Текст книги "Нечисть. Людас – повелитель тёмных сил"

Автор книги: Игорь Тихоненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

5. Ведьмина любовь

Сотник Яворной сидел в своей хате темнее дождевой тучи. Грусть одолевала его. Тосковал он по жене своей, безвременно ушедшей в мир иной. И уж, так ему хотелось её увидеть вновь, обнять, поцеловать, что не знал уже, как быть. Думал было выпить горилки, только не принимала душа оковитую. Так и стояла, налитая до краев чарка на столе, не тронутая.

«Что же за тяга у меня к Марыле такая?» – думал сотник, глядя затуманенным взором перед собой. – Если бы можно было опять с ней встретиться». Губы Яворного сами собой зашевелились, и он прошептал:«Марыля, приди ко мне. Прошу тебя. Не могу я без тебя». В это самое время на улице поднялся ветер, ударил гром, и сверкнула молния.

Сознание вернулось к сотнику. Он, как будто, проснулся. Перед ним стояла его жена. Яворной вскочил с табурета и попятился назад. Упершись в стену, он остановился. От неожиданности не мог прийти в себя, и все время бормотал несвязанные слова:

– Это, как?.. Что это?… Ты же умерла…

Марыля стояла перед сотником в белой прозрачной сорочке до пят. Сквозь тончайшее полотно, хорошо просматривалось её обворожительное тело: упругие будра, тонкая талия, налитая выпуклая грудь, с торчащими сосками, которые, казалось, сейчас прорвут ткань. Черные волосы рассыпались по плечам. Темно-карие глаза сверкали бесноватыми огоньками. Слегка приоткрытые губы прошептали:

– Ты звал меня. Я пришла.

– Но, ведь, ты, же умерла. Как ты можешь быть здесь? Тебя же похоронили, – лепетал сотник, прижавшись к стене.

– А ты дотронься до меня. Сразу узнаешь, есть я на самом деле, или только кажусь тебе?

Яворной стоял, не шевелясь, как приклеенный.

Марыля подняла руки и осторожным движением сняла сорочку с плеч. Рубашка плавно упала к её ногам, обнажая перед сотником наготу дьявольской красоты. Сотник не в силах стоять, упал на колени перед ведьмой и застонал. Она вплотную подошла к нему. Он обнял её за бедра и начал целовать ниже живота. Ведьма опустилась на колени перед казаком. Их взгляды встретились. Она спросила:

– Хочешь испытать настоящее наслаждение? Только поклянись повиноваться мне во всем.

– Я уже давно принадлежу тебе, – ответил сотник.

Марыля развязала ему пояс, и опустила его шаровары. Потом толкнула его в грудь рукой. Яворной лег на спину. Она села сверху его, и он почувствовал, что вошел в неё. Ведьма начала делать вращательные движения бедрами. Через мгновение она разорвала ему рубашку на груди. Марыля царапала и кусала его до крови. Движения её ускорились, Яворной слышал, как она скрежещет зубами и глубоко дышит. Боль от всего, что делала с ним ведьма, приносила неописуемое удовольствие и блаженство. Он еще никогда в жизни не испытывал такого наслаждения. Яворному, казалось, что еще немного, и он потеряет сознание. Внезапно Марыля остановилась, наклонилась к нему, и прикоснулась ртом к его губам, раздвигая их языком. Потом она сильно укусили его, и казак почувствовал соленый вкус крови. Вдруг невыносимый холод стал входить в него через рот и заполнять все его тело. Ведьма, при этом, вся задрожала и впилась в грудь Яворного когтями, из-под которых брызнула кровь. В голове у сотника все помутилось. Он уже не испытывал ни боли, ни наслаждения, и потерял сознание.

Ведьма выпрямилась. На губах у нее была кровь. Она облизала их с явным удовольствием и сказала с ухмылкой:

– Все. Теперь ты такой же, как и я.

6. Поминки

Игнат плохо спал, вертелся с боку на бок. Думы его мучили. «Как же ему быть теперь?» Он любил Ингу. Пока был жив Кульбас, Головань не испытывал угрызений совести за свой поступок. Он знал, что это не по божьему закону, с чужой женой путаться. Но панна сама это все затеяла. А он, просто, не смог устоять. С кем не бывает? Но, сейчас, когда полковник погиб, да еще спас жизнь Игнату в бою, Головань почувствовал себя виноватым перед Кульбасом. Да, и Инга вчера себя холодно вела. А с другой стороны, что же она должна была броситься ему на шею? Нет. Все правильно. Полковник был её мужем. Она обязана оказать уважение памяти о нем. Ну, а наши с ней отношения будем улаживать позже. Буду жив, вернусь. Тогда и видно будет. – после таких размышлений Игнат успокоился и заснул.

Ночь заполнила мир тишиной и спокойствием. Полный месяц расположился на небе полноправным хозяином, прикасаясь своим светом к каждому предмету на Земле. Его младшие сестры – звезды, весело перемигивались яркими огоньками. Жители села Вишневого мирно отдыхали в своих домах. Поэтому, никто не видел, как на фоне всеобщей идиллии и блаженства, из трубы в хате Яворного, вылетела обнаженная жена сотника и помчалась по направлению к лесу. Подлетев к Ведьминому яру в роще, она опустилась на землю возле большого камня и исчезла. Утренняя свежесть начала разгонять густую черноту ночи. Пропели первые петухи.

Головань проснулся, когда солнце достигло верхушек деревьев над лесом. Войдя в соседнюю комнату, Игнат увидел суетившегося деда Петра. Старик куда-то собирался.

– А, проснулся, пан полковник. Приходил человек от панны Инги. Она зовет на поминки атамана Кульбаса. Пойдем вместе? Или тебе уже пора в дорогу?

– Пойдем, помянем полковника. Славный был казак. Да и долг у меня перед ним. Жаль, только, вернуть не смогу, – ответил Игнат.

Во дворе у Инги было оживленно. Подъезжали казаки из соседних хуторов, чтобы выразить свои соболезнования хозяйке. Это были, в основном, старые воины. Годы посеребили их головы. Кожа на лицах и руках огрубела и покрылась морщинами, так, что уже трудно было разглядеть боевые шрамы.На Украине всегда так, скоро распространяются известия. Да, и не мудрено это. В бескрайней степи нет преград вольному ветру, который несет на своих плечах разные новости. Жаль только, что ему безразлично, хорошие они или плохие. Он одинаково быстро доставляет их людям.

Вдова полковника велела поставить столы с угощением во дворе, чтобы все желающие могли помянуть славного атамана. В доме сидели те, кто близко знал Кульбаса и был дружен с ним. Головань зашел внутрь, а Коцюба остался на улице.

– Да, что я там буду делать? – ответил дед Петро Игнату на приглашение идти с ним. – Там же одни старшины собрались. А здесь все мои знакомые хлопцы, – так он назвал стариков, сидящих во дворе за столами, – будет, хоть с кем поговорить.

На что Головань махнул рукой и ничего не ответил.

– А, вот и пан полковник пожаловал, – проговорил сотник Яворной, сидящий справа от Инги. – Идите сюда, здесь есть место.

Игнат обратил внимание, что сотник как-то изменился со вчерашнего дня. От былой грусти и подавленности не осталось и следа. В глазах появился неискренний блеск. На верхней губе была свежая рана с запекшейся кровью. Из-под воротника сорочки виднелась внушительных размеров глубокая царапина. Показная веселость Яворного вызывала такое же чувство раздражения, которое испытываешь от назойливой мухи, что все время садится на лицо. Головань сел за стол рядом с Ингой.

– А, что это у Вас с лицом, сотник? – спросил он Яворного.

– Да, вот, кошка дома меня не признала, набросилась и поцарапала, – ответил сотник и зло ухмыльнулся.

У Игната по спине прошла дрожь, и тут же мелькнула мысль: «Неужели ведьма с того света вернулась? Не может быть. Я же сам видел её похороны. В это время Яворной поднялся и сказал:

– Давайте помянем славного полковника Кульбаса. Уж, он то, наверняка, уже в Царстве Небесном! – Потом поднял кубок с медом и выпил его до дна.

Гости за столом разговаривали между собой, произносили поминальные тосты за погибшего Кульбаса, за славную Украину. Вдруг, Инга повернулась к Голованю и сказала:

– Пан полковник, я слышала, как мой муж, – она запнулась и поправилась, – когда был жив, говорил, что Вы хорошо поете. Спойте нам про казацкую славу. Григорий очень любил украинские песни.

Инга заметила, что она впервые назвала Кульбаса по имени. Все замолчали и смотрели на Голованя. Он взял домру, которую ему принесли. Провел по струнам пальцами и запел:

Ой, стоїть у полі червона калина,

А в козака на серці красуня – дівчина.

Врода її тішить й душу зігріває,

Як місяць на небі білим сріблом сяє.

Та, вона для нього холод тільки має,

Бо зовсім не любить, ще й не помічає.

З Батьком – отаманом він піде до бою,

У степу широкім складе головою.

Красуня – дівчина хлопця не згадає,

Тільки рідна ненька його й пам’ятає.

Игнат закончил петь. Все молчали. Он взглянул на Ингу и заметил знакомый блеск в её глазах.

– Спасибо, пан полковник, – сказала хозяйка, – хорошая песня. Только жалко казака, которому так не повезло с возлюбленной. Надеюсь, что с Вами такого не случится.

Никто, кроме Голованя не понял намека Инги. Гости снова занялись трапезой и своими разговорами. Игнат наклонился к вдове и тихо сказал:

– Выйди на улицу. Надо поговорить.

Во дворе, перед усадьбой, стало тише. Люди расходились по своим домам. Приехавшие на поминки, в основном были уже в почтенном возрасте. Кто – помоложе ушел вместе с войском на войну. Сидящие за столом казаки, уже находились в том градусе, когда слышишь только себя, а своего собеседника видишь в тумане. Тем не менее, это не мешало им вести бурные разговоры.

– А я тебе говорю, что в том бою Голопупенко по дурному погиб! – настаивал, изрядно нагрузившийся горилкой Петро Коцюба.

– Да, нет. Это черт вмешался и погубил казака, – не соглашался с ним, сидевший напротив его старик.

– А что черт? Я, например, ни черта, ни самого дьявола не боюсь. Нужно только перекреститься и наплевать в их поганые рожи. И ничего они мне не сделают, – продолжал Коцюба.

– А они что, хотят что-то сделать? – удивился его собеседник.

По всему было видно, что «мудрая» беседа двух старых казаков заходит в тупик. Остальные, сидевшие за столом, находились примерно в такой же стадии общения.

Инга подошла к стоявшему возле крыльца Игнату. Они направились в сад. Вишни на деревьях уже созрели, окрасившись в темно-рубиновый цвет. Девушка остановилась возле дерева, сорвала ягоду и съела её. Приятный сладкий вкус вишни напомнил Инге, что в жизни бывают и радости, а не только грусть и тоска, которые заполняли её в последние дни. Она, как будто бы начала просыпаться от тяжелого гнетущего сна.

– Ты когда уезжаешь? – первой нарушила молчание панна.

– Сегодня. После обеда. Пора на Сичь в полк. А по дороге хочу заехать повидать отца с матерью. Больше года не виделись. Когда еще случай представится? – ответил полковник Головань.

– Я так и не поздравила тебя с повышением на службе. Я еще тогда, при первой нашей встрече, поняла, что ты будешь атаманом.

– Инга, я все понимаю, – говорил, не обращая внимания на её слова Игнат, – у тебя сейчас такое состояние. Жизнь затянула тебя в водоворот. Не надо мне ничего обещать! – бессвязно продолжал Головань. – Скажи только, ты любишь меня?

Девушка помолчала, повернулась лицом к полковнику, посмотрела ему в глаза и сказала:

– Я всегда любила тебя. Я и сейчас люблю. Но пока мы не можем быть вместе. Надо подождать. Со мной что-то происходит. Мне надо разобраться в себе.

– Ладно, будем ждать, – сказал Игнат и добавил, – у меня есть еще одно дело к тебе.

– Говори, я слушаю. Ты, ведь, без дела ко мне не ходишь, – упрекнула Голованя панна.

А сама подумала: «Только два человека в мире любили меня без всяких там дел. Это мой отец и полковник Кульбас. Но их уже нет на свете».

– Что-то опять нечисто у Вас в селе, – рассуждал, не обидевшись не её слова, Игнат. – Похоже, что не успокоилась Марыля.

– О чем ты говоришь? Я не понимаю. Разве что-то случилось? – забеспокоилась Инга.

– Пока ничего не случилось. Если не считать внешнего вида сотника Яворного. Ну, Бог с ним, с сотником. Мы все равно сегодня уедем. Но у меня есть плохое предчувствие. Как бы чего не вышло?

– И что же мне делать?

– Пока ничего не делай. Но, если что-то случится, обратись за помощью к Петру Коцюбе. Знаешь такого?

– Знаю. Вы со Степаном у него жили.

– Вот-вот. Он человек в таких делах опытный. Это он мне тогда дорогу к знахарю указал. И про упыря он поведал. Я его попросил, он тебе поможет. Да, вот еще что. Возьми вот это и носи, не снимая. Разве только в бане.

Игнат бросил на девушку игривый взгляд и протянул ей золотую цепь с медальоном.

– Это не простой амулет. Он когда-то принадлежал самому Чингисхану. Мне об этом один пленный татарин сказал. Я этот амулет в поединке добыл у басурманского батыра. Татары отобрать его у меня хотели. Большими силами навалились. Думал, что конец уже пришел. Тут Кульбас мне на выручку и подоспел. Сам погиб, а меня спас. Так, что я жизнью ему обязан. Говорят, что тому, кто владеет этим медальоном, дух Чингисхана помогает и защищает его.

– Как же ты мог победить того батыра, если ему дух помогал? – спросила недоверчиво Инга.

«Ну, слава Богу. Похоже, она оживает, становится прежней. По крайней мере, женское любопытство к ней уже вернулось», – подумал Головань и ответил:

– А меня сорочка твоя защитила. Татарская сабля от неё отскочила, как от кольчуги. Вот, и получается, что я живой благодаря тебе и полковнику Кульбасу.

Девушка подошла к Игнату, прижалась к нему всем телом и положила голову на грудь. Игнат погладил её волосы и сказал:

– Ну, все. Пора расставаться, а то еще увидит кто, разговоров не оберешься.

– Между прочим, я уже не жена, а вдова. Какие теперь могут быть разговоры?

Инга надела цепочку с медальоном. Большой красивый рубин сверкал на солнце. Появившаяся улыбка на губах девушки, говорила об огромном удовольствии от полученного подарка.

7. Родина

Головань вместе с Яворным возвращались на Сичь. На крымском тракте, по которому они ехали, было оживленно. Люди близ лежащих сел, очевидно, узнали, что Запорожцы одержали победу над татарами, и уже не боялись покидать свои хутора. Два раза казакам встретились чумаки, ехавшие обозами в Крым за солью. Мирная жизнь налаживалась.

– А, как ты думаешь, Микола, какого звания был тот молодой запорожец, что только что проехал мимо нас со своим товарищем? – спросил селянин, ехавший на возу, у своего попутчика в соломенной шляпе, с такими широкими полями, что ею можно было накрыть половину брички.

– То, важная персона. Видел у него за поясом полковничий пернач? Ясное дело – атаман, – ответил хозяин широкополой шляпы.

Игнат с Яворным доехали до развилки дороги и остановились. Сотник, езжайте прямо на Сичь. А я заеду к родителям повидаться. Они здесь недалеко живут. Головань повернул коня, и только облако пыли указывало на то, что тут недавно проехал всадник.

Подъезжая к селу, Игнат замедлил ход. Ему хотелось подробнее рассмотреть родные места, где он родился и вырос.

Название у хутора было странное – Користовка. Кто его придумал и почему, неизвестно. От какого слова оно произошло – непонятно. Только место, где лежало село, было очень выгодное для его жителей. Сам хутор располагался на склоне большого холма, наверху, которого рос лес, а у подножья протекала речка. Огороды, стоявшие внизу хат, выходили прямо к воде. На другом берегу начиналась степь. Верхние строения граничили с кромкой леса. Обитателям этого села было очень удобно там жить; можнои охотиться, и рыбу ловить, и в поле работать. Но Игнату больше всего нравилась природа его Родины. По случайному стечению обстоятельств, в одном месте собрались самые красивые элементы мироздания: степь, лес, река и бескрайнее украинское небо.

Родительский дом находился в низине. Подъехав, Головань слез с коня, подошел к хате и постучал в окно. Отворилась дверь, и на порог вышла его мать. Если и существуют какие-то национальные признаки, то маму Игната можно представлять, как типичную украинку: фигура средней полноты, открытое добродушное лицо, глаза цвета неба, русые волосы, заплетенные в тугую косу, уложенной в кольцо на затылке. Поверх волос цветная косынка, завязанная сзади. Сорочка – вышиванка, темно-синяя юбка, перехваченная поясом на месте, где раньше была талия, черные сапожки. Поверх юбки – фартук – это обязательная часть одежды так, как целый день приходится заниматься хозяйством. Головань подумал: «Интересно, мама когда-нибудь его снимает? Сколько её помню, он всегда на ней»

Увидев сына, женщина, не сказав ни слова, сразу обняла его и заплакала.

– Мамо, что же Вы плачете? Я же приехал, живой и здоровый.

Женщина вытерла передником глаза и сказала:

– То, я от радости, сынку. Ты надолго приехал?

– Завтра уже поеду, – с грустью сказал Игнат.

Мать снова заплакала. Потом, как будто очнувшись, проговорила:

– Да, что же это я тебя на улице держу. Проходи в хату, садись, отдыхай с дороги. А я отцу побегу скажу про радость. Он на реке рыбу ловит. Может, ты есть хочешь? Я сейчас, мигом соберу.

– Мамо, не беспокойтесь. Я сам пойду батьку найду.

– Хорошо, сынок. А я угощение приготовлю, да гостей позову. Если бы знала, что ты приедешь, все заранее наготовила бы. Ой, Боженьки, с чего начинать? – суетилась Мария Ивановна, так звали мать полковника Голованя.

Игнат прошел через двор, пересек огород и вышел на берег речки, поросшей камышом. У самой воды начинались деревянные мосточки, уходящие вглубь очерета. Игнат вспомнил, как он еще мальчишкой, ходил по этим доскам с отцом на рыбалку. Здесь ничего не изменилось. Только, наступая на мост, он заметил, что деревяшки сильно прогибаются под его весом.

«А раньше такого не было, – подумал Головань, – видать тяжелее я стал»

Дело шло к вечеру. Солнце, натрудившись за день, уже собиралось бухнуться за горизонт в воздушный океан, чтобы немного освежиться от своей же жары и отдохнуть до утра. Камыш, предчувствуя ночную прохладу, толкаемый речным ветром, зашумел веселее. Нахальные лягушки, повылазив на берег, своим квакающим хором, пытались доказать всем остальным обитателям реки, что здесь – самые главные они!

Полковник хотел незаметно подойти к отцу, но тот, очевидно, обратил внимание на качающиеся доски мостка, поднялся и оглянулся. Игнат тем временем шагнул на помост. Мужчины оказались лицом к лицу. Степан Моисеевич смотрел на сына и улыбался. Он взял его за плечи и сказал:

– Э, какой ты стал. Настоящий казак.

Отец с сыном обнялись.

– Мать уже видел? – поинтересовался Степан Моисеевич. – Вот радости то ей будет.

– Видел. Она уже побежала по соседям рассказывать.

– Ну, то пойдем до хаты, сынку.

– А как же рыба?

– Да, Бог с ней. Куда она из реки денется? Подождет. Не каждый день у меня такая радость.

Казаки подошли к дому. Во дворе уже собрались соседи. Женщины суетились, помогая матери Голованя накрывать на стол. Мужчины стояли, степенно разговаривая между собой. Видя, идущих Игната с отцом, от беседующих отделился один казак и пошел навстречу Голованю. Расставив в стороны руки, он весело проговорил:

– Здорово, племянник. Давно ты не заезжал в наши края. Да, у тебя, похоже, полковничий пернач за поясом. Да, ты… Вы, никак, уже полковник? – замялся подошедший дядя Игната Олег Дубовой.

– Ну, что ты завыкал? Полковник я, полковник, – сказал, улыбаясь Головань, и обнял родственника.

– Пойдемте в хату, казаки, – пригласил гостей отец Игната, и все начали заходить в дом.

В большой комнате уже были накрыты столы, стоявшие вдоль стен. Все расселись. Встал Степан Моисеевич и сказал:

– Выпьем за моего сына. Спасибо ему, что нас с матерью не забывает. Вот, приехал навестить.

Казаки выпили по полной чарке, а женщины только пригубили. Рядом с Игнатом сидела мать, прислонившись к нему. Казалось, её не интересует, что происходит вокруг. Радость от встречи с сыном заполнила сердце Марии Ивановны настолько, что весь остальной мир перестал существовать. Гости выпили еще по чарке. Разговоры стали оживленнее.

– Скажите, пан полковник, а крепко побили татар у Перекопа? – поинтересовался старый казак, сидящий возле отца Голованя.

– Да, думаю, что не скоро теперь появится желание у хана Герея пробовать нас на крепость, – ответил Игнат.

После этих слов, казаки одобрительно загомонили. Распалившийся, то ли от горилки, то ли от услышанного Олег Дубовой выпалил:

– И я поеду на Запорожье. Ей Богу, завтра же и поеду. Возьмешь меня с собой, Игнат?

– Завтра поговорим, – сдержанно ответил полковник.

Головань обратил внимание, что сидевшая за столом напротив девушка, лет восемнадцати, не сводит с него глаз. Он пристально посмотрел на неё, и когда их взгляды встретились, она опустила голову.

– Мамо, а кто-то, такая, сидит за столом напротив? Вон, возле окна.

Мария Ивановна, как будто очнулась, посмотрела и сказала:

– А, да то Леся, Виниченкова дочка. Гарная дивчина. А што, сынку?

– Нет, ничего. Я просто так спросил.

Гости уже развеселились до такой степени, что требовалось выпустить скопившуюся внутри энергию от принятых градусов.

– Игнат, а ну, спой нам песню, как раньше бывало, пел, – попросила женщина, сидящая рядом с матерью Голованя.

– А про что же петь, тетка Горпина? – задал вопрос Игнат.

– Про любовь, хлопче, про любовь.

Молодой полковник посмотрел на Лесю и запел:

Чи кохаю тебе мила, хто ж про таке знає.

Та як гляну в твої очі, серце завмирає.

Від твого дотику, квіти розквітають.

Від твого голосу, зірки в небі сяють.

Як тебе не бачу, душа відлітає.

А твоя поява, життя позвертає.

Все молча, слушали Голованя. Тетка Горпина поднялась и весело проговорила:

– Хватит грустить. Айда во двор танцевать. А ну, заиграйте нам веселую.

Гости дружно повалили на улицу, где уже вовсю старались музыканты. Не успел Игнат выйти во двор, как к нему подбежала Леся, и потащила его за руку в середину танцующих.

– А што, пан полковник танцует так же хорошо, как и поет? – игриво спросила Голованя девушка, кокетливо поглядывая на него.

– Ох, дивчина, – ответил Игнат, покачав головой, и весело пустился в пляс.

Леся не отводила взгляда от Голованя, сверкая бесовскими огоньками из своих глаз. Гости закружились в вихре задорного украинского танца. Плясали все, и стар, и млад. При этом выкрикивали танцевальные приговорки:

Ой, пускай меня поднимут и три раза бросят.

Буду, буду танцевать я, пока ноги носят.

Леся взяла Игната за руку и, увлекая за собой, вывела из круга танцующих. Оказавшись далеко от веселящихся гостей, она остановилась и проговорила:

– Пан полковник, пойдемте, погуляем.

– Что ты меня все полковником называешь? Меня зовут Игнат. Или ты не знаешь?

– Знаю. Я все про Вас знаю. Еще когда девчонкой была, всегда бегала смотреть на Вас, когда Вы к родителям приезжали на побывку. Только Вы меня не замечали.

– Или сейчас же перестанешь мне «выкать» и станешь называть по имени, или гулять не идем.

Леся подошла вплотную к Голованю, прижалась всем телом, поднялась на носочки и поцеловала его в уста. Игнат почувствовал мягкое, влажное прикосновение её губ, и ответил на поцелуй. От волос девушки пахло пьянящим ароматом луговых трав. Казак обнял её за плечи, и они направились в вишневый сад, расположенный возле реки. Месяц, нескромно подглядывая сквозь листья деревьев за Игнатом и Лесей, оказался невольным свидетелем внезапно возникшей любви.