, которая, как оказалось, была в посудине.

Дук, удостоверившись, что больше ничего не падает, взбежал по короткой лесенке, выставил голову из люка, огляделся – на кухне никого. Входя сюда, он прикрыл дверь, может, снаружи никто не услышал визга старухи и звона?

Он вернулся, стараясь не выпачкать плащ в сметане, перевернул Бруну на живот, сорвал ключи. Прошелся по подполу, нашел висящий на гвозде моток длинной веревки, выбрался, закрыл люк и задвинул засов. Плюнул, вернулся вниз и некоторое время ползал на четвереньках, выискивая невидимый посох. Нашел, отер от сметаны, повесил на пояс, вновь вылез из подпола. Повесив веревку на плечо под плащом, вышел наружу, прикрыл дверь и огляделся.

Никого. Он быстро пошел к паласу, соображая, сколько человек находится в замке и где именно они могут сейчас быть. Четверо господ, еще Лара, Вач, управляющий, кузнец и Шарпа… наверное, кузнеца монах уже привел к господину Ивару. Еще Хлоя где-то вертится, и Бард Бреси… Куда подевался вагант? Сейчас как раз время вернуть себе кошель с драгоценностями!

Перед дверью паласа Дук встал столбом. Хлоя и Бард… Почему он не заглянул на конюшню? Ну конечно! Веселая дочь ключницы затащила туда юнца, воспользовавшись отсутствием конюха. Можно было бы их обоих там на месте и…

Жиото развернулся, собираясь идти к конюшне. У ворот раздались голоса. Скрипнула дверь, и показались три фигуры. Одлик вел конюха с сыном.

Дук скользнул в дверь паласа, стараясь двигаться бесшумно, заспешил по лестнице вверх.

Сейчас монах приведет дворовых к господину. Шарпа и кузнец уже, наверное, в каминной зале. Они быстро обо всем договорятся, а дальше им тянуть нечего, сразу и начнут…

Взбежав на третий этаж, он глянул вдоль коридора: дверь Лариной комнаты была приоткрыта, Вач стоял, слушая госпожу. Дук на цыпочках пошел в другой конец коридора. Позади донесся еще один голос, совсем тихий и вроде бы знакомый, но Жиото было не до того. Он поднялся по короткой лестнице, стараясь не звенеть, достал кольцо с ключами. Узенькая дверца на чердак была заперта таким же замком гноморобской работы, как и все остальные в доме. Дук склонился над ней, перебирая ключи… И выпрямился, проклиная себя. В связке Бруны не было ни одного ключа, изготовленного карлами, сплошь грубые железные бруски с рядами пропиленных бороздок – ключница не имела доступа в комнаты паласа.

Жиото заспешил вниз, даже не кинув взгляда на дверь комнаты Лары. Раздались голоса, кто-то поднимался навстречу. Понимая, что все срывается, что с пятерыми, двое из которых – монахи, не поможет совладать и чудо-плащ, Дук достиг второго этажа, отпрянул, пропуская мимо себя Одлика и конюха с его здоровяком-сыном, дождался, когда те войдут в каминную залу, и поспешил дальше. Он вылетел во двор и увидел, что пошел снег. Только этого не хватало! Редкие мокрые хлопья падали на плащ. Вдруг теперь его можно заметить? Дук сделал два шага от дверей, сжимая посох обеими руками, крутя головой и соображая, где сейчас может находиться тот, кто нужен ему. А что, если он наверху, с Иваром? Нет, не может быть, господин не станет вести такие разговоры при…

Сбоку донесся возглас. Дук сорвался с места, обежал палас, увидел распахнутую дверь пристройки лекаря и выходящего наружу управляющего – рот его был приоткрыт, глаза выпучены. Значит, нашел тело Хашика. Жиото не медлил – выставив посох острием вперед, побежал. Господин Вару услыхал топот ног по подмерзшей земле, увидел перед собой две бледные полосы – руки под задравшимися рукавами. Дук, всадив клинок в толстое брюхо, вместе с Вару ввалился обратно в пристройку. Управляющий упал на спину, раздалось металлическое звяканье. Жиото свалился на него, своим весом вгоняя клинок глубже. Тот пробил тело насквозь, кончик вонзился в пол. Жиото встал на колени, поднатужился, выдернул посох. Вару лежал, неподвижно глядя в потолок. Дук рванул шерстяной жилет, нашел под ним связку ключей, висящих на железной цепочке, сорвал и вывалился наружу. Ноги Вару торчали из пристройки, пришлось согнуть их, чтобы закрыть дверь.