Текст книги "Советская авиация в боях над Красным Бором и Смердыней. Февраль-март 1943"

Автор книги: Илья Прокофьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

В немецких сводках в этот день указан только один Ju87D-3 из состава 1./StG5 (заводской номер 1389), сбитый советскими истребителями в районе юго-западнее Красного Бора.

Подводя итоги дня, Л. Гусев в своем дневнике записывает: «Вечером летали бомбить левее Поповки в лес, опять немецкие самолеты. Разрывы русских зенитных снарядов над Саблином... Сегодня сбили один немецкий самолет».

24 марта 1943 года наступление продолжалось. В небе над полем боя с ревом проносились истребители и штурмовики. Казалось, что в каждом уголке неба идут воздушные бои.

Кулаков Л. С.

Здесь мы снова обратимся к воспоминаниям бывшего летчика 158-го истребительного авиаполка Леонида Сергеевича Кулакова: «И вот двадцать четвертого вдруг вылет.

– Полетишь с Богомазовым Гришей.

Шестерка наша пошла, вел Богомазов. У меня самолет командира полка, новый. Я, Деменков с Морозовым, Шишкань – командир третьей эскадрильи, Герой Советского Союза и еще кто-то.

Полковник Антонов на НП кричит:

– «Киттихавки», форсируйте! «Киттихавки», форсируйте!

Мы подходим к Красному Бору, я чуть выше был, смотрим, Ю-88 идут звеньями.

С НП (наблюдательного пункта):

– Форсируйте! Бомбардировщики на подходе, бомбить сейчас будут!

Я говорю Богомазову:

– Я атакую! Прикрой меня!

И на первое звено в лоб попер. Стреляю по кабине сверху, видел, как трасса обрывалась в самолете врага… И пошел боевым разворотом… Только посмотрел где Гриша, а тут впереди – «Фоккер». Какие там «двести метров», когда кресты вот такие огромные! На все стекло лобовое!

Я только нажал на гашетку, вдоль фюзеляжа его трассой перечеркнул, а другой немец сзади ударил по мне. Загорелся мой самолет, и я выпрыгнул…

Это был мой первый прыжок с парашютом. По неопытности сразу кольцо дернул, а высота здоровая, и дрались мы над передовой, и меня ветром сдуло – упал я к немцам.

Мои, когда прилетели, то доложили:

– Сбили два самолета: «Юнкерс» и «Фоккер».

Шишканя поздравляют, а он:

– Нет, – говорит, – обоих сбил Кулаков. Я ни при чем.

Приземлился я вблизи переднего края, на сосны. До земли не долетел, наверное, метра полтора – парашютом дерево накрыл.

Я лямки расстегиваю, думаю: «Сейчас немцы подбегут, надо быстрей!» скидываю лямки верхние, спешу и «раз!», вверх ногами перевернулся. «Черт возьми!» Ну, давай подтягиваться, подтянулся, вторую лямку снял, выпрыгнул и бежать. Стреляют, Илы штурмуют. Зенитки грохочут… Бежал, бежал, думаю: «Ну, теперь вроде достаточно…» И прыгнул на сосну, как белка. А во мне шестьдесят четыре килограмма было. Залез на сосну, смотрю, размышляю. Знаю, что территория занята врагом, но не верится. «Надо проверить». Ну, надо же дураку на рожон лезть. Смотрю – орудие, немцы стреляют. И как раз: «Бух! Бух!». Теперь все ясно стало.

Пошел дальше, вышел к речушке. Стою на обрыве. «А может, с собаками будут искать!». Ну, какие там могли быть собаки, там же передовая была…

Это все в моем воображении. «Надо через речку переплыть на другую сторону, что бы след запутать». И только к речке подошел – два немца идут с автоматами. Стою за деревом, в руках пистолет. Они между собой разговаривают, прошли мимо. И я дальше побежал. Потом через эту речку, она неглубокая оказалась, на другую сторону, и в лес. Нашел воронку, отлежался, а потом уже к вечеру думаю: «Надо идти к партизанам». Вышел к железной дороге, она идет к Красному Бору от Саблино. Шоссейная и железная параллельно идут. Я подошел, стою в лесу, смотрю: женщина стирает что-то. Потом обходчики прошли, потом проехала дрезина, после дрезины поезд прошел. Ну, я переждал и перешел железную дорогу.

Март месяц, снег, а я в хромовых сапогах и в шинели. Вообще-то, мы летали в гимнастерках, жарко в кабине. Я просто не успел шинель снять перед вылетом, меня это и спасло, а то бы замерз…

Нашел воронку, наломал и набросал туда сучьев, шинель расстегнул. Не спал, просто лежал, размышлял. «Нет, – думаю, – надо идти». Это уже вторые сутки были.

У меня три стограммовых плитки шоколада было,– нам выдавали в виде НЗ перед вылетом. Бывали случаи, выпрыгнет летчик, а выйти к своим не успевал, замерзал. И стали выдавать шоколад и витамины… Витамины выглядели как отруби – такие лепешки. В одном кармане у меня были эти самые витамины, а в другом кармане – патроны к пистолету, штук пятьдесят.

Ну, вот. Как сил поубавится, оторву шоколадину, один кубик, проглочу – опять силы появятся. Ну, походил-походил, и решил «Надо идти через линию фронта».

Пришел ночью в Саблино. Часа, наверное, в два ночи, подошел. Пытаюсь заглянуть в окна, а там шторы. Уже ноги стали замерзать. Нашел баню топленую, и туда «нырь». Но подумал: «Раз топили, значит, придут убирать… Нет, – думаю, – тут нельзя...»

Возле дома течет речка. Но не было у меня желания купаться в марте месяце. Не знаю глубокая или не глубокая, в Саблино я ее не мерил. Надо бы через мост идти. Думаю: «Охраняется он или нет?» Нашел хлев, кто-то там дышит. Я в хлев забрался, там солома и мешки. Я ноги ей замотал. Утром с чердака надеялся выяснить, мост охраняется или нет. Ну не было желания у меня купаться.

Утром смотрю, выходит пацаненок, с моста писает. А за ним выходит немец, тоже с моста… Думаю: «Ну ладно, подождем дня». И показалось мне, вроде мост не охраняется.

День наступил, ребятишки начали играть. Слышу – мать пацану говорит:

– Колька, иди, сходи в столовую, может, дадут тебе остатков для коровы.

А ему лет, наверное, восемь, пацаненку. Они играли в войну, и я ждал, как же они будут в войну играть: «немцы или русские». А они играли «красные или белые»…

А потом женщины баню начали топить, слышу – разговаривают. Мне не видно – они вне поля зрения моего, но слышу:

– Ну, погоди, Нюрка, наши придут, они тебе дадут за то, что ты с немцами волохаешься.

А она:

– Мой чемодан. Кому хочу, тому и дам.

В памяти осталось: этот пацан – Колька, и «мой чемодан…»

А в мыслях было тогда только одно – хлеба хочется. Это уже третий день, ну хоть бы понюхать его. Шоколад берегу, отрываю понемногу.

К вечеру пошел густой снег. А потом трое немцев в кителях появились, зашли в баню. Думаю: «Черт возьми, зайти, да и перестрелять их» А потом – «На черта мне это надо?».

И через мост перешел. Когда стал переходить, то увидел – за мостом пост. И я сразу влево, в кусты, и по кустам, и опять через дорогу перешел, и в лес. Вышел к полю. Думаю, как дальше «ползти или нет?» Там ходил часовой, я посмотрел, подождал пока он ушел. Я в шинели же, не поймешь, кто идет, русский или немец.

Пошел, и тут осветительные ракеты, как дадут. Я упал в снег, лежу. Потом опять встаю, и иду. Как только пустят осветительные ракеты, я сразу ложусь, снег на себя набрасываю, лежу. Только погаснут – я перебегаю. Уже рядом пулеметы слышно…

Я знаю, что Красный Бор наш должен быть. Кончился лес, я выбежал, а домов нет. В Красном Бору стоит только один сруб. Потом-то я узнал, оказывается под каждым домом наши солдаты в землянках, их там была целая дивизия.

Думаю: «Наверное, Красный Бор заняли немцы, раз меня никто не останавливает…»

– То есть спокойно перешли немецкую линию?

А я и не знал, что перешел. Я считал, что я еще на занятой немцами территории. Я иду к этому срубу и вдруг мина… А уже знал, как летит издалека мина – с таким свистом, а как ближе, то «ш-ш-ш…» Я был уже возле дома, а тут танк подбитый. Только лег, как с другой стороны как бабахнет. Слышу:

– Федоров! Братцы! Ногу оторвало!

«Русские!». Связисты идут, связь тянут? А может, это разведчик наш заполз, и его шарахнуло в ногу? Смотрю, двое идут, связь тянут, и старшина с ними. Я с пистолетом, шлемофон в руке. Выскакиваю и спрашиваю:

– Старшина, Красный Бор наш?

– Давай быстрее, сейчас опять обстреливают.

Я говорю:

– Я – сбитый летчик, перешел с той стороны. Командира роты давай.

– Товарищ старший лейтенант, здесь летчик сбитый, Вас спрашивает.

Тот выходит из землянки.

– Давай, заходи!

А я увидел, что в землянке вода, и говорю:

– У меня ноги поморожены. Мне где-нибудь посуше.

– Ну, пойдем на КП дивизии.

Оказалось рядом, метров пятнадцать. Зашли. Полковник в черной гимнастерке, Ордена Боевого знамени, Ленина на груди у товарища. КП дивизии, возле леса. Хорошо замаскировано – не видно. Я ему доложил:

– Товарищ полковник, сержант Кулаков, сбитый такого-то числа…

– Видели твой бой, – говорит, – ты покушай.

Я говорю:

– Мне бы хлеба. И вот, – говорю, – ноги у меня…

Он мне хлеба дал. Я подсел к печке и чувствую, ноги начали отходить. Говорю:

– Ноги у меня…

– Сейчас мы носилки организуем…

– Да я, – говорю, – сам, тут недалеко.

Только встал, и «оп»! И все… И отнесли меня в медсанбат.

Начали сапоги снимать.

– Ну и что, что хромовые, они почти уже развалились, режь.

Разрезали. Девушка подошла, я ей говорю:

– Вот, полплитки шоколада осталось…

Ей отдал.

– Дайте мой пистолет.

Только взял его, (а еще была финка, с наборной ручкой), и все. Отключился…

Когда очнулся, «Что такое?» – Шторы. А это уже в Колпино в эвакогоспитале...».

В результате проведенного воздушного боя, в котором сержант Кулаков заявил о двух победах над Ю-88 и ФВ-190, был сбит и потерян самолет Р-40 «Киттихаук», на котором он вел бой. Кроме того, летчики 29-го гвардейского истребительного авиаполка Александр Горбачевский и Николай Зеленов заявили тоже о своих победах над Ме-109, первый в районе севернее Пушкина, второй в районе Мустолово.

Герой Советского Союза Горбачевский А. И.

Герой Советского Союза Зеленов Н. А.

По немецким сводкам в этот день был поврежден один Не111Н-6 из состава III./KG53 (заводской номер 7786), который был подбит зенитками, и совершил вынужденную посадку в районе станции Ушаки.

Леонид Гусев записал в своем дневнике: «Летали немецкие самолеты бомбить, русская зенитная артиллерия сбила один немецкий самолет (истребитель), летчик спустился с парашютом. Небывалый еще случай: русский самолет повис в воздухе и висел от одной до двух минут в одном положении, затем улетел... Сбили один русский самолет за линией фронта, летчики (три человека), вероятно, спустились на парашютах на свою территорию...».

В документах Центрального архива Министерства обороны удалось найти всего одно упоминание о сбитом советском бомбардировщике. В журнале боевых действий 34-го гвардейского бомбардировочного авиаполка записано: «24 марта 1943 года шесть экипажей 1 АЭ, три экипажа 2 АЭ и два экипажа 3 АЭ бомбардировали артиллерийские и минометные батареи и живую силу противника в районе восточнее Черная Речка. Бомбометание отличное – есть подтверждение наземного командования. После бомбометания истребителями противника подбит самолет Пе-2. Экипаж с горящего самолета выбросился на парашютах. Летчик и стрелок-бомбардир возвратились в часть 25 апреля 1943 года...». В документах полка также удалось найти акт списания сбитого в воздушном бою самолета Пе-2 (заводской номер 8155), в котором говорилось о том, что экипаж вернулся в часть полностью, фамилии членов экипажа не указаны.

До 30 марта 1943 года на фронте перед Красным Бором идут бои местного значения, в воздухе продолжаются воздушные бои, но за этот период потерь со стороны авиации 13-й Воздушной армии и Краснознаменного Балтийского флота на этом участке фронта не отмечено.

С немецкой же стороны на аэродроме Красногвардейск после проведенных воздушных боев совершили аварийные посадки три истребителя, которые, возможно, были повреждены:

– FW190A-4 из состава 2./JG54 (заводской номер 5794);

– Bf109G-2 из состава 5./JG54 (заводской номер 10469);

– Bf109G-2 из состава 5./JG54 (заводской номер 10381).

30 марта 1943 года с большим трудом наступление продолжалось. В этот день со стороны Красной Армии основные потери в самолетах и личном составе понесли подразделения штурмовой авиации.

При подавлении артиллерийских батарей в районе Саблино, два самолета Ил-2 из состава 7-го гвардейского штурмового авиаполка ВВС КБФ были атакованы истребителями противника. Самолет командира звена 1 АЭ, гвардии младшего лейтенанта Яковлева Павла Тимофеевича был подбит. Летчик из последних сил сумел перетянуть линию фронта, но упал на северной окраине Красного Бора, самолет разбился, летчик погиб.

Саблинский житель Л. Гусев записал в своем дневнике: «От 5 до 6 часов пролетала первая партия русских самолетов, бомбила, очевидно, железную дорогу. Минут через 10 летели четыре русских бомбардировщика, без сопровождения истребителей по Октябрьской железной дороге по направлению к Москве. Их атаковали два немецких истребителя «фоке-вульф». Начиная с последнего, сбили три штуки, один вернулся и бреющим полетом, наверное вернулся на свою базу».

Скорее всего, Л. Гусев видел, как тяжелые потери понес 943-й штурмовой авиаполк 277 ШАД 13-й Воздушной армии при нанесении бомбоштурмового удара по Саблино. На свой аэродром не вернулись, и до сих пор считаются пропавшими без вести, экипажи двух самолетов Ил-2: младшего лейтенанта Хромова Павла Георгиевича (воздушный стрелок, младший сержант Медведев Александр Павлович) и младшего лейтенанта Шишкина Владимира Васильевича (воздушный стрелок, старший сержант Разумовский Петр Васильевич). Самолет сержанта Василия Максимовича Щеняева (воздушный стрелок сержант Кульков Сергей Евдокимович) был также подбит у цели и на свой аэродром не вернулся. В документах полка напротив фамилий экипажа тоже появилась запись: «не вернулись с боевого задания». Но спустя девять месяцев, 10 октября 1943 года в полк вернулся летчик самолета Василий Щеняев. Как оказалось, ему удалось спастись, выпрыгнув с парашютом над немецкой территорией. Он попал в плен. В последствии, ему удалось бежать, и после долгих скитаний по тылам противника и проверки органами СМЕРШ он вернулся в полк.

Самолет Ил-2 заместителя командира эскадрильи, старшего лейтенанта Кобинек Василия Ананьевича был атакован истребителями противника и совершил вынужденную посадку в районе деревни Новая, летчик остался цел.

Кобинек В. А.

Самолет летчика Шибанова также был подбит в районе цели, экипаж выбросился с парашютами. Летчик, спустя несколько дней, смог перейти линию фронта и вернутся в полк. О судьбе воздушного стрелка самолета, младшего сержанта Трескина Глеба Александровича, кроме того, что он также выпрыгнул с парашютом из горящего Ила, он добавить ничего не мог.

Только после войны в 1968 году, когда красноборский краевед Г. А. Зарубин записывал воспоминания старожилов близлежащих населенных пунктов о войне, удалось установить следующее: «Собирая материалы о поселке, мы спрашивали и про летчика. И нам удалось встретить человека, Плешака Алексея Антоновича, который его захоронил. Он нам сказал, что летчик погиб за эстакадой. Рядом с ним был парашют, и что у него в кармане была записная книжка, в которой написано: Трескин Глеб Александрович, 1921 г.р.».

На 2005 год в картотеке ЦАМО еще значилось: «Трескин Глеб Александрович, 1922 г.р., младший сержант, воздушный стрелок 943-го штурмового авиаполка 277 ШАД 13 ВА. Уроженец: г. Ташкент, ул. Чехова 1-й Тупик д. 15, мать Трескина Г. А., мобилизован Ленинским РВК города Ташкента. Пропал без вести при выполнении боевого задания 30 марта 1943 года». Опубликовав эту историю на сайте российских поисковиков Soldat.ru, удалось разыскать родного племянника Глеба Александровича, который сейчас проживает в Мурманске.

1 апреля 1943 года наступление приостановилось, а уже 2 апреля Ставка Верховного Главнокомандования разрешила временно приостановить наступление 55-й армии Ленинградского фронта... до января 1944 года.

Достигнутые успехи операции были скромные. Небольшим выступом в сторону Ульяновки протяженностью 1,5 – 2 км и чуть отодвинутыми рубежами в сторону Никольского закончилась вторая Красноборская операция.

Летчики 15 гвардейского штурмового авиаполка перед боевым вылетом

Подводя итоги проведенной операции, в штабе Ленинградского фронта был составлен Доклад об итогах боевых действий ударной группировки 55-й армии на Красноборском направлении за период с 19 по 30 марта 1943 года, в котором говорилось: «ВВС противника к началу операции были представлены только разведчиками и истребителями, но уже на второй день операции установлено перебазирование бомбардировочной авиации противника с других фронтов на лужский и псковский аэроузлы и усиление ее активной деятельности. В последующие дни по боевым порядкам наступающих войск и коммуникациям фронта ежедневно действовало до 300 самолетов при значительном количестве ночных бомбардировщиков. Последние участвовали в налетах на г. Ленинград и ст. Волхов, Тихвин и др.».

Смердынская операция

Разработка Смердынской операции началась 2 февраля 1943 года. В Директиве Военного Совета Волховского фронта говорилось: «В связи с затяжным характером фронтального наступления 2-й Ударной армии на Синявино, приказываю: ударной группе войск 54-й армии прорвать фронт противника на участке Макарьевская Пустынь, Смердыня, Егорьевка, Кородыня. Главный удар нанести в направлении: Васькины Нивы, Шапки, с целью выхода в тыл Синявинской группировки противника. Ближайшая задача: разбить противостоящего противника в районе: Макарьевская Пустынь, Смердыня, Кородыня, выйти на рубеж: Костово, Бородулино, перерезать шоссе и ж.д. в районе Любань».

При подготовке операции в штабе 54-й армии, давалась следующая оценка и характеристика обороны противника: «Свой оборонительный рубеж противник оборудовал и усовершенствовал в течение 10 месяцев и сумел за это время создать сильно развитую систему инженерных заграждений и препятствий».

Местность в полосе прорыва почти на всем протяжении участка представляла собой леса и болота, с большим количеством оврагов и ручьев. В том же документе говорилось: «...Слабо развитая система дорог, лесисто-болотистый характер местности, большая толщина снежного покрова в значительной мере снижали темп продвижения пехоты, танков и артиллерии сопровождения...».

Операция готовилась на 8 февраля 1943 года, но Директивой штаба Волховского фронта по согласованию со Ставкой Верховного Главнокомандования начало наступления было перенесено на 10 февраля 1943 года.

Основная задача по прикрытию и всесторонней помощи с воздуха войскам Волховского фронта была возложена на 14-ю Воздушную армию. После прорыва блокады Ленинграда авиация принимала активное участие в операциях по расширению «коридора». С началом наступления 54-й армии авиация действовала в ее интересах, но уже с 13 февраля частью сил вела бои в районе Синявино, способствуя продвижению 2-й Ударной армии. Для обеспечения Смердынской операции были привлечены штурмовики 281-й штурмовой дивизии (командир дивизии подполковник Гресков С. Е., в дивизию входили: 703-й, 872-й, 448-й штурмовые полки), которая изначально была сформирована в составе 14-й Воздушной армии. Прибывшая на Волховский фронт с Калининского фронта в конце декабря 1942 года и участвующая в прорыве блокады Ленинграда 232-я штурмовая дивизия (командир дивизии полковник Вальков А. Г., в дивизию входили: 801-й, 704-й, 230-й штурмовые полки), также была привлечена для содействия в проведении операции. Для прикрытия поля боя и сопровождения ударных самолетов использовались полки 2-го истребительного авиакорпуса под командованием генерал-лейтенанта авиации А. С. Благовещенского. Этот корпус также прибыл из состава Калининского фронта в декабре 1942 года. В состав корпуса входили 215-я истребительная дивизия под командованием генерал-лейтенанта авиации Кравченко Г. П. (263-й, 522-й, 2-й гвардейский истребительные авиаполки), и 209-я истребительная дивизия под командованием полковника Забалуева В. М. (1-й гвардейский, 12-й истребительные полки). В состав 14-й Воздушной армии, кроме уже названной 281-й штурмовой дивизии, также входили: 280-я бомбардировочная авиадивизия под командованием полковника Буянского Н. Н., 279-я истребительная авиадивизия под командованием полковника Дементьева Ф. Н., и несколько полков ночных бомбардировщиков По-2. В феврале 1943 года из резерва Верховного Главнокомандования на Волховский фронт прибыл 1-й бомбардировочный авиакорпус, под командованием генерал-лейтенанта авиации Судца В. А., в который входили 263-я бомбардировочная дивизия под командованием полковника Добыша Ф. И. и 293-я бомбардировочная дивизия под командованием полковника Грибакина Г. В.

К утру 10 февраля 1943 года части и соединения ударной группы войск 54-й армии заняли исходные позиции. Непосредственно перед атакой был произведен огневой налет максимальной плотности. В 11.15 бомбардировочная и штурмовая авиация в течении 15 минут подвергла авиационной обработке передний край и ближайшую глубину обороны противника.

Бывший летчик 202-го бомбардировочного авиаполка 263-й бомбардировочной дивизии Герой Советского Союза Николай Иванович Гапеёнок вспоминал: «...Утром была проведена артиллерийская и авиационная подготовка, в которой участвовал и наш авиаполк, наносивший бомбовые удары по дотам, дзотам и огневым средствам противника в непосредственной близости от своих войск в районе Смердыня».

В первый день наступления потери в авиации на данном направлении со стороны 14-й Воздушной армии были незначительны, так как летчики поддерживали части 2-й Ударной армии на Синявинском направлении.

При возвращении с боевого задания произошел несчастный случай. В 3 километрах восточнее аэродрома Кипуя столкнулись два Ил-2 230-го штурмового авиаполка. В оперативной сводке по 232-й штурмовой дивизии, говорится, что старший лейтенант Соколов смог посадить свой Ил-2 (заводской номер 5624), а вот самолет Ил-2 (заводской номер 3999), который пилотировал младший лейтенант Николай Васильевич Гришин, разбился.

Гришин Н. В.

Не вернулся с боевого задания из района Любани самолет Пе-2 из состава 4-го гвардейского бомбардировочного авиаполка 280 БАД. В состав экипажа бомбардировщика входили: летчик, младший лейтенант Саферов Сергей Антонович, штурман, лейтенант Иоганнсен Георгий Арестович, стрелок-радист, старший сержант Мельников Федор Васильевич.

К исходу дня части ударной группы сухопутных войск, несмотря на неоднократные попытки прорвать оборону противника, не смогли сломить его сопротивление, и были отведены на исходное положение. В Докладе о боевых действиях ударной группы войск 54-й армии в Смердынской операции говорилось: «Было ясно, что артиллерийская и авиационная подготовка наступления не разрушила оборонительную полосу противника, укреплявшуюся в течение 10-11 месяцев, и, что решить задачу прорыва одной только живой силой было невозможно».

В оперативной сводке штаба Волховского фронта по результатам первого дня наступления указывалось: «ВВС фронта групповыми налетами бомбили и штурмовали жд эшелоны на станциях Мга, Шапки, Любань, войска и артиллерию противника, а также его укрепления на поле боя перед фронтом 2-й Ударной и 54-й армий, прикрывали свои войска и вели разведку. Произведено за день 522 самолето-вылета. В результате боевых действий, по неполным данным, разрушено блиндажей – 22, ДЗОТ – 18, уничтожено автомашин 12, штабная автомашина и радиостанция, 12 подвод с грузом. Взорвано 2 склада боеприпасов. Рассеяно с частным поражением до 2-х рот пехоты. В воздушных боях сбито 3 самолета противника, из них 2 бомбардировщика и один истребитель. Активность авиации противника была сравнительно незначительна. Зарегистрировано 32 самолето-пролета».

11 февраля 1943 года в 10.00 началась артиллерийская и авиационная обработка переднего края и ближних тылов противника, которая длилась до 11.15.

В этот день все три полка 281-й штурмовой дивизии получили задачу на уничтожение целей в районе Ляды, которые находились в ближнем тылу противника. При нанесении бомбоштурмового удара штурмовики были обстреляны зенитным огнем и атакованы истребителями противника. В результате атак истребителей на самолете Ил-2 (заводской номер 3038) из состава 703-го штурмового авиаполка, который пилотировал младший лейтенант Калашников, был убит воздушный стрелок сержант Петр Степанович Киреев, но летчик, получивший легкие ранения, смог привести самолет на свой аэродром. Самолет Ил-2 (заводской номер 5638) из состава 872-го штурмового авиаполка, которым управлял младший лейтенант Владимир Алексеевич Задворников, не возвратился с боевого задания. Каких-либо сведений о его судьбе так и не поступило. Самолет Ил-2 (заводской номер 1871416) из состава 448-го штурмового авиаполка, который пилотировал младший лейтенант Яков Георгиевич Ельчанинов, в районе цели был атакован одним Ме-109. После третьей атаки его самолет был потерян из виду другими экипажами в районе деревни Добрая. Сведений о судьбе летчика и самолета в тот день в полк не поступило, и лишь 17 февраля 1943 года эвакуационной командой дивизии обломки его самолета были обнаружены в районе разъезда Жарок. Летчик погиб.

Летчик-стажер 703-го штурмового авиаполка, лейтенант Владимир Тимофеевич Швырев, который пилотировал Ил-2 (заводской номер 9522), при выходе из атаки потерял группу. И из-за сильного снегопада летчик произвел вынужденную посадку и прибыл в часть 12 февраля 1943 года. Самолет перегнали в полк только 19 февраля 1943 года.

Другой летчик 703-го полка, младший лейтенант Леонид Павлович Усов, который вылетел на задание на самолете Ил-2 (заводской номер 1189), при уходе от атаки истребителей противника потерял ориентировку. Только в районе аэродрома Большой Двор он смог сориентироваться, но из-за недостатка горючего произвел вынужденную посадку. Летчик на самолете У-2 перелетел в свою часть 15 февраля 1943 года. Самолет из-за непогоды смогли перегнать на свой аэродром только 22 февраля 1943 года.

Для нанесения удара по немецкой линии обороны в районе Смердыня вылетают бомбардировщики 1-го бомбардировочного авиакорпуса. Семерка самолетов Пе-2 46-го бомбардировочного авиаполка 263-й БАД под руководством лейтенанта Решетникова подходят к цели. С правой стороны от лидирующего звена шла пара ведущего, младшего лейтенанта Филимошина и ведомого, старшего сержанта Черного. В районе бомбометания высота облачности была 1100-1200 метров. Во время подлета к цели из штаба полка поступила шифрограмма с приказанием сбросить бомбы с одного захода на цель, но, подойдя к цели, экипажи из-за слабой видимости ее почти не просматривали. Лидер группы решил нанести удар по запасной цели, и группа ушла дальше на территорию противника в район станции Ушаки.

Нанеся удар по станции Ушаки, на которой скопились железнодорожные составы с боеприпасами, сбросив с первого захода все бомбы, экипажи ушли на свою территорию, где сделали правый разворот с повторным заходом на цель для обстрела из бортового оружия.

На втором заходе, при левом развороте над целью, самолет старшего сержанта Черного отстал от самолета ведущего, младшего лейтенанта Филимошина. Сам Филимошин при этом обстреливал цель из бортового оружия. По прекращении стрельбы самолет Филимошина перешел в набор высоты. Старший сержант Черный следовал за самолетом ведущего, но несколько отстал. Дав форсаж, он смог догнать самолет Филимошина, на высоте около 1200-1300 метров. При этом оба самолета оказались выше остальной пятерки самолетов на 100 метров. На этой высоте самолеты попали в редкую облачность. В это время стрелок экипажа Черного – Сергеев докладывает летчику о появлении внизу истребителей противника, одновременно с ним самолеты противника увидел и штурман экипажа, младший лейтенант Костюковский.

Стрелок-радист самолета Филимошина – сержант Гладков вел осмотр воздушного пространства через верхний люк своей кабины. Вдруг он заметил приближение самолета и только то, что он успел убрать голову из люка, спасло ему жизнь. В следующую секунду произошел сильный удар, в его кабине стало темно, и непонятным для себя образом он оказался падающим вниз. Раскрыв парашют и опускаясь на землю, сержант Борис Ефимович Гладков видел падение и удар о землю центроплана своего самолета и гибель под ним своего командира, младшего лейтенанта Ивана Георгиевича Филимошина и штурмана, старшего лейтенанта Владимира Дмитриевича Третьякова.

Во время столкновения самолетов, как говорилось выше, штурман экипажа самолета Черного – младший лейтенант Костюковский наблюдал за истребителями противника, которые находились ниже общей группы наших самолетов. Услышав сильный треск и почувствовав сильный удар, Костюковский только и успел увидеть, как перед ним промелькнул фонарь от кабины летчика, сорванный Черным, в это же время ему в лицо хлестнула струя воздуха. Команды «прыгай» он не слышал, но почувствовав падение самолета, выпрыгнул с парашютом.

Члены экипажей других самолетов видели, как самолет Филимошина произвел резкий противозенитный маневр, отвернув на внешнюю сторону, так как самолеты перелетали линию фронта, и по ним велся зенитный огонь. Летчик Черный не успел повторить маневр ведущего, и самолет Филимошина ударил винтами его самолет в районе кабины стрелка-радиста. Очевидцы подтвердили, что в обломках падающих самолетов погибли летчик младший лейтенант Филимошин и его штурман, старший лейтенант Третьяков. Остальные члены экипажей столкнувшихся самолетов выбросились с парашютами и опустились на землю в районе деревни Смердыня. Во время спуска в воздухе огнем противника был расстрелян стрелок-радист из экипажа самолета Черного – сержант Сергеев Георгий Ефимович, который приземлился на землю мертвым, и был похоронен наземными войсками в районе линии фронта у деревни Смердыня.

Оставшиеся пять самолетов, успешно маневрируя от огня зенитных орудий противника и избежав атаки немецких истребителей, благополучно перелетели линию фронта. Четыре самолета произвели посадку на свой аэродром, а пятый, в составе экипажа летчика лейтенанта Мельникова, штурмана, младшего лейтенанта Гапоненко и стрелка-радиста, старшины Онопко, совершил вынужденную посадку с убранными шасси в 12 км северо-восточнее аэродрома в районе деревни Замостье. В результате вынужденной посадки у самолета была повреждена правая плоскость, экипаж остался невредим и, спустя некоторое время, был доставлен на свой аэродром. Причиной вынужденной посадки оказался перерасход горючего.

В результате этой трагической случайности авиационное звено осталось без своего командира.

Осенью 2004 года в русле ручья рядом с урочищем Кородыня поисковиками отряда «Любань» под руководством И. Сурова были обнаружены обломки самолета и останки экипажа. На редукторе одного из моторов удалось обнаружить дублированный заводской номер двигателя, а в самом ручье весной 2005 года вымыло дюралевый лючок, на котором был нанесен красной краской заводской номер самолета. О том, что это самолет 46-го бомбардировочного полка и обнаруженные останки принадлежат младшему лейтенанту Ивану Филимошину и Владимиру Третьякову, удалось выяснить благодаря документам ЦАМО. 9 мая 2006 года останки погибших были торжественно захоронены на воинском мемориале «Березовая Аллея» в городе Любань Тосненского района Ленинградской области. А 28 января 2007 года на могиле своего отца и потом на месте гибели побывал сын Владимира Третьякова – Юрий Владимирович Третьяков, который помнил отца только по сохранившимся фотографиям и рассказам матери, так как сам родился в 1941 году.