Текст книги "Острое чувство субботы. Восемь историй от первого лица"

Автор книги: Игорь Сахновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Игорь Сахновский
ОСТРОЕ ЧУВСТВО СУББОТЫ

Восемь историй от первого лица

Часть I
Билет на сегодня

История первая
БОЛЬШАЯ БЕЛАЯ ЖЕНЩИНА

В моей тени можно прятаться от солнца.

Но это в том случае, если перейти мою границу в одностороннем порядке.

У меня сто семьдесят три сантиметра плюс каблуки. Плюс то, что я похожа на бульдозер и меня видно издалека. Ну ладно, каблуки – это всего лишь каблуки. Но если он мне заявит, что любит чулки, колготки и акриловые ногти, то я совсем разочаруюсь в этом мире.

Бывают мужчины такие вежливые, что прямо неудобно. Мне один знакомый говорит: «Люблю кормить маленьких». Я спрашиваю: «Где здесь маленькие?» На самом деле я выгодная, меня можно вообще не кормить, тогда я года два протяну за счет подкожных запасов.

У меня всё большое. Например, большие глаза, и мне нравится наблюдать за людьми. А за мной никто особо не наблюдает, я думаю.

Я хожу в одну скромную, бюджетную парикмахерскую на Вторчермете, вход со стороны улицы Ляпустина. Никак не могу догадаться, кто это был такой. Может быть, директор овощебазы, но с героической биографией.

После парикмахерской я красивая ровно два часа. За это время надо срочно успевать назначить кому-нибудь свидание. Потом уже будет поздно!

А волосы у меня страшно прямые, почти как солома. Их надо просто ровно подстричь – выше плеч. Но весь мой жизненный опыт показывает, что подстригать точно по прямой не умеет никто. И только мастера отдалённых районов иной раз умеют. Потому что через их ножницы проходит целая народная масса.

Довольно поэтично звучит: «мастера отдалённых районов»… Я, вообще, иногда страдаю красноречием.

Так что пойду стричься за 400 рублей, и это будет лучше, чем за 1400. А после парикмахерской вдруг стану звезда пленительного счастья. Только я без зонта, а погода совсем херовая.

Я повесила на сайте знакомств фотографию сразу после парикмахерской, в первые два часа, и там видно мой роскошный причесон.

Но всё равно бывает сильно грустно. Евгений мне по телефону говорит: «С какого перепуга ты грустишь? Подойди просто к зеркалу и полюбуйся на себя, какая ты Большая Белая Женщина!»

Было бы на что любоваться. Я, вообще, не очень красотка. У меня ноги некрасивые, 40-й размер. Подъём высоченный. А тут ещё ноготь на большом пальце слез – я на него сумку уронила с продуктами. Спрашивается, какой принц западёт на такую снежную вершину?.. Бывают в мире утонченные особы с длинными кистями и пыльным взором! И это ни разу не я.

Чувствую, надо мне работу менять, я тут умираю, просто умираю! Целый день сижу над чужими финансами. В прошлый понедельник полдня просидела и отпросилась. А то пришлось бы совсем увольняться. Ушла, куда глаза глядели, в парк.

Утром, перед выходом на работу, хотелось повеситься. В маршрутке читала роман «Колыбель для кошки», и так стало интересно, что решила дочитать. Зашла в гастроном на второй этаж. Что-то вроде кафетерия, я его называю «самый лучший ресторан», потому что он открыт с 7.30, там кофе по десять рублей, и ты там на хрен никому не нужен. Пока не дочитала, на работу не пошла. И, конечно, опоздала, услышала от начальницы всё, что она обо мне мыслит.

Три года назад переписывалась с одним человеком из Интернета. О погоде, об искусстве, ни о чём. А я тогда на Васнецова снимала жилье. И зашла после работы в соседний магазин. Хожу между полок, вижу чей-то пристальный взгляд, и лицо смутно знакомо… На следующий день приходит от него сообщение: «Я тебя видел в хозтоварах. Ты такая МОЩЬ!!!»

Он мне ещё потом сказал: «Надеюсь, ты не в Сбербанке работаешь? Потому что я собираюсь эту контору взрывать». Не знаю, что она ему сделала. Я-то сама в мелком дурацком банке. А этот парень, как Джеймс Бонд, не сообщает, где работает. Я спрашиваю: «Ты, наверно, журналист?» – «Не позорь меня, – говорит. – Я журналистов ненавижу, они даже хуже, чем Сбербанк». Я говорю: «Скоро ты ещё возненавидишь больших белых женщин». – «Нет, – говорит, – вряд ли. Это единственные людские существа, которых пока можно любить».

Мне интересно с мужчинами, которые много видели, их не удивишь неземной красотой. Но для них, бывает, проститься с человеком, я не знаю… как крошку со стола смахнуть!

Сейчас расскажу один случай. Как вспомню, плакать хочется.

В июне того лета у меня было совсем плохое настроение, и я ушла в астрал. Взяла несколько дней отпуска, чтобы тупо сидеть дома и никого не видеть.

А я тогда уже вывесила своё фото с причесоном. Однажды утром выхожу из астрала на сайт знакомств. Там на экране сбоку торчат всякие лидеры. Вижу, мужчина, 47 лет, с объявлением: «Нужна домработница. Очень срочно, не интим!»

Мое одиночество, видимо, в тот момент зашкалило. Я пишу ему, не знаю зачем: «Уберусь у вас дома за умеренную плату».

Он мне звонит: так и так, домработница ушла в запой, прибраться некому. Я, мол, вечером за тобой заеду.

Ну, поговорили. И я, честно сказать, забыла сразу. Думала: так, пошутили. Кроссовочки надела и вышла погулять. Времени часов 10 вечера, я на стадион поскакала, хотела побегать. Звонок. Злой такой мужик в трубке… Говорю: слушай, я что-то брякнула, не подумав. Какая сейчас уборка? Он рычит: «Да я уже на полдороге!» Ну, села на лавочку, жду.

Подъезжает, весь какой-то не в себе. Открывает багажник, достает курицу, начинает жадно есть. Ещё тычет мне в лицо куриной ногой, давай, говорит, поужинаем.

Поел, подобрел. Я ему: нет, товарищ, слишком ты странный, я к тебе в гости боюсь, хоть и большая девочка.

Он чуть не заплакал.

Ну что, помчались к нему. По пути он целый мешок пива купил и винища. Чтобы, говорит, уборка в праздник превратилась. «Сейчас, родная, все оформим!» – и набрал напитков, как на свадьбу.

А я ещё еду и всю дорогу причитаю: «Тебе со мной не расплатиться!», и всё в таком духе. То есть шучу, а он не понимает.

Захожу в дом… Мама родная! Чуть назад не вышла.

Посуды – до потолка, несколько баков тоже с посудой стоят. Вечеринка явно была неслабая. На полу бумажки, окурки, чего только нет. Видно, что личность творческая, чистотой не заморачивается.

Блин, ну что делать? Я музыку включила погромче – и вперёд. К утру всё это дело разгребла и бутылку вина заодно выпила.

Он что-нибудь попросит – я сразу же: плюс ещё 100 рублей, плюс 200. Смеюсь.

Под утро каких-то бутербродов нарезали, я уханькалась, как Золушка, помылась в чистеньком душе и отключилась.

Когда я трудилась, он пытался меня смешить, наливал вино, даже мешочек с мусором вынес пару раз. Секса не было. Он, может, и случился бы, но только не с уборщицей без задних ног. Уснули, и всё.

В обед следующего дня он меня повёз в центр. А я без косметики и в спортивном костюме, почти бомжихой выгляжу, страшно неудобно.

Ну вот. Мне выходить, он руку тянет к карману: «Как мне тебя отблагодарить? Ты вчера всё прибавляла и прибавляла…» И мне вдруг до того стрёмно стало. Я говорю: «Да ладно! Все люди практически братья. Мы с тобой повеселились, вина выпили, заодно и убрались. Так что не парься!» И ушла.

У меня, честно говоря, не было с ним желания встречаться. У него, я думаю, тоже. Ему, наверно, просто неловко было.

Проходит месяц. В пятницу я спускаюсь в метро, собралась домой. Звонок от него, буквально вопль: «Ты самая белая, самая большая белая женщина, самая лучшая, типа, единственная, спаси меня! Ты где?!» Я говорю: «В метро». – «Мне твоя помощь нужна! Пожалуйста, бери такси и приезжай». Я говорю: «Если столько же, сколько в прошлый раз, тебе дешевле вызвать профессиональных уборщиков». – «Нет, – говорит, – уборки не будет вообще. Прошу тебя!»

Беру такси, приезжаю. Выскакивает весь в тревоге и поддатый. Смотрит на меня как баран на баранину: «Ты, оказывается, симпатичная!» Я спрашиваю: «Чего хотел?» А он, видишь ли, председатель садового товарищества, и ему послезавтра отчитываться на ревизионной комиссии за год.

Ни одного документа не готово, клавиатурой не владеет. Короче, у парня истерика. Там надо дебит с кредитом подбить, показать, куда членские взносы ушли, план платежей на будущий год и ещё всякая хрень. А на руках только чеки да какие-то расписки.

Я хотела отказаться. Но он натурально заплакал.

Могло у меня женское сердце выдержать?? Женское точно не могло.

Спрашиваю: «Почему я, блин? Кто я тебе?» – «Ты, – говорит, – большая белая женщина, так выглядишь, будто для тебя нет невозможных вещей».

Я ненавижу цифры и бухучет, но тут мой экономический диплом и слепая печать пригодились. Он, правда, был весь на нервной почве. Кричал на меня, срывался в истерику – тоже начальничек. Я вставала два раза, чтобы уйти. Говорю: «Какого фига ты орёшь? Ты даже не знаешь, как меня зовут». Нашел себе рабыню Изауру… Инфантил.

Ну и всё. Я это осилила за сутки. И уехала. Убежала, можно сказать. Кстати, так и не познакомились. Как мужчина он меня совсем не интересовал. А так, наверно, не самый плохой в мире человек. Он же честно деньги предлагал, вызывал такси до дома, пятое-десятое, полный пансион, только напечатай, родная!..

Вот ещё был выразительный кадр.

Дяденька, весь холёный и одинокий. Анатолий, 51 год. Подвёз меня случайно от банка до супермаркета. Пока вёз, я ему призналась, что мне завтра 30 исполняется. Поэтому надо продуктов прикупить.

Ну, я шопинг совершила, с чувством, не торопясь. Сорок минут прошло. Выхожу на улицу – он ждёт.

Сидит за рулём, весь в костюме, комик! Говорит: «Зачем тебе ехать домой? Погнали ко мне, отметим твой день рожденья». Честно сказать, мне было фиолетово, куда ехать. Если горячая вода есть, то почему не поехать? У меня трубы вечно чинят, и мыться надо из чайника.

Хотя я сама знаю, что чайник и трубы значения не играют, а значение играет одинокая нервная почва.

Ну что, приехали к нему домой, я в ванну закинулась надолго, отмокла до полной прозрачности. Потом сели за стол, чокнулись, отметили вдвоём. И я в тот вечер осталась у него.

В пятницу он меня зовёт на дачу к друзьям. Тёплая компания, мужчины и девушки, знакомит со всеми. Одна там, Марианна, глядит на меня с выражением. Я понимаю, что я на этом кастинге не первая и даже не десятая. На следующий день баня и шашлыки.

Вечером в субботу сидим с девушками, разговорились.

Забегает Марианна: тебя Анатолий зовёт – срочно! Он уже наверху спать лёг. У него там больная спина.

Пошла наверх. И он вдруг меня, как школьницу, построил. Мол, нечего шататься среди ночи, если твой мужчина уже пошёл спать.

Ну, он, понятно, важный босс. Менеджер высокого звена. Я робею, чуть ли не на «вы» называю.

Если, допустим, радио в машине, Киркоров поёт, то выключить нельзя. То, что пульт от телевизора мне трогать запрещено, я ещё раньше поняла.

После работы приезжаю. Он лежит на диване, снова спина болит. Хотя, наверно, больше сочиняет. Когда надо, вскакивает очень бодро.

Я на кухне воду в чайник наливаю. Ему с дивана видно. Нажимаю помпу на канистре. Он мне кричит:

– Ты чего там наливаешь два часа?

– Чайник.

– Так ты налей кружку себе. Чего столько лить-то?

Я спрашиваю:

– А вдруг я две захочу?

– Слушай, ты! Пока ты со мной общаешься, будешь делать так, как я сказал. Научишься у меня на цыпочках стоять.

Ну, я ему вежливо предлагаю: «Знаете, Толя, не пойти ли вам нахуй, например?»

И уехала. Даже перекрестилась.

Он мне сам накануне сказал: «Не могу понять, почему ты со мной возишься?»

А я возилась, потому что он неплохой, потому что одиночка. Думала: может, как-нибудь срастётся?.. Но не могу, хоть убей. Скучно.

Последние 15 лет он спит с женщинами за босоножки. Или просто за деньги. А меня всё это слабо волнует. То есть деньги мне, конечно, интересны, только если они мои.

В общем, кажется, неправильно я кадры выбираю. Не умею вести кадровую политику. Не умею – значит, и не буду. Одна, значит, просижу.

Он мне звонит перед Новым годом, сообщает: «Я нахожусь в магазине “Л’Этуаль”. Даю трубку продавщице. Быстро назови ей всё, что тебе надо!»

Я не буду врать, что мне ничего не надо. Наоборот, мне много чего нужно бывает. Но мне вот стрёмно до ужаса! Говорю: «Девушка, верните, пожалуйста, телефон мужчине».

У меня есть любимая подруга – Люба пятый номер.

Она мне потом сказала: «Не дай бог, ты бы этой лэтуальской продавщице на лишние три тысячи рублей косметики наговорила! Он бы тебя съел, как тогда с водой из канистры».

Люба пятый номер, когда смеётся, держит пальцы под глазами, чтобы не было морщин. Иногда она произносит крылатые мысли. Например, такой афоризм: «Если человек неоднократно ведёт себя как мудак, это, скорей всего, объясняется тем, что он мудак».

Последние месяцы Люба ушла в переписку с итальянцем. Совсем перестала потреблять булки, зато глотает килограммы черники. И вот она сидит длинными вечерами перед компьютером, с чёрными от черники губами и со своим пятым номером. Скоро, боюсь, он будет третий. Скоро я Любу вообще не увижу вследствие отказа от булок. Теряем мы Любу уже несколько месяцев!

Иногда мы с ней говорим о ревности.

У меня был знакомый путешественник по Юго-Восточной Азии. Больше всего он любил Тайвань. А в Таиланде у него завелась тайка. И она его как-то сильно заревновала… Мол, когда ты в России, у тебя там русские любовницы. И он с ней из-за этого навсегда порвал. Говорит: зачем мне в Таиланде русский геморрой? Это он ревность имеет в виду. Получается, что ревность чисто русская заморочка?

Иногда мне кажется, что я на людей трачусь намного больше, чем нужно. Но мне, в общем-то, больше некуда тратиться. И я не жалею.

У нас на работе позади меня сидит девушка. Она такая правильная – туши свет. Никогда не опаздывает. Смеётся тихонько, в кулачок. У неё высокоразвитое чувство долга, все её ценят. Она заказывает обеды внизу в столовой на неделю вперёд и за две недели планирует посещение кинотеатра.

Сейчас у неё закончится рабочий день, она ждёт друга – он её заберёт минут через десять; я даже знаю, какой сериал они будут смотреть. Она будет параллельно вышивать крестиком, у неё действительно красиво получается, мне так никогда не сделать. И в полдесятого она ляжет спать, иначе не выспится.

Но, блин, когда я вижу, как она пять часов подряд крыжит и крыжит, крыжит и крыжит, мне сразу хочется напиться, упасть и умереть.

Я не очень-то умная, неправильная. Если я влюблена, то всё – пипец. Мне лучше поскорей уползти в свой сугроб. Чтобы ничего не натворить.

Мы сидим на работе – шесть девочек в одной комнате. Все одинокие. Две с детьми. И в обед зашёл такой разговор, что мы чего-то ищем и ждём. А эти, которые с детьми, уже не ищут и не ждут. Ну, то есть им нужен человек мужского пола, но скорей как помощник, и всё. Желательно приходящий-уходящий. Потому что через два дня совместной жизни человек мужского пола начинает дико раздражать.

Я запомнила, с Анастасией был наглядный пример. У неё двое детей. И она в том году ездила в санаторий. Там познакомилась с мужчиной. Считай, влюбилась. Мужчина глубоко женатый. Пришла из отпуска, вся неземная, собирается устроить ему романтический вечер.

Романтический вечер, если кто не в курсе, состоит из прозрачных чулок, красных свечей и жареных куриц. И мы с ней целую неделю в обеденное время скакали по магазинам в поисках сувенирных свечек. Она меня таскала.

А саму себя как участницу романтического вечера, в чулках и со свечами, я никак не вижу, хоть убей… В общем, деньги на куриц ей пришлось у меня занимать. Потому что она платит ипотеку, плюс детей кормить-обувать.

Тот женатый вечером приходит, чулки и всё такое.

Потом второй раз приходит. А потом он третий раз пришёл – и она его просто выгнала.

Спрашиваю: Настя, а что случилось-то, почему? «Да потому что толку от него нет. И денег у меня тоже нет, курятину каждый раз покупать».

Вряд ли она, конечно, рассчитывала на материальную помощь. Но хотя бы курицу он мог сам принести?

Вот и вся личная жизнь.

Зато моя личная жизнь, к сожалению, остросюжетная.

У меня был приятель Серёжа, адвокат и алкаш. Внешность как у Семён Семёныча из «Бриллиантовой руки», и кепка точно такая же.

Звонит как-то раз, приглашает встретиться. Договорились в летнем кафе, возле казино.

Я заехала домой, чтобы переодеться. Смотрю своё бельё: чистых трусов нет, всё выброшено в стирку. Пришлось надеть джинсы на голое тело. Это я по секрету говорю, а то неудобно.

Сидим в кафе. Он пьёт вино, я – кофе, разговариваем. Он так заметно веселеет. Приглашает ехать к нему, продолжить.

Я думаю: скоро его развезёт, и куда я с ним, пьяным? Ну, и всячески отнекиваюсь.

И вдруг он говорит: «А знаешь, что у меня дома есть? У меня дома есть трусы!!»

Странное заявление. Я так потрогала тихонько спину: вроде задница не виднеется. Короче говоря, заинтриговал меня этим обстоятельством: как он мог догадаться, что я без них?

Мы поймали машину и поехали на Комсомольскую. А там оказалось, что ему друг отдал коробки с женскими трусами, потому что жена друга этим бизнесом расхотела заниматься. И он их раздаёт всем подряд.

С Комсомольской я ушла только утром, очень сильно влюблённая. Даже не ожидала такого от «бриллиантовой руки».

Любила я его ровно полгода. Потом, наконец, заставила себя понять, что сам он-то ни фига не влюблённый! Да ещё нечаянно подслушала, как он друзьям на кухне жаловался: «Видно, судьба моя такая, толстеньких трахать». Такая печаль, дескать. Друзья, конечно, поржали.

Мне так было больно. Хотя я потом с ними сидела, смеялась.

Короче, уползла к себе в сугроб.

В субботу я уронила арбуз на клавиатуру и пошла во фруктовый киоск за новым арбузом. На обратном пути застряла в кафе, потому что там пусто было, читала роман «Зима тревоги нашей».

И как раз посередине этой «тревоги» звонит мой бриллиантовый алкаш и очень просит приехать. Ну, прямо слышно по голосу: плохо человеку.

Примчалась (думаю: в последний раз). Лежит на смертном одре. Буквально последняя весна Некрасова. На столе пустые бутылки от водки и коньяка. Я села, задаю наводящие вопросы… Интервьюер во мне пропадает. Адвокат только мычит и страдает.

Вдруг звонок в дверь. Открываю, стоят четыре девицы.

Выяснилось: он, пока меня ждал, зачем-то заказал проституток…

Блин. Вот скажи после этого, что у Любы пятый номер афоризмы неправильные!

Девицы заходят в квартиру таким манером, как будто подписи в защиту архитектуры собирают. Реально красивые, ухоженные, четыре штуки – на выбор. В том числе две блондинки. Одна, правда, была в юбке-поясе. Я говорю: «Спасибо вам, девушки, за ваш нечеловеческий труд! Но клиент занемог и лежит без сил».

Кое-как ушли.

Серёжа, адвокат хренов, уже весь трясётся перед гибелью, смотрит умоляюще. Последняя весна в разгаре. Я говорю сурово: «Подсудимый! Ваше последнее желание!» Вместо последнего желания показывает пальцем на пустую бутылку: мол, принеси ещё, а?

Времени скоро двенадцать ночи. Я говорю: «Фиг тебе, а не коньяк! За пивом, ладно, схожу». Он хрипит: «Побольше!..»

Спустилась в гастроном – там до двенадцати.

Успела. Стою на кассе с пивом. За мной в очереди мужчина, весь такой из себя смуглый мачо.

И этот мачо, глядя сначала на мою корзину, потом на меня, говорит:

– Как много пива… И как много лишнего веса!

И кассирша тут же. Подло так хмыкает.

Ну, я молчу. Только повернулась к нему и улыбнулась, как могла, всем своим декольте. А сама, конечно, в ступоре, и на душе противно.

Хорошо, думаю, сейчас будет реабилитация!

Подхожу к терминалу, где кладут деньги на телефон. Плачу за телефон, а чек оставляю. Там же мой номер.

Знаю точно: сейчас позвонит.

Иду назад к своему Некрасову, он уже передумал умирать. Крашусь по-быстрому. Жду.

Звонит, конечно. Куда он денется? Мачо-фигачо.

– И куда же вы, леди, исчезли? Я за вами! Вас нигде! Где ваша резиденция? Не могли бы сойти вниз?

Спускаюсь прогулочным шагом, гляжу с надменным удивлением: кто это, вообще? зачем припёрся? Он сразу начинает козырять: инструктор, выступающий спортсмен, ага, культурист. Тренер в «Королевстве фитнеса». Пошлое название, сразу вижу.

– Поедемте, – говорит, – со мной завтра на презентацию?

– Некогда мне с вами презентовать, я на дачу собираюсь.

– Тогда, – говорит, – я сам не поеду, а вас на дачу отвезу.

Уже совсем откровенно спрашиваю: «Чего тебе надо? Я вроде бы не твой формат, столько лишнего веса!» А он: «Ты что! Был бы человек, а красивое тело я сам сделаю. Хочешь, я тебя потренирую?»

– Иди, – говорю, – делай чьё-нибудь другое тело. А я ещё посмотрю на твоё поведение.

Нет, он, конечно, мачо, загорелый весь. А мне-то что?

Сижу потом на работе, звонит: «Еду за тобой! Есть уникальный план! Сначала мы к тебе едем отдыхать, а потом – тренироваться».

Я говорю: «Отдыхать ко мне мы с тобой вряд ли поедем. А вот тренироваться тоже вряд ли».

И тут он заявляет: «Дура ты. Мне богатые девушки за секс деньги предлагают, лишь бы с ними поспал. А ты за так не хочешь, дура последняя!»

После этого, правда, ещё звонил – уже звал просто в кино. Прислал мне фотографию своей голой спины. Готовился к соревнованиям и нашел на спине какой-то жир. И не стрёмно ему было спину мне присылать?

Хотя зря я собой любуюсь. Чем тут любоваться? Я, может, даже низко себя вела.

Люба пятый номер говорит: «Ничего низкого с твоей стороны. Это с его стороны низко было так знакомиться с девушкой!»

А он же спортсмен, возит с собой банки с едой. Жира нет, углеводов нет, ест по часам. А встречные девушки должны служить доказательством его успеха.

И что у нас теперь есть на горизонте? Ничего нету. И лето уходит.

Насчёт сезонов могу сказать: я не люблю осень, зиму и весну.

А сейчас вот чувствую, лето умирает. Хожу, реву. Мысленно, конечно.

Ночью пошла полюбоваться на тот сайт с причесоном, как на разбитое корыто. Есть хоть кто-нибудь живой, с углеводами?

Ну, и что я вижу. Анкета, без фотографии.

Евгений, 44 года. Знак зодиака – Водолей.

О себе. Кажется, неплохой собеседник.

Познакомлюсь с девушкой в возрасте 20–60 лет.

Кого я хочу найти: собутыльника и друга.

Не женат, детей нет.

Ладно, собутыльник так собутыльник.

Начали разговаривать. Как-то внезапно договорились, что пособутыльничаем. Не сегодня, а завтра, например, или в выходные.

Он спрашивает: «Что пить будем?» Говорю: «Я не гурман». Он отвечает: «А я гурман. Но пока, извини, поработаю».

– Что за ночная работа? – не могла не спросить.

– Ну, как тебе сказать. Проект один срочный сочиняю.

– Про что?

– В двух словах, про цветной воздух.

– Может, ты воздухоплаватель?

– Нет, я дизайнер.

Ох, мама родная, думаю.

В пятницу спрашивает: какие планы на вечер? А я только приехала, чего-то жарю на плите.

– Приятного аппетита, – говорит. – А может, потом по стаканчику? Я заеду. У меня хороший погреб.

– Какой ещё погреб?

– Винный.

– Может, ты маньяк? – спрашиваю. – На женщин нападаешь? А то я крепкая девочка, могу и сама при желании напасть. Сознавайся, в погребе удушал кого-нибудь?

– Нет, у меня там только вино дорогое.

Приезжает, смотрит на меня. И тут я понимаю, что, наконец-то, снова пропала.

Особые приметы: старые глаза и молодое лицо, очень чёткие губы. Не скажу, что он мне сразу сильно понравился. Сразу мне никто… Но чувствую, что – может.

Едем мы к нему. Лучше бы не ездили. Дом – белая горячка одинокого миллионера, фантазии братьев Гримм. И так мне печально стало! Знаю заранее, что мне лучше не вглядываться. Печально из-за того, что я с такими гражданами чувствую себя неполноценной. Ну, то есть у них своя свадьба, а я – сама себе звезда.

Мы, конечно, спустились в этот погреб, там вино понатыкано в стенки. Он спрашивает, с чего начнем: «Романи-Конти» или «Перрье-Жуэ»? Я говорю:

– Не выёживайся, пожалуйста! Бери любое.

Ходили мы в погреб несколько раз. Потом лень стало спускаться, начали доставать из шкафа.

А у него в комнате, рядом с кухней, огромная круглая кровать, типа степь да степь кругом, но на четыре сектора поделена. Я в жизни таких больших кроватей не видела. Сидим в отдалённых секторах, дегустируем бутылки.

Возле камина полупрозрачные камни – как будто непроизвольно растут. Спрашиваю: кто эту суеторию придумал? Сам, говорит. Ещё какую-то премию получил.

Просыпаюсь ночью на той же кровати, в своём секторе, вся в одежде, как была… Красотка! Ноги на полу, причёски нет. Короче говоря, произвожу обратное впечатление.

Озираюсь, он где-то вдалеке залёг, на другом конце степи. Тоже просыпается. «Пойдём сюда», – говорит. Кое-как дошла, уснули.

Ну, разделись, правда, частично. Утром просыпаемся в обнимку, ничего не поняли, смутились.

Я умылась, взяла бутылку вина и пошла на крышу. Там площадка с плетёными креслами и чей-то старинный корабль стоит.

Оттуда, прямо с крыши, звоню Любе пятый номер. Говорю: «Люба, я дура дурацкая, мне раз в пятилетку мужчина понравился, а я опять веду себя неприглядно!»

Посмотрела ещё на утренний город, выпила вина, уронила бокал, пока спускалась.

Он с утра жарил креветки и зелёную лапшу варил.

Плохо мне было, неудобно. Ну, не могу я с такими людьми общаться. Мне кажется, я из другого измерения.

В общем, довез он меня до дома, и всё.

Я мысленно попрощалась навеки, налила себе чаю, набрала фамилию в Яндексе и тихонько охренела.

«Миланский триумф», какие-то обложки сверкают, Дино де Лаурентис обнимает за плечи, рядом дама, вылитая Моника Белуччи. Рядом Филипп Старк говорит: «экселент» и «сплендид».

Ну, ясно. Ещё раз попрощалась.

Назавтра снова звонит:

– Слушай. А почему ты сказала, что мы с тобой больше не увидимся?

Я даже не помню, что произносила такие слова.

– А почему ты спрашиваешь?

– Да мне тут скоро предстоит хирургическое вмешательство…

– Опасное что-то?

– Ну, такое вмешательство, что я после него – или пан, или пропан.

(В Интернете потом глянула: пропан, пишут, огнеопасный газ. Взрывается, и всё такое. Чуть не заплакала.)

– Вот я и подумал: либо ты меня хоронишь, либо совсем не интересую тебя как мужчина.

– Мне, – говорю, – немножко стыдно признаться. Но ты меня именно что интересуешь как мужчина. Даже если ты половой маньяк. Но твой светлый знаменитый образ, твой погреб и твоя круговая кровать с секторами портят всё это дело напрочь.

– Спасибо, конечно, за такие слова. Я бы тебя сейчас хотел погладить по лицу и по губам.

– Знаешь, если кому-то и хочется меня погладить по лицу и по губам, то это только по телефону. А в реале всё очень сомнительно.

– Ты меня плохо знаешь, – говорит. – Когда у меня такое желание появляется, то без разницы, в реале или в виртуале, но я хочу этого непременно.

– Ладно, всё. Закрыли тему. Я раньше переживала: с чего это я такая одинокая? А потом поняла, это абсолютно всех касается. У мужчин разве не так?

– Да мужчине об этом некогда думать. Он в систему влезает, как шпунтик, и вертится, пока не сломают. То рабочий муравей, то клерк, то мудак политический. В крайнем случае, волк-одиночка.

– Я, скорей всего, тоже клерк.

– Ты женщина, да ещё какая.

– У тебя, наверно, все дамы утонченные, с длинными кистями и пыльным взором, и ноги у них узкие. А у меня такого нет, и подъем огромный. Ещё вот ноготь на большом пальце слез.

– Не горюй, девочка, он у тебя вырастет уже к зиме!

– Ну да, да. Я не горюю, я как есть… А ты знаменитость, цветной воздух, типа.

– Лучше бы я был завотделом в банке, да?

– Не-не! Боже упаси. Тогда лучше сторожем или таксистом… У меня, кстати, руки и ноги тяжёлые. Как ты терпел мои обнимания во сне?

– Сам не знаю, чуть не погиб.

– Я даже не знаю, как с тобой женщины целуются. Они же стесняются, по-любому! Или они тебя насилуют.

Тут после разговора мне в голову пришло, что я вообще его не представляю в этом процессе.

Дома сижу, опять жду звонка. На сайт выйти не могу.

Я, когда арбуз уронила на клавиатуру, наверно, какой-то файл удалила. После этого связь падает, почта не идёт, и как тут влюбляться??

Люба пятый номер меня спрашивает, по какому принципу я выбираю людей. Вхожу в задумчивость. Могу только сказать: мне нравятся свободные. Которые сами для себя решают, как жить, и живут.

Но я вот что не пойму: откуда в людях такая жалкость? У каждого буквально, пусть он уже сто пятьдесят тысяч миллионов раз Дино де Лаурентис, всё равно – страх и жалкость.

Обращаюсь к Любе с тупым вопросом: скажи, мы ведь раньше все кем-то были? У Любы голова ясная. Раньше, говорит, мы все были детьми.

Да, это я ещё помню. Как я претендовала на вакансию снежинки.

Когда мои родители поженились, им дали временное жильё с туалетом на улице. В этом временном жилье я прожила 12 лет, потому что советская власть сменилась, и оно стало постоянным.

Мне-то было нормально, а вот моей маме с двумя детьми, с водой из колонки и общим туалетом на улице, наверно, было не очень.

Я ходила в детсад, там на Новый год нужны наряды – все девочки снежинки! Это же главное счастье.

Матери некогда, она ругается на меня: «Придумали всякую херню, какие-то наряды!..» Ну, пришивала, конечно, к платью мишуру снизу, прямо накануне, поздно вечером – я к тому времени уже вся исстрадаюсь.

Отец делал мне корону, тоже почти ночью. У нас были пластинки маленькие, они лежали в папке, а на ней снежинка нарисована. Он эту снежинку как-то обводил, переносил на картон, фольгой обклеивал – и ёлочные колотые игрушки сверху, чтобы гламурно блестело.

И резинку от трусов – чтобы держалось.

Ну вот. Близится Новый год, завтра утренник. Все девочки в садике уже обсудили, кто кем будет и что кому шьют.

Прихожу домой, отец телевизор смотрит. Я хожу вокруг него: мол, давай уже корону-то делай!

Он отмахивается: «Да сделаю, успею».

А время поджимает, уже темно, зима ведь, мне спать вроде как надо. Он говорит: «Всё! Сейчас делать начинаю», – и ватман достаёт.

Я поверила и ушла спать.

Наутро встаю… Пипец. Вместо короны – шляпа мухомора.

Ему, видно, лень было заморачиваться, он по-быстрому вырезал круг и свернул в конус.

Ну, и всё. Я была мухомором среди снежинок.

Это сейчас – чем больше выпендришься, тем лучше. А тогда??.. Я была толстая. Меня даже не взяли показывать гостям аэробику.

Тут у нас день рождения начальницы случился, и меня заставили выпить полбутылки шампанского. В этот момент звонит моя дизайнерская звезда. Спрашиваю:

– Когда у тебя будет вмешательство «пан или пропан»?

– Уже через четыре дня. Скажи мне что-нибудь радикальное!

– В каком смысле? Что-то страшное?

– Хорошо, давай страшное.

Подумала и говорю, под влиянием шампанского:

– Я тебя изнасилую.

Он подумал и говорит:

– Симпатичная мысль, творческая.

– Радикально получилось?

– Да, мне понравилось. Как только оклемаюсь после хирургии, сразу позову тебя встречаться.

– Ну всё, замётано. Я по такому случаю накрашусь, так и быть.

Ещё минут пять поговорили о положении в мире. Прощаемся.

– Ну ладно, – говорю, – береги себя там! Мне всё-таки ещё тебя насиловать предстоит.

– Ради этого постараюсь.