Текст книги "Акция"

Автор книги: Игорь Бирюзов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Бирюзов Игорь Владимирович
Акция

Я, опустошенный до крайней степени, сидел на большом ковре, непроизвольно перебирая пальцами густой белый мех, когда-то согревавший живое существо. Привалившись спиной к стене, обитой красным атласом, я отрешенно смотрел на все происходящее. Множество красиво обрамленных золотом зеркал лежали разбитыми на полу. Меха, платья, дорогие украшения – все скидывалось в одну кучу. Числяне в полицейской форме носились по дому, устраивая невообразимый шум, отдававшийся в моем мозгу болезненными импульсными толчками. Весь мой организм требовал покоя. Огромная, не объяснимая никаким законом, усталость свалилась на мое изможденное тело, и я начал терять ощущение реальности происходящего.

Последнее, что я заметил в полузабытьи, – это направленные на меня деструктаторы, готовые в любую секунду выпустить свой смертельный импульс. Каждая клетка моего организма требовала покоя. Я закрыл глаза, а память непроизвольно стала извлекать из своих тайников картинки моей короткой жизни, зафиксировавшие в разном объеме различные периоды и события. Картинки отражались в моем сознании в строгой временной последовательности. На внешние факторы организм полностью перестал реагировать…

* * *

Мою мать с отцом предупреждали, что им опасно иметь второго ребенка. Но разве можно давать подобные советы молодым и любящим друг друга числам и верить в их послушание?! И они пошли на этот поступок, достаточно рискованный с их стороны. Я родился от суммирования 36-го и прекрасной 10-ки и деления их пополам. 23-й…

Всю жизнь я терпеть не мог свое число. Хотя, возможно, на меня давит груз воспоминаний, и я воображаемое выдаю за действительное? Не знаю…

В предшкольное детское учреждение всех брали с одного года. Редко кого воспитывали в домашних условиях. Не с кем было оставить детей. Все мало-мальски способные к труду работали. В ту пору одним из самых правильных считался лозунг «Наше старшее поколение – лучшие рабочие кадры государства». Потом, видимо, руководители почувствовали, что создается некоторое пренебрежение к среднему поколению и изобрели новый лозунг «Даешь рабочих лидеров». Впрочем, законы и инструкции остались теми же.

Воспоминания давались с трудом. Очень трудно оказалось вырвать из плена памяти те давнишние события…

Детское учреждение. Навсегда запомнилось подключение к ячейке со своим номером. Нажатие кнопки, загорание красной лампочки, пауза, затем яркое свечение зеленой лампочки и проход внутрь открыт. Я всегда очень радовался зеленой лампочке. Мне она всегда казалась добрым волшебником, каждое утро встречающим меня и как бы зорко окидывающим взглядом, в котором читался вопрос: «Ну, во что ты сегодня собираешься играть, малыш, в конструирование биссектрис или в разложение по составляющим?» Хотелось крикнуть: «Конечно, по составляющим, это ведь так интересно». Лампочка, однако, быстро гасла, и я спешил в заветную синюю комнату, где мы проводили весь свой день.

Я помню, как воспитательница с красивым лицом по утрам нам рассказывала что-то интересное. Этот ритуал происходил каждый день. Я, правда, почему-то засыпал, забравшись на задние ряды, под мягкий мелодичный голос воспитательницы.

Уже в более позднем возрасте мне запомнилась старая уборщица с четырехзначным номером, то ли 2356-м, а может быть, 5326-м. Всегда изможденная и непрерывно кланяющаяся нам, двузначным и трехзначным, она все время шептала что-то одними губами. И вот один из нас решил пошутить. Принес маленький, со спичечную коробку, магнитофон и ухитрился записать шепот уборщицы. Затем усилил его, убрал шумы и включил на полную громкость прямо перед самым ухом уборщицы. Все услышали громогласное: «Дай бог здоровья товарищу Первому». Смеялись мы долго. Правда, и уборщица и шутник – талантливый ребенок с золотыми руками, куда-то исчезли. Но разве нас могло это интересовать в то время, когда можно было выложить асимптоту, а при хорошем расположении духа у воспитательницы, подбить вражескую космическую тарелку, зигзагообразно летающую по дисплею компьютера.

Больше, вроде бы, в этом учреждении ничего значительного не происходило. Хотя нет. Память подсказывает еще один случай. К нам приезжал солидный числянин и спрашивал, кто кем хочет быть. Все, конечно, кричали: «Космолетчиком, кибернетиком, симметристом и так далее». А я встал и, не знаю почему, сказал: «Хочу быть похожим на Вас. У Вас такой красивый галстук».

Солидный числянин немного покраснел и спросил у воспитательницы:

– Какой номер у этого шустрого ребенка?

– 23-й.

– А-а-а. Понятно.

Он вынул из внутреннего кармана пиджака блокнот с ручкой и что-то быстро записал туда. Солидный числянин стал последним в цепи моих воспоминаний о предшкольном периоде.

* * *

В самом центре столицы, возвышаясь над трехметровой кирпичной стеной, окрашенной в ослепительно белый цвет, расположилось десятиэтажное здание из стекла и бетона в форме куба. К парадному входу здания от мощных железных ворот, словно прорубленных в стене, вела широкая асфальтовая дорога, радовавшая безукоризненно ровной поверхностью. У дверей правительственного дома, удивлявшего своей архитектурной простотой, стояло два могучих числянина, проверявших документы у посетителей.

Празднично одетого числянина никак не хотели пускать внутрь здания, что вызывало яростное возмущение.

– Да вы что, издеваетесь? Мне к 9-му надо попасть по важному государственному вопросу. Я четыре месяца собирал справки, чтобы меня пропустили через контрольно-пропускной пункт стены.

– У них там одни инструкции, а у нас – другие, – вяло, как от комара, отмахивались от назойливого посетителя швейцары с безликими выражениями. Они стояли невозмутимо и, похоже, больше не собирались разговаривать с нахальным числянином.

– Но я должен знать, почему меня сюда не пускают? – швейцары молчали.

– Нет, вы ответьте мне на мой, прямо поставленный, вопрос?

В посетителе неумолимо проглядывала нервная суетливость, особенно заметная на фоне спокойных гигантов-швейцаров. Один швейцар нехотя повернул голову и, брезгливо сморщившись, процедил:

– У тебя, с-с-сука, параграф…

Посетитель как-то сразу сник, постоял некоторое время с опущенной головой и, сгорбившись, медленно побрел к воротам.

4-го, случайно заставшего неприятную сцену у дверей здания, возмутило увиденное. «Придется специально собираться нам, государственным руководителям, не пожалеть своего драгоценного времени и издать указ о пропуске посетителей с другой стороны здания. А то скандалят и портят с утра настроение. А настроение, после входа в правительственное учреждение, перестает быть лично моим. Оно становится государственным. Да, именно так, государственное настроение. А этот крикун, испортивший мне государственное настроение, становится автоматически преступником и не каким-нибудь жалким уголовником, а государственным преступником».

Каждый этаж правительственного здания отводился руководителю государства, имеющему соответствующее число. 4-й подошел к личному лифту, мягко и бесшумно поднявшему его на свой этаж. На стеклянной двери, ведущей в коридор и распахнувшейся перед 4-м, была нарисована огромная ярко зеленая четверка. Он пошел своим коридором в личный кабинет, находящийся в центре квадрата его этажа. 4-й мысленно представил себе подчиненных: одни, клерки, непрерывно двигаются с различными бумагами; другие, его заместители, сидят в предназначенных для них комнатах. Каждому из заместителей по штату положен секретарь – молодая незамужняя числянка.

В личный кабинет 4-й входил с потайного входа, так что его секретарь, находящаяся в приемной, не всегда знала – на месте руководитель или отсутствует. Да это и не входило в ее обязанности. Когда 4-й хотел, то он сам, нажатием кнопки, указывал свое присутствие.

Первым делом он осматривал кабинет. Все на своих местах. Дубовый стол в виде четверки, на поверхности которого аккуратно нарисовано большое количество маленьких четверок, раскрашенных во всевозможные цвета и расположенных в хаотическом беспорядке. Эту идею он позаимствовал у 6-го, при этом указав последнему, чтобы не очень увлекался излишней роскошью. Стул у 4-го был только один, тот на котором он сидел. Да и зачем больше? Редкий посетитель, прорвавшийся сквозь строй его заместителей, может и постоять. И так слишком долго сидят в приемной.

За спиной 4-го, на ярко зеленой стене, висел портрет 1-го, а чуть ниже – отпечатанное массовым тиражом изображение всей первой десятки. Он каждый раз с утра всматривался в это изображение государственных деятелей и каждый раз ему что-то не нравилось в себе, то ли поворот головы, случайно качнувшейся при фотографировании, то ли взгляд – более настороженный, чем хотелось бы. А ведь это «произведение» размножено огромным тиражом и их, руководителей государства, видят, практически, все числяне.

Магия больших чисел всегда завораживала 4-го. Подписывать приказы о перемещениях внушительного количества денег, товаров, войск ему особенно нравилось. 4-й пытался представить картины перемещения, и его сознание переносило многотонные составы в пункты назначения за одно мгновение.

Сегодня был особенный день. Он работал с большим компьютером, доступ к которому имелся только у руководителей государства. Компьютер хранил в памяти огромное количество информации, которая могла заинтересовать числян первой десятки. Чаще всего их, конечно, мучил вопрос о возможном появлении дублеров. Дублером называли число, идентичное по номеру и полу. При встрече основного числа и дублера один из них, менее энергетический, деструктурировался.

Чтобы были понятны некоторые моменты жизни числового государства, необходимо рассказать про эмбрионарии и все, что с последними связано. Эмбрионарий представлял собой сборную конструкцию, вмещающую двух числян и закрывающуюся сверху непрозрачным экраном. Внутри самостерилизующейся камеры прикреплялся мощный кондиционер, освежающий воздух внутри эмбрионария. В камере происходило слияние родителей и образование ребенка. Новое число рождалось через двадцать четыре часа после начала слияния и получало номер, равный сумме номеров родителей. Это касалось первого ребенка. Чтобы получить номер числа второго ребенка, необходимо сумму номеров родителей поделить пополам, третьего ребенка – на три и так далее. Новорожденные числа, не попадающие под определение целых чисел, самопроизвольно деструктурировались. Надо сказать, что эмбрионарии стоили недешево и были одноразового пользования, причем взяты полицией на довольно строгий учет. В числовом государстве официально действовал указ о том, что максимально разрешалось иметь двух детей, правда, не уточнялось, включать сюда деструктурированных или нет. Поэтому в каждом районе местные власти решали этот вопрос так как им заблагорассудится.

4-й, усевшись в мягкое кресло, нажал кнопку и к нему подъехал дисплей большого компьютера. 4-й поставил ему первую задачу. Мужской номер – ниже десятого и женский – ниже десятого. Тут таилось наибольшее количество неприятных вариантов, но… Все государственные руководители зорко следили друг за другом при помощи клерков, секретарей и тайных лиц, оплачиваемых из специально предназначенной для этого кассы. Так же практически все они не спускали глаз с женских чисел первой десятки. Во всяком случае, первая женская пятерка жила в особых коттеджах в поселке Мнимом, а последующие пять числянок контролировались на предмет нежелательных связей.

Некоторые варианты 4-й каждый раз представлял с каким-то утонченным сладострастием. Он мысленно представлял себе толстого, низенького 2-го и мощную, здоровую, с большим энергоемким бюстом 6-ю. Их второй ребенок, наверное, был бы похож на колобка с утяжеленным задом. Ха-ха-ха. Вторую задачу 4-й обычно ставил перед компьютером тоже, как обязательную: мужские числа – выше 10-го номера и ниже 20-го и женские числа с аналогичными номерами. Самым неприятным случаем из этих вариантов была встреча 12-го и 12-й, а их шестой ребенок являлся страшной угрозой 4-му. Однако, по последним агентурным данным, такой пары не существует, да и бредовая идея зарождать такое количество детей вряд ли у кого появится. Хотя…

* * *

В школе я впервые понял, что значит быть 23-м. Неделимые числа являлись изгоями общества. Они считались индивидуалистами, и у них должно было совершенно отсутствовать желание поделиться чем-то своим, личным с обществом. Такова официальная версия. Неделимый, старающийся подружиться с кем-то из класса, наталкивался на глухое непонимание. Многие окружающие меня школьники почему-то с детских лет знали, что неделимые числа ниже их уровня, но не по знаниям, не по материальному положению, а по каким-то другим, трудноуловимым признакам. Да и кто серьезно будет размышлять над этими проблемами в детском возрасте? Ниже уровнем, значит ниже…

В общем друзей, настоящих друзей, у меня в школе так и не появилось. Хотя, конечно, очень хотелось на равных участвовать в общих забавах моих сверстников после утомительной работы с дисплеем. Класс наш, рассчитанный на тридцать чисел, состоял из тридцати восьми. Таким образом, восемь школьников на каждом уроке пользовались архаическими тетрадями и шариковыми ручками вместо дисплеев. По каждому предмету восьмерка менялась в зависимости от успеваемости.

Тридцать новеньких, отлично работающих дисплеев, резко диссонировали с плохо покрашенными стенами и со скрипящими половицами пола. Наиболее неприглядные участки стен прикрывали лозунги: «Первый всегда с нами», «Даешь всеобщее числовое образование», «Числовой строй непобедим».

Основным предметом у нас, естественно, являлась математика. Строгие учителя, специализирующиеся каждый в своей части программы, сменяли друг друга, вдалбливая в нас математические премудрости. Жесткая дисциплина, строгий контроль за усвоением материала и наказание за малейшее неповиновение. От преподавателей ждали хорошей работы, от учеников – отличных знаний. Государство чисел заботилось о нас, давая бесплатно овладеть знаниями, а мы в скором будущем должны были оплатить предоставляемый кредит. Позже, я слышал, как часть молодежи задавала вопрос: «А не переплачиваем ли мы впоследствии за этот кредит?!»

Занятия в школе продолжались по десять-двенадцать часов в день с небольшим перерывом на обед. Кроме нашего основного предмета мы изучали три дополнительных: географию, историю чисел и литературу. Причем каждый год ходили слухи, что литературу, как предмет совершенно ненужный развитому числовому государству, уберут из программы. Мы, конечно, с надеждой ждали этого события. Все-таки на один предмет меньше. Да и больше осталось бы времени на занятия математикой. Но слухи оставались слухами, а то мизерное количество времени, два раза в неделю по два часа, оставили в расписании за литературой.

Взъерошенный, немного рассеянный 89-й каждый раз с опаской входил в класс. Преподаватель литературы тоже был неделимым. Над ним постоянно издевались. Устраивали кибернетические взрывы, всю поверхность указки смазывали клеем, придумывали электронные шутки на дисплеях, благо в технике, да и в математике, преподаватель литературы разбирался плохо. К стыду своему должен признаться, что и я участвовал в этих гонениях и нередко мне выпадала главная роль. Молодым, изощренным в проказах, числам интересно было посмотреть, как один неделимый будет издеваться над другим неделимым. Я, откровенно говоря, радовался своим выходкам. Меня дружески похлопывали по плечу и пропадало на какое-то время чувство одиночества. Казалось, ты со всеми вместе. Но это только казалось…

Однажды, преподаватель литературы прочитал лекцию о добре и зле и как-то вскользь упомянул о писателе, который, как впоследствии нам рассказал важный представитель Комитета, написал неправду о 5-м в одном из эпизодов своего романа. Самые любопытные из нас захотели прочитать роман, а, особенно тот эпизод, но натолкнулись на подозрительный взгляд библиотекаря и быстро ретировались.

Литературу нам в спешном порядке заменили предметом под названием «бытовидение», который вел сам директор. Он нас учил реалистично, по бытовому, смотреть на мир.

– Числовой быт определяет числовое сознание. Увеличивая материальные блага числового государства, вы улучшаете свой быт, а, соответственно, будет возрастать и ваше сознание. Так говорили классики чисел, и они оказались правы. Посмотрите в окна.

Мы посмотрели на улицу через грязные, запыленные окна. Шла весна, но в школьном парке цвели только три куцых акации с покореженными стволами, да еще по всему парку виднелись неопрятные кучи глинозема, неизвестно откуда попавшие на школьную территорию.

Директор продолжал:

– Через некоторое время здесь будет сто таких деревьев, стадион здоровья, аттракционы. Сам 5-й вчера выступил по центральному видеоканалу, где обещал, что скоро мы увидим все торжество реализма.

Я тогда не понимал, что через несколько лет мы все покинем школу, и что тогда слова наставника по бытовидению…

Смешная была 95-я – преподаватель истории, плавно покачивающаяся при ходьбе из стороны в сторону. Она мягко, в два приема, усаживалась на стул и никакая сила не могла ее заставить встать во время урока. 95-я рассказывала краткий курс числового государства, сделавшего невиданный скачок за небольшой исторический промежуток времени и добившегося огромных достижений во многих отраслях числового хозяйства. Сквозь призму этих достижений мы и рассматривали различные события внутричисловой и внешнечисловой жизни. Придя в класс со свежими газетами, она любила нам читать передовицы. Например, «Все трудящиеся числа с огромным воодушевлением встретили караван судов из южной страны Бразионии с так долго ожидаемым растворимым кофеидом. Делегация малюсеньких чисел прямо в порту разыграла перед гостями тщательно отрепетированный спектакль, в котором воздавалось должное как руководству Бразионии, так и хозяевам с выделением огромной роли 1-го в приходе кофеидного каравана». Или вот такая заметка. «2-й посетил небольшую республику Буркинфос, где провел переговоры об оказании помощи маленькой стране, окруженной со всех сторон государствами – акулами».

Нам приятно было слушать о бескорыстной помощи числового государства слаборазвитым странам в противовес агрессивным проискам стран – хищниц. Впрочем прослушивание передовиц нас быстро утомляло, и мы переходили на дисплейные развлечения, чрезвычайно злившие преподавателя истории. Ровно за минуту до конца урока она вставала и называла нас историческими недоносками, числовыми поганками, молодыми паразитами и тому подобное. Словарный запас ругательств у нее казался неисчерпаемым. Затем звучал звонок, и она гордо уходила из класса, с трудом сочетая это с плавным покачиванием.

А вот веселый, разухабистый учитель географии нам очень нравился. Да разве может не нравиться такой делимый и общительный 60-й?! Все девчонки его обожали и старались чаще показаться ему на глаза. Учитель географии рассказывал нам об экономическом и политическом устройстве других стран с интересными, надолго запоминающимися, подробностями. До сих пор я помню его рассказ о Рифоне, небольшом островном государстве, которому наше государство в свое время оказывало математическую помощь.

* * *

4-й вспомнил историю о 7-ом. Жуткая, надо признаться, история. Здесь было все. И совершенно непонятное сумасбродство одной стороны, и расхлябанность, легкомысленность другой. Лентяй он был приличный – этот 7-й. Нет, чтобы лишний раз поработать на компьютере, помыслить над вариантами. Так ведь жил в сладких грезах, только и думал, что о слияниях, да о слияниях. Вот и доигрался. 4-й эту драматическую историю рассказывал слушателям обычно в следующей интерпретации:

«Одна ненормальная (сейчас сами убедитесь, что такие числа не могут считаться нормальными) пара, 13-я и 22-й решили заиметь двух полноценных детей. Для этого, как нетрудно подсчитать им требовалось пройти через три деструкции новорожденных, что, по последним данным наших ученых, отрицательно действует на психику числянок, и кроме того приобрести пять эмбрионариев. Уже второй купленный эмбрионарий этой сумасшедшей парой должен был, по крайней мере, озадачить 7-го. Но этого не произошло, и преступная семейка сделала свое черное дело, произвела на свет пятого ребенка, который автоматически стал 7-м, то есть дублером. Деструктурировать его было очень рискованным занятием и никто за это грязное дело не взялся. 7-му оставалось только ждать и попытаться увеличить свой энергетический потенциал. Однако, он воспринял беду, как фатальную неизбежность и, удрученный, старел буквально не по дням, а по часам. Все государственные руководители, естественно, стали косо посматривать на 7-го, как на неизлечимо больного. Он стал нервничать. Его клерки и секретари передавали нашим всю гамму его чувств. Все-таки немного мы его жалели. Привыкли что ли к нему? Да и что из себя представляет его дублер? Неизвестно…

Встреча их стала неминуемой, так как они были связаны между собой, крепче чем веревками, импульсами их внутренней частоты. Все ждали трагической развязки. Я постараюсь с небольшими подробностями описать тот день, который, видимо, надолго западет в память каждому государственному руководителю, разве что кроме 1-го. Этому седобородому старцу, похоже, ничего не грозит, паразиту… Я, кажется, отвлекся. Так вот ребенок, дублер 7-го, не слышно переступая маленькими ножками, подошел к входу в наше правительственное здание. Швейцар сделал шаг в сторону, и маленький числянин уверенно двинулся по прекрасному мягкому ковру к лифтам. Его никто не останавливал и никто ни о чем не спрашивал. Лифт 7-го открыл перед ним свои двери и поднял маленького числянина на седьмой этаж. Ребенок открыл дверь в коридор и пошел в кабинет по главному пути, через его приемную. Клерки, увидев ребенка замирали на месте, но сколько любопытства и тайного одобрения последующих событий таилось в их глазах! Секретари таращились на мальчика, до конца не понимая, что же происходит. Случаи встречи дублеров бывают не часто, а в правительственном здании последний такой случай зафиксирован… М-м-м. Не помню точно, но очень давно. Молодежь об этом, наверное, и не слышала. В общем, атмосфера на седьмом этаже, вследствие растекания огромного количества слухов и предположений, стала накаленной. Некоторые пытались заключить пари с соотношением 5:1 в пользу молодого 7-го, но никто не хотел ставить на настоящего. Э-эх. До сих пор не могу примириться с утратой нашего безалаберного 7-го.

Ребенок подошел к приемной 7-го, однако ручка двери оказалась слишком высока для его небольшого роста, и маленький числянин крохотным кулачком постучал в дверь ровно семь раз. Секретарь открыла дверь приемной и, увидев ребенка, догадалась в чем дело, инстинктивно закрыв рот ладошкой. В этом ее жесте можно было заметить целую гамму чувств: удивление, изумление, жалость, беспокойство и неопределенность. Числянка жестом показала на дверь своего начальника. Она понимала, что надо ее открыть, но никак не могла сдвинуться с места. Какое-то непонятное оцепенение удерживало ее. Ребенок дотронулся до белоснежного платья числянки своим маленьким, грязным пальчиком. Она очнулась и, отметив про себя, что неплохо бы ребенку помыть руки, пошла к кабинету начальника, медленно открывая дверь. Ребенок быстро засеменил ножками навстречу приподнимающемуся со стула 7-му, шустро вскочил на другой стул и направил свой взгляд на государственного руководителя. Секретарь была не в силах закрыть дверь и оторваться от происходящего. Ребенок и 7-й обменялись импульсными ударами. Между ними возник невысокий ярко-красный столб светящегося вещества, и в этот момент началась деструктуризация 7-го. Он начал исчезать по квадратикам и полностью растворился за какие-то пять минут. Столько лет жизни и пять минут смертельных судорог! Трагичный финал.

История с 7-ми закончилась на редкость прозаично. Секретарь упала в обморок и ребенку пришлось опрокинуть на нее всю воду из графина. В этот момент все окончательно уяснили, что появился новый официальный 7-й, облеченный точно такими же полномочиями, как и его предшественник. Жизнь седьмого этажа резко преобразилась. Клерки играли с ребенком в футбол в коридоре, вследствие чего наш штатный стекольщик все свое рабочее время проводил на седьмом этаже. Числянок 7-й заставлял придумывать сказки и читать их перед сном. У ребенка скопилось много документов на подпись, но секретарь никак не могла его научить подписываться. К тому же ребенок оказался нечистоплотным, то руки в грязи испачкает, то одежду изорвет, то половину супа на себя прольет. Как такого к важным документам подпустить? Помучилась с ним, конечно, секретарь. Даже жалобу написала на мое число (мне в то время в качестве дополнительной нагрузки подсунули вопросы охраны труда), где указала, что за такое количество выплачиваемых денежных знаков она не собирается подтирать сопли ребенку и, пардон, за выражение, следить, чтобы он правильно все делал в клозете Да-а-а. Клозеты у нас импортные, с различными заграничными штучками, и с непривычки можно запутаться куда сесть и какую кнопку нажать первой. Я, получив жалобу, не спешил с резолюцией. Тем более скоро предстояла среди нас пертурбация, во время которой мы обменивались постами.

Это интересная штука – пертурбация. Самое забавное, что чем хуже справляешься с делом, тем выше поручают должность, да и ответственней, чтобы можно было навалиться и исправить сразу все предыдущие ошибки. Так уж повелось с давних времен. В то время моей целью была довольно весомая должность министра полиции и я, естественно, всю свою работу полностью запустил. Правда, по слухам, конкуренты на эту должность 8-й и 9-й тоже не утруждали себя… Я что-то отвлекся от 7-го. С ним все закончилось благополучно. Умельцы сделали шаблон с факсимиле безвременно ушедшего, и ребенок аккуратно обводил силуэт. Он воспринимал это как игру. Затем 7-й подрос и все к нему постепенно привыкли».

Каждый раз, находясь у дисплея компьютера, 4-й вспоминал эту историю. Настоящий клад для этих паскудников-литераторов. Пишут какую-то муть тоннами, а государству – никакой экономической пользы. Про любовь, правда, я читать обожаю. Особенно, где часто происходят слияния.

Так. Что еще компьютер выдал? Эти варианты я уже видел. Маловероятны. Надо на всякий случай 13-ю проверить, кто там к ней прилепился, а в остальном никаких угроз не видно. В следующее включение, ради очистки совести, надо заказать варианты третьего десятка мужского пола со второй десяткой женского и, соответственно, наоборот. Обидно, что министром полиции уже поработал, а теперь, после очередной пертурбации на транспорте сижу. Тоже не так плохо. Информация идет со всех уголков государства, где имеются транспортные коммуникации.

Компьютер зашумел и включился мерный гудок, а на дисплее выплыла надпись «Ваше время кончилось. Не забудьте отключить дисплей». Фантазеры несчастные. Не могли что ли, паразиты, автоматическое отключение ввести в программу. Надо поговорить с министром дорогостоящих вещей. Компьютер дорогой, он в его пользовании. Еще месяц назад большой компьютер таких штучек не выдавал.

4-й вернулся в свой кабинет. Работать совершенно не хотелось, а до обеда, оставалось немного времени. Погода мрачно хмурилась, и это огорчало. Ведь через день государственные руководители должны были выехать на природу, на свою ежемесячную «сессию», разгрузочно-нагрузочную, как шутливо они ее называли. 1-й, слава богу, сам отказался. Что там старцу делать? Ну а 7-го неплохо бы притормозить. А то в прошлый раз все испортил, гоняясь два дня за молодыми числянками. Остальной контингент вроде ничего. Надо напомнить министру лесного и водного хозяйства, чтобы его работники не ленились, выполняя свою работу и делали ее в срок. А то лососей приносят в последний день отдыха, за час до отправления в столицу?! Разве это порядок?! Кажется, ничего не забыл. Стучит что ли кто-то? Или мне кажется?

В кабинет вошла секретарь с листом бумаги небольшого формата.

– А-а-а. Телеграмма. Срочная. Х-м-м и секретная. Давай взгляну. А где визы заместителей? Ты что порядка не знаешь? Пусть проштудируют и напишут резолюцию. К тому же обед через десять минут начнется. Дисциплина – это главное.

– Просили срочно посмотреть.

– Кто просил?

– Я точно не знаю.

– Когда буду военным министром, вы у меня тут все по струночке ходить будете. Ответы должны быть четкими и конкретными. Есть. Никак нет. Не могу знать.

– Обед подан.

– Вот так люблю. Молодец.

4-й прошел через приемную к обеденному столу. Из большой тарелки на всю комнатку распространялся щекочущий обоняние запах подкрепителя, приправленного специями. Рядом с тарелкой стоял огромный фужер с пузырящимся кофеидным коктейлем. 4-й отпил немного напитка.

– Прекрасный коктейль. Вчера еще этот отвратительный тонусонин разливали. Груз из Бразионии что ли подвезли?

– Да. В двух вагонах. Баночку мне можно взять?

– Я напишу записку начальнику склада. Он выдаст. Эх, отменное сегодня кушанье. Замечательно подкрепился. Я отдохну немного после обеда, а ты через часик доложи о наших делах.

– А телеграмма?

– Какая телеграмма? А-а-а. Пусть заместители как следует разберутся, а потом уж…

Дальше этого мысли 4-го не пошли, и он погрузился в приятные послеобеденные размышления. Два вагоны кофеида привезли. С собой на отдых надо не забыть взять и про запас, пока начальник склада, ворюга, не растащил по знакомым. Тарелочка подкрепителя, да еще с кофеидным коктейлем – это прекрасно.

Дверь неслышно отворилась и смущенно вошла секретарь. 4-й недовольно посмотрел в ее сторону и, сменив безмятежность на грозное выражение лица, медленно, выделяя каждое слово, произнес:

– Я же просил не тревожить.

– Да я… – числянка не знала куда сунуть руку с телеграммой. Бумага то пряталась за спину, то прижималась к груди. 4-му надоело смотреть на эти фокусы.

– Ладно, давай ее сюда.

Секретарь так и расплылась в улыбке.

– Визы все есть, а заместители просят срочно рассмотреть телеграмму, особенно этот неугомонный, третий заместитель.

4-й углубился в чтение.

«Столкновение двух товарных поездов между пунктами А и В. Разбито триста компьютеров, отправленных за рубеж и большое количество строительных материалов, направленных в наше государство. Причины расследуются».

4-й побагровел. Весть не из приятных. Просто невезучесть какая-то. Такая крупная авария на железной дороге случилась в момент его пребывания на посту министра транспорта.

– Расследуются причины, – с сарказмом воскликнул 4-й. – Мерзавцы. Кто отправил телеграмму?