Текст книги "Век нерожденных"

Автор книги: Илья Букреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Алексей смотрел на подарок, и ему нравилось, как Шеварднадзе завороженно любовался картиной.

7

Организм Алексея восстанавливался с необъяснимой скоростью, кожа приобрела эластичность и здоровый оттенок, а мышечная масса росла без тренировок. Однако, пациент страдал не плотью, а рассудком. Доктор добился позволения вывести его на прогулку, дабы не обрекать на изнурительное одиночество, когда возвращавшиеся воспоминания конфликтуют с искаженным восприятием реальности и способны увести разум в пущие заблуждения. Пусть площадки станции не равнялись даже самой захудалой аллее в липовом сквере, все же простор лучше утлой больничной палаты со спертым воздухом, где напрочь стопорилась любая мысль.

Повсюду на стации был проложены дорожки из пробки, чтобы при ходьбе не шлепать по металлу. Шеварднадзе решил идти к фудкорту, подумав, что Алексей оценит кормежку, отличную от больничной. На открытой площадке располагались с три десятка столов, по числу мест рассчитанные на три пары. Шеварднадзе подвел Алексея к одному из автоматизированных машин раздачи, которые принадлежали ресторанам быстрого питания. На сенсорном экране горели клавиши с изображениями вариантов комплексных обедов. Каждая кнопка знакомила с кратким описанием. Доктор нажал понравившуюся, и спустя мгновение дверца выдачи опустилась. Внутри появился прямоугольный разнос, он же служил пищевыми емкостями, где находились салат, бургер, картошка, азиатские соусы, незамысловатый десерт и алюминиевая банка с газировкой. Продемонстрировав нехитрый алгоритм получения еды, доктор предложил Алексею выбрать из меню. Замешкавшись, он остановился на том же, что заказал доктор. Время обеда не успело кончиться, поэтому Шеварднадзе пришлось подсаживаться. Выбор пал на компанию девушек, напротив которых оба и расположились.

– Послушай Давид, у тебя есть семья? – приглушенно сказал Алексей, переглядываясь с сотрапезницами.

– Жена. Мы разошлись, – понуро ответил Шеварднадзе, но потом с интересом: – Постой, в мире стены ты имел понятие «семья»?

– Не задумывался над этим. В яме я был одинок. Некогда меня окружали люди, в далеком прошлом, но их лица я давно забыл. Уверен, они точно не были моей семьей.

– Тогда…

– Откуда я взялся? Вопросы, вопросы… Все свободное время я сижу на вики-сайтах. Я узнаю больше о Земле, из-за этого появились новые вспоминания, не только о пещере.

– Значит, ты понял, что твое ощущение реальности через стену это болезненная иллюзия? Что ж, с возвращением!

– Да, во мне произошел некий перелом, но повремени с поздравлениями. Я признал ваш мир настоящим и даже основоположным, но меж тем, мир стены, на котором я провел жизнь, не стал от этого ложным.

– Ты пытаешься соединить две конфликтующие реальности.

– Наоборот, они выталкивают друг друга, не способные существовать вместе.

По соседству сидела кучка офицеров с землистыми лицами, по выражениям которых казалось, что они не ели, а занимались постыло-привычным подсчетом потерь.

– Это ты! Обернись, паскуда! – рокотом разнеслось от офицерского стола.

Шеварднадзе единственный в зале посчитал, что нет нужды глазеть на без сомнения перебравших офицеров.

– Ты! – раздалось повторно.

На плечо доктора упала тяжелая ладонь. Он бросил взгляд на руку дернул плечом, однако, хватка находила сходство с бульдожьей. Случилось то, чего опасался Шеварднадзе: прошлое настигло.

Он вскочил со стула и умело вывернулся, затем ударом в грудь оттолкнул офицера. Того только распалило. Военный кинулся на доктора и крепко вложился по ребрам, при этом получив в ответ удачный хук в челюсть. Обменявшись любезностями, соперники кинематографично отшатнулись в стороны. Сослуживцы удержали разъяренного офицера от продолжения, а доктор, в свою очередь, не рисковал мстить.

– Ты – убийца! – кричал свирепый офицер. – Я узнал твою рожу! Моя семья была в городе, – он обмяк и залился слезами. – Мария и Соня, мои жена и дочь. Слушай имена! Их кровь на тебе! – восклицал он в истерике.

Шеварднадзе под локоть приподнял Алексея из-за стола, который с интересом наблюдал за развернувшейся драмой, точно за импровизацией актеров. Один из товарищей буяна мотнул головой с гримасой, значащей: «Проваливай отсюда!». Шеварднадзе поправил пиджак и быстрым шагом отправился вон. Однако, по громкой связи прозвучало с эхом: «Давид Шеварднадзе, уберите поднос в приемку посуды!» Словно обданный ушатом помоев, доктор воротился и, под стук собственных подметок, унес подносы в автомат приемки. Никто ни ел, ни говорил, все взоры были прикованы к нему. Испив чашу унижения, Шеварднадзе полубегом на ходу подхватил Алексея под руку и вывел из фудкорта.

– Что это было? – спросил Алексей, когда они вошли в номер отеля.

Шеварднадзе опустился на софу. Тяжесть креста подлинно значимых деяний. Ни тривиальная боль и разочарование, но груз от осознания бесповоротного изменения судеб многих людей. Тяжеловесная броня, надетая на душу.

– Каким бы я стал счастливцем, если все на Земле задавались вопросом: «Что это было?» Ты, Алексей, из тех немногих, кто не слыхал обо мне. В истории войны ты не добрался до «Ростовского инцидента»?

– Нет, но подожди минуту, я посмотрю.

Алексей полез в карман за устройством виртуализации.

– Не надо, я расскажу сам. Тем более, кто это сделает лучше, чем главное действующее лицо.

Алексей прильнул к столу, упершись подбородком в ладони. Поза являла нечто юное, и Шеварднадзе вспомнил, что пациенту нет и тридцати.

– Был апрель. Шла третья неделя вторжения. Наших сминали, с неумолимым упорством враг занимал города и военные базы. К тому времени Европа до Урала оказались под оккупацией. На юге стабилизировать фронт удалось лишь в сотне километров от Ростова-на-Дону. Туда стянулись массы российских войск, да и сам по себе южный округ со штабом в Ростове был самым грозным в довоенной России. Отступать дальше, по сути, некуда. Страны средней Азии успели занять внушительные силы НАТО. Принимать бывших соперников европейцы не торопились. Такова человеческая натура, лодка тонет, но каждый будет думать только о себе.

Я врач и всегда считал себя морально выше вояк. Но порой даже самая смертоносная бомба способна нанести меньше вреда, чем единственное распоряжение.

До вторжения я добился определенного статуса с высокой должностью в ведущей больнице страны. При обороне подступов к городу, меня назначили заведовать санитарным ведомством того, что осталось от России. По моей части была катастрофа. Системы жизнеобеспечения, канализация, подвоз медикаментов, продовольствия… этого просто не стало. Мало того, в Ростов набилось сумасшедшее количество беженцев, миллионы ото всей России. Говорят, беда не приходит одна, и коли есть угроза плохого исхода, в кризисный момент такой исход обязательно наступит. Неблагоприятные факторы, сложившихся в Ростове, сформировали среду для возникновения беды. Ею стала чума. При обычных обстоятельствах болезнь очень неприятна, но не фатальна. Требуется локализовать источники эпидемии и затем направить больных в карантин под интенсивную терапию. При имевшихся обстоятельствах врачи не обладали ни временем, ни средствами борьбы, а в переполненном городе инфекция стремительно распространялась. Это как действовать без рук и инструментов одновременно. Однако я обязан был что-то предпринять. Здраво оценив возможности, я закрыл город, превратив его целиком в карантинную зону. Единственный выход, чтобы не позволить чуме распространиться вовне.

Наивно полагать, что несчастье имеет пределы. Как я говорил, генералы полагали, что линия фронта устоялась, и ценой громадных потерь мы таки сможем удержать Ростов. Оказалось, пришельцы сильно разобщились по оккупированной территории, но к середине апреля они стянули корпуса для атаки наших позиций. Удар смел наши порядки подобно ветру, что гонит листья. Если бы я открыл путь отхода из Ростова, не все, но часть людей сумела бы спаслась. Но я испугался заразы. Я бросил город и отступил с военными на Кавказ. Самостоятельно жители не могли далеко убежать, поэтому остались на милость врагу. Так я обрек целый город на убой.

– Не знаю, что сказать.

– Нечего говорить. В учебниках истории не объясняют, что делать в ситуации, когда остается выбор только среди решений, разного сорта чудовищности. В Ростове собрались беженцы со всей России, поэтому многие пережившие войну потеряли близких в «Ростовской трагедии». Таких, как тот офицер немало внизу. Теперь ты понимаешь, почему я не тороплюсь на Землю.

Алексей встрепенулся и охваченный импульсом озарения едва ли не подскочил со стула.

– Я вспомнил тоже, нет другое… Слушай, – слово наскакивало на предыдущее в речи Алексея. – Я попал в пещеру абсолютного мрака и долго плутал по ее камерам. Благодаря зрению, привыкшему к темноте, я мог различать очертания вокруг.

Спустя время я разглядел будто бы в определенном месте сам воздух плотнее, и этот сгусток движется подобно волку, который кружит рядом с добычей. Куда бы я ни подался, то чуял стороннее присутствие. В случайном луче света я разглядел существо. Оно имело человеческие очертания, походило на тень в черном балахоне, и бесформенное точно соткано из дыма. С испугу я бросил камень в чудовище, как сразу его окрестил. Разнесся звук удара о стену. Мной завладел ужас, он проникал в самые кончики волос. Отчего-то в голове моей выплыл строгий наказ не бежать от гневного зверя. Пятясь назад, я мозжечком вспоминал путь, которым пришел. Кожей я чувствовал близость угрозы. Нервы, разорвавшись, хлестали, отпуская тормоза, и я ринулся прочь, то и дело врезаясь в преграды. Чем резвее я бежал, тем сильнее я чувствовал дыхание тени. Страх мой не передать, если я замирал и вслушивался, то он раздавался топот, если казалось, что меня схватят, то чувствовал прикосновения. Я бежал быстро как мог.

Кубарем, как споткнувшийся мерин, я полетел через голову. Поднявшись на колени, я склонил голову в неизбежности. Тень как базальтовый столп возросла надо мной. В ту секунду я проникся осознанием последней минуты. Вместо событий моей неприглядной жизни пришло видение словно из параллельной вселенной. На арене скопился орущий народ. Жара. В центре внизу на песке сбились в кучу жалкие полунагие люди. Кругом голодные свирепые звери, в предвкушении кровавой бойни. Часть обреченных, предвидя исход, взывала к богам, остальные бились в страхе. Но взор мой остановился на двух юношах, которые улыбались друг другу. Их глаза были наполнены лаской, движения спокойны, словно оба сидели в теплом прибое. Юноши с негой вкушали каждую толику жизни. В самый последний час, они сплелись в объятии и познали вечность.

Образ воодушевил меня и, как халат, я спустил с себя ужас и в порыве обхватил руками остов тени. Она оказалась во плоти, и от нее исходило живое тепло. Я больше не готовился к расправе, и она не последовала. Тень снизошла и обволокла. Доброту вот что я чувствовал. Палач остается таковым лишь в сознании приговоренного.

Мы обретали нежность до границ очарования. Тень вывела меня из пещеры. Я обернулся напоследок, но она исчезла. Мрак пещеры грел, как меховая мантия в холодную ночь. Я подошел к краю выступа, под которым зияла бездна. Я вернулся к стене, ухватился за камень, подтянулся и продолжил путь вверх.

– Чудесная история, – заулыбался доктор. – Пусть и мало относится ко мне. Я рад, что благодаря неприятному казусу, ты вспомнил о новой пещере.

– Нет, этот случай относится к тебе, не к ситуации с дракой… не знаю, как объяснить.

– Что ж, отчасти она применима.

– Давид, помнишь, до того, как нас прервали офицер, мы говорили о семье? Она должна у меня быть, ты обязан узнать.

8

Прошло несколько дней. Алексей возвращался из спортивного зала, тренировки в котором восполнили дыру, вызванную отлучкой доктора на Землю. Не имея планов, Алексей собрался вздремнуть, но помешал сигнал входящего вызова. Можно было отключить звук и уснуть, но возобладало любопытство, кто мог прислать сообщение при отсутствии знакомых на станции. Алексей перекатился на бок и, не поднимаясь, потянулся к тумбочке за устройством. Перед отъездом Шеварднадзе подарил хорошие очки виртуальной реальности, которые были практичнее пирамидки-визора.

Послание пришло от Шеварднадзе. Доктор сообщал, что по бюрократическим делам вынужден задержаться на планете несколько дольше, чем ожидал. Он требовал у властей прислать Алексея на Землю, однако, получил официальный отказ. Собственно, последнее и явилось поводом для записи сообщения.

Причиной запрета послужили результаты лабораторных исследования тканей, забранных у Алексея. В крови обнаружились тельца внеземного происхождения. При глубоком изучении клеток выяснилось кое-что еще. Цепи ДНК у обычного человека имеют определенный запас сверх длины, содержащей генетическую информацию. С годами деление клеток потихоньку расходует резерв. Когда он полностью утрачивается, запускается разрушение самих цепочек, отчего при делении клеток появляются новые с неполным генокодом. Люди называют это старением. ДНК же Алексея имеет несопоставимо длинный для людей предохранительный запас. За неимением иного разумного объяснения, ученые грешат на внеземное воздействие. Власти не проигнорировали столь радикальную мутацию человеческой особи, ведь в соответствии с научными выкладкам, Алексей проживет неестественно долгую жизнь. Есть и негатив. На планете приступили изучать образцы, привезенные с далекой планеты. У ученых есть опасения насчет последствий радикального воздействия организмов на человечество и экосистему. Так что правительство не пустит Алексея на планету. Запрет может продлиться полгода, максимум год.

«Последняя новость… – говорил доктор уже в видеозаписи, открытой Алексеем. – Как ты просил, я узнал про твою семью. Мне горько говорить, но твоей жены больше нет с нами. Смерть забрала ее, как миллионы других хороших людей во время нашествия. Однако, у тебя осталась дочурка – Наташа. Ей сейчас семь, и она находится в учебном центре в Крыму. Очень милая девочка. К письму я приложил данные на нее. В общем, на этом у меня все. На Земле я пробуду от силы до следующего четверга, потом вернусь. К тому времени ты изучишь профайл и, надеюсь, вспомнишь что-нибудь еще. До встречи!»

Шеварднадзе исчез, и посреди комнаты появилась голограмма девочки. Несуразно высокая при худобе, платье цвета глубокого ультрамарина, каштановая челка лежала на тонких надбровьях, волосики заплетены в мелкие косички, перевязанные лентами. Лицо девочки было незнакомо Алексею, как и щекочущее чувство под ребрами.

Алексею послышался дождь, перебирающий по металлической крыше, он прикрыл глаза и очутился в троллейбусе. Обычный путь на работу. Поездка и путь назначения откликались внутри безразличием. Голая дисциплина. Случайный взгляд остановился на юной девушке. Студентка-первогодка, едва окончила школу. Лицо не утратило детский флер. На ее тонких плечах висел мешковатый рюкзак. Чуть влажные волосы спутались. Припухлые глаза норовили сомкнуться от недостатка сна прошлой ночью. Смотря на студентку, Алексей открылся рефлексии. Он вспомнил прошедшее только вчера юношество, окончание техникума, а после трудоустройство на ровное место, офис, кабинет, проходной флирт с секретаршей начальника, бумажки, поздравления открытками в мессенджерах… «Когда я стал таким… стабильным, как степлер?» Тревога оттого, что жизнь пройдёт никчемно прикрывалась призрачной надеждой на «Вдруг!». Сердцу больше не из-за чего рваться изнутри. «Вот бы разорвало чертов троллейбус!»

Шлепок по столу, Алексей вновь очутился в палате. Затрясло в волнении. Злость? Нет, досада. Веки опускаются.

Среди рева сирен, скрежета металла и хруста бетона бойня раскрутила свои жернова. Соцсети заполнили ролики, на которых огромные корабли со страниц научной фантастики плыли над столицами мира, с небес падал десант ксенодроидов, сотканных из полированных металлических тросиков, сквозь щели прорывалось синее сияние. Они пришли убивать. Алексей всматривался в горизонт и понимал, что на город движутся не тучи. Война пришла в рутинное утро.

Сперва в детский сад за дочерью, потом за женой в ателье.

Полицейские укрыли малышей с храброй воспитательницей в подвале детского сада. Слишком много испуганных глазок молили Алексея, чтобы сделать все как раньше. Он поднял с расстеленного матраса годовалую дочь и выбежал оттуда.

Было некому рассказать, что случилось с женой. Находилась ли она в здании, когда агрессоры бомбили квартал? Оглушенный ужасом Алексей с ребенком на руках мытарился у горящих руин, не зная, что делать дальше.

Алексей встал с больничной кровати не в силах усидеть. В мозг словно подвели высоковольтный кабель, мысли рождались и метались, молниеносно наталкивались и сменяли друг друга. Вулкан памяти рванул, события прежней жизни появлялись со скоростью промышленного конвейера. Алексей вспомнил войну, как записался в горный отряд стрелков потому, что владел разрядом по спортивному скалолазанию. Вспомнил, как отдал дочку на воспитание, не зная куда и какому правительству. Вспомнил, как пришельцы перед гибелью нанесли подлый удар, уныние тех дней снова впечаталось в сознание. После войны он лишь единожды видел дочь. Когда понадобился ветеран-скалолаз в экспедицию на далекую планету, то новое правительство не спросило желания. В конце концов все делалось ради спасения человечества. Жизни людей быстротечны в масштабах космоса, нельзя было медлить.

Головокружение, помутнение, затем открылось видение.

Он попал в третью пещеру, которая расширилась в небольшой мирок. Описать окружение способны четыре слова: грязь, пиломатериалы, ручьи, валуны. Стабильно пасмурная погода, капал дождь, но не лил, ветры дули, но не сносили, вялый свет днем. Первым делом Алексей построил небольшую хижину, которая спустя время превратилась в дом, благо материалы валялись буквально под ногами.

Невдалеке жила семья. Нерадивый исхудалый мужичонка день ото дня латал свою утлую хибарку. Говорят, усердие компенсирует умение. Не тот случай.

Временами из ниоткуда низвергались грязевые сели. После первого, Алексей укрепил фундамент и устроил защитные заграждения. На другой раз стихия не навредила дому. Хата мужичка за речушкой от каждого селя едва удерживалась. Иногда Алексею казалось, что чем лучше обустраивался он, тем хуже становилось семье на другом берегу.

Бытность обрела размеренность. День Алексей строил, ремонтировал, приращивал хозяйство, а вечером смотрел появившийся сам по себе телевизор. Время текло, но не ясно как долго он провел в пещере. может год, а может десять. Успокаивала цикличная размеренность: сон, работа, вечернее шоу на ТВ.

Однажды Алексей настолько устал, что не добрался до экрана, а присел у окна, облокотившись на подоконник. Он наблюдал за семьей мужичка и его житейскими трудностями. Он смотрел и переставал понимать зачем живет, если устраниться за рубеж дисциплины и выживания.

Наутро Алексей переправился через ручей и, не спрашивая дозволения, начал помогать мужичку. С тех пор половину дня он уделял хозяйству соседей и облагораживанию местности, мостил дорогу, садил деревья, а остаток времени трудился для себя. По вечерам телевизор уступил созерцанию мирка, обустраиваемого им. Мало-помалу из ландшафта времен Первой мировой округа преобразилась в ухоженный, местами цветущий пейзаж.

Как-то раз, Алексей очередной раз шел от соседа по собственноручно выстроенному мосту и запнулся. Он глянул под ноги и увидел контейнер. Рядом лежало альпинистское снаряжение. Алексей удивился, отчего он так долго не замечал этих вещей. Оглянувшись, он увидел мужичка, который пусть и приосанился, но сохранял растерянно-неряшливый облик. Мужичок поймал взгляд и, округлив глаза, замер, но поняв, что за взглядом ничего не последует, дернул плечами и поплелся в хату. Алексею вспомнилась стена, ожидавшая восхождения. В возведенном им мирке было славно, но где-то в глубине души Алексей знал, что такое же наивное и беззащитное существо, как мужичок за речкой, нуждается в нем и в том, что находится внутри контейнера.

Алексей очнулся на полу палаты. Он сел и утер слюну, растекшуюся по щеке. Рядом лежали очки виртуальной реальности. Надев их, он вновь увидел дочку. Ее глаза точь-в-точь глаза мужичка из пещеры. В ее взгляде не было просьбы, лишь не нуждающаяся в подтверждении уверенность, что отец сделает все, чтобы она стала счастливой. Может, это и есть любовь.