Текст книги "1812. Русская пехота в бою"

Автор книги: Илья Ульянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

ДУХ ВОИНСКИЙ

Воспитание и поддержание высокого морального духа армии всегда относилось к первоочередным задачам военного руководства всех уровней.

В «Наставлении господам пехотным офицерам в день сражения» содержалось немало указаний, касающихся нравственного воспитания военнослужащих. Необходимость создания подобного наставления, в частности, обусловливалась наличием в полках большого количества молодых офицеров, не обладающих навыками работы с подчиненными. Особое внимание уделялось воспитательной работе: «Перед сражением всем офицерам говорить с солдатами о том, что будет от них требоваться: напомнить им о священном долге драться до последней капли крови за веру, за Государя и за отечество; что судьба России зависит от храбрости ее ратников, и что лучше умереть, нежели покрыться стыдом, оставляя знамена свои, или назначенное в линии место…; уверять всех, что за отличные подвиги всякий будет награжден, за трусость же или неповиновение не избежит строжайшего наказания». Под угрозой физического наказания и даже смерти солдатам запрещались такие высказывания, которые могли бы привести остальных в растерянность и вызвать панику. Трусливого или непослушного солдата или унтер-офицера разрешалось заколоть во время боя или расстрелять после сражения («без потери во времени») по приговору полкового суда. В сражении офицер должен был отмечать нижних чинов, наиболее отличившихся храбростью, твердостью духа и умением воздействовать на товарищей; таких солдат представляли к производству в офицерский чин, открывая «дорогу к

чинам и почестям». В «Наставлении» затрагивались и вопросы воспитания офицеров: «Воля Всемилостивейшего нашего Государя есть, чтоб с солдата взыскивали только за настоящую службу; прежние излишние учения, как-то: многочисленные темпы ружьем и прочее уже давно отменены, и офицер при всей возможной за настоящие преступления строгости может легко заслужить почтеннейшее для военного человека название друг солдата. Чем больше офицер в спокойное время был справедлив и ласков, тем больше в войне подчиненные будут стараться оправдать сии поступки, и в глазах его один перед другим отличаться… Между же самих офицеров излишним почитается упомянуть о необходимых качествах неустрашимости; ибо ежели дух храбрости есть отличительный знак всего русского народа, то в дворянстве оный сопряжен с святейшим долгом показать прочим всегда первый пример как неустрашимости, так и терпения в трудах и повиновения к начальству… Вообще к духу смелости и отваги надобно непременно стараться присоединить ту твердость в продолжительных опасностях и непоколебимость, которая есть печать человека, рожденного для войны. Сия-то твердость, сие-то упорство всюду заслужат и приобретут победу. Упорство и нестрашимость больше выиграли сражений, нежели все таланты и все искусство» [112].

В приказе по 2-й армии от 25 июня один из виднейших русских военачальников князь П.И. Багратион обращался к подчиненным с такими словами: «Я уверен в храбрости вверенной мне армии, и что всякий чин потщится благоразумно и храбро действовать, ибо государь наш всемилостивейший и любезное наше отечество сего требуют, и мы должны доказать сыновную нашу любовь и непобедимую храбрость. Господам начальникам войск вселить в солдат, что все войска неприятельские не иначе что, как сволочь со всего света, мы же русские и единоверные. Они храбро драться не могут, особливо же боятся нашего штыка. Наступай на него! Пуля мимо. Подойти к нему – он побежит. Пехота коли, кавалерия руби и топчи! Гг. офицеры наши всему свету доказали храбрость, преданность, ревность и послушание, следовательно ныне они более и более в глазах моих оправдают заслуженную признательность. Тридцать лет моей службы и тридцать лет, как я врагов побеждаю чрез вашу храбрость. Я всегда с вами, и вы со мною!

^{Прибытие Кутузова к армии у Царева Займища.} 

В Голлабрюнне храбрые полки: Киевский гренадерский, 6 егерский и Черниговский драгунский, были свидетелями, как мы, быв окружены стотысячною армиею, в числе 4 тысяч и без провианта, пробились сквозь и взяли в плен французов. Теперь нас пятьдесят тысяч. У нас кроме провианта есть вино и мясо, есть и того более доброй воли служить государю императору верно. Как же не драться и не бить неприятеля? Зная любовь вашу к отечеству, я смею ожидать всего от храбрых войсков. Вы отличались со мною, а теперь должны более и более отличаться. Государь пожаловал мне власть награждать вас, следовательно награда в моих руках, и я обязательно почту воспользоваться со всею справедливостью доверием ко мне государя. Ударим дружно и победим врага. Тогда нам честь, слава и благодарность родины, а любезному отечеству нашему победою врага, дерзнувшего вступить в землю русскую, принесем спокойствие и самое блаженство» [35, с. 181].

Одним из проверенных средств поддержания воинского духа было награждение отличившихся чинов и целых подразделений. Виды награждений нижних чинов были довольно разнообразны: дополнительные выдачи винных и мясных порций, денежные выплаты, производство в унтер-офицерские, а иногда и в офицерские звания; за выдающиеся заслуги солдат мог получить Знак отличия ордена Святого Георгия («Георгиевский крест»). Офицеры достаточно планомерно и, как случается и по сей день, не всегда заслуженно отмечались орденами и наградным оружием, повышением в чине и должности, переводом в престижные части; без внимания не было оставлено и моральное поощрение в виде упоминания в официальных документах.

Коллективные награды были подробно описаны в труде Г.С. Габаева:

«Главные виды боевых наград и других почетных отличий, пожалованных русским полкам, особенно отличившимся в кампании 1812, 1813 и 1814гг., были следующие:

1) Пожалования Георгиевских, а иногда и простых знамен…

2) Пожалования труб серебряных и Георгиевских.

3) Пожалование Гренадерского боя (особого барабанного боя, присвоенного гвардейским и гренадерским полкам. – И.У.) пехотным и егерским полкам.

Кроме этих прежде существовавших видов боевых наград, вновь установлены следующие:

4) Пожалование особых знаков на кивера… С надписью «за отличiе».

5) Пожалование… гренадерским полкам звания гвардейских, но со старшинством лишь одного чина, как в специальных войсках, т. е. учреждение «Молодой Гвардии».

6) Пожалование пехотным и егерским полкам звания Гренадерских.

7) Назначение полкам шефов из Августейших особ с наименованием полков в честь шефов» [60, с. 109, 110].

В ряду награждений особняком стояла и единая для всех чинов медаль, учрежденная в память 1812 г. В приказе императора от 5 февраля 1813 г. говорилось:

«Воины! Славный и достопамятный год, в который неслыханным и примерным образом поразили и наказали вы дерзнувшаго вступить в Отечество наше лютаго и сильнаго врага, славный год сей минул; но не пройдут и не умолкнут содеянные в нем громкие дела и подвиги ваши. Потомство сохранит их в памяти своей. Вы кровью своей спасли Отечество от многих совокупившихся против него народов и царств. Вы трудами, терпением и ранами своими приобрели благодарность от своей и уважение от чуждых держав. Вы мужеством и храбростию своею показали свету, что где Бог и Вера в сердцах народных, там, хотя бы вражеския силы подобны были волнам океана, но все оне о крепость их, как о твердую непоколебимую гору рассыпаются и сокрушаются! Из всей ярости и свирепства их останется один только стон и шум погибели. Воины! В ознаменование сих незабвенных подвигов ваших, повелели Мы выбить и освятить серебряную медаль, которая с начертанием на ней прошедшаго, столь достопамятного 1812 года, долженствует на голубой ленте украшать непреодолимый щит отечества, грудь вашу. Всяк из вас достоин носить на себе сей достопочтенный знак, сие свидетельство трудов, храбрости и участия _вславе; ибо все вы одинаковую несли тяготу и единодушным мужеством дышали. Вы по справедливости можете гордиться сим знаком; он являет в вас благословляемых Богом истинных сынов Отечества. Враги ваши, видя его на груди вашей, да вострепещут, ведая, что под ним пылает храбрость, не на страхе или корыстолюбии основанная, но на любви к вере и Отечеству, и следовательно ничем непобедимая» [60, с. 106].

* * *

Военное духовенство как орган религиозно-воспитательного воздействия на войска, играло немалую роль в поддержании высокого морально-нравственного духа армии. В фундаментальном труде, посвященном юбилею Военного министерства, отмечалась особенность воспитания русского воина:

«Достойные удивления доблести украшают русского солдата с первых веков русской истории до настоящего времени. Из самых тяжких испытаний выходит он с честью, всегда проявляя непоколебимое мужество в опасностях, беззаветную удаль в жестоком бою, неутомимую выносливость, поразительное терпение и постоянную готовность следовать приказанию начальников. Сострадание к побежденным, милосердие к раненым неприятелям – прекрасно дополняют высокие черты нравственного облика русского православного воина. Коренное требование нравственности, которому он следует, – самоотвержение, до готовности положить душу свою за други своя, – составляет основное свойство в характере христианина и воспитывается религиозными влияниями христианской веры. В нашей воинской среде религиозное начало всегда глубоко проникало все стороны жизни…» [147, с. 1].

В войсках очень терпимо относились к представителям иных конфессий – мусульман отпускали со службы для участия в молебнах, а при лейб-гвардии Финляндском полку состоял пастор, – но подавляющее большинство воинских чинов все-таки исповедовало православное христианство. «Русские солдаты должны отомстить злодеям, истребляющим православную веру их, и Бог будет им помощником», – говорилось в приказе по 1-й армии от 27 июля 1812 г.

Еще при Павле I произошло обособление полкового духовенства от епархиального. Все священники армии были подчинены Полевому обер-священнику, присутствующему в Святейшем синоде. Основной его функцией стало назначение в полки «достойных иеромонахов и священников». Также обер-священник ведал вопросами назначения пенсий и наград военному духовенству. По «Учреждению для управления Большой Действующей Армии» высшая духовная власть в войсках перешла к Обер-священнику армии и флотов, в подчинении которого состояли Полевые обер-священники армий и корпусов, в свою очередь осуществлявшие надзор за полковыми священниками. В 1812 г. Обер-священником армии и флотов был протоиерей Иоанн Семенович Державин.

^{Наградные медали за участие в Отечественной войне 1812 г. и за взятие Парижа в 1814 г.} 

Отдельная глава Устава 1797 г. была посвящена «службе Божьей»:

«1. Каждое Воскресение и праздник, а в великий пост по тем дням, когда обедня живет, бить на молитву, что делать барабанщикам всех караулов, как скоро благовестить начнут. Если у гарнизона своя церковь, то ж чинить в обыкновенный час.

2. Когда перестанут бить на молитву, ротам собираться перед Капитанскою квартирою. Сделать перекличку, чтобы все унтер-офицеры, барабанщики и рядовые были, исключая тех, которые в караулах или командировках. По перекличке и расчету Капитан ведет свою роту в церковь.

Примечание. Как бы слаба рота ни была, как Капитану, так и всем Офицерам быть при ней.

3. Всем Офицерам входить в церковь вместе с людьми, и не прежде из оной выходить, как по совершенном окончании службы; и дабы унтер-офицеры и рядовые прежде времени из оной не выходили, ставить к дверям церкви по унтер-офицеру с алебардами.

Примечание. Если солдаты случатся другого закона, то посылать оных на молитву оного, с унтер-офицером того закона, если случится.

4. Посылать под караул и наказывать тех солдат, которые в церкви шумели, или шутили, или соблазн подавали; стоять же смирно и слушать со вниманием.

Примечание. Если для гарнизона в городе особой церкви не будет; то командующему приказать отводить особое место, дабы все люди вместе стояли и за ними смотреть можно было.

5. Наблюдать, чтобы в течение года все люди на исповеди побывали и причащались» [75, с. 107-109].

15 июля 1812 г. Святейший правительствующий Всероссийский синод обнародовал воззвание, в котором, в частности, говорилось: «…Взываем к вам, чада церкви и отечества! Примите оружие и щит, да сохраните верность и охраните веру отцов наших!» [72, с. 52]. Первый победный молебен с пушечной пальбой был проведен в 1-й армии в полдень 22 июля в честь победы при городе Кобрине [44, с. 442].

В штатах полка числились священник и 2 церковника, а в обозе – фура с имуществом походной церкви. Еще до начала боевых действий в дивизиях оставили только по одной походной церкви, но при этом все священники продолжали службу при полках. Во время войны 1812 г. многие из них проявили подлинное мужество, поддерживая и воодушевляя свою паству под огнем неприятеля. Под Витебском священник 34-го егерского полка отец Фирс Никифоровский «во время напутствия раненых» был взят в плен, но бежал и в Смоленске присоединился к своему полку; в Бородинской битве он «вел себя неустрашимо, причем лошадь под ним была убита, сам он ранен в левую ногу» [147, с. 114]. В сражении при Бородине 26 августа протоиерей Московского гренадерского полка отец Мирон Орлеанский был контужен в бедро левой ноги. К награде за это же сражение был представлен полковой священник Псковского пехотного полка Волошинский, который «благоразумными и свойственными сану его наставлениями вдыхал в солдат пред сражением храбрость и мужество и сим поощрял их к сильному поражению неприятеля и, находясь как во время сражения, так и после оного при всех тяжело раненых и трудно больных, исполнял долг свой со всем усердием и человеколюбием» [39, с. 262].

Наиболее известным стал подвиг священника 19-го егерского полка Василия Васильковского. В том же сражении при Витебске он осенял строй Святым крестом, исповедовал и причащал умирающих солдат. Получив ранение, священник оставался на поле боя до тех пор, пока одна из пуль не попала в крест у него в руке, а вторая нанесла контузию в грудь. Оправившись от ран, он вновь пошел впереди строя полка в сражении при Малоярославце, где и был ранен в голову. Подвиг священника был вознагражден вручением ему ордена Святого Георгия 4-й степени.

Но и помимо него многие священники и протоиереи за «неустрашимость» и проявленные в кампанию 1812 г. «отличное мужество и храбрость» в разное время удостоились светских и духовных наград. Так, золотым наперсным крестом из кабинета Его Величества был награжден протоиерей Апшеронского пехотного полка отец Онисим Боровик, наперсными крестами от Святейшего синода – протоиерей Фанагорийского гренадерского полка отец Герасим Соколов, протоиереи лейб-гвардии Измайловского полка отец Симеон Александров и отец Петр Громов, протоиерей Днепровского пехотного полка отец Василий Полянский, священник Смоленского пехотного полка отец Филипп Добротворский, священник лейб-гвардии Семеновского полка отец Антипа Гав-рилов, священник гренадерского Графа Аракчеева полка отец Александр Наумов, священник лейб-гвардии Гренадерского полка отец Иаков Корчин-Чепурковский, священник Кексгольмского (Гренадерского Его Величества Короля Прусского) полка отец Григорий Грязнов. Орденом Святой Анны 2-й степени были награждены протоиереи лейб-гвардии Егерского полка отец Василий Моисеев, лейб-гвардии Измайловского полка отец Симеон Александров, 40-го егерского полка отец Андрей Белицкий.

В то же время солдатами и офицерами было явлено немало примеров подлинной добродетели и заботы о символах христианской веры. Говоря об освобождении города Красного в ноябре 1812 г., очевидец вспоминал, что «в городе гренадеры наши находили неприятельские шалаши, прикрытые церковными иконами; они бросались из рядов и уносили их обратно по церквям, набожно крестясь и негодуя» [148, с. 487].

^{Команда «На молитву – Шапки долой». Реконструкция.} 

В письме генерал-лейтенанта П.П. Коновницына старшему духовному чину Смоленска была описана судьба чудотворной иконы Смоленской Божьей Матери: «Августа 6-го дня сего текущего года, при оставлении войсками нашими города Смоленска, св. чудотворная икона… взята была артиллерийской ротой, командуемой полковником Глуховым, и с того времени возима при полках 3-й пехотной дивизии, кои во всех боях противу неприятеля охраняли оную в рядах своих. Войска с благоговением зрели посреди себя образ сей… При одержании над неприятелем важных побед и успехов приносимо было всегда благодарственное молебствие перед иконой. Ныне же, когда Всемогущий Бог благословил Российское оружие, и с поражением врага город Смоленск очищен, я по воле главнокомандующего всеми армиями его светлости генерал-фельдмаршала Михаилы Ларионовича Голенищева-Кутузова, препровождаю святую икону… обратно, да водворится она на прежнем месте, и прославится в ней Русский Бог, чудесно карающий, наконец, кичливого врага, нарушающего спокойствие народов…» [68, с. 242]. Интересно отметить, что икону все это время возили на колесном ходу разбитого зарядного ящика, от которого осталось только днище. Моральное воздействие этого образа на армию невозможно переоценить. Так, в начале Бородинского сражения батальоны 2-й бригады Гвардейской дивизии «прежде заряжания ружей оборотились назад, помолились Смоленской Божией Матери, которую возят позади армии, и с Ея благословением пошли вперед…» [138, с. 163].

^{Парад в Вильно. Рисунок из дневника офицера лейб-гвардии Семеновского полка А.В. Чичерина. Декабрь 1812 г.} 

* * *

Опытные военачальники всегда понимали, что сохранение и культивирование воинских традиций оказывает огромное воздействие на нравственное состояние войск. В этом смысле весьма показательной стала церемония, устроенная командиром 1-го егерского полка и описанная майором этого полка М.М. Петровым: «По прибытии… в Гродно… полковой наш командир Карпенков… сделал с позволения корпусного командира полный вооруженный полковой парад к могиле бывшего шефа нашего полка полковника Давыдовского…

В девять часов утра 17 декабря генерал-майор Карпенков, ведя парад полка своего, в колонне взводной, на полной дистанции, выступил за городовое предместие Слонимское и приблизился к кладбищу, где покоится под простым кирпичным памятником прах незабвенного полку героя полковника и кавалера военного и других орденов Давыдовского. Сослуживец покойника, изувеченный в Отечественной войне французами, штабс-капитан Воячев нес перед 1-м взводом на блюде, покрытом голубым бархатом, венок, сделанный из лавровых ветвей, достатых в оранжерее.

Выстроив фрунт противу памятника могилы, генерал Карпенков дал три ружейных залпа всем полком вверх, как бы во извещение души героя об освобождении гроба его от обстояния врагов Отечества и прибытии к нему с победоносных полей прославленного им полка его. После залпов барабанщики отгрянули на молитву, и полк, положивши ружья на землю, приступил к могиле и обступил ее. Тут генерал-майор Карпенков, взяв с блюда венок, положил его на памятник могильный и поклонился со всем полком до земли праху храброго предместника своего. Тогда полковой священник наш совершил панихиду о почиющем с благословениями герое, после которой полк, став в ружье противу могилы, отдал честь и, по бою тревоги, произвел долговременный батальный огонь с криком «ура» как приятнейшие для героев гимн и фимиам победоносные.

К довершению почести полк шел церемониальным маршем тихим шагом мимо могилы, идя правыми флангами взводов близ самого памятника, с музыкою, при салютации штаб– и обер-офицеров, в которое время полковой командир с двумя за ним с боков адъютантами стоял с правой стороны надгробка лицом к могиле, приклоня шпаги до земли, хранящей священные остатки, драгоценные сердцам воинов, героя полка, а музыканты противу его с левой, игравшие полковой марш, любимый покойником Давыдовским» [126, с. 218, 219].

ПРЕСТУПЛЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ

С образованием в 1812 г. Военного министерства функции надзора за соблюдением законности в войсках были возложены на Аудиторский департамент. Основные положения военно-судного производства содержались в приложениях к изданному в 1812 г. «Учреждению для управления Большой Действующей Армии»: «Образование военного суда при Большой Действующей Армии с уставом полевого делопроизводства» и «Полевое Уложение для Большой Действующей Армии».

В Действующей Армии начальником военно-судной части был Генерал-Аудитор, назначаемый из гражданских чиновников; в его подчинении находились обер-аудиторы корпусов и дивизий и аудиторы полков и отдельных подразделений. Служба в аудиторском чине, а это был гражданский чин XIII класса, считалась в известной степени неприличной для дворянина; так, генерал-лейтенант С.И. Маевский, начинавший службу аудитором Владимирского мушкетерского полка, вспоминал об отзывах своего полкового командира, называвшего аудиторство «грязным путем службы». Неудивительно, что среди аудиторов велик был процент бывших фельдфебелей, унтер-офицеров и писарей. Функции этих чинов в основном сводились к судебному делопроизводству; с бумажной работой совмещалось заведование полковым обозом и извозчиками.

В армии действовала система военных судов разного уровня. Как ни странно, военный суд того времени отличался известной гласностью и допускал возможность защиты подсудимого. Главнокомандующий Действующей Армии имел право на утверждение приговоров, в том числе и смертных, для всех военнослужащих, не достигших генеральского чина. В отличие от него командиры Особых корпусов не могли утверждать смертные приговоры.

В «Полевом уложении» рассматривались основные виды военных преступлений – измена, побег к неприятелю, неповиновение, кража, грабеж и поджог, нападение на безоружных жителей и убийство таковых, насилие над женщинами…

Одним из основных видов наказания была смертная казнь, исключительно в виде расстрела, причем в нескольких случаях предусматривалась несколько архаичная децимация – расстрел каждого десятого из состава подразделения. Сам обряд казни подробно излагался в «Образовании военного суда». Расстрел производился в присутствии большого числа войск. На краю выкопанной ямы устанавливали столб, затем приводили приговоренного в сопровождении священника в погребальном облачении. Барабанный бой предварял прочтение приговора: обер-аудитор читал перед подсудимым, а батальонные адъютанты – перед своими батальонами. На преступника надевали длинную белую рубаху, привязывали к столбу и завязывали глаза. 15 рядовых с унтер-офицером «тихо подходили» к столбу и в 15 шагах от него по команде унтер-офицера делали залп, целясь в грудь несчастному. Затем тело снимали со столба и опускали в яму [146].

Мародерство стало довольно серьезной проблемой для армии, особенно при движении к Смоленску и при оставлении Москвы. Почти сразу командование ввело очень серьезные наказания за это преступление. Приказ по 1-й армии от 22 июля гласил: «Прежде прибытия войск к городу Смоленску предшествовавшими оных обозами разграблены селения, изгнаны жители и вообще всякого рода чинены были насилия, делающие бесчестие войску. Не одни обозы, но и самые войска делали ужасные опустошения и грабежи. Корпусные обер-гевальдигеры и дивизионные должны честью ответствовать за сии беспорядки и противу желания надобно прибегнуть к строжайшим мерам взыскательности, а изобличенные в грабеже немедленно наказаны будут смертью» [44, с. 441, 442]. Уже 23-го июля были расстреляны два мародера; при казни присутствовали делегированные из полков солдаты – по одному от роты. Не обошел вниманием это зло и командующий 2-й армии князь П.И. Багратион. В приказе от 27 июня он сделал строгое внушение подчиненным: «Обязанность каждого чина охранять и защищать подданных своего государя, а отступающий от сего по законам должен быть расстрелян. Люблю воинов, уважаю их храбрость, настолько ж требую и порядка. И потому к сожалению моему сим объявляю, что первого, кто будет найден и обличен в каковом-либо насильственном поступке против жителей, будет расстрелян, а начальник роты, эскадрона или сотни разжалуется в рядовые…» [35, с. 183, 184].

В параграфах 72 и 73 «Полевого Уложения» оговаривалось наказание офицера за грабеж – офицер, «поведший вверенную ему команду на добычу без особенного на то приказания», наказывался смертью. На удивление, подобный случай был отмечен в ходе кампании. «Отличился» прапорщик 6-го егерского полка, который в конце сентября с командой из 2 унтер-офицеров и 16 рядовых, будучи послан на фуражировку, «вышел на большую дорогу». Он грабил и убивал жителей, а когда была послана партия для его поимки, оказал сопротивление, как и 11 человек из его шайки. Сам прапорщик в перестрелке убил 3 и ранил 2 солдат, но был схвачен и по приговору суда расстрелян. Унтер-офицеры и 9 егерей были разжалованы, лишены знаков и прогнаны через тысячу человек 3 раза.

Помимо расстрела, допускались следующие наказания: лишение чинов, разжалование в рядовые, заточение, ссылка, денежное взыскание и, наконец, прогнание сквозь строй.

При последней экзекуции указывалось количество ударов: осужденного могли несколько раз прогонять через 500, 1000 человек или через «комплектный батальон». Назначенное для осуществления наказания подразделение выстраивалось в две шеренги, образуя коридор. Солдаты ставили ружья к левой ноге, а профос раздавал каждому столько прутьев, сколько «человека гонять надлежит»; одним прутом разрешалось ударить только один раз. Под бой барабанов осужденный бежал по коридору, а солдаты под надзором унтер-офицеров и офицеров били его шпицрутенами. «Прогнание» через 500 человек, как нетрудно понять, было самым щадящим способом, так как давало время для отдыха перед каждым пробегом.

Целый вал судебных приговоров и наказаний последовал в сентябре, когда дисциплина в армии серьезным образом пошатнулась. Генерал Н.Н. Раевский, несколько склонный к преувеличениям, в письме отмечал: «…Войска в упадке духа, укомплектованы ратниками с пиками, хлебом в своей земле нуждаемся, раненых всех бросили, бродяг половина армии, капитаны командуют полками» [135, с. 218]. Преступления в этот период были самыми разнообразными. Так, за «осуждение поступков начальства» в сентябре был разжалован в рядовые и дважды прогнан через строй из 500 человек унтер-офицер Московского пехотного полка [44, с. 458, 459]. 26 сентября военный суд при 5-м корпусе осудил рядовых Тульского полка Ивана Прохорова и Могилевского полка Ивана Федорова, которые, попав в плен в 1806 г., служили у французов, причем Федоров участвовал в сражениях при Смоленске и Можайске. Провинившихся «выключили из воинского звания», дали по 50 ударов кнутом и сослали «в работы»; нужно отметить, что наказание кнутом осуществлялось не при полках, а в городах. В этом же приказе содержалась и следующая информация: «36-го Егерского полка рядовой Швец, сужденный при 6-м корпусе военным судом за дерзкий поступок против своего унтер-офицера, коего в сердцах ранил штыком в ляжку; за что конфирмацией Его Светлости Главнокомандующего Армиями определено: наказать сего рядового шпицрутенами через тысячу человек четыре раза, а унтер-офицера, оказавшегося по сему делу виновным в неприличном наказании рядовых, ибо он бил означенного рядового Швеца и другого солдата по лицу кулаками, чем вынудил подсудимого и к дерзости против себя, то к воздержанию впредь от неприличных наказаний подчиненных, разжаловать его в рядовые на полгода» [44, с. 462].

^{Расстрел офицера-дезертира. Рисунок из дневника офицера лейб-гвардии Семеновского полка А.В. Чичерина. Декабрь 1812 г.} 

В ряде случаев налагались коллективные наказания. Так, для подразделения, уличенного в трусости, было изобретено довольно остроумное наказание: на следующий день после преступления у виновного подразделения отбирали знамена, офицерские шпаги и ружья, после чего оно дефилировало перед строем других частей, неся вместо знамени белую доску с надписью «трусы»; затем нижние чины переводились в разные полки, а офицеров изгоняли из армии. Своеобразному наказанию подвергся 18-й егерский полк. В приказе по 1-й армии от 27 июля говорилось: «18-й Егерский полк, отойдя вчера 5-ть верст от лагеря при Смоленске, имел так много отсталых, что другие полки на самый ночлег пришедшие, столько не оставили. Главнокомандующий, относя сие на счет недостатка внимания на сбережение людей командующего полком, замечает, что оное должно быть давно пренебреженно, а между усталыми остающиеся здоровые люди доказывают, сколько мало усердия в полку, когда прочие все горят нетерпением сразиться с неприятелем; почему полк сей как незаслуживающий быть в авангарде впредь обращен будет на сохранение обозов» [44, с. 445, 446].

Не менее оригинально был наказан Копорский пехотный полк. В конце июня полк был неоднократно замечен в пренебрежении к службе. Так, в приказе по 1-й армии от 14 июня указывалось: «Главнокомандующий с прискорбием заметил сего числа, что в таком войске, каково Российское, привыкшем всегда к трудам и походам, нашел он в пехотных полках неожидаемый беспорядок; особенно в Копорском пехотном полку, который на привале был совершенно разбросан, ружья имел в куче и без надлежащих караулов, за что начальник оного

полка арестуется на двое суток, а впредь со всевозможной строгостью взыщется; почему сим подтверждается, дабы в биваках сохранять такой же порядок и устройство, как и в лагере…» [44, с. 419, 420]. Командир полка не сделал должных выводов, и уже 24 июня на походе было замечено множество отставших копорцев. Наконец, 25 июля приказом по армии «3-й дивизии Копорский пехотный полк» переводился в 23-ю дивизию, а Селенгинский пехотный полк – на его место в образцово-показательную 3-ю дивизию [44, с. 444].