Текст книги "Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору"

Автор книги: Игорь Симбирцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Операция «Синдикат»

Эта акция в 20-х годах тоже была показательной и вошла в летопись советской разведки. В отличие от развивавшейся в те же годы более длительной и сложной операции «Трест», бившей по мощному белоэмигрантскому союзу РОВС, «Синдикат» был направлен против боевой организации бывших эсеров во главе с неутомимым Савинковым. Знаменитый террорист, с которым за долгие годы так и не смогла справиться царская охранка, с 1917 года теми же методами продолжил борьбу и против непризнанной им советской власти. После участия в Белом движении и в эсеровских восстаниях 1918 года на Волге, оказавшись в эмиграции в Европе, Борис Савинков воссоздал из бывших эсеровских боевиков «Союз защиты Родины и свободы», действовавший методом террористических актов против диппредставительств СССР и забрасывавший свою агентуру на территорию Советского Союза.

Сама операция «Синдикат» сейчас достаточно подробно описана в специальной и даже художественной литературе, этим событиям посвящены фильмы. В техническом плане действия ГПУ по заманиванию Савинкова на территорию СССР и аресту здесь выглядят безупречными, и до сих пор техническая изнанка этой операции разведки ГПУ разбирается в школах подготовки разведчиков различных стран мира. В основе лежал тот же принцип, что и у «Треста», – создание самим ГПУ фиктивной антисоветской организации внутри СССР, от имени руководства которой чекисты-разведчики вели в Европе долгую игру с лидерами эмигрантских центров.

Сначала от организации Савинкова в СССР в 1922 году тайно выехал белый офицер Шешеня, адъютант Савинкова в его организации, здесь его захватило ГПУ и заставило играть на своей стороне, подтверждая наличие подполья и заманивая Савинкова в Советский Союз. Шешеня при аресте выдал адрес главного савинковского резидента в Москве Зекунова, которого тоже удалось перевербовать и включить в гигантскую игру ГПУ, направленную на поимку самого Бориса Савинкова. В 1923 году от Савинкова в СССР на разведку послан полковник Павловский, он тоже сразу был арестован ГПУ, а от его имени Савинкова вновь известили о наличии внутри Союза крупной подпольной организации, хотя сам Павловский вскоре при попытке бежать от конвоя погиб в коридоре внутренней тюрьмы ГПУ на Лубянке.

Очередной вояж на территорию Советского Союза в мае 1924 года предпринял и сам Савинков, которого сопровождал представитель этого липового подпольного центра Мухин (под этим именем скрывался сотрудник ГПУ Федоров) и сотрудники савинковской организации Дикгоф и Фомичев. В Минске Савинков и сопровождавшие его члены «Союза защиты Родины и свободы» были немедленно арестованы и доставлены для допросов на Лубянку. В итоге операция «Синдикат» закончилась победой советской разведки, Савинков был обезврежен и в итоге ликвидирован, а его эмигрантский союз без лидера быстро зачах и перестал быть для советской власти проблемой.

Другая сторона этой профессионально задуманной и исполненной операции в советские годы не разбиралась. В тени молчания оставался вопрос морального права советской спецслужбы расправиться с человеком, имевшим к революционному движению России и к борьбе против царского режима гораздо больше отношения, чем многие лидеры советского режима и сотрудники их ГПУ. Ведь речь шла о легендарном деятеле эсеровского движения, самом неуловимом революционном террористе дореволюционной России, отказавшемся по идеологическим соображениям принять советскую власть, увидев в ней такое же деспотическое орудие подавления народной свободы, как царский режим, с которым он столько лет боролся.

И так же двусмысленно выглядят действия ГПУ в ликвидации самого Савинкова, фактически убитого безо всякого смертного приговора суда. Здесь чекисты просто пошли на фальсификацию и тайную ликвидацию в своих целях. Советская власть якобы помиловала Савинкова за старые заслуги в борьбе с царизмом после знаменитого его покаяния на тему «Почему я признал советскую власть», написанного по требованию чекистов в сентябре 1924 года в камере внутренней тюрьмы ГПУ на Лубянке. Этот памфлет Савинкова с призывом ко всем эмигрантам и антисоветчикам принять советскую власть как единственного гаранта восстановления величия России, прекратить с ней борьбу использовался ГПУ в качестве идеологического оружия, хотя особого успеха в эмигрантской среде и не имел – мало кто поверил в искренность стойкого борца с Советами, так легко перечеркивавшего всю свою борьбу 1918–1924 годов. Сам же Савинков, написавший это в надежде сохранить жизнь, пославший и письмо Дзержинскому из тюрьмы с мольбой: «Вчера я был против вас, а сегодня я с вами», был чекистами попросту обманут. Смертную казнь ему заменили на бумаге десятилетним заключением, официально огласив это решение, и тут же тайно ликвидировали 7 мая 1925 года.

Официально объявили о самоубийстве Савинкова во внутренней тюрьме Лубянки, якобы бросившегося во время прогулки в пролет между этажами и насмерть разбившегося при падении с пятого этажа. Хотя мало кто даже тогда поверил в этот акт суицида закаленного террориста, сумевшего когда-то бежать из царской тюрьмы до исполнения смертного приговора, да и зачем бы тогда он писал свое знаменитое отречение. Сейчас факт умышленного убийства Савинкова на Лубянке, закамуфлированного под самостоятельный уход из жизни, доказан многими свидетельствами. Даже в конце 30-х годов бывший чекист Артур Шрюбель, умиравший в сталинском лагере, рассказывал перед смертью товарищам по несчастью политзэкам о том, как он лично с еще тремя сотрудниками ГПУ бросал упиравшегося Савинкова в тот самый злополучный лестничный пролет Лубянской следственной тюрьмы. Очевидно, для этого же Савинкова в день убийства вывозили для какого-то следственного эксперимента в подмосковное Царицыно, где поили вином, чтобы облегчить задачу ликвидации с инсценировкой самоубийства при возвращении в тюрьму. В последнее время с этим не спорят даже самые стойкие адвокаты «славной истории» советских органов госбезопасности, предпочитая опять же заострять внимание на более безупречной профессиональной стороне исполнения операции «Синдикат», чем на тайной расправе с ее главной жертвой.

Дело Сиднея Рейли

С операцией против одного из самых известных разведчиков начала ХХ века, сотрудника британской разведки МИ-6 Сиднея Рейли, наблюдается та же двойственная оценка, своего рода вилка между восхитительным планом операции с его изящным исполнением и рядом вопросов морального характера, дозволенного спецслужбам вообще и советским в частности. Хотя бы потому, что, в отличие от Савинкова или жертв операции «Трест» из числа генералов РОВС, Сидней Рейли был не просто иностранцем, но и сотрудником спецслужбы иностранной державы, своего рода коллегой советских чекистов. Сейчас по многим негласным кодексам физическая ликвидация оппонента из числа кадровых сотрудников иностранной спецслужбы просто запрещена, такой акт считается в мировом сообществе спецслужб особенно дерзким вызовом. После Второй мировой войны в годы холодного противостояния Запада и советского блока спецслужбы противников этой долгой тайной войны даже в самые тяжелые годы взаимоотношений старались воздерживаться от таких акций.

Но у ГПУ 20-х годов таких сдержек еще не было. Оно не раз шло на силовые операции по ликвидации сотрудников западных спецслужб, особенно если те работали по долгу службы или уже в годы отставки с российской эмиграцией, помогая ей борьбе против СССР. Так было с застреленным чекистами в Петрограде в 1918 году сотрудником британской военной разведки Кроми, ключевым участником «заговора Локкарта». Так было, как подозревают многие исследователи истории спецслужб, с английским разведчиком из МИ-6 Личем, работавшим в контакте с РОВС и перевербовавшим советского разведчика Навашина, – в загадочном похищении и убийстве Лича в 1937 году в Монако тоже видят «руку Москвы». Так это произошло и с попавшим в руки чекистов Рейли, авторство в ликвидации которого после операции по выманиванию на территорию СССР советское ГПУ с самого начала и не думало отрицать, запутывая только в оперативных планах картину всей операции.

Рейли был заманен к границе Советского Союза и здесь захвачен в 1925 году, чуть позднее Савинкова, и это было частью операции «Трест». От основной массы жертв «Треста» из числа русских эмигрантов Рейли отличался именно своим иностранным происхождением и принадлежностью к британской спецслужбе. Рейли также поверил в существование внутри СССР подпольной организации, также ринулся сюда, и уже после прохода «окна» на советско-финской границе, специально открытого ГПУ, оказался в руках чекистов, от которых в 1918 году сумел ускользнуть после охоты на него по делу Локкарта. Этот уникальный человек был просто легендой в мире разведки начала ХХ века, многие до сих пор считают его непревзойденным мастером шпионской интриги, а его имя по-прежнему окутано множеством тайн. Уроженец Одессы, Георгий Розенблюм в юности эмигрировал из России и скитался по миру в качестве странствующего авантюриста, пока не стал сотрудником британской внешней разведки МИ-6, приняв с католичеством и британским паспортом имя Сидней и взяв у очередной супруги ее ирландскую фамилию Рейли. Он выполнял секретные задания британской разведки в Китае, Южной Африке, Индии, Латинской Америке, в тылу германской армии в годы Первой мировой войны.

Но настоящую славу обрел в годы своей разведывательной работы в Советской России. Он был в 1918 году сердцем «заговора Локкарта», который хотя и был затем раздут до невероятных размеров за счет чекистской провокации с «изменившими Ленину латышами», но существовал в реальности. Вместе с консулом Локкартом, резидентом МИ-6 в Советской России Бойсом, разведчиком Хиллом, резидентом французской разведки Вертамоном и его коллегой из разведки США Каламатиано Рейли метался тогда между Москвой и Петроградом с поддельным чекистским мандатом на фамилию Релинский, сколачивая боевые группы из белых офицеров и эсеров, сумев затем тайно бежать из России.

После этой эпопеи Рейли, как и другие участники российских событий из английской разведки, стал главным специалистом по Советской России в МИ-6. Он вместе с Хиллом стал главным куратором российской белой эмиграции в британских спецслужбах, а Бойс возглавил в МИ-6 весь «российский отдел». Рейли был связным между организацией Савинкова и МИ-6, часто поддерживая савинковцев даже из личных средств. И он же был главным инициатором создания мощного союза разных движений русских эмигрантов, от крайних монархистов до эсеров. Поэтому и на ловушку «Треста» Рейли клюнул так быстро, что она давала возможность объединить усилия эмиграции с мощным подпольем внутри Советского Союза, хотя его руководство в МИ-6 в Лондоне все время операции «Трест» с подозрением относилось к этим внутрисоветским заговорщикам, оказавшимися в итоге провокаторами ГПУ. Даже в свою последнюю поездку к советско-финской границе он отправился с совещания в Париже лидера боевой организации монархистов РОВС Кутепова, эсеровского деятеля Бурцева и английских разведчиков, налаженная связь с центром «Треста» в Москве казалась путем к объединению всех сил для подготовки антисоветского восстания в России.

Дальнейший ход событий теперь нам примерно известен. Рейли вместе с представителями РОВС в Финляндии Радковичем и Бунаковым встретился в Хельсинки с «представителем антисоветского подполья» Якушевым, затем встретился с ним уже ближе к границе в Выборге (тогда финском Виппури), а позднее и решился с Якушевым перейти границу для встречи в Москве со штабом подполья. Узнав, что заклятый враг из английской разведки удачно заманен на территорию СССР, в ГПУ долго совещались, арестовать его или позволить уйти назад за границу для поддержания легенды «Треста» о мощном подполье. Главный конструктор «Треста» и начальник КРО ГПУ Артузов через Дзержинского даже обращался по этому вопросу в ЦК партии.

Чекисты заявили тогда, что Рейли был убит в перестрелке прямо на границе уже после встречи в Москве с людьми «Треста», так сохраняли легенду о существовании в СССР тайной антисоветской организации. Организовавший для Рейли этот переход начальник заставы Тойво Вяха, также изображавший сторонника этой несуществующей группы, был тоже объявлен убитым и назван изменником, тогда как ГПУ под другим именем просто перевело его на другую должность. Вся перестрелка у села Аллекюль была инсценирована, а эмигрантам по своим каналам ГПУ подбросило версию о том, что гибель Рейли стала результатом случайного столкновения с пограничным патрулем, а сам он был смертельно ранен и умер не приходя в сознание. Поэтому иностранные разведки и деятели эмигрантского союза РОВС долгое время считали Рейли погибшим в результате досадной неприятности, оставаясь в уверенности в наличии в тылу Советов крупного подпольного центра.

В реальности Сидней Рейли был схвачен в Москве и подробно допрошен на Лубянке. По-видимому, его арестовали все же не сразу после перехода советской границы, а дали в Москве встретиться с лидерами тайной организации в исполнении агентуры ГПУ. После перехода границы его встречал лидер «подпольных монархистов» Щукин, который вместе с Якушевым сопровождал Рейли в Москву (под именем Щукина скрывался сотрудник КРО ГПУ Пузицкий), всю же операцию по встрече Рейли на границе возглавлял один из ближайших заместителей Дзержинского в ГПУ Станислав Мессинг, первый начальник Московской ЧК в 1918 году, а теперь глава Ленинградского управления ГПУ.

Рейли, видимо, и в Москве еще некоторое время был уверен, что встречается с настоящими заговорщиками-монархистами. Ведь он даже послал из Москвы в МИ-6 одно письмо, хотя это могла быть и подделка чекистов. Скорее всего, верна версия английского писателя и экс-разведчика Робина Локкарта (сына знаменитого консула и друга Рейли Роберта Локкарта) из его книги о Рейли «Ас шпионажа» о том, что Рейли был арестован чекистами на подмосковной даче или по дороге с нее в Москву, в крайнем случае – уже в Москве сразу после отправки этого письма начальству. И сбежавший затем на Запад разоблачитель «Треста» чекист Опперпут тоже показывал, что Рейли арестовали после совещания с верхушкой «Треста» на даче в Малаховке. На допросах в Лубянке из него вытянули всю необходимую информацию, скорее всего не церемонясь особенно в методах. При этом Рейли был спрятан там без имени под титулом «заключенного № 73» в стиле «Железной маски» Дюма. Даже охранникам его представляли изменившим сотрудником ГПУ из провинции, для чего Рейли даже переодели в чекистскую форму со споротыми знаками отличия. Этой мерой предосторожности ГПУ оберегало свою версию о гибели Рейли при переходе финской границы, а самому секретному узнику отрезали пути к отступлению: для всего мира он уже был покойником, и с ним могли делать все, что заблагорассудится.

А затем, как и Савинков, Рейли был ликвидирован за ненадобностью, убит безо всякой судебной процедуры. Чекисты просто вывезли его за город и выстрелили в затылок безо всякого почтения к захваченному на фронте этой тайной войны противнику, да еще с такой легендарной в мире разведки биографией. Опперпут после своего бегства на Запад, первым рассказавший эту версию последних часов жизни Рейли, даже заявлял, что Рейли был заколот внезапным ударом в спину, именно такую версию коварного его убийства со слов Опперпута белоэмигранты сообщили тогда вдове Рейли Пепите Бобадилье. Потом эта версия была скорректирована в сторону выстрела в спину Рейли во время вывоза из тюрьмы в Подмосковье. В архивах чекистов эту версию подтверждают рапорты непосредственно ликвидировавших Рейли чекистов, из которых следует, что во время этой смертельной прогулки из тюрьмы его сопровождали четверо чекистов (Сыроежкин, Абисалов, Федулов и начальник внутренней тюрьмы ГПУ Дукис) и что пуля чекиста Сыроежкина, сделавшего контрольный выстрел в голову, оборвала жизнь легендарного английского суперагента. Захоронили же Рейли в безымянной могиле на территории тюремного двора.

Неудивительно, что легенда Рейли при столь запутанных обстоятельствах его кончины продолжала жить еще долго. Ходили упорные слухи, что он заточен ГПУ в Орловском централе, что сошел с ума и спрятан в психиатрическую клинику, что сумел бежать и скрывается на Ближнем Востоке, что он сам предал и служит в ГПУ консультантом. Последняя версия выглядит совсем уж невероятной и давно опровергнута временем. Из лубянских архивных протоколов допросов Рейли от 1925 года видно, как мало он сказал ГПУ правды о своей работе с российской эмиграцией и об операциях МИ-6, даже свое одесское происхождение и первоначальную фамилию скрыл, отрекомендовавшись чекистам «ирландцем Рейли родом из города Коннемар». Запутанная судьба легендарного разведчика и неизвестность на Западе о его последних днях породили даже экстравагантную версию, что в судьбу Рейли уместили судьбы нескольких разных людей. Что эмигрант из Одессы Розенблюм, английский разведчик Рейли, торговец оружием Массино, эсер-террорист Железный, чекист-изменник Релинский и человек, погибший в 1925 году на советско-финской границе (или уже в заточении ГПУ в Москве) с паспортом на фамилию Штейнберг, – это разные персонажи одной запутанной шпионской саги.

Эти тайные убийства Савинкова и Рейли висят камнями грехов на репутации спецслужб Советского Союза. СССР только в 1927 году, два года спустя после ликвидации Рейли, официально в своих газетах признал арест этого человека с паспортом на имя Штейнберга на своей территории. Но о расстреле Рейли не сообщили и тогда, хотя уже признавался факт дезинформации с гибелью Рейли в перестрелке на границе у села Аллекюль.

Да никакого расстрела, судя по всему, и не было – было убийство ставшего ненужным секретного узника Лубянской тюрьмы, и никакой советский приговор Рейли к смертной казни от 1918 года не может в таких условиях быть оправданием тайного убийства выстрелом в спину, ведь Рейли не объявляли о предстоящей казни и не давали ему права опротестовать приговор. После этого ни на какие запросы британского МИДа и вдовы разведчика Пепиты Бобадильи Советский Союз ни разу о судьбе Рейли ответа не дал. Хотя эти запросы шли до конца 50-х годов, когда у власти в Москве уже был Хрущев, даже тогда советская разведка утаила факт бессудного убийства своего английского оппонента, очевидно понимая не самую приглядную для нее правду в этой истории.

Операция «Трест»

Даже сейчас, когда об уникальной и многолетней комбинации советской разведки под названием «Трест» известно почти все, когда рассекречены архивы, названы имена ее участников, разобраны механизмы, не покидает ощущение какой-то недосказанности. Эта самая размашистая операция советских спецслужб по расколу и обескровливанию белой эмиграции уже давно стала легендой, передаваемой чекистами от поколения к поколению, фирменным знаком работы довоенной разведки в СССР. Для антисоветской эмиграции и западных спецслужб операция «Трест», напротив, надолго стала жупелом, которым они пугали сами себя. Уже когда операция «Трест» давно была лишь экспонатом истории разведки и советский КГБ давно был занят другими делами, оставив «Трест» лишь воспоминанием о мастерстве своих предшественников, в американском ЦРУ очень опасались повторения массовой ловушки по шаблонам старого «Треста».

Сейчас детали длительной оперативной игры «Трест» ГПУ против эмиграции достаточно широко освещены, а для подробного описания всего механизма этой операции потребовалась бы отдельная пухлая книга, возможно, и в нескольких томах. Поэтому остановимся лишь кратко на самой модели «Треста», ставшей в истории спецслужб России уникальной по своей идее и масштабам, не имевшей аналогов ни в прошлом, ни в будущем. В основе была та же идея подбросить эмигрантским центрам и их союзникам из западных разведок мысль о существовании внутри Советского Союза тайной подпольной организации, направленной на свержение советской власти. А дальше под видом членов этого придуманного в ГПУ подполья выступали сотрудники советской разведки и ее завербованные агенты, укрепляя противника в идее существования этой организации, а одновременно давая врагу дезинформацию, ссоря эмигрантские группы друг с другом, выманивая в СССР наиболее деятельных борцов эмиграции и здесь их ликвидируя. И все это продолжалось несколько лет, практически до окончания 20-х годов.

Зародыши «Треста» в истории спецслужб найти легко. Еще французская тайная полиция в XIX веке от имени фальшивых групп оппозиционеров заманивала из Англии деятелей левой, или роялистской, эмиграции, арестовывая их на собственной территории. Затем этот метод усовершенствовал легендарный шеф германской тайной полиции Штибер, подбрасывая такие организации-невидимки, как рыболовные крючки, для выманивания в германские земли своих эмигрантов. От Штибера этому методу в 80-х годах XIX столетия научились российские отцы метода полицейской и разведывательной провокации Судейкин и Рачковский. Но такого размаха, как длящаяся несколько лет операция от имени фиктивной антиправительственной группы, развалившая часть эмигрантских союзов, а другие ослабившая, в деле «Треста» в нашей истории осуществлена впервые.

Отцом-основателем «Треста» по праву считается начальник контрразведывательного отдела (КРО) ГПУ в 20-х годах Артур Христианович Артузов – культовая фигура в истории всей советской довоенной разведки. В 30-х годах за удачу в деле «Треста» он назначен главой внешней разведки (ИНО ГПУ), успел побывать и начальником военной разведки РККА. По национальности он был швейцарцем, его отец был эмигрантом из итальянского кантона Швейцарии, мать латышкой, настоящая фамилия его Фраучи, псевдоним Артузов он взял производным от своего имени Артур. Себя он считал русским, в известной переписи национального состава ВЧК от 1921 года при всем многообразии национальностей чекистов-интернационалистов ни одного швейцарца не упомянуто. А Артур Фраучи (Артузов) в то время был в этой спецслужбе уже не на последних ролях, его еще в 1919 году привел в ЧК родной дядя, Михаил Кедров, возглавлявший тогда важнейший Особый отдел ВЧК, что способствовало быстрой чекистской карьере Артузова. Уже в 1922 году в тридцатилетнем возрасте он стал в только что созданном ГПУ начальником контрразведывательного отдела этой службы. А после личного руководства «Синдикатом», «Трестом», ликвидацией Рейли и прочими удачными акциями 20-х годов переведен начальником ИНО ГПУ, в 1937 году он репрессирован и расстрелян одним из первых среди видных чекистов дзержинского поколения. После реабилитации и рассекречивания его имени Артузов долгие годы считался в спецслужбах СССР самым выдающимся начальником их внешней разведки, а миллионам советских граждан он представлялся в облике актера Армена Джигарханяна, сыгравшего Артузова в советском фильме «Операция «Трест» режиссера Сергея Колосова, снятом к полувековому юбилею Октябрьской революции в 1967 году.

Именно Артузов и его ближайшие соратники по контрразведывательному отделу ГПУ (Сыроежкин, Федоров, Кияковский, Стырне, Глинский и др.), а также сотрудники ИНО ГПУ под началом возглавлявшего его тогда Трилиссера разработали столь хитроумную сеть, заброшенную для развала российской эмиграции. Хотя на самом верху ГПУ всю операцию курировал лично Дзержинский, а после его смерти в 1926 году сменивший его на посту начальника ГПУ Менжинский, все оперативное управление «Трестом» было сосредоточено в руках Артузова и его оперативников. Именно они нашли на роль представителя мифической антисоветской организации старого царского чиновника Якушева, сыгравшего в запуске «Треста» ключевую роль, он с 1922 года разъезжал по заграничным центрам эмиграции, выдавая себя за полпреда подпольщиков в СССР и знакомя с новыми «сторонниками» из числа уже кадровых чекистов. Со встречи Якушева в Берлине с представителями РОВС Артамоновым и Араповым в 1922 году и началась долгая дезинформационно-провокаторская игра ГПУ с белой эмиграцией, затянувшаяся на пять лет. Затем были подобраны и запущены в колесо «Треста» и другие деятели бывшего режима, которые должны были придать «Тресту» достоверности, как царский генерал Потапов, бывший до революции российским военным разведчиком в Черногории.

Этот прием подсовывания эмигрантам в качестве лидеров мифической группы монархистов внутри СССР настоящих и достаточно известных царских чиновников и генералов стал главной удачей операции Артузова и его людей, тем самым крючком, на который эмигрантские центры насадили и таскали на своей леске целых пять лет. Сами пострадавшие от «Треста» участники тех событий с белоэмигрантской стороны признавали действенность такого иезуитского приема ГПУ против них, как написавший подробное исследование о «Тресте» член РОВС и представитель генерала Кутепова в Варшаве Сергей Войцеховский, сказавший: «Как же мы могли не доверять бывшим царским генералам, мы сами были выходцами из той офицерской среды с ее понятиями о чести и не сразу поняли, насколько изменился мир в России при Советах в этом плане». Для этой цели чекистами специально подбирались лица с антибольшевистской биографией, наличие которых в «Тресте» должно было убедить эмигрантских посланцев в истинности существования в СССР монархической тайной организации. Как, например, бывший сотрудник царской охранки Баскаков или сотрудник царского же Департамента полиции Подушкин, часть из них чекисты вообще втянули в «Трест» втемную, а после закрытия операции сами же и арестовали за участие в антисоветском подполье. Хотя в советских книгах, подобных «Мертвой зыби» Льва Никулина, и в прославляющих чекистский «Трест» фильмах Якушев со товарищи и рисовались патриотами России, пошедшими на контакт с не любимой ими в душе советской властью ради высших интересов Родины. На самом деле достаточно почитать эмигрантские воспоминания ключевого участника операции «Трест» чекиста Опперпута о том, какими методами многие из них были вовлечены ГПУ в эту игру. Когда для убеждения их выводили «по ошибке» на расстрел, отменяя его лишь в последний момент и поднимая своего будущего агента с горы трупов расстрелянных ранее сокамерников. Так до Якушева, по свидетельствам Опперпута, на роль главного представителя «Треста» перед эмигрантами подобрали полковника царской армии Флейшера, ранее арестованного ВЧК по делу «Национального центра». Но в ходе такой специфической подготовки в ГПУ Флейшер после возвращения с имитированного расстрела сошел с ума и на роль главы тайных монархистов уже не годился.

Все это было абсолютно в стиле тогдашнего ГПУ, вербовавшего своих агентов для подобных «Тресту» оперативных игр и вообще работы в эмиграции отнюдь не патриотическими сказками о судьбах России и не из прозревших враз до большевизма белых офицеров, а по большей части запугиванием и оставлением в заложники в Советской России семей. В шеститомных «Очерках истории российской внешней разведки», где нынешние разведчики всю историю операции «Трест» и руководителей тогдашнего ГПУ описывают исключительно в восторженно-благоговейных тонах (как практически и все действия разведки СССР, даже удивительно видеть, что у выпуска этой книги 1996 год), где пошедших на службу к чекистам царских чиновников и генералов искренне считают патриотами, даже здесь сквозь зубы иногда признается: «Методы вербовки в те времена были не самые хитроумные и даже суровые, могли намекнуть, что в случае отказа от сотрудничества могут пострадать живущие в России родные». И здесь же опять приводится в этих «Очерках» восторженный рассказ, как завербованный такими методами в эмиграции белый офицер Филиппов стал работать на ГПУ и помог в 1925 году разгромить подпольный центр РОВС в Сибири, так называемый «Таежный штаб».

Та же картина и с вербовкой в 20-х годах (по линии «Треста» и помимо нее) агентуры ГПУ среди белоэмигрантов. Далеко не всем из них было достаточно посулить возвращение в Россию и заверить, что советская власть продолжает дело укрепления российской государственности под новым флагом, не на всех действовала такая патриотическая риторика – прошедшие ужасы Гражданской войны и видевшие «красный террор» эмигранты не были такими легковерными. У некоторых завербованных на ностальгии удавалось сыграть. Так был завербован бывший лидер мятежных матросов Кронштадта и председатель их Военно-революционного комитета в 1921 году Степан Петриченко. Он после разгрома восстания бежал по льду в Финляндию, где возглавлял «кронштадтцев» в эмиграции и сблизил их центр с эсерами и РОВС. Но тоска по России и не изжитые до конца революционные иллюзии в 1927 году привели Петриченко к походу в советское консульство в Риге, где он оставил письмо на имя главы ВЦИК Калинина о желании вернуться в Россию, и к последующей вербовке его разведчиками ГПУ. Он периодически давал ИНО ГПУ информацию по эмигрантам, в конце 30-х годов из-за сталинских чисток вновь порывал с советской разведкой (даже собирался лично убить свою связную от ИНО Зою Рыбкину-Вознесенскую), во Вторую мировую войну опять работал на Лубянку. Долгожданное для Петриченко возвращение на Русскую землю состоялось только в 1945 году, а закончилось арестом госбезопасностью и осуждением на десять лет за кронштадтские события двадцатипятилетней давности и первоначальную активность в эмиграции (и это еще с учетом заслуг перед советской разведкой). Обманутый советскими вербовщиками, сыгравшими на его ностальгии по родине, глава кронштадтских мятежных матросов Степан Петриченко в 1947 году умер в Соликамском лагере. И в других случаях ностальгию использовали для вербовки ценных агентов в эмиграции. Так были завербованы и муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон, и ставший затем ценным агентом ИНО ГПУ Дмитрий Быстролетов, тогда молодой студент из эмигрантов в Праге. Так в той же Праге ГПУ завербовало мечтавшего вернуться на родину кубанского казака Андрея Ильина, внедрив его в сильный в Чехословакии эмигрантский центр эсеров. В пражских кругах эсеров (центр Чернова, «Трудовая крестьянская партия», «Крестьянская Россия» Маслова и др.) Ильин работал осведомителем ГПУ на связи с резидентом советской разведки в Чехословакии Павлом Журавлевым. Ильин вошел в доверие к эсеровским лидерам «Крестьянской России» Маслову и Аргунову настолько, что его засылали на территорию СССР, где он под контролем ГПУ вскрывал ячейки оставшихся здесь в подполье эсеров, – материалы этой операции использованы ГПУ на процессе по делу «Трудовой крестьянской партии» в Советском Союзе в 1930 году. Вслед за ним от эсеровского центра Маслова в СССР был направлен белый офицер Акимов, также еще в Европе завербованный ГПУ. Ильина даже собирались использовать в 1930 году для попытки похищения или ликвидации главы эсеров в эмиграции Маслова, но эта операция ГПУ в Праге так и не осуществлена. Ильин затем остался в СССР, работал уже кадровым сотрудником ГПУ – НКВД в контрразведке и лагерной системе ГУЛАГ, а в «большую чистку» его без колебаний «зачистили» арестом и расстрелом в 1939 году.