Текст книги "Свидание на Аламуте"

Автор книги: Игорь Резун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– К сожалению, не могу, любезный мой Иван Петрович! Через пару часов отбываю в Париж.

– Самолетом?

– Избави Бог! После одиннадцатого сентября… Нет, я не готов к этому. Поездом до Парижа. А там меня ждет чудесная женщина. Графиня Элизабет Дьендеш. Она обещала мне показать место, где подают сыр ратототан.

– О! У вас впереди эпоха великих гастрономических открытий! – засмеялся граф и подал ему для прощания сухую, но крепкую аристократическую руку – вполне простецки, как исконно русский человек.

Спустя несколько минут автомобиль уже удалялся по аллее, обсаженной вековыми дубами, в сторону машущих крыльями мельниц. А Голицын, чья вилла находилась недалеко, в десяти минутах ходьбы, проводив своего друга, теперь смотрел на море, на пестрый стручок маяка старческими, слезящимися глазами. Стоя, опершись на трость.

Новости

«…Как сообщает агентство Reuters, один из крупнейших Интернет-аукционов E-Bay расторг соглашение, заключенное с новой поисковой системой abracadabra.go, о прямом участии ее абонентов в онлайновых аукционных торгах. Поводом послужили махинации с лотом № 8768, иначе именуемым как „Палец Старца“. По вине операторов abracadabra.go этот лот был продан за 6 миллионов долларов анонимному покупателю из Пакистана, в то время как за него прелагали гораздо более высокую сумму европейские покупатели. Впрочем, рукводство E-Bay пытается делать хорошую мину при плохой игре. Как заявил президент Оценочного комитета аукционов Сильвер Раковски, лот представлял собой всего лишь ювелирное изделие из недорогих рубинов, ценность которого была во многом завышена в результате спекулятивных пиар-акций в среде коллекционеров восточных древностей. По мнению мистера Раковски, версия о том, что данное изделие когда-то принадлежало прочно забытому мистическому ордену исмаилитов, не выдерживает никакой критики…»

Хана Рич. «Лабиринты Интернета»

Newsday, Нью-Йорк, США

Точка Сборки-2
Париж. Майбах, Полковник и Лунь Ву

В Париже – раннее утро. Солнце стреляет лучами через кружевную сталь башни, лениво выползая из квартала Дефанс. На ступенях церкви Мадлен лежат светлые квадраты цвета банановой кожуры. Парижский воздух утром чист, хоть уже слегка и приправлен автомобильными газами. Красная капля Renault Megane Coupe одиноко стоит поперек на линиях желтой парковочной разметки и словно ждет пассажиров. Таковые появляются…

Через всю площадь, не обращая внимания на светофоры и не опасаясь машин, которые еще не заполнили круг, идет человек. Он в синем шерстяном костюме от Lanzago, в льняной белой сорочке, но почему-то бос, и его белые ступни отчетливо прорисовываются почти черно-белым снимком на мокром асфальте. Через десяток секунд он, бесцеремонно рванув дверцу автомобиля, усаживается на переднее сиденье. За рулем – молодая женщина с плоским лицом китаянки, одетая в черные джинсы с бахромой по краям и черный пиджак. Судя по тому, как этот пиджак обтягивает ее фигуру, открывая спереди смуглую кожу с татуировкой повыше левой груди, он надет на голое тело.

Человек чешет себя где-то под рубашкой, зевает и хриплым голосом ругается:

– Merde![2]2
  Дерьмо! (фр.).


[Закрыть]

Затем он вытаскивает из красной пачки палочку «Галуаз» и говорит по-французски:

– Судя по всему, вы и есть Лунь Ву. Вы ведете эти дела о женщинах с отрезанными головами, я читал в «Фигаро»… Меня зовут Майбах. Дмитрий. Похоже, у вас есть ко мне много вопросов, а я могу дать вам много ответов… Но сначала, умоляю вас, давайте съездим куда-нибудь и хорошенько перекусим! Похмелье, родная…

Китаянка поворачивает ключ зажигания и, коверкая слово, осведомляется:

– Pochmeliet? C’est tres interessant!..[3]3
  Пошмелье? Это очень интересно! (фр.).


[Закрыть]

…Вот уже полдня как Майбах запер кабинет и покинул здание издательства «Ad Libitum». Элизабет уже давно ушла, кутая шалью худые плечи. А он прокрался по второму этажу, где только в одном кабинете горел свет и из-за двери доносилось характерное позвякивание: русский корректор издательства, Лев Николаевич, отмечал сдачу очередных гранок с французским корректором Шарлем д’Обуа. Майбах прислушался, усмехнулся и проследовал дальше.

Он вышел на улицу через пожарный выход. В отличие от российских выходов такого же рода, тот всегда содержался в идеальном порядке. Под навесом, между загородкой с мусорными мешками и блестящим пожарным гидрантом, стоял крохотный «ситроен», напичканный электроникой. Майбах сел за руль, с ужасом коснувшись пупырчатой оплетки руля, и пробормотал: «Черт! Неужели Варвара не могла достать что-то попроще? Чтобы… как „Запорожец“». Но, пересилив себя, издатель включил мотор. Автомобили он любил, но испытывал ужас при мысли о самостоятельном управлении ими.

Через полчаса мучений, торопливого проскакивания светофоров на пустынных перекрестках Майбах оказался у изрядно загаженного дома на улице Леонар. Света тут, в этом квартале, вместившем в себя всю «отрыжку Большого Парижа», было мало. На тротуаре жгли костры. Несколько компаний проводили взглядом крохотный автомобиль и тут же потеряли к нему всякий интерес. Издатель получил возможность почти невидимым пробраться по внешней железной лестнице, купаясь в густых запахах лука и картошки, турецкой аджики и корейской капусты, гниющих бананов и индийского карри… Он поднялся на третий этаж и открыл дверь крохотной комнатки.

Минута – на то, чтобы наполнить водой из пластиковых бутылей медный таз, ожидавший его в углу. Вода – с частицами серебра. Подвинул стул. Снял штиблеты и носки, закатал брючины, сорвал мешающий галстук. Подошел к стулу, постоял, вздохнув, в полумраке. И внезапно услышал жесткий, ударивший в затылок, как дуло пистолета, голос.

– Не двигайтесь, Дмитрий Дмитриевич, не надо. И не касайтесь таза! Этот канал давно перехвачен. Самое лучшее, что вы можете сейчас сделать, – это покинуть комнату. Идите назад. И я вас умоляю, не отрывайте ноги от пола! Идите, дружок, как полотер… вот так…

Голос полковника Заратустрова, который Майбах давно уже не слышал, заставил его вздрогнуть. Онемев, издатель стал пятиться назад. Ступни его скользили по полу, покрытому грязью полугодовой давности. И только когда под пятками оказалось холодное железо стальной уличной галереи, по которой жители этого «социального» дома добирались в свои захламленные квартиры, Майбах услышал:

– А теперь, можете или нет, но бегите за мной, вниз!

Они бегом рванули по скрипящей лестнице, цепляясь за шершавые прутья. Когда были уже у самой земли, над ними вспыхнуло тихое сияние. Голубоватое свечение залило их, спустившись сверху, и высинило ноги Майбаха в нелепо подвернутых штанинах да узкую спину полковника.

Издатель поднял голову. Это было жуткое зрелище! Голубой огонь беззвучно рвался из дверного проема комнатки, которую они только что оставили…

– Зажигательная бомба, хрен ли смотреть! – рявкнул над его ухом Заратустров. – Давай, двигай ногами!

Полковник буквально сдернул его с лестницы. Они прошли мимо оставленного «ситроена», около которого уже расхаживали, подозрительно косясь, двое негров, к приземистой машине, явно немецкой. Заратустров впихнул издателя внутрь, как мешок, а сам моментально оказался за рулем. И когда автомобиль резко стартовал, сшибив пару мусорных баков, а негры заорали ругательства, только тогда на третьем этаже рвануло. Теперь уже не голубое, а оранжевое пламя ожесточенно выметнулось из оконного проема, обрушило с грохотом один пролет лестницы и сорвало железные переплетения площадок. В разгорающемся пожаре заметались, закричали люди, тотчас же рядом завопили полицейские сирены. Двор вмиг заполнился народом, осветились все окна дома напротив…

Мощный «БМВ», виляя, мчался прочь из этого района.

Через полчаса в небольшом бистро в тихом районе Валь-де-Марн издатель мрачно опрокинул первую стопку кальвадоса, а полковник отпил перно, смакуя его терпкий вкус.

– Ну что ж, Дмитрий Дмитрич, – сказал Заратустров, расстегивая свой плащ, как у типичного французского ажана, прорезиненный, темно-синий, и показывая безыскусный черный костюм и дешевенький галстук, – вот вы и родились во второй раз… Ваше здоровье!

– Спасибо. Черт подери, я до сих пор не могу забыть взрыв машины Марики… Черт знает что! Вы как меня вытащили? Вы тут вообще как оказались?

– Я в частной поездке, – усмехнулся Заратустров. – Так, решил проветриться… инкогнито. Мы все ваши сообщения получили. Только, Дмитрий Дмитриевич, их перехватывали. Нашлись мастера и на древний способ передачи информации через воду на расстоянии! А теперь вот видите: хитроумная «зажигалка». Бомбочка такая. Они знали, что вы рано или поздно придете именно туда. Вы бы сначала были отрезаны от выхода пламенем сверхвысокой температуры, а потом вторая бомба разорвала бы вас на кусочки. Срабатывало по шагам: топ-топ-топ-топ… подошли к тазу. И все. Таймер включился. Еще шаг, ногу от пола оторвали – взрыв.

– Фу, язви его…

– Ладно, что тут теперь? Наливайте еще кальвадоса. Хороша водочка, только слабовата. Все-таки яблочная – не чета нашей. А я вам кратко расскажу, что в наших пенатах творится.

– Догадываюсь, что все неладно.

– Более чем. Ассасины все-таки захватили нашу Невесту. Все, она под колпаком – кукла. Вывезли они ее сюда, в Париж. Скорее всего, она где-то рядом. Не лучше и с остальными. Вторая Невеста, воплощение царевны Укок, тоже исчезла. Про пробуждение Ктулху слышали?

– Да уж. Целый год все местные интеллектуалы про это говорят. Нам тут предлагают рукопись Уэльбека на эту тему.

– Ну, Уэльбек – Уэльбеком, а у нас попроще. Разыскал я тут товарища одного, который в тридцатые годы приказ отдал о расстреле группы реакционных шорских шаманов. Он лично Абычегай-оола кончал из ТТ. Хороший человек, Бабушкин его фамилия. Генерал-майор КГБ в отставке. Ну, это ладно, не о нем речь. И вот товарищ Абычегай воскрес. Возродился. Где он ее прячет, Невесту эту, ума не приложу. Но тоже думаю, что она уже не в России. Так что все то, что предрекала Марика Мерди, все – у порога. Битва трех Царевен, родной вы мой… Началось!

Заратустров вздохнул. Оглядел помещение бистро, пустую барную стойку в оцинкованном панцире, дремлющего бармена-поляка и шуршащий музыкальными клипами телевизор.

– В общем, уже приехала одна группа наших людей. Вы их не знаете, молодые люди, веселые! Вы с ними скоро познакомитесь. Задача одна – показать Парижу, что такое Симорон.

– И все?!

– А вы что хотели? Перестрелки и погони? Они вас сами найдут, бретер вы наш… Покамест простым волшебством займемся. Лихо разбудить мы всегда успеем. Ладно. Помните, вы говорили мне о том, что историю с убитыми Невестами Старца тут, во Франции, копает какая-то негритянка-полицейская?

– Китаянка, – поправил Майбах, выливая в глотку еще одну порцию кальвадоса. – Линь Ву… или Лунь Ву. Мне об этом рассказал наш всеведущий Лев Николаич. Он постоянно в отделе криминального чтива пропадает, а те днюют и ночуют в уголовной полиции.

– Вот и хорошо. Вы с ней пообщайтесь. Думаю, она поможет… кое в чем.

– А…

– Сама позвонит. Я все устроил.

– И все?!

– Ага. Слишком хорошо – тоже не хорошо… Вы еще возьмите кальвадоса. Все оплачено.

– Да ладно вам…

Полковник усмехнулся. Еще раз оглядел бистро, как-то бочком слез со стула, критически глянул на босые ноги издателя (в чем приехали с улицы Леонар, в том и сидели) и посоветовал:

– Вы хоть штанины опустите. Французы оценят – стильно. Ладно, Дмитрий Дмитриевич, бывайте здоровы! До встречи.

После ухода Заратустрова издатель сидел еще несколько минут, бессмысленно глядя на донце бокала розоватого оттенка – от остатков кальвадоса. Потом поморщился, почесал пятку о твердую ножку стула и громко крикнул в сторону бармена, усатого пожилого флегматика, методично протиравшего хрусталь бокалов:

– Hallo, garçon! Les deux vodka russe, sans glace![4]4
  Эй, официант! Две порции русской водки, безо льда! (фр.).


[Закрыть]

Документы

Подтверждено источником: https://wikileaks.org/wiki/Assasin 090123-433400-p255_confidential_reports

ФСБ РФ. Спецуправление «Й». Внешний отдел

Строго секретно. Оперативные материалы № 0-988Р-39856241

ФСБ РФ. Главк ОУ. Управление «Й»

Отдел дешифрования

Шифротелеграмма: Центр – СТО

«Аналитической службой СУ установлено, что секретная информация, касающаяся деятельности резидентуры СУ во Франции и операции „Невесты“, периодически передается по неустановленным каналам неустановленными лицами непосредственному противнику. Есть вероятность глубокого внедрения агентуры противника в структуры Сибирского Территориального Отделения СУ. Предлагаем силами Отдела собственной безопасности начать комплексную проверку сотрудников СТО СУ…»

Ст. гр. Аналитического наблюдения, п-к Азнавуров И. М.

Тексты
Лунь Ву, Майбах и другие

…Лунь Ву вела автомобиль осторожно, даже медленно. Майбах переместился на заднее сиденье, сбросил пиджак и теперь смаковал бутылку виски, купленную Лунь Ву в какой-то контрабандной лавчонке. Отпив из бутылочки примерно треть, Майбах провозгласил по-французски:

– Вам, милейшая, это трудно понять. Похмелье – это чудесное состояние Безвременья, между Вчера и Завтра. В России примерно половина людей живет именно в этом состоянии. Поэтому мы охотно думаем о том, что будет завтра, сожалеем о том, что было вчера, но в состоянии «сегодня» предпочитаем созерцать. Как и ваши далекие соотечественники, мадам… Вы ведь родились в Китае?

– Нет, – Лунь Ву, нацепившая на крохотный нос тонкие черные очки, перерезавшие ее лицо пополам, говорила суховато, отрывисто. – Я родилась на пароме, следовавшем из Манчестера в Кале, на верхней его палубе. Мою мать выслали за нарушение иммиграционного законодательства, но она отдалась портовому чиновнику, и мы получили возможность уплыть во Францию.

– О! А вы давно, э… обрили голову?

Череп правильной формы с крошечной татуировочкой под левым ухом – змейка, пожирающая свой хвост, – маячил перед глазами Майбаха, как авангардный светильник.

– Мне никогда не нравились волосы, – снова коротко бросила китаянка и властно сменила тему. – Давайте будем говорить о деле, мсье. Вы уже сделали финиш своему pochmelie?

– Я его уничтожил! Ладно, идет. Куда вы меня везете?

– Приглашаю посмотреть на один дом. Вы им заинтересуетесь…

Автомобиль проследовал до начала авеню Рузвельта, крест-накрест наложенного на зеленый трепещущий нерв Елисейский полей, потом миновали Сену по мосту и по такой же, прямой, как стрела, трассе пронеслись по бульвару Тур-Мобур. Громады Дворца Инвалидов, пурпурные в восходящем солнце, выросли слева, а справа – сахарный обломок Дворца ЮНЕСКО. Майбах удивился, когда они выехали на площадь Турвиль.

– Вы хотите выпить чашечку кофе в моем издательстве, мадам Лунь Ву? Боюсь, там сейчас мучается от похмелья только наш старый пьяница Лев Николаевич…

Женщина не ответила. С площади Турвиль, нарушая правило кругового движения, машина с визгом тормозов вынеслась на авеню де Турвиль.

Только на площади Генриха Завоевателя Майбах понял: они направляются в район Малакоф – самый аристократический и до сих пор огражденный от социальных потрясений многочисленными заборами, усиленными патрулями и бешеной ценой за каждый клочок земли. После того как машина, нырнув под Окружным бульваром, несколько замедлила бег, это стало окончательно ясно.

…Здесь узенькие улицы Поля Берта, Эмиля Доре и авеню Мориса Тореза образовывали треугольник, огражденный высоким забором «под старину», но его прутья блестели легированной сталью, на железобетонных свечках столбов чернели комочки миниатюрных телекамер. Внутри треугольника, за густой зеленью располагалось старое здание с полукруглыми фасадами и колоннами, выстроенное наверняка во времена Второй Империи. Метрах в ста по высокому откосу проходила линия метро и блистала на солнце коробка станции «Малакофф – Этьен Доре». Но «рено» проскочил под железнодорожной линией RER, и только на той стороне, за насыпью, китаянка остановила машину. Обернулась к Майбаху. Критически обозрев издателя, она указала на пакет, лежащий на заднем сидении.

– Переодевайтесь, ваш друг Зарро меня предупредил.

– Теперь он уже Зарро? – хмыкнул Майбах, поняв, о ком идет речь.

В пакете оказалась черно-серая пятнистая форма, кожаные армейские ботинки спецназа и маска на голову – с прорезями для глаз. Точно такую же она натянула на свой бритый череп и вышла из машины.

– Вот только банков я не грабил, – пыхтел издатель, натягивая на себя эту амуницию взамен мятого и облитого кальвадосом костюма. – Эх, чем только не приходится заниматься!

Спустя минуту женщина вернулась, обвешанная какой-то аппаратурой. Указав на густой кустарник, окружающий насыпь, она проговорила:

– Сразу туда, в кусты. За мной.

Над ними грохотал очередной поезд парижского метро, выныривавшего тут на поверхность. Кустарник больно хлестал по лицу, ноги скользили на сыром дерне. Не дойдя метров пяти до оранжевого забора с рекламой эвианской минеральной воды, Лунь Ву остановилась и, натянув перчатки на худые гибкие руки, начала осторожно снимать дерн, орудуя коротким, но безумно острым десантным ножом. Через полминуты обнаружился люк, из открывшегося отверстия пахнуло сырой землей и дождевыми червями.

– Сами вырыли?

– Нет. Технический проход под линией. Он давно не используется.

С этими словами она, легко удерживаясь руками за мокрые от росы края металлического короба, нырнула вниз. Майбах с ойканьем последовал за ней и ощутил, как непривычно сильные женские руки подхватили его под мышки и помогли без приключений опуститься на земляной пол. Темный коридор с кирпичными стенами, узкий – на одного человека, осветил луч фонарика. Коридор был короток, всего метров шесть, и фонарик высвечивал глухой тупик. Но женщина спокойно прошла к тупику, зажужжала электрическая отвертка, и после этого узкая полоска света прорвалась в помещение.

Видимо, в люке были вырезаны узкие, как танковые щели, отверстия, да заботливо очищены от покрывающего их снаружи дерна. Женщина передала издателю устройство, похожее на непривычной формы бинокль.

– А это…

– Периферический бинокль. Подходите к щели и смотрите.

Теперь издатель сообразил: четырехметровая насыпь, на которой они находились, позволяла наблюдать за всем, что происходило в треугольнике улиц, почти с высоты птичьего полета. Несомненно, и время наблюдения было выбрано грамотно – солнце, находившееся пока за ними, не могло выдать наблюдательный пункт случайным бликом от линзы бинокля.

Майбах молча смотрел вниз.

– Это вилла Кометто. До тысяча девятьсот семьдесят восьмого года она принадлежала семейству Ротшильдов, потом долгое время ею владели банкиры Кальви… Видите там, за авеню Мориса Тореза?

– Минареты?

– Шиитская мечеть Аль-бу-Даккир. В этой мечети захоронены останки Вазиля ас-Салах Бартуха, умершего в тысяча восемьсот тридцать пятом, потомка последнего главы сирийских низаритов Рашида ад-Дин ас-Синана.

– Ага! А кто на вилле?

Лунь Ву не ответила. Она настраивала свой бинокль. Майбах рассматривал треугольную виллу. В центре стоит полукруглое здание с двумя флигелями, центральной клумбой и фонтаном. В сторону улицы Поля Берта выходит массивный неф почти без окон – суровый, как крепостной бастион. Впрочем, эти постройки и напоминали собой грамотно спланированную крепость: за решетчатым забором тянулась густая полоса платанов, потом – примерно двухметровой ширины канал, и следующий ряд деревьев скрывал нижние окна виллы от посторонних глаз. А на крыше, в выступах козырьков, издатель заметил людей в черной одежде. Потрогав кнопку увеличения, он прямо перед собой увидел молодого араба: черный костюм спецназовца, микрофон рации у губ, гладкая шапочка и угловатый «узи» на поясе.

– Эту виллу недавно сняли люди Робера Вуаве. Три дня назад сюда под охраной прибыл некто Шараф аль-Сяйни Салех. Его называют в кругах шиитов Хранителем Чаши. А еще полмесяца назад, как раз когда, по словам вашего друга Зарро, у вас пропала эта девушка, туда привезли…

Она не договорила. На пустынной вилле обозначилось шевеление – это одновременно пришли в движение руки охранников. Они обшаривали местность в бинокли, наверняка не менее мощные, чем у Лунь Ву. Но все обошлось. Губы охранников зашевелились беззвучно – докладывали. Тогда двери задней части здания, за полукруглым фасадом, отворились, и на мокрые плиты сначала вышли трое людей в черном, причем двое из них были вооружены; потом появился грузный старый араб в чалме и белом одеянии, а затем – худое существо в одежде бедуинки и хиджабе, скрывающем лицо до самых глаз. Это существо и повели вокруг здания к фонтану. Ступала она робко, нетвердо. Пару раз край бедуинского одеяния приподнялся, и Майбах увидел, что она боса.

Благодаря плотному одеялу зелени, укрывшему виллу, все это было бы совершенно незаметно для любого наблюдателя, притаившегося на соседних улицах. Заметить передвижения во дворе можно было лишь с высотного здания, ни одного из которых не было поблизости, либо с вертолета. Но, вероятно, люди на крыше имели на сей счет четкие инструкции.

Женщину вели к фонтану, чьи струи, казавшиеся хрустальной паутиной, мерно падали на гранит. Вот она уже подошла к краю шумящей воды… Араб в белом расстелил коврик на плитах и опустился на колени, вышагнув из туфель без задников.

– Намаз, – прохрипела рядом Лунь Ву, – но по часовому поясу Мекки. Это как-то связано…

А черные охранники отвернулись, став к фонтану спинами. Майбах понял отчего. Женщина одним движением сбросила одежду и хиджаб. И тут издатель тихонько вскрикнул, за что получил тычок от китаянки: тихо!

На лесенке, спускавшейся в фонтан, стояла голая девушка, фотографии которой не раз показывал издателю Заратустров. Худая до выпирающих бедер, с белой кожей… Волосы на ее острой голове только недавно начали отрастать и сейчас покрывали череп ровным, плотным слоем. А в нижней части ее тела, наоборот, все было выбрито, и в окулярах четко виднелась багровеющая, словно рубец, татуировка – треугольник и…

Что-то попало в глаз: над ними как раз загрохотал поезд, осыпая с потолка кирпичную крошку и гниль. Майбах закашлялся в кулак. Когда он снова прильнул к окулярам, девушка уже совершила омовение в фонтане. Капли воды блестели на ее костлявых плечах и тощих ягодицах. Она уже стояла к издателю спиной и надевала свой хиджаб, скрывая тело бесформенной одеждой.

– Я только одного не понимаю, – прошептала в темноте Лунь Ву, – зачем они выбрили ей голову, как у меня? Сейчас волосы отрастают. И отрастают быстро.

Мисс Валисджанс встретила Лис и Шкипера в аэропорту Ле-Бурже, который втянул ребят в свою гофрированную трубу прямо из салона самолета. Не узнать мисс было невозможно – в редкой группке встречающих стояло такое же продолговатое, как и его фамилия, существо и держало ярко-желтый плакат, на котором маркером было написано: «ЛЫС & СКИПЕР». Шкипер от этого зрелища покатился со смеху, а Лис спокойно резюмировала:

– Скипер, ты лыс! Круто!

Мисс Валисджанс оказалась типичной американкой из тех, что проживают в Париже. Этот город был ей тесен, как слишком узкое коктейльное платье, и все ей в нем мешало, словно ненужный, длинный шлейф. Своим баскетбольным ростом она чем-то напоминала Лис, но при этом мисс была тощей до изнеможения, и это было заметно по рукам, державшим плакат, – с них на запястья сваливались толстые бутоны закатанных рукавов свитера, спускавшегося в свою очередь на элегантно продырявленные в разных местах джинсы. И когда Шкипер бросил взгляд на ее ноги, а точнее, ступни в простецких сланцах – темно-коричневые, загорелые, покрытые дорожной пылью, похожие на стальные болты, – то понял: наш человек.

Челюсть у мисс Валисджанс была лошадиной, длинной; зубы выпирали, как у кролика, и несли на себе брекет с голубоватыми искорками кристаллов от Swarovski; а большие, слегка выпуклые серые глаза прикрывали круглые очки а ля Джон Леннон. На голове же американки неведомые птицы свили прекрасное, небрежное рыжее гнездо, откуда к ушам спускалась пара кудрявых локонов.

Шкипер только ухмылялся, глядя на все это. Но, когда американка, увидев приближающихся к ней молодых людей, с треском сломала в длинных руках ненужный больше плакатик и заговорила, Шкипер едва не споткнулся на ходу. У этого гибрида железнодорожного семафора и грузинской арбы оказался волнующий, нежный, выдержанный в изящной тональности голос, по высоте – меццо-сопрано. Говорила мисс Валисджанс по-английски, но эти звуки плыли в зале ожидания аэропорта, как французское щебетанье, совершенно смешиваясь с такой же речью вокруг.

– Привет! Меня зовут Мари, будем без церемоний. У вас есть багаж?

Оторопевший от звуков ее голоса Шкипер молчал, а Лис энергично пожала руку мисс Валисджанс, представившись коротко «Лис», за что получила бодрый комплимент:

– Lisse?[5]5
  Гладкий, ровный, лощеный. (фр.).


[Закрыть] Ты мне нравишься, сестричка… Ну, если при вас только эти дерьмовые сумки, поехали в гостиницу.

При выходе на автостоянку Шкипера ожидал еще один шок…

Париж встречал их сыроватой погодой. Было тепло, но небо затянуло серым; деревья в небольшом парке чахли то ли в дымке, то ли в тумане, и сквозь этот туман нетвердо проступали очертания осветительных башен, и приглушенно пробивался гул аэробусов, заходящих на посадку. Забавно шлепая сланцами – они не поспевали за шагом ее сильных, вытянутых ступней и со смешным звуком запоздало приклеивались к круглым коричневатым пяткам, – их новая знакомая шла вдоль припаркованных автомобилей и вдруг небрежным жестом бросила спортивную сумку Лис внутрь открытого красного «феррари». Такой роскошный автомобиль, распластавшийся на асфальте, как алый скат, Шкипер увидел впервые и задохнулся от восторга.

Садилась Валисджанс в машину тоже элегантно, просто перекинув длиннющую ногу через дверь. Лис, усмехнувшись, сделала то же самое. Шкиперу досталось место сзади, и, несмотря на то что часть узкого заднего сидения заняла сумка, там тоже оказалось комфортно. Под затылок лег изумительно мягкий подголовник спортивного сиденья Rekaro.

Мари что-то проворковала.

– Надо пристегнуться, – перевела Лис, одинаково хорошо знавшая как французский, так и английский.

Шкипер попытался было найти концы ремней безопасности, но в ту же минуту его просто вдавило в кресло: красная машина, за пару секунд отшлифовав колесами тротуар, рванулась со стоянки стремительным болидом.

Отель «Фамиллиа» расположен в самом сердце Латинского квартала, но, как сообщают справочники, это место – перекресток улицы Эколь и улицы Бернардинцев – достаточно тихое. И это правда. Из окон их третьего этажа Шкипер увидел только курчавые головы каштанов в сквере Пьера Ланжевена, через улицу, и бесконечные крыши маленьких смешных французских автомобильчиков, приткнувшихся по обеим ее сторонам. В холле поражали воображение полукруглые арки у каждой двери и колонны в арабском стиле; на лестнице, начинавшейся сразу же за круглым залом со стойкой портье, расстилался ковер необыкновенной густоты, и Шкипер не удивился, когда их новая знакомая скинула сланцы и пошла по нему босиком, а Лис, хихикнув, тоже избавилась от своих кроссовок и отправилась мять ковер безупречно белыми носками. Шкипер, тащивший поклажу Лис, пыхтел сзади, поскольку от помощи портье отказался.

В номере их встретили стены, расписанные фресками в тоне сепии, – те же томные восточные пейзажи, барханы, пальмы и верблюды. На карточке-ключе был начертан энергичный призыв:

«СПРАШИВАЙТЕ! ХОЗЯИН ОТЕЛЯ ВСЕГДА ГОТОВ ДАТЬ ВАМ ХОРОШИЙ СОВЕТ БЕСПЛАТНО!»

В этом отеле везде: на лестничных площадках, в тихих коридорах с коричневым деревом дверей, в самих номерах – пахло свежезаваренным кофе, слегка припахивало натуральной кожей и сушеными фруктами.

Номер из трех комнат – две двухместных спальни и гостиная – был оборудован двумя туалетными комнатами. Но тут судьба Шкипера не побаловала: из двух только одна была оборудована джакузи, и, грустно чмокнув губами, Шкипер уступил эту комнату Лис и Мари.

Из многословных объяснений Мари Валисджанс Шкипер понял только несколько вещей. Первое: отец у Мари Валисджанс – валлиец, а мать – француженка арабского происхождения, поэтому мисс говорит по-французски с ужасным акцентом, который, впрочем, Шкиперу таковым не показался. Второе: мистер Лукас задерживается в Малайзии, поэтому они в Париже отрепетируют саму форму проведения семинара в Египте и окончательно утрясут дела с визами и приглашениями, которыми будет заниматься некая турфирма, хорошо известная Валисджанс. Третье: мисс заявила, что ее совершенно не следует стесняться, потому что все здесь – ребята без комплексов. Наверно, поэтому Мари сейчас сидела на кровати с ногами, в своих безупречно дырявых джинсах и одном черном лифчике, туго натянутом на небольшой, но выпуклой груди, а Лис расположилась в кресле в голубом шелковом халате отеля, одетом на голое тело. Шкипер выбрал для себя вполне приличные шорты и уселся на пол, устланный бесподобным ковром. Вокруг него были разбросаны французские газеты, карта Парижа от издательства «Printemps», сразу несколько пепельниц, чашки с кофе и пачки сигарет.

Раскрытые окна впускали ветерок Латинского квартала, обвевавший их разгоряченные головы ласковой вечерней прохладой. Она оказалась наполнена непривычным ароматом – сладко-ореховым. Мари пояснила, что это запах жареных каштанов.

Метать словесный бисер на французском оказалось куда труднее, чем в Новосибирске, на простом русском, – Точка Сборки никак не складывалась. В придачу сидевшая на кровати Мари азартно двигала челюстями, жуя резинку, и виртуозно вертела в пальцах босой ноги фломастер, что совершенно гипнотизировало Шкипера.

– Слушай, а если танцевать от Сены? – спросил он у Лис, задумчиво глядя на край голубого халатика. – Как это по-французски? La Seine?

Девушка перевела. Мари энергично замахала руками.

– Допустим, ловля ништяков в Сене… а?

– Мари говорит, что в Сене можно поймать только дохлую крысу, кусок автопокрышки и много всякого другого дерьма, – перевела Лис. – Сейчас реку постоянно патрулирует полиция. И еще она спрашивает, что такое nichtyak?

– Это такая фигня… ну, сама объясни ей, что такая, мол, фигня.

Лис перевела. Француженка запрокинула голову, растрепав рыжее гнездо, и захохотала.

– Она говорит, что мы очень веселые русские. Она видит таких в первый раз.

Шкипер попытался растолковать суть этих понятий Валисджанс по-английски, но еще больше запутался. Та продолжала хохотать, зажав своими выпирающими зубами новую сигарету. Бриллианты в ее брекете – наверняка настоящие – хищно блистали.

– Тогда, – растерянно сказал Шкипер, – давай еще кофе закажем, а?

Лис лениво потянулась к трубке, лежащей на столике. В этом отеле ее движения, всегда немного расслабленные, и жесты приобрели царственность, которой позавидовала бы сама Клеопатра.