Текст книги "Бестелесный (СИ)"

Автор книги: Ilya / Илья Orlov / Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Сарита увидела, как рука его потянулась за топором. Паника вновь охватила ее, когда она услышал, что звуки скрипки стали напряженнее. Она рванулась в другую сторону и побежала в лес. Одновременно услышала, как два женских голоса и один детский слились во фразе: «Поймай его!»

Мэйсон гнался за ней с топором. Музыка стала страшной...

Сарита закричала от ужаса, и споткнулась о камень. Встав, она побежала дальше, но быстро сообразила, что дорога привела ее в тупик. Развернувшись, она увидела кровожадную улыбку маньяка.

– Ну что, попался? – проскрежетал Мэйсон.

Топор занесся вверх, а потом резко опустился на ее шею.

В последний миг своей жизни Сарита увидела, что находится она в гостиной, а вокруг нее стоят Фрэнк, Марк и Джулия...

====== Глава 8 “Седьмая ночь” ======

Глава 8 «Седьмая ночь»

В гостиной лежало обезглавленное тело Сариты. Вокруг него стояли остальные и не говорили ничего. Подобные сцены за последнюю неделю повторялись слишком уж часто, и они уже разучились правильно на них реагировать.

Ну, что это значит – правильно реагировать на убийство? Забудь.

Фрэнк лишь пожал плечами. Он развернулся и ушел, пытаясь имитировать спокойствие. Имитация спокойствия. Но он не пытался скрыть страх или вроде того. Он пытался скрыть только торжество. Торжество от того, что все начинало работать.

План. План работал.

Джулия и Марк тоже ушли.

Джулия подумала в этот момент, что она никогда больше не сможет плакать.

«Если я выберусь отсюда, то никогда больше не буду плакать. Потому, что все, что может происходить с нами в жизни – все это просто счастье. Счастье, когда тебя бьют. Счастье – когда унижают. Счастье – когда на тебя выливают грязь. Пусть лучше меня унижают всю жизнь, чем я сдохну здесь, с Бестелесным».

Их слезы сгорели. Ресурс был исчерпан.

В библиотеке их поджидал Фрэнк. Он смотрел на них горящими глазами, но они не замечали этого. Джулия и Марк были так спокойны... Это начинало его даже бесить. Они словно смирились со своей участью. Ему совсем не нравилось это. Он очень хотел, чтобы они страдали. Ну, или ему внушили, что он этого хочет. Возможно было и то, и другое.

Но он смотрел теперь только на Марка. Он решил внутренне, что убьет его первым. Он решил это уже давно, а сейчас он вдруг стал вспоминать, из-за чего сюда попал он. Из-за чего он попал в особняк Мэйсона.

«Дом был красивым. От него словно исходило свечение. Фрэнку никогда было несвойственно завидовать чужому жилью, даже если оно было настолько величественным. Это действительно напоминало особняк в стиле модерн. Белые стены визуально делали его еще больше. Балконы, сделанные из очень дорогого и красивого мрамора, переливались на солнце. Окна словно шептали: «Это лучший дом на земле».

Прилагался, конечно, и двор. Двор был огромен, в нем было много растений, бассейн, фонтан, печь, и пристройка, в которой хранился садовый инвентарь. Вокруг бассейна были расставлены высокие, белые гипсовые колонны, соединявшиеся между собой тонкими деревянными балками, по которым вились цветущие виноградные ветви.

Солнечные часы, стоявшие неподалеку, словно были привезены из далекого прошлого, а высокие сосны, украшавшие двор, создавали тень, под которой всегда было хорошо – легко и отрадно. Все это великолепие было огорожено огромным бело-красным забором, по которому струился широко разросшийся плющ.

– Значит, ты теперь хозяин? – подмигнул Фрэнк своему другу.

Найджел усмехнулся, поправил свои очки и ответил:

– Ага. Работали с женой много лет, но теперь... Я всегда об этом мечтал.

Найджел был другом Фрэнка. Возможно, самым лучшим его другом. Они были совершенно противоположными людьми по характерам, увлечениям и образу жизни, но их тянуло друг к другу еще с малых лет.

Найджелу шел тридцать первый год. Он был программистом. Но выглядел всегда неважно. Фрэнк всегда отмечал, что Найджел практически всегда выглядел так, словно его только что хорошенько избили. Возможно, все программисты такие странные. Он знал не очень много программистов, а потому имел полное право так думать.

– Я для чего тебя сюда позвал... – как-то неуверенно начал Найджел. – Пойдем со мной внутрь, я хотел отметить с тобой это, но и еще, поблагодарить. – Поблагодарить? – Да, конечно. Ты ведь много для нас сделал. Иногда выручал в трудные минуты.

Эти слова немало удивили Фрэнка, поскольку он искренне не помнил, когда он помогал Найджелу в постройке этого дома:

– Но я же ничего не сделал! Я сделал бы, если бы у меня были деньги, но ты знаешь, как я беден, да и потом... – Я говорю не об этом, – перебил его другой мужчина, – я говорю о том, как много ты нас поддерживал. Признаться... Ох...

Найджел запнулся, но потом продолжил:

– Не знаю, как у Марии, а у меня таких друзей, как ты, еще никогда не было. Всегда ты был рядом. Помнишь, как я сломал руку в той страшной аварии? Помнишь? Только ты ко мне пришел в палату – Марии еще я не знал. Я все помню.

Найджел смотрел на своего друга такими ясными и преданными глазами, что Фрэнк как-то очень смутился, но ему было приятно, что Найджел, несмотря на все свои деньги, не забыл про него, и зовет его внутрь. Они вошли. Внутри дома было еще более красиво. Отделка поражала своей яркостью, но в ней не было ни капли пошлости. Не было всех этих странных отделочных элементов, которые можно легко вынести за скобки. Было хорошо.

Найджел усадил в кресло своего друга, а затем отошел за бутылкой прекрасного вина. Фрэнк думал только о том, что вот ради таких светлых моментов и стоит жить.

Найджел принес бутылку и через минуту уже отдавал другу доверху наполненный кроваво-красной жидкостью бокал. Тот взял его, и отпил немного. Затем – еще немного. Они видел, что новый хозяин этого потрясающего особняка такой счастливый, такой... такой неестественно счастливый. Фрэнк сделал еще один глоток.

...

...

...

А что случилось потом? Потом был только провал.

И Фрэнк помнит, как стоит уже у тела Найджела, дрожа, сжимая нож в левой руке и думая о том, насколько глубока рана в его груди. Как много вокруг разлито крови, смешанной с красным вином.

...

Но почему? Почему он убил его? Зачем? За что... Фрэнк не знал этого. Поддался искушению. Случайному безумному желанию схватить нож, и просто...

«Я сумасшедший ублюдок!» – забилась в его сознании мысль.

Бежать! Бежать от людей, чтобы не причинять им страданий своим больным разумом! Бежать далеко, найти заброшенный дом, и умереть от одиночества!

Беги, Фрэнк, беги!

Беги...»

Джулия стояла в комнате отдыха. Сзади был Фрэнк. Марк стоял у угла. Девушке ужасно хотелось заснуть, но мысль о том, что в особняке Мэйсона можно заснуть, пугала ее больше всех.

В ее голову пришла мысль. Но она не спела ее обдумать. Удар палки ее оглушил, и Джулия свалилась без чувств...

Боль.

Страх.

Боль...

Джулия с трудом открыла глаза, чувствуя, что голова ее болит ужасно. Сначала она ничего не могла разглядеть, а звуки, которые до нее доносились, имели смешанный характер: девушка уже не понимала, что именно они означают – страх, или радость. Она все время проваливалась в сон и пробуждалась опять, но словно ослепла – вокруг ничего не было. Смутно она ощутила, что ее руки и ноги связаны крепкой веревкой, но у нее не было сил, чтобы пошевелиться, или хотя бы застонать, подавая Марку либо Фрэнку какой-нибудь знак. Да и хотела ли?

Ею словно завладела бесконечная дрема. Она уже не хотела ничего, кроме того, чтобы заснуть и больше никогда не просыпаться. Самой же ей казалось, что ее победили и сломали. И она уже была почти готова признать это и принять свое поражение. Она была почти готова, остался только самый последний толчок.

И тут тьма отступила. Путы, связавшие ее разум, отпустили ее сами собой, словно их никогда не было. Однако путы на ее теле все еще были.

Джулия открыла глаза, и, наконец, увидела все.

Была ночь. Она лежала связанная в комнате отдыха. В другом конце комнаты, спиной к ней, стоял Фрэнк. С крюка на потолке свисала веревка, затянутая в тугую петлю. В петле раскачивался Марк, чье бледно-синее лицо свидетельствовало о том, что он мертв уже не один час.

Джулия зажмурилась от боли, но потом нашла в себе силы снова открыть глаза. И она поняла, что Фрэнк жив. Джулия ощутила радость. Но почти сразу ею овладело и беспокойство. Она вспомнила, каким стал Фрэнк. И очень надеялась, что...

Девушка невольно издала стон – настолько неудобно ей было лежать на полу.

Фрэнк резко развернулся, и она поняла, что его лицо горело ненавистью. Какой-то... торжественной ненавистью. Словно он наконец совершил то страшное дело, к которому продвигался всю жизнь. И... И Джулия все поняла. Ей стало очень страшно.

Девушка дернулась в попытке отползти подальше, но Фрэнк связал ее так крепко, что у нее почти ничего не получилось. Фрэнк сделал медленный шаг в ее сторону, а затем ускорился, и оказался совсем рядом. Он ухватил ее за руку и резко дернул ее к себе, причинив боль. Фрэнк ударил ее по лицу ладонью, после чего из глаз Джулии полились слезы.

– Подонок... Ты убил его. Ты всех нас убил! – прошептала она.

Фрэнк злорадно зарычал, а потом ответил:

– Неужели, дорогая? Я убил только его. Все остальные... заслуживали того же, это точно. И ты тоже умрешь здесь. – Жалкий, жалкий ублюдок, я ненавижу тебя, ненавижу!!! – Закричала Джулия негодяю в лицо.

Фрэнк ударил ее еще раз, теперь – в живот, заставив девушку согнуться от боли и выдохнуть весь воздух. Потом безумец ответил ей так же громко:

– Он обещал мне! Он сделает меня лучше! Вы все недостойны, а я – достоин! Он выбрал меня, меня, а не вас! И это очень правильно. – ...правильно будет, – еле дыша, начала Джулия, – если он будет убивать тебя так жестоко, что ты будешь молить его закончить быстрей.

Рука Фрэнка занеслась для новой пощечины, и тут оба они ощутили сильный толчок. Настолько сильный, что их переместило в другой конец комнаты. Первая мысль, которая одновременно пришла обоим им в головы: «Землетрясение!», но это почему-то казалось абсурдным.

Комната тряслась, как на раскаленной сковородке.

Комната тряслась.

Тут в две закрытые двери начали словно ломиться. Фрэнк с Джулией замерли от ужаса, когда увидели, что в двери пролезают чьи-то руки, если их можно было так назвать. Эти конечности были темно-серого цвета, и с такими длинными и острыми пальцами, что на них вовсе не хотелось смотреть, но они смотрели. В каждую из дверей пытались проникнуть по меньшей мере с десяток таких ладоней.

И тут неожиданно все стихло. Комнату перестало трясти, руки исчезли, и двери словно закрылись плотно.

– Это знак... – как фанатик прошептал Фрэнк.

Без предупреждения схватив Джулию за ногу, он вытащил ее из комнаты отдыха. Как она ни сопротивлялась, он все равно упорно тащил ее куда-то. Наконец он приволок ее к одну из выходов – к тому самому, через который неделю назад проник сюда сам. Он бросил ее, а потом достал из-за пазухи ее же пистолет, который украл у нее пару дней назад, погрозил им владелице, а затем выпрямился, отдышался, и сказал:

– Теперь я иду наверх, к своему господину. А ты останешься здесь.

Он ушел. Джулия тряслась от страха и отчаяния. А потом она заметила нож. Точно такой же нож, каким убили Кристен и Хелен. Старинный, красивый, и очень острый. Он лежал рядом с ней. Не задумываясь о том, как и зачем он здесь появился, девушка легла на спину, нащупала его свободными пальцами, взяла покрепче, и начала пилить веревку, что так сильно мешала ей двигаться...

Примерно через час Джулии удалось окончательно избавиться от тугих пут. И тогда она услышала странные звуки. Сначала она слышала что-то, похожее на шепот. Шепот доносился с верхних этажей. Потом она услышала крики. Кричал, несомненно, Фрэнк. Потом сверху донесся выстрел... и все затихло.

«Он мертв» – поняла девушка, и задрожала. Конечно, он был редким мерзавцем и психопатом, но теперь она осталась одна. Она была совершенно одинока этой ночью, в этом доме. Если считать людей. А так, это было прекрасное выступление. Она и Бестелесный.

Просто шикарно.

Краем глаза Джулия заметила в стене трещину, которой точно не было, когда она зашла в этот дом. А поскольку стена была деревянной, она поддалась искушению. Девушка встала, сжимая клинок в руках, и приготовилась бить по стене.

В этот момент справа от нее послышался страшный грохот. Двери, которые находились на другом конце длинного коридора, полностью распахнулись, и девушка увидела, что за ними стоит маленький мальчик. Мальчик, которого она уже видела на рисунках погибшей девушки Дженнифер. Питера.

Питер ухмылялся. Питер сделал шаг. Неестественно большой шаг для такого ребенка.

Животный страз бросил Джулию в дрожь, и она стала колотить клинком по старому дереву, стараясь не думать о том, что хочет сделать с ней это чудовище, а оно, между тем, приближалось.

Дерево разлетелось на части, и Джулия увидела, что под ним скрывалась очень острая лопата. Совсем рядом с дверью пол и фундамент прогнили настолько, что это было именно то, чего ей так не хватало.

Питер приближался. Неожиданно он издал смех. Нечеловеческий смех. Смех какого-то демона, и, услышав его, девушка схватила лопату, и принялась бить ее острым концом по разлетавшимся половицам, а затем копать тонкий и влажный слой земли, отделявший ее от свободы.

Ребенок сделал еще шаг. Джулии не требовалось оборачиваться, чтобы понять, что расстояние между ними стремительно сокращается, и достигло максимум двух с половиной метров.

Дом, очевидно, был спроектирован незадачливым архитектором, потому что сделать это было очень просто. Девушка увидела перед собой дыру, достаточно широкую для того, чтобы она могла туда пролезть ,отбросила лопату назад, очень надеясь, что попала в ребенка, упала на пол, и начала ползти, работая, как ей казалось, всеми своими мышцами. Она тяжело дышала. Каждое движение отдавалось болью, а от запаха тошнило, но она выбиралась из особняка Мэйсона.

Еще немного! Еще совсем немного!

Есть!!!

Волна облегчения прокатилась по телу Джулии, когда она выползла из дома, не умаляя, впрочем, ее ужаса. Она попыталась встать, как вдруг кто-то очень сильный схватил ее за ногу. Обернувшись, она увидела, что из дыры, которую она собственноручно проделала, выползает чей-то скелет, и тянет ее назад.

Джулия закричал, и ударила свободной ногой по черепу. Еще раз. Еще. И, наконец, он ее отпустил. Девушка встала, и побежала вперед, к открытым Биллом и Фрэнком воротам, в ночную тьму. Она решила сразу направиться к своей машине, но на бегу сообразила, что ключи остались внутри дома. Поэтому Джулия стала бежать по дороге. Проезжая часть был бесконечна и безлюдна. Освещения тоже не было.

Джулия бежала, бежала, и бежала.

Она бежала, пока у нее не осталось сил. Никогда в жизни ей не приходилось еще так бегать.

Она согнулась пополам, пытаясь восстановить дыхание. Особняк скрылся позади, но ее не покидало гнетущее чувство опасности. Но она уже не могла дышать. И бежать она уже тоже не могла.

Чья-то рука легла ей на плечо...

Ее ноги сделались ватными, а сердце заколотилось с бешеной скоростью...

Джулия развернулась, и увидела черное лицо без носа и глаз...

Запись из дневника Джорджа Мэйсона от 2-го июля 1902-го года:

Меня зовут Джордж Саймон Мэйсон, и это моя исповедь.

Я нахожу запись ее в дневнике единственной гарантией того, что рано или поздно кто-то ее найдет, и, если пройдет достаточно много времени, а читатель будет безумцем, то он поверит. Но я сомневаюсь. Однако же, я не могу особенно медлить, ведь время мое на исходе. Моя исповедь будет связана с тем, что так привлекло внимание прессы к моей сомнительной персоне, а именно – к гибели моей семьи.

Я клянусь говорить только то, что на деле соответствовало действительности. Но если я это сказал, то можно ли мне поверить? Интересно, что я имел в виду? О, ладно, я себя дискредитирую. Начну.

Как тебе уже, должно быть, известно, мой дорогой читатель, у меня была жена Тина, дочь Дженнифер, а так же маленький сын (звали его Питер). Когда Питер только появился на свет, он был очень-очень болезненным мальчиком, доктор регулярно повторял мне и Тине, что он не доживет до десяти лет. Его способность противостоять всяким болезням была слишком низкой с самого начала его жизни, и стоило появиться новости о какой-нибудь эпидемии, как Питер тут же подхватывал эту заразу. Естественно, по этой причине мы с женой, а так же его старшая сестра, очень боялись за его жизнь и всячески оберегали ото всех напастей. Но мы не могли предположить, что проблемой может стать сам Питер.

Несмотря на слабое здоровье, мой сын очень рано пошел, крайне рано научился говорить, и казался порой просто неестественно... сообразительным малым. С ним никогда не было проблем в поведении. Слишком, слишком рано я стал замечать в глазах этого «ребенка» что-то холодное, расчетливое и взрослое. Я до сих пор помню, как в возрасте четырех лет он за минуту сложил головоломку, над которой я бился второй месяц, и заявил мне: «это слишком просто для меня». Дженнифер любила своего брата, но даже она не один раз признавалась нам с Тиной, что более странного мальчика она еще никогда не встречала. Иногда Тина говорила, что Питер словно умнее нас всех вместе взятых. И это не было шуткой... Ну ладно, решил я, может у меня просто растет гений. Ха-ха.

Помимо странного, недетского ума, им двигала жестокость. На свой третий день рождения Питер попросил кошку, но получил отказ, так как у него были проблемы и с легкими, а шерсть... Когда он понял, что мы ему это не разрешаем, он почти взмолился, а когда дочка без задней мысли спросила моего сына, зачем ему кошка, тот переменился в лице. Выражение его лица говорило примерно следующее: «более тупого вопроса просто не существует».

А уста его совершенно спокойно сказали: «Я так сильно хочу свернуть шею этого зверя».

Стоит ли упоминать о том, что с того дня мы стали по-другому к нему относиться. Он никогда не называл меня папой. Отец – единственное обращение, которое я от него слышал. На мать и на Дженнифер он словно вообще не обращал почти никакого внимания.

И вот, пару недель назад случилось страшное.

Умерла Тина. Мы нашли ее во дворе с ножом в груди. Но в нашей спальне нашли еще один окровавленный нож. Уже тогда все стали подозревать меня. Но никому не был интересен тот факт, что накануне того ужасного для нас с Дженнифер дня Питер сказал мне, что он ненавидит свою мать. Повторюсь: ему всего-то было пять лет.

Через два дня он пропал. А потом я услышал крики своей дочери. Я взбежал по лестнице и понял, что она заперта в своей комнате. Судя по тому, что она кричала мне, и как она звала на помощь, я понял, что в комнате находится насильник, и стал вламываться внутрь, но безуспешно. Раз за разом слышал я эти чавкающие звуки, но ничего не мог сделать – дверь словно окаменела. А потом, через несколько часов, все утихло. И я смог открыть дверь...

Воистину, более страшного зрелища моему взору не представлялось еще никогда. Моя дочь была мертва. Она была изнасилована не один десяток раз, а затем убита. Но самое страшное – убийца находился в комнате. Стоял рядом со мной. Питер стоял рядом со мной.

Да, ему было пять лет, да, он не был способен на это, да, он был просто мальчиком, но это все ЛОЖЬ!!!

Мой сын хохотал. Хохотал неистово. А потом он исчез. Растворился в воздухе. И стал являться ко мне в ночных кошмарах. Медленно разрушать все, что я так любил. И с каждой ночью мне становилось все труднее.

Я слышу топот ног – это либо мои каратели, либо он пришел за мной.

Но я хочу вас всех предостеречь.

Он не был человеком. Я это точно знаю. Я теперь знаю: мой сын – сам Люцифер во плоти. Мой сын – Исчадие Ада, холодное и бездушное, бестелесное. Это существо жаждет только убивать, и больше ему ничего от вас не нужно.

Ему нужны только ваши крики!