Текст книги "Чёртик из коробочки"

Автор книги: Илья Игнатьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Так, Ил, если особых секретов у вас нет, ты уж, пожалуйста, с Женькой вслух говори, сам знаешь, что ему надо речь тренировать. Что, Жека?

– Д’има, рыб’алка накрылас? Не поед’ем? А та-ам ш’ука – во!

– Во?

– Н’у, во…

– А этот, как его, судак там есть? А то мне мужики на фирме предлагают, за судаком этим самым, на Верхнеуральское съездить.

– С’удак? – Прыгун глубоко задумывается, глаза у него понемногу разгораются серым пламенем, и он ушами даже шевелит от предвкушения. – С’удак! А к’огда? Ил’я, с’удак! А к’огда, Д’има?

– Ну, на эти выходные не получится, у меня такой шмурдяк на фирме… Шмурдяк. Блин, как тебе? Ил, как объяснить-то?

– «Ш-М-У-Р-Д-Я-К» – это такая лажа, которая протухла, – показываю я Прыгуну, тот в восторге…

– Тихо, тихо, Женя, не скачи. Во-от, а на следующие выходные поедем, как раз, – третье сентября будет воскресенье. Ил, не надо, не корчи мне тут рожи, чёртик из коробочки! Хватит дурака валять, и так почти год с репетиторами сидел, теперь в школе пусть с тобой чухаются…

О-хо-хо, – вздыхаю я про себя, эта мне школа… Я хочу, было, убрать со стола рюмку и бокал, но Митька хмыкает, жестом останавливает меня, и наливает нам, – нам! – ещё коньяку. Ну, что ж, школа школой, а коньяк – это ведь здесь и сейчас. Вот только лимон я больше не хочу…

…Я пил. Не часто, на то, чтобы часто, у нас на вокзале денег не было, жрать надо было, и «Момент» тюбиками улетал… Но «дыхать», – ну, клеем дышать, – дыхать я не любил. И когда бабки какие-нибудь мы отрабатывали, я того… водяру. Палёнка, ясен перец, с хаты за двацаху… И втихаря от бригады я ещё книжки покупал… Вот с книжками я и погорел, сука… Не знаю, как другие города, – не успел я в Москву свалить, как собирался, – вот, а Курган этот ебаный, где я полгода кантовался, это яма отстойная. Помойка. И человеческая, в том числе. С Магниткой даже близко и не сравнить, хоть Курган и областной город… Ну, вот, книжки. Коржень меня запалил, короче, ну и опустить толпой они там меня захотели, да не за книжки, ясен перец, это им до пизды, за бабки, что кроил. Хм, толпой хотели опустить… Знали бы эти чадосы, ЧТО со мной в детдоме делали… Ну, да ведь я уже не тот малыш был, что из детдома от всего этого сбежал! И так это всё удачно получилось, я у выхода из подвала стоял, – они ж дебилы, у них же клей вместо мозгов, – и когда они подходить стали, я горлом от флакона Корженю по ебальнику полосонул… Кровищи… Пока он волчком крутился, я Муху с Длинным отоварил, и ноги…

– Ты что, читать собрался? Нет, Илья, чего же я один делать буду? Брось, Ил…

– Вон, комп включи, в «курошлёпа» постреляй.

– Да ну… Он мне дома надоел. Поставил бы ты «контру» себе, вот бы здорово было бы!

– Женька, отвяжись от меня! С «контрой» своей… Митька не любит.

– Не ври, Илья! Диме по, это ты не любишь.

– Ну и всё, и отвяжись… У меня «Блицкриг» мой стоит, и мне хватит, с ним бы справиться… Женька, хорош дуться! Же-ня! Блин, ну иди сюда, Попрыгун ты, попрыгунский, подползай…

Женька обрадовано, что я отложил книжку, лезет ко мне на диван, под здоровую руку. Прижимается ко мне, – ласковый он, как… В шею мне любит ткнуться, и носом сопит так прикольно. И я люблю… Хм, и ведь это он первый меня… того… Через три дня, как мы познакомились, у меня и мыслей не было насчёт него, – зачем? – у меня же Митька есть, да ведь у Прыгуна-то никого не было, его же кроме мамы и не любил никто, так только, – пожалеют там мимоходом, вот он ко мне и…

– Илья, а Дима долго в ванной будет? А может?..

И Женька уже тянет с себя футболку, и целоваться лезет ко мне. Нет. Ну, целоваться-то ладно, но только целоваться, и всё. И дело не в Митьке, от всё знает про нас с Прыгуном, он меня любит и понимает Митька, что и Прыгун меня любит. Дело не в Митьке, просто башка у меня что-то…

Но как Попрыгун целуется, – это ж!.. Кажется, съесть он меня хочет. Я даже пару раз кончал от этого, просто от того, как он меня целует. И как только я не пробовал этот Женькин метод на Митьке, – ни шиша, хотя, может, он просто взрослый, поэтому и ни шиша, а так-то Митька тащится не меньше моего. Да, эт-то да-а! Но, всё-таки, завязывать надо, Митька может из ванной выйти, – знать-то он знает, но чо-то мне не охота, чтобы он нас с Прыгуном вот так вот видел, не знаю, не охота, и всё…

– Всё… Жека, хорош. Погоди, смотри на меня! Ну, погоди-и… Вот. Женька, хорош, Митька может выйти.

– Да? Ладно… Илья, а ночью? Ого! Как у тебя стоит! Как щука, – во!

– Куда ты! Ка-ак тресну щас!.. И ночью нет. Завтра, Митька на работе будет… Погоди-ка, – хм! – а у самого-то! Да, скоро у тебя больше, чем у меня будет…

– Будет. Ещё ка-ак больше будет! ВО!!!

– Ну, ты, Попрыгу-ун! Козявка… Да не надо футболку, чёрт с ней, так оставайся, в шортах…

– Да? Хорошо… А кто это козявка?! Я?! Ты?! Кто? Ну, Илья, всё…

– Прыгун гадский! Митька, на помощь! Ой! Укусил! Всё, пизда тебе, гадость кусачая, пизда полная тебе, вот так вот, я и с одной рукой, понимаешь… Ну, чо? А, чёрт, не видит же… Ща-ас… НУ, ЧО? Сдаёшься? Я те башкой помотаю, у-й! Жека! Не кусаться! Кончай, понял? Кусается…

– Мало!

Ух, ты! Митька из ванной вышел, а я и не заметил. Стоит в дверях, на нас смотрит, лыбится, любит он смотреть, когда мы с Прыгуном вот так бесимся, – да что там любит смотреть, он и сам такого жару нам задаёт, держись только…

– Митька, помогай!

– Д’има! Д’авай Ил’ю поб’ём!

– Шиш вам обоим, Женя, хорош, Илье и так досталось сегодня. А ты! Коньяка полбутылки выхлестал, и про гипс забыл, да? Симулянт. Надо бы, всё-таки, тебя выпороть…

– Да ты сам! Блин! Да надоел! Ну чо ты всё ноешь?! Будь ты мужиком, хорош ныть! Ну, выпори, да хоть и шлангом выпори! Молча токо, блин! У-у… Отстань, Женька, ты ещё тут…

– Во псих, а! Ты что, взбесился, не стыдно? Это ты мне говоришь – будь мужиком? Женя, отстань от него, ну его к чёрту, психа. Иди сюда, Жень. Илья, гад, пацана напугал!

Митька за руку забирает с дивана Прыгуна, тот испугано хлопает на меня ресницами, тянет Митьку за палец, вопросительно на него смотрит…

– Да ну его! Скотина, напугал он тебя, да, Женя? Мудак ты, Илья, иди к чёрту, в самом деле!

Митька в сердцах машет рукой, и уходит в другую комнату, в спальню. Женька сидит на кресле, на меня не смотрит, смотрит в окно, прямой сидит, будто спиннинг проглотил… Эх… Точно, мудак я! Не дурак, а именно мудак, если не хуже…

Я подхожу к Женьке, сажусь перед ним на корточки, смотрю на него снизу вверх, Женька смотрит на меня…

– Ты чего, Илья? Зачем ты так? Он же за тебя волнуется, он же нам позвонил когда, мама говорит, что он сам не свой, а ты так на него…

Я со стыда прячу лицо у Прыгуна в его исцарапанных коленках, ах, ты ж, чёрт! Точно, – мудак! Женька осторожно тянет меня за волосы.

– Иди, Илья, попроси прощения, он же добрый, он простит тебя, он же тебя любит.

– А ты? Ты меня простишь? Ты меня любишь? Женька?

– Ты дурак, Илья, но я тебя, всё равно, больше всех люблю, и маму ещё… Иди. Ну, хочешь, вместе пойдём, хочешь?

– Пойдём…

Мы заходим к Митьке, он спокойно смотрит на меня, манит к себе Женьку, усаживает его рядом с собой, снова смотрит на меня.

– Это, Митя…

– Скажи, Илья, ты что, и правда, меня мужиком не считаешь?

– Ми-ить…

– Ответь, Илья.

– Митя, не мудак я, хуже я, сука я настоящая! Прости! Нет, не мужик ты, ты у меня мужчина! Настоящий! А я сука! Я таким, как ты и не стану никогда, я… сука… я и мужиком… мужиком-то не ста-ану-у… прости-и…

Я плачу Митьке в грудь, эх, сколько сейчас с меня свалилось, с пустой моей башки! И полёт мой через «лежачего полицейского», и гипс, и страх, что Митька меня ругать будет, – ну, по-настоящему, – и школа, и Прыгун, что испугал я его, мудак… А Митька гладит меня по голове моей бестолковой, и Женька сбоку прижался… тоже, кажись, носом хлюпает, Попрыгун… Блядь, лучше бы Митька меня выпорол…

– Так, всё! А ну! Хватит, сказал, что вы вдвоём-то, в самом деле… Илья, ну всё, я же помылся только, хватит. Всё, закрыта тема. Мир?

– Мир… А коньяку нальёшь? За мир во всём мире? Женька! Ты чо, а? Эх, ты, а ещё Прыгун!

– Ил’я! Ты та-ак болш-шэ никогд’а! Та-ак нел’ся, пон’ял?

– Да понял, понял… Дим?

– Илька… Вытри морду. Слушай, спасибо…

– Вот те на! Да за что, Дим?

– За «настоящего мужчину»…

– Да ну… Это ж правда. И ты прав, закрыли тему. Жека, вали на кух-ню! Зе-фир доб-ём! Дим, можно?

– Нельзя! Он же потом обедать не будет, Илька, ты что?

– Заставим… Дим?

– ???

– Это… Если я ещё, когда раз! Так ты того, и правда, молча! Ну, выпори там меня, ну, хоть и бронепроводом там, что ли…

– Хм… Ладно… нет, но что на тебя нашло-то? Да ты плечами не пожимай, я ж понимаю, – возраст у тебя, то, сё. Илюха, но ведь и я… Думаешь, мне легко? Ладно, ладно, пошли коньяк пить! Тише ты с гипсом своим, чёртик из коробочки!..

…Чёртик из коробочки. Да, так всё и было. Так я в Митькиной жизни и появился, из коробки, – в смысле, из ящика, – от какого-то оборудования ящик был, что ли… После того, как я от бригады Корженя свалил, на вокзале мне нехуй ловить было, кроме смерти. Ну, я и кантовался там-сям, на ярмарках больше, на разных, там ведь тоже, на каждой свои все, ну а Коржень, сука недорезанная, меня искал, это я уже знал. Знать-то знал, да хули толку, из Кургана этого вшивого я свалить один хуй не мог. Ни денег, ни шиша, – а валить надо было, и я придумал там фишку одну, схемку, как Митька говорит. Пятьсот рублей я потихоньку насшибал, но пятихатки этой всё же маловато мне было, лето ведь кончалось. А на паровозе не свалишь, вокзал закрыт для меня. Я чо придумал, – я решил на выезде из города где-нибудь, Зайково там есть такое, на электричку какую-нибудь сесть, и сайонара Курган! Там уж как-нибудь до Челябинска, и вперёд, на Запад! Но сначала я решил помыться, я вообще за собой следил, ни вшей, ничего такого… Ну ладно, помыться, так помыться, а где? В Тоболе, где ж ещё. И тут-то я на Бому и налетел. Нос к носу, блядь. Раз Бома тут, так значит, и остальные где-то рядом трутся… Я его прошу: – Витёк, молчи ради бога, вот пятихатка у меня, на, возьми… Куда там! Засвистел, урод, свист там у них такой свой, особый… Ну, короче, я щемиться оттуда, по свалке какой-то, на берег выскочил, – а они за мной, чуть-чуть только я от них оторвался, – ну, на берегу, смотрю, тачка какая-то, и мужик какой-то молодой возле неё на корточках сидит, камешки в Тобол кидает. И ящик этот тут же, в сторонке чуть, – ну, и куда мне деваться, плавал я тогда как топор, – я в ящик…

– Ну и что – гипс? Мыться-то, один чёрт, надо. Ну, про ванну, понятное дело, забыть придётся, душ – так вот, как-нибудь…

– Митя, а как ты в госпитале мылся?

– Хм, сравнил. У меня же вся грудь была замотана, я ж на Минутке этой сучьей, пулю в дыхалку словил. Ну, там, протирали сначала меня, пока я сам… Сестричка там одна… – и мой Митька краснеет, надо же! – Я те поухмыляюсь! И этот туда же. Женя! Чтоб вас, обоих, навязались на мою голову…

– Ладно, Мить, я ж так просто. Ну?

– Что – ну?

– Как мылся-то?

– Да говорю же, – обтирался. Но это ладно, у нас же там, в Ростове, много пацанов лежало, особенно после Грозного, после Нового Года… кто с чем, и с руками, и с ногами, а то и без… А, чёрт! Как вспомню, хоть и почти десять лет уже прошло… В общем, пакет берёшь, на руку его, скотчем обматываешь, и в душ. Понял?

– Да я так и хотел, вообще-то, такое, что-нибудь. Класс, Дима!

– Да ты что довольный-то такой, Илья?

– Ну, как! Вот у тебя шрамы, у Аристова твоего, вообще… у Прыгуна вот даже, и то шрамы, – я глажу Женьку по бархатистому голому плечу, он довольно жмурится. – А теперь вот и у меня.

– Да, это не лечится, – раз дурак, то это навсегда.

– Д’има, эт’о Ил’я дур-рак, д’а?

– Хм, а ты что, Женя, не знал? Мы-то с тобой умные, так ведь?

– Та-ак в’ед! Ха-ха-ха!

– Ну-у, запрыгал, Попрыгун попрыгунский… – я легонько поворачиваю Женькину голову лицом к себе. – Я! С тобой! На ры-бал-ку! Не поеду!

– Илюшка, отстань ты от него…

– Не поедешь, да? Гад. Я тогда сейчас домой уйду!.. Пошутил… Ты со мной так не шути, понял, а то точно уйду, понял… А вот узнаешь! Илья, ты иногда такой гад… И что? Ты зачем так говоришь? И Диму вон сегодня как обидел… Он простил, а я не прощу… Нельзя же обижать тех, кто тебя любит, вот прощаем мы тебе с Димой всё, вот ты и… Не прощу, я не Дима!.. Пусти… Д’има! Он шип’ает! Он д’умает, што он с г’ипс’ом, та-ак его бит нел’зя!

– Ил! Чёртик из коробочки, да что с тобой сегодня?!

– Он н’е ч’орт’ик, он д’ургак!

– Р! Женька, р-р! Повтори.

– Р-р. Д’ур-рак!

– Конечно дурак! – радостно соглашаюсь я с Прыгуном. – Ещё какой, я ж вас люблю! Вот я и дурак. И вы дураки, раз меня любите… Ди-им, давай пиццу закажем…

– Да заказывай, фиг с тобой, только мне без грибов этих поганых… Вот же чёрт! Устроил всем нервотрёпку, а сам празднует! Выпорю.

– Д’авай, Д’има! Йа его д’ершат буд’у!

– Держать, Женя, ж-ж. Дер-ж-жать!

– Д’ер-рж-жат!

– Молодец, Прыгунок…

Вот Митька спрашивает, что со мной сегодня. Возраст… Хм, да при чём здесь возраст. Так, психанул, и всё. А может, и возраст. А может, я и правда, дурак. Да что значит, – «может»! – дурак и есть. Я смотрю на Прыгуна, он рассказывает Митьке, как ловить судака на «закидушки», помогаю ему иногда, перевожу его жесты, а сам думаю, – что бы со мной было, если бы не Митька? Меня бы уже не было, вот что. А я дурак… Через неделю будет ровно год, как мы с Митькой вместе, год, как он меня спас, год, как я выпрыгнул, словно чёртик из коробочки…

…Ну, вот. Ящик, значит. Сижу я в нём, трясёт меня, понимаю я, что хуёвая это защита, да что же делать? Эти сейчас набегут, – слышно их уже, – выглядываю тихонько… Вот они. Почти все. Даже Юлька-Малайка, подстилка Корженя, сука, – и та бежит, палкой машет. И к мужику, а он уже не на корточках, а стоит и в мою сторону поглядывает, видел он, как я в этот ящик нырнул, – ну, думаю, вот и всё, а под рукой вообще ничего нет, ни палки там какой-нибудь, ничего… Думаю, щас как дёрну, и в Тобол! Лучше утону, чем они меня, я ж помню, как они бомжа того, так ведь просто, с нехуй делать, даже не обдыхавшись ведь тогда они были. А Коржень Митьку, – ну да, Митька это был, кто ж ещё, – так вот, Коржень Митьку спрашивает, где, мол, этот? Какой? Ну, белобрысый тут такой, сюда бежал. А Митька: – бежал, да убежал, и вам тоже, молодые люди, я советую отсюда удалиться. Ну, Коржень с Толяном к Митьке, им же всё по хую, им по семнадцать, короли они тут, остальные пятеро не в счёт, – шестеро, то-есть, это вместе с Малайкой. Ну, Митька особо их не бил, хотя, если б он всё знал, то мог их и покалечить, но он же не знал ни шиша, он и меня не знал, не любит он просто, когда толпой за одним гоняются, да ещё с дрынами и кирпичами там, он же спецназовец, он же такой… Ну, он Корженю с ноги в пятак и дал, хм, не везёт тому с ебальником его, да как дал-то! Без криков там, как в кино, без замахов-разворотов – нет, мне даже показалось, что лениво как-то ногу поднял Митька, и Коржень от этой ноги мячиком отскочил, и уже на карачках от Митьки по берегу уползает, соплями с кровью за собой дорожку помечает. А Толяна вообще, по морде ладонью хлопнул, за загривок взял так нехотя, в Тобол кинул, и хорош с него. Побежали они. Только уже не толпой, а врассыпную, в разные стороны побежали, кто куда. Тараканы подвальные… А Митька хмыкнул, руки так брезгливо в реке сполоснул, платком вытирает, к ящику моему подходит, и говорит: – Ну, это ты, что ли, белобрысый? А по-моему, ты не белобрысый, какой же ты белобрысый, ты же пепельный. А ну, вылезай, чёртик из коробочки! Я и вылез…

– Ну, тогда он маме и говорит: – Мама, ты же обещала! Ведь я всем уже похвастал, и Илье, и Диме… Не торопись, Жека, я ж не успеваю!.. Да. Ну, он и говорит, я тогда к ним уйду совсем жить, если ты собаку обещала, а теперь говоришь, что нет… Ох, Попрыгун! Кто б тебя пустил бы сюда!.. И Дима бы не пустил… Ну, ладно, дальше-то что?.. Ого, Митя, прикинь, в это воскресенье он нас зовёт с ним на базар ехать, щенка выбирать!

– Я знаю, Ил, мне Лена уже рассказала, какой Прыгун ей концерт закатил, по заявкам. Да не смогу я в это воскресенье. Женя! Я не смогу, понял? А почему на базар, там же, наверное, одни дворняжки? Илья, объясни ему, – дворняжки.

– Да откуда же мне знать, Митя, как «дворняжка» будет? Погоди-ка… – я, как могу, изображаю дворнягу, – ну, маленькая такая, – ушки такие, – хвостик такой, колечком, – ну, что ещё? – маленькая, понял, Жека, и шерсть, – во, – в разные стороны…

Попрыгун сначала насмешливо наблюдает за моей пантомимой, потом до него постепенно доходит, он расстроено хлопает на нас с Митькой ресницами, он же хочет добермана…

– А ка-ак тогд’а? Ил’я, Д’има, йа та-акуйу не хоч’у! Не хоч’у с шэрст’ю, йа хоч’у ка-ак у Гл’юкоз’ы…

– Хм, как у Глюкозы… Так, ладно, завтра я позвоню по клубам, по собачьим, будет тебе, Женя, как у Глюкозы… Ил! Лови его, он же меня щас!.. Прыгун! Мама дорогая, вот же темперамент!

– Сидеть! Всё, всё, ус-по-кой-ся, Жека. На вот яблоко… Это, Дим, а как же? В смысле, – у Прыгуна с его мамой денег столько и не будет, породистые собаки ведь дорогие, наверное.

– Уверен, что дорогие, породистые и должны быть дорогие, так ведь и должно быть, так ответственности больше… Хм, хотя…

– Ну да. Я же ведь дворняжка, Дим, а ты же ответственно ко мне отнёсся…

– Псих ты, псих и есть.

– Ну ладно, я ж шучу! Дим, а всё-таки?

– Всё-таки… Копилку свою тряханёшь, всё-таки. Для Прыгуна ведь не жалко? Женя, Илья за щенка заплатит. Не жалко, Ил?

Попрыгун с Митьки на меня глазищами хлоп-хлоп, ну, ёлки с дымом, аж серые искры из них сыпятся!

– Да ты с ума сошёл! Нет, конечно, а хватит? Три тысячи у меня, ну, может, чуть меньше.

– Да не знаю я, завтра позвоню. Не хватит, я добавлю… Женя, я добавлю, а поводок с ошейником я тебе обещаю, сто пудов!.. Прыгун! Илька, он целуется… Всё, задушишь! Эт-того ещё не хватало, плачет, ну, ё-моё…

– Блин! Женя! А ну! Пошёл в ванную, у-мой-ся и-ди. Иди, сказал.

Прыгун останавливается в дверях, хлюпает носом, смотрит на нас с Митькой, показывает, КАК он нас любит, и упрыгивает в ванную. Я тут же выскакиваю из-за стола, – не хуже Женьки! – и к Митьке на колени, он аж охает, да и фиг с тобой, поохай, поохай, мне ж хочется!

– Прыгун дрыхнуть завалится, – трахнемся! Ди-им…

– Ну, ты и симулянт, всё-таки! Трахнемся…

И мы с Митькой целуемся… И это не так, как с Прыгуном, там страсть, а здесь любовь, и там здорово, и по-настоящему, и здесь по-настоящему, и здорово, ведь и там и здесь это навсегда… М-м-м, как здорово… М-м-м, М-митька… Навсегда, – это ведь не понять, это только почувствовать…

Уй, мобильник мой, гадский!

– Блядь, – ругается Митька.

– Будешь матюкаться, не буду целоваться, – обещаю я Митьке, и бегу в комнату.

Виталька Песцовский. Так…

– Да. Привет… А ты откуда знаешь?.. Ничего себе! Что, и все знают?.. Ничего себе… Ничего себе… – ну всё, мой полёт, это теперь главная тема во дворе. – Да… Да пошёл ты! Целый я! Тоже мне, – разбился… Ты тупой, или как? Говорю же, – живой! Так всем и скажи… Ну, так, руку сломал… Гипс… А чо, – школа? Пойду, куда ж я денусь… Ну, орёт, выпороть обещает… Думаешь?.. Да целый байк, так помял кое-что, бак там, клипон левый свернул, по ходу… Ну, руль.

В комнату заходит Митька, смотрит на меня, качает головой. Из-под его локтя высовывается Прыгун, протискивается, скачет ко мне на диван…

– Виталька, да лажа это всё, тухлая! Шмурдяк… Ко мне? – я смотрю на Митьку, тот хмыкает, пожимает плечами, идёт к моему столу, берёт старый, родной руль с моей Ямахи, похлопывает им себя по ладони… – Это, не, щас нельзя, Митька не в духе, да и Прыгун тут у меня, и вообще… На улицу? Дашка твоя? А чо она сама-то не позвонит?.. Хм… А вы где с ней, на школьном будете? Это, Виталя, я, наверно, не смогу, всё-таки. Завтра давай… Да ну её! Впрягся я тогда за неё, вот она и… Только ты ей не говори! А то я тебя… Да знаю я, что не болтун, потому и дружу с тобой… Ясен перец, что только поэтому, за что же ещё с тобой дружить ещё! Вот же! Как Попрыгун ты, как маленький!.. Ты это, ты там не забудь, предохраняйтесь там с Дашкой… Ха-ха-ха! Сам ты!.. Ладно… Ладно, завтра. Да я тебе позвоню утром, ты и зайдёшь… Ну, всё, пока.

– Илья, ты что это, – серьёзно? Чтобы они предохранялись? Бля, вам же по четырнадцать только!

– Да ты чо, Мить! Это ж прикол просто, ну, шутим мы так. Дашка вообще…Скромница, блин, они ж с Виталей целуются когда, и то, в щёчку… Вот Самойлова, – вот та, да. С третьего подъезда, – знаешь? Та, – да-а… Погоди-ка! А что, – четырнадцать? Подумаешь! Тебе же это вот не мешает, – ну, что мне четырнадцать…

Митька заливается краской, – ух ты! – класс, как помидор! – замахивается на меня рулём, – на раненого! – злится, – а мне по приколу, – злись, злись, – я же дурак, что с меня взять? Люблю я тебя, Митька…

А Прыгун упрыгивает в прихожую, припрыгивает назад, в руках швабра наперевес, и на Митьку! Кайф! Митька бросает руль, – ага, страшно! – прыгает ко мне на диван. Прыгун бросает швабру, тоже прыгает на диван, – недолго жить дивану, с прыжками такими! Эх, если бы не моя рука! И Митька тоже помнит про мою руку, он зажимает Прыгуна, грозит ему пальцем, стукает мне по гипсу пальцем, – тише, мол, Женя. Прыгунок сразу же затихает, испугано смотрит на гипс, тоже своим пальцем грозит мне, – тише, мол, Илья… Обоих люблю…

…Мы с Митькой встретились днём, а к вечеру я уже понял, что люблю этого парня так, что аж челюсти у меня сводит! Люблю… Первый раз в жизни. Вылез я тогда из этого ящика, глаза у меня… ну, вот как у Прыгуна нашего, точно говорю. Я ж такое первый раз видел, Митька ж спецназовец, он же Чечню прошёл! Ну, не до конца, в Грозном, на Минутке, пулю поймал в грудак, и отвалил довольный, – хм, это он так рассказывает, да я-то не дебил, я ж телек смотрю, все, кто не дебилы, представляют, каково это, – пулю в грудак словить… Ну, ладно. Вот, смотрю я на него, а мы уже в машине его, в кафешку потом поехали, смотрю… И рассказал ему всё. Да нет, конечно, про детдом я ему уже потом рассказал, позже, – ну, ВСЁ про детдом, – а так-то я Митьке сразу же почти что всё рассказал. И про Корженя, и про бригаду его, и какого это я у них оказался. И почему они за мной с дрынами и кирпичами бежали. А он хмыкает спокойно, не удивляется, за голову не хватается, в детскую комнату меня за шкирку не тащит… Только, когда я рассказал про то, как Корженя в подвале горлом бутылочным отоварил, Митька хмыкнул как-то так… одобрительно. И ещё шашлыка заказал. А я уж вроде, как бы и наелся, вот, и пива себе хотел взять, а Митька ничего не сказал, только бровь левую на меня поднял… ну, я тогда спрайта и взял. И сразу я понял, что спорить с Митькой я не смогу. Ну, там, по-своему я смогу чего-нибудь там сделать, а вот, чтобы спорить, – ни хуя… С таким поспоришь! А он тут про себя рассказал, – да нет, конечно, не всё, а так, – что он в Кургане по делам, филиал они тут с Аристовым, с компаньоном своим, собрались открывать, да не срослось у них чо-то ни шиша. Ну, Митька сам приехал, посмотрел, да и плюнул, не больно-то, говорит, и хотелось, у них и в Магнитке дела идут хорошо. А тут, говорит, в Кургане, и ловить нефиг, производство, говорит, скисло, от завода, что БМП выпускал, рожки да ножки остались… А я слушаю. Головой солидно так киваю, спрайт потягиваю, и не думаю ни о чём, ни что делать буду дальше, ни о том, что мне теперь как можно скорее валить с Кургана надо, ни о чём не думаю, хорошо мне и спокойно…

– Да ну! Быть не может! Лето уж кончается…

– Да ты же посмотри! Дима!

– Бля… Точно. Нет, Ил, вот как хочешь, а это показательно. Иголки от новогодней ёлки! Это ты вот так вот убираешься.

– Ох, ты ж! Оборзел, да? Да я хоть как-то убираюсь! Блин, вовремя я руку сломал, сам вот теперь, а то забыл ты, по ходу, какой тут бардак был! А иголки, – это же Попрыгун ёлку завалил тогда… Ты чего?

– Хм… Вот:

 
От ёлки иглы.
Забыт уж праздник, надо ж!
В углу лежали…
 

– Красиво… В углу лежали… Эх, мне так не научиться! Да где Попрыгун-то, утонул он там, что ли?

– Зефира объелся. Слушай, Илюшка…

– Ну? О, Жека! Ты там что, – верёвку проглотил?

– Ка-аку’ю вер’овку?! Д’ург’ак!

– А ты засранец сам, – я говорю это сквозь зубы, стараясь не двигать губами, неохота с Прыгуном связываться! – Так чего ты хотел, Дим?

– Ладно, это не важно, после поговорим.

– Ну, после, так после. Митька, да что ты руль-то всё таскаешь? Ты что, – себе на «Триумф» его присмотрел? Ой, не могу! На «Триумф»!..

– Смешно? А мне нет, особенно мне не смешно делается, когда я думаю, как ты этот руль будешь на Ямаху снова ставить, вместо нового, разрезного…

Я сразу же затухаю… Бл-лль… Да что там, – блядство, оно блядство и есть!

– Смотри, Женя, затих наш Хейден. Да ты чо нос-то повесил, чёртик из коробочки? Хм…

Митька трепет меня по голове, и уходит в спальню. Вот так вот, это он меня так пожалел, и правильно, что там Ямаха, я цел, это для Митьки главное… А руль?! Я же на него с прошлого октября копил! Уж очень я хотел настоящий разрезной спорт от Yamaha Aerox… С карбоновыми рукоятками, и балансиры тоже под карбон. Митька говорит: – нафиг он тебе, понты сплошные, вон, говорит, копи на плавающие тормозные диски, на лепестковые. А я: – руль-то какой спортовый, Дим, ты чо! Чукча я, тормоза-то, оказывается важнее…

– Женька, ну чего тебе?.. Да не знаю я, куда он пошёл, надоели мы ему, наверно… Митька! Где ты там?

– Чего орёшь, как в атаку?– Митька не заходит в комнату, только голову засунул. – Так, Женя! Илюшка, позови его… Женя, закрой Илье глаза. Ладошками, крепче, чтобы он не подглядывал…

– Да сдурел ты, что ли? Не хочу я! Во, а этот и рад…

– Закрыл? Та-ак… вот, – на колени мне ложится что-то… такое что-то… А Прыгун за спиной у меня аж дышать перестал…

– Всё! Можно.

Попрыгун убирает ладошки, что-то восторженно гукает мне в ухо, и изо всей силы лупит меня сверху по плечу. Ладно, что по здоровому, хотя, меня сейчас можно и по больному, мне сейчас можно вообще руки-ноги оторвать, я и не пикну! Мне же сразу в глаза бросилось на верхней коробке слово «NISSIN», да ещё CARBON снизу, а S такие сдвоенные, одна красная, вторая синяя, не спутать же ни в жизнь!

– Это… Митя… У-у, да не скачи ты, Женька! Митя… Как же? У-уф-ф! Ой-ёй-ёй…

– Так же. Хотел тебе их на первое сентября подарить, да теперь-то что… На будущий сезон будут.

– Я… Слушай, это же углеродные, да? Это же, как в Мото Джи-Пи, да? Ой-ёй-ёй…

– Да нет, Илька, я ж… Те по две штуки баксами за комплект идут, что ты, откуда ж я такие бабки на тормозные колодки возьму, что я, по-твоему, как ты, без башки? Да ведь к тем и диски нужны такие же, специальные. Но эти тоже из той же линейки, эти радиалки у Ниссина в стоке в самом топе идут.

– Ну, воще! Это же не хуже Брембо! Ой-ёй-ёй…

– Да хорош ойкать! Хм… Ладно, отцепись ты от них, Женьке вон дай посмотреть, он же сейчас глаза выронит. Вторую коробку глянь… Ну? Как? Тихо, тихо! Да, я знаю, я такой.

– Так вот значит, чего ты мне всё про бронепровод втирал! Ой-ёй-ёй! Ой! Не буду больше ойкать!

– Здорово, да?

Здорово? Короче, так. Вот эти армированные шланги, для тормозной магистрали, – Митька их по старинке «бронепровод» зовёт, – так вот, эти шланги, на них сток кончается, и рейсинг начинается, хотя, тут ещё башлять и башлять! Вот разъёмы тут, посередине шланга, это чтобы сюда такой гидравлический клапан ставить, – за отдельные бабки, ясен перец, – а с ним тогда воздуха в тормозах никогда не будет, даже ни пузырёчка…

– Я! Тебе! Тебя! Знаешь, да? Митька, знаешь?

– Знаю. А, может, и не знаю.

– Знаешь, ты же всё знаешь у меня, и понимаешь ты всё…

Я же тебя тоже, Митька, знаю. Ты же мне сразу открылся, ты же сразу показал, какой ты… Самый лучший…

…Да нет, поначалу Митька замолчал. Сидим мы в кафешке, съедено всё, покурили мы уже, рассказал он мне про свои дела в Кургане, и замолчал, в стол смотрит, на меня глянет коротко, и снова в стол… А на меня снова тут всё навалилось. Стараюсь на подольше спрайт растянуть, хоть там и осталось уже совсем ничего. Ещё, что ли, думаю, взять? Да чего там, перед смертью не надышишься. Ладно, говорю, спасибо тебе за всё… Дима, пойду я… Из-за стола лезу, рюкзак свой из-под стула тяну… Сядь! Чётко так, по-армейски, это «сядь» мне Митька бросил, он же не привык, чтобы ему перечили, он же такой! А я на стул обратно бухнулся, смотрю на него во все глаза, думаю: – ну, щас он меня, наверно, спрашивать там начнёт, мол, чего я делать там надумал, ну, как в таких случаях, пожалеет-повздыхает… посоветует там, может, чего… Но ведь это Митька. Ни хрена он ничего не стал меня спрашивать-сочувствовать, он, пока в стол этот грязный смотрел, да пока на меня короткие взгляды бросал, он же решил тут же всё, и про меня и про себя он всё уже решил. Он же спецназовец, только так ведь и надо, – решение, исполнение, и не отступать! Я, говорит, завтра утром уезжаю, Илья, ты поедешь со мной. Куда, – вякаю я тихонько, а у самого в груди… Сначала в Челябинск, схемку там одну решим, потом ко мне в Магнитку, будешь со мной теперь жить. Ну, я тут чуть со стула не брякнулся! Ты что, Дима?– спрашиваю, а у меня еле язык ворочается. Ка-ак? Трудно, говорит, но мы прорвёмся… Чего трудно? А Митька хмыкает, и говорит: – Всегда я, Илья, о младшем брате мечтал, вот потому-то мы с тобой в Челябинск сначала и рванём… И начал он мне свою схемку объяснять, он же за эти пять минут, что в стол этот смотрел, он всё продумал, рассчитал, прикинул, и знал он уже, что мне никуда от него не деться, а ему от меня…

– Пиццу привезли, где бумажник у меня?

– Прыгун, обедать. Да Митька же! Да в пиджаке же, наверно, твой бумажник.

Мы едим пиццу. Вообще-то, нам пора обедать по-настоящему, но мы едим пиццу. С грибочками, – ну, это мы с Прыгуном, – Митька-то грибы в рот не берёт. Вот этого я так и не выяснил, почему он грибы не ест, сколько я его ни пытал, сколько я у тёти Вари ни спрашивал, – она и сама не в понятках, – с детства, говорит…

– Хм, шампиньоны, тоже мне… Поганки, они поганки и есть!.. Да? Илья, я охотно допускаю, что грибы, – это вкусно, да что там, верю я, что они вкусные, все ж так говорят, не ты ж один… Да потому! Отвянь… Ты так считаешь? Хм, да я, если хочешь знать, даже в окопах грибы не жрал, хотя мы там такое жрали, не дай бог… Такое! Я тебе сказал, – отвяжись? Вот и отвяжись… Женя, лимон в чай хочешь?.. А ты, Илья? О-хо-хо, аудит этот у нас… Да не то, чтобы мы его боимся, так, опасаемся. При желании всегда ведь можно что-нибудь найти, мы же в России живём… Да можно отказаться, Ил, но тогда о расширении, как мы хотим, и думать нечего… Да у тебя-то какие проблемы! Хм, проблемы, Женя, у него, – руку он сломал… Школа? И что? Хотя… То! Ты себе не думай, что дурака там валять будешь. Я, Илья, учителей обязательно попрошу, чтобы они к тебе повышенные требования предъявляли… Да, только так. Это вот так же, как когда я тебя плавать учил… Так ведь не потонул же!.. Да при чём здесь «по-мужски»?! Этот метод применим ко всем людям, ну, к большинству… Илья, ты мне дурку не включай, я этого терпеть не могу, ты ж умный парень, умнее меня даже. Вот сам подумай, – сколько времени с тобой репетиторы занимались, – год почти. Да, успехи, да, способности… А то, бля! Я ж вижу, что ты зазнаваться начал!.. Нет? Хм, вот в школе и выяснится… Я тобой, Ил, и так горжусь, и где-то даже восхищаюсь, я тебе это уже говорил, но вот посмотри на нашего Прыгуна, вот уж кто достоин восхищения, так это он.