Текст книги "Истоки славянской письменности"

Автор книги: Игорь Додонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Как видим, от IX века ушли недалеко, если не считать II–V веков н. э. для «черт и резов». Но последние трактуются как примитивная пиктографическая система. Другими словами, в наличии древней письменной традиции славянам всё же отказывают.

И ещё один интересный факт. Несмотря на то что наличие письма у славян до момента деятельности солунских братьев признаётся российской наукой, почему-то представители последней ничего не сделали для того, чтобы существующая система исторического образования доводила это до обучаемых отечественной истории. Прежде всего мы имеем в виду, конечно, среднее звено, то есть школу, которая оказывает значительное влияние на формирование массового сознания. В итоге не приходится удивляться, что большинство наших граждан твёрдо убеждены, что письмо славянам принесли Кирилл и Мефодий, и светоч грамотности распространился по славянским землям только благодаря христианству. Знания о дохристианской письменности у славян остаются как бы кулуарными, достоянием лишь узкого круга специалистов.

Не приходится в этой связи удивляться и тому, что не так давно по решению ЮНЕСКО 863 год признан годом создания славянской письменности (II, 9; 323). В ряде славянских стран, в том числе и в России, отмечается День славянской письменности и культуры. Замечательно, что существует такой праздник. Только вот его празднование неразрывно связано с именами Кирилла и Мефодия (праздник и приурочен к памятному дню святого Кирилла). Солунские братья при этом именуются «первоучителями», и всячески подчёркивается роль православной христианской церкви в просвещении славян. Мы отнюдь не хотим преуменьшать заслуг святых равноапостольных Кирилла и Мефодия (они действительно велики), но считаем, что историческая память не должна быть избирательной, а истина превыше всего.

Однако из сферы массового сознания вернёмся в сферу научную. Отмеченная Е. В. Ухановой тенденция в советской-российской науке (исторической и филологической) доказывать древность и самостоятельность славянского письма, никогда – с конца 40х годов XX века, в сущности, не затухая полностью, пережила бурный всплеск в так называемые перестроечный и постперестроечный периоды. Если раньше публикации, затрагивающие эту тему, были вытеснены, в основном, на страницы периодической печати и научно-популярной литературы, то в наши дни появляется большое количество книг, которые вполне могут расцениваться как серьёзные научные монографии. Стали известны имена таких исследователей, как В. А. Чудинов, Ю. К. Бегунов, Н. В. Слатин, А. И. Асов, Г. С. Гриневич и ряд других.

Заметим также, что в зарубежной славистике указанная тенденция распространения не получила. Позиции, на которых стоят зарубежные слависты, можно охарактеризовать, процитировав слова известного чешского учёного Ч. Лоукотки: «Славяне, позднее выступившие на европейском культурном поприще, научились писать лишь в IX веке… Говорить о наличии письма у славян раньше конца IX века не приходится, если не считать зарубок на бирках и других мнемотехнических средств» (II, 31; 98). Исключение составляют, пожалуй, лишь болгарские и югославские историки и филологи. Ими, в частности Е. Георгиевым (Болгария) и Р. Пешичем (Сербия), проделана большая работа по доказательству существования у славян протокириллического письма.

Со своей стороны мы придерживаемся мнения, что до IX века н. э. славянская письменная традиция насчитывала много веков. Излагаемый в дальнейшем материал послужит доказательством этого положения.

* * *

В ряде письменных источников сообщается о наличии у славян докириллического (дохристианского) письма.

Прежде всего, это уже неоднократно упоминавшееся нами «Сказание о письменах» черноризца Храбра. Первые строки трактата дословно гласят следующее: «Преже убо Словене не имеху книг, но чертами и резами четяху и гадааху, погане суще…» (II, 52; 141), (II, 27; 199). Всего несколько слов, но есть некоторые трудности с переводом, и от разрешения этих трудностей зависит контекст данного сообщения. Во-первых, в ряде списков вместо слова «книг» стоит слово «письмен». Согласитесь, смысл предложения очень сильно зависит от того, какое из этих слов предпочесть. Одно дело – иметь письмо, но не иметь книг. Другое дело – не иметь «письмен», т. е. письменности. «Не имели книг» ещё не означает, что письмо носило примитивный характер и служило для обслуживания каких-то элементарных бытовых и жизненных нужд (знаки собственности, рода, гадания и т. п.). Эти слова писал христианин, причём духовного звания (черноризец – монах). Говоря таким образом, он мог иметь в виду отсутствие христианских священных книг. В пользу данного предположения говорит окончание фразы: «погане сущи», т. е. «потому, что были язычниками». Кроме того, по мнению Н. В. Слатина, эти слова «следует понимать так, что у них (т. е. славян. – И.Д.) не было книг в том виде, как они появились позже, но они на других материалах, не на пергаменте, – на дощечках, например, на бересте или на камне и т. п. – процарапывали острым предметом надписи и тексты» (II, 52; 141).

Да и слово «письмена» так ли однозначно надо понимать как «письменность»? В ряде переводов речь идёт о «буквах» (II, 58; 49). Такое понимание этого слова нам представляется более верным. Прежде всего, оно вытекает из самого названия произведения. Далее, ниже в своём трактате сам Храбр, говоря о создании Константином Философом славянской азбуки, употребляет слово «письмена» в значении «буквы»: «И создал он для них 30 письмён и 8, одни по образцу греческих, другие же в соответствии со славянской речью» (I, 7; 52). «Это же письмена славянские, и так их надлежит писать и выговаривать… Из них 24 подобные греческим письменам…» (I, 7; 54). Итак, «письмена» тех списков произведения Храбра, где это слово употреблено вместо слова «книги», – это «буквы». При такой трактовке начало «Сказания» будет выглядеть следующим образом: «Ведь прежде славяне не имели букв…». Но раз не имели букв, то не имели и письменности. Нет, подобный перевод не даёт оснований для таких выводов. Славянские письменные знаки могли просто называться по-другому: «черты и резы», как говорит Храбр, или «руны». Затем не забудем и о том, что писал эти слова христианин и монах. Под «буквами» он мог понимать христианские письменные знаки, т. е. знаки сакральной христианской азбуки, созданной специально для записи христианских текстов. Так понимает это место «Сказания» В. А. Чудинов (II, 58; 50). И надо признать, что он, скорее всего, прав. В самом деле, для христиан языческое письмо по каким-то причинам не подходило. Видимо, они считали ниже своего достоинства записывать христианские священные тексты языческими символами. Именно поэтому епископ Вульфила создаёт в IV веке н. э. письмо для готов. В этом же веке на Кавказе Месроп Маштоц создал целых три системы письма для кавказских народов (армян, грузин, кавказских албанцев), перешедших в христианство. Готы имели руническое письмо. По мнению ряда исследователей, письмо имели до принятия христианства армяне и грузины.

Итак, что мы имеем? Какой из списочных вариантов ни возьми, тот ли, где идёт речь о книгах, тот ли, где о «письменах», к выводу об отсутствии у славян письма он не приводит.

Если же продолжить анализ предложения, то вывод будет как раз иной: письмо у славян в языческие времена существовало. «Чертами и резами» славяне «четяху и гадааху». Большинство исследователей переводит «четяху и гадааху» как «читали и гадали». Если читали, то, значит, было что читать, письменность была. Некоторые учёные (в частности, В. А. Истрин) дают перевод «считали и гадали». Почему даётся такой перевод, в принципе понятно. Замена всего одного слова ведёт к большим последствиям. Выше мы говорили, что советская историческая наука с конца 40х годов XX века стала придерживаться мнения о существовании у славян дохристианского письма. Но собственным, непосредственно родившимся в славянской среде, безоговорочно признавалось только примитивное пиктографическое письмо, каковым и считались упоминаемые Храбром «черты и резы». При таком понимании последних слово «читали» как бы выпадает из контекста, ведь оно указывает на развитую письменность. Не согласуется оно и со словом «гадали». По-другому к вопросу выпадения слов из контекста фразы подошёл современный филолог Н. В. Слатин. Он переводит эту часть предложения как «читали и говорили», понимая под «говорили» – «писали» и указывая, что употребление в переводах слова «гадали» противоречит смыслу предложения (II, 52; 141).

На основании всего изложенного мы даём следующий перевод начала трактата Храбра: «Ведь прежде славяне не имели книг (букв), но чертами и резами читали и говорили (писали)».

Почему так подробно остановились на анализе всего одного предложения из «Сказания о письменах»? Дело в том, что от результатов этого анализа зависят две вещи. Во-первых, разрешение вопроса о степени развитости славянской письменности. Во-вторых, признание наличия письма у славян как такового. Вопросы поставлены в такой «перевёрнутой» последовательности не случайно.

Для официальной советской (сейчас – российской) исторической науки здесь, собственно, нет проблемы, особенно мучиться над переводом данного предложения не надо (разве что с чисто филологических позиций, ратуя за правильный перевод древних слов на современный язык). Указание на наличие у славян пиктографии есть, так сказать, «в чистом виде». Ну и слава богу! Большего нам и желать нечего.

Но пиктография – это начальная стадия в развитии письма, письмо крайне примитивное. Некоторые исследователи и письмом её не считают, чётко отделяя пиктографию, как мнемотехническое средство, от фонетизированной письменности (II, 40; 21). Отсюда уже всего один шаг до того, чтобы сказать: «Картинки картинками, а письма-то у славян не было».

Мы же, со своей стороны, следуя за рядом учёных, попытались показать, что слова черноризца Храбра не только не отрицают наличия у славян письменности, не только указывают на наличие у них пиктографии, но говорят о том, что славянское письмо носило довольно развитый характер.

Перейдём к свидетельствам других источников. О письме у восточных славян сообщают арабские путешественники и учёные. Ибн Фадлан, который во время пребывания у волжских болгар в 921 году видел обряд погребения одного руса, пишет: «Сначала они развели костёр и сожгли на нём тело, а затем построили нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку тополя, написали на ней имя этого мужа и имя царя русов и удалились» (II, 31; 109).

Арабский писатель Эль Масуди, умерший в 956 году, в своём сочинении «Золотые луга» утверждает, что он обнаружил в одном из «русских храмов» пророчество, начертанное на камне (II, 31; 109).

Учёный Ибн эль-Недим в труде «Книга росписи наукам» передаёт относящийся к 987 году рассказ посла одного из кавказских князей к князю русов. «Мне рассказывал один, на правдивость которого я полагаюсь, – пишет Ибн эль-Недим, – что один из царей горы Кабк послал его к царю русов; он утверждал, что они имеют письмена, вырезываемые на дереве. Он же показал мне кусок белого дерева, на котором были изображены, не знаю, были ли они слова или отдельные буквы» (II, 31; 109–110). Сообщение Ибн эль-Недима особенно интересно тем, что он даёт зарисовку упоминаемой им надписи. Но об этом ниже.

Ещё один восточный автор, персидский историк Фахр ад– Дин (начало XIII века), утверждает, что хазарское «письмо происходит от русского» (II, 31; 110). Очень интересное сообщение. Во-первых, речь идёт о неизвестном науке хазарском письме (по-видимому, руническом). Во-вторых, данное свидетельство заставляет задуматься о степени развития славянского письма. Видимо, эта степень была довольно высока, раз письмо заимствуют другие народы. В-третьих, встаёт вопрос: что же представляла собой славянская письменность? Ведь у хазар-то (поскольку они тюрки) предполагается руническое письмо. Не была ли рунической и русская письменность?

От сообщений восточных авторов перейдём к авторам западным, точнее автору, ибо в «нашем арсенале» всего одно свидетельство по интересующему нас вопросу. Епископ Мерзебургский Титмар (976—1018) рассказывает, что в языческом храме города Ретры (город принадлежал одному из племён славян-лютичей; немцы называли жителей Ретры «редариями» (II, 28; 212), (II, 58; 164)) он видел славянских идолов; на каждом идоле особыми знаками было начертано его имя (II, 31; 109).

Исключая сообщение Фахр ад-Дина о происхождении хазарского письма от русского, все остальные из вышеперечисленных свидетельств вполне могут трактоваться как говорящие только о наличии у славян пиктографического письма типа «черт и резов».

Вот что по этому поводу пишет В. А. Истрин: «Имена славянских идолов (Титмар), так же как имена покойного руса и его «царя» (Ибн Фадлан), представляли собой, вероятно, нечто вроде изобразительных или условных родовых и личных знаков; подобные знаки часто использовались русскими князьями Х – XI веков на их монетах. Пророчество, начертанное на камне (Эль Масуди), заставляет думать о «чертах и резах» гадания.

Что касается надписи Ибн эль-Недима, то одни учёные считали, что это искажённое переписчиками арабское написание; другие пытались найти в этой надписи общие черты со скандинавскими рунами. В настоящее время большинство российских и болгарских учёных (П. Я. Черных, Д. С. Лихачёв, Е. Георгиев и др.) считают надпись Ибн эль Недима образцом славянского докириллического письма типа «черт и резов».

Выдвигалась гипотеза, согласно которой эта надпись представляет собой пиктографическую маршрутную карту» (II, 31; 110).

Конечно, можно утверждать и обратное, т. е., что речь в этих сообщениях идёт о развитом письме. Однако полемика окажется голословной. Поэтому лучше обратиться к другой группе сообщений, которая однозначно указывает на наличие у славян в дохристианский период весьма совершенной письменности.

«Повесть временных лет» рассказывает, что во время осады князем Владимиром Святославичем Херсонеса (в конце 80х годов Х века) один из жителей Херсонеса по имени Анастасий пустил в стан Владимира стрелу с надписью: «Кладези еже суть за тобою от востока, из того вода идёт по трубе» (II, 31; 109), т. е.: «С востока от тебя есть колодец, из которого вода по трубе идёт в город». Такое сообщение пиктографией не напишешь, это будет очень трудно. Конечно, оно могло быть написано по-гречески. В стане Владимира, безусловно, находились люди, понимавшие греческий язык и по-гречески читавшие. Возможен и другой вариант. В своём сочинении Храбр сообщает об использовании славянами греческих и латинских букв для записи своей речи. Правда, писать по-славянски греческими и латинскими буквами довольно затруднительно, т. к. данные алфавиты не отражают фонетику славянского языка. Поэтому Храбр и указывает на использование этих букв «без устроения», т. е. без порядка, речь передавалась неточно. Тем не менее передавалась. Но никто не может исключить возможность, что своё сообщение Анастасий написал теми самыми «русскими письменами», о которых говорит «Паннонское житие Кирилла». Напомним, что, согласно этому «Житию» Константин (Кирилл) во время путешествия к хазарам именно в Херсонесе нашёл Евангелие и Псалтирь, написанные «русскими письменами», и встретил человека, говорящего по-русски, у которого и научился по-русски читать и говорить. Данное свидетельство «Паннонского жития» – ещё одно доказательство существования развитой системы письма у славян в докирилловскую эпоху.

Вернёмся к русским летописям. В них говорится о письменных договорах, которые Русь заключала с Византией в 907, 944 и 971 годах (заметим, Русь языческая). Летописями сохранены тексты этих договоров (II, 28; 215). Письменные договоры заключают между собой народы, имеющие письменность. Кроме того, в самом тексте этих соглашений можно найти свидетельства о наличии у славян (русов) какой-то системы письма. Так, в договоре Олега читаем: «Аще кто умреть, не урядив своего имения (умрёт, находясь в Византии. – И.Д.), или своих не иметь, да возвратит имение к малым «ближикам» на Русь. Аще ли сотворит обряжение, таковой возметь уряженное ему, кому будет писал наследити имение его, да наследить е» (II, 37; 69). Обращаем внимание на слова «не урядив» и «писал». Последнее говорит само за себя. Что касается первого, то заметим, что «урядить» имущество, т. е. распорядиться им, находясь далеко от дома, на чужбине, можно только в письменной форме.

Договор Олега с греками, как, впрочем, и Игоря, заканчивается очень интересной формулировкой, на которой стоит остановиться и рассмотреть её подробнее. Звучит она следующим образом: «Договор написан Ивановым писанием на двою хартию» (II, 37; 53). Что за «Иваново писание», которым пользовались русы? И кто такой этот Иван? По мнению Стефана Ляшевского, Иван – это святой Иоанн, епископ греческой Готфской епархии в Тавриде. По происхождению он был тавроскиф. А тавроскифы, как считает С. Ляшевский, опираясь на свидетельство византийского историка Льва Диакона, и есть русы (Лев Диакон пишет: «Тавроскифы, которые сами себя называют “русы”») (II, 37; 39). В епископы Иоанн был рукоположен в Иверии, а не в Константинополе, т. к. в последнем церковная власть была захвачена иконоборцами. Когда территория Тавриды оказалась под властью хазар, Иоанн поднимает против них восстание (II, 37; 51). Греки предательски выдают его хазарам. Ему удаётся бежать. Вот такая бурная жизнь. Готфская епархия была в то время недавно создана. И находилась она, как полагает С. Ляшевский, на территории русского Бравлинского княжества в Тавриде (II, 37; 51). Князь Бравлин, незадолго до этого воевавший с греками, смог создать в Тавриде русское государство. Для своих единоплеменников и создал Иоанн письменность (надо думать, на основании греческой). Именно этим письмом были писаны Евангелие и Псалтирь, найденные Константином Философом в Корсуни (II, 37; 52). Таково мнение С. Ляшевского. Называет он и точную дату создания «Иоанновой письменности» – 790 год. В этом он опирается на Карамзина. Последний в своей «Истории государства Российского» пишет: «Ведати подобает, что словено-российский народ в 790 году от Р.Х. начат письмо иметь; зане в том годе царь греческий брань со словенами, имея и мир с ними содела, после им в знамение приятства литеры, сиречь слова азбучные. Сия от греческого писания вновь составиша ради славян: и от того времени россы начали писания имети» (II, 37; 53).

Вообще к данному свидетельству Карамзина надо, по нашему мнению, отнестись очень и очень внимательно. Дело в том, что Карамзин добавляет, что прочёл это в одной рукописной Новгородской летописи (II, 37; 53). Вполне вероятно, что летописью этой могла оказаться та самая Иоакимовская летопись, основываясь на которой свой труд писал Татищев, либо летопись, непосредственно опиравшаяся на неё.

К сожалению, Иоакимовская летопись до нас не дошла. Скорее всего, она погибла во время пожара Москвы в 1812 году. Тогда вообще была потеряна огромная масса исторических документов. Вспомним хотя бы древний список «Слова о полку Игореве».

Почему эта летопись так ценна? По мнению специалистов, её создание относится примерно к 1030 году, то есть она без малого на сто лет старше «Повести временных лет». Следовательно, в ней могла содержаться такая информация, какой в «Повести временных лет» уже не было. И на то есть ряд причин. Во-первых, Иоаким, автор летописи, – это не кто иной, как первый Новгородский епископ Иоаким Корсунянин. Он принимал участие в крещении новгородцев. То есть, находясь в Новгороде, он сталкивался ещё с очень и очень живым язычеством, его верованиями и преданиями. Нестор, писавший в 10х годах XII века, такой возможности не имел. Спустя более чем сотню лет после Владимирова крещения Руси до него дошли лишь отзвуки языческих преданий. Более того, есть все основания полагать, что Иоаким использовал некие письменные источники, восходящие к дохристианским временам. Эти источники всячески преследовались и уничтожались после принятия Русью христианства и до Нестора могли просто не дойти.

Во-вторых, не подлежит никакому сомнению, что то, что мы считаем несторовой «Повестью временных лет», на самом деле является таковым лишь отчасти. И дело здесь не в том, что эта летопись дошла до нас лишь как часть более поздних летописных сводов. Речь идёт о редактировании «Повести временных лет» ещё при жизни Нестора. Известно имя редактора – игумен княжьего Выдубецкого монастыря Сильвестр, поставивший своё имя в конце летописи. Редактирование проводилось в угоду княжеской власти, и что было в изначальной «Повести», одному Богу известно. Очевидно, был «выброшен» значительный пласт информации, относящейся к дорюриковским временам. Так вот, Иоакимовская летопись подобной редакции явно не подвергалась. В частности, насколько она известна в изложении Татищева, данных о временах до Рюрика там значительно больше, чем в «Повести временных лет».

Остаётся ответить на вопрос: зачем это греку Иоакиму из Корсуни, христианину, священнику, так стараться в изложении русской истории (дохристианской, языческой). Ответ прост. Как считает С. Ляшевский, Иоаким, подобно святому Иоанну, был из таврических русов (II, 37; 215). То есть излагал он прошлое своего народа. С этим, по-видимому, можно согласиться.

Так что, повторяем, к приведённому выше свидетельству Карамзина надо отнестись с вниманием. Итак, вполне вероятно, что около 790 года епископом Иоанном была изобретена некая русская письменность на основании греческой. Очень может быть, что именно ею были написаны Евангелие и Псалтирь, найденные Константином Философом в Херсонесе.

Но, по нашему мнению, началом русского (славянского) письма это не было. Славянская письменная традиция значительно древнее. В данном же случае мы имеем дело с одной из попыток создания сакрального христианского письма для славян. Подобную попытку, как считает ряд учёных, в конце IV века н. э. предпринимал святой Иероним, а семью десятками лет позже Иоанна – святой равноапостольный Кирилл.

* * *

Кроме сообщений письменных источников о наличии у славян письма, в распоряжении учёных имеется значительное количество образцов последнего. Получены они в основном в результате археологических исследований, но не только.

Начнём с уже известной нам надписи, содержащейся в труде Ибн эль-Недима. Выше говорилось, что в наше время она преимущественно трактуется как образец славянского пиктографического письма типа «черт и резов». Но есть и другое мнение. В. А. Чудинов считает эту надпись выполненной слоговым славянским письмом (II, 58; 439). Этого же мнения придерживаются Г. С. Гриневич и М. Л. Серяков (II, 58; 234). Что хотелось бы отметить? Бросается в глаза определённая схожесть с арабским письмом. Недаром ряд учёных считали надпись искажённым переписчиками арабским написанием (II, 31; 110). Но, скорее всего, имело место обратное. Это неоднократное переписывание арабами «уработало» образец русского письма до сходства с арабской графикой (рис. 7). В пользу данной гипотезы говорит тот факт, что ни араб эль-Недим, ни его информатор не обратили никакого внимания на сходство знаков надписи с арабскими буквами. Видимо, изначально такого сходства и не было.

Рис. 7.

Сейчас эта надпись в научных кругах считается нечитаемой (II, 52; 141), хотя попытки дешифровки предпринимались неоднократно начиная с 1836 года, когда эту надпись ввёл в научный оборот академик Х. М. Френ. Он же первый попытался её прочесть. Свои силы в этом деле пробовали датчане Ф. Магнусен и А. Шёгрен, знаменитые русские учёные Д. И. Прозоровский и С. Гедеонов. Однако их прочтения были признаны неудовлетворительными. В наше время надпись слоговым способом читают Г. С. Гриневич и В. А. Чудинов. Но результаты усилий этих исследователей весьма спорны. Так что «приговор остаётся в силе» – надпись эль-Недима пока не читается.

Многочисленную группу вероятных (добавим: очень и очень вероятных) памятников дохристианской славянской письменности образуют загадочные надписи и знаки на древнерусских предметах быта и на различных ремесленных изделиях.

Из этих надписей наибольший интерес представляет так называемая алекановская надпись (рис. 8). Надпись эта, нанесённая на глиняный сосуд Х – XI веков, была открыта в 1897 году В. А. Городцовым во время раскопок у села Алеканово под Рязанью (отсюда и название – алекановская). Содержит 14 знаков, расположенных в строковой планировке. Четырнадцать – это довольно много. Тем и ценна эта находка, что надписей с большим количеством знаков предполагаемой славянской письменности науке пока не известно.

Рис. 8.

Правда, ещё в первой половине XIX века академик М. П. Погодин опубликовал в своём журнале «Московский наблюдатель» некие надписи, обнаруженные кем-то в Карпатах. Зарисовки этих надписей были присланы в «Московский наблюдатель» (рис. 9). Знаков в этих надписях больше, чем четырнадцать. Причём интересен тот факт, что некоторые знаки похожи на знаки надписи эль-Недима. Но… И во времена М. П. Погодина, и в наше время учёные сомневаются в славянской принадлежности карпатских надписей (II, 58; 224). Кроме того, самих надписей М. П. Погодин не видел, имея дело лишь с присланными ему зарисовками. Поэтому сейчас, спустя более полутораста лет, очень трудно установить, не был ли почтенный академик введён в заблуждение, т. е. не являются ли данные зарисовки фальсификатами.

Рис. 9.

Так что, повторяем, алекановская надпись – самый большой образец неизвестного славянского письма. Бесспорным можно считать и то, что письмо славянское, и то, что знаки надписи – это именно письмо, а не нечто иное. Вот что писал по этому поводу сам открыватель алекановской «урны» В. А. Городцов: «…Сосуд плохо обожжён, изготовлен, очевидно, наспех… Следовательно, изготовление местное, домашнее, а следовательно, надпись сделана местным или домашним писцом, т. е. славянином» (II, 31; 125). «Смысл знаков остаётся по-прежнему загадочным, но уже является более вероятным иметь в них памятники доисторической письменности, чем клейма или родовые знаки, как можно было предполагать при первом знакомстве с ними на погребальном сосуде, где казалось очень естественным явление на одном сосуде многих клейм или родовых знаков, так как акт погребения мог служить причиной съезда нескольких семей или родов, которые и понаехали увековечить своё присутствие на похоронах начертанием своих клейм на глине погребального сосуда. Совсем другое дело – нахождение знаков в более или менее значительном количестве и в строгой планировке на бытовых сосудах. Объяснить их как клейма мастера невозможно, потому что знаков много; объяснить, что это знаки или клейма отдельных лиц, также нет возможности. Остаётся одно более вероятное предположение – что знаки представляют собой литеры неизвестного письма, а комбинация их выражает какие-либо мысли мастера или заказчика. Если же это верно, то мы имеем в своём распоряжении до 14 букв неизвестного письма (II, 58; 253–254).

В 1898 году там же, под Рязанью, В. А. Городцовым было обнаружено ещё пять аналогичных знаков. Близки по форме к алекановским знаки на горшках из Тверского музея, а также на медных бляхах, найденных при раскопках тверских курганов XI века. На двух бляхах знаки идут по кругу, образуя две одинаковые надписи. По мнению В. А. Истрина, некоторые из этих знаков, подобно алекановским, напоминают буквы глаголицы (II, 31; 125).

Представляет также интерес «надпись» (если только считать её надписью, а не случайной комбинацией трещин от огня; отсюда и кавычки при слове «надпись») на бараньей лопатке, открытая около 1916 года Д. Я. Самоквасовым при раскопках северянских курганов у Чернигова. «Надпись» содержит 15–18 знаков (точнее сказать трудно), расположенных внутри полуовала, т. е. по количеству знаков превосходит алекановскую (рис. 10). «Знаки, – пишет Д. Я. Самоквасов, – состоят из прямых резов и, по всей вероятности, представляют собой русское письмо Х века, на которое имеются указания в некоторых источниках» (II, 31; 126).

Рис. 10.

В 1864 году впервые у села Дрогичина на Западном Буге были обнаружены свинцовые пломбы, видимо торговые печати Х – XIV веков. В последующие годы находки продолжались. Общее количество пломб измеряется тысячами. На лицевой стороне многих пломб стоит буква кириллицы, а на оборотной – один-два загадочных знака (рис. 11). В 1894 году в монографии Карла Болсуновского приводилось около двух тысяч пломб с подобными знаками (II, 58; 265). Что это? Просто ли знаки собственности или аналог соответствующих кириллических букв из неизвестной славянской письменности?

Рис. 11.

Большое внимание исследователей привлекли также многочисленные загадочные знаки, встречающиеся наряду с надписями, сделанными кириллицей, на старорусских календарях и на пряслицах Х – XI и более поздних веков (рис. 12). В 40—50х годах прошлого столетия многие пытались увидеть в этих загадочных знаках прототипы глаголических букв. Однако затем установилось мнение, что это знаки типа «черт и резов», т. е. пиктография (II, 31; 126). Тем не менее позволим себе высказать сомнение в подобном определении. На некоторых пряслицах количество неизвестных символов довольно велико. Это никак не вяжется с их пониманием как пиктограмм. Скорее наталкивает на мысль, что перед нами дубляж кириллической надписи. Следовательно, более или менее развитое письмо, а не примитивная пиктография. Недаром в наши дни В. А. Чудинов и Г. С. Гриневич видят в знаках на пряслицах силлабограммы, т. е. символы слоговой письменности.

Рис. 12.

Кроме предметов быта и ремесленных изделий некие неизвестные знаки встречаются на монетах русских князей XI века. Выше мы говорили, что на основании этих знаков в конце 50х – начале 60х годов. XX века была сделана попытка воспроизведения протоглаголического алфавита Н. В. Энговатовым. Его работа подверглась сильной критике. Критикующая сторона была склонна объяснять происхождение загадочных знаков на монетах малограмотностью русских гравёров (II, 31; 121). Вот что, например, писали Б. А. Рыбаков и В. Л. Янин: «Матрицы, при помощи которых чеканились монеты, были мягкими или хрупкими, они нуждались в очень быстрой замене в процессе работы. А удивительная близость в деталях оформления монет внутри каждого типа говорит о том, что вновь возникавшие матрицы были результатом копирования матриц, выходивших из строя. Можно ли допустить, что такое копирование способно сохранить первоначальную грамотность исходного экземпляра, бывшего образцовым? Мы думаем, что Н. В. Энговатов ответил бы на этот вопрос положительно, так как все его построения основаны на представлении о безусловной грамотности всех надписей» (II, 58; 152–153). Однако правильно замечает современный исследователь В. А. Чудинов: «Сработавшиеся чеканы могут не воспроизводить часть штрихов буквы, но никак не удваивать их и не перевёртывать изображения, не подставлять боковые мачты! Это абсолютно исключено! Так что Энговатова в данном эпизоде критиковали не по сути вопроса…» (II, 58; 153). Кроме того, заметим, что для подтверждения своей гипотезы Н. В. Энговатов привлёк печать Святослава Х века, на которой также имеются загадочные символы, подобные знакам на монетах XI века. Итак, Х век, языческие времена. Тут уж трудно объяснить происхождение непонятных знаков ошибками при передаче кириллических букв. Плюс к тому – это ведь печать, а не монета. О массовом производстве речи идти не может, и, следовательно, нельзя говорить об огрехах массового производства. Вывод, на наш взгляд, очевиден. Мы имеем дело со знаками неизвестного славянского письма. Как его интерпретировать, является ли оно буквенным протоглаголическим, как считал Н. В. Энговатов, или слоговым, как считает В. А. Чудинов, – это уже другой вопрос.