Текст книги "90 последних лет"

Автор книги: Игорь Сафиуллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Вслед за Вэйном, Риф подошел к глянцево-оранжевой туше болотохода. Округлые очертания кабины, переходящие в тупое длинное рыло капота с обратным наклоном радиаторной решетки и четырьмя фарами, мощная лебедка под узким металлическим бампером, широкие гибкие гусеницы – аккуратная и ухоженная машина не пострадала от выстрелов так как во время боя находилась в стороне.

Механик ласково провел рукой по высокой надгусеничной полке. – Это Шарлотта, я собрал ее по старым русским чертежам доставшимся мне от отца… Знаешь, ведь ее разработали около ста тридцати лет назад, но в этом вся прелесть: она жесткая и тесная, но простая как лист железа и может переварить любую дрянь которую ты сочтешь топливом, а широкие гусеницы несут ее тушу по зыбкой почве, как на крыльях. Целый год мы всем поселением работали, чтобы выменять у торговцев отдельные части двигателя, раздаток и коробки передач, которые я никогда не смог бы сделать в деревенской мастерской, затем следовали долгие ночи сборки под крышей ангара, бесчисленные подгонки и переделки каждой заклепки и шестерни во вспышках сварки и визге токарного станка… Знал бы ты каких усилий стоило убедить бандитов оставить машину в поселении, сколько десятков доводов приводилось в пользу того, что ее мирная работа здесь на земле им выгоднее, чем участие в скотских, позорных грабежах во имя великого Огненного Цветка…

Голос здоровяка теплел, когда он рассказывал о своем детище, взгляд затуманился: человек вспоминал прежнюю жизнь.

– Она столько раз выручала всех нас – была и трактором и транспортом и лесовозом… А какое восхищение испытывали все ребятишки, когда Шарлотта важно въезжала через ворота рыча восемью цилиндрами двигателя и распространяя сладкий запах бензинового выхл… – Вэйн внезапно осекся осознав, что все рассказанное им теперь не больше, чем воспоминания об умершей жизни, чьи кости и балки тлеют сейчас под зимней моросью. Глаза мужчины наполнились страданием, закрыв ладонями мокрое от дождя лицо он глубоко задышал, сдерживая слезы.

Собирались быстро, грязь поселковой площади месилась десятками ног людей, стаскивающих к болотоходу все что можно было погрузить: несколько бочек с топливом, слесарные инструменты, запчасти к генераторам, электродвигатели и лампы, небольшие насосные станции даже отчаянно кудахтающих кур и нескольких уток, представлявших особую ценность. Риф был особенно обрадован обретению подсумка с патронами 7.62мм для его драгоценного автомата Калашникова, Мия торопливо перетаскивала из разбитого грузовика рулоны ткани и кое-какую обувь, а Влад с явным удовольствием примеряя на себя роль спасителя, тем не менее довольно толково организовывал и торопил людей, таскающих прочий скарб на погрузку. От бандитов им достался весьма приличный арсенал – клан Огненного Цветка явно обладал солидными ресурсами для успешной защиты своих амбиций: два русских охотничьих карабина с коричневым деревянным ложем и укороченными стволами под патрон 7.62мм, несколько прекрасных винтовок Тигр того же калибра с внушительно длинными стволами и пламегасителями, десяток отличных немецких охотничьих карабинов Маузер и наконец оружие командира отряда – суперточная охотничья винтовка Sauer своими обводами и качеством изготовления напоминающая дорогую спортивную машину среди развозных фургончиков. Все оружие не производило вид древнего и было явным новоделом. Рифу было известно, что Дома технозверей способны делать реплики практически любого оружия пристойного качества, однако сложные части, такие, как например ствольная коробка, ударно-спусковой механизм или оптический прицел, требующие для изготовления высокоточных станков, обычно искали в заброшенных и укромных уголках старого мира и перепродавали нуждающимся как большую ценность. Поэтому, изучая оружие нового времени, можно было увидеть, как заводские маркировки сложных деталей турецких, российских или европейских заводов соседствуют с витиеватыми знаками и клеймами, вытравленными на стволах, прикладах и магазинах, указывающими на их происхождение из конкретной фракции или даже отдельных известных мастеров. Стоит ли говорить, что высшей ценностью сегодня считалось полностью оригинальное вооружение, все еще иногда попадающееся охотникам за сокровищами на законсервированных складах или удаленных базах военных.

В отдалении от остальных, Вэйн, перемазавшись в саже с ног до головы, уже час копался в руинах своей мастерской, в полный голос проклиная налетчиков, уничтоживших драгоценные станки и электроинструмент, но в итоге все же отыскал неповрежденной древнюю ламповую радиостанцию и с величайшей осторожностью разместил ее в кузове болотохода, сразу за кабиной, там где должно было поменьше трясти.

Наконец, по истечении нескольких часов все было собрано и увязано, погорельцы, увешанные оружием бандитов и закутанные для сохранения тепла в разномастные куртки, платки и тряпки, странными гусеницами начали неуклюже карабкаться по каткам и бортам машины оставляя грязные следы на металле. Все очень спешили, глаза опасливо обшаривали дорогу, уходящую в туман, а уши каждую секунду ожидали услышать рев моторов нового карательного отряда. Шарлотта была облеплена людьми словно жук голодными муравьями, они сидели вдоль бортов, между их ног и посередине кузова были сложены ящики, клетки и бочки. Пассажиры сидели так тесно, что даже не боялись упасть, надгусеничные полки, крыша, капот и даже узкий передний бампер с лебедкой были заняты людскими телами, всего двадцать один человек и около двух тонн груза.

Когда борт кузова с трудом закрылся, заставляя сидевших на лавках людей потесниться еще больше, Вэйн, ругая про себя перегруз, провернул ключ древнего стартера и легко завел двигатель, который заработал удивительно мягко, звуком напоминая урчание исполинского сытого кота. Немного прогрев мотор, водитель включил передачу и плавно нажал газ, однако при попытке тронутся болотоход только ужасно дернулся, качнув длинным телом и бессильно замер, отчего несколько человек сидевших спереди шлепнулись всем телом прямо в грязь перед гусеницами. Чертыхнувшись, Вэйн пробормотал что-то успокаивающее в адрес Шарлотты, еще раз завел заглохший двигатель и резче поддав газу заставив наконец транспорт медленно с натужным ревом двинуться сквозь грязь в сторону бывших ворот. Дождь усиливался, и опаленные руины деревни все больше погружались в грязно-белые объятия столбов пара, поднимавшиеся от испаряющейся в огне воды, становясь более призрачными и нереальными, как будто побуждая выживших скорее забыть пережитое горе и перевернуть эту страницу жизни. После того как напряженный рык перегруженного вездехода стих вдали, только шум дождя и его шипение на последних углях пожарища разбавляли мертвую тишину погибшего поселения.

Дыхание, едва заметное сиплое дыхание мучительными мелкими толчками, загонявшее холодный воздух в изорванные легкие, розовая кровавая пена, пузырившаяся сквозь раны на груди… Заплывшие глаза сквозь пелену боли следили за громоздкой кормой болотохода, медленно исчезающей в огромном столбе белого пара… В ушах только звук ударов сердца да бульканье в легких, каждый вздох взрывается в груди ослепительной вспышкой боли. От холода и потери крови уже не чувствовались конечности, лишь ярость поверженного зверя и какая-то злая сила удерживали душу в израненном теле последнего бандита из отряда карателей. Он дал себе клятву выжить во что бы то ни стало, клялся своим алым предводителям, в торжественной мрачности ожидающим своего бойца с победой, хищника взращенного и перекованного из степного бродяги, клялся черным тучам, холодному ветру и ливню обещая отдать даже свою душу за возможность еще раз встать на ноги и сражаться. Когда-то его звали Парс, что на старом турецком языке означало «пантера». И вот, умирающая пантера, вперив голубые глаза в темно-серое небо, несмотря на невероятную тяжесть ран, в очередной раз слабо дернулась от судороги, а затем будто вдохнув вместе с кислородом некий волшебный исцеляющий состав, со стоном перевернулась на бок, и обведя пространство вокруг себя мутным взглядом, медленно, опираясь на локоть, поползла по грязному месиву под днище истерзанного грузовика, обещающего хоть какое-то укрытие от дождя.

Глава 4. Эпидемия

Разгорающееся начало нового январского дня было холодно и богато на росу. Маленькая сипуха, сидя на одиноком кривом дереве, упрямо росшем посреди травяной долины, встряхнулась и с золотисто-струйчатых перьев полетели во все стороны алмазные капли росы, отсвечивающие розовым цветом восходящего солнца. Характерно быстрым движением всех совиных она развернула белую мордочку в форме сердца и посмотрела на почти готовое гнездо, устроенное в расщелине древесного ствола, из травы, мелких веток и клочков ее собственного белоснежного пуха. Удовлетворенно заклекотав, сипуха расправила крылья и захлопала ими, перед тем как отправиться в гнездо на дневной сон. Однако в последнее мгновение, что-то помешало ей, чуткий слух птицы засек необычный шум: шелест мокрой травы и приглушенный рокот доносящийся из длинного, многокилометрового распадка на краю которого и росло ее дерево. Вытянув голову на подвижной шее, она сперва увидела, как оттуда навстречу пробежал десяток испуганных полевых мышей, пара хорьков и даже крупный заяц, а через минуту в поле зрения появился диковинный двуногий зверь, темный от грязи. Непуганая птица никогда не видела людей поэтому не расценила двуного как источник опасности даже когда странное существо подобралось вплотную к ее дереву и обмотало вокруг железный трос с крюком на конце, бормоча проклятия утреннему холоду. Махнув рукой человек, отошел в сторону и в овраге что-то взревело, дерево вздрогнуло от мощного рывка натянувшегося в струну троса, спугнув маленькую сову с ветки и обдавая все вокруг желтыми мокрыми листьями. А затем словно из-под земли в небо ударил мутный свет фар, и разбрасывая грязь и изрыгая дым, на поверхности показалось металлическое чудовище, которое выбиралось из грязевой ловушки оврага наматывая трос лебедки на барабан, закрепленный в бампере. Невиданная машина встала на дыбы в верхней точке подъема, а затем взбрыкнула двигателем и тяжело перевалившись на стальных гусеницах выбралась наконец через край оврага на мягкую равнинную почву. За ней, цепляясь за траву и оскальзываясь на крутом подъеме, устало поднималась пара десятков человек неотличимые друг от друга из-за покрывающей их черной жижи.

Среди них была и Мия, которая, оказавшись наконец на открытой местности, с удовольствием вдохнула утренний степной воздух, показавшийся ей таким свежим после сырого воздуха распадка. Ужасно болела шея, ощупывая пальцами позвонки девушка даже обнаружила несколько больших шишек, сковывающих движения головы и давящих на мышцы.

      «Немудрено заработать такое если сотню раз приложишься головой об потолок кабины», – подумала Мия, разминая больное место и вспоминая как она, скрючившись сидела в тесной железной будке больше суток практически не шевелясь, пока болотоход упорно пер по целине осенней долины.

Вокруг нее люди рассаживались в траву умывая лица из поясных фляг с водой. Вид у всех был более чем жалкий, ведь путь беглецов протекал вне каких-либо дорог: десятки километров по болоту с его затхлой вонью и потоками мутной обжигающе ледяной воды которые в наступательном порыве болотохода иногда перелетали через капот и округлую крышу прямо в кузов, на съежившихся там людей, затем бесконечные косогоры долин, спуски и подъемы, ямы и русла мелких ручьев, все это болезненными ударами передавалось через примитивную дубовую подвеску машины прямо на кости и внутренние органы несчастных пассажиров. Ну и наконец, как вишенка на торте тридцатикилометровый бросок по дну грязного сырого распадка полного вязкой глины и воды от стекающих по его стенам потоков, где машина периодически застревала и всем приходилось спешиваться чтобы снизить ее вес.

Отовсюду до нее долетали реплики приходящих в себя людей, отчетливо слышался как всегда недовольный голос Влада, Риф бродил, неподалеку прикидывая вслух расстояние до их поселка, а некоторые лишившись остатков сил в непростом путешествии просто молча лежали, вытянувшись во весь рост на холодной земле.

– Оххх, и погнал же его черт в этот овраг! – слышался раздраженный тон Влада.

– Хоть и сырой, зато живой! Незаметно пройти добрых тридцать километров по плоской как блин равнине дорогого стоит – возражал ему кто-то из погорельцев.

– Ноги не держат уже и мутит словно по морю в шторм плыли… Хоть бы нас приняли поскорее дали выспаться и обсохнуть – жалобно произнесла молоденькая девушка, спасенная Рифом в памятную ночь от рук насильников.

– Все лучше, чем достаться бандитам и сидеть с ошейником на шее – вторил ей сухонький мужичок на что девушка улыбалась и устало кивала в ответ.

Вейн все это время не выпускавший рычаги управления из рук, вывалился с водительского места и с трудом ковыляя вокруг машины на затекших ногах осматривал болотоход на предмет повреждений. С его ростом столь долгий путь в крошечной кабине был форменным испытанием, а отсутствие хоть какого-то подобия сна вкупе с пережитыми событиями делало последние несколько часов пути каким-то сюрреалистичным кошмарным путешествием сквозь смесь реальности и галлюцинаций в которых темная растительность превращалась в языки пламени и из любой складки местности навстречу ему вылезали горящие люди с черными провалами вместо лиц и вытянув руки умоляли взять их на борт к живым. Сейчас, присев на твердую землю ему стало ощутимо легче, глаза с лопнувшими капиллярами сосудов смогли наконец без помех посмотреть вдаль, а пылающий череп остудила вода, которой поливал на него сверху Риф. Пробормотав слова благодарности, Вэйн закончил осмотр и не обнаружив никаких поломок удовлетворенно сказал себе под нос:

– Крепкая все же получилась малышка…

Он слышал отдельные недовольные возгласы окружающих относительно выбранного им маршрута, но не обращал на них никакого внимания так как знал, что и переход через болота, и зубодробительные гонки на предельной скорости по равнинам, и копошение в грязи глубокого оврага помогло им скрыть свое передвижение, просто пережить этот путь и не стать добычей бандитского клана, который уже возможно яростно рыщет вокруг их сгоревшей деревни силясь отыскать своих непокорных рабов.

Закончив свои расчеты и переведя взгляд с темной полоски вдали на место их стихийного привала Риф обратился к погорельцам пытаясь придать своему голосу самое бодрое звучание, на которое был сейчас способен:

– Друзья, послушайте! Мы все совершили невозможное! Благодаря нашему Вэйну мы преодолели больше сотни километров по этой распутице и всё еще живы! Да… вы измотаны, но, поверьте, еще пара часов и цель будет достигнута! Нужно последнее усилие, рывок, и мы въедем в ворота вашего нового дома! – говорил громко Риф обращаясь ко всем присутствующим, которые заметно оживились, подняли головы и услышав о скором завершении пути стали, отряхиваясь, подниматься с земли. – Прошу вас, вставайте и скорее грузитесь в вездеход, к полудню мы должны добраться до Черницы, где вы наконец сможете отдохнуть в теплых и сухих домах!

Охая и проклиная боль во всем теле, один за другим люди забрались обратно на свои места в машине, утрамбовываясь и теснясь среди гор поклажи, задний борт кузова захлопнулся и Шарлотта, мягко взяв с места с бодрым рыком двинулась навстречу видневшемуся на самом горизонте краю черного леса оставляя за собой лишь след примятой травы и раздраженные вскрики парящей в небе сипухи.

Тем временем, минула ровно неделя с тех пор, как Арик остался на попечении дедушки. В последние пару дней беспокойство мальчишки изрядно возросло, он все больше времени проводил верхом на частоколе окружающем поселок и вглядывался в обычно туманную даль, а еще изводил Наиля вопросами о том, когда вернутся его родители, от которых дед уже нервно подергивался.

В день их долгожданного возвращения Ари по своему обыкновению копошился в поле недалеко от ворот, в полной уверенности, что очень помогает взрослым, которые боронили сырую землю примитивными мотыгами, вычищая сорняки вокруг нежных побегов озимых. Утренняя каша уже была давно съедена и немного голодный мальчишка, устав, отошел от взрослых и присел у деревенских ворот наблюдая за мерными движениями работников в поле и поглядывая на хмурую долину, колышущуюся за их спинами. Все было как всегда: лес, спускающееся к горизонту травяное море, пара кречетов с пронзительными криками, кружащихся в поисках добычи. Ари грустно вздохнул и поплотнее запахнувшись в свою курточку опустил голову рассматривая травяной мусор под ногами. Это было совсем неинтересно и вновь подняв взгляд к небу он заметил, что на горизонте показалась черная точка, которой в знакомом пейзаже раньше не было. Сморгнув, мальчонка немедленно забрался на частокол по приставной лестнице и впился в точку глазами. Убедившись, что ему не показалось он издал торжествующий писк и закричал во всю мощь маленьких легких:

– Они, они это они едут!! Это мама с папой ура, урра, они возвращаются!!!

Прочие взрослые настороженно отнеслись к известию, но все же поднялись повыше чтобы посмотреть, что там увидел мальчик. Действительно, в направлении Черницы двигался необычный приземистый транспорт, то скрываясь, то вновь выныривая из складок рельефа.

К тому моменту, когда перегруженный болотоход выполз на раскисшую площадку перед воротами, и замер, пощелкивая металлом натруженного двигателем и распространяя вокруг себя его тепло, к воротам высыпало все немногочисленное население деревни, включая детей и старого Наиля.

Прибывшие начали нерешительно сползать с бортов машины и оглядывались вокруг не зная, что делать дальше, встречающие их пара десятков человек тоже осторожничали до тех пор, пока из кабины не показалась светлая голова Мии, а затем знакомый силуэт Рифа, что вызвало настоящую бурю восторга среди жителей Черницы. Неловкая атмосфера исчезла, погорельцы ощутимо расслабились, и оказавшись на земле, начали растворяться среди встречающих, понемногу знакомились и рассказывали о своем нелегком пути в ответ на осторожные расспросы. Всеобщее изумление своими размерами вызвал Вэйн, который, вывалившись с водительского места, пошатывался на неверных ногах и усталыми глазами обводил незнакомый пейзаж словно уже прикидывая с чего здесь можно начать работу.

Мия тоже едва успела сойти на землю, как курчавой кошкой на нее прыгнул визжащий от радости Арик, заставив мать болезненно охнуть от прострела в шее. Через секунду она уже целовала личико своего малыша забыв обо всех трудностях минувших дней, столь редкое чувство абсолютного счастья захлестнуло сердце волной и Мия с Ариком на руках, широко улыбаясь, пошла навстречу к Наилю, раскрывшему руки в сердечном объятии.

После того как радость встречи немного улеглась, Риф подвел отца к Вэйну, вытирающему потное лицо какой-то тряпкой. Мужчины обменялись приветствием и Наиль, указывая рукой, с зажатой в ней шапкой, на болотоход горячо заговорил, блестя глазами:

– Весьма впечатлен вашей машиной Вэйн, поздравляю. Удивительно что она смогла проехать столь тяжелый путь не подведя. У вас должно быть золотые руки.

– Спасибо на добром слове отец, – ответил смущенный Вэйн, – мы оказались здесь только благодаря смелости ваших людей и надеюсь будем вам полезны.

– Не просто полезны, – воскликнул с воодушевлением Наиль, – спасительны! Наша Черница с радостью примет всех вас, ведь в последнее время судьба будто испытывает нас на прочность: беды сыплются одна за другой как из рога изобилия, множество жилищ опустели и ждут новых хозяев. Он указал на деревню, где из труб половины домов действительно поднимался сизый дымок: – Мы уже топим печи и прогреваем их, а вы оставьте любезности и идите скорее обедать – уже обращаясь ко всем прибывшим громко объявил Наиль. – Милош, эй Милош покажи гостям, где можно расположиться. – В ответ на его слова, вокруг новых поселенцев тут же засуетился немолодой чернявый мужичонка, пятясь задом к воротам, и напоминающий краба своими приглашающими движениями рук.

Риф, стоя рядом с отцом уловил тревожную интонацию в его голосе и пристально посмотрел тому в глаза. Наиль же будто не желая замечать этого снова обратился к Вэйну:

– Вэйн, друг мой, прошу дай себе отдых, ты еле стоишь на ногах.

Гигант вымученно улыбнулся и благодарно кивнув позволил увести себя вместе с группой новых жителей внутрь деревни. Проводив их взглядом Риф обернулся к главе деревни:

– Отец ответь, что-то еще случилось пока мы отсутствовали? Я вижу, что ты весь напряжен словно в деревенском амбаре сидит бешеный волк.

Наиль жестом указал ему на лежащее бревно у ворот, где они прежде любили сидеть. Риф сел, старик с кряхтением тоже опустился рядом и уперев в землю трость, которой в последнее время часто пользовался при ходьбе, уткнулся в ее рукоятку лбом смотря вниз на утоптанную темную землю так, словно ему было тяжело смотреть сыну в глаза.

– Все случилось еще когда вы вернулись из леса, Риф… Помнишь Серафима, который подхватил там лихорадку? Так вот… это оказалась не лихорадка, а что-то вроде энцефалита, мучительная опасная зараза… Он уже тогда страдал от горячки и головных болей, теперь же полностью обезумел и круглыми сутками воет, катаясь по полу. Он потерял человеческий облик, белки его глаз красны от крови, из-под век течет гной, который уже также сочится из ушей и носа. Пытаясь добраться до источника боли он сдирает ногтями собственный скальп…

– В день, когда ваша группа покинула Черницу, еще трое свалились с лихорадкой и приступами дикой головной боли. Я тогда быстро смекнул в чем дело, приказал изолировать заболевших в самом дальнем доме и прекратить с ними всякие контакты, а еду подсовывать под дверь. Сейчас же минуло более трех недель после окончания битвы с волками и несмотря на все наши меры предосторожности уже семь женщин и двое мужчин поражены неизвестной болезнью… Что делать дальше я не знаю, руки просто опускаются. Сегодня наконец вернулись вы… но куда? Что я скажу этим добрым людям завтра, когда они все узнают?

Риф молчал, уперев ладони в согнутые колени, горечь новой беды душила горло, губы сжались в едва заметную нитку от злости на этот несправедливый мир и испытания, нескончаемым потоком захлестывающие его близких.

– Начал хоровод – танцуй его до конца, – наконец задумчиво сказал он и, обняв отца за плечо, помог ему подняться на ноги.

Смотря сквозь щели заколоченного окна в едва освещенное электричеством нутро дома-изолятора Риф ужасался тем страшным изменениям, что претерпели знакомые ему долгие годы люди: они словно болванчики ходили взад и вперед по комнате обхватив голову руками и громко крича от боли. В их движениях нет осмысленности: это просто механическое баюканье больной части тела бесконечное и бессмысленное. Среди прочих поистине ужасный вид у тех, кто болел дольше всех: лица до мяса изодраны ногтями окровавленные лохмотья кожи напитаны текущим из глаз и носа гноем на фоне вытаращенных глаз и пучков выдранных волос на голове.

– Двое женщин уже мертвы, по всей видимости слабые сердца не выдержали болевого шока – тихо произнес Наиль, глядя на вечернее небо и не имея больше сил смотреть на больных, – а один из мужчин, видишь, там в углу, не выдержав пытки перевернул табурет ножками вверх и с размаху насадился глазницей на одну из них, так и окоченев после смерти. Мы просили живых вынести тела мертвецов, но они уже не реагируют на наши призывы ничего не едят и только жадно пьют воду, которую мы подаем снаружи через трубку. Мы исключили любые контакты с ними, но боюсь рано или поздно болезнь выскользнет, ведь шанс для непредвиденностей есть всегда.

Пара человек заметила их и бросилась к окну забитому снаружи крепкими досками, прижалась к стеклу гноящимися лицами пачкая их и громко стеная от боли, прося избавления от страданий ревущей, едва разборчивой речью. Это были совсем молоденькие девушки, которые, по-видимому, заразились одними из последних, и видя их страшную участь Риф закрыл рукавом лицо и отвернулся, не позволяя вырваться тихому рыданию.

– Нужно что-то срочно делать так не может продолжаться долго… Я перепробовал уже все от лечения травами до заговоров, но ничего не помогло, тем более что даже прикоснуться к больным нельзя. В отчаянии мы думали и о том, чтобы сжечь их вместе с домом, но так и не решились на это… Мы не хотим пугать детей и пытаемся как можем скрыть факт болезни, забив дом наглухо досками… и, к счастью, это пока работает, даже Арик, несмотря на свое любопытство каким-то образом до сих пор ничего не узнал, видимо на этой стороне поселка у нашего мальчика нет срочных дел – слабо улыбнулся старик, вспомнив о внуке.

Мрачное молчание окутало мужчин, пока оба медленно брели сквозь черноту ночи, не обращая внимания на проливной дождь и холод, забирающийся под одежду вместе с влагой. Все уже давно спали, и темнота меж домов была абсолютной, за исключением мощного снопа света прожектора шарящего по черной стене леса. Новички хоть и были заметно обескуражены окружающей убогостью и теснотой предлагаемых им жилищ, с большой благодарностью приняли заботу, которой их окружили взволнованные жители Черницы и сейчас тоже блаженно спали, наконец-то не чувствуя бесконечных зуботычин подпрыгивающего вездехода и вони его выхлопа.

Все дышало каким-то тревожным предчувствием, низкое невидимое небо давило на плечи, а в шуме дождя с порывами ночного ветра и поскрипыванием лопастей вращающегося ветрогенератора чудился странный заунывный мотив. Стряхнув морок, Риф, который так и не прилег за весь день, размял уставшие плечи, посмотрел как зевающий Наиль входит в их дом… но все же не последовал за ним, а зашагал прочь под проливным дождем смахивая с лица бегущую воду и увязая почти по колено в грязи когда его сапог промахивался в кромешной тьме мимо деревянной поверхности пешеходных мостков. Ноги привели его к домишке куда определили Вэйна, в окне которого, к своему удивлению, Риф увидел свет и массивный силуэт сидящего за столом мужчины. Постучавшись, он просунул голову и плечи в дверь. – Можно? – и вошел, уловив едва заметный кивок бритой головы.

– Вэйн? Что случилось почему тебе не спится? Видимо управлять Шарлоттой одно удовольствие, раз несколько десятков часов, проведенных за ее рычагами совсем не отняли у тебя сил?

– Я смотрю ты тоже полон энергии и развлекаешь себя ночными прогулками в такой ливень, – хмыкнул Вэйн, поднимая опухшие глаза на вошедшего парня.

Риф позволил себе присесть, натруженные ноги гудели, перед глазами все плыло от усталости, но тем не менее он заметил, что его собеседник покрыт потом и даже в полутьме выглядит бледным, будто пробудился от кошмарного сна. Пристально оглядев еще раз Вэйна с головы до ног, словно силясь понять, что именно того гложет, ночной гость осторожно продолжил:

– Слушай друг, что бы там ни было, позволь времени все наладить. Еще вчера ты на коленях, в ошейнике просил быстрой смерти, а сегодня открываешь новую главу жизни осваиваясь в нашем диком углу, где голова идет кругом от количества работы.

– Нет, Риф что ты – ответил со скромной улыбкой гигант, – мне ли задирать нос и не ценить шанса, подаренного Господом? Я ведь прекрасно понимаю, что спасся чудом и намерен отдать все силы этому новому дому. Земля здесь прекрасна, я вижу огромный потенциал, а ее удаленность от посторонних глаз обещает спокойствие всем нам…

Риф сидел, механически кивая и переводя невидящий взгляд в темную ночь за окном.

– Ты ведь пришел сюда ночью не для того, чтобы рассказывать мне о причудах жизни, правда? – Проницательность Вэйна заставила парня облегченно улыбнуться, он торопливо кивнул, после чего, немного запинаясь от усталости, вывалил все что узнал минувшим вечером.

Выслушав рассказ, здоровяк негромко усмехнулся, откинувшись на спинку стула, и посмотрел на парня с искоркой озорства в глазах, чего Риф совсем не ожидал: – Из огня да в полымя, да? Среди моих людей нет докторов, а из лекарств мы привезли разве что куриный помет, – задумчиво произнес Вэйн. – Вот что, достань-ка карту, которую ты мне вчера показывал.

Вэйн встал, и опершись ручищами о края стола, уставился на разложенную карту заняв своей тушей чуть ли ни все помещение. Его палец водил по замызганной бумаге под бормотание уверенного и спокойного голоса: так, мы с тобой сейчас здесь… на старых картах эта местность называется Крайново, здесь только леса, мало дорог и совсем нет поселений значит и бандитов, которым нечего грабить. Так-так… вот, твоя деревня, она находится на самой границе со старой Турцией… Хм, интересно посмотри сюда… проехав чуть больше шестидесяти километров по бездорожью на юг мы пересекаем границу и оказываемся здесь.

Палец легонько постучал по неприметной точке с едва различимой подписью Эдирнэ.

Ты знаешь, что здесь находится? – спросил Вэйн, на что заинтересованный Риф отрицательно замотал головой.

– Здесь расположен город Одрин который является самой южной точкой владений Торгового Союза, его последним форпостом. Раньше, когда старый мир был жив, он назывался Эдирне и почти тысячу лет стоял на грани между османским, греческим и славянским мирами, переходя из рук в руки, осаждаясь и отстраиваясь пока в итоге вирусная чума шесть десятков лет назад не опустошила его. До того, как погибнуть в огне пандемии он был турецким и стоял на крупном шоссе, по которому когда-то можно было проехать от Стамбула до самой Софии всего за один день, представляешь? Теперь многим не под силу преодолеть такое расстояние и за всю жизнь. – мужчина вздохнул, и мрачно оглядел скудное убранство дома, вернувшись из ослепительного мира прошлого в серую хлябь настоящего.

– Благодаря тому что Одрин стоит на главной транспортной артерии этого региона, вполне проходимой даже после стольких лет, люди с окрестных земель стали понемногу стекаться сюда для обмена товарами. Агенты зарождающегося Торгового Союза около сорока лет назад подметили это и основали здесь форпост, не самый большой быть может, но очень желанный для полудиких племен и забытых всеми общин из загадочных земель Северной Турции и Греции, куда они могут приносить свои товары для безопасного обмена под присмотром мощной охраны Союза. Насколько я слышал в Одрин стекаются удивительные вещи, которых почти не осталось в наших краях: вместе с зерном, овцами, картофелем и хлопком, в руки торговцев попадают бесценные технические артефакты прошлого, которые дикари отдают за копейки не осознавая всей их ценности. Неудивительно, что местные торговцы считаются одними из самых зажиточных в наших землях, а караваны, следующие из Одрина на север, это самый желанный приз для любой банды. И если здесь, на территории старой Болгарии и Румынии, колонна торговых грузовиков, курсирующая от одной деревни к другой, это обычное явление то дальше Одрина ни один караван Союза не идет, здесь, друг мой, заканчивается известный тебе мир.