Текст книги "Стань моим(СИ)"
Автор книги: Игорь Волознев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Волознев Игорь Валентинович
Стань моим
И. Волознев
Стань моим
роман
Глава 1
Через приоткрытую дверь было слышно, как на кухне хлопочет мать. За окном вечерело. Аглая включила торшер и разложила перед собой бумаги, которые захватила с работы. Надо было просмотреть квартальный отчёт, заодно разобрать почту. Аглая работала секретарём-референтом в крупном промышленном объединении и часто брала деловые бумаги с собой, чтобы разобраться с ними дома.
В комнату, вытирая руки о передник, неслышно вошла мать. Аглая подняла на неё глаза. Вид у Зои Васильевны был взволнованный. Аглая насторожилась.
– Что-нибудь нужно, мама? – спросила она. – Мне сегодня придётся поработать часов до двенадцати. Тут квартальный отчёт и большая почта.
– Лаичка... – начала Зоя Васильевна и умолкла, заметив досаду на лице дочери. Аглая не любила, когда мать называла её как ребёнка: Лаичка.
– Да, я слушаю.
– Аглая, – голос матери звучал торжественно. – Тебе уже двадцать шесть лет...
Аглая отложила бумагу, которую держала в руках, и откинулась в кресле. Подобное начало предвещало только одно: мать нашла ей нового жениха.
– Что поделаешь, – Аглая пожала плечами. – Время бежит... Но ты, мамочка, совсем не стареешь. Всё такая же бодрая.
– Зато ты стареешь, – продолжала мать, пропустив мимо ушей аглаин комплимент. – И мне, как матери, больно смотреть на твоё одиночество. Годы идут, красота уходит, и с каждым годом труднее, поверь мне, труднее найти себе достойного спутника жизни...
Зоя Васильевна достала платочек и вытерла им уголки глаз.
– Ну, мама! Вечно ты об одном и том же.
– Твои подруги давно уже с детьми нянчатся, а ты всё одна да одна, со своими бумагами, вся в делах и в беготне... Так и время пройдёт, не заметишь как... Я умру, и останешься ты одна-одинёшенька...
Она громко высморкалась.
Аглая поспешно встала, подошла к ней и обняла за плечи.
– Мама, хорош плакать. Наверно, опять мне жениха приглядела? Сознайся, ты только ради этого затеяла разговор.
Мать кивнула.
– Да, – сказала она с чувством. – И это очень хороший человек. Очень. Может быть, с первого раза он на тебя не произведёт впечатления, но со временем ты к нему привыкнешь и поймёшь, что лучшего мужа тебе и желать нечего.
Аглая поправила сбившийся локон на её голове.
– Но, мама, иногда процесс привыкания затягивается...
Зоя Васильевна посмотрела на неё укоризненно.
– Лаичка, ты уже не в том возрасте, когда влюбляются с первого взгляда.
– А может быть, это и к лучшему?
– Конечно, к лучшему. Я ведь не прошу, чтобы ты сразу влюбилась в Альфреда Осиповича.
– Моего очередного жениха зовут Альфред Осипович?
– Да. Человек он солидный, с положением. Раньше заведовал гастрономом, а теперь гастроном стал акционерным обществом закрытого типа, и Альфред Осипович его руководитель. Кстати, очень интеллигентный, обходительный человек. Знакомый моей давней подруги.
– Директор гастронома! Воображаю себе... – Аглая разочарованно усмехнулась.
– Как ты можешь судить о нём, когда ты его даже ни разу не видела?
– Не видела, но очень хорошо себе представляю, – Аглая рассмеялась. – Пятьдесят лет, брюшко, лысина, во рту золотой зуб. Придёт с во-от таким тортом.
– Альфред Осипович как раз не толстый, тут ты попала пальцем в небо. И не пятьдесят ему...
– Шестьдесят? – шутливо ужаснулась Аглая.
– С тобой даже поговорить толком нельзя, – рассердилась мать. – А ведь это очень важно. Я же для тебя стараюсь, пойми!
– Ладно, мама, не обижайся. Посмотрим на твоего Альфреда.
– Он должен прийти в восемь.
– То-то я вижу, ты захлопоталась сегодня.
– А как же. Надо всё-таки встретить человека... Так что, Лаичка, оставь свои бумаги и приведи себя в порядок. Собери волосы, а то они у тебя вечно распущены. И надень бежевое платье с блёстками. Ты в нём очень хорошо смотришься.
Аглая поморщилась:
– Старомодное!
– Надень, я знаю, что говорю.
Зоя Васильевна вышла из комнаты. Аглая в лёгком волнении подошла к окну. Её стройная фигура с роскошной копной чёрных волос смутно отразилась в оконном стекле.
Постояв немного, она вернулась к столу, собрала бумаги, попутно окинула себя в овальном зеркале за креслом. На неё посмотрело её лицо, чуть овальное, с правильными чертами и маленькой мушкой на левой щеке. Особым предметом гордости Аглаи были чёрные, как вороное крыло, волосы, густой копной спадавшие почти до пояса. Ей даже однажды предложили сняться в рекламе какого-то шампуня, но Аглае в то время было не до съёмок и она отказалась. Наверное, зря. Теперь бы на неё смотрела вся страна.
Она взяла с тумбочки деревянный гребешок и принялась расчёсываться. Эту пышную, поблёскивающую в свете торшера чёрную копну очень любил целовать Вячеслав. Вячеслав! При мысли о нём у Аглаи перехватило дыхание, а на глаза навернулись слёзы. Нет, с ним давно покончено! Но почему она до сих пор не может вырвать его из своего сердца?
Она отложила гребешок и вернулась в кресло.
Это было в прошлом году, летом, на Чёрном море, во время её отпуска. Тот упоительный, сумасшедший август ей не забыть никогда, никогда...
Сквозь стекло маски в бледно-зелёном подводном тумане виднелись стайки рыб, водоросли, мелкая живность, сновавшая по дну и прятавшаяся среди камней. Под Аглаей скользила её тень, а наверху маячил тёмный контур лодки. Вячеслав, тоже в маске, с аквалангом на мускулистой загорелой спине, выковыривал из расщелины большую витую раковину.
Плавными движениями рук и ног направив своё тело вверх, Аглая вынырнула, сдернула с головы маску. Ей в глаза ударило закатное солнце. Оно висело среди далёких скал, отражаясь на морской глади.
Аглая залезла в лодку. Судёнышко было небольшим, узким, с маленькой каютой посредине, в которой можно было перемещаться только согнувшись в три погибели. Аглая стащила с себя акваланг, вытерлась, уселась на нагретые доски кормы и спустила ноги в воду.
На волнах показался Вячеслав. Маску он снял ещё в воде и сейчас плыл с протянутой вверх рукой, в которой был зажат трофей – розовая раковина. Аглая рассмеялась. Она смотрела, как он забирается в лодку, как отфыркивается, приглаживает на голове коротко стриженые светло-русые волосы, снимает со спины акваланг. Освободившись от снаряжения, он в одних плавках встал на носу лодки. Закат эффектно золотил его стройную сильную фигуру. Аглая откровенно любовалась им. Он знал, что она им любуется, и смеялся, сверкая своими синими глазами.
– Что ты смеёшься? – Аглая вынула ноги из воды и уселась по-русалочьи.
– Потому что ты смотришь на меня так, словно собираешься проглотить!
– А может, я тебя и правда хочу проглотить?
– Отлично! Глотай!
Он подскочил к ней, и у Аглаи захватило дух, когда он сжал её в объятиях. Его ладони заскользили по её спине и бёдрам, вызывая в её теле сладостную дрожь. Она прижалась к нему, её губы искали его рот.
Несмотря на его тридцать пять, у Вячеслава была удивительно гладкая кожа. Аглая называла её атласной и любила касаться её губами. На его безволосой груди, покрытой ровным бронзовым загаром, выделялись два маленьких соска, которые приводили Аглаю в упоение. Когда он, устав от ласк, лежал, откинувшись навзничь, она гладила его грудь и целовала эти соски, полузакрыв глаза. Вячеслав, обвив её рукой, дарил ей ответные поцелуи.
– Смотри, солнце уже почти зашло. Нам пора на берег.
– Нет, Славик, полежим ещё немного. Такой чудесный сегодня день...
– У нас будет ещё много таких дней.
– Много... – как эхо, откликнулась она. – Правда, много?
– Конечно, куда же мы с тобой денемся?
– Даже не верится... – Она засмеялась от счастья. – Ещё много таких дней, как этот...
Он прижал её к себе.
– Аглая, мне ещё ни с кем не было так хорошо, как с тобой.
– Ни с кем?
– А ты ревнуешь? – Его зубы сверкнули в ослепительной улыбке. – Не рано ли?
– Я не ревную. Пусть даже всё это когда-нибудь кончится... Всё равно, я не буду жалеть об этих днях. Я сохраню их в памяти. Я всегда буду благодарна тебе за них, что бы ни случилось потом с нами.
– А что может случиться? Мы ведь решили не расставаться.
Аглая вздохнула и потянулась, запрокинула голову. Он покрыл поцелуями её подбородок и шею.
– Через неделю кончается отпуск и я должна уехать в Москву, – прошептала она печально.
– Мы не расстанемся. Я разыщу тебя там.
– Но в Москве будет уже не то... Мы не сможем любить друг друга, как здесь...
– Почему?
– Не знаю. Там не будет такого солнца и моря.
– Может, это и к лучшему. Хорошее быстро приедается. Мы будем приезжать сюда каждый год. Или два раза в год. И всё будет повторяться сначала. Мы будем плавать, ночевать в палатке и любить друг друга.
– Любить... – откликнулась Аглая и закрыла глаза.
Мягкие губы Вячеслава хранили солоноватый привкус морской воды. Она оплела ногами его бёдра, её руки сомкнулись на его спине.
– Наступает темнота, – прошептал он. – Нам пора возвращаться.
– Нет... – Она задышала глубже. – Ещё рано... Поцелуй меня... Ещё... – Из её груди вырвался сладостный стон...
– Боже мой, ты до сих пор не причесалась?
В комнату заглянула мать. Аглая вздрогнула, выпрямилась в кресле.
– А? Что такое, мама?
– Как – что такое? О чём ты думаешь? Альфред Осипович должен прийти через пятнадцать минут, а он очень пунктуален!
С рассеянным видом Аглая встала с кресла, подошла к зеркалу и снова взялась за гребешок.
Воспоминания о прошлогоднем августе таяли, уплывали розовым облачком, оставляя в душе горечь и пустоту. Аглая зажала во рту заколки и, собрав волосы в пучок, принялась укладывать их.
Зоя Васильевна стояла у неё за спиной.
– Будь с ним поприветливее, Лаичка, очень тебя прошу. Может, это твой последний шанс.
– Не говори глупости, мама. Последний шанс! Как будто я уже совсем старуха.
– Но, согласись, тебе не восемнадцать.
Аглая наклонила голову, вставляя заколки в собранные на затылке волосы.
– Это я уже слышала. Мне двадцать шесть, – в её голосе проскользнуло раздражение. – Уже двадцать шесть! – Она повернулась перед зеркалом, осматривая себя. – Если ты будешь мне об этом постоянно напоминать, то я и в самом деле поверю, что мне двадцать шесть.
Зоя Васильевна вздохнула.
– В этом вся и беда...
– В чём беда-то, мама? – Аглая подошла к шкафу.
– Иным девушкам трудно поверить, что им уже под тридцать. Идут годы, а они всё молодятся, всё-то им кажется, что им восемнадцать лет, и жениха ищут себе какого-то особенного. Принца, что ль, им подай. Потом в один прекрасный день оглянутся на себя – а им уже тридцать восемь, и никакая косметика не скроет этого. Вот тебе и прекрасный принц!
Аглая достала из шкафа бежевое платье и с минуту рассматривала его в сомнении.
– Надень, – мать подошла к ней. – Оно тебе идёт.
– В таких теперь никто не ходит.
– Ничего. Альфреду Осиповичу понравится.
– Откуда ты знаешь? А, впрочем, что мне до его мнения. И зачем мне вообще переодеваться в какое-то платье? Он ведь не на платье собирается жениться, а на мне.
– И всё же при первой встрече девушка должна произвести впечатление.
– Ах, мама! Ни на кого я не хочу производить впечатление. И не думай, пожалуйста, что я ищу прекрасного принца, – Аглая в сердцах бросила платье на диван и уселась с несчастным видом. – Не нужен мне прекрасный принц. Мне нужен человек, который любил бы меня.
Мать подсела к ней, взяла её руки в свои.
– Альфред Осипович именно такой человек. Он любит тебя.
Аглая взглянула на неё удивлённо.
– Но мы ведь даже не встречались ни разу. Или он влюбился в меня по фотографии?
– Нет, он несколько раз видел тебя. Правда, издали...
– Ну... – Аглая засмеялась. – Это уже прогресс... А то прежние женихи, которых ты приводила, влюблялись в меня по фотографии.
– Ты была с ними излишне резкой.
– Не резкой, а нормально разговаривала.
Мать укоризненно покачала головой.
– И это ты называешь "нормально разговаривала"? Храмцова Владимира Викторовича ты, считай, выгнала из квартиры!
– Этого того лысого начальника РЭУ?
– Лая! Ну вот опять ты за своё! Не будь ты такой хоть с Альфредом Осиповичем! Кстати, после того, как ты выгнала Храмцова, мне пришлось звонить ему и извиняться за твоё нетактичное поведение.
– Нашла перед кем извиняться. Перед ворюгой!
– Почему ты решила, что Храмцов – ворюга? Очень представительный, интересный мужчина, на хорошей должности... Обратила внимание, на какой машине он подъехал?
– На "Вольво"! – Аглая резко обернулась к матери. – Ты хоть имеешь представление, сколько стоит такая машина? А я имею! Я в своей фирме получаю неплохо, даже, по нынешним временам – хорошо, вдвое больше, чем начальник РЭУ. После визита Храмцова я специально узнавала, какой у них оклад. Да, я получаю вдвое больше, а могу я заработать на "Вольво"? Мне надо десять лет работать, чтобы купить её! И после этого ты будешь утверждать, что Храмцов – не ворюга.
Зоя Васильевна в первый момент не нашлась, что ответить.
– И всё же, Лая, ты не должна так судить о людях...
– Наверняка этот Храмцов занимается продажей сведений об одиноких старухах. А потом этих старух берут в оборот тёмные квартирные дельцы, в лучшем случае выкидывая их на улицу, а чаще – попросту убивая... Мне всё хотелось его спросить, сколько он имеет с каждой такой проданной им души.
– Ну, Бог с ним, с Храмцовым. А вот Виталию Петровичу ты зря отказала.
Аглая посмотрела на мать с горькой усмешкой.
– Это тот завлаб, который таскался к нам зимой?
– Не таскался, а приходил. Откуда у тебя этот жаргон?
– Меня от твоего Виталия тошнило.
– Такие люди на дороге не валяются. Виталий Петрович – заведующий лабораторией в секретном институте, кандидат наук.
– Ну и что, что кандидат наук? Во-первых, сейчас не те времена, чтобы кандидатство что-то значило, а во-вторых – он платит алименты на двух детей.
Мать развела руками.
– Ну, знаешь, на тебя не угодишь. Где ты видела мужчину после сорока, который был бы чист как ангел? Хотя, если хорошо поискать, то такого найти можно. Вот, к примеру, Альфред Осипович... – Она принюхалась. – Чем это пахнет? Ох ты, Господи, запеканка подгорает... Заболталась я с тобой. Переодевайся быстрее.
Она вышла, а мысли Аглаи снова вернулись в тот памятный август...
Вячеслав покинул её неожиданно, без объяснений. И это после трёх недель безоблачного счастья и ежедневных взаимных признаний в любви!
Они, как обычно, ночевали в палатке на берегу моря. Была тёплая звёздная ночь. Волны тихо шелестели, перекатывая прибрежные гальки. Сквозь сон Аглая слышала, как тоненько заверещала портативная рация, лежавшая в рюкзаке Вячеслава. Он встал, взял рюкзак и вышел из палатки. Аглая осталась лежать. Ей не хотелось вставать, не хотелось просыпаться. Ей смутно помнится, как Вячеслав с кем-то разговаривает по рации... Или это ей померещилось во сне?
А утром она проснулась одна. Ни Вячеслава, ни его вещей в палатке не было. Теперь, вспоминая об этом, она горько усмехалась. Хоть бы записку оставил! Хорошо ещё, что он не обобрал её. Хотя мог бы и обобрать, удирая как последний подлец.
На её глаза навернулись слёзы. Может, это и к лучшему, что он бросил её. Его подлая натура всё равно проявила бы себя, рано или поздно.
Аглая прошлась по комнате. Стоило ей на секунду закрыть глаза, как перед ней появлялся Вячеслав – его атлетическая фигура в плавках, вся покрытая сверкающими на солнце капельками воды...
Ей вспомнился вечер накануне его бегства. Может быть, всё дело в её шутке насчёт возможности появления у неё ребёнка? Она решила его разыграть, сказав, что чувствует головокружение и что это похоже на симптом беременности. Наверное, это его и спугнуло. Хотя внешне он ничем не выдал себя, даже сделал вид, что обрадовался ребёнку, подлец! А ночью сбежал. Сбежал! Надо же ей было так шутить... Ведь никакого ребёнка не было, и никаких симптомов не было, это шутка, невинный розыгрыш... Аглая застонала. Он оказался бабником, трусливым бабником, из тех, что никогда не задумываются о последствиях своих приключений...
– Аглая! Ты ещё не готова?
Её душил гнев. Она готова была разрыдаться.
– Да пошёл твой Альфред знаешь куда? Не буду я переодеваться! – Она отшвырнула платье. – И так хороша!
Мать посмотрела на неё испуганно.
– Лаичка, что с тобой?
– Ничего! Я выгляжу прекрасно! Пусть является твой жених, мне тоже любопытно посмотреть на него. Какими бывают директора гастрономов, когда они желают жениться!
– Ты сегодня не в духе. Я дам тебе валерьянки.
– Не нужно мне валерьянки. Оставь меня, мама.
Аглая упала на диван, на глазах её выступили слёзы. Зоя Васильевна всплеснула руками.
– Ну что мне с тобой делать! Ничем на тебя не угодишь...
– Не надо ничего со мной делать.
– Так чего ж ты ревёшь? Сейчас человек придёт, а ты ревёшь!
– А если мне хочется поплакать?
В квартиру позвонили. Зоя Васильевна встрепенулась.
– Это Эрнстов! Ох ты, господи Боже мой! А у меня салат ещё не готов... Лаечка, умоляю тебя, приведи себя в порядок!
Она вышла из комнаты, плотнее прикрыв за собой дверь.
Аглая осталась сидеть. Так и не надетое платье выскользнуло из её рук и упало к ногам. Аглая даже не заметила этого. Она думала о Вячеславе, и слёзы катились из её глаз.
Глава 2
– Добрейший вам вечерок, Зоя Васильевна, добрейший! Вы сегодня превосходно выглядите.
В прихожую из распахнутой двери сначала вдвинулась большая круглая коробка, перевязанная шёлковой лентой, затем показался шуршащий целлофаном букет, и уже после них, держа всё это перед собой, вплыл невысокий круглолицый человек лет сорока пяти, с жидкими рыжеватыми волосами и аккуратно подстриженными усиками. Несмотря на жаркий день, на нём был костюм. Прихожая наполнилась ароматом одеколона.
Зоя Васильевна заулыбалась.
– И вам добрый вечер, Альфред Осипович. Мы с Лаичкой ждём вас... Это торт?...
– Да, мой скромный сувенир.
Зоя Васильевна подхватила коробку.
– Вы так любезны, Альфред Осипович. Прошу вас, проходите в гостиную. Располагайтесь и будьте как дома. Мы с Аглаей как раз собирались ужинать, и я подумала, что вы присоединитесь к нам... Сюда, Альфред Осипович...
– А где Аглая Степановна?
– Сейчас будет. Она сегодня поздно пришла с работы и ещё не успела переодеться.
В гостиной Зоя Васильевна выдвинула одно из кресел, стоявших у стола.
– Вот, подождите её пока...
Эрнстов уселся, удобно откинувшись.
– Очень благодарен вам за содействие... Сама-то Аглая Степановна как отнеслась к моему визиту?
– Знаете, взволновалась очень. Она у меня девушка с характером, хотя, в сущности, добрейшее существо, ласковая, любящая... Сами понимаете, росла без отца... Бывают иногда у неё моменты вспыльчивости... Но это от волнения.
Эрнстов расстегнул пиджак, ослабил галстук под подбородком.
– Я бы очень хотел произвести на вашу дочь хорошее впечатление. Волноваться ей не нужно, дело у нас простое, житейское.
Зоя Васильевна кивнула:
– Это понятно...
– Нам не по восемнадцать лет, чтобы объясняться в любви, как это делают в романах, – продолжал Эрнстов. – Да нам это и ни к чему.
– Совсем ни к чему, – поддакнула Зоя Васильевна.
– Сегодня мы с Аглаей Степановной просто побеседуем, попьём чаю, завтра я её свожу в Большой театр...
– В Большой театр! – умилилась Зоя Васильевна.
Эрнстов горделиво улыбнулся.
– Впрочем, если Аглая Степановна захочет провести вечер в ресторане...
Мать замахала руками.
– Что вы, что вы, нечего её приучать к ресторанам! А Большой театр – это хорошо, культурно.
Гость кивнул.
– Я тоже так подумал. – Он поёрзал в кресле, поглядел на стол, на котором, кроме тарелок с закусками, стояли три прибора. – Что же Аглая Степановна всё не идёт?
– Замешкалась она что-то, – мать суетливо встала. – Пойду посмотрю.
Аглая стояла у окна.
– Аглая! – зашептала мать. – Тебя ждут. Идём. – Она взяла её за руку. – Хоть сейчас-то меня не осрами.
– Погоди, мама. Дай отдышаться... – Аглая вдруг нервно рассмеялась. – Что это я так волнуюсь? Вот дура. Ну, пришёл и пришёл. Как пришёл, так и уйдёт. А я переживаю!
Её смех Зое Васильевне не понравился.
– Лая, – она покачала головой, – ты как-то очень легкомысленно относишься к таким вещам. А это серьёзно. Очень серьёзно. Решается твоя судьба!
Аглая раскрыла косметичку и, глядясь в зеркальце, быстро навела на лице порядок.
– Идём, мама. Ни о чём не беспокойся. Я буду благоразумненькой девочкой, но если твой жених мне не понравится, то ты уж на меня не обижайся. Я не оставлю ему никаких шансов.
– Только будь с ним поласковей, – прошептала Зоя Васильевна, выходя с дочерью в коридор. – Сначала пойдём на кухню, поможешь мне принести жаркое и салат.
Аглая поставила на поднос салатницу, тарелки с закусками и с подносом прошла в комнату, где сидел Альфред Осипович.
Он встал при её появлении.
– Прошу, Аглая Степановна, – он протянул ей букет, – принять это от меня по случаю нашего знакомства. Маменька ваша, наверное, уже рассказала обо мне?
– Только то, что вас зовут Альфред Осипович и что вы директор гастронома.
Эрнстов галантно поклонился.
– Будем считать, что мы знакомы.
Аглая взяла цветы и, не зная, куда их деть, повернулась к вошедшей матери.
– Мама, поставь цветы в воду.
Зоя Васильевна водрузила вазу с цветами на середину стола, затем придвинула кресло и села. И тут же принялась с озабоченным видом двигать на столе чашечки, тарелки и вилки.
– Кушайте картофельную запеканку, Альфред Осипович. Дайте я вам отрежу.
– Благодарю.
– Лаичка у нас мастерица готовить...
Эрнстов отправил в рот кусок запеканки.
– Очень вкусно. А я уж, по правде сказать, отвык от домашней пищи. Живу один, питаюсь всё больше бутербродами.
Он посмотрел на Аглаю. Она спокойно выдержала его взгляд, улыбнулась одними губами.
Мать, боясь, что Аглая сейчас скажет что-нибудь не то, поспешно выпалила:
– Лаичка, Альфред Осипович приглашает тебя в Большой театр!
– Я не люблю оперу.
– А я как раз собирался пригласить вас на балет, – сказал Эрнстов.
– Балета тоже не люблю.
Зоя Васильевна под столом коснулась её ноги.
– Это она скромничает, Альфред Осипович. Очень она любит балет, в детстве на танцевальные курсы ходила. Просто она... пока не привыкла к вам. Но ничего, привыкнет.
– Я тоже надеюсь на это, – поглощая запеканку, сказал Альфред Осипович. – Аглая Степановна, а как вы насчёт того, чтобы провести вечер в ресторане? Например, в "Национале"?
Аглая посмотрела на него, прищурила глаз.
– Боюсь, что ближайшие вечера у меня будут заняты. Много работы.
Мать строго покосилась на неё.
– Понимаю вас, Аглая Степановна, – продолжал Эрнстов как ни в чём не бывало. – У меня самого сейчас масса дел в магазине. Каждый месяц проверки, инспекции... А давайте я вас после работы домой в своей машине доставлю. Машина у меня, правда, не ахти какая, служит мне уже четвёртый год, но вполне пристойная. Я вас, Аглая Степановна, завтра у подъезда вашей фирмы буду ждать. Не откажите старому холостяку подвезти вас.
Зоя Васильевна всплеснула руками:
– Что это вы называете себя старым? У вас самый расцвет!
– Может, я для Аглаи Степановны староват?
– Да что вы! Типун вам на язык!
Аглая вертела вилку в руке и исподволь поглядывала то на мать, то на гостя.
– Стало быть, Аглая Степановна, завтра я вас жду?
– Но я вовсе не нуждаюсь в том, чтобы меня кто-то провожал. Оттуда до нашего дома ходит троллейбус.
Эрнстов в сомнении покачал головой.
– Вот вы говорите, что вам приходится поздно возвращаться с работы. А вы знаете, Аглая Степановна, сколько нынче появилось в Москве всяких проходимцев? – Он обернулся к Зое Васильевне. – После наступления темноты стало совершенно невозможно ходить по улицам. Так и норовят залезть вам в карман.
– Правда, правда, Альфред Осипович, – закивала Зоя Васильевна.
Гость съел ещё кусок запеканки.
– В прессе пишут, что нынешний, девяносто пятый, год – самый криминогенный за всю послевоенную историю. В сороковых не было такого разгула преступности, как сейчас!
– Ужас что творится, вы правы! – подхватила Зоя Васильевна.
– Не боятся нападать на здоровых, сильных мужчин, а уж про женщин, тем более молодых, и говорить нечего...
– Прямо страх, Альфред Осипович. Какие времена настали!
– Недавно со мной случай был, – начал рассказывать Эрнстов, отложив вилку. – Иду я по улице. А уже поздно, вечер. Кругом безлюдье, только крысы у мусорных баков шастают. Иду, сворачиваю за угол и вдруг вижу картину: двое парней напали на девушку и волокут к машине. Она отбивается, кричит, а они тащат её чуть ли не за волосы.
– Ужас! – Зоя Васильевна испуганно посмотрела на дочь.
– И вы заступились за девушку? – спросила Аглая.
– Разумеется! А как иначе я мог поступить?
Зоя Васильевна ахнула.
– Но их же двое! Как вы не побоялись?
– Хоть десятеро. Стоять и наблюдать, как издеваются над женщиной, я не мог. Да это и не в моих принципах! Я бросился...
– Ужас, ужас, лучше не рассказывайте, Альфред Осипович...
– Я бросился к телефонной будке, чтобы позвонить в милицию! Но сами знаете, какие у нас телефонные автоматы. Тот, к которому я подбежал, не работал. Я помчался к другому...
Губы Аглаи дрогнули в усмешке.
– Что же было с той женщиной? – спросила она.
– Я всё-таки дозвонился до милиции, дал подробное описание внешности преступников и их жертвы, сказал, как выглядит машина. Правда, номера её я не запомнил.
– Значит, они её затащили в машину?
– Их наверняка задержали. Я дал исчерпывающее описание. Другой бы на моём месте и десятой доли не запомнил... Их просто не могли не задержать!
– Вот бандюги-то! Вы кушайте, Альфред Осипович, – Зоя Васильевна придвинула к нему салатницу. – Я, когда жду Лаичку по вечерам, всегда беспокоюсь...
Аглая задумалась. Парни, напавшие на женщину... Как ей это знакомо!
Рассказ Эрнстова воскресил в её прошлогодние события, вспомнился жаркий южный вечер, аллея, обсаженная магнолиями, жёлтые парковые фонари, веранда кафе...
Глаза Марианны оживлённо блестели. Она наклонялась к самому уху Аглаи и шептала, заливаясь смехом:
– Это отличные ребята. Приехали из Ленинграда. Одного зовут Вадим, другого – Толя... Ну, с Вадимом я уже знакома третий день, так что он будет моим парнем...
Аглая лукаво посмотрела на подругу:
– Толя, значит, достанется мне?
– А то давай обменяемся! Этот Толик – такая душка!
Пройдя аллею, на которой, как всегда в этот предвечерний час, было много гуляющих, подруги подошли к лестнице, ведущей на веранду кафе. Мужчины уже ждали их, сидя за столиком. Толик оказался высоким брюнетом лет тридцати, в цветастых шортах и майке, в тёмных очках, с наушниками на голове. Вадим был ниже ростом и посветлее, но одет был так же броско.
Марианна представила им подругу. Толик снял очки и оглядел Аглаю с головы до ног. Она почувствовала себя неловко, словно он облапал её этим своим взглядом.
– О кей, крошка, – сказал Толик. – Мы с тобой подружимся.
Марианна села рядом с Вадимом. Он сразу просунул руку ей под мышку и обхватил ладонью объёмистое полушарие её груди. Аглая присела напротив Толика.
– Самое время выпить чего-нибудь лёгенького, не возражаешь? – Он улыбнулся ей, подмигнул и показал кончик языка.
Аглая смутилась, не зная, как к этому отнестись. С ней впервые вели себя подобным образом.
Официант принёс джин с тоником, шампанское, рыбные салаты и нарезанные ананасы.
После второй рюмки Толик с нетрезвой улыбкой придвинулся к Аглае.
– Ты симпатичная, – он накрыл ладонью её руку. – Мы прекрасно проведём отпуск. Давай сейчас сбежим от них и смотаемся ко мне в бунгало.
Марианна услышала его.
– Сбежать? – расхохоталась она. – Не получится!
Вадим откупорил бутылку шампанского.
– Лично я предпочитаю групповое развлечение! А что? Махнём все ко мне, будет обалденно. Я снимаю хату у самого моря. Большая кровать и ящик виски.
Марианна не переставала смеяться.
– Я не против!
– Ставлю вопрос на голосование, – Вадим мутными от джина глазами уставился на Аглаю. – Кто за? Против? Воздержавшиеся?
– Я воздерживаюсь, – сказала Аглая.
Толик бесцеремонно обнял её, притянул к себе и прижался губами к её шее.
– Правильно, – прошептал он ей на ухо. – Не слушай ты этого развратника...
Из динамиков грянула музыка. Некоторые посетители кафе встали из-за столов и вышли на открытую площадку. Начались танцы. Марианна с Вадимом упорхнули танцевать.
– А как же мы? – Толик снова сжал аглаину ладонь.
– Я не танцую.
– Значит, ты скромная девушка. Обожаю скромных. С ними приятно в постели.
Лёгкая краска стыда залила щёки Аглаи. Знакомый, которого ей навязала подруга, начинал раздражать.
– Пожалуй, мне пора, – она сделала движение встать, но он удержал её.
– Едем ко мне. Мы проведём прекрасную ночь.
– В другой раз.
– Почему? Девственница, что ли?
– Не пойду, и всё.
К столику вернулись Марианна и Вадим.
– Аглая захотела домой, – сообщил им Толик.
Марианна наморщила нос.
– Но сейчас только пол-одиннадцатого. Ещё целых полтора часа до закрытия!
– Нет, уже поздно, – настаивала Аглая.
Вадим расплатился, небрежным жестом достав из кармана пачку пятидесятитысячных купюр. Официант уставил на неё жадным взглядом. Заметили её и сидевшие за соседними столиками.
Когда спускались с веранды, Вадим лез к Марианне с поцелуями, а та заливисто хохотала. Аглая чувствовала, как горячая рука Толика скользит по её талии, ощупывает бёдра, живот, поднимается к груди. Ей было неприятно, она пыталась отстраниться, но Толик был настойчив.
– Ты в самом деле не хочешь провести со мной ночь? – шептал он. – Глупышка, зря отказываешься. Всё будет в лучшем виде, вот увидишь.
Компания свернула с освещённой аллеи и углубилась в гущу разросшихся деревьев. Вокруг сразу сгустилась темнота. Лишь иногда в разрывах листвы мелькал свет далёких фонарей. Ветви хлестали Аглаю по лицу, она наклоняла голову, уворачиваясь от них. Приставания Толика стали настойчивее. Где-то рядом остановились Марианна и Вадим. Аглая заметила, как Вадим обнажил грудь её подруги.
Толик вдруг решительно встал перед ней.
– Крошка, я хочу тебя.
От Аглаи не укрылась хищная усмешка на его лице. Он схватил её и прижал к себе. В первое мгновение Аглая задохнулась от изумления и растерянности. Руки Толика грубо тискали её, задирали юбку, мяли бёдра.
Неожиданно справа, где находились Вадим с Марианной, послышался какой-то шум, затем раздался испуганный крик Марианны. Аглая похолодела от страха. Она решила, что Вадим пытается силой овладеть её подругой. Толик отпустил Аглаю и насторожился. Потом направился к парочке.
В первые минуты Аглая ничего не могла разглядеть в потёмках. Она услышала звук удара, чей-то вскрик, потом в зарослях ожесточённо завозились. Раздался стон боли, и как будто чьё-то тело с шумом рухнуло в траву. Охваченная страхом, она двинулась в сторону звуков. Через несколько шагов она вышла на свободное от деревьев место, слабо освещённое луной.
На Вадима и его спутницу напали какие-то люди. Аглая подошла, когда драка была уже кончена. Двое незнакомых парней месили Вадима ногами. Тот лежал на боку, закрывал живот и хрипел, отплёвываясь кровью. Третий держал его за руку и выкручивал палец, сдирая перстень. "А где же Анатолий?" – Аглая огляделась. Наконец она заметила его удаляющийся силуэт. Толик улепётывал со всех ног.
