Текст книги "Не в плен, а в партизаны"

Автор книги: Илья Старинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 4
Пешие пилоты

Бунцев приземлился на окраине рабочего поселка в полутора километрах от железнодорожного узла. Оглянувшись, он с облегчением заметил Кретову. В это время самолет упал на станцию и там начался пожар.

– Куда нам парашюты спрятать так, чтобы ни одна собака не нашла, – шепнула Ольга. – Материал очень хорош, жалко в поганом месте утопить. Все равно, пока нам нечего нести, купола возьмем с собою, а постромки спрячем.

Кретова быстро ножом обрезала постромки от куполов парашюта. Постромки и лямки они запрятали в землю, вынув дерн с помощью ножа. Ориентируясь на зарево все усиливающегося пожара на железнодорожном узле, Бунцев и Кретова пошли в западном направлении.

«Это тебе не в воздухе, – подумал Бунцев, шагая в своих меховых унтах. На своих двоих скорости не разовьешь, далеко не уйдешь, а если пропитанья не найдешь, то совсем пропадешь», – рифмовал про себя капитан, тяжело шагая вслед за радисткой.

Бывалая партизанка Ольга Кретова чувствовала себя в тылу врага на территории Венгрии вполне уверенно. После соединения ее отряда с войсками Красной Армии Кретова просила направить ее для ведения партизанской борьбы за пределами советской Родины, но ее направили в регулярные войска. Теперь благодаря несчастному случаю она попала в тыл врага. Она шла, напрягая слух и всматриваясь по сторонам, чтобы не попасть на противника. И капитан и Кретов думали о Темкине и Добрякове. Где они? Что с ними? Шли молча, пока не подошли к дороге. В это время на узле начались новые сильные взрывы.

– Пойдем по дороге на север, – предложила Кретова. – Теперь им не до нас.

– Придется пройти – запутать следы, – согласился Бунцев, – пока будет действовать наш последний удар.

И они пошли на северо-восток. Прошли по дороге около полукилометра. Навстречу показались огни машины.

– Придется уступить дорогу, – сказал Бунцев.

– И замести следы, – вставила Кретова. – И они сошли с дороги, быстро удаляясь в сторону.

– Ложитесь! Ложитесь, а то увидят, – взмолилась радистка.

«Эх, это тебе не в воздухе», – вновь подумал Бунцев, растянувшись на мокрой земле.

Мимо лежавших быстро пронеслась мощная легковая машина. Бунцев и Кретова встали, как могли отряхнули грязь с одежды и вышли вновь на дорогу в юго-восточном направлении. Прошли по дороге еще метров триста и когда увидели небольшую полевую дорогу, идущую в северо-западном направлении, свернули на нее.

Начинался рассвет. И зарево пожаров на станции тускнело. В небо уходили клубы темно-желтого дыма.

– Надо скорее найти укрытие на день, – шепнула Ольга.

Местность была ровной и никаких зарослей или других укрытий поблизости не было. Впереди виднелась высокая кукуруза. Туда и направились пилоты. Початки были уже убраны, и в поле остались высокие стебли.

Кретова заметила межу и остановилась.

– Товарищ капитан! Сюда. Межа. Следы мало заметны, и их легко замаскировать.

Они начали удаляться вглубь кукурузного массива. Прошли больше 300 метров. Когда стало заметно, что кукуруза кончается и дальше скошенное поле, Кретова остановилась.

– Теперь пройдемте в сторону.

Они свернули на 20 метров влево, затем прошли обратно метров 100 к дороге, еще раз влево и вышли почти на край кукурузного поля и остановились. Им было видно, что делалось на скошенном поле, а они оставались незаметными в кукурузе, всего меньше трех километров от железнодорожного узла, по которому они нанесли сокрушительный удар, меньше одного километра от поместья.

– Ольга! Садись! Отдохнуть пора. Довольно путать следы. Это нам мало поможет, когда нас станут искать.

– Можно сесть и отдохнуть, – согласилась радистка. Теперь, если пойдут по следам, то мы их заметим раньше, чем они нас, и мы сможем выйти им в след.

Положив на землю один парашют, пилоты сели и невольно прислушивались к тому, что делалось поблизости. Они отчетливо слышали гул моторов автомашин, идущих по дороге. Временами со станции доносились гудки паровозов, вспомогательных поездов, завывание сирен пожарных машин. Поблизости никаких признаков посторонних людей.

Кретова расположилась на парашюте, сняла, почистила сапоги и поставила их сушить. Потом достала свой неприкосновенный запас и пригласила капитана к столу.

Пилоты были голодны, но пища не шла. Обнаружилось, что нет воды, да и перенесенные переживания сказывались. Их беспокоила судьба Темкина и Добрякова.

Земля была насыщена осенними дождями и радистка своей финкой вырыла ямку, в которую скоро стала набираться вода. Так была решена проблема водоснабжения.

Подкрепившись, Кретова и Бунцев опять молча сидели и слушали.

Несмотря на бессонную ночь, капитан и радистка не могли уснуть.

– Скорее бы ночь – и на сборный пункт в лес, – сказала Кретова, взглядывая на часы.

– А ты поменьше смотри на часы, да усни и ночь скорее наступит, – ласково ответил ей Бунцев.

Ему показалось, что только теперь впервые он увидел так близко своего радиста. Ее открытое усталое лицо с синевой под глазами показалось ему красивее, чем когда они были на своей земле.

Ольга, заметив долгий внимательный взгляд капитана, опустила голову, сняла пилотку и стала поправлять волосы.

Впервые капитан Бунцев познакомился с Кретовой в начале июня 1943 года, когда он остался на дневку на партизанском аэродроме в 500 км от линии фронта. Кретова вместе со своим командиром отряда прибыла на аэродром для получения боеприпасов.

Ночи были короткими, и самолеты не успевали в одну ночь доставить груз партизанам, взять раненых и возвратиться обратно.

Имея свободное время, Кретова стала помогать маскировать самолет Бунцева. Так они и познакомились.

Весной 1944 года партизанский отряд, в котором находилась Кретова, соединился с войсками Красной Армии. Все попытки Кретовой попасть опять в тыл врага в составе партизанского отряда или организаторской группы не увенчались успехом. Партизан, желающих продолжать борьбу в тылу врага, было много, а отправляли в тыл врага немногих, главным образом опытных минеров с большим личным счетом, именитых радистов, а Кретова была минером без личного счета, радисткой с небольшим стажем.

Когда началась война, Ольге было всего семнадцать. Она толков что окончила десятилетку в Барнауле и готовилась поступить в Политехнический институт. Война была и далеко, и близко. Не было светомаскировки, но поезда с мобилизованными отправляли на фронт. Кретова обращалась в военкомат, райком комсомола, но никто ее не отправлял в Красную Армию.

Из сводок Совинформбюро Оля узнавала о боевых действиях партизан в тылу врага, и ее потянуло в партизаны. Сказалось окружение. Ее отец Василий Кретов, многие друзья отца вели партизанскую борьбу в тылу белогвардейцев в 1918–1920 годах. Дочь часто слушала их рассказы. Осенью 1941 года Ольга простилась с родителями и попутными эшелонами добралась до Москвы. Добилась приема в школу. Выучилась на минера, но спрос на минеров у партизан уменьшился – много хороших подрывников было практически подготовлено и в тылу врага. Кретова стала обучаться на радистку.

Бунцев вспоминал пройденный путь, вспоминал как он доставлял грузы партизанам, вывозил в наш тыл раненых, детей, дневал на партизанских «аэродромах» в тылу врага, садился на необследованные площадки, когда одинаковые огни манили его в ловушку, вспоминал рассказы партизан, сожалея, что не обращал внимание на их тактические приемы. Он не исключал, что может быть сбит в тылу противника, но не задумывался, что тогда он будет там делать: как, куда выходить. Теперь ему казалось непростительным упущением быть у партизан, вместе с партизанами и не знать всех премудростей партизанской тактики.

Раньше боевая деятельность партизан ему казалась настолько простой, что, если понадобится, каждый военный может стать сразу хорошим партизаном, а тут оказалось, что даже его одежда, такая удобная в самолете, оказалась непригодна для действий на земле в тылу врага: унты намокли, отяжелели, а сушить негде. Набухла от мелкого осеннего дождя и меховая куртка. Хорошо, что взяли с собой купола парашютов, а то целый день мокни на промокшей земле. Но что делать, когда будут съедены остатки скромного неприкосновенного запаса, что делать, когда они не застанут на сборном пункте Добрякова и Темкина?

«Хорошо было партизанам на своей родной земле, – подумал капитан. – Там все свое: и люди и земля. А здесь совсем не то, все по-иному. Здесь не оденешься под дядьку, не спросишь дорогу, не попросишь даже пищи, чтобы не быть обнаруженным. Вот и попробуй здесь ходить, пробираться к своим».

Он вспомнил рассказы двух партизанок, которые вырвались из фашистской неволи, прошли несколько сот километров по Германии, почти тысячу километров по Польше и все же дошли к своим.

«Ну, а моя радистка – бывалый партизан, а потому нам и бог велел сквозь все преграды выйти к своим», – подумал капитан.

Кретова не спала и переживала свою беспомощность, она чувствовала себя виноватой, что не додумалась на всякий случай обзавестись портативной радиостанцией, чтобы иметь возможность связаться с земли.

«А у партизан у меня был «Северок» – вот бы пригодился, я сдала его на склад, и он, возможно, лежит там без надобности», – думала она.

День тянулся бесконечно. После полудня, когда Ольга осталась в охранении, Бунцев уснул. Во сне он видел себя на самолете, идущим на посадку на родной аэродром, но был разбужен Ольгой. Вблизи раздавались одиночные выстрелы и выкрики на чужом языке.

– Уж не нас ли это ищут? – спросил командир, и они приготовились к бою.

Выстрелы раздавались так близко, что они слышали свист пролетавших пуль. Одна из пуль пролетела над головой Кретовой, и впереди упал перебитый пулей стебель кукурузы. Пилоты напряженно вслушивались и молчали.

– Непонятно, почему они так много и бестолково стреляют по кукурузе? Уж не думают ли, что здесь целый взвод засел, – шепнула Ольга, крепче сжав автомат в руках.

Бунцев молчал. Он чувствовал себя на земле явно не по себе. Было ясно, что ни отразить вражеской атаки, ни уйти в случае обнаружения они не смогут. А стрельба то прекращалась, то вновь начиналась. Опять слышался разговор, крики. Наконец стрельба кончилась, загудел мотор машины и скоро наступила тишина и только вдали на узле были слышны гудки паровозов.

– Непонятно. Неужели поиски кончились, – шепнул Бунцев.

– Возможно. Попугали. Думали, кто выбежит или вылетит.

Пилоты не знали, что восемь вражеских офицеров одного из сгоревшего эшелона кутили по случаю избавления от гибели, ожидая восстановления движения, практиковались в стрельбе и не подозревали, что они развлекаются по соседству с теми, кто разгромил железнодорожный узел. Они приехали на автомашинах, поставили их всего в двухстах метрах от места, где укрывались Бунцев и Кретова. Солидно выпив на радости, постреляли и поехали по направлению к городу.

Угроза миновала.

– Где теперь Темкин и Добряков, – спросила Кретова.

– Может быть, ждут нас на сборном пункте, – ответил Бунцев.

Оправившись от переживаний, связанных с появлением любителей пострелять, они подкрепились из своих скудных запасов и стали обсуждать план дальнейших действий. Было принято решение: прежде чем идти в лес на сборный пункт, надо добыть продовольствие, чтобы на сборном пункте можно было ожидать, не появляясь никому на глаза. Долго обсуждали детали добычи продовольствия. Основная трудность заключалась в том, что одежда демаскировала их, и денег у них не было. Наконец Бунцев принял решение. Как только стемнело, они вышли из укрытия и направились к хутору. Шли медленно, останавливались, прислушивались и опять осторожно продвигались дальше. Хутор оказался небольшим. Через занавески в окнах пробивался слабый свет. На улице нередко были слышны шаги и непонятные голоса. Пришлось обождать, когда погасли огни во всех домах, кроме одного, самого большого. Решили в него и зайти.

Как было договорено, Бунцев снял свой головной убор и накинул плащ Кретовой. Постучали в окно, выходящее на улицу. Хозяин сразу откликнулся и что-то спросил на непонятном языке.

– Хир золдатен, – ответил капитан. – Хозяин сказал что-то еще, но дверь открывать не стал.

– Да я тебе говорил, что это тебе не ридна Украина. Не знаешь, что он говорит, не можешь ответить и, конечно, ни один чудак не откроет дверь незнакомым.

– Ничего, сейчас откроет. Хуторок небольшой, немецких солдат нет, а где их нет, там и в тылу мы можем быть хозяевами, – прошептала Ольга.

И Бунцев поверил этой хрупкой девушке, которая держала на изготовку автомат. Но прежде чем он заставил хозяина открыть дверь, они услышали в доме сердитый лай здоровенной собаки.

– Вот эта тварь нам может испортить все дело, придется отойти.

Они пошли прочь от дома. Но не успели отойти и полсотни шагов, как услышали лай собаки, выбежавшей на улицу. Еще быстрее стали уходить от злосчастного дома. Но хозяин оказался не из трусливых, и вслед за собакой вышел с ружьем на крыльцо. Получив подкрепление, овчарка стала решительнее преследовать нарушителей спокойствия.

– Пристрелить бы ее, проклятую, да не стоит привлекать к себе внимание, шепнул Бунцев.

А собака, точно почувствовав опасность, стала понемногу отставать и, наконец, ворча, возвратилась назад.

Бунцев и Кретова остановились. Ольга посмотрела на часы – по местному времени было только 20.35.

– В нашем распоряжении на заготовительные мероприятия осталось по меньшей мере два часа. После 23 часов мы уже не можем нигде показываться. Товарищ капитан, – продолжала радистка, – скоро нам нужно будет переходить железную дорогу, давайте сделаем пару километров в сторону и тем самым покажем ложное направление, и заготовим немного продовольствия у железнодорожников, где-нибудь на будке около переезда, там народ победнее, собак, наверное, не держат, а мы их не обидим.

Через час они вышли к железной дороге и пошли вдоль ее в восточном направлении до тех пор, пока не подошли к переездному домику и остановились около него.

Железная дорога, как и предполагали пилоты, никем не охранялась. Вскоре показались огни поезда. На переезде зажглась красная лампочка и послышались короткие звонки. Из будки вышел сторож. Он проводил поезд и, убедившись, что все в исправности, возвращался домой, когда навстречу ему вышли двое вооруженных: Бунцев в плащпалатке Кретовой, а Кретова – из парашюта, покрашенного травой и замазанного землею настолько искусно, что ночью его не отличишь от настоящего плаща.

На ломаном немецком языке Кретова попросил хлеба, сала или масла и взамен предложила позолоченный браслет от часов. Сторож взял в руки цепочку, посмотрел на Кретову и пояснил, что у него нет столько хлеба и других продуктов, чтобы они по стоимости равнялись такой вещи. Прищурившись, сторож спросил, кто они и куда идут. Бунцев и Кретова стали выдавать себя за убежавших из немецкой армии мобилизованных словаков.

– Теперь много бегут, да много и попадаются и погибают. Вчера двух поймали… – начал рассказывать сторож также на ломаном немецком языке.

Хотя Бунцев и Кретова и плохо понимали, но когда услыхали, что вчера двух поймали, переглянулись и, остановив сторожа, стали расспрашивать, как выглядели эти двое. К счастью, многие признаки не сходились: они были почти одинакового роста, а Темкин был выше Добрякова. Зазвонил звонок. Шел поезд. Переездный сторож однако не пошел его встречать, а пригласил пришельцев зайти к нему в дом, но пилоты, переглянувшись, отказались. Они не хотели, чтобы сторож рассмотрел их при свете. Кретова стала убеждать сторожа взять браслет и дать им продовольствия, пусть оно стоит и дешевле. Она показал на пальцах, что им надо идти еще целую неделю, а заходить ни к кому они больше не хотят. Сторож взял браслет и вошел в дом. Послышался женский голос. Шли томительные минуты. Наконец он вышел и вынес целую буханку белого хлеба, большой кусок копченой ветчины.

Пилоты стали быстро укладывать продовольствие и незаметили, как внезапно появилась взволнованная жена сторожа. Она дотронулась до руки Кретовой и стала вкладывать в нее браслет. Ольга стал отказываться, но пожилая женщина решительно настояла, чтобы Кретова взяла свой браслет и целый кулек яблок. Пилот не увидел в темноте, как на глазах у пожилой женщины появились слезы. Это она вспомнила своего брата Санто – рабочего из Мишкольца. Он в 1936 году уехал в Испанию и, может быть, теперь, как и эти несчастные, нуждался в куске хлеба, а может быть… и она утерла платком набежавшие слезы.

Распрощавшись со сторожем и его женой, Бунцев и Кретова пошли в северном направлении на Братиславу. Когда будка скрылась из виду, они остановились. Прислушались. Ничего подозрительного.

– Н-да, это тебе не помещик, а пролетарии всех стран, они против фашистов, – сказал капитан. – Но, с другой стороны, у нас нет основания полагать, что они никому не скажут о нашей встрече. Теперь их ничто не связывает.

– Если они ничего не взяли, то, будучи честными людьми, никому ничего не скажут. Если кто подлец, так того и браслет не удержит, – заметила Кретова. Ну, а теперь давай соображать, как замести следы. Здесь не воздух, а земля, и, к несчастью, остаются следы.

«Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Так и у нас. Хоть моросит мелкий дождик, но он смывает наши следы на мостовой, поэтому нам придется найти дорогу с твердым покрытием в нужном нам направлении, да постараться прийти на сборный пункт возможно раньше, чтобы следы успели «простыть», думала бывалый партизан.

Дорогу в нужном направлении найти не удалось, но попалось поле с устойчивым дерновым покрытием, и они свернули в направлении на сборный пункт.

Шли долго в темноте. Останавливались, прислушивались, опять шли. Никто их не замечал.

Подойдя к лесу на 250–300 метров, пилоты остановились, залегли и стали изучать обстановку. Ничего подозрительного. Все тихо.

«Что это значит? Кто там в лесу, где назначен сборный пункт. Свои? Засада? Или никого нет?»

Было уже далеко за полночь, когда Бунцев и Кретова вошли в лес и, бесшумно ступая, прислушиваясь к каждому шороху, направились искать назначенное место.

Глава 5
Подпольщики действуют

Когда самолет капитана Бунцева на одном моторе подлетал к железнодорожному узлу Сегед, он был забит воинскими поездами. Среди других эшелонов почти в центре узла рядом стояли два состава: один с цистернами, второй с награбленным оборудованием. Сигнал тревоги всех сразу насторожил. Кто имел возможность, постарался подальше уйти от набитого эшелонами узла. Кто не мог уйти, с трепетом ожидали начала налета. В составе эшелона с награбленным имуществом был один вагон с угнанными на каторгу людьми из стран, куда вторглись разбойничьи полчища гитлеровцев. Среди иностранных работниц было и несколько советских женщин. Разными путями попали они в расставленные гитлеровцами сети, и теперь сидели в набитом вагоне, проклиная тот день, когда оторвались от матери-Родины. Среди них были две девушки: кубанская казачка Шура Нечаева и дочь донецкого шахтера Нина Малькова. Они состояли в антифашистской подпольной организации «Искра». Попали они в один вагон, подружились и давно решили убежать, да так убежать, чтобы за все перенесенное ими отплатить врагу, чтобы за их пот, за все издевательства над ними кровью заплатили фашисты, но долго не было подходящего случая.

Когда зенитная артиллерия открыла огонь и началась паника, начальник конвоя, не отличаясь храбростью, оставил в эшелоне надежных часовых, а сам с особо ценным техническим персоналом поскорее стал уходить в сторону от огнеопасных эшелонов.

– Попробуем бежать, – шепнула Нина своей подруге, когда они вместе с другими иностранными мастерами остались в запертом вагоне.

Шура кивнула в знак согласия.

– Все по плану номер два, – шепнула Малькова и направилась в конец вагона, к часовому.

Идет, а ноги подкашиваются, не хотят слушаться. Когда планировали, договаривались, представлялось все как-то проще, безопаснее, а вот теперь, когда надо действовать, ноги стали точно чужие. Ей казалось, что вот-вот она остановится, не выдержит, не подойдет к часовому и повернет обратно. Но она шла и шла.

– Тебе что надо? – спросил часовой, пристально глядя на подошедшую.

Нине показалось, что часовой догадывается о том, что они задумали и потому он так настороженно смотрит.

В это время они отчетливо услышали стук в дверь на противоположном конце вагона.

– Вас спрашивает кто-то из других дверей. Начальник большой спрашивает, офицер. Требует открыть ему дверь, – сказала Малькова, сама не узнавая свой голос.

Часовой, проверив надежность запора двери, положил ключ в карман и направился с девушкой через вагон к другой двери.

Малькова шла впереди, и ей казалось, что сейчас произойдет непоправимо страшное. Когда часовой шел по вагону мимо ее подруги, на него внезапно бросилась Шура, ударила его тяжелой плевательницей по голове. Вслед за ней на гитлеровца бросилось сразу три других девушки. Нападение было хорошо заранее продумано, и теперь все действовали решительно и отчаянно. Труп часового впихнули под нижнюю лавку. Двадцать четыре невольницы были свободны. В их распоряжении был ключ, они забрали оружие гитлеровца и, пользуясь затемнением, незаметно вышли из вагона. Кругом никого не было. На станции бушевал пожар.

– Добавим огонька! – предложила Нина.

– Давай добавим. Не зря я работала на складе ГСМВ машинотракторной станции.

Малькова быстро открыла одну из цистерн, и из нее бурно потек бензин. Смочив горючим платок, она завернула им камень, отошла, зажгла и бросила под цистерну. Внезапно широкое пламя осветило девушек, немного опалив их, а через несколько минут цистерна взорвалась, и казалось, что на том пожар и окончился, но вскоре забушевал вагон и начались взрывы.

Вырвавшись на волю, Шура и Нина почувствовали огромную ответственность перед освобожденными ими из неволи подругами. Только пять из них были посвящены в подготовку к побегу, остальные убежали из вагона, воспользовавшись паникой. Согласно плану нужно было пробираться на север, в горы, а там – к словацким партизанам, но теперь всех волновал вопрос: куда идти? где спрятаться на день?

Шура была опытнее других. Она гоняла в мирное время лошадей на ночное. Ее не пугала темнота. Освобожденные разбились на две группы. В одной были вожаками Нина и Шура, вторую группу возглавила молчаливая Стефа из Братиславы. На дневку обе группы расположились в кукурузе за железнодорожным поселком. УВ вырвавшихся на свободу не было ни документов, ни уменья, да и всего один автомат на всех.

Эшелон сгорел дотла, и никто не догадался об истинных виновниках пожара. Никто не поинтересовался «погибшими» узницами. День прошел благополучно. Наступил вечер. Решили дальше идти раздельно двумя группами. Трогательно распрощались и разошлись. У девушек не было продуктов питания, но на полях ничего не могли найти, початки были уже убраны. И вот, когда подошли к первому небольшому населенному пункту, решили достать там продовольствия, но залаяла собака, и девушки отошли. Шли всю ночь, обходя все жилое, а к утру, измученные, оказались в чистом поле и спрятались на день опять в кукурузе. Там их нашел крестьянин и, узнав в чем дело, показал им неубранную полосу кукурузы. Утолив голод и сделав небольшой запас, прилегли отдохнуть. Но начался дождь, скоро они насквозь промокли, а высушить одежду было негде. И вот беглянки поддались соблазну, с наступлением темноты пойти в поселок и зайти высушить одежду, о чем и договорились со своим благодетелем. Как стемнело, тот пришел к девушкам и повел их к себе в дом. Там двенадцать промокших обсушились и выспались, но слишком долго задержались и остались на день. Хозяин спрятал девушек в сарае, где они благополучно просидели целый день, показавшийся им невероятно длинным. Наступил второй вечер, и девушки покинули радушных хозяев.