Текст книги "Тайна дела No 963"

Автор книги: Игорь Заседа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– А, ты вот о чем, – холодно отозвался Крюков. – К твоему просвещенному сведению: мне довелось с этим спринтером от бога, как ты изволил выразиться, повозиться, исправлять врожденные, вернее – внедренные пороки провинциальной тренировочной системы. Переучивать всегда труднее, чем учить, согласись. Сейчас Федя действительно похож на того спринтера, который при соответствующем тренинге и полной самоотдаче может рассчитывать на медаль в Сеуле.

– Выходит, Иван Кравец учил его неправильно? – спросил я, с трудом сдерживая себя. – Это Кравец-то, в послужном списке которого добрый десяток чемпионов страны и Европы? Не пыли, Вадим!

– Не пылю, как ты выразился. Правду-матку режу. Посмотришь Федора в деле, сам убедишься. Бывай, межзвездный скиталец! – Крюков явно не хотел продолжать разговор.

Я невольно улыбнулся. Это выражение проскользнуло в моем интервью вскоре после возвращения из Лондона, как пушок, девушке-репортеру из "Комсомольского знамени": живописуя мои приключения в Англии, она сравнила меня с джеклондоновским героем.

Крюков удалился – гордый, прямой торс, красиво посаженная голова, аккуратная прическа.

Хорош!

4

Закончив аккредитационные формальности, мы с Саней Лапченко навесили на грудь "ладанки" с нашими цветными портретами, весьма разительно отличавшимися от оригиналов.

Мы дружно расхохотались, взглянув на свои фотофизиономии.

– Э, однако никто не смотрит на фото, – успокоил Казанкини и вопросительно посмотрел на меня. – Ты не мог бы поужинать со мной?

– О'кей, Серж, – ответил я и отвел в сторону Лапченко, собравшись объяснить ситуацию.

Но Саня недаром слыл человеком деликатным и предупредительным и опередил меня:

– Не обращай на меня внимания, я понял, что вам нужно потрепаться. Мне свободный вечер тоже на руку. Ты здесь не впервые, а я поброжу по знаменитому Рингу, к Дунаю прорвусь, словом, обожаю с новым городом знакомиться не спеша.

– Хорошо. Запомни лишь одно: наш отель находится вблизи площади Фогельвайдплатц. Спросишь у любого, тебе покажут.

– Если уж я до Вены добрался, то, поверь, в отель попаду непременно!

– Только гляди, не ошибись адресом и не забреди в "Красный домик"!

– Не бойся, с моральной устойчивостью у меня порядок...

"Красный домик" мы обнаружили напротив нашей гостиницы. Он действительно был весь красный: стены, окна, фонари и даже садовая скамейка напротив на прогулочной аллее. Правда, жизнь за красными стенами днем едва теплилась: две довольно симпатичные девицы, подпирая двери, лениво переговаривались, выпуская клубы дыма, музыка, доносившаяся изнутри помещения, была вполне мелодичной, прохожие пока не задерживались у входа, а три алика, расположившиеся на красной скамье, были напрочно заняты литровыми бутылками дешевого вина. Заведение носило претенциозное название "Сад любви", но явно не тянуло даже на палисадник.

Я убедился, что наш "Интурист", который взял на себя заботу о нашем жилье, почему-то явно тяготеет к гостиницам, расположенным вблизи злачных мест. В Барселоне, на чемпионате мира по футболу, помнится, нам забронировали места в средневековом отеле, в вестибюле коего с утра до глубокой ночи околачивались разбитные девицы разных весовых категорий – от веса "пера" до супертяжелой. Их, естественно, мало интересовал чемпионат мира по футболу, но зато наши "ладанки", свидетельствовавшие о прибытии из иных стран, на первых порах привлекали пристальное внимание. Впрочем, вскоре они поняли, что "руссо туристо" – пустой номер. В Мюнхене, вот вам еще пример, на том памятном нам чемпионате мира по хоккею, когда случилось несчастье с моим другом тренером-горнолыжником Валерием Семененко, ничего плохого сказать о гостинице "Метрополь" не могу. Но опять же, расположена она была напротив ультрасовременного варианта "сада любви" – с вполне реальными девицами в стеклянном "аквариуме" с номерами на мини-бикини и цветными видеопорнофильмами...

Мы условились с Сержем, что он заедет за мной в гостиницу к семи, а пока мы с Саней решили потолкаться в пресс-центре, посидеть на трибуне, понаблюдать за тренировками, а возможно, кого-то и отловить, чтоб взять интервью, – нужно было начинать рутинную работу по сбору информации, – не гулять ведь прилетели.

В пресс-центре царила привычная, суматошная и шумная обстановка: встречались коллеги, давно не видевшие друг друга; кто-то выпытывал у девушек за стойками, когда будет пресс-релиз и не готовится ли пресс-конференция; возле стенда с информацией – людской водоворот, мы с Саней тоже двинули в тот угол, однако, кроме обычных сообщений, где что находится и где кого искать, ничего путного там не обнаружили. Мы выбрались из толпы и посмотрели друг на друга.

– Уважающий себя журналист никогда не упустит возможность проверить, чем потчуют гостей в пресс-баре. Это всегда маленькая загадка, приятный сюрприз, – сказал я.

– А что, разве нам положено?

– Смотря что ты имеешь в виду, Саня. Если кофе или чай, то без всяких сомнений. Если ты подразумеваешь выпивку, то раз на раз не приходится, но обычно хозяева не скупятся, ведь такие состязания – это коммерческое предприятие, спонсоров тут – пруд пруди.

– В таком случае я готов принести себя в жертву спонсорства! отважно заявил Лапченко, озираясь вокруг с выражением путника в пустыне, ищущего три пальмы и бесплатный источник.

Написанная от руки красным фломастером табличка, укрепленная прямо на стене кусочками синего скотча, указывала нужное направление. Туда мы и направились.

Выставочный зал, где располагался пресс-бар, был полностью оккупирован "Адидасом": тут и там стояли или спускались с потолка на крепких тросиках бутсы, кроссовки, теннисные туфли, майки и трусы, увенчанные знаменитым трилистником, стены украшали цветные, в натуральную величину портреты "звезд" легкой атлетики. В самом центре зала красовался в бесподобном броске на финише Джон Бенсон. Трудно было не залюбоваться этой совершенной фигурой, этими просто-таки излучающими энергию мышцами, красивым и мужественным лицом, озаренным радостью победы.

– "Адидас" никогда не ошибается в выборе, – сказал я поучительно. Если уж на кого положит глаз, значит, это суперспортсмен.

– Смотри, и Федор Нестеренко тоже в этой компании! – воскликнул Саня.

Я обернулся и увидел Федора на старте. Пожалуй, впервые я рассмотрел его так подробно и придирчиво. Ничего не скажешь: ничем не уступает парень Бенсону: та же мощная статура, те же мышцы, готовые взорваться на старте и вытолкнуть тело в прекрасный, одухотворенный бег-полет. Не скрою, я испытал внезапно нахлынувшую гордость за парня и подумал, что потеря его для Ивана Кравца и впрямь была равносильна катастрофе – такие самородки попадаются в тренерской биографии раз в жизни.

Признаюсь, визит в пресс-бар не был самоцелью: по давней привычке я приглядывался, приценивался к собравшейся здесь публике, выделяя знакомых, быстро вычисляя, где и когда встречались, особое внимание уделялось впервые увиденным лицам – я запоминал их, слава богу, легко и прочно, со зрительной памятью у меня проблем не существовало.

Я знал, что искал, вернее, кого, и это была трудная работа, потребовавшая от меня максимум внимания. Не то чтоб я ждал появления Келли или Питера Скарлборо: смешно предполагать, что, потерпев столь унизительную неудачу, они затаили на меня злобу и захотят устроить что-то на манер сицилийской вендетты или грузинской кровной мести. Все это время, два года, не давала покоя мысль об упущенной возможности узнать нечто, что могло иметь далеко идущие последствия для спорта – для олимпийского спорта в первую очередь. Многое мог бы, появись он на свет божий, прояснить сам Майкл Дивер, но, увы, бывший олимпийский атташе США исчез, точно растворился. А что, если его вообще нет в живых?

На душе было неспокойно, некомфортно, я бы сказал... тревожное ожидание не исчезало ни на миг...

В пресс-баре мы не задержались и вскоре уже сидели в тени на трибуне, во все глаза рассматривая поле стадиона, где разминались участники Кубка. Разноцветные тренировочные костюмы, синее небо с редкими кучевыми облаками, какая-то особая, присущая только стадионам, когда пусты трибуны, всасывающая тишина, буквально наэлектризованная невидимой энергией, исходящей от спортсменов, вдруг долетающие до тебя отдельные возгласы и голоса наставников, дающих указания ученикам, – все это незаметно захватило меня, отвлекло внимание от мрачных мыслей.

Внезапно по стадиону словно легкий ветерок пронесся – из прохода появился фаворит, Джон Бенсон собственной персоной, в сопровождении двух мужчин в одинаковых белых тренировочных костюмах. Один был повыше и постарше, на груди у него болтались сразу два черных электронных секундомера, лицо его наполовину скрывал козырек высокой синей фуражки, второй был пониже, явно борцовского или боксерского типа, эдакий увалень, коему штангу таскать, а не легкой атлетикой увлекаться. Впрочем, его роль вскоре прояснилась: он был подручным тренера Бенсона – носил за ним складной стульчик и вместительный синий "адидас", забитый, судя по оттопыренным бокам, разной амуницией. Он же что-то наливал из термоса в красные пластиковые стаканчики и подавал Бенсону.

Джон размялся, сделав три полных круга по дорожке. Там, где он пробегал, участники переставали заниматься своим делом и наблюдали за ним. Потом здоровяк отмассировал бедра и голени Джона, протер толстым полотенцем спину и грудь спринтера. Бенсон сделал еще пару ускорений метров по 50-60 и легко, как мне показалось, пронесся по стометровке. Его бег доставлял ни с чем не сравнимое удовольствие: у меня возникло ощущение, что это я сам так же силен и быстр, так совершенен и красив.

– Когда глядишь на такого, как Бенсон, – созвучно моим мыслям, взволнованно выпалил Саня, – кажется, что ты сам – рекордсмен.

– Наверное в этом и есть привлекательность большого спорта – человек ощущает собственную силу, словно прикасается к своим основательно забытым первоистокам.

Появились телевизионщики с камерами и целым сонмом сопровождающих помощников. Бенсон по их просьбе брал старт, сделал финишный рывок, ложась грудью на невидимую ленточку, которую давно заменил луч лазера. Они фиксировали на пленку, как он разговаривал с тренером, как снимал и надевал шиповки, как пил из красного стаканчика, как улыбался своими ослепительно белыми зубами. Глядя в объектив, отвечал на вопросы репортера с микрофоном в руке, затем к камере подошел тренер и стал быстро говорить, азартно размахивая руками.

И тут у меня перехватило дыхание. Я поднялся и сел, сдерживая вдруг загрохотавшее в груди, болью отдавшись в висках, сердце. Я не верил своим глазам, это было наваждение, потому что такого не могло просто быть!

Из подземного прохода, откуда появляются и где исчезают, направляясь в раздевалки, спортсмены, вышла – нет, выплыла... Кэт. Это была она, я узнал бы ее за километр, потому что все – походка, чуть вздернутый острый подбородок, слегка наклоненные вовнутрь плечи, эта осиная талия и грудь секс-бомбы, – отложились в моей памяти не только потому, что имел возможность наблюдать за ней вблизи продолжительное время, но и – пусть простит меня Наташка! – потому, что она волновала своей совершенной женской красотой...

Кэт...

Я растерянно оглянулся по сторонам, ища глазами Келли или Питера Скарлборо, но, конечно же, не обнаружил никого, даже отдаленно напоминающего одного из моих лондонских знакомцев.

Кэт приблизилась к живописной группке, где в центре красовался Джон Бенсон и присутствующие немедленно обратились к девице, а сам Джон просто-таки рот разорвал в приветливой улыбке. Кэт мило помахала рукой, и телевизионный репортер что-то спросил у нее, бросив интервьюировать Бенсона. После коротких переговоров Кэт "вошла в кадр", держа в руках две каких-то цветных коробки, и обе камеры "съехали" с Бенсона и устремились на нее. Кэт чтото говорила, и я с трудом усидел на месте, чтоб не ринуться вниз, поближе к съемке, и услышать, о чем она ведет речь. Понятно было только одно: Кэт что-то рекламировала. Попозировав перед камерой, она протянула спортсмену одну из коробок и Бенсон поднял ее над головой, всем своим видом и поведением демонстрируя беспредельную радость и счастье.

– Сань, у меня к тебе просьба, сходи-ка вниз и разузнай, когда будут передаваться эта реклама с Бенсоном, пригодится для репортажа, повернулся я к Лапченко, едва сдерживая дрожащий от перевозбуждения голос.

Мой приятель не заставил себя упрашивать и вскоре уже крутился возле съемочной группы, потом вдруг заговорил с Джоном и тот закивал в знак согласия головой. Саня что-то деловито записал в черный блокнот, выданный при аккредитации, им почему-то заинтересовался телевизионщик и направил на него свою камеру. Саня теперь уже интервьюировал тренера Бенсона (Лапченко в совершенстве владел английским – закончил переводческий факультет Киевского госуниверситета). Ну и парень, с восхищением подумал я, на ходу подметки рвет.

Когда Лапченко возвратился, он был преисполнен уважения к собственной персоне.

– Ладно, не раздувайся, как лягушка, лопнешь, – шутливо охладил я Саню, в душе позавидовав легкости, с коей он обрел уверенность в совершенно новой для него обстановке. – Что там? Извини, искренне поздравляю с крещением – взять интервью у Бенсона, да еще и бесплатно, это редко кому удается!

– А что! Когда узнали, что я – советский журналист, заговорили охотно. Больше того, этот Гарри Трумэн, ну тренер Бенсона...

– Не Трумэн, а Трамбл...

– Я шучу, знаю, Трамбл. Словом, он сказал, что единственный соперник, с кем должен считаться Джон, – это Федор Нестеренко. Бенсон, веришь, согласился и даже головой кивнул. Вот это номер, а!

– Ну, а чему удивляться – Федя не подарок даже для Бенсона. Итак, что там было, ну, в руках у той красотки?

– Мистер Романько, скажу я вам – это человек! Я чуть язык не проглотил...

– Ближе к делу! Что?

– Я не рассмотрел, какие-то укрепляющие витаминные пилюли для умственно недоразвитых детей! Бенсон рекламировал их и, кстати, бесплатно. Сегодня по второй программе, кажись, спутниковой, в 11:30 покажут этот сюжет... А Бенсон, ты знаешь, он ушлый парень, за словом в карман не лезет. Когда я его спросил, надеется ли он победить в Сеуле, без обиняков, без разных там экивоков, присущих спортсменам, когда речь зайдет о сопернике, выложил, что Льюис, что тут спорить, великий спортсмен, но его время прошло, и он слишком изящен для того, чтобы бегать так быстро... Но он, Бенсон, уважает Льюиса, как самого великого, после Оуэнса, бегуна, и рад тому, что Карл согласился участвовать в Кубке, ведь они уже более года не встречались на дорожке... Слышь, Олег, у меня, считай, репортаж готов... и наша газета, ты знаешь, выходит утром...

– Не дрейфь, Саня, я найду, что написать! – бодро ответил я, не слушая Лапченко, потому что в голове, как раскаленный гвоздь, засела... да, вы правы, Кэт.

Ее появление ошеломило меня, не стану скрывать. А если и Келли с Питером Скарлборо тоже сидят сейчас где-нибудь на трибуне? Нет, не страх внес смятение в душу, иное взволновало, растерзало мысль: что стоит за их появлением здесь? Я сразу отбросил возникшее было желание броситься в полицию. Что я смогу доказать? Да они только посмеются надо мной – и Келли, и Питер, и, чего уж тут, и Кэт. Расхохочутся прямо мне в лицо...

5

Серж привез на тихую и тенистую улочку где-то в Гринсинге, где в обычном, ничем не примечательном старинном домике, оказывается, обосновался семейный ресторанчик.

– А вот какая писулька появилась у меня в номере, пока я встречал тебя и мы весело прохлаждались в пресс-центре, – вмиг убрав улыбку и глупый блеск сальных глазок, сказал Серж. Он опустился в плетеное кресло и вытащил из внутреннего кармана спортивного блайзера (как он только выдерживал его габариты), как обычно, набитого блокнотами, записками, деньгами, визитными карточками и еще бесчисленным множеством ценных для Сержа предметов, сложенный вчетверо лист твердой бумаги и протянул его мне.

Я бережно развернул лист – стандартный лист белой бумаги для писем со штампом гостиницы – "Версаль", расположенной в Лионе, по улице Капуцинов, 17, с телефоном 229-35-71, и ровными рядами отпечатанных на новой, это легко было определить по четкости букв, портативной машинке. Размашистая подпись черным тонким фломастером была мне незнакома.

– К этой гостинице автор письма никакого отношения не имеет, я справлялся уже по телефону. Читай, – сказал Серж.

– "Уважаемый г-н С.К. Надеюсь, что Вы еще не успели полностью забыть о нашем с Вами рандеву в далеком от здешних мест городе, где все поголовно черноволосые с глазами восточного типа. Если вспомнили, то не стану вновь перегружать Вас ненужными подробностями и именами, тем паче что имя мое ничего не скажет Вам.

Словом, нам нужно обязательно встретиться и обговорить некоторые из нерешенных не по моей и не по Вашей вине, а в силу лишь сложившихся обстоятельств, проблем. Времени теперь осталось совсем мало, и нужно торопиться.

Не оставляю ни адреса, ни телефона, позвоню вечером нашему общему знакомому..."

– С уважением, – произнес я последнюю фразу и недоуменно уставился на Сержа. – Пока не врубился, может, ты объяснишь?

– Это записка от Майкла Дивера.

– От Майкла? Ведь он не давал о себе знать более двух лет?

– Видно, так было нужно.

– Ты уверен, что это он? А если провокация? – спросил я и внутренне зарделся, опять это проклятое наше словечко буквально висит на кончике языка. – Извини, Серж, но это слишком серьезно, чтоб я мог вот так слету поверить.

– Мне знакома подпись Майкла, а он, поверь, не разбрасывается своими автографами в силу правил, существовавших в его офисе. Впрочем, я беру ее под сомнение, потому что в его личном деле, что будет храниться в ЦРУ вечно, наверняка есть образец. Но это – из области допустимых вариантов.

– Что в таком случае реальность?

– Первое, следует дождаться звонка и выяснить, что Майкл предложит, а в том, что ему есть что нам рассказать, сомневаться не приходится.

– Кто этот человек, кому станет звонить Майкл или кто-то, кто будет говорить от его имени?

– Вот тебе и на! – Серж так искренне удивился и с таким глуповатым выражением уставился на меня, что я растерялся. – Впервые вижу перед собой человека, не узнающего самого себя...

– Ладно, мистер Казанкини, я принимаю ваш гол. 1:0 – вы ведете. Но откуда Майкл мог узнать о моем приезде в Вену, гостиницу, где я устроился? – Я все еще не верил в реальность происходящего: слишком неожиданным и слишком фантастичным выглядело это при ближайшем рассмотрении.

– Проще простого: звонок в пресс-центр, девушка поднимает аккредитационную карту – и исчерпывающая информация: где, что, когда. Но оставим это гадание на кофейной гуще, не любил это занятие даже в студенческие годы, хотя у нас в Сорбонне, поверь, оно было разлюбимым занятием девиц и, само собой, приближенных к ним молодых оболтусов. Наверное, поэтому меня не жаловали представительницы слабого пола – из-за отсутствия наивности, а без нее затащить человека в мэрию или в собор Парижской богоматери практически невозможно. Так вот, мы дождемся звонка от Майкла, а я более чем уверен, что это он, и лишь после получения, так сказать, дополнительной информации, обсудим дальнейшие шаги. О'кей?

– Не железная – пластмассовая логика! Ну, что ты уставился на меня, не слышал, что ли, о пластических массах крепче самого крепкого металла?

– Еще раз напоминаю – я закончил факультет журналистики в Сорбонне и в технике – ни в зуб ногой. Я даже не знаю, где в моторе моего "ситроена" находится зажигание, – с гордостью выложил Серж.

– Согласен. Продолжай, ты что-то хотел еще сообщить...

– Есть и еще кое-что, способное заинтересовать тебя лично...

– Вот как!

– Я встречался... – Казанкини цедил слова. – С твоим Питером Скарлборо! И кое-что уяснил полезное для себя...

– Со Скарлборо? Когда? И ты молчал? – засыпал я Сержа вопросами.

– Будешь молчать, если тебе выложат некоторые подробности, случающиеся с теми, кто слишком много знает и не умеет держать язык за зубами?! А тем паче по телефону, да еще разговаривая с вашей страной! Молчал, но отнюдь не потому, что струсил, – тут уж в голосе Сержа прорвалась обида. Он был чертовски чувствителен, этот толстяк!

– Ладно, Серж, не тяни.

– Это произошло, погоди, когда ты умудрился дернуть от них?

– 17 января 1986 года, в 0:31 по Гринвичу, если уж быть точным.

– 18-го я прочел твое интервью в "Дейли тайм", у меня камень с сердца свалился... А 19-го, около восьми, мне позвонили в дверь и завалился эдакий лощеный хлюст, да, да, Питер Скарлборо, собственной персоной, и не один – с ним притащился еще тот самый здоровяк, Келли. Если Питер Скарлборо вел себя вполне пристойно, я бы даже сказал – по-джентльментски, то этот скот, Келли, просто-таки напрашивался на добрую оплеуху. Спасибо мистеру Питеру Скарлборо, он осадил этого сосунка, ведь у того вместо мозгов канаты из мышц, накачанных в спортзале.

– Ближе к делу, Серж...

– Прости. Вполне пристойный разговор, говорю. Он спрашивает, я отвечаю. Ну, к примеру, мистер Питер Скарлборо говорит: "Вы понимаете, что не в ваших интересах распространять информацию об этой встрече по каналам Франс Пресс. – "Конечно, соглашаюсь, я – спортивный репортер, а не бытописатель уголовного мира". Ну, насчет уголовного мира я, по-видимому, перегнул, потому что этот безмозглый придурок таки успел врезать мне по челюсти. Когда я оклемался, Скарлборо извинился и заставил ублюдка тоже извиниться. Его извинение обошлось мне потом в три тысячи франков за два золотых зуба. Жаль, не удосужился узнать адрес, чтобы выслать ему счет... Теперь ты понял, в каком духе взаимопонимания и дружбы проходила наша милая встреча?..

Меня не нужно было просвещать на сей счет. Как умел бить Келли, я смог убедиться сам.

– Ясное дело, первым вопросом был вопрос о тебе, даже не столько о тебе, как о том, что ты должен был получить от Майкла Дивера...

– Они так и спросили?

– Да, а что?

– При мне имя Дивера ни разу не называлось, выходит, тут они пошли ва-банк...

– А им таиться было ни к чему: ты сидел в Москве, а то и в Киеве... а им нужно было хвост улетевшей сороки потрогать, так у нас в Эльзасе говорят. Словом, чтобы не интриговать тебя и не затягивать развязку, скажу: им кровь из носу нужны были те сведения, которые пообещал выдать Майкл. Даже, наверное, не сами факты, а уровень их опасности для Питера и Кo, вот в чем суть. Они, понимаешь, ничего не знали о степени информированности Дивера, но подозревали, что он умудрился каким-то образом проникнуть в какую-то супер-тайну. А чем я мог им помочь? Только и повторял, как попка, что американец пообещал дать несколько страничек из книги, где раскрываются факты проникновения наркомафии в большой спорт, в частности олимпийский...

– Более серьезной вещи ты, Серж, и не мог им сообщить. Теперь они готовы на все!

– Как бы не так! Ой, какие серьезные, страшные тайны раскрыл Серж Казанкини! Ха-ха! Ты забываешь, что эта беседа состоялась 19 января 1986 года, то есть два с половиной года назад, и за прошедшее время никто из них больше не появлялся в поле моего зрения. Исчез Дейв, исчезли Питер Скарлборо, Келли и эта твоя секс-бомба, не помню, как там ее величали...

– Объявился Майкл...

– Ну, и что же, ведь об этом оповещены только мы с тобой!

– Не уверен... Днем я увидел на стадионе... Кэт.

– Кого, кого?

– Ту самую секс-бомбу из Лондона...

6

Шел второй час ночи.

В открытое настежь окно вливался свежий воздух. Прошуршали по асфальту шины. В "Красном домике" час пик тоже миновал, как-никак день будничный: лишь изредка с противоположной стороны улицы доносился до меня приглушенный разговор.

Я давно подключил, вернее, прилепил к корпусу телефона пластмассовую "пилюлю" величиной с гривенник – портативный записывающий магнитофон фирмы "Сони".

Но телефон молчал, я уже несколько раз проверял – не отключили ли его ненароком Питер с бандой.

Телефон, однако, работал исправно. От томительного ожидания я совсем извелся и взялся листать рекламную литературу, подаренную в пресс-центре. Что ж, пустое времяпровождение тоже может принести какую-то пользу.

"Вена, – читал я путеводитель по столице Австрии, – живой город, имеющий, как и любой человек, свои характерные черты. В Вене – своя атмосфера и свой дух, этот город полон поэзии и окрыленной мелодии жизни. Расположенная в прекрасной местности, на берегу одной из самых больших рек Европы – Дуная, Вена в течение веков стала воплощением европейского духа..." – И все в том же стиле, подумал я, хотя, признаться, такое заявление не было плодом слишком пылкого воображения.

Мысли снова возвратились к нашему разговору с Сержем.

"Нет, судя по целенаправленности их поисков, к ЦРУ ни Питер, ни Келли отношения не имеют. Неужто Майкл так глубоко копнул мафию? Или корни, пущенные наркобизнесом в профессиональном спорте, прорастают в любительском? Обидно, крайне обидно, да и не менее опасно, если учесть, что и советские спортсмены тоже становятся предметом купли-продажи. То клеймили профессионалов, рисуя их как недоумков и наркоманов – мало ли довелось начитаться про "их" нравы в США, Англии, ФРГ? Что не чемпион, то преступник. А сейчас "Совинтерспорт", предав забвению обыкновенную человеческую мораль – какая разница – социалистическая она или капиталистическая? – человеческая мораль едина! – продает наши "звезды" по стоимости кондукторов трамвая..."

И снова взялся за путеводитель.

"Вену часто называют разными именами и не в последнюю очередь городом молодежи, городом народного здравоохранения и социального прогресса. В этом направлении развитие Вены началось после первой мировой войны, с каждым годом этой области отводится все больше и больше внимания. Обширное социальное жилищное строительство, забота о здоровье народа, реформы школьного обучения, охрана матери и ребенка, забота о подрастающем поколении, благоустройство наиболее старых районов города и строительство новых, полных солнца и воздуха жилых массивов на краю города, а также детских садов, купален и бассейнов и насаждение новых садов и парков способствовали градостроительному омоложению старой Вены. После ужасной катастрофы второй мировой войны во всех областях социальной жизни пришлось начинать с самого начала... Своим высшим законом Вена с радостью признала право своих граждан, пожилых и юных, на счастливую жизнь в настоящем и светлую перспективу на обеспеченную жизнь в будущем.

В Вене выполняется гигантская программа жилищного строительства, город украшается новыми садами и парками, муниципалитет Вены успешно справляется с проблемами современного уличного движения и проводит перспективную планировку города, уже сегодня учитывающую потребности Вены в 2000 году..."

Можно подумать, что авторы (я заглянул в выходные данные: издатель винодельческий кооператив "Вахау") регулярно читали наши панегирики нашим "достижениям" в застойные времена и полностью овладели этой риторикой. Увы, скорее всего не читали, иначе бы достижения так и остались на бумаге, как у нас...

"Что же все-таки помешало тогда Майклу Диверу встретить меня в аэропорту в Лондоне, как было условлено, – ведь звонок в отель был запасным вариантом? Что скажет американец теперь?"

"Спортивные арены Вены относятся к крупнейшим и современнейшим в Европе, ибо многие из них созданы в последнее время. В Вене имеется расположенный в прекрасной местности стадион, рассчитанный на 90.000 зрителей, большое количество открытых и закрытых бассейнов и спортивных площадок. Летом излюбленным местом времяпровождения венцев является так называемый Старый Дунай с многочисленными возможностями для купания. Приятным сюрпризом для венцев и для приезжающих в Вену является возможность в разгар лета покататься на коньках на искусственном катке в одном из залов Штадтхалле..."

Углубившись в "параллельное" чтение – у них, у нас, и все больше раздражаясь от проигрышности наших, киевских, возможностей, где спортивное строительство завершилось лет двадцать назад – не станешь же причислять к успехам расширение трибун Центрального стадиона до 100.000 мест к Олимпиаде-80 и возведение восьмиэтажного "особняка", где расположился Госкомспорт Украины, донедавна помещавшийся в скромном домишке в два этажа на улице Кирова, куда ты входил, как в родной дом.

Телефон дзинькнул тихонько, я не сразу понял, что звонят. Но тут же спохватился, нажал кнопку диктофона и поднял трубку.

– Хелло, Олег, не спишь? – с разочарованием услышал я голос Сержа Казанкини.

– Мечтаю.

– Нашел себе занятие! О чем же мечтает мистер Романько?

– "Вена считается идеальным в Европе городом спортивного отдыха. Для всех, кто любит здоровую жизнь на лоне природы – туристы, пловцы, гребцы, любители парусного спорта или рыбаки, лыжники и конькобежцы, игроки в теннис или гольф, охотники и т.д. – в Вене всегда сезон", – читал я путеводитель.

– А еще говорил, что не пьян...

– Трезв, как стеклышко. Это я тебя просвещаю, ты вот прилетел в Вену и, кроме отеля и ресторана, бара или забегаловки на Мариягильферштрассе, ничего не видишь и знать не желаешь.

– Кесарю – кесарево, – поучительно изрек Серж. – А я лежу, тоже не сплю, и мозг мой, ну, лучшая его часть, так сказать, мужественно борется с развратным и легкомысленным "центром удовольствий", нейтрализуя выпитое вино и съеденную курицу. Тяжко... Не звонили?

– Нет.

– Извини, я буду спать. Ого, третий час! Привет.

– Привет.

Я положил трубку и отмотал пленку назад, чтоб проверить, как сработал микрофон. Нажал кнопку воспроизведения и услышал свой незнакомый голос, повествующий о прелестях спортивной Вены. Звонок телефона заставил снова взяться за трубку.

– Ты еще не спишь? – спросил я, не сомневаясь, что Серж вспомнил что-то архиважное, и мы снова будем занимать линию.

– Хелло, Олех! Здесь Майкл. Извините, ради бога, за столь поздний звонок, но по пути испортилась машина.

– Хелло, Майкл, я рад вас слышать! – искренне воскликнул я.

– Я – тоже, и первым делом хочу извиниться за доставленные вам неприятности...

– Ну, Дейв, я никогда рано не засыпаю, что вы...

– Я имею в виду Лондон и то, что с ним связано. Благодарю бога, что история закончилась благополучно, ибо если б вы догадались, в чьих руках побывали...

– Дело прошлое, вы тут совершенно ни при чем – я хотел заполучить те бумаги, они мне были нужны.

– Тогда слушайте меня внимательно...

– А телефон? – прервал его я, легко вспомнив, как подслушали мои переговоры в Лондоне.

– Я говорю с автомата... Итак, слушайте: завтра, в 18:00 я буду ждать вас – одного или с тем милым толстячком из Парижа – на противоположном конце Вены. Вы представляете себе, где находится Тюркеншанцпарк? Впрочем, это легко обнаружить на карте. Так вот, когда вы свернете с Турецкой площади – Тюркеншанцплатц к самому парку, у угла ограды вас будет ждать "Мерседес-220", светлый, с затемненными стеклами, номер РС-2479-Н. Запомнили?