Текст книги "Потопленные камни"

Автор книги: Ило Мосашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Джемал Турма н-о г л у – заместитель началь-

ника вилайета, 35 лет.

Гаянэ – его сестра, 20 лет.

Г о г и ч а – его брат, 12 лет.

Ф а т ь м а – его мать.

Шукри Джафар-оглу – моряк, друг детства

Джемал а.

Шамандух – мать Шукри, пожилая женщина.

Русудан – подруга Гаянэ.

Бежа н-а га – бывший учитель, старик.

Осман – моряк, друг Шукри.

А б д у л-С а д а х – начальник вилайета, средних лет.

Джон Райт – американский инженер.

Мирза – секретарь Абдул-Садаха, старик.

Р а м а з а «-а ли – начальник тайной полиции.

Ходжа Сулейман – отуреченный грузин.

Хозяин кофейни.

Капитан морской полиции.

Ювелир.

Певица.

Официантка.

Тюремная стража.

Моряки.

Полицейские.

Конвойные.

Американцы.

Народ.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Берег моря. Слева – дом с широким балконом и двор

с апельсиновыми и мандариновыми деревьями. Перед

домом тенистая смоковница, обвитая лозой; с ветвей ее

свисают гроздья винограда. На заднем плане —

панорама старинного городка с развалинами древней

крепости и величественного храма. Среди тесно а

родившихся домов высятся два или три минарета.

Гаянэ подметает двор.

Фа тьма (голос из дома). Гаянэ, Гаянэ!

Где Асмат?

Гаянэ. У нее заболел ребенок, мама.

Слышишь – поют над ею колыбелькой, злых

духов отгоняют.

Доносятся звуки ритуальной песни «Батонебо»,

исполняемой под аккомпанемент чонгури.

Из дома выходит Ф а т ь м а.

Ф а т ь м а (складывая стопку глиняных

сковородок – «кеци» в открытой кухонной

пристройке, перед очагом). Какая досада, что она

не может нам помочь... Боюсь, мы ничего не

успеем приготовить. Придется краснеть

перед гостем!

Гаянэ. А ну его! Примем, как сумеем.

Фа тьма. Что ты?! Как не уважить гостя,

да еще такого? Он столько сделал для нашей

семьи! Ведь мы не видели Джемала

пятнадцать лет. А теперь благодаря господину Са-

даху твой брат опять с нами. И он назначил

Джемала своим заместителем! Теперь Дже-

мал – первый человек после начальника

вилайета. Все поздравляют меня с таким

сыном.

Гаянэ. Прежнего начальника никто в

глаза не видел, а этот только и делает, что

ходит по городу. На прошлой неделе мы с Аомат

шли к морю мыть ковер. Вдруг народ

всполошился: «Начальник вилайета идет».

Все посторонились, а мы не успели отойти... Он

остановился и впился в нас глазами, бесстыдник!

Фатьма. Тебе, наверное, показалось.

Образованные люди всегда смотрят прямо в лицо.

Да и что в этом особенного? Разве ты урод,

чтобы мужчины от тебя отворачивались?

Гаянэ. Смотреть можно по-разному...

Потом, уже отойдя от нас, он вдруг обернулся,

что-то сказал своему спутнику и засмеялся...

А третьего дня я заходила к Джемалу, – он

был там и все время не сводил с меня глаз.

Мне стало стыдно и я убежала, не

дождавшись Джемала.

Вбегает Г о г и ч а, размахивая пращой.

Г о г и ч а (метнув камень, подбегает к

Гаянэ). Знаешь, что мне рассказал Бежан-ага?

Сказать тебе? Сказать?

Гаянэ. Опять этот твой Бежан-ага! Ты бы

совсем переселился к нему! (Фатьме.) С утра

до вечера мальчишка пропадает у этого

старика!

Г о г и ч а (заносчиво). А тебе что? Не

путайся в мужские дела! Раз я туда хожу,

значит так нужно.

Фатьма. Ах, боже мой! Давно вы не

ссорились? Гогича, слышишь! Принеси дров!

Г о г и ч а (приносит дрова). Знаешь, мама,

Бежан-ага сказал мне, что я не должен

обижаться, когда турецкие мальчишки называют

меня «гурджи». Тебе, говорит, нечего

стыдиться, что ты грузин, грузином быть вовсе не

стыдно.

Фатьма. Правду он сказал, сынок. Весь

этот край, где мы живем, раньше

принадлежал грузинам.

Гогича. А знаешь, мама, что он еще

сказал? (Метнул пращой камешек через забор.)

Оказывается, когда турки пришли сюда,

каждая турецкая женщина несла в торбе за спи-

ной ребенка. (Снова метнул камень из пращи,

подбежал к забору, стал на пень и,

размахивая пращой, крикнул.) Ахмед! Эй, Ахмед!

Торба! Торба! (Убегает.)

Гаянэ. Старик совсем с ума сведет

мальчишку! (Смотрит вслед.) Опять побежал

туда!

Ф а т ь м а. Твой друг Шукри виноват не

меньше.

Во двор входит Шукри.

А вот и он – легок на помине!

Гаянэ вскрикивает, откидывает из спину

полураспустившуюся косу и убегает в дом.

Шукри. Добрый день!

Ф а т ь м а. Пошли тебе бог счастья, сынок!

Мы только что говорили о тебе... Гогича

заладил: «Хочу стать моряком». Просто сладу

нет с мальчишкой с тех пор, как ты рассказал

ему обо всем, что видел в Грузии.

Шукри. Что ж тут дурного?.. Обойти весь

свет, увидеть разные страны... Одним только

плоха жизнь моряка: иной раз дома посидеть

хочется, а приказывают выходить в море. Вот

и сейчас я пришел попрощаться. Хотел сегодня

побыть с вами, поговорить с Джемалом!.. Не

вышло: неожиданно объявили, что уходим в

море.

Ф а т ь м а (огорченно). Ах, какая досада!

А Джемал просил задержать тебя. Он ведь

так давно с тобой не виделся! Гаянэ! Гаянэ!

(Шукри.) Говори с нею сам. Я в ваши дела

не вмешиваюсь!

В дверях показывается Гаянэ. Она в новом платье.

косы ее аккуратно заплетены.

Гаянэ. Шукри уезжает? Куда? Зачем?

(Идет навстречу Шукри.) Ты шутишь, или это

правда?

Ф а т ь м а уходит.

Шукри. Думаешь, мне хочется уезжать?

Что делать – служба!

Гаянэ (перебивает его). Я тебя никуда не

отпущу!

Шукри. Эх! Будь ты моим начальником, с

каким удовольствием я исполнил бы твой

приказ!

Гаянэ. Будь я твоим начальником, я

первым делом уволила бы тебя со службы.

Ш у к р и. Может быть, это случится раньше,

чем ты думаешь! Последнее время на

моряков-грузин стали смотреть косо... И не только

на грузин – на всех, кроме турок... Недавно с

одного судна уволили пятерых грузин – всех,

что там были. Тот корабль тоже ходил в

черноморские порты...

Г а я н э. За что уволили? За то, что они

грузины?

Ш у к р и. Другой причины нет. Месяц тому

назад в одном порте Мраморного моря

морская полиция высадила с корабля на берег

пятерых моряков. Я был на берегу.

Спрашиваю: «Что случилось?» Они говорят: «Мы

виноваты лишь в том, что мы грузины». Бедняга

остались в чужом городе без работы и не

знали, куда деться. Я послал их к нашему

капитану. У нас нехватало двенадцати матросов —

они заболели и их пришлось оставить в

Александрии... Капитан сначала обрадовался, но

потом, когда узнал, что моряки – грузины,

отказал им наотрез.

Гаянэ (опечаленно). Значит, их в

самом деле уволили только за то, что они

грузины?

Шукри. Говорят, в Резайе у рыбаков

нашли советские газеты. Несколько человек

арестовано...

Гаянэ. Значит, тебя могут уволить?

Шукри. Конечно.

Гаянэ. Что же ты будешь делать?

Шукри. Мир велик... Морей на свете

мною.

Гаянэ. А я думала... (Огорченно опускает

голову.)

Шукри. Что ты думала?

ю

Гаянэ. Все .море да служба... Вот и

сегодня ты не будешь с нами!

Шукри. Ты думаешь, если меня уволят, то

оставят здесь с тобой? Говорят, тех пятерых

послали на Желтый остров Он в десяти днях

пути отсюда, если не дальше.

Гаянэ (испуганно). Что, если и тебя

пошлют туда? Шукри, милый, почему бы тебе

совсем не бросить море?

Ш у к р и. Я ведь, как рыба, Гаянэ! Жить

без моря не могу. На берегу я сам не свой...

Гаянэ (закрыла глаза, скрывая

навернувшиеся слезы). Значит, ты не рад нашей

встрече?

Шукри. Тебе не стыдно, Гаянэ? Если бы

не ты, я вовсе не сошел бы с корабля.

Гаянэ (печально). Вот и не верь снам...

Чуяло мое сердце, что случится что-то

неладное. Мне приснилось, будто мы с тобой

плывем в море, у берега. Вдруг на меня

надвинулась большая волна. Куда я ни плыву, всюду

она передо мной. Я кричу, зову на помощь —

все напрасно. Волна подхватила меня и унесла

в открытое море...

Шукри. Волна, которая похитила тебя, —

это я. Не веришь? Смотри... (Протягивает ей

сверток.)

Гаянэ. Что это такое?

Шукри. Угадай!

п

Гаянэ (развертывает сверток и

вскрикивает в восхищении). Белая шаль!

Ш у к р и. От чистого сердца!

Гаянэ (растроганно, прижимая шаль к

груди). До гроба я с ней не расстанусь!

Ш у к р и. Джемалу и матери скажи сама...

Гаянэ. Мать уже знает, а Джемалу... Мне

стыдно.

Голос Гогичи. Ахмед! Эй, Ахмед!

Торба!

Вбегает Г о г и ч а. Увидев Шукри, бросается к нему.

Г о г и ч а. Бежан-ага сказал мне, будто ты

уезжаешь в Батуми!..

Гаянэ (строго). Когда старшие

разговаривают...

Г о г и ч а (перебивает ее). Сколько раз я

тебе говорил: не вмешивайся в мужские дела!

(Шукри.) Бежан-ага научил меня читать по-

грузински. Привези мне хорошую грузинскую

книгу, Шукри!

Шукри. Если пустят на берег, привезу.

Г о г и ч а. А почему тебя могут не пустить?

Шукри. Все может быть. Грузину не

приходится удивляться, если с ним случаются

неожиданные вещи. (Увидев опечаленное лицо

Гогичи.) Ну, не вешай носа! Сказал:

привезу, – значит, книга все равно, что у тебя.

Г о г и ч а (бьет в ладоши). У меня будет

книга! У меня будет книга! (Размахивая

пращой, встает на пень у забора и кричит.)

Ахмед! Эй, Ахмед! Торба! (Метнув камешек из

пращи, убегает.)

С моря доносится протяжный гудок.

В кухонной пристройке появляется Фатьма.

Ф а т ь м а. Шукри,– Гаянэ! Почему вы стоите

во дворе? Пригласи гостя в дом, дочка.

Снова гудок.

Шукри. Мне уже пора на судно... До

свидания, уважаемая Фатьма!

Фатьма. Ах, сынок. Джемал будет очень

огорчен! Ну, в добрый час, храни тебя бог!

(Прощается с Шукри.)

Шукри и Гаянэ уходят. Входит Б е ж а н-а г а,

рядом с ним Г о г и ч а.

Б е ж а н – а г а. Так-то, сынок Там люди не

грызутся между собой, как волки, один народ

не угнетает другие народы... Русский и грузим,

армянин и азербайджанец живут, как братья

в общей семье... Вот почему Советский Союз

называют родиной свободы, сынок.

Г о г и ч а (наивно). Дедушка Бежан-ага, а

разве нельзя, чтобы и здесь, в Турции...

Внезапно входит ходжа Сулейман, яростно

(набрасывается на Бежана.

Сулейман. Что ты ко мне пристал? Чего

тебе надо?

Бежан-ага. Постыдись своей седой

бороды! Не сегодня-завтра чорту душу отдашь!

Неужели ты хочешь отправиться на тот свет с

нечистой совестью?

Сулейман. Огради меня аллах от

сварливого человека! С каких-это пор ты стал

хозяином Зиарети? Тебе-то что за дело, если я

увез несколько старых камней?

Бежан-ага (Фатьме). Желаю вам

счастья и долгой жизни! Попросите Джем ал а

принять нас, если он дома. Сколько лет живу на

свете – ни разу не судился, а теперь из-за

этого старого дьявола приходится искать

правосудия! Подумайте только! Приехал в

Зиарети, навалил на арбу священные камни и увез

к себе! И для чего? Замостил ими двор!

Старинные, еще нашими дедами тесанные плиты,

нашу святыню, будет попирать своими

нечистыми ногами!

Сулейман. Ах, вот оно что! Так и

запомним! Ты, правоверный мусульманин, называешь

святыней замшелые развалины какой-то

церкви! Очень хорошо, так и запомним!

Бежан-ага. Мне нет дела ни до Христа,

ни до твоего Магомета. Обоих можешь взять

себе. А эти камни для нас – в самом деле

святыня, потому что «а них высечены грузинские

надписи. Они заменяют нам книги, сохраняют

наш родной язык, твердят нам: «Помни о

родине!»

Сулейман. Ну так вот, я их увез! Тебя

это не касается. Не твое добро!

Бежан-ага. Да если бы оно было моим,

разве я стал бы с тобой тягаться? Всем

известно: человек я одинокий, не имею ни детей,

ни родни... Одна у меня забота – беречь эти

камни, чтобы не исчезли с лица земли

гробницы наших предков. (Возмущенно, Фатьме.)

Знаете, какой камень он увез? Сионский

камень, тот самый, который я искал три года и,

наконец, нашел зарытым у дверей мечети!

(Сулейману.) Позор тебе! Недаром тебя

называют отступником!

Во двор входит незамеченным Мирза со свертком в

руке. Он с любопытством наблюдает за стариками.

Фатьма. Не следует женщине

вмешиваться в мужской спор, но я все же скажу. Никто

не слышал, чтобы Бежан-ага говорил

неправду. Ходжа Сулейман–разумный человек, он

привезет эти камни назад раньше, чем ему

прикажут. А Джемала, уважаемые гости, нет

дома. С тех пор, как начали прокладывать

дорогу, он целые дни проводит там.

Бежан-ага. Дай бог здоровья твоему

Джемалу, Фатьма! Из-за бездорожья нашему

народу не раз приходилось голодать. Нельзя

свезти .на базар мешок орехов, чтобы

получить грош-другой и купить кукурузы! Зиарет-

цы благословляют Джемала. Когда у нас

будет дорога, может быть, народу станет немного

легче. {Собирается уходить.)

Ф а т ь м а. Простите меня! Не так бы

следовало принимать почетных гостей!

Бежан-ага. Что вы! Не беспокойтесь!

Счастливо оставаться.

Ф а т ь м а. Пусть будет с вами удача!

Старики направляются к выходу. Гогича бежит за

ними, искоса поглядывая на Сулеймана.

Бежан-ага {возмущенно). Если бы я не

надеялся на правый суд, я бы запятнал себя

человеческой кровью!

Сулей <ман. Сам-то ты хорош! Все, что

люди пожертвовали Зиаретскому храму, ты

упрятал у себя дома, а на меня из-за каких-

то старых камней набросился, как собака.

Посмотрим еще, что скажет начальник вилайета!

Б еж а н – а г а. Ты даже камни рад

утащить! Да не спрячь я подальше то, что

поценней, ты давно бы уже свез сокровища Зиа-

рети на стамбульский базар. Где ты взял

ковер, который продал американскому

офицеру?

Сулейман. Как где? У себя дома.

Бежан-ага. А где большой ковер из

старого медрессе?

Г о г и ч а. Дедушка Бежан-ага! Помнишь,

ты мне рассказывал сказку про летающий

ковер?

Сулейман. А этому поросенку чего здесь

надо? (Замахивается палкой.)

Гогича отскакивает в сторону.

Старики уходят.

Гогича (прячась за смоковницу). Ходжа

Сулейман! Отступник!

Фа тьма (бросается к нему). Тише ты,

негодник!

Гогича убегает.

Чтоб тебе провалиться!

Мирза (выступая вперед). Когда счастье

входит в дом, проклятие теряет силу,

достопочтенная Фатьма-ханум!

Фа тьма (лишь теперь замечает его). Что

вам угодно?

Мирза (с подчеркнутой учтивостью). Да

пошлет вам аллах счастливый байрам и

безмятежные дни! Я пришел возвестить радость.

Этот дар прислан вашей дочери.

Ф а т ь м а. Что это?

Мирза. Счастье!

Ф а т ь м а. Кто прислал?

Мирза. Счастье ниспосылается человеку

аллахом. Придет время, все узнаете.

Фа тьма. А все-таки?

Мирза. Больше я ничего не скажу. Да

благословит аллах ваш дом! {Низко кланяется и

уходит.)

Ф а т ь м а (разворачивает сверток.

Радостно). Белая шаль! Пусть она принесет счастье

моей Гаянэ! (Заворачивает шаль и идет

навстречу входящей во двор Гаянэ.) Ах, ты,

плутовка! Тебе присылают белую шаль, а мать

ничего не знает?

Гаянэ (пристыженная, думая, что речь'

идет о шали, полученной ею от Шукри). Я

сама не знала, мама...

Ф а т ь м а. Будто бы? (Развертывает шаль и

обнимает Гаянэ.) Носи ее в счастии и радости,

доченька!

Гаянэ (изумленно глядит на шаль). Что

это?

Ф ат ь м а. Ты вся в меня! Я так же

растерялась, когда твой покойный отец прислал мне

белую шаль. Что это?.. А то, что нам надо

назначить день свадьбы. Разве сам Шукри тебе

ничего не сказал? Белая шаль преподносится

в знак обручения.

Гаянэ. Я знаю, что означает белая шаль.

Но кто мне ее прислал?

Фа тьма. Кто же мог прислать, кроме

Шукри?

Г а я .н э (встревоженно). Нет, мама, эта

шаль... (Внезапно.) Эта шаль не от Шукри!

Ф а т ь м а (растерянно смотрит на дочь). От

кого же?

Гаянэ. Не знаю, мама. (Увидев огорчение

матери.) Может быть, и от Шукри, но кто бы

ее ни прислал, мне она не нужна! (Убегает.)

Ф а т ь м а (встревоженно). Гаянэ!.. Гаянэ!..

(Шаль осталась у нее в протянутой руке.)

КАРТИН-А ВТОРАЯ

Сцена разделена на две половины. Слева – приемная

начальника вилайета; в ней стол, стулья, стенные

часы. Справа – кабинет Абдул-Садаха. Двери и окна в

нем зававешаны, .на стенах и на полу ковры. С

потолка, расписанного в восточном вкусе, свисает люстра с

цветными хрустальными подвесками. В кабинете

никого нет. В приемной скучающий Мирза сидит за

столом, перебирая четки. Дверь приемной

приоткрывается, в нее осторожно просовывает голову ходжа

Сулейман

С у л е й м а (Н. Да пошлет аллах счастливый

б аирам и радостные дни славному Мирзе!

Мирза (вставая). Долгой жизни Сулейма-

ну! Зачем потревожил себя верный слуга

пророка?

С у л е й м а н. Его превосходительство у

себя?

Мирза. Нет, еще не приходил.

Сулейман. А заместитель?

Мирза. Заместителя тоже нет. Садись!

(Подвигает стул.) Они скоро будут. А кого из

них ты желаешь видеть?

Сулейман. Я пришел искать правосудия.

Мне все равно, кто его окажет.

Мирза. Мне ли учить мудрого ходжу?

Правосудие – меч с двумя лезвиями. Режет

то, которое подмажут салом.

Сулейман. Так было во времена

султана... Разве с тех пор ничего не изменилось?

Мирза. О заместителе ничего не могу

сказать: новая метла. А у его превосходительства —

легко сказать – шесть дочерей! Сосчитай,

сколько нужно одних только платьев и обуви!

Сулейман. Я слышал, что у господина

Абдул-Садаха нет жены!

Мирза. Жену он отправил на тот свет

увеселять душу пророка. Да! На одно

жалованье не поддержишь огня в очаге. Раньше

жить было куда легче. С тех пор, как

американцы стали нашими друзьями, все, что было

хорошего в стране, исчезло... Я уже забыл,

что значит хорошо покушать. Давно я не

видел у себя на столе плова с изюмом и

миндалем!

Сулейман. Взглянув на твое брюхо, этого

не скажешь... Такой орешник у тебя, такой

виноградник... А арендная плата, что ты за

лавки получаешь? Чего прибедняешься? Что я,

денег у тебя, что ли, пришел просить?

Мирза. О каких деньгах ты говоришь? На

мое жалованье, будь оно проклято, полпуда

кукурузы не купишь. Если бы аллах не

сохранил добрых людей вроде тебя, я давно был бы

на том свете, банщиком покойного султана

Абдул-Гамида.

Быстро входит Д ж е м а л.

Д ж е м а л [смотрит на стенные часы, потом

на ручные). Инженер не приходил?

Мирза. Приходил его человек, сказал, что

он скоро будет.

Сулейман (подобострастно). Долгой и

счастливой жизни господину помощнику вали!

Д ж е м а л (недовольно). Напрасно

потревожили себя. Я не могу изменить решение.

Сулейман. Подумайте... Сколько труда,

расходов... Напрасно вы верите этому

старику... Он клевещет.

Д ж е м а л. В Зиарети нет человека, который

не осуждал бы вас. Еще раз подтверждаю: вы

должны сегодня же вернуть увезенные камни.

Сулейман. Во имя аллаха, господин

помощник вали! Позвольте вам сказать одно

слово!

Д ж е м а л. Я вас слушаю.

Сулей м а н. Он – заодно с коммунистами.

Д ж е м а л (задумывается). Кто – он?

Сулейман. Бежан-ага.

Джемал. Почему вы это предполагаете?

Сулейман. Я знаю наверняка. Он носит

крест на груди.

Джемал (рассмеявшись, машет рукой). Не

говорите глупостей.

Сулейман. Господин...

Джемал (твердо). Я сказал – и кончено.

(Садится за стол.)

Ходжа Сулейман уходит, качая головой.

Молчание.

Мирза. Глупец! Вздумал предлагать мне

взятку. Нашел кому! Как будто от меня что-

нибудь зависит.

Джемал. А если бы зависело – взял бы?

Мирза. Нет, но... иной раз.:. На что не

толкнет нужда?

Джемал. Разве ты настолько нуждаешься,

чтобы рисковать свободой? Ведь за это сажают

в тюрьму.

Мирза. Жить стало трудно! Жена, дети,

внуки. Одного оденешь – другой обносился...

Джемал (пишет, затем протягивает

бумагу Мирзе). Вот, передай кассиру.

Мирза. Что это?

Джем ал. Возьми... Потом еще поможем.

Мирза. Да я не к тому сказал...

Д ж е м а л. Возьми, говорю тебе! И чтобы я

больше не слышал таких разговоров.

Мирза. Да поможет вам аллах! Потому

турки и изводятся от злости, что мы, грузины,

так любим друг друга.

Д ж е м а л. Бог знает, что ты мелешь! Я

думал, ты уммее.

Мирза. Взять хотя бы этого ходжу... Сам

же грузин, а знаете, что он сказал отера в цы-

рюльне? Теперь, говорит, когда помощником

вали назначен грузин, настоящим мусульманам

житья не будет...

Джемал. Пусть себе болтает...

(Перебирает бумаги.)

Мирза. Старый чорт! Или он не знает, что

Турция существует только благодаря

грузинам? Чего далеко ходить – мой дед был

юзбашем янычар в Стамбуле. В старину,

оказывается, ни один визирь не мог получить

должность, ни один султан не мог взойти на

престол, если его не поддерживали янычары.

Эх, вот это были времена!

Джемал. Вам, старикам, хоть рай устрой

на земле – все равно будете оплакивать

прошлое! Неужели, по-твоему, в самом деле

хорошо было жить в те времена, когда султан

из-за дурного сна мог приказать палачу обез-

главить десято-к ни в чем не повинных

людей.

Мирза. Да хранит вас аллах! Тогда был

один султан, а сейчас любой иностранец...

Д ж е м а л (перебивая). Что я тебе говорил?

Мирза. Забывчив я стал... старость!

(Молчание.) Так вот, я говорил... Помните наш тра-

пезундский табак? Не табак – золотая роза!

Благословен тот, кто первый вырастил его!..

А теперь, хоть весь город переверните, не

найдете на одну закурку. Всюду тебе суют эти

проклятые американские сигареты. Вот она,

ваша Америка. Вместо табака – сушеные

капустные листья.

Джемал (встает, сердито). Болтлив ты,

старик! Не нравятся мне твои рассуждения.

(Собрав со стола бумаги, быстро уходит.)

Открывается задняя дверь, и входит Р а м а з а н-а л и.

Мирза подобострастно приветствует его.

Р а м а з а н-а л и (понизив голос).

Что-нибудь удалось выведать?

Мирза. Ничего. Заговорил было о

грузинах – он рассердился. Помянул недобрым

словом американцев – он и вовсе

вспылил. А о старом времени даже и слышать не

хочет.

Р а м а з а н – а л и. Не обманывает ли он

нас?

Мирза. Не думаю... Он, повидимому,

человек честный...

Рамазан-ал и. Смотри, чтобы он ничего

не заметил, иначе нам с тобой придется плохо.

(Неожиданно.) Часто с ним встречается Бе-

жан-ага?

Мирза. Ни разу не видел их вместе...

Правда, он стал на сторону Бежана в его

споре с ходжой Сулеймалом... Да, вот...

{вынимает полученную от Джемала бумагу) выписал

мне деньги... Пешкеш... Видно, уж очень я

разжалобил его... (Смеется.) Отказываться

было неловко... Вот, возьмите, пожалуйста.

(Отдает.)

Рамазан-ал и. Молодец! Хорошо, что ты

не берешь денег. Они иногда мешают видеть.

Мирза. Аллаху известна моя преданность!

Р а м а з а и – а л и. Если бы мы не

рассчитывали на твою преданность, то и не поручили

бы тебе такое дело. (Меняя тон.) А с этим он

не якшается, со здешним моряком... Как его?

Шукри Джафар-оглу...

Мирза. Нет.

Р а м а з а н-а л и. Ну ладно... Продолжай...

Действуй, но будь осторожен.

Мирза (провожая Рамазана-али до

дверей) . Да не лишит меня аллах ваших милостей!

Рамазан-али уходит. В кабинет входят А б д у л-

Садах и Джон Райт. Джон Райт кладет порт-

фель на стол. Садах открывает окно. За окном, в

глубине, видны развалины Зиарети.

Садах (указывает рукой). Вот развалины,

о которых я вам говорил.

Райт. Как они называются?

Садах. Зиарети... Другое их название Та-

марис-Цихе, замок царицы Тамары.

Райт. Поразительно! Я объездил весь этот

край и где бы ни встретил старинный мост или

развалины башни, их называли мостом или

замком царицы Тамары.

Садах. Когда господин министр

подписывал приказ о моем назначении, он сказал:

«Вам надо учесть выступление Вышинского на

сессии Генеральной ассамблеи и статьи

грузинских ученых в советской прессе. Мы должны

принять решительные меры, чтобы

предупредить возможность предъявления нам в

будущем подобных претензий. Если в наших

северо-восточных вилайетах еще сохранились

какие-либо следы грузинской культуры, они

должны быть немедленно уничтожены».

Райт. Министр имел в виду именно такие

развалины?

Садах. Без сомнения. Как вы сами

изволили заметить, край изобилует памятниками

старины. Прежде их было еще больше. Мы

давно разрушаем эти замки и храмы, но никак

не можем от них избавиться. Именно эти па-

мятники и дают большевикам основание

объявить весь «рай неотъемлемой частью

грузинской территории.

Райт. Что за довод? Мало ли развалин в

любой стране мира? При чем тут Грузия?

Садах. Увы, мистер Райт, – дело портят

надписи, орнаменты да и сама архитектура...

Ничего не поделаешь – приходится признать,

что все это действительно грузинское.

Райт (задумываясь). Грузинское?

Садах. К сожалению, да.

Райт. Не понимаю! Каким образом?

Садах. Дело в том, мистер Райт, что этот

край в старину действительно являлся частью

Грузии. Лет триста тому назад наши славные

предки ценою целого моря крови покорили его

и заставили здешних грузин принять веру

пророка. Все эти замки и храмы остались еще с

тех времен. Наши турецкие грузины берегут их,

как зеницу ока. Любая из этих развалин для

них – предмет почитания, святыня.

Райт. О, тогда медлительность может

оказаться просто гибельной! Такой

неопровержимый довод в руках коммунистов... Не дай

бог!

Садах. Поэтому я и тороплюсь.

Райт. Вы настолько благоразумны, что

вряд ли нуждаетесь в моих советах... Но все

же я должен сказать следующее: для того, что-

бы Турция в глазах мирового общественного

мнения не покрыла себя позором, – как это

случилось с нею в связи с армянским

вопросом, – вы, как начальник вилайета, уничтожая

подобные памятники, должны быть крайне

осмотрительны! Мы, американцы, – искренние

друзья вашей страны и не раз доказывали это

на деле. Совет мой подсказан только чувством

чистосердечной дружбы.

Садах. Я глубоко признателен вам за

совет. Вы уже подали мне прекрасную мысль:

взять себе в заместители местного грузина.

Вышло как нельзя лучше: народ верит

каждому его слову. Вы видите, с какой охотой

население принимает участие в дорожных работах.

Все это только потому, что предложение

провести дорогу через Зиарети исходит от моего

заместителя.

Молчание.

Райт (смотрит в окно). Очень может быть,

что и в этом деле с памятниками я cMOiry

оказаться вам полезным.

Садах. Прошу не сомневаться – в долгу

перед вами не останусь.

Райт (пришел к какому-то заключению).

Вы видите новую дорогу? Обратите внимание

на ее направление. Если повернуть от

холма влево, то достаточно перекинуть мост че-

рез овраг, и доро-га упрется прямо в

развалины.

Садах (смотрит то на американца, то в

окно). И что же?

Райт. Надо устроить так, чтобы само

строительство дороги потребовало сноса

развалин.

Садах (в восторге). Мистер Райт?..

Райт. Разумеется, подобное изменение

проекта потребует некоторых расходов...

Садах. О, поверьте мне, вы останетесь

довольны! Но только необходимо убедить моего

заместителя, что проложить дорогу в другом

направлении технически невозможно.

Райт. Это мы сумеем.

Садах звонит в колокольчик. Входит Мирза.

Садах. Попроси моего заместителя.

Райт (пожимает плечами). Поразительно,

просто поразительно! Каждая развалина —

замок царицы Тамары. Каждый мост построен

царицей Тамарой! (Смеется.)

Садах. Вы только поддержите меня, и в

ближайшее время мы уничтожим все это.

Райт. Будьте благоразумны! Лучше

действовать медленно, но основательно.

Входит Д ж е м а л.

Д ж е м а л. Здравствуйте, мистер Райт!

Райт (вставая). Очень рад вас видеть! Его

превосходительство весьма доволен

авторитетом, который вы завоевали у населения. Это

очень хорошо, это очень похвально!

Садах (приглашая обоих сесть). Прошу

вас, господа. Увы, я должен сообщить вам

весьма неприятную вещь...

Д ж е м а л (встревоженно). Слушаю, ваше

превосходительство!

Садах. Знаю, что это огорчит вас... Мы

вынуждены приостановить строительство Зиа-

ретской дороги.

Джемал, Почему?

Садах. Мистер Райт говорит, что

прокладка дороги связана с разрушением известного

Зиаретского исторического памятника. Это

может вызвать недовольство местного грузинского

населения.

Джемал. Конечно!

Садах. Но наша задача – служить

народу, заботиться о нем! Мы желаем народу

только добра. Если мы вместо благодарности

народа заслужим его осуждение, зачем нам

эта дорога?

Джемал. Но, мистер Райт, когда вы

представляли проект, о разрушении памятника не

было речи?

Райт. Мы не предполагали, что может

возникнуть такой вопрос. Однако после тщатель-

ного геологического изучения почвы оказалось,

что грунт по обе стороны памятника непрочен

и угрожает оползнями. Для прокладки дороги

остается только одно направление: через

развалины.

Д ж е м а л (волнуясь). Попытаемся

продолжить исследование... Может быть, найдется

какой-нибудь другой выход?

Райт. Время не терпит! Как вам известно,

дорога имеет большое стратегическое значение.

Вы знаете, куда она ведет?

Джем ал. Конечно, знаю! К

турецко-советской границе.

Райт (надменно). Вот и не знаете! На

американских картах давно уже не существует

таких вещей, как советско-турецкая или

советско-иранская граница. Тем, кто ждет помощи

от нас, американцев, пора бы уже знать:

всюду, где коммунистическая держава

соприкасается с их странами, проходит граница

Соединенных Штатов Америки. Понятно?

Д ж е м а л. Понятно, мистер Райт!

Садах (с притворным огорчением). Итак,

придется возвратиться к старому варианту и

избрать другое направление. Как это ни

прискорбно, но Зиарети останется без шоссейной

дороги.

Джемал. Но, ваше превосходительство,

население понесло немалые расходы... Народ

принял такое горячее участие в строительстве.

То, что вы предлагаете, вызовет еще большее

недовольство.

Садах. Как же нам поступить? Зиарет-

ский исторический памятник или дорога?

(Колеблется.) Я... Я не знаю, как быть. Вы —

местный уроженец и лучше меня

разберетесь. Заранее 'присоединяюсь к -вашему

решению.

Р а й т. Я нашел выход, прекрасный выход!

Этих развалин все равно скоро не будет. Не

сегодня – та,к завтра, через год или через два,

ветры, дожди, непогода сравняют их с землей.

Не лучше ли будет, чтобы спасти памятник от

уничтожения, собрать все ценное – надписи,

орнаменты, барельефы – и сдать их в

турецкий национальный музей?

Садах. Прекрасная мысль! Это позволит

нам проложить дорогу и сохранить

замечательный памятник. Что вы скажете? Вы

согласны с нами?

Джем ал. Допустим, что я согласен. Но вы

же знаете, как народ бережет эти древние

камни.

Садах. Не народ, а только тот

чудаковатый старик! Если вы сумеете убедить его,

народ не вмешается в это дело.

Джем ал. Дайте мне срок до вечера.

Садах. Хорошо... подождем...

Д ж е м а л. Я не прощаюсь... Вы помните:

вечером я жду вас у себя. (Уходит.)

Садах. Превосходная мысль! Истинное

открытие, мистер Райт.

Райт. Да, но... Народ может все-таки

отказаться от дороги. Что тогда?

Садах. Тогда... Тогда этому

самонадеянному грузину расставит сети мой Мирза. Он

старый, опытный рыбак.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Декорация первой картины – двор перед домом Дже-

мала. Гаянэ и Русудан в ожидании гостей

накрывают стол на балконе. Фатьма и Шамандух

беседуют, сидя на скамейке.

Русудан. Знаешь, кого я видела сегодня

утром.

Гаянэ. Кого?

Русудан. Джемала... Он и начальник

вилайета осматривали новую дорогу.

Гаянэ. А что ты искала там спозаранку?

Посмотри мне в глаза!

Русудан. Не понимаю, чего тебе надо?

Гаянэ (с улыбкой). Ты и не

предполагаешь, какая у тебя будет сварливая золовка!

Русудан (притворяясь обиженной). Как

тебе не стыдно?

Молчание.

Гаянэ. Русудан, можно по обычаю

молодому человеку послать девушке две белых

шали?

Русудан. Как это можно! Почему ты

спрашиваешь?

Гаянэ (скрывая огорчение). Так, просто.

Русудан. Жених посылает невесте только

одну белую шаль.

Русудан входит в дом.

Гаянэ (вздыхает). Боже мой! Кто же

прислал вторую шаль?

Из дома выходит Русудан.

Русудан (вносит деревянный поднос с

фруктами). Так с подносом и поставить?

Гаянэ. Как хочешь.

Русудан. Что с тобой? Ты нездорова?