Текст книги "Человек без души"

Автор книги: Игорь Борисенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

ВРЕЛГИН

Крайл был большим городом, хотя, окажись человек из иных мест на его окраине, он мог бы подумать, что попал в деревню. Скопище низких деревянных домов с крышами в лучшем случае из потемневших от старости березовых плашек, а чаще – из соломы мерзкого вида и запаха. Никаких защитных стен, рвов, пограничных застав с солдатами… Крайл спокойно и мирно жил уже много лет под дланями Императора и Бога-Облака.

Издалека, с вершин лежавших рядом холмов, город казался черным пятном сажи на яркой зелени окрестных лесов и полей. По мере приближения он не становился лучше. Напротив, стойкий запах топимых чем попало – от вонючего болотного торфа до конского кизяка – печей, выворачивающий живот дурман выгребных ям и помойных канав выбирался с крайних улочек города далеко по его окрестностям. Это было плохое место, но, к счастью для себя, Дальвиг редко бывал здесь. Город предназначен для того, чтобы тратить деньги, а нищий сын покойного Кобоса их не имел.

Пока невзрачный пегий конек, один из двух в хозяйстве Дальвига, неспешно передвигал копыта по кое-как замощенным улицам, юноша разглядывал дома и людей. Иногда – с любопытством, чаще – с отвращением. После кривобоких домишек отбросов городского общества, сложенных из гнилых бревен халуп с торчащими из стен прядями зеленого мха, с прокопченными окнами размером в пару ладоней, начались кварталы побогаче. Исчезли многочисленные оборванцы, шнырявшие, сидевшие, лежавшие на пыльных обочинах. Теперь по тротуарам, возникшим на месте пылевых залежей, шли ремесленники в грязных, но добротных рабочих одеждах, толстые домохозяйки в непременных голубых фартуках и хитроумно завязанных на головах розовых шарфах. Дети выглядели более сытыми и играли поодаль от улиц, в глубине дворов – в ножички, бабки или салки. Стены у здешних домов почти всегда были каменные и поднимались на высоту двух или трех этажей. К крышам тянулись деревянные лотки для отвода дождевой воды, а в тротуарах, у стен, были пробиты аккуратные сточные канавы. Нигде не было и следа помоев или какого-то мусора. То тут, то там у стен качались вывески с безыскусно намалеванными рисунками и корявыми буквами. Дальвиг, к своему счастью (увы, весьма сомнительная удача, учитывая остальные невзгоды), успел как следует научиться читать и считать к той поре, когда учить его оказалось некому. Он позволял себе снисходительно усмехнуться, видя надпись вроде «Любеснае угащение Старова Лисса» или «Нажи луччей заточьки». Миновать таверну или подвальный кабачок таким же манером не удавалось. С утра, отправившись в путь, Дальвиг выпил лишь стакан молока с куском вчерашней булки, и теперь зверски хотел есть. Увы, те жалкие несколько серебряных монет, которые он скопил чуть ли не за всю прошедшую жизнь, нужно было хранить до самого последнего момента. Кругом же как нарочно витали ароматы печенных на углях рыб, истекающих салом копченых окороков, румяных пирогов с самыми разнообразными начинками и свежего пива на меду. Хозяева заведений, словно сговорившись, выносили яства на улицу и для пущего эффекта нанимали специальных людей, которые громко и складно нахваливали еду и питье.

Дальвиг был рад миновать кварталы лавок и трактиров: как только они остались за спиной, он почувствовал, как боль в его голодном желудке ослабевает. Тем временем темные и простые стены тоже пропали, уступив место шикарным, утопающим в садах виллам, каждая из которых была не похожа на остальные. Из постриженных или запущенных зарослей поднимались высокие шпили, тонкие колонны с невесомыми на взгляд с улицы балконами, мрачные грубые башни с уродливыми горгульями под крышами… Решетчатые ограды, низкие заборчики и глухие каменные стены высотой в два человека сменяли друг друга. Узоры на воротах или пролетах ограждений изображали мифических и реальных зверей и чудовищ, абстрактные фантазии, Гербы владельцев. Иногда можно было встретить заезжавшие в ворота или же выбирающиеся наружу широкие повозки с мягкими диванными сиденьями, стойками для напитков посредине, слугами на закорках и подножках. Сидевшие внутри богачи озирали окрестности с отвлеченным выражением во взглядах, словно они находились в пустыне, а не в городе с большим количеством жителей.

Ах! Кто знает, если б жизнь не полетела кувырком, быть может, Дальвиг был бы одним из этих надутых снобов, не желающих ни с кем знаться. Сидел бы на мягкой подушке, потягивая терпкое вино с далекого юга, и размышлял о тяготах жизни богатого человека… Коли бы смог придумать хоть одну. Тонкие бескровные губы Дальвига тронула едва заметная усмешка, но тут же она страдальчески перекосилась. Он вспомнил, что где-то недалеко отсюда стоит родовой дом Беорн, выстроенный в виде кольца с крытым внутренним двором и фонтаном точно в центре. В крыше были проделаны большие окна, которые слуги раскрывали при хорошей погоде. Было так здорово повиснуть животом на высоком бортике фонтана и бросать маленькие камешки в юрких золотых рыбок! Это чуть ли не единственное воспоминание о прежней, такой далекой жизни сейчас причинило Дальвигу несказанную душевную боль. Он резко поднял голову вверх, словно пытаясь удержать слезы, крепче сжал и без того плотно сжатые губы, и приударил пятками бока неторопливого конька.

Дом, как и многое другое, принадлежал теперь Лорме. Лично этому ублюдку с толстым носом, широкими скулами и холодными зеленоватыми глазами. Дальвигу вдруг подумалось, что если вырвать эти глаза и бросить их в фонтан, они станут в воде незаметными. Однако это было несбыточной детской мечтой. Лорма тренирован в бою на мечах, он получил уже почти полный курс магии и, наверное, способен призвать на врага гнев Бога-Облака в виде вороха искр, возникающих прямо из воздуха и превращающих голову человека в закопченную головешку. Дальвиг же ни разу в жизни не держал в руках клинка больше, чем старый охотничий нож, и не представлял себе, как без помощи огнива и трута запалить костер.

Поэтому, шепча проклятия, он отвернулся в сторону и одернул капюшон своего грубого крестьянского плаща. Лучше смотреть на лужи в выбоинах дороги, чем страдать, разглядывая чьи-то хоромы. Слава Белым Облакам! Виллы кончились, улицы стали заметно уже. Снова появились многоэтажные дома, на сей раз сложенные из коричневых и красноватых камней. Узкие и высокие окна окантовывали ставни из выкрашенного в желтый цвет дерева. Иной раз попадались и разительно отличающиеся от остальных строения: то вдруг узкий и высокий, как поставленная на хвост стрела, особняк из симпатичных маленьких кирпичей, то приземистый дом, целиком выкрашенный в ровный и глубокий белый цвет. Человек в заляпанном краской наряде бродил вдоль его фасада, скобля и закрашивая пятна грязи и другие нанесенные временем дефекты. Одна из таверн состояла из большой платформы, вознесенной на высоту пяти-шести локтей. Снизу ее поддерживал целый лес тонких колонн, увитых плющом с нежными белыми цветами. Посетители проходили внутрь, раздвигая руками заросли и отмахиваясь от жужжащих тут и там флегматичных шмелей. Сверху доносились звуки трубы и скрипки, веселый смех на общем фоне голосов. Видно, даже днем заведение пользовалось популярностью среди местных бездельников. Дальвиг с сожалением повернул голову, разглядывая резную балюстраду на краю платформы.

Миновав этот второй квартал многоэтажных домов, Дальвиг наконец достиг цели своего путешествия: крайлского базара. Он находился в северо-западной части города, на изрядно вытянутой в длину площади, которую ограничивали по периметру все те же дома с коричневыми стенами. Здесь все было подешевле и похуже, чем в многочисленных магазинах и лавках, оставшихся за спиной. Кроме того, кое-что можно было встретить только здесь. Торговцы выстраивались рядами – два справа, два слева. Огромные, кажущиеся бесконечными ряды, так поражающие воображение деревенского затворника… Но Дальвиг был здесь уже не первый раз, потому как свой сегодняшний поступок обдумывал очень давно и тщательно его готовил. Вот, он мог с закрытыми глазами перечислить, кто торгует справа и слева. За небольшими исключениями, базарные торговцы всегда занимали одни и те же места. Один участок принадлежал диким на вид людям с севера, одетым сплошь в кое-как сшитые из шкур плотные одежды. Они терпеть не могли торговаться, плохо считали, однако продавали самый лучший и дешевый товар. Те самые шкуры: собольи, лисьи, беличьи, волчьи. Названий некоторых зверей Дальвиг не знал, а спросить у продавцов, зная, что купить что-нибудь не получится, он боялся. Дикари могли запросто броситься с ножом на разочаровавшего их собеседника.

Следом за северянами стояли полуоткрытые палатки высоких и белокурых торговцев из Восходных краев – они привезли густой, темный, похожий на жидкое золото мед, бочки с пахучим кедровым маслом, крепкие веревки, склянки с растительными настойками, дающими силу и бодрость здоровым и излечивающими больных. Неизвестно, как в ряды спокойных и молчаливых восточных энгоардцев вклинился один южанин, толстый маленький человечек в причудливой шапке с раструбами и золотыми нитями. Он носился по шаткому помосту, во все горло нахваливая свой товар – ковры и гобелены всевозможных расцветок и размеров.

– Вы найдете здесь все, что только пожелает ваша драгоценная душа!!! – вопил толстяк, подпрыгивая и протягивая к прохожим руки. – Назовите мне любой сюжет, любую сказку или сцену из виденного вами в далеком детстве незабываемого представления – и я тут же покажу вам ковер с такой картиной! Величайшее разнообразие!! Здесь нет различия только в одном: в качестве!!! Они все вытканы с любовью и тщанием, и ни одна паршивая моль никогда не подлетала к этим прекрасным полотнам!

Дальвиг, к тому времени спешившийся и ведший коня в поводу, благоразумно принял в сторону от торговца коврами. Кто знает, крепок ли его помост? Суматошная беготня и прыжки толстяка безжалостно раскачивали хлипкое сооружение, извлекая из него протяжные скрипы. Того и гляди развалится и придавит зевак, собравшихся рядом.

На самом видном месте, посреди площади, высились несколько особенно больших палаток. В разноцветной давали представления маститые актеры, в одиночку или целыми труппами, а в белых ждали посетителей Свободные Белые Волшебники. Это были те, кому не досталось при рождении титула Высокого, а с ним земель и слуг; зато они имели угодный Богу-Облаку талант. В себе эти волшебники совмещали функции жрецов и врачевателей, они изгоняли демонов, толковали и проповедовали вероучение, помогали с мелкими бытовыми проблемами мелкими же чарами, принимали в услужение выказавших способности мальчиков и девочек. Последним они преподавали магию, безжалостно выбраковывая в процессе обучения тех, кто не имел должного таланта и должного почтения к Богу. Удачливые и послушные ученики, достигшие определенной стадии, одетые в просторные белые балахоны и белые пояса, стояли у палаток в качестве привратников, или бродили в толпе, прославляя Бога-Облако, выкрикивая последовательно Заповеди и призывая людей к благочестию.

Миновав еще множество самых разных продавцов и их товаров, ловко увернувшись от особо надоедливых, протягивающих руки и норовящих потянуть за полу, Дальвиг достиг дальнего конца площади. Ему нужен был самый темный, самый зловонный и неприглядный угол площади. Там, у глухой стены, за кучами базарного мусора, притаилась крошечная палатка Черного колдуна. Не из любви к плохим запахам и не оттого, что Колдун не выносил света, – просто Черные были преследуемы и гонимы в Империи, приверженной совершенно иным ритуалам и идеалам. Каждый житель страны, вплоть до самого последнего чистильщика нужников, имел больше прав, чем эти отверженные, прячущиеся в глухих углах. Отчего их держали, а не выкорчевали до сих пор, как ядовитый сорняк, Дальвиг не знал. Очевидно, они служили пугалами, погоняющими людей к благочестию.

Сам Дальвиг не мог заботиться о благочестии и следовании по пути, данному Богом, как об этом любила говорить его кухарка. На том пути его не ждало ничего, кроме смерти в день своего двадцатилетия, и уж конечно, тем путем он не мог прийти к мести за страдания собственной семьи. Кухарка давным-давно разъяснила, какого поведения требует Бог-Облако от Дальвига в его ситуации. Смирения и повиновения судьбе, ибо она дана Самим, и не во власти человека быть недовольным, спорить и тем более делать что-то против воли Его. Можно только надеяться, что в будущем все будет лучше; и уж наверняка потом, после смерти, благочестивый человек будет счастлив стать еще одним завитком на бесконечном облачном одеянии Бога. На вопросы о том, чем же заслужило семейство из замка Беорн свои страдания, кухарка отвечать не желала, и только раз или два обмолвилась о неких прегрешениях Кобоса… Ее позиции Дальвиг принять, конечно же, не мог, и потому с благочестием, вернее, даже с надеждами на него он собирался покончить в самое ближайшее время.

Все страшные сказки в Энгоарде злодеем имели не кого иного, как Черного персонажа. Кроме колдунов и колдуний, к ним относили демонов, темных духов и всевозможных чудовищ, противостоящих человеку и Белому волшебнику. В пику благочестию, миролюбию и доброте Бога-Облака черная сторона ни в грош не ставила любовь или заботу о ближнем, счастье – чье-то иное, кроме собственного. Именно поэтому Черные не имели ни какой-либо организации, ни даже собственного бога, только лишь смутные истории о трех верховных демонах, гротескных и убогих пародиях на величественность Белого Господина. Те, кто якшался с Черными, даже мимолетно, после смерти обрекались на великие муки. Им был заказан путь на небо, в сияющие вершины, в отеческие объятия Облака. В подземных пустотах, где камень кипит, как вода, где воздух прожигает насквозь горло, Основа – то, что остается после смерти от человека – служит пищей для магической силы Черных. Из страданий и боли они строят свое могущество, пороком и преступлениями выстлан их путь. Какую боль может испытывать эфемерная Основа, которую и увидеть-то нельзя, кухарка, подробно рассказывавшая Дальвигу эти леденящие кровь истории, не знала, но она была уверена, что боль телесная по сравнению с ней – просто ничто.

Сколько раз Дальвиг вспоминал эти рассказы – только сегодня его разум возвращался к ним по крайней мере раза три. Однако бесплодны размышления, потому как решение принято окончательно и бесповоротно. Он готов, и палатка стоит перед ним.

Он подвел коня к кривой палке из потемневшего дерева непонятной породы, вбитой в щель между булыжниками мостовой. Медленно замотал вокруг нее поводья, медленно потрепал гриву и осмотрелся еще раз. Палатка, крошечное прямоугольное сооружение, была сшита из грубой, изрядно вытертой ткани отвратительного бурого цвета. Запах и вид настойчиво убеждали Дальвига, что Колдун обмазал свое обиталище содержимым выгребной ямы, но он старался сказать самому себе, что это не имеет значения. Однако в упрямую голову пришла вдруг страшная мысль: чего он ожидает от подобного убожества? Самый бедный торговец с базара покажется солидным человеком по сравнению с этим замарашкой! Пустота и заброшенность свидетельствовали о том, что место это посещают главным образом мусорщики, несущие по вечерами груз со всей площади. С холодеющей душой Дальвиг подумал, что вполне может не найти внутри ничего из того, что надеялся найти. Суетливый шарлатан в грязной одежонке покажет ему пару фокусов, призванных пустить пыль в глаза, и не даст взамен ничего. Тогда преступление, совершенное против Облаков, окажется напрасным! Отверженные в обществе точно так же, как и Дальвиг, не были ли Черные такими же жалкими и беспомощными?

Стоя у порога палатки, Дальвиг скорее представлял, чем слышал, как редкие прохожие за его спиной неодобрительно шепчутся и спешат уйти прочь. Еще немного, и сомнения и страхи заставят его без оглядки бежать прочь, подальше от этого места! Постаравшись отрешиться от всего, зажмурив глаза и глубоко вдохнув, он дрожащей рукой отодвинул полог и скользнул внутрь.

Раскрыв глаза через некоторое время после проникновения внутрь палатки, Дальвиг испугался. Ему показалось, что наказание за отступничество уже настигло его, и глаза потеряли способность видеть. Даже по сравнению с полутьмой в тени стены снаружи палатки здесь оказалось намного, намного темнее. Практически, это было царство безлунной и лишенной звезд ночи, и лишь некоторое время спустя стали видны две крошечные магические свечки. Или же они зажглись только что, и раньше их не было? Свечи стояли на низкой шестигранной столешнице, а между ними в беспорядке лежали толстые книги с грубыми страницами и потрескавшимися переплетами, какие-то мешочки, плошки и другие безделицы. Чтобы лучше видеть, Дальвиг осторожно откинул свой капюшон. И тогда, словно откликаясь на его первое движение внутри палатки, у дальнего конца стола из тьмы выплыло лицо.

Его изборождали глубокие, длинные морщины, его обрамляли клоки седых волос, его пересекал жуткий, наползавший на глаз и расплющивший переносицу шрам. Казалось, человеческое существо не могло выжить после такого страшного ранения.

Лицо висело во тьме само по себе. Дальвиг не на шутку перепугался, пока вдруг не увидел слабые контуры тела, закутанного в черную мантию. Единственный глаз лица буравил Дальвига пристальным взглядом, изучая с ног до головы.

– Зачем ты пришел ко мне? – спросило вдруг лицо скрипучим, леденяще тихим голосом, заставившим Дальвига вздрогнуть. Смешавшись, он не знал, что делать и как отвечать. Рука его непроизвольно скользнула под плащ и сжала там рукоять ножа. Все еще оставалась возможность повернуться и броситься прочь отсюда… Однако теперь, уверившись вдруг, что перед ним вовсе не шарлатан, морочащий голову дурацкими фокусами, Дальвиг понял, что некоторая часть его сомнений испаряется. Несмотря на то что все вокруг отталкивало и пугало, он вдруг почувствовал себя увереннее и выпустил из липкой от пота ладони рукоять оружия.

– Ты зашел сюда из любопытства? – вновь проскрежетал Колдун, не дождавшийся ответа. – Оно может тебе дорого обойтись… Или же просто спутал мою палатку с палаткой торговца леденцами?

Жуткий глаз в первый раз медленно моргнул, и это движение, выдававшее усталость и отрешенность, влило в Дальвига новые силы. Губы, вернее, кожа вокруг рта, ибо губ у человека во тьме не было вовсе, расползлись в стороны, отчего морщины на щеках превратились в бездонные ущелья. В слабом свете едва заметно и тускло блеснул ряд мелких ровных зубов. Улыбка могла сойти за зловещую гримасу, но в ней не было никакого яркого чувства, никакого обращенного к посетителю послания – расположенного ли, отталкивающего. Она была скорее равнодушной, возникшей самой по себе, а не по желанию хозяина.

– Нет, – срывающимся шепотом смог выдавить наконец из себя Дальвиг. – Я не ошибся, и я не зевака. Просто… на меня давит груз моих намерений.

– О! – Усмешка Колдуна стала кривой ухмылкой. – Он все-таки умеет говорить… И что же за страшные намерения так повлияли на тебя?

Он сделал два скользящих шага, приблизившись едва ли не вплотную, и наклонил голову, придавая себе заговорщический и таинственный вид. Несмотря на то что свечи остались за спиной Колдуна, Дальвиг видел его не хуже, чем раньше. Вопреки ожиданиям, от Черного не несло смрадом, напротив, казалось, что он пропитал мантию какими-то тонкими благовониями.

– Хочешь расправиться с мужем богатенькой любовницы? – доверительно прошептал Колдун. На шраме, прямо внутри пустой глазницы, билась жилка, будто бы возбужденная возможностью совершить некое злодеяние. – Навести порчу на соперника, чтобы тот не мешал жениться на приглянувшейся девчонке? Или… хочешь спровадить на Облако папашу, чтобы у тебя были наконец деньги на приличную одежку?

– Нет! – в ужасе замотал головой Дальвиг, ошалевший от такой легкости, с какой богохульствовал этот жуткий человек. Человек ли?

– Ну, тогда, может, просто хочешь продать мне свою Основу? Давай. Тепроплахранекс платит хорошие деньги.

Из недр черной мантии возникла сухая ручка, больше похожая на лапку дохлой курицы, цепким движением ухватила со стола один из мешочков и заманчиво позвенела им в воздухе.

– Это твое имя? Теплапло… – начал Дальвиг. Он отчаянно пытался собраться с мыслями и заявить наконец о настоящей цели своего визита, прервать череду мерзостей, льющуюся изо рта Колдуна.

– Тепроплахранекс, – терпеливо поправил тот, снова захватывая нить разговора в свои руки. – Не пытайся выговорить это имя… Хе-хе… я и сам этому долго учился. Но теперь я замолкаю в ожидании, когда ты наконец подымешь «груз своих намерений» и скажешь, зачем явился.

– Я… я… пришел, чтобы…

– Ну? Неужели это настолько страшная вещь?

– Я хочу стать Черным.

В тот самый момент, когда Дальвиг окончил фразу, все звуки, кроме его собственного дыхания, исчезли. Что-то со страшной силой засвербило в носу, и он вдруг оглушительно чихнул. Это так не подходило к зловещей подоплеке их разговора…

Свечи вдруг загорелись ярче и поднялись в воздух. Облетев вокруг головы Дальвига в полной тишине по три круга, они застыли, освещая его узкое лицо, – казалось, юноша усмехается, такие глубокие и красноречивые тени залегли на его щеках и губах. На самом же деле ему было страшно… Он боялся всего: своих только что произнесенных слов, Колдуна.

Старик тоже оказался освещенным гораздо ярче, чем раньше. Это не заставило его выглядеть привлекательнее, однако теперь он не казался таким пугающим. Старым, очень старым. Лицо испещряли мелкие темные пятнышки, редкие волосы росли неровными пучками, а кожа была прозрачной, обнажающей едва ли не каждую жилку, наполненную черной старческой кровью. Единственный глаз, полуприкрытый веком, задумчиво осматривал Дальвига, опять с ног до головы, будто он только теперь увидел его.

– Странное дело, – пробормотал Колдун, не переставая шарить по фигуре Дальвига взглядом. – Или ты на самом деле свободен от всяких вражеских чар и говоришь правду, или мне, старому дураку, пора хорошенько выспаться и отдохнуть… Значит, говоришь, хочешь стать Черным?

Дальвиг кивнул. Судорожным движением он поправил торчащие над ушами пряди волос, из опасения, что огонь магических свечей опалит ему шевелюру.

– Отчего же тебе, жителю Энгоарда, процветающего под милостивым правлением Бога-Облака, вдруг захотелось удариться в ересь?

– Оттого, что все мои враги – Белые. И Бог-Облако был слишком равнодушен, когда совершалось насилие над моей семьей… Он не поможет мне отомстить.

– Ну что ж, хорошая причина, мальчик. Должен сказать, что я знаю Черных, попавших в наши ряды подобным путем, но они происходили из мест, не столь рьяно поклоняющихся небесам. Как же ты осмелился прийти сюда? Неужели вся та слава, окружающая Черных в этих местах, не могла остановить тебя? Неужели твоя ненависть к врагам настолько сильна?

– Да. Жажда мести ведет меня за собой, не давая оглядываться на страхи. К тому же… после всего, что случилось со мной, я уже не верю никому. Именно Белые, на всех углах трубящие о. своем благочестии, убили моего отца, присвоили его владения, втоптали в грязь мою мать. Тот, у кого есть разум, сможет сделать из подобной ситуации только один вывод: чтобы сражаться с Белыми, нужно присоединиться к Черным!

– Красиво говоришь! – Колдун разразился тихим смехом, похожим на шелест падающей листвы. Он медленно отошел к столу и опустился в невидимое в темноте кресло. – Но всех этих слов недостаточно. Черные – это не гильдия торговцев свининой и не шайка воров. Туда нельзя прийти и вступить просто так, постороннему мальчишке, вздумавшему отомстить обидчикам.

– И как же быть? – Забыв страхи, Дальвиг подался вперед и повысил голос. Он догадывался, что старик вовсе не торопится помочь ему стать Черным. Неужели? Неужели все так просто и так жестоко?

– Может быть, тебе стоит подождать некоторое время… Доказать своей жизнью, что ты противник Бога-Облака. Я нашел бы средства понаблюдать за тобой, посоветовался бы с кое-какими своими знакомыми, и тогда, через несколько лет, мы могли бы встретиться еще раз…

– У меня нет даже года!!! – яростно воскликнул Дальвиг. Взмахнув руками, он разогнал по сторонам летающие свечи, и по стенам заметались огромные крылатые тени. Странно, казалось, что внутри палатка намного больше, чем снаружи, – но Дальвиг этого не заметил. – В самом скором времени меня отправят вслед за отцом.

Колдун закрыл свой единственный глаз. Он не боялся ярости юноши, он всем своим видом выражал усталость и нежелание беседовать дальше. Тяжело, протяжно вздохнув, он пробормотал:

– И кто же был твоим отцом, мальчик?

– Высокий Кобос из замка Беорн! – зло ответил сквозь зубы Дальвиг и тут же ощерился в довольной и злорадной улыбке. Старый Колдун словно получил пинок под зад: неловко подпрыгнув в своем кресле, он широко раскрыл глаз и рот. Несколько мгновений он подвергал Дальвига третьему внимательному осмотру. Потом с кряхтением поднялся и подполз ближе.

– Кобос? Ты – сын Кобоса Серого?

– Моего отца звали Кобос, но про эту дурацкую кличку я никогда не слыхал, – презрительно сказал Дальвиг. Теперь он почувствовал, что интерес к нему со стороны старика стремительно возрос, и немедленно успокоился.

– Дурак – ты сам, – раздраженно проскрипел Колдун. Голос был совсем как тот, которым он встретил посетителя на пороге. – «Серый» – это видовое название волшебника, точно так же как «Белый» или «Черный». Они исповедуют сплав белых и черных постулатов и пользуются забавной смешанной магией. С одной стороны – глупцы, с другой же – мудрецы…

– Я никогда не слышал о них… – Дальвиг нахмурился, понимая, что сейчас он может по крайней мере услышать нечто очень важное об отце. – Ты не мог бы рассказать мне про это течение?

– Это не течение! – Колдун резко махнул рукой, будто отгоняя невидимую муху. – Их слишком мало, и их слишком не любят. ВСЕ. Даже Черные. Серые появляются, как плесень на древе или гниль во плоти. Они не рождены изначально, как Белый или Черный маг. К своим глупым идеям они приходят путем философствования и переосмысления принципов. Они – ренегаты! Что уж их любить…

– Но ты только что сказал, что их можно назвать и мудрецами! – недоуменно воскликнул Дальвиг. Ему странно было увидеть Колдуна возбужденным. Непонятно было, что же так взволновало его – признание Дальвига или разговор о Серых.

– Мало ли что я сказал! Конечно, они овладевают магией полнее, чем представители крайних течений, однако отношение к жизни не выдерживает никакой критики. – Колдун, до того метавшийся по палатке, резко повернулся к Дальвигу и ткнул в него кривым пальцем. – Скажи, почему Кобос был убит?

– Я думал, ты можешь рассказать мне об этом! Я был слишком мал…

– Нет! – Колдун снова сердито отмахнулся. – Я знаю про те давние события только понаслышке. Пятеро Белых во главе с Симой из замка Бартрес собрались в поход против Кобоса, вдруг возомнившего себя Серым. Причина проста – она в смене его цвета. Все слова последователей курчавых облачков о том, что надо любить ближнего и прочая, и прочая, – для тупых не-магиков. Высокие потому и носят свой титул, что они выше остальных и выше тех самых принципов, которые они проповедуют для народа. Они не вынесли появления в своих рядах человека, хоть в чем-то несогласного с устоями религии и государства. Не дожидаясь от него никаких значительных действий, они нанесли удар первыми… Вот здесь и задан мой вопрос: почему Кобос был убит? Почему человек, осознавший порочность Бога-Облака и его служек, покорно дал убить себя? Вот в чем глупость Серого: он понимает, что Белый перестает быть его другом и единомышленником, но не понимает, что Белый теперь – враг, с которым следует бороться! Разве можно назвать такого человека мудрецом?

– Но… – Дальвиг был смят таким количеством откровений, вываленных на него Колдуном. Он никак не мог собрать новые сведения и собственные мысли воедино, чтобы сделать какие-то выводы. – Я не знаю…

– Ладно. – Старик в один миг перестал бегать. Встав рядом с Дальвигом, он ухватил куриной лапой за полу его плаща, словно пытаясь удержать от падения свое ослабшее тело. – Теперь наш разговор пойдет по другому руслу, мальчик. Сейчас я согласен, что у тебя есть весомые причины вступить в наши ряды, но не уверен, что потом ты не пожалеешь об этом.

– Не надо меня пугать! – взвился Дальвиг.

– Я и не собираюсь. В конце концов, мне самому выгодно, чтобы на свете появился еще один Черный маг, хе-хе… Но я не хочу, чтобы его желание стать Черным было порождено заблуждениями и вскоре превратилось в разочарование. Знаешь ли ты, чем платят за знания и силу Черных?

– Своей Основой…

– А, страшная сказка о кипящих камнях? Я тоже слышал ее. Нет, все проще и страшнее. Когда придет твой смертный час, ты будешь лишен возможности умереть в полном смысле этого слова.

– Как это? – Дальвиг почувствовал, как холодный страх тугим комком бьется рядом с его сердцем. Зря он спросил, зря!

– Твое тело останется жить, и разум не покинет его вместе с тем, что мы называем душой, а Белые – Основой. С помощью чар, очень сильных и сложных, после смерти ты останешься почти что прежним – сильным, умным и хитрым… Ты сохранишь все магические способности, которые сможешь приобрести, и лишишься только одного – воли. С момента смерти и до тех пор, пока тело твое не сгниет на ходу, или не будет разорвано на кусочки, или не сгорит, ты будешь рабом. Может показаться, что это не так страшно и даже похоже на полезный дар, но это не так. Посмотри: я стар и смерть моя близка. Я боюсь ее.

– Отчего? Ведь ты будешь мертв, и тебе станет все равно?

– Нет, мальчик, нет! Умрет только твоя воля, но желания и помыслы останутся внутри. Они будут стучать в стенки сооруженной чарами клетки, они будут сводить тебя с ума! Поверь, это страшная вещь. Поверь и подумай, хочешь ли ты такой судьбы?

– Все уже решено! – Дальвиг упрямо тряхнул головой, опуская ее вниз, чтобы старик не мог заглянуть ему в глаза. – Я пришел сюда не за тем, чтобы отступать.

– Ах! – почти горестно прошептал Колдун. Он осторожно поднял руку вверх и провел пальцем с длинным желтым ногтем по щеке Дальвига. – Возможно, сын Высокого не так открыт для меня и я ошибаюсь… но мне кажется, рано или поздно ты пожалеешь о своем поступке. Хе-хе, какое глупое выражение! Конечно, к тому времени будет уже поздно о чем-то жалеть.

– Пусть!

Резко отдернув руку, старик отступил назад, повернулся к столу и стал что-то делать. При этом он продолжал бормотать:

– Какая уверенность! Ну что ж, это хорошо. Даже очень хорошо. О, как повезло мне, забытому старому колдуну из палатки у мусорной кучи. Много желания у маленького мальчишки. Что будет, когда он вырастет? Хорошо, хорошо. Будет много пользы, я думаю. Великий принцип Черной Необходимости восторжествует…