Текст книги "Звуковой барьер"

Автор книги: Игорь Кохановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– Пишу, – ответил Шекспир, присматриваясь к бледному лицу графа, с которого

глядели на него быстрые, беспомощные глаза. – Все пишу и пишу.

– Ах, значит, не удается? – весело спросил Эссекс. – Ну, ничего, ничего. Вы молодец! Я

всегда любил смотреть ваши трагедии. А эта хроника – ведь она о цареубийстве, кажется?

А? Года два тому назад шла в вашем театре трагедия об том же Гамлете. Так ведь и вы

пишете об этом? Так, что ли?

– Так, – сказал Шекспир.

– "Гамлет, отомсти!" – вдруг вспомнил Эссекс и засмеялся. – Вот все, что я запомнил. -

Он подумал. – Два года, говорю? Нет, много раньше. И шла она не у вас, а у Генсло. Там, помню, выходил на сцену здоровенный верзила в белых простынях и эдак жалобно

скулил: "Отомсти!" Словно устриц продавал. Дети плакали, а было смешно.

Драпировка у двери заколебалась, и вошел Ретленд.

Эссекс повернулся к нему.

– Вот мистер Виллиам зовет нас к себе в "Глобус", – сказал он весело. – Обещает скоро

кончить свою трагедию. Пойдем, а?

Ретленд сухо пожал плечами.

– Нет, пойдем, обязательно пойдем, – засмеялся Эссекс. – Правда? – Он подошел к

Ретленду и положил ему руку на плечо. – Ну, так как же наши дела?

– Мы ждем, когда вы кончите писать, – сдержанно ответил Ретленд.

– Ничего, ничего, – ответил Эссекс, не желая понимать его тон. – Только вы не вешайте

голову. Мы еще поживем, еще посмотрим хронику нашего друга! Мы еще многое

посмотрим!"Гамлет, отомсти!" вдруг прокричал он голосом тонким и протяжным, и губы у

него жалко дрогнули, а глаза по-прежнему смеялись. – "Отомсти за меня, мой Гамлет!" Как

жалко, – обратился он к Шекспиру, – что завтра в вашем "Ричарде II" не будет таких слов.

– А они были бы нужны? – вдруг очень прямо спросил Шекспир.

– Очень нужны. Ах, как они были бы нужны мне завтра!

Ретленд нахмурился – его друг болтал, как пьяный. Он никогда не мог понять близость

Эссекса к актерам, зачем граф так любит проводить с ними столько времени? Что ему от

них нужно? Разве компания ему эта голоштанная команда? Конечно, что говорить, театр -

вещь отличная. Он сам мог неделями не вылезать из него. Только менялись бы почаще

постановки. Но одно дело актер на сцене, когда он наденет королевские одежды и

копирует великого монарха, а другое дело, когда он пришел к тебе, как к равному, да и

развалился нахал нахалом в кресле. Что ему нужно? За подачкой пришел? Так дай ему, и

пусть он уходит. Да еще добро, актер бы был порядочный, а то актер-то такой, что

хорошего слова не стоит. Вот верно говорит Эссекс: "Гамлет, отомсти!" Дальше-то этого

ему и не пойти. Играет тень старого Гамлета в чужой трагедии, а своего "Гамлета"

напишет и все равно дальше тени не пойдет. Вот какой он актер! А к тому же выжига и

плут первой степени. Деньги дает в рост под проценты, скупает и продает солод,

земельными участками торгует, дома закладывает. На все руки мастер, этот актер, только

вот жаль – играть порядочно не умеет. Слуги да призраки – и все его роли. Дворянство ему

достали, так теперь он и рад стараться, лезет в дом и руку сует: "сэр Шекспир". Он

угрюмо посмотрел на Эссекса. Тот сразу же понял его взгляд.

– Я сейчас сойду вниз! – сказал он мирно. – Только поговорю с сэром Виллиамом о

завтрашнем представлении.

Ретленд повернулся, пожал плечами и вышел из комнаты. Эссекс подождал, пока

занавес на двери перестал колыхаться, и подошел к Шекспиру.

– Вот, мистер Виллиам, какое дело-то, – сказал он. – Приходится обращаться к вам...

Опасное это дело для вас, но... что же возьмешь с актера! Пьеса ведь разрешена. – Он

вдруг горько усмехнулся. – Да, дорогой, завоеватель Кадикса, усмиритель Ирландии – и

обращается к черни! Ну и что же ладно! Я довольно жил и всего навидался. Да! И

хорошее, и плохое! Все, все видел, – он говорил теперь медленно, вдумываясь в каждое

слово. – Я солдат, милый Виллиам, а английские солдаты что-то сейчас не любят умирать в

постели. Даже и в королевской!

Он поднял голову, посмотрел на Шекспира и вдруг по одному тому, как граф медленно

и сонно опускает и поднимает веки. Шекспир понял, как страшно устал этот человек, как

ему все надоело, все раздражает и хочется только одного, чтобы, наконец, все кончилось и

он спокойно мог лечь и выспаться.

– Пусть, пусть, – сказал вдруг Эссекс громко и запальчиво, но так, словно говорил сам

с собой. – Я прожил довольно, чтобы узнать, что на свете нет ни плохого, ни хорошего. Все

тень от тени, игра случая. Меняется только мое отношение! Люблю я женщину она

хороша, надоела мне – она уродка. Вот и шестидесятилетняя ведьма тоже мне казалась

красавицей, и даже вы ведь для нее мне стихотворение писали.

Он заглянул в глаза Шекспира.

– "Да, нет ни зла, ни блага, все хорошо, когда оно приходит вовремя" – это ваши слова, сэр Виллиам, он подумал, – все благо! – и повторил медленно: – Ну ладно, а смерть -

путешествие туда, откуда никто не возвращается. Что же оно, всегда зло, как вы думаете?

– Зло, – ответил Шекспир уверенно, – всегда зло.

– Вы так любите жизнь?

– Я люблю жизнь.

– Как будто бы?! – прищурился Эссекс. – А вот я знаю, вы хотели покончить с собой, когда от вас ушла ваша цыганка, даже сонет написали, прощальный, чтоб оставить потом

его на столе. Последнее время я все твержу его. Нет, нет, не оправдывайтесь, я знаю это. И

все-таки вы говорите, что жизнь всегда благо? – Шекспир молчал. – Ну, хорошо, – пусть

будет так, а вот мне надоело, и не спрашивайте что, ибо все, все мне надоело. Дворец, сплетни, интриги, злая, лживая, рыжая ведьма, что вертит государством, этот мой подлый

друг, лорд Бэкон в золотых штанах, которого я, если бы остался в живых, вздернул на

флюгере моего замка так, чтобы его сразу увидел весь Лондон, – эта ваша чертова

возлюбленная, которая, как мне доподлинно известно, подсовывает в мою постель своего

недоразвитого еще любовника, этот парламент, который стоит не больше, чем та сволота, которую я хочу завтра натравить на дворец, э! – да все мне надоело, все, все, – вот она -

дряхлость мира. Я радуюсь, что, наконец, все это кончится. Уж два года, как Бог отвернул

от меня свое лицо. А помните, как вы когда-то приветствовали меня в прологе к "Генриху

V"?

– Я и сейчас скажу – вы любимец Господа, ваша светлость, – робко возразил Шекспир.

– А я вам говорю, – вдруг запальчиво крикнул Эссекс и злобно стукнул кулаком об

стол, – я вам говорю, Господь забыл меня! Да, впрочем, нет, он никогда не помнил обо мне.

Молчите, молчите, приказал он быстро и суеверно, – ибо что вы обо мне знаете? Когда я

еще был мальчишкой, моя матушка отравила моего отца по научению своего любовника, а

он уже в то время был еще и любовником королевы, – он подумал и гадливо поморщился. -

Той самой королевы, которая через двадцать лет стала и моей любовницей. Тьфу, гадость!

– его лицо снова передернулось. – А правду о смерти отца я узнал, когда об этом шептался

весь дворец, но не нашлось никого, кто бы мне крикнул тогда: "Гамлет, отомсти!" Только

раз королева в тихую минуту вдруг вкрадчиво спросила, любил ли я свою мать.

– А вы не любили ее? – тихо спросил Шекспир.

– Мою мать? Любил ли? – Эссекс неподвижно прямо смотрел на него. – Это была

страшная женщина, Виллиам, – сказал он совершенно спокойно. – Нет, нет, не так я

говорю! Не страшная, а наоборот, постоянно ласковая и благосклонная, с вечной улыбкой, такой доброй, сочувственной и всепонимающей. И вы знаете, она не лгала, она

действительно была такой и в то же время, ей-Богу, я не знаю, пожалела ли она кого-

нибудь хоть раз в своей жизни, а уж правду-то никогда не говорила, хотя и врала, если

разобраться, совсем немного. – Его вдруг опять передернуло. – Я помню первые три ночи

после смерти отца. Она приходила ко мне, и лицо ее пылало от слез. "Мой сын, – говорила

она мне и клала голову на руку. – Мой взрослый, умный сын", а труп отца лежал в гробу, обряженный и готовый к погребению, а я ничего не знал, но смотрел на нее и думал: вот

она отняла у меня все, все мое детство, всю мою жизнь, все мои радости. После этих трех

ночей я как-то сразу стал взрослым. Э, да что говорить...

– Ну, – сказал Шекспир, – разве можно так унывать?

Эссекс резко махнул рукой.

– Нет. Все равно, – сказал он, – мне все равно не жить среди этой веселой сволочи...

Если уж Пембрук залез во дворец, мне пора уходить... Вот я все время твержу один ваш

сонет, хоть он и написан не для меня, а для него... – И он прочел громко и отчетливо: Зову я смерть.

Мне видеть невтерпеж

Достоинство просящим подаянье,

Над простотой глумящуюся ложь,

Ничтожество в роскошном одеянье,

И совершенству ложный приговор,

И девственность, поруганную грубо,

И произвольной почести позор,

И мощь в плену у немощи беззубой,

И прямоту, что глупостью слывет,

И глупость в маске мудреца-пророка,

И вдохновения зажатый рот,

И добродетель в рабстве у порока,

Все мерзостно, что вижу я вокруг...

Дверь быстро отворилась и, взметывая ковры, вошел Ретленд.

– Комиссар от королевы, – сказал он, – вам нужно сейчас спуститься... я сам расплачусь

с мистером Шекспиром.

Эссекс кивнул головой и пошел было из комнаты, но потом вдруг вернулся, подошел к

Шекспиру и положил ему на плечи обе руки.

– Прощайте, – сказал он очень сердечно, – иду! Слышите, как они орут! Этак они,

пожалуй, с перепугу выбросят всех из окон. До того растерялись, что готовы хоть сейчас

пойти на штурм. Но вот что я хотел сказать: когда вы напишете, наконец, свою датскую

хронику... – Он вдруг приостановился, вспоминая.

– Что? – спросил Шекспир, подступая к нему.

Ретленд стоял между ними и тянул за руку Эссекса.

– Одну минуточку, – сказал Эссекс. – Да... так что же я хотел сказать? – Он опустил

голову и добросовестно подумал. – Что я хотел сказать такое? Датская хроника?.. Да нет, при чем она тут?.. Ах, вот что, пожалуй... Когда вы... – Снизу снова раздались крики, громкие, несогласованные, яростные.

– Слышите? – тревожным шепотом крикнул Ретленд.

– Ну, ну, говорите! – сказал Шекспир почти умоляюще. – Что же?

Эссекс посмотрел ему прямо в лицо.

– Нет, забыл! – сказал он кротко и твердо. – Совсем забыл! Хотел что-то и не помню.

Ну, идите, идите. Теперь со мной быть опасно. Ретленд расплатится, а Лей проводит вас

через двор, так, чтобы никто не видел. Идемте, Ретленд.

И он быстро вышел.

После Шекспир стоял на каменных плитах двора и думал:

"Значит, так: в театре пойдет возобновленный "Ричард II". Он сейчас же пойдет в

театр, скажет, что получил все деньги и "Ромео" надо снять. Потом он вернется домой и

будет ждать, что произойдет. Сядет писать "Гамлета". Ну а что же будет, когда он окончит

его?"

Он обернулся и посмотрел на окна замка. Хлопнули тяжелые литые ставни, окна

растворились совсем настежь и снова со звоном захлопнулись. На мгновение стал виден

испуганный королевский посланник и группа людей, которая, крича, теснила его к окну.

Потом кто-то крикнул громко и повелительно: "Стойте!" – и сразу стало так тихо, что

Шекспир услышал свое резкое и жесткое дыхание. Прямой и стройный Эссекс стоял в

нише окна, как в картинной раме. Посланник королевы склонился перед ним и что-то

говорил.

"Пожалуй, я никогда не допишу "Гамлета", обостренно думал Шекспир, смотря на

Эссекса, – но "Ричарда III" я должен поставить. Ну а что же потом?"

Содержание

 СМУГЛАЯ ЛЕДИ



Глава 1. ТЕАТР



Глава 2. НОЧНОЙ РАЗГОВОР



Глава 3. ГРАФ ЭССЕКС



Глава 4. СМУГЛАЯ ЛЕДИ СОНЕТОВ

 ВТОРАЯ ПО КАЧЕСТВУ КРОВАТЬ



Глава 1



Глава 2



Глава 3

 КОРОЛЕВСКИЙ РЕСКРИПТ



Глава 1



Глава 2



Глава 3

 ЭПИЛОГ

 НЕИЗДАННЫЕ ГЛАВЫ КНИГИ



КОРОЛЕВА



ГРАФ ЭССЕКС

Document Outline

Новеллы о Шекспире

СМУГЛАЯ ЛЕДИ

Глава 1. ТЕАТР

I

II

* * *

III

IV

V

Глава 2. НОЧНОЙ РАЗГОВОР

I

II

Глава 3. ГРАФ ЭССЕКС

I

* * *

II

Глава 4. СМУГЛАЯ ЛЕДИ СОНЕТОВ

I

II

* * *

ВТОРАЯ ПО КАЧЕСТВУ КРОВАТЬ

Глава 1

Глава 2

* * *

* * *

Глава 3

КОРОЛЕВСКИЙ РЕСКРИПТ

Глава 1

Глава 2

Глава 3

ЭПИЛОГ

НЕИЗДАННЫЕ ГЛАВЫ КНИГИ

КОРОЛЕВА

* * *

* * *

ГРАФ ЭССЕКС

Содержание