Текст книги "Акция"

Автор книги: Игорь Бирюзов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Об этом вопросе не думай. Год назад нашему движению крупные деньги пожертвовал эмигрировавший и разбогатевший за рубежом числянин. Когда-то он тоже учился в цифратории и был одним из основателей кружка. У нас теперь даже взносы с кружковцев больше несут дисциплинарную цель, чем финансовую. Это – между нами. Я смирился с решением лидеров кружка. Все чаще, в последнее время, мне приходила мысль о несчастливой звезде. Где оно, это счастье? В детстве? Одно воспоминание о нем ранило душу, правда, все меньше. Любовь? Она будоражит, волнует, гонит в свои трепетные сети. Но где обещанное романистами единство души и тела? Его нет. Наверное, я родился под несчастливой звездой, с неправильным восприятием жизни. Одним словом – неделимый. Но ведь есть же счастливые числяне?! Работа? Когда отдаешься ей без остатка, проводишь бессонные ночи за математическими проблемами и, наконец, получаешь результат, то наступает состояние небывалой легкости. Кажется, что можно свернуть горы… Удовлетворение есть и большое, но счастье?! Нет. Вряд ли. Все. Надо кончать с самокопанием. Я поднялся с кровати и весь как-то выпрямился от принятого решения.

– 23-й готов к выполнению любого задания.

– Молодец. Вот это по-студенчески. Меня обступили, похлопали по плечу.

– Теперь тебе надо энергетически подготовиться. Заключительный этап «Акции» должен быть проведен в рекордно короткий срок, иначе мы все погибнем. Для двадцати двух слияний требуется огромное количество энергии.

Руководители кружка с некоторым сомнением посмотрели на мою щуплую фигуру.

– К тебе приставим энергоработника. Он наш числянин. Будет подкачивать тебя каждый день. За три-четыре месяца должен набрать отличную энергетическую форму. На это время исчезнешь с «политической сцены» и забудь про общежитие. Занимайся энергонакачкой и своей математикой. Твоя задача не навлечь на себя подозрения и сыграть свою роль в определенный момент времени по нашему сигналу, не раньше и не позже. Мы надеемся на тебя.

Из здания общежития я вышел в возвышенном состоянии. Мне предстояло или умереть, или победить. В конце концов жизнь текла несчастливо, а тут предлагалось совершить героический подвиг!?

Жизнь, в первый месяц после заседания штаба как бы замедлилась, несмотря на чрезвычайную насыщенность, даже сверхнасыщенность моего дня тренировками и учебой. Второй месяц прошел поспокойнее, возбуждения поубавилось. Все больше стало тяготить вынужденное отстранение от друзей. По рекомендации штаба, подразумевавшее приказ, мне вменялось в обязанность обходить стороной членов кружка. Не всегда это удавалось, и я стал ловить на себе гневные, уничтожающие взгляды. Как-то столкнулся лицом к лицу с 17-й. Увидели друг друга, практически одновременно, в пяти метрах. Отворачиваться было поздно. Поговорили о погоде, о нереальности студенческого самоуправления и холодно попрощавшись, разошлись, как совершенно чужие люди. Во время разговора я видел в ее глазах неумолимый вопрос: «Как ты смог предать в такой момент? Как?»

Мне хотелось броситься к ее ногам, обнять ее и рассказать все-все, как я мучился без нее, какую замечательную идею я придумал, и как эта задумка должна воплотиться в жизнь. Нет, пожалуй, о воплощении я рассказывать бы не стал.

А вместо этого я, как истукан, вынужден был говорить идиотские слова о погоде, которые и нужны-то только тогда, когда нет других, живых слов…

Однажды я заметил, как двое кружковцев грузят обитый толстым картоном большой предмет в железнодорожный вагон. Я посмотрел на расписание движения поездов. Данный поезд проходил мимо поселка Мнимого. Это означало успешные переговоры с числянками. Меня прямо на перроне вокзала охватил сильный озноб, ноги стали ватными и непослушными. Оцепенение длилось не больше трех секунд, затем все прошло так же неожиданно, как и началось.

Я в первый раз отчетливо почувствовал, что мое личное участие в акции не за горами, и меня могут послать к числянкам в любой момент. Обволакивающая, как туман, растерянность проникла в мою душу. Как я буду разговаривать с числянками? Да и о чем? Или, может быть, просто заниматься слиянием без всяких разговоров? Как-то пошло выглядит. А вдруг мне кто-то из числянок не понравится? Брезгливость может помешать слиянию? Мне самому эти рассуждения показались страшно кощунственными. Но не думать же об этом в последний момент? Еще не хватало прийти в дом к 1-й или, например, к 4-й и решать перед слиянием глобальные проблемы морали и нравственности. Я представляю, каких трудов стоило уговорить числянок на сливание с незнакомцем. А может у них с этим делом попроще? Без интеллигентских переживаний. Бац и готово. Чертов кружок. Занимался бы своей математикой и никаких моральных проблем. А если бы и вставали, то такие малюсенькие, что ни в какое сравнение не идут со вставшими сейчас в полный рост.

По цифраторию стали ходить слухи об аресте группы заговорщиков, якобы намеревающихся уничтожить всех государственных руководителей во главе с 1-м. Что им только ни приписывали?! И распространение листовок с призывами к гражданской войне, и шпионство в пользу сразу пяти иностранных разведок, и шарлатанские опыты с эмбрионариями. Атмосфера психоза нагнеталась грамотно, в полном соответствии со всеми инструкциями и положениями. В «Числовой правде» напечатали целый цикл статей под общим заголовком «Нужны ли нам такие студенты?» По цифраторию шныряли подозрительные личности, что-то выспрашивающие и вынюхивающие.

Я почти уверил себя, что меня будут считать предателем. И действительно, все выглядело подозрительным. Отошел от работы кружка, всех сторонится, значит какой-то червь его гложет. И тут аресты. Новая напасть свалилась на меня. Правда, к стыду своему я должен признаться, что порадовался в этот момент одному обстоятельству. «Акция», похоже, провалилась, и мои нравственные мучения от предстоящей встречи с числянками сами собой исчезали.

Вечером, после тяжелой и напряженной работы в лаборатории, я шел к комплексу энергонакачки. Неясным чувством я вдруг ощутил неотвратимость судьбы, которая должна была меня настигнуть именно в этот день.

Навстречу мне появилась 17-я. Я никогда ее такой не видел. Радостная, она не шла, а летела, словно спеша к кому-то по бесконечно важному делу. «Наверное, меня еще не видит», – грустно подумал я и оглянулся назад. Там никого не было.

17-я бежала прямо на меня. Я попытался отвернуться и пройти мимо, но она остановила меня и стала тормошить, закидывая вопросами.

– Это правда, что ты законспирировался ради выполнения последней, самой сложной и завершающей части «Акции»? Ну хоть бы намекнул?! Я же тебя один момент сильно ненавидела. Как твое здоровье? Вижу, усталый. Мне так много тебе надо сказать, но сначала о главном. Во время свидания в тюрьме наш теоретический бог смог незаметно от полицейских сказать, что ты наш, а не предатель и просил меня запомнить следующее…

17-я нахмурилась, видимо забыв какое-то слово, а затем просияла.

– Слушай. Все готово. Детки согласны. Охрана убрана. Приступай к завершению «Акции» немедленно. Точно. Слово в слово передала. Честно говоря, боялась забыть. «Детки» какие-то.

– Больше он тебе ничего не рассказывал? О завершающей части «Акции»? – Я внимательно посмотрел на 17-ю.

– Нет, только эти фразы.

Во мне опять все перевернулось. На лице отпечаталась маска недоумения. Я не знал радоваться мне или огорчаться, но совершенно четко осознавал, что каждая минута, проведенная с 17-й, доставляла мне дополнительные страдания.

Я повернулся и, не попрощавшись, пошел от 17-й, чувствуя на своей спине ее недоуменный взгляд. Я двигался как сомнамбула. Деревья, дома, числяне проходили как бы сквозь мое сознание, не задерживаясь там надолго. Неожиданно последовал короткий, но чувствительный импульсный удар, выведший меня из состояния прострации.

Ко мне приближался полицейский. «Что-то разнюхали», – пронеслось у меня в голове. Но оказалось, что я всего лишь нарушил правила пешеходов и уже минуту иду по автомобильной дороге. Заплатив положенный штраф, я с облегчением удалился.

Поздним вечером я появился на перроне вокзала с купленным несколько часов назад билетом. По перрону маршировал полицейский, гулкие шаги которого, как эхо отзывались в каждом уголке вокзала, приводя в трепет благонамеренных граждан числового государства.

* * *

4-й набрал номер телефона министра полиции, которому в нагрузку подсунули министерство здравоохранения.

– Мне нужна справка по рождаемости за последние три, нет лучше четыре, месяца.

– А что конкретно интересует транспорт? Открываете спецагентство по перевозке малышей?

– Брось свои остроты. Узнай, увеличилась ли рождаемость за это время?

– Хорошо, я поручу это своим бездельникам. Они перешлют ответ.

– Нет. Дело срочное. Касается всех нас, государственных руководителей. Перезвонишь мне по телефону.

– Ладно, – голос министра полиции из уверенного стал немного растерянным. До него дошло, что встревоженный тон 4-го ничего хорошего не сулит.

Информации о рождаемости 4-й добился только на третий день после первого звонка. Нагрузочное министерство есть нагрузочное министерство. Относятся к нему как к пасынку. Данные, полученные 4-м, были не совсем понятные. Рождаемость осталась на прежнем уровне. Никаких всплесков за последние четыре месяца не отмечено. 4-й задумался. Куда же тогда делись раскупленные эмбрионарии? Стоят они довольно дорого. Да и габариты имеют приличные, в чемодан не спрячешь. Неужели заговор? От этих гнусных числян можно ожидать всего. А возможно это какое-то стечение обстоятельств?!

4-й достал из стола одну из пяти голубых папок, взятых им напоследок при переходе из министерства полиции в министерство транспорта. После пертурбаций министерства две недели не могут нормально функционировать, и лишь затем работа постепенно налаживается.

В голубых папках хранились донесения пятерых, особо законспирированных, агентов. Донесения непрерывно пополняли папки, несмотря на смену 4-м министерства. Двое заместителей 9-го, нынешнего министра полиции, работали на него. 4-й подозревал, что его нынешние заместители тоже не совсем чисты, но такова жизнь…

Среди этих пятерых у него имелся агент, 59-й, которому вменялось в обязанность докладывать по любому необычному факту, связанному с эмбрионариями.

Папочку с донесениями этого агента и открыл 4-й.

В дверь тихо постучали.

– Нельзя, – громко отозвался 4-й.

Он окинул мимолетным взглядом исписанные листки. 59-й отличался педантичностью, посылая свои донесения раз в месяц и всегда шестого числа. 4-й прекрасно знал, что каждая бумажка в этой папке во много раз ценнее всей переписки по вопросу эмбрионариев причастных к этому делу министерств. Он решил начать изучение документов с начала года.

Донесения агента:

6 января. С эмбрионариями все тихо. Помогаю 67-му работать со студентами. Он еще молодой, и я ему посоветовал внедриться в одну организацию, тайно собирающуюся в общежитии цифратория. Первые его сообщения показали, что студенты ведут вредные для государства разговоры, да еще оскорбляют государственных руководителей непотребными словами. Пытаюсь выяснить с помощью молодого агента – стоит ли кто-нибудь за ними? 95-й

4-й вспомнил, как выбирал псевдоним для агента. Самым простым для запоминания и довольно надежным показалась перемена цифр местами. На том и порешил.

6 февраля. Взорвался склад с эмбрионариями в пригороде столицы. На складе находилось только два аппарата, так что убытки невелики. Лично ездил туда на свои деньги. Склад взорвала секта «Делимые числа», призывающая к уменьшению количества числян в государстве и активно ведущая борьбу против неделимых. Об организаторах взрыва узнали местные жители и под предводительством 126-го разгромили ядро секты. Наблюдения за студентами продолжаю с помощью 67-го. 95-й

4-й записал себе в блокнотик 126-го, как одного из тех числян, кого должны будут бросить в тюрьму в первую очередь, в случае военного переворота. Список пополнился двести сорок седьмым числом.

4-й задумался. Нынешний метод руководства государством не срабатывает. Решения центральных органов власти частенько игнорируются на местах. Ничего, по предварительным расчетам, следующая пертурбация должна принести мне пост военного министра…

6 марта. В феврале произошло что-то невероятное. Эмбрионарии, всегда спокойно стоящие в аптеках, стали раскупаться молодыми числянами. Продавцы заметили, что все покупатели имели бороды, усы, а некоторые даже парики. Во всех трех аптеках столицы эмбрионарии были раскуплены за месяц. Похоже на заговор. Пытаюсь обнаружить покупателей. 95-й

6 апреля. Выборочно проверил пригородные аптеки. Там тоже активнее, чем всегда, закупали эмбрионарии. Вышел на след столичных покупателей. Они оказались из той студенческой группы, куда я внедрил 67-го. К сожалению, пока не удалось выяснить, где заговорщики держат эмбрионарии и с какой целью.

Р.S. Последний раз в абонентном ящике не оказалось причитающихся мне денег. Необходимо указать кассирам на более точное исполнение их обязанностей. Так как разговор зашел о деньгах, то прошу в соответствующей инстанции рассмотреть вопрос о повышении мне жалованья в связи с ростом цен и увеличившимися командировочными расходами. 95-й

«Вот паскуда, – подумал 4-й. – Заговор угрожает всему числовому государству, а этот доносчик о деньгах беспокоится».

6 мая. Произошла непоправимая ошибка. Полиция арестовала штаб студентов-заговорщиков и наиболее активных членов кружка, в число которых попал мой агент. Я встречался с ним накануне. Он сообщил, что готовится крупномасштабная террористическо-математическая акция, в суть которой его не посвятили. Студенты – штабисты, знающие про акцию в полном объеме, будут молчать в полицейском участке. Эту породу числян я знаю. Но зацепка одна осталась!

Р.S. Деньги опять не положили в абонентный ящик!!! 95-й

* * *

Я не торопился занять место в уже приехавшем поезде. Лишняя осторожность никому еще не повредила. Убедившись в спокойной обстановке на вокзале, в отсутствии подозрительных личностей, я зашел в вагон третьего класса. Все сидячие места оказались заняты. Я взглянул на свой билет, где четко было указано «место сидячее». До Мнимого четыре часа езды. Придется постоять. Даже не будучи заговорщиком, я не смог бы поднять шум по этому поводу. Не позволила бы интеллигентность. Как мне иногда хотелось избавиться от нее?! Без внутренней культуры проще же существовать?! Для кого мы старались, ожесточенно споря в поисках истины в кружке? Для этих, гомонящих без перерыва свои глупости числян, так и норовящих занять чужое сидячее место? Кому желаем свободы? Им. Да на хрена она им нужна. Эмоции захлестывали меня. В глубине души я понимал всю поверхностность, даже примитивность своих размышлений. Но нужна ли мне, 23-му, эта глубина?!

Поезд неумолимо приближался к поселку Мнимому. Колеса отстукивали последние километры. Я выглянул в окно и увидел приближающиеся немногочисленные огоньки. Это станция, а поселок в двух километрах от нее. Главное, найти полузаросшую тропинку, точнехонько выводящую к цели.

Выйдя из поезда, я вздохнул свежим, опьяняющим воздухом, резко контрастирующим с городским, для которого ученые еще не придумали отдельного названия. Но воздухом эту смесь городских газов я бы не называл.

Попытка отвлечься от предстоящей миссии дала положительные результаты. Я быстро обнаружил тропинку и уверенно зашагал к поселку. Темнота, окружившая меня через двести метров, быстро поставила все на свои места. Раздалось уханье какого-то животного, совершенно незнакомого городскому жителю. К тому же тропинку приходилось искать чуть ли не ползком, на ощупь. Днем, по понятным причинам, я появиться в Мнимом не мог. До рассвета оставался примерно час. Надо было спешить. Днем это расстояние я одолел бы за двадцать минут. Но сейчас ночь и еще какая ночь. Словно нарочно, куда-то попрятались звезды. Я где-то зацепился за корягу и порвал себе брюки. Идти пришлось медленнее, так как теперь нужно было придерживать порванную материю. Место, по которому проходила тропинка, пахло сыростью и болотными испарениями. Я несколько раз ощутил на себе что-то мокрое и склизкое. Ощущение пренеприятное.

Продвигаясь из последних сил вперед, я неожиданно увидел, что этот проклятый лес кончился и впритык к нему стоял забор, окружавший огромный дом, прекрасный деревянный коттедж, великолепие которого угадывалось даже в темноте. Забор возвышался на два метра и состоял из толстых досок, плотно пригнанных друг к другу. В той части забора, которая обращена к лесу, должна быть замаскированная калитка, изготовленная специально для меня. Около дальнего угла забора, наименее просматривающегося с дороги, я нажимал на доски и, наконец, обнаружил калитку, которая мягко, без скрипа, ушла вовнутрь.

Коттедж разместился на мощном фундаменте. Даже во внешнем облике коттеджа чувствовалась роскошь. Резные ставни, небольшие ажурные досочки, которыми был обит весь коттедж, составляли красивую композицию, заметную даже в темноте. Взгляд мой случайно упал на покосившийся колодец, расположенный неподалеку, и меня словно током ударило: «А вдруг 1-я – старуха?! Как я раньше об этом не подумал! Да. Да. Скорее всего так оно и есть». Я, остолбеневший, стоял посередине двора. Черные, неосвещенные окна коттеджа ехидно ухмылялись мне.

Но не возвращаться же обратно?! Пересилив себя, я подошел к двери коттеджа и несильно потянул в свою сторону. К моему удивлению, она оказалась не заперта. Словно кто-то ждал гостя. Я медленно передвигался по темной веранде, стараясь ничего не задеть. Не хотелось поднимать шум, да и не имел я на это право. Вдруг неожиданно зажегся свет. Я вздрогнул. Из глубины раздался чей-то повелительный голос. Слов я не разобрал, но пошел в направлении раздавшегося голоса. Когда я вступал в новую комнату, там зажигался свет, заставляя каждый раз меня с непривычки вздрагивать. «Интересно: сенсорное или централизованное управление светом с пульта», – подумалось мне. Пройдя пять или шесть комнат, я услышал призывный голос: «Идите ко мне, молодой числянин. Обращение «молодой числянин» вытащило наружу мои наихудшие предчувствия. Я вошел в спальню к 1-й.

Три минуты мы молча косились друг на друга, вытаращив глаза. Я, с разорванными брюками, весь в грязи, с перепачканной физиономией и 1-я, молодящаяся числянка, но уже не в том возрасте, который называют любвеобильным. Не знаю, что про меня наплел кружковец, выполнявший поручение штаба, но 1-я явно ждала кого-то иного, да и я обомлел от кощунства предполагаемого события.

Осмотрев комнату, я заметил два распакованных эмбрионария. А ведь с ней должно быть шесть слияний! Шесть раз!! Ужас.

– Вам надо привести себя в порядок, – 1-я прервала молчание. – Иначе я отказываюсь соблюдать условия контракта.

«Черт возьми, это она то еще и отказывается. Наглость какая, – подумал я, – жалко мне неизвестна даже примерная суть договора. Надо поменьше говорить».

В ответ же я только произнес:

– Безусловно.

Я привел себя в божеский вид в Синусоидальной помывочной камере и предстал перед 1-й в совершенно другом виде – бодрый и заманчивый. Эта кикимора слабо пощелкивала импульсами от предстоящего удовольствия. Я еле удерживался, чтобы не состроить брезгливую мину, глядя на ее похотливые ужимки. Похоже, в последние годы, ей редко представлялась возможность слияния.

Дальнейшее, во всяком случае для меня, происходило автоматически, с практически отключенным сознанием. Иначе был возможен срыв. С невероятной близи доносился шепот 1-й: «Может, прервемся дорогой, отдохнем». Я же, превозмогая себя, говорил: «Никаких перерывов. Работаем шесть дней, как записано в контракте».

Но после четвертого слияния силы покинули меня. Все-таки я не был специалистом в этом деле, да и мои энергетические возможности оказались ограниченными, несмотря на предварительное энергонакачивание.

В комнате, куда мы вышли из эмбрионария, вокруг нас бегали четыре ребенка: 24-й, 12-й, 8-й и 6-й. Еще два слияния и мы получим 4-го. Меня немного поташнивало.

Зато 1-я сияла как начищенная сковородка. Она суетилась, вертелась вокруг меня, стараясь ублажить во всем, словно наложница из гарема султана, боящаяся отказа повелителя. Молодежь резвилась, носясь по просторному помещению.

Я почувствовал в себе возможность продолжить слияния, и мы с 1-й полезли в новый эмбрионарий. Через двадцать четыре часа должен получиться ребенок, который деструктурируется на наших глазах.

Некоторые писатели, как мне рассказывали в кружке, в своих книгах даже смакуют это зрелище, неприятное по своей сути.

Когда же все это кончится?!

После шестого слияния я, обессиленный, проспал два дня в коттедже у 1-й. Это было непозволительной роскошью, но мои числянские способности были меньше расчетных.

Когда я очнулся, то увидел перед собой стол, накрытый всевозможными деликатесами. Увидев, что я открыл глаза, 1-я нажала кнопку в стене и передо мной открылся бар с бутылками всевозможных алкалоидных коктейлей, снабженных красочными этикетками.

– Может быть ты останешься, дорогой, у меня?! Тебя ждет шикарная жизнь и…

Она оборвала фразу, увидев отказ в моих глазах. А яства и напитки не поразили меня, на что втайне надеялась 1-я, так как я в них ничего не понимал.

Когда наступила темнота, я вежливо откланялся, окинув напоследок взглядом свою работу. Детишки весело резвились, и мне стало немножко грустно.

Пять слияний в коттедже у 2-й я провел за шесть дней. Мой коэффициент полезного действия повышался. У меня складывалось впечатление, что открылось второе дыхание.

После трех слияний у 4-й я почувствовал гигантскую усталость. Организм требовал отдыха, но я себе не позволил даже такой малости, как один день и нетвердой походкой сквозь ночную мглу пошел к 5-й.

Можно было подвести некоторые итоги. В результате этой, морально опустошившей меня, «Акции» произведены на свет божий дублеры 4-го, 5-го, 6-го, 8-го и 9-го. В принципе, дело сделано. Но мое сознание, практически не контролируемое рассудочной частью мозга, неумолимо требовало завершения «Акции», ее последнего аккорда.

Но почему числянки согласились на это? Почему?! Ведь им угрожает страшная смерть путем деструктурирования по частям. Риск на фоне материального благополучия явно не оправдан с житейской точки зрения. Но ведь они пошли на это?! Данный психологический орешек оказался мне не по зубам.

* * *

Террористической деятельности заговорщиков 4-й не боялся. Охрана у государственных руководителей поставлена надежно. Термин же «террористическо-математическая акция» он слышал впервые. Да и при чем тут эмбрионарии? А что если?! В это страшно было поверить. Неужели в данном деле замешаны особы фешенебельного поселка Мнимого?

Перед ним лежало последнее донесение 59-го. 4-й уже не удивился, что на этом листе бумаги не стояло привычного шестого числа. Время перестало играть роль нейтрального фактора, плавно и незаметно обволакивающего все живое, соприкасавшееся с ним. Оно теперь двигалось быстро и неумолимо, подталкивая 4-го к решительным действиям.

2 июня. Проверил железнодорожные вокзалы за март месяц и выяснил, что студенты-заговорщики неоднократно ездили с грузом в поселок Мнимый…

4-й не стал дочитывать донесение. Реальная угроза нависла над государственными руководителями, над числовым государством. Но главное – спокойствие. Надо сделать все возможное и невозможное, что в моих силах. И других заставить работать с полной нагрузкой. Мысль о возможном опоздании с предохранительными мерами буквально зависла в воздухе его кабинета, заполняя собой пространство.

4-й вызвал секретаря.

– Записывай текст телеграммы.

Числянка услужливо включила миниатюрный компьютер.

– Всем поездам, двигающимся в столицу через поселок Мнимый, приказываю остановиться на близлежащих станциях. Министр транспорта

– Срочно передавай эту телеграмму начальникам станций, пусть останавливают поезда и держат до моего особого распоряжения. Когда это сделаешь, соедини меня с начальником станции Мнимого.

Секретарь ушла, неслышно закрыв дверь, чтобы не тревожить излишне возбужденного шефа. «Вот к чему приводят ночные пикники», – подумала она.

4-й позвонил министру полиции, затем военному министру, объяснив им в какую критическую ситуацию попали государственные руководители.

4-й фактически взял на себя тяжелое бремя руководства обезвреживанием заговора, в котором уже не сомневался.

Военные формирования и полицейские силы медленно, но неотвратимо, стали двигаться в направлении поселка Мнимого. Маховик подавления раскручивался все сильнее и сильнее. Войска получили боевые деструктураторы для применения их в особых случаях. К поселку начали стягиваться мощные деструктурационные установки с автономными энергетическими станциями.

Числяне в военной форме двигались молча и напряженно. Боевая тревога явилась неожиданностью для большинства после размеренной и спокойной жизни в армии, изредка нарушаемой показными учебными тревогами. Солдаты с уважением смотрели на чудеса военной техники, проезжающей мимо них. Им виделось крупное сражение, где можно будет постоять за числовое государство.

Привычные веселые шутки не проносились над их головами. Все были серьезны как никогда. Какой-то солдат вдруг ринулся с шоссе и, бросив деструктуратор, побежал по топкому болоту. Колонна остановилась. Беглеца поймали. Короткий военный суд приговорил дезертира к смертной казни, и приговор тут же привели в исполнение. Войско еще больше сплотилось после этого случая и продолжило свой путь.

К вечеру поселок Мнимый полностью окружили правительственные формирования.

* * *

Новые сообщения о террористической акции вносили все большую панику среди государственных руководителей. Совершенно точно было установлено количество эмбрионариев, купленных заговорщиками и номер числа – исполнителя «Акции», которому в правительственных кругах присвоили титул «террорист номер один» числового государства. Двадцать два эмбрионария и 23-й. Эти числа не сходили с уст.

23-й пробовался в различных комбинациях с числянками первой пятерки. Большой компьютер работал непрерывно в течение двадцати четырех часов. Ни о каком графике работы речи уже не шло. Все государственные руководители, кроме 1-го, которому ничего не грозило, и 7-го, ничего не смыслящего в такого рода опасностях, метались между аппаратной, куда стекались последние известия по этому делу и большим компьютером, где шел расчет вариантов.

В коридорах правительственного здания царила полнейшая неразбериха. С очумелыми лицами по этажам носились клерки и секретари, получавшие бессмысленные приказы растерявшихся начальников. Здание гудело, словно потревоженный улей.

Из поселка Мнимого поступили сведения, что 23-й побывал у 1-й, 2-й, 4-й и в данный момент находится у 5-й. Расталкивая друг друга плечами и руками, государственные руководители рванулись к большому компьютеру. Первыми, войдя в дисплейный зал с новой информацией, у дверей столкнулись 3-й и 9-й. Между ними началась самая настоящая потасовка. Побитый 9-м, но не поверженный, 3-й первым подбежал к дисплею и, оттолкнув 6-го от экрана, что-то набрал на клавиатуре. Получив ответ на свой запрос, он улыбнулся на один миг. Этого мгновения хватило 4-му, наблюдавшему за неприглядной сценой, чтобы заподозрить многоопытного 3-го. Если 3-й, военный министр, не видит угрозы лично для себя, то «Акция» заговорщиков может окончиться для последних положительно. Этого нельзя допустить.

4-й дал пинок 9-му, пытавшемуся начать работу на дисплее. Ведь если 3-му ничего не угрожает, то, возможно, и я ничем не рискую.

Тогда пусть эти идиоты с большими номерами сами выкручиваются. Он ввел последнюю информацию в большой компьютер. Ничего утешительного. 3-й действительно выпадает из игры. Но сколько дней пробыл этот фанатик-студент у 1-й? Четыре или шесть? В дисплейном помещении больше нечего делать. Главное – спокойствие. Посоветовать отдать приказ 9-му об уничтожении дублеров полицейскими силами или нет? Нет, подожду известий из Мнимого.

Всевозможные варианты были подсчитаны и зафиксированы в памяти большинством государственных руководителей. У дисплея большого компьютера остался только 7-й, которому поднятая шумиха очень нравилась, но пробиться к экрану дисплея удалось только сейчас, когда все взрослые ушли. Не найдя ничего интересного в мигании зеленых цифр и букв на дисплее, 7-й стал бегать наперегонки с мечущимися клерками, пощипывая по пути числянок.

А в аппаратной напряжение все возрастало и достигло своего апогея, когда заработал передатчик с сигналами из поселка Мнимого. Не выдержав медленной расшифровки, упал в обморок 8-й: никто даже и не подумал его поднять. Брякнулся, ну и черт с ним. Пошел текст.

«Слияние 23-го у 5-й – 3 неполных раза».

«Вот гады, – подумал 4-й. – Нет, чтобы с 1-й начать. А ведь нашему сосунку повезло».

«… у 4-й – 3 раза…»

Все увидели, как внезапно побледнел 9-й, министр полиции.

«… у 2-й – 5 раз…»

Куда подевался весь лоск с обаятельного 5-го? Он забился в судорогах как живой карась, жарящийся на противне.

– Я не хочу умирать, не хочу.

В этом его крике послышалось что-то звериное, мистическое. Все отчужденно посмотрели на него, как на прокаженного. Неожиданно приемный аппарат замолчал.

«Может быть он у 1-й был, но ничего со слияниями не получилось. Все-таки не молодая, – подумал 4-й. – Тогда полный порядок».

В этот момент аппарат зашумел снова и выдал следующее:

«… у 1-й – 6 раз».

4-й и 6-й окаменели. Сзади весело посвистывал 3-й, как будто заранее предвидевший такой исход событий.

Первым очнулся 4-й.

– Государственные руководители. В этот трудный час, когда решается судьба числового государства, мы должны все вместе с утроенной энергией бороться против кучки авантюристов-заговорщиков. Вспомните, сколько интересных дней мы провели рядом друг с другом. И теперь, в минуту смертельной опасности, каждый из нас должен проявить благородство и личную храбрость в битве с террористами и их порождением.

В основном, речь 4-го была обращена к военному министру и к министру полиции, имеющими в своем подчинении формирования с деструктураторами. В аппаратной наступила тишина. 6-й.

– Но что же нам делать? – Не выдержал затянувшейся паузы 6-й.

4-й немного помедлил, а потом произнес кощунственную фразу:

– Надо уничтожить наших дублеров с помощью боевого оружия. Государственные руководители попятились от 4-го. Послышались возмущенные голоса.

– Запятнаем навсегда свою честь. Будут бунты и забастовки. Это рискованно для существования числового государства.