Текст книги "Реквием по вернувшимся"

Автор книги: Игорь Вереснев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Охранник с короткоствольным бластером через плечо чуть слышно прищёлкнул каблуками, когда Берг шагнул во вращающуюся стеклянную дверь. Вряд ли парень знал фамилию прошедшего мимо человека, и уж тем более – должность. Но службу он нёс не первый год, «стояночный табель о рангах» изучил. Рихард остановился у турникета, склонился к сканеру сетчатки. Довольно заурчав, сработала система распознавания. Вернее, система сработала беззвучно, а заурчали, открываясь, двери лифта.

Эта дорога внутрь здания предназначалась для сотрудников. Посетители сразу за дверью сворачивали направо, к бюро пропусков. Там находился второй лифт. И число кнопок на панели того лифта было меньше – количество этажей в здании, которое ПОСЕЩАЛИ не совпадало с тем, в котором РАБОТАЛИ. Управление охранялось по схеме «А», так же, как Президентский Дворец, Дворец Собраний и ещё несколько правительственных учреждений. Ребята из Государственной СБ – то бишь службы безопасности, ведавшей делами внутриземельными, – даром хлеб не ели. Парень с бластером у входа – это так, символ, настоящая охрана была незаметна. Рихард знал, что где-то по периметру здания и на крыше спрятаны системы дальнего обнаружения и лазерные пушки, способные в секунду испарить ядерную боеголовку мощностью в сотню мегатонн на расстоянии от нескольких километров до сотни метров.

Лифт поднимался до двадцатого этажа. Здесь процедура со сканированием повторялась, только уровень допуска был иной. То, что находилось выше двадцатого этажа, не касалось и рядовых сотрудников Космофлота. Например, на двадцать первом этаже располагался кабинет инспектора Берга. А на двадцать третьем – руководителя СБК. Именно туда Рихард сейчас и шёл.

На двадцать третьем этаже лифт выходил прямо в приёмную. Удобные кресла для посетителей, журнальные столики, много зелени, приятная прохлада. Даже небольшой бар с напитками и закусками имелся. И посередине – хозяйка всего этого изобилия, секретарь шефа Лана. Тщательно подобранный, а потому кажущийся едва заметным макияж подчёркивал строгую классическую красоту женщины, и невозможно было определить, сколько ей лет. Двадцать пять? Тридцать? Сорок? Как всегда ухоженная, одетая с безукоризненным вкусом, приветливо-доброжелательная и одновременно – строго-официальная. Ею можно было любоваться – издалека, – но никому и в голову не приходило с ней сблизиться.

– Добрый день, Лана. Как тут у нас дела? – направился прямо к ней Берг.

Женщина с готовностью улыбнулась.

– Здравствуйте, Рихард. У нас всё в порядке.

– Шеф?

– Ждёт вас. Проходите, пожалуйста.

Ещё бы не ждал! Берг открыл массивную дверь и вошёл.

Размеры кабинета подчёркивали значимость должности его хозяина. Ковровая дорожка, ведущая от двери к столу, панорамное окно во всю стену, мебель из натурального ореха. И сам руководитель СБК, в прошлом известный косморазведчик, изрядно поседевший и полысевший, но по-прежнему подтянутый и энергичный.

Шеф стоял спиной к Бергу, смотрел в окно. Прямо под этим окном находилась площадка номер двенадцать и припаркованный на ней тёмно-серый «фольксваген-круиз». Рихард, конечно, был далёк от мысли, что шеф всё утро провёл у окна, ожидая его появления. Но театральные позы начальник любил.

– Здравствуйте. – Шеф не поворачивался, потому Рихард остановился у двери: – Инспектор Берг прибыл.

– Зачем же так официально? Здравствуй, Рихард. Как долетел?

– Спасибо, хорошо.

– Как семья, дочь?

– Семья в порядке, дочь подрастает.

– Подрастает – это замечательно. Надёжный тыл в нашей работе очень важен. Опора, так сказать. У тебя надёжная опора?

Что шеф хотел этим сказать? Иногда понять ход его мыслей становилось довольно сложно.

– Да, у меня надёжная опора, – подтвердил Берг на всякий случай.

– Скоро она тебе пригодится. Чтобы равновесия не потерять. – Шеф резко повернулся и, улыбнувшись, спросил: – А ты чего в дверях-то застрял? В ногах правды нет, пошли к столу. Ты, наверное, и не завтракал, времени не хватило? Понимаю, дочку три недели не видел, и жена заскучала. Это мы сейчас исправим.

Он подошёл к столу, нажал кнопку селектора:

– Лана, принеси нам, пожалуйста, кофе и бутерброды.

Затем опустился в кресло, кивнул Рихарду на место напротив:

– Садись, садись. Разговор у нас будет не короткий и не простой.

Лана, казалось, предвидела распоряжение шефа. Не успел Рихард присесть, как она вкатила столик с двумя чашечками натурального кофе и тарелкой с бутербродами. Берг предпочитал сладкий кофе со сливками, шеф всегда пил чёрный, без сахара. Лана каким то непонятным способом узнавала вкусы посетителей, даже если те оказывались в кабинете начальника СБК впервые. Местные шутники уверяли, что Лана вовсе не женщина, а хитро запрограммированный биоробот, созданный в какой-то секретной лаборатории. Впрочем, инспектор по особо важным делам Берг последние три года был здесь частым гостем.

Шеф подождал, пока Лана закроет за собой дверь, взял кофе, длинно, неторопливо вдохнул его аромат. И поставил чашечку на место.

– Ты пока налегай на бутерброды, а я буду вводить тебя в курс дела. Уже сообразил, что вызвал я тебя не поздороваться, и не о семье расспросить? Дело у нас неожиданное обрисовалось, как раз по твоему профилю – особо важное. Ты ведь у нас человек от косморазведки далёкий, со стороны, так сказать? Это и к лучшему. Значит, нет там у тебя приятелей, приятельниц, личных интересов.

Он выдвинул нижний ящик, достал и положил на стол маленький прозрачный кубик.

– Знаешь что это? Правильно, стандартный голографический кристалл марки ВР-5, используется на кораблях косморазведки для записи текущих отчётов. Догадайся, что на нём? Опять правильно, отчёт о высадке. Стандартный кристалл, стандартный отчёт. Только способ, которым он сюда попал, несколько нестандартный.

Шеф пригубил кофе и начал рассказывать.

Корабль-разведчик «Сёгун», принадлежащий фонду «Генезис» – одной из самых богатых и таинственных структур Консорциума, – вошёл в локальное пространство G00010496 и к своему неудовольствию запеленговал там чужой маяк. Им следовало тут же убраться подальше, но капитан «Сёгуна» пренебрёг формальностями, в данном конкретном случае – на счастье СБК Еврόссии. «Амеры» задержались в локальном пространстве, а потому услышали SOS-сигнал. Капитан очень удивился такому обстоятельству, а ещё больше удивился, когда его люди выявили источник сигнала – прикреплённый к корпусу маяка магнитный контейнер со шлюпочным передатчиком и голокристаллом. Капитан – кто б сомневался! – распорядился взломать код доступа, просмотрел отчёт… и приказал немедленно покинуть звёздную систему. Причём не просто уйти из локального пространства, а прервать экспедицию и вернуться на Землю.

– Неделю назад «Сёгун» вошёл в орбитальный док и, едва добравшись до карантина, капитан попросил передать кристалл начальнику СБК Еврόссии. Двадцать седьмого утром мне привёз его представитель фонда, некто господин Нанаши. Заметь – представитель «Генезиса», а не секретарь посольства Консорциума. Я очень сильно сомневаюсь, что в Консорциуме даже знают об этом отчёте. Скорее всего «Генезис» решил вести собственную игру. Во всяком случае, комментировал свой визит господин Нанаши крайне скудно. Отдал мне кристалл, порекомендовал ознакомиться незамедлительно и откланялся. Я, естественно, ознакомился. Подумал-подумал, и вызвал тебя. Вот такая предыстория нашего дела, – шеф закончил рассказ.

Рихард дожевал бутерброд с ветчиной, вытер салфеткой пальцы. Осторожно взял кубик, повертел перед глазами. Да, обычный ВР-5, на служебной грани видна маркировка. Он положил кристалл обратно на стол, поднял глаза на шефа:

– Это действительно голокристалл с нашего разведчика, насколько я понял? Не подделка?

– Подлинник, экспертизу я провёл, уж не сомневайся, пожалуйста. Отчёт командира корабля «Христофор Колумб» Ивана Круминя о последней высадке.

– Но «Колумб» вернулся два месяца назад, правильно? И отчёты всех участников экспедиции переданы в СКИ. А здесь, вероятно, записано нечто иное, то, что в Совет по космоисследованиям не попало. Хотя я пока не понимаю, с какой целью отчёт мог быть оставлен на маяке оповещения.

Шеф улыбнулся.

– Интересно будет услышать твои рассуждения после того, как ты ознакомишься с содержимым этого кристалла. Но не буду торопить. Бери отчёт, внимательно читай, думай. Поговорим, когда у тебя идеи появятся. В общем, начинай расследование. Здесь коды доступа, – он вынул из нагрудного кармана чип-пластину и положил рядом с кубиком. – Гриф «С-0», уровень «А-1».

Рихард чуть не поперхнулся на последней фразе шефа. Гриф «С-0», высший уровень секретности! Засекречиваются не только будущие результаты, но и сам факт расследования. Но это пол беды, на то он и инспектор по особо важным, чтобы заниматься вещами, о существовании которых и знать никому не положено. Но уровень доступа «А-1»! Теоретически это означало, что он имеет доступ в любую точку, находящуюся под юрисдикцией Еврόссии, может востребовать и использовать любую информацию, задействовать все имеющиеся ресурсы государства, вплоть до организации персональной межзвёздной экспедиции. Берг никогда не слышал, чтобы кто-то работал на таком уровне. «А-0» – это код доступа шефа СБК и, очевидно, начальников ГСБ и тайной полиции. Лишь они могли давать коды уровня «А». Даже Президент, не говоря уж о членах правительства и сенаторах, не имели в этой стране таких неограниченных полномочий, какие только что получил он, пусть и не рядовой, но всё же только инспектор Рихард Берг! Что же там такое, в этом отчёте? Выходит, кое-что пострашнее ядерного устройства, которое Отто Шульц пытался провезти на якорную станцию, или ампулы с мутировавшим вирусом лихорадки денге, случайно обнаруженные в почтовой посылке, адресованной на Новую Европу.

Рихард непроизвольно потёр висок. Старая привычка. И шрама почти не видно, а от привычки не избавишься. Шеф проследил за его реакцией, улыбнулся.

– Что, вопросы есть? Правильно, вопросов нет. Тогда доедай бутерброд, допивай, что там у тебя в чашке, и с богом!

Десять минут спустя инспектор СБК по особо важным делам Рихард Берг шёл по коридору двумя этажами ниже. Шёл и буквально кожей чувствовал, как обжигает маленький кубик в кармашке рубахи. Как жжёт нечто, неизвестное пока ему, но, несомненно, способное раз и навсегда разрушить существующий миропорядок. И от этого жжения шаг ускорялся помимо воли.

На третьей слева двери скромная табличка извещала: «Инспектор Р. Берг». Ничего лишнего, просто и изящно. Таким же был и кабинет. Маленький по сравнению с апартаментами шефа, но достаточно просторный. Удобный для работы. Стол, кресла, шкафы. Позади стола – скрытая в стене дверь в комнату отдыха. Иногда случалось так, что он не успевал выбраться не то, что поспать, а и поесть. Потому ни диван, ни холодильник, ни умывальник в комнате отдыха лишними не были. Не роскошь, а предметы первой необходимости. Но это так, к слову.

Рихард включил компьютер, выложил на столе кубик и чип. Подумал и опустил жалюзи на окнах, включил электронную блокировку помещения – всё же гриф «С-0». Затем поудобней устроился в кресле перед экраном – сидеть ему, по всей видимости, предстояло не один час. Вставил голокристалл в порт считывателя. По экрану пробежали полоски, исчезли, уступая место тёмной синеве. Высветилась личная электронная подпись автора: «Иван Круминь». И вслед за этим появилось лицо немолодого уставшего человека. Уставшего не от работы – от жизни. Зазвучал глухой надломленный голос:

«Отчёт записан командиром экипажа корабля-разведчика «Христофор Колумб» Иваном Круминем.

Место записи: орбита планеты Горгона, звёздная система G00010496.

Дата записи: 221 день экспедиции.

Время начала записи: 12:43 по корабельному времени.

Содержание записи: отчёт о седьмой высадке на планету Горгона системы G00010496 в точке с условным названием «Кольцо». Отчёт включает видеоматериалы, полученные во время высадки…»

Елена Коцюба

Земля, Крым, 31 июля

Лена проснулась от мягких прикосновений. Нежные пальцы притрагивались к её волосам, щеке, гладили плечи, опускаясь всё ниже. Прикосновения были приятны, она лежала, не раскрывая глаз, отдаваясь ощущениям. Пальцы решились-таки, коснулись груди. Осторожно, едва уловимо, будто проверяли, что произойдёт. Лена улыбнулась: «Бесстыжая девчонка. Я так и знала, что этим закончится!» Но останавливать подругу не хотелось. Она медленно положила руку на худенькую спину Вероники и удивилась – кожа той была странно холодная. «Отчего это она так замёрзла?».

Елена открыла глаза. В комнате царил багровый полумрак. Удивилась было – откуда такой свет? И тут же увидела.

Рядом с ней лежало светящееся чудовище…

…Елена проснулась и рывком села, огляделась быстро вокруг. Она сидела на мягкой удобной кровати, одетая в лёгкую льняную ночнушку, явно чужую – такого белья она отродясь не носила. У изголовья кровати стояла тумбочка, на ней – ваза с живыми цветами. На стене над цветами – картина: белоснежный корабль с гордо поднятыми парусами летел, рассекая волны, к горизонту. В углу комнаты разместился туалетный столик с огромным зеркалом, рядом – стул с небрежно брошенной одеждой, дальше – шкаф, кресло.

Елена повернула голову к окну. Там, за окном, цвели кусты олеандра, виднелся забор из дикого камня. Она наконец вспомнила, где проснулась, – это же дом Медведевой!

Обрывки ночного кошмара ещё клубились в голове, и она потёрла руками лицо, стараясь прогнать его поскорее. Но явь была ничем не лучше. Сон – всего лишь её тень… Она вдруг вспомнила, что Медведева должна была остаться здесь на ночь, проверить, не происходит ли и с ней, Еленой, то же самое, что с Вероникой. Но сейчас хозяйки дома в комнате не наблюдалось. Что это означает? Да или нет?!

Она вскочила с кровати и, не переодеваясь, босиком выбежала в коридор. Где может быть Медведева? Её спальня – тут же, на втором этаже, через одну комнату. Елена кинулась туда, распахнула дверь, не спрашивая разрешения.

Хозяйка стояла перед зеркалом, расчёсывала мокрые волосы. Как всегда подтянутая, в аккуратно выглаженной блузке оливкового цвета и прямой юбке в тон. Увидела в зеркале немой вопрос на лице гостьи, улыбнулась:

– Доброе утро! Как спалось?

– Ну что? – выпалила Елена вместо ответного приветствия.

– Всё нормально. Просидела с тобой всю ночь, пока рассвет не забрезжил. Спишь ты, как и положено человеку. Не светишься, не остываешь, дышать не перестаёшь.

Облегчённо выдохнув, Елена упала в кресло.

– Что, вчера вечером сильно боялась? – участливо поинтересовалась Медведева. – Долго ворочалась, не засыпала.

– Боялась. А ты разве не боишься?

– Боюсь, а как же. Мне же за всех бояться приходится. – И тут же перевела разговор на другое: – Море сегодня хорошее, тихое. Я уже поплавала, сходи и ты окунись, пока я завтрак приготовлю.

– А где Вероника?

– Внизу, возле бассейна, – Медведева вдохнула. – Она тихая стала, как мышка. Забьётся куда-нибудь в уголок и сидит молча часами.

Столовая у Медведевой располагалась на первом этаже. Эта комната была угловой, так что одно окно выходило на море, а два других – в садик за домом, тот самый, что заканчивался беседкой над обрывом. Окна были распахнуты, и за ними шелестел узкими листочками маслин утренний бриз.

Протянувшийся от стены до стены обеденный стол был такой длинный, что за ним запросто разместилось бы человек двадцать. Но в этот раз здесь завтракали лишь трое. Вернее, двое – Елена и Ярослава. Вероника сидела рядом «за компанию». Бифштекс с яйцом, жареный картофель, салат из огурцов и помидоров, апельсиновый сок – Елена только вздыхала, разглядывая тарелки. Завтракать она привыкла сэндвичем и чашечкой кофе, но как говорится, в чужой монастырь… К тому же пахло всё это изобилие весьма аппетитно и, наверняка, было не менее вкусным, чем сырники, которыми хозяйка потчевала на ужин. Елена сама не заметила, как умяла их двойную порцию – и за себя, и за Нику, – хотя очень волновалась перед ночным «экзаменом». А может, именно потому, что волновалась? Отсутствие аппетита – это ведь симптом, а у неё аппетит не пропадал, совсем наоборот. Правильно говорят: утро вечера мудреней. Утренняя свежеть, море, а главное, – «сданный на отлично экзамен», заставили вчерашние страхи отодвинуться и потускнеть. Тут же вспомнилось, каким обиженным уходил Андрей. Подумала, что надо бы ему позвонить, узнать, как он устроился в гостинице. Ладно, попозже. Это сейчас не самое важное, это успеется.

Бифштекс и впрямь был хорош. Тщательно отбитое, в меру прожаренное мясо с ароматными специями, названий которых Елена не знала, таяло во рту. Всем известно, что Медведева хорошо готовит, на каждом корабельном празднике пилот становилась шеф-поваром. И когда они с Круминем отмечали новоселье, потчевала гостей настоящими домашними блюдами. Но одно дело готовить на праздник, и другое – заниматься этим каждый день. Елена бы так не смогла. Да она бы и на праздник так не смогла. Они были знакомы три года, и в которой раз Елене приходилось признавать, что она не знает, не умеет и малой доли того, что у Медведевой получалось с лёгкостью. Хуже всего – сама Медведева это тоже прекрасно понимала, хоть и не подчёркивала никогда. Старательно играла роль отзывчивой, доброй, внимательной старшей подруги…

Елена терпеть не могла старших подруг!

Она покосилась на сидящую рядом Пристинскую. Вероника задумчиво смотрела в окно, но вряд ли видела росшие в саду маслины.

– Ника, съешь хоть кусочек, – предложила осторожно. Было не по себе оттого, что Вероника сидит и ничего не ест. Как и вчера за ужином. – Смотри, какой сочный. Открывай рот. Ам!

– Что? – Пристинская встрепенулась, оторвала взгляд от окна. – А, нет, спасибо Лена, я не голодная.

– Ты когда ела последний раз, хоть помнишь?

– Последний раз? – Вероника задумалась. – Дома я завтракала, перед тем как к Ярославе уехала, чтобы родителей не пугать. Но это, наверное, не считается. Меня тошнило после еды, всё назад вывалилось… Ой, извините! Так что получается…

– Если не хочешь, не ешь, – остановила её Медведева. – Не нужно организм насиловать.

Заканчивали завтрак они молча. Заметив, что тарелка Коцюбы опустила, Ярослава вежливо осведомилась:

– Как, вкусно? Добавку?

– Ты что! Спасибо, и так много, – запротестовала Елена. И подумала: «Она что, издевается? Как ей самой удаётся не раскороветь?»

Это был очередной укол зависти. Елена знала – месяц подобной жрачки, и она не влезет ни в одни брюки, ни в одну юбку. Проверено на практике: в юности иногда ленилась, переставала следить за талией и мигом превращалась в безобразную жирную свинью. Так что теперь – диета и постоянные тренировки!

– Если покушали, будем убирать, – хозяйка поднялась из-за стола.

– Я помогу! – тут же вскочила Пристинская.

– Сама справлюсь, отдыхайте. – Медведева обернулась к Коцюбе: – Я у себя буду, вздремну часок. Так что ты остаёшься за старшую. Если что-то понадобится, заходи, не стесняйся.

После завтрака Елена потащила Веронику к морю. Та долго отнекивалась, мол, не брала с собой купальник. Елена тоже оставила плавки вместе с прочими вещами в пансионате. Но дом Медведевой стоял в месте безлюдном и уединённом, пляж закрывали со всех сторон скалы, стесняться здесь было некого. И в конце концов Ника позволила себя уговорить.

Они дурачились, брызгая друг в друга пеной прибоя, ловили креветок, плавали наперегонки, ныряли. Они старались забыть о вчерашнем дне, вернуть прежнюю, такую безмятежную и прекрасную жизнь!

Когда сил плавать и нырять не осталось, выбрались из воды и растянулись на уже прогретой солнцем, но ещё не обжигающей гальке.

– Фух, как замечательно! – Ника повернулась на бок, подпёрла рукой голову. – Молодец, что вытащила меня купаться.

– Да, хорошее место, – согласилась Елена.

– Ярослава бы плохого не выбрала.

Коцюба неопределённо промычала в ответ. Перевернулась на спину, подставляя грудь и живот солнцу. Распорядилась:

– Обсыхаем и уматываем в тень, а то солнце поднимается. Тебе ничего, а я вмиг обгорю.

– Белоснежка. В солярий ходить надо!

– Моя кожа загар не любит.

Несколько минут они лежали, наслаждались теплом и тишиной.

– Когда я была маленькая, – наконец, нарушила молчание Вероника, – мы с родителями каждый год выезжали к морю, жили в каком-нибудь пансионате. Но мне в основном запомнилось само море, золотистый песок, – мама любила, чтобы пляж обязательно был песчаным. На берегу везде яркая зелень, всё цветёт, и до самого горизонта – море. Бесконечное количество воды… Как этот цвет называется, аквамарин? Должно быть, тогда я впервые начала понимать, что такое бесконечность. А ты в детстве любила бывать на море?

– Не очень. Отец и мама редко выбирались отдыхать вместе. У каждого свои дела, свои заботы. И свои вкусы. С отцом интереснее было, мы с ним путешествовали, полмира объездили. Даже на Луне побывали. Вот там я и правда, почувствовала бесконечность. Немерцающие звёзды над скалами, здорово. А мама предпочитала пассивный отдых. Помню, один раз она тайком от отца поехала на курорт для натуристов – посмотреть, что это такое, – и меня с собой прихватила. Ей не понравилось, а мне – наоборот. Люди не стыдятся естественной красоты человеческого тела. По-моему, это нормально.

– Ты раньше не рассказывала об этом, – удивлённо посмотрела на неё Пристинская.

– Как-то к слову не пришлось. Вообще-то я часто туда ездила, когда в университете училась. Приятное место. Чувствуешь себя по-настоящему свободной без всех этих глупых условностей и предрассудков.

– А мы с тобой никогда не плавали так, голышом, – неожиданно вздохнула Ника. – Разве что в сауне, в бассейне. Помнишь, два года назад? Перед моей первой экспедицией.

– Конечно, помню, – улыбнулась Елена. – Это ж тогда ты сказала, что больше меня не отпустишь саму.

– Да. Лена… – Пристинская запнулась. Потом придвинулась ближе: – Я хочу тебе сказать… Я должна сказать… может, это глупо… Лена, я тебя…

Она придвинулась ближе, по-детски ткнулась носом в плечо Елены. Нос и всё лицо её были такие холодные…

Коцюба непроизвольно дёрнулась в сторону. Вероника замерла растерянно. И поняла… Быстро села скорчившись, подтянув колени к подбородку, обхватила руками ноги.

– Извини! Извини, я забыла, что со мной. Сегодня было так хорошо, совсем из головы вылетело… – голос её сорвался на всхлип. И, уткнувшись лицом в колени, она зарыдала.

Елена почувствовала, как щёки начинают гореть от стыда. Чёрт бы побрал тот сон!

– Ника, ты что? Ну успокойся, всё нормально…

Она попыталась обнять подругу за плечи, но та быстро отстранилась. Затем и вовсе вскочила на ноги.

– Не надо! Сейчас пройдёт… Не обращай внимания.

Развернулась, подхватила на ходу сарафан и побежала к террасе. А Елена смотрела ей вслед, и не знала, что делать. Обрушившийся на них кошмар только притворялся отодвинувшимся и потускневшим. Он лишь размахивался, чтобы ударить с новой силой.

Будить Медведеву после бессонной ночи было, разумеется, свинством. Но она сама же сказала: «Если что-то понадобится, заходи, не стесняйся». А Елене нужны были ответы на вопросы, позарез необходимы! Спрятать голову в песок, словно страус, не получилось.

Ярослава лежала с открытыми глазами. Если и спала до этого, то проснулась, как только открылась дверь.

– К тебе можно? – Коцюба осторожно заглянула в комнату. – Не спишь?

– Как видишь. Заходи, присаживайся.

Эта спальня была почти такая же, как и та, в которой провела ночь Елена. Только цвет обоёв оливковый, а не бежевый, да в придачу к спальному гарнитуру – полка со старинными, ещё бумажными книгами. И картина над тумбочкой была иной. На этой бушевал шторм, волны с яростью разбивались о мрачный скалистый берег, грозились потопить утлые судёнышки. Низкие свинцово-серые тучи, подсвечиваемые далёкими молниями, закрывали небо. А между морем и небом летела белоснежная чайка…

– Что-то хочешь спросить? – поторопила её хозяйка.

– Да. Мне кажется, что мы вчера не договорили. Ты не сказала, что сама обо всём этом думаешь: о наших воспоминаниях, о болезни Ники. Ты даже не объяснила, почему не сообщила в медслужбу. А ты ведь не сообщила, правильно? И Нику убедила этого не делать. А если это единственная надежда для неё? Я уже не говорю, что утаивая неизвестную болезнь, мы совершаем преступление.

– Ясно, – Медведева вылезла из-под одеяла. – Серьёзный разговор предстоит, не пристало его в таком неглиже вести. Я переоденусь, не возражаешь?

Не дожидаясь ответа, она сбросила ночную рубашку, надела аккуратно повешенные на тремпель блузку и юбку. С сомнением окинула взглядом незаправленную постель, повернулась к Елене:

– И говорить о таких серьёзных вещах лучше не здесь, а в кабинете. Пошли.

Обстановка в кабинете была подчёркнуто деловой: письменный стол, компьютерный, два стула да полки с книго-кристаллами.

– Прошу, – Ярослава кивнула на тот из стульев, что стоял у письменного стола, сама присела на второй. – Итак, для начала тебя интересует, почему в моём доме до сих пор не побывали ребята из медслужбы?

– Да.

– Ответ прост. Не далее как вчера ты сама возмущалась: «как же так, карантин, всех проверяли…» Я не верю, что наша доблестная медицина сможет помочь Веронике. Больше того, я не верю, что происходящее с ней можно назвать болезнью. Когда человек перестаёт есть, пить, дышать, когда у него останавливается сердце и тело остывает? Знаешь, что скажет тебе любой врач о диагнозе такого пациента? Что этот человек умер! И Вероника это понимает, только боится произнести вслух. И я понимаю, и ты понимаешь. Она умерла и в то же время продолжает жить. Как такое возможно? Я пока не знаю. Чем всё это закончится? Не знаю тем более. Может ли это быть опасным для других людей? Не исключено. Но опять таки, я понятия не имею, в чём эта опасность проявится. Это ведь не инфекция и не радиация, а что-то абсолютно непонятное. Ты согласна со мной?

Елена неопределённо дёрнула плечом:

– Хорошо, пусть медицина с таким не сталкивалась. Но у них же гораздо больше ресурсов, чтобы разобраться!

– Да, и очень много научного любопытства. Разберутся едва ли, но разберут вас по клеточкам, это однозначно. А ты ведь не хочешь стать подопытным кроликом? И я не хочу, чтобы на вас экспериментировали.

– И что ты предлагаешь? Сидеть и ждать, чем всё закончится? Так я тебе скажу – сначала умрёт Вероника, потом…

– Сидеть, ждать и думать. Ты говорила о ресурсах. Главный ресурс в этом случае – информация. У всех наших высокоучённых светил есть только отчёт, достоверность которого яйца выеденного не стоит. У нас же есть воспоминания. Я уверенна – в них ключ ко всему происходящему. Так что твоя основная задача сейчас – вспомнить. Моя – понять.

– Ты издеваешься?!

– Ничуть. Я серьёзна, как никогда.

Елена куснула щёку.

– А задача Вероники в чём? Умереть на наших глазах?

– Задача Вероники – вести самодиагностику, собирать фактологический материал. Во всяком случае, до тех пор, пока она сможет этим заниматься. – Медведева вскинула руку, останавливая гневную отповедь: – Лена, ты не ребёнок. Ты прекрасно понимаешь, что бывают обстоятельства, в которых ничем нельзя помочь.

Руки Коцюбы сами собой сжимались в кулаки. Ей очень хотелось стучать этими кулаками по столу, орать, брызгая слюной, доказывать… Разумеется, это была глупая детская истерика. Медведева в который раз оказалась права.

Она глубоко вдохнула, выдохнула. Ещё раз. И когда спросила, голос её звучал вполне спокойно:

– Ярослава, что случилось на Горгоне во время последней высадки? Ты слышала наши разговоры, смотрела видеосъёмку, которая велась со шлюпки. Тебя ведь не коснулась эта… амнезия?

Медведева кивнула.

– Расскажу. Но сначала я должна услышать твой рассказ. Всё, что ты смогла вспомнить.

Елена стиснула зубы. Рассказать всё, что вспомнила… Значит снова – остановившиеся глаза и струйка крови, бегущая вверх по щеке?! На секунду ей захотелось отвернуться, вскочить, убежать из этого дурацкого кабинета, из этого дома… лишь бы не вспоминать! Но янтарные глаза не отпускали. И она начала говорить.

– …Вот. – Коцюба закончила рассказ. И ощутила, что вспотела так, что майка прилипла к спине. – Это чушь, да? Они ведь не могли…

– Ты правильно помнишь, всё так и было.

– Так и было?! – Елена вновь сорвалась. – Но мы же писали отчёты – там всё по-другому! И если ты знала это с самого начала, то почему не сказала?!

Медведева усмехнулась невесело.

– Ещё один вопрос? Так на какой первый отвечать? Что происходило на Горгоне, или почему я молчала?

Елена опустила глаза.

– Рассказывай о Горгоне.