Текст книги "Keep out"
Автор книги: Игорь Святкин
Жанр:
Зарубежная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Игорь Святкин
Keep out
Часть I
Глава 1. Прочь из асфальтовых джунглей!
В городе для молодежи 11
Вымышленный город США.
[Закрыть]жили мои самые лучшие мечты.
Впервые я побывал здесь в детстве и очень влюбился. Лил слезы даже, когда уезжал.
Пересматривая фотографии моей первой поездки в город в шестьдесят втором году, всегда вспоминаю одну и ту же картину: я с мамой на поезде подъезжаем к станции. Мы так радуемся, мы счастливы. С одной стороны гремит и грохочет оживленный город. С другой стороны возвышается гигант-лес – Вудлэнд.
Мы сходим с поезда, и к нам летит незнакомый молодой парень в красной кепке. «Позвольте, багаж!» – говорит он вежливо. Идет с нами до ближайшего такси, и лицо его пылает счастьем, видя наше счастье. Горю, хочу скорее ворваться в город. Кажется, что это самый добрый, самый красивый город в мире. Стоит лишь попасть в беду, сразу найдется спасатель (я считал парня в красном «героем»; впрочем, я всех встречавшихся прохожих тогда считал «героями» и «героинями», больно уж они были красиво одеты). Мама передает «спасителю» бумажки, и мы едем в центр.
Стук, гул, свист – всё как на волшебной фабрике, образовывают вечную музыку, тончайшую мелодию города. Я люблю это. Он сверкает сотнями афиш, будто каждый день что-то празднует. Цветные огоньки заставляют меня представлять Рождество.
Мы заходим в большущее здание (издательство «Бэт Янг»), на первом этаже которого управляющие-бездельники (добродушные и веселые ребята) с видом знатоков мод кричат в нашу сторону: «Мамаша, вы из 40-ых!», видя ее квадратное старомодное платье.
Множество кабинетов, стучащих кнопок и громких выкриков среди всеобщего гула. Это на меня действует угнетающе. Поэтому удираю как сумасшедший от матери, когда она увлекается беседою с кем-то. Запрыгиваю в лифт, еду на крышу. На крыше люди смотрят в бинокли. Достаю блокнот и рисую свою картину Города для молодежи. Освобождается место с биноклем, осматриваю детально строения и дороги. Сколько домов! Высоты! Всё сияет и переливается.
Обещаю сам себе, что когда-нибудь куплю вон тот милый, милый домик, приглядевшийся мне, что сверкает серебристой крышей. Далеко, в жилом районе.
Разглядываю девочку, резвящуюся на качелях возле приглянувшегося мне дома. Она в белом шелковистом платьице кажется ангелом. И я влюбляюсь в эту девочку – мне 10 лет, и ей где-то также. Или, по крайней мере, думаю, что влюбляюсь… Мистер такой-то строит дом своей мечты…
С тех пор прошло много лет…
* * *
Эту точку на карте сами жители называют циркулирующим двигателем прогресса; маленьким, да удаленьким; американской мечтой во плоти.
А знаете, если приглядеться, здесь нет ничего необычного. И сотни других городов различных стран мира провозгласили бы себя гарантами прогресса, да смелости не хватает или ведут себя скромнее.
С высоты птичьего полета городок напоминает пирамиду. Центр его – ее вершина с серебристо-черным металлическим оттенком (сама вершина удивительно играет на солнце стекляшками), а края, словно надежное ее основание, пестрят красотою вкуса, но не отличаются высотностью строений.
Центр просто кишит новейшими техническими уловками. «Не отставай!» – призывает гигантский телевизор и множество маленьких его братьев. И мы, вечно молодые, вечно целеустремленные, вечно жестокие, но и вечно оптимистичные, идем, идем, идем. И вечно хотим опередить время, что приводит зачастую к печальным последствиям и разочарованиям в финале. «Этого ли нам хотелось?»
На краю, впрочем, шума поменьше, и поспокойнее. Здесь сквозь деревья просачиваются прямые полосы узеньких дорог. В ряд стоят частные домики. Каждый сооружен по вкусу и кошельку покупателя. Многие друг друга знают, регулярно общаются, работают вместе и сживаются. Словом, маленькая деревушка с общим сердцем. Слышны веселые детские говоры, пахнет зеленью или жареными сосисками в погожий день, ежедневно почтальон на велосипеде развозит газеты. Не хватает только Дэйла Купера, чтоб встряхнуть запылившиеся мозги доброжелательных обывателей. Как жаль, что он остановился в Твин Пикс.
Вы редко увидите пешком гуляющих людей даже на периферии Города для молодежи. Все при машинах. Всё на машинах. Совсем недавно еще мотоциклы были в моде, а сейчас мода на четырехколесное безвкусие: универсалки да скучные седаны без стиля. Велосипеды вымирают – вы слышите? Хотя, признаюсь, я вас немного запугиваю. Это просто научная статистика, результат забавного молодежного исследования. В этом году (2008 год), оказывается, возросло количество личного автотранспорта на пять тысяч штук относительно 2007-го (какой прирост!); количество велосипедов, замеченных возле школы имени N (называть ее не хочу), с восьми утра до шести вечера сократилось на десять штук (относительно 2007-го). И так далее. Количество жителей – константа. С машинами-то всё ясно, не пойму только, как они с велосипедами рассчитали? Зачем? Пойди теперь скажи им.
Если вы мечтаете о лучшей жизни, желаете день и ночь трудиться во благо высшей и главной цели (какие высокие слова!), то дорога в Город для молодежи должна вспыхнуть зелеными неоновыми огнями, очень привлекательными. Промелькнет вывеска, и на лице зажжется улыбка предвкушения.
Я знаю, где обитает настоящая работа в этом городе – просто лакомый кусочек, а не работа. Там трудятся (и гордятся этим) старшие Хиллы и Хьюзы, примерные семьи, дети которых нас сегодня интересуют. Дети, ровесники 16 лет, нашли не самую привлекательную подработку в этом городе – в тонущей шхуне, именуемой пиццерией «Две двойки». Работа представляет собою деятельность, которую вкратце и качественно охарактеризуем как курьерство и тирания.
А вот, пожалуй, и те, кого мы ищем. Стоит о ком-то заговорить, так он появляется. Тихо! Слышу громкий смех. Спускаюсь с небес на землю. Послушаю. И вы послушайте. Идут и хохочут на всю улицу парень и девушка. Зовут их Мартином Хиллом и Розалитой Хьюз. Болтают туда-сюда походными сумками и лопают мороженое.
«Я буду Бонни, а ты Клайдом!»
«Это еще зачем?»
«Затем, чтобы все нас боялись!»
В этом году дети впервые решились опробовать прелести загородного лагеря. Раньше всеми руками и ногами отмахивались, объясняя, что вудлэндский лагерь «Глубоколесье22
(англ. «Deep forest») – единственный детский загородный лагерь среднего пошиба в лесу Вудлэнд по состоянию на 2008 год.
[Закрыть]» скучнее некуда, что легче умереть сразу и быстро, чем долго и мучительно в этом ничтожном лагере, а сейчас вдруг сами захотели.
Утро еще, а жара – за тридцать по Цельсию. Автобус ждет ребят на другом конце города.
Ой, не успел оглянуться!.. Вон! Впереди желтеется. Время бежит незаметно, когда его проводишь весело.
Наши ребята запрыгивают в автобус и пытаются отдышаться после невольной пробежки. Ребята в автобусе глядят на опоздавших с явным презрением. Но миссис Доусон, водитель автобуса, обходится с нашими героями вежливо, снисходительно и даже о причине задержки не упоминает. Она желает всем приятной поездки и запускает двигатель. Классическое радио поет Кэта Стивенса, композицию «Отец и сын».
Совсем недолго мерцают городские картины, затем – табличка «Вы покидаете Город для молодежи», затем – такая красивая и манящая природа, миллионы сосен, каждая из которых пытается что-то о себе рассказать, чтобы дети полюбовались, какой прелестной и стройной красавицей она выросла.
Машина тащится как черепаха, едва перешагивая рубеж в тридцать пять миль в час. Невыносимая жара содействует процветанию всеобщей нервозности. Холодная вода ценится на вес золота. Болтовня не стихает. Разговоры о разном не стихают.
Вечером, когда жара начинает понемногу отступать, автобус с подростками въезжает в самую чащу обширных лесов Вудлэнда. Дорога с желтой разметкой петляет между деревьев около часа. Наконец вывеска. Автобус останавливается на стоянке возле главного здания лагеря. Усталые и голодные дети выходят на улицу, где их давно ждут директор Рэй Коппинг в официальном костюме с бутоньеркой и клоунской улыбкой (будто бы пытаясь копировать старомодных эксцентричных персонажей) и главная вожатая Кейт.
– Ребята! Послушайте! Встаньте по два человека. Тише, тише! – перекрикивает Кейт.
С недовольным мычанием пыльных лиц, бурчанием похудевших желудков и всеобщей базарней, которая случается разве что в момент распродажи в «Мэйсис», подростки спешат занять свои места в спальных комнатах. Кейт еще раз заходит – приносит местную брошюру «Глубоколесье» и читает лекцию о том, в какое распрекрасное место мы все попали.
Да, здесь и вправду мило, на самом деле… Со стороны столовой тянет чем-то божественно вкусным, манящим… Котлеты, по-моему, с горячей сочной подливой, картошка фри, хот-доги, стейки… На вопрос одного из прибывших «Когда мы будем кушать?» в ответ звучит «Завтра». Утверждается, что новобранцы, дескать, упустили свой шанс подкрепиться, приехав в лагерь в девять. Таким образом, ужин принадлежит желудкам персонала. Им на ночь есть разрешается. Причина: состоятельность их как личностей и состоятельность их животов как сильных, беспринципных систем.
Мальчиков и девочек распределяют соответственно в комнаты отдыха для мальчиков и девочек.
Мартин расположился. Досталась кровать ближе к окнам. В минуту, когда выкладывал вещи из небольшой походной сумки, жутко пожалел, что согласился на эту поездку. «Вот зачем? Зачем?» – повторял он мысленно.
В двух метрах двое чуть не подрались за место. Другие несли какую-то ерунду, лишь бы поддержать шум. Третьи добавляли в водоворот музыку сомнительного качества и во многом нулевого содержания. Четвертые ходили взад-вперед в поисках высшей цели. Пятым не терпелось вонзиться во всех глазами и изучать.
Открыл брошюрку. Ничего интересного. Изрядно посмеялся над слабостью местных редакторов. Собственнолично обнаружил три грамматические ошибки, хотя, кажется, никогда не считал себя в этом деле специалистом. Газетами и журналами не слишком увлекался. Так, в основном по мелким надобностям, по случайности. Вся прелесть чтения доставалась Розалите – подруге детства, она любила читать. Небось, дура печатала – лишь бы, лишь бы. От яркости глаза заболели – бросил прочь.
Стянул с себя пыльные кеды, носки тоже снял. Пошел освежиться в душевую комнату. В коридоре столкнулся с улыбающейся Роззи, она вышла с той же целью. Два полотенца с собой прихватила и чистое белье, о чем совсем забыл Марти. Он вернулся в душевую вторично в изношенных отцовских тапках с полотенцем и грязными носками. Левее – кабинки для девочек, прямо – для мальчиков. Обнаружив свободную кабинку, зашел.
Теплая вода казалась прохладной. Он вспомнил утомительную беседу, совершенно бессмысленную, которая велась в автобусе. Что странного? Человек пять ребят решили сотрудничать. Это была некая игра во взрослую жизнь с претензией на реальные ставки. Целью ребят было раскрутить лагерь «Глубоколесье». Вряд ли кто знает, что они имели в виду под «раскручиванием», и как оно выглядело в их воображении, но деловой разговор их был по-настоящему оживленным.
«А моя доля?»
«Мне 15 процентов!»
«С черта ли тебе 15 процентов?»
В общем, чистые формальности, остаточная часть будущего дела.
Кто-то в душевой предлагал другому идеи на миллионы, но Мартин почему-то отчетливо понимал, что это не вундеркинды.
Марти принял душ и успокоился. Грязь и обиды были успешно смыты. Но внутри всё-таки осталась мелкая соринка, визг протеста. Он оделся и вышел из кабинки, когда в душевой уже никого не было.
– Тринадцатилетние бизнесмены – успех в каждый дом, – произнес он шепотом и беззаботно хохотнул.
Поглядел в зеркало. Усталый. Кажется, уголки глаз опустились еще сильнее, чем вчера. Присмотрелся внимательнее, представил себя старше. «Наверное, глаза совсем сползут вниз. То ли грущу так много, то ли делаю уйму добрых дел, – думал он. – Почему люди стали так рано взрослеть? У ребят моего возраста морды как у тридцатилетних!» Искусственно попытался изобразить на своем лбу морщинки и разглядеть, какие они. Если прямые, значит, правильно живешь. Если кусками и кривые, значит, непостоянен, взбалмошен. Оскалил зубы. Попытался красиво улыбнуться, как в кино делают. Вот, губы должны выражать неподдельную простоту улыбки, а зубы вставать прямой линией. Естественнее. Из тебя будто вытягивают. Улыбнись! Представь себе счастье. Вспомни лучший момент в своей жизни. Свободнее! Легче! Вот, так и держи.
Вроде получилось поначалу, а потом вкривь и вкось. Плюнул на это дело. Опять засмотрелся на свое отражение. Нос большой. Ну правда! Большой нос. А может, он просто отражается неправильно: освещение плохое или еще что-нибудь? Да нет, не в освещении дело. Большой нос, картошкой. Поставил себе на кончик пипки прищепку из пальцев. Может, исправится, вернется. Спустя десять секунд отпустил зажимы. Вроде лучше стал, да. Отличный носик, забавная мордашка!
Вышел в коридор с легкой улыбкою, хотел поискать столовую. Запахи, запахи! А тут, как назло, Кейт мимо прошла. Сказала, чтоб закруглялся, и проводила до самых дверей комнаты отдыха. А ведь не ел ничего с утра.
Расправил свою кровать, вынул из рюкзака спальные принадлежности и быстренько на себя натянул. Завалился на кровать и открыл свою тетрадку.
Эта тетрадь была со школы, для геометрии. «Исписана на 85 процентов» – заметил он про себя. Решил сегодня утром прихватить ее с собой, чтоб можно было покалякать чего-нибудь в минуты едкой скуки. Хотел еще попрактиковаться рисовать лица и структуру многоквартирного дома. А сам взялся чертить названия всяких предметов объемными буквами. Нарисовал букву, обвел контуром. Это было одно из старых проверенных средств развлечения.
Сначала юноша нарисовал «В-У-Д-Л-Э-Н-Д», потом «Г-Л-У-Б-О-К-О-Л-Е-С-Ь-Е», еще потом «Ф-Е-Р-Р-А-Р-И» (потому что в брошюрке «Глубоколесье» фотографию увидел). Под фотографией красного спорткара было написано: «Владелец «Феррари» модели «288 GTO», помощник директора «Глубоколесья», Джейк Вэйн, подарил свою машину лагерю и одновременно признался в убийстве, 1984 год». Какая-то странная история двадцатипятилетней давности. Потом увлекся, добавил «Д-Ж-Е-Й-К – – В-Э-Й-Н». Своего рода герой этого вечера. Может быть, он Робин Гуд? У этого Вэйна теперь икота, если жив еще.
Изображая портрет вожатой Кейт, которая выглядела довольно мило, Мартин вспомнил о самом важном для себя вопросе и задумался, стоит ли рисовать девушку, которую он любит уже несколько лет. Нет, это не Роззи (как можно было почему-то подумать); это знаменитая актриса, звезда кино – Келли Сэд33
Вымышленная актриса. Мартину полюбилась благодаря ее роли в кинофильме «Теплый дом на краю бесконечного леса» (2003).
[Закрыть]. Представил себе цветной портрет Келли на чистой странице этой тетради. Ниже можно было изобразить любимое имя в обрамлении сердечек. «Актриса Келли Сэд! Любимая и лучшая! Нарисовать бы на бумаге и мечтать, мечтать… Любить и восхищаться» – думал Марти.
Мартину не хотелось, чтобы кто-то увлекся этим вопросом так же, как он, постольку, поскольку у него были по этому поводу некоторые надежды на будущее: встретить когда-нибудь Келли и жениться на ней.
Убрал карандаш в сторону, пролистал тетрадь обратно до первой страницы. «Тетрадь по геометрии Мартина Хилла, 2007–08 г.» Вспомнил, как сидел с Роззи на первом уроке в новом учебном году. Опрятные, готовые к новым полетам мысли, судя по почерку. Сидели тихо, не отвлекались. Серьезные. Выводили каждую букву в новых тетрадках. «Уже никто в тетрадях не пишет!» – жаловалась Роззи учителю, но учитель был, как это называется, старомоден, и не признавал никакой электронной техники.
Пролистал страницы, увидел надпись «К-А-Н-И-К-У-Л-Ы», всячески обрисованную для придачи желанного вида. «Последний урок!» – кричала тогда душа. Вылетали с Роззи прочь со школы и, вдыхая горячий воздух, мчались домой. Возле дома родные зеленые листочки старых и молодых дерев пахли весенней свежестью. «Свобода! Свобода! – кричали. – Гуляй, сколько вздумается!»
«Какое и в каком кинотеатре вы хотите посмотреть сегодня вечером кино?» – спрашивал Мартин у Розалиты.
«Черную полосу»44
кинофильм в жанре нуар 1947 года с Хамфри Богартом и Лорен Бэколл.
[Закрыть], с вами и у вас дома!» – хихикала Роззи.
Марти закрыл тетрадь, и на душе у него загорелся маленький костер. «Как хорошо, когда есть, что вспомнить», – подумал он.
Нырнул под одеяло. В лагере будет интересно, и всё будет хорошо: свежий воздух, красивая природа, здоровый образ жизни и вкусные завтраки. (То, что и предлагалось.) Распорядок дня в лагере имел рекомендательный характер (это был немного странный лагерь), так что, в принципе, он, как взрослый парень при желании мог о нем забыть и заняться чем вздумается. Запах вкусной еды до сих пор соблазнял; дали бы шанс – рванулся бы со всех ног в столовую. «Жаль вот только, что нет разделения по возрастам, – лезла мысль в голову Мартину. – Из-за нескончаемой трещотки младших начинаю обо всём жалеть».
Отбой.
Мартин любил фантазировать. Представлять себя персонажем какого-нибудь вымышленного героического спектакля. Кто из парней (или девушек) так не делал? Заветною мечтою Мартина было учиться со своим кумиром Келли Сэд в одной школе (хотя она старше его и давно окончила школу), сидеть с ней за одной партой, узнавать ее, говорить с ней, глядеть на нее. Спать пока не хотелось, поэтому стал мысленно рисовать.
Вообразил один из школьных дней, раннюю весну.
Сидит за последней партой. Солнце бешено палит в глаза, он щурится, ему это даже нравится. Сегодня любимая Келли Сэд не с ним – она почему-то в другом классе. Жутко по ней скучает. Беспорядочно рисует карандашом какие-то значки в рабочей тетради, учитель что-то шепчет впереди. Ложится на парту, глаза прикрывает. Мелькают разноцветные точки, черно-желтый фон.
Дремлет. Думает о том, как рванет с Келли по лужам после звонка. (Надо ее будет просто найти после урока.) Еще чуть-чуть, и домой. Уверен, что она тоже о нем думает.
Потом разглядывает впереди сидящих. Один – без умолку что-то щебечет, тянет руку, чертит треугольники на доске. Другая – красится, строчит сообщения. Хохотушка. Красивая, но пустая. Красивая, но к ней не тянет. Третьи в роли копирки – списывают бездумно с доски. Четвертым на всё наплевать, и они занимаются своими делами. А у самого на лице периодически играет улыбка. Начинает рассматривать персонажей по новому кругу. Этот до сих пор болтает, болтает и болтает. Сколько же можно? Не выпускает из рук угольник – всё что-то чертит, подчеркивает, зачеркивает. Та в зеркальце смотрит. Вдруг оборачивается, будто знает, что поймает твой взгляд. Вздрагиваешь, она бесшумно хихикает. Третьи позиций не меняют. Четвертым плевать. Как же тянется время, когда ты в разлуке с любовью!
Внезапно грохот. Тревога. В школе пожар. Все вскакивают, кричат, мчатся на улицу. Шумиха, толкотня. Мартин ищет ее глазами. Должна быть на другом конце коридора, не видно. Выходит на улицу последним. Охватывает толпу быстрым взглядом – пытается отыскать свое сокровище. Нигде нет.
– Стой! Вернись! Ты же сгоришь! – кричат ему в спину, когда он устремляется обратно в западню. – Ты же сгоришь! Стой! Дурак! – кричат ему вслед. И не пытается слушать.
Мчится наверх, орет, зовет ее. Она не отвечает.
– Где ты? Отзовись, пожалуйста! Где ты? – кричит без устали.
Проверяет все кабинеты. Выбивает закрытые двери. Всё в дыму.
Начинает задыхаться. Голова кругом.
Ноги подкашиваются.
Не может кричать. Голос охрип.
Последняя дверь.
Не поддается. Никак.
Удар. Еще удар. Еще десяток. Скрипит. Огонь льется с лица. Разум начинает поддаваться бреду.
Бух! Есть! Хрустнула! Еще чуть-чуть!
Бух! Бух! Бух! Последний вопль! Сдавайся!
Бах!
Видит ее. Без сознания. Берет на руки.
Уже в коридоре. Этажом ниже. Быстрее. Быстрее!! Сейчас всё рухнет! Бежать! Быстрее!!
Огонь. Треск. Свист. Пламя.
«Не дыши! Не дыши! Прижмись поближе! Дверь! Близко! Близко! Потерпи!»
Бах! Свобода. Солнце в глаза. Вспышка.
Спасена! Группа пожарных, бегущая к ним навстречу.
«А он настоящий герой – спас девушку от верной погибели!»
«Герой! Он герой!» – кричат люди.
И тут внезапно как бы удар по затылку. Силы ушли, энергия вытекла. Дело сделано, она спасена! Он уже не может стоять на ногах. В ушах звон. Контузия. Обессиленный падает…
В любви всегда хотим мы быть героями.
На этом и заснул.
Глава 2. Держись подальше
Лунный свет отражается на железных перекладинах кроватей. Разговорчивые койки с каждым прыжком серого зайчика умудряются проскрипеть «хр-р-р».
Мартин ворочается…
Во сне поднимается с койки и двигается по коридору. Темно. Рвется наружу, к свежему воздуху. Морозит. В голове мелькают моменты детства. Вспышка за вспышкой, озарение за озарением: драка в раздевалке во втором классе; первое падение с велосипеда; красивый кукольный домик Розалиты и ее звонкий смех; цветной, будто бы волшебный снег в тот знаменательный день… Любовь к Келли.
Одно вызывает радость, другое – отвращение, а все вместе складывается во что-то тягостное. Он не любит чувствовать себя младше, сейчас же видит все заостренные углы своего прошлого. Все страхи, которые он раньше испытывал, всплыли и руководят им. Кошмар разрастается.
Перед лицом появляется металлическая дверь на улицу. Поверхность престранной дверцы усеяна многолетней ржавчиной, которая сыпется на землю красно-оранжевыми опилками. По центру висит старая деревянная табличка с выжженной надписью «KEEP OUT». Мальчик впивается глазами в ручку.
Какая посредственная глупость! Какое второсортное творчество! Уж не поверите ли вы в то, что такая страшная нелепость висела бы на двери главного здания лагеря? Сейчас висит, более того, отображает именно то, что мы привыкли с нею ассоциировать.
Тогда, читатель, ответь, пожалуйста, на мой небольшой вопрос: где тебе приходилось видеть таблички с надписью «Keep out»? Вопрос абсурдный, я знаю! Но ответь, пожалуйста, непредвзято, не слишком об этом задумываясь. Видишь ли, сюжет романа подразумевает. Язык и интерпретация значения не имеют: «Держись подальше» – на русском, «wegbleiben» – на немецком, «rester à l'écart» – на французском и так далее – на разных языках мы говорим об одной и той же вещи. Мы видим «Держись подальше» на старой закрытой фабрике с одноименной вывеской на воротах; на трансформаторных будках, вывешенных там, дабы предупредить о возможной опасности проникновения; в любом оборудованном электричеством здании; на двери писателя Сэлинджера Джерома, который жил сорок лет в затворничестве, и много, где еще. Попробуй дополнить список. Но веришь ты или нет, когда-то в огромном лесу, наполненным миллионами деревьев-жителей, Вудлэнде, о котором ты еще узнаешь на страницах этой книги, существовал лучший в свое время, имеющий прекраснейшую репутацию детский загородный лагерь, который назвали именно таким «красочным» выражением «Keep out»? Наверное, нет. Или сомневаешься. Но в большинстве своем, я уверен, что считаешь это самой большой глупостию, которую мог допустить человек, давший согласие на установку этого имени. Да, вероятнее всего, ты будешь в этом неукоснительно прав. Ведь все мы знаем, к чему порою приводят неудавшиеся эксперименты!
Дверь со скрипом открывается, и холодный воздух, гуляя между деревьев, шепчет «Добро пожаловать». Сосны наклонены к земле и прикрывают собою блеск космического пространства. Время от времени на небе дзинькают яркие звездочки, которым удается преодолеть препятствия из веток. Эти звездочки то горят, то потухают; то увеличиваются, то сужаются.
«Разве было так, когда мы приехали?» – думает мальчик. Прямо на асфальте, на каждом шагу, валяются горы деревянных брусков с красующейся на них выжженной росписью «Keep out». Они возле автобуса, они и в автобусе! Дорожка с желтой разметкой вся забита брусками. Они образуют кучки, горы, настоящие преграждения. Какая навязчивость!
Мартин замирает. Только чуть ощутимое посвистывание ветра и щебетание деревьев, превращенных этой ночью в единую стену царства теней. Узкая тропа уходит прочь от лагеря «Глубоколесье» в глубину. Ноги сами выходят на эту тропу.
Откуда-то доносятся голоса.
«Может, вы и волшебник? Хотите меня сначала подразнить?» – вскрикивает кто-то. Сосны повторяют.
«Ма-а-алыш, малыш, глупый ты мальчик!» – гогочет чей-то жутко приторный голосок.
«Оставьте меня в покое ради всего святого!» – умоляет тонкий голос.
Мартин ускоряется. Переставляет ноги, запинается. Страшно. Не шуметь! Главное – не шуметь!
«Ты рассказал?» – гремит разъяренный голос.
Лес чуть не взлетает на воздух. Эхо проносится по всем фронтам.
Надо найти укрытие, спрятаться. Не шуметь! Главное – не шуметь!
«Видишь, какой я заботливый! Видишь, насколько я к тебе добр! Я открываю твои спящие глаза. Проснись!» – кажется, что этот хохотун обращается именно к Мартину.
Не шуметь! Главное – не шуметь!
Юноша осматривается по сторонам. В голове щебетание. Что-то отсчитывается, о чем-то размышляется, но вмиг забывается. От сумбурности начинает тошнить. Кто-то следит за каждым его шагом, подбадривая подсказками. Что значит ощутить себя травоядным, за которым наблюдает непобедимый хищник?
«Я же говорил, что он меня знает!» – мычит тонкий голос.
Западня! Ловушка! Что за чепуха?
Что бы ты ни делал – всё равно проиграешь. Закон точь-в-точь как в лотерее. Один удачный ход не означает победы. А кто сказал, что победа вообще существует? Тебя заметят.
«Я знаю этих ребят. Верю, что мозг способен на чудеса. Мне никак не сказать им об этом. Потому что по телефону им не позвонишь и письмо не напишешь. А так хотелось предупредить, чтобы не сожалеть о том, что случится», – шепчет какой-то мужской голос.
Марти бежит. Мчится. Взвивается. Безумно хочет вырваться из этой болтовни, от этой беседы кого-то с кем-то, совершенно бессмысленной, пугающей, громкой, проникающей в память, в далекое детство и куда-то еще, в бескрайние просторы чьих-то сознаний. Были ли эти слова, которые сейчас доносятся в лесу, когда-либо озвучены в реальности, неизвестно. Может быть, эти яркие точки, вспышки, выраженные короткими фразами, звучали от его родителей; может быть, они произносились в детском саду воспитателями; в начальной школе – учителями; на улице – случайными прохожими. Мы не можем знать точно. Но, каким бы ни было их действительное происхождение, они казались такими знакомыми, такими близкими и такими реальными. Прошлое приходило в гости к будущему, а будущее встречалось с прошлым: эры перемешались, но чувствовали себя нормально.
Несколько громких револьверных выстрелов вдалеке.
«Со мною покончено, машина мне не нужна. А так как я один в этом чертовом мире, то совершу этим хотя бы один нормальный поступок. Я дарю ее лагерю», – говорит раздраженный молодой человек.
Мартину кажется, что это Джейк Вэйн – тот, который должен был икать, когда о нем вспомнили. «Почему же он снится мне?» – думает парень.
Крики.
«Меня измучили за красивые глаза», – мучительно произносит потенциальный Джейк Вэйн, всхлипывая. Что за ужасная история произошла с ним?
Марти оглядывается. Что-то черненькое мечется в стороне. Сердце выскакивает из груди. От страха, от слабости. Губы монотонно повторяют слова: «Придет время, и я тебя увижу». Крутятся, вертятся тонкие юные желанья. Момент встречи, букет цветов, поцелуй. Она, Келли Сэд – знаменитая актриса, а он, Мартин Хилл – обычный парень с деревни для молодежи. Какое у них будущее? Нет у них будущего! Это огорчает и возбуждает. Режет без ножа.
Где-то там недостижимый образ заливается смехом.
«Мартин, Мартин, смотри, какая красота! – пищит звонкий голосок Розалиты, старой верной подруги. – Неужели Санта решил одарить нас цветными снежинками летом? А? Классно! Спасибо тебе, милый Санта! Я знала, что ты есть!»
Впереди деревья расступаются, и дорога обрывается в основании ржавых железных ворот с табличкой «Держись подальше».
За страшными воротами видна возвышающаяся чернь красок. Ржавые качели, сгнившие деревянные дома. Футбольные ворота, покрытые толстым слоем ржавчины. Крытая беседка вот-вот рухнет. Протоптанная дорожка исчезает во мраке. Добро пожаловать. Вспышка! Серый зайчик, отражение лунного света, отскочил от окна. Разруха кажется постановочной. Вдалеке кричит детский голос.
«Сэмми, Сэмми, вернись, пожалуйста! Вернись!»
Мартин ощущает чье-то прикосновение. Оборачивается, а там – белый волк (или собака?). Минуту смотрят друг другу в глаза. Потом волк человеческим голосом умоляет: «Я не хотел! Я испугался. Он страшный! Не вини меня! Мой инстинкт самосохранения сильнее вашего. Будь ты паинькой, беги вместе со мною. Айда! Идем! Держись подальше! Давай же!»
Мартин верит существу (волку или собаке). Не успевает оглянуться, как оказывается возле оврага, какого-то оврага, ничем не примечательного, где какой-то молодой человек (опять Джейк Вэйн?) неустанно смотрит на часы и оглядывается по сторонам, выкрикивая что-то обидное.
Волк (или собака), находившийся всё это время рядышком, оскаливает зубы, будто улыбается, а потом орет во всю глотку «Проснись!»
В глаза ударяет ярчайшая вспышка, и Марти просыпается.