Текст книги "Хроники судебного медика-2"

О СУДМЕДЭКСПЕРТЕ ЗАМОЛВЛЕНО СЛОВО!

Всех одержимых людей, испытывающих потребность излагать свои мысли на бумаге и предлагающих эти изложения на суд читателя, литератор Сергей Давлатов поделил на две категории – писатели и повествователи, отнеся себя к последней. Давлатов был большим мастером повествования, честным мастером.

И главным определяющим словом, которое пришло ко мне после прочитанной книги Игоря Гринькова, было слово честность.

В своих произведениях, которые автор именует очерками и хрониками, он добросовестно и честно рассказывает о людях, судьбах, о профессии судебного медика и о своем месте в этой профессии.

Артист во время репетиций может услышать от режиссера банальное «не верю», мало того, он получит разъяснения и советы, которые помогут ему добиться правды в образе. Писатель, который существует один на один с листом бумаги и авторучкой, в поисках этой правды может положиться только на себя. Умение рассказать о былом, о наболевшем, отделив зерна от плевел, рассказать правдиво и одновременно высокохудожественно, так чтобы было интересно читателю – это и есть то мастерство, которое я назвал бы талантом. А талантливо написанная книга, уверен, найдет своего читателя.

Чиновник, однажды задавший мне вопрос: «Зачем нужен литературный журнал?» – признаться, сильно меня озадачил. Впрочем, ответа он не ждал, продолжив коротко: «Вообще не нужен!».

А. С. Пушкин советовал в таких случаях: «…и не оспаривай…»

Однако эпизод этот заставил меня задуматься о том, зачем нужны писатели вообще. Все уже написано и описано. Чтобы перечесть громадье мировой литературы жизни не хватит. Может быть, для знания истории достаточно будет и учебников. Мысли эти заставили меня перелистать книги калмыцких писателей, я укрепился в том, что писатель нужен всегда, мало того, писатель необходим для сохранения общества и народа в большей степени, чем кто-либо иной.

Сухие строки истории никогда не смогут заменить литературу, несущую дух народа, дух времени, формирующих самосознание и менталитет. Написанное калмыцкими писателями о гражданской и Великой Отечественной войнах, о депортации уже не позволит кому-либо сделать ревизию прошедшего в угоду любой идеологии.

Это время ушедшее, но совсем недавнее, живы еще очевидцы… Когда их не будет, останется литература. Игорь Гриньков описывает время уходящее, не успеем оглянуться, как его назовут ушедшим. Описывает то, что совершенно скрыто от глаз большинства читателей и, казалось бы, не для всех интересно. На самом деле не заинтересовать книга сможет лишь совершенно очерствевшего человека.

Написанные добротным слогом «Хроники» повествуют нам о том, как ответственен, нелегок, а порой и самоотвержен труд судебных медиков, следователей, прокуроров. И, самое главное, герои книги – не абстрактные фигуры, у них есть имена, фамилии, они жили рядом с нами, а большинство из них продолжают работать. Написанное заставляет проникнуться чувством глубокого уважения к работникам правоохранительных органов. Думаю, что прочитавший «Хроники», выбросит из своего лексикона антагонистическое слово «мент», прижившееся в обществе не без помощи средств массовой информации. Полагаю, что подобные произведения будут формировать настоящее гражданское общество в нашей стране. И это главное достоинство книги.

В процессе литературного труда автор зачастую сталкивается с тем, что в силу конъюнктурных, либо каких-нибудь других соображений нужно что-то заретушировать, что-то опустить, а что-то приукрасить. Подобные атавизмы преследуют нас из прошлого, и избавиться мы от них до конца не можем.

Игорь Николаевич сумел избежать этого греха. Он предельно объективен, я бы даже сказал, прозрачен в своем повествовании о времени, коллегах и о себе, порою книгу можно сравнить с исповедью; что ж, тем она ценней!

Валерий Хотлин,

Заслуженный работник культуры Республики Калмыкия,

Член Союза российских писателей.

ОТ АВТОРА

В целом благосклонный прием читателем первой книги «Очерки судебного медика (опыты эксгумаций)», положительные отзывы людей, мнение которых мне не безразлично, а, главное, неисчерпаемость самой темы подвигли меня на создание второй книжки. Жанр тот же, традиционный – очерки о следователях и судебно-медицинских экспертах и об их участии в расследовании преступлений против жизни граждан, в основном, умышленных убийств, часть которых сопряжена с сексуальным насилием. Вторая половина новой книги заметно отличается от первой. В главе «Сюжеты» собраны анекдоты (по С. И. Ожегову, очень короткие рассказы с забавным, смешным содержанием и острым концом), но не придуманные истории, а курьезные случаи, взятые из жизни сотрудников нашего Бюро судебно-медицинской экспертизы и прокурорских работников Калмыкии. «День в жизни» (я даже не знаю, к какому жанру его отнести, но пусть этим занимаются другие) – такая же реальная история, которой я попробовал придать более художественную форму эссе. Ее криминальная составляющая – то, что действительно было на самом деле, остальное можно считать (а можно не считать) вымыслом автора. Видно, в жанре чистого очерка мне становится тесновато; пиджачок начинает жать в плечах.

«Прошлое и настоящее» не означает окончательную точку в жизнеописании наших следователей и экспертов, хотя, не исключено, что это переход к другому этапу.

При написании второй книжки я старался избежать тех недостатков, огрех и просчетов сугубо литературного характера, которые, несомненно, имелись в первой и о которых прекрасно осведомлен; некоторые абзацы я сейчас написал бы по-другому. Я полностью отдаю отчет в том, что не являюсь профессиональным литератором, и добиться художественного совершенства и гармонии очень трудно, но, с другой стороны, и не ставил перед собой задачи приблизиться к «бессмертным». Так что, «небожители» могут спокойно отдыхать.

Мои амбиции не простирались дальше стремления к честному, добротному изложению материала, который должен был по замыслу превышать уровень среднестатистического, то бишь макулатурного детективного чтива, убойного по сюжету, но убогого по смыслу. Я пытался писать свои очерки простым, нормальным, понятным русским языком, без всяческих модных изысков, строго придерживаясь фактов, дат и хронологии излагаемых событий.

При этом старался следовать совету «красного» графа Алексея Толстого, автора романов «Хождения по мукам» и «Петр Первый», большого сибарита и замечательного писателя:

«Не стоит забывать, что книга пишется для читателя, поэтому она должна быть интересной и увлекательной».

Что верно, то верно, тяжеловесный слог далеко не всегда означает глубину проникновения в материал и мудрость автора. Но и легкость изложения не должна переходить в легковесность. Найти нужный баланс достаточно сложно.

Я даже в мыслях не провожу кощунственных аналогий, но ведь ни Антон Чехов, ни Михаил Булгаков, ни Виктор Вересаев (Смидович), то есть, писатели из врачей, не заканчивали литературного института имени Горького, которого, к счастью, тогда не существовало. Таким образом, они формально не получили специального литературного образования, что не помешало им стать настоящими Мастерами. А Эрнст Хемингуэй учился писательскому ремеслу, посещая в Париже богемно-литературный салон Гертруды Стайн, и усердно читая Джойса, Льва Толстого и Федора Достоевского.

Когда кому-то даровано нечто свыше, то это рано или поздно проявится в той или иной степени. Модильяни и Ван Гог тоже не учились в Академии художеств. Этим я вовсе не хочу сказать, что основы писательского дела не следует постигать (графомания бездарного дилетанта ужасна!), но если в человеке нет «искры Божьей», то в лучшем случае он будет писать внятные, довольно грамотные, но безликие тексты. Но это не есть художественная или документальная литература. Стилю не научишь, шарму не научишь; они внутри того, кто берется за перо. У настоящих авторов буквально с первой страницы мы чувствуем особую ауру, аромат и атмосферу, присущие только одному ему, позволяющие безошибочно определить: это проза Ивана Куприна, это – Жоржи Амаду, это – Акутагавы Рюноске, это – Франсуазы Саган и т. д.

Мои герои – не супермены, которых не существует в настоящей жизни, а обыкновенные опера, следователи, криминалисты, судебно-медицинские эксперты, причем, не выдуманные, а реальные. Одним словом, «рабочие лошадки», которые, понукаемые начальством, тянут телегу следствия, невзирая на ухабы и колдобины, сплошь и рядом встречающиеся на их пути.

В новой книге я умышленно описываю эпизоды из далекого прошлого (кроме «Дня в жизни»), чтобы не затрагивать свежие чувства людей, утративших своих близких. Горечь утраты, разумеется, остается на всю жизнь, но острота боли с течением времени несколько притупляется. Поэтому, о делах стародавних мне легче писать как с психологической, так и с моральной точки зрения.

Современного человека, одолеваемого однообразием труда, быта и развлечений (выбор последних ограничен и скуден, несмотря на кажущееся внешнее изобилие), влечет быть причастным к экстремальным ситуациям и к патологическим личностям, то есть к «роковым страстям», которых он лишен в обыденной жизни. Поэтому так идут нарасхват книжонки, расписывающие кровавые истории, с горой трупов на каждой странице, где у главных героев патронов в обойме пистолета больше, чем извилин головного мозга. Интеллектуальные персонажи Артура Конан Дойла, Эдгара Аллана По и Агаты Кристи нынче не в моде: слишком мало стали в кулаках, свинца во взгляде, пещерной беспощадности, слишком много высоколобой рефлексии.

Нам бы чего попроще: хрясь ногой в подбородок – челюсть врага разлетелась вдребезги, оставив гроздья окровавленных зубов на люстре!; так-так-так – короткая очередь навскидку из автомата, и ни одна пуля не проходит мимо цели – все три (четыре, пять, в зависимости от фантазии) плохих парня, находящиеся в различных частях офиса (гаража, заброшенного завода, роскошного особняка), отброшены со страшной силой к стене, буквально впечатавшись в штукатурку, оставляя на ней рубиновые разводы! Вот это по-нашему! Вот это круто!

На этом стремлении обывателя к «вторичному экстриму» (где сам он не участник, это слишком опасно, а всего лишь наблюдатель) работают целые синдикаты с безликими бригадами авторов, где замена одной фамилии на другую ровным счетом ни на что не влияет, которые дают приличный барыш издателям. Качество же практически никого не интересует. Детектив перестал быть штучной продукцией, его поставили на поток.

Криминальный жанр начал явно вырождаться, как, впрочем, и многие другие популярные направления в литературе. То ли проблема заключается в том, что массовая культура, и литература в том числе, в условиях рынка подчиняется его жестким законам и становится коммерческим продуктом, предназначенным для продажи; то ли в том, постепенно исчезают оригинальные, по настоящему одаренные пишущие люди. А нужны ли они вообще рынку? Элитарную прозу и стихи читают единицы. Хотя, не стоит недооценивать роль писательства ради денег. Федор Достоевский, Писатель с большой буквы, многие свои вещи создавал для того, чтобы элементарно расплатиться с карточными или рулеточными долгами.

Погони с перестрелками и «красивые» задержания – лишь небольшая составляющая часть работы правоохранительных органов. Остальное – это скучные допросы, заполнение вороха протоколов, поиски свидетелей, сбор улик, очные ставки, проверки показаний на местах происшествий и многочисленные экспертные исследования: криминалистические, автотехнические, психологические, психиатрические, судебно-медицинские.

То, что я пишу, можно назвать антидетективом, потому что я сознательно нарушаю неписанные каноны жанра. В классическом детективе, по крайней мере, в лучших его образцах, автор до последней страницы держит читателя в напряжении, заставляя вместе с героем решать задачи со многими неизвестными. Это своеобразная интеллектуальная головоломка, в разгадывании которой принимает участие читающий, и чем сложнее этот ребус, чем неожиданнее разгадка, тем удачнее и занимательнее книга.

У меня все обстоит куда прозаичней, но именно так все происходит на самом деле. Желание показать «кухню» расследования изнутри, особенно ту его часть, которая связана с экспертными исследованиями, объясняется тем, что этот аспект мне хорошо знаком, известен досконально. В книжном детективе, когда речь идет, скажем, о разгадке убийства, все зависит от смекалки сыщика, от его дедуктивных способностей. Экспертные службы маячат где-то на заднем плане, словно придаток, который иногда может быть полезен, но всегда второстепенен. Между тем, очень многие уголовные деяния, особенно совершенные при неочевидных обстоятельствах, получают перспективу раскрытия исключительно благодаря экспертным исследованиям. Иногда экспертиза является единственным и основным доказательством по делу.

Мне хотелось бы работать для думающего читателя, которому надоели высосанные из пальца, «захватывающие» детективные истории, содержание которых напрочь забываешь наутро, для читателя, которому суть дела и правда жизни важнее внешне броского, но ненатурального антуража, или «произведений на злобу дня», когда вчерашняя газетная криминальная сенсация преподносится под видом очевидной версии, от которой за версту тянет вяло текущей шизофренией или, что вероятнее всего, желанием хорошо заработать на еще звучащей, не остывшей теме.

Работая в свое время над «Очерками», я настолько «вжился» в текст, что уже перестал воспринимать написанное объективно. Сообразив, что надо просто отдохнуть, отложил рукопись месяца на два, чтобы потом взглянуть на нее свежим, незашоренным взглядом. Когда же, спустя указанный срок, прочитал ее заново, то почувствовал сильнейший внутренний дискомфорт и неловкость. Как я мог написать такие инфантильные и беспомощные тексты!? И вообще, кому это нужно, кого могут заинтересовать эти воспоминания о былом и мои откровения? Пришлось взяться за «доводку и шлифовку», всяческие исправления, принявшие какой-то маниакально-навязчивый характер. В один из моментов до меня дошло, что бесконечные «улучшения» не всегда могут пойти на пользу дела; из вещи улетучиваются элементы спонтанности, первозданности и импровизации, а до идеала все равно далеко. Надо было когда-то останавливаться, чтобы окончательно не испортить «продукт».

Закончив «Очерки», я дал прочитать распечатку нескольким людям, мнение которых мне хотелось узнать. Первый отзыв был от старой знакомой, которая вылила на меня целый фонтан фимиама и восторга. Оказывается, за последние три года она ничего подобного не читала, и мне обязательно надо, бросив все, заняться сочинительством. Тоже, мне, второй Жорж Сименон нашелся! Я понял, что столь однобокая оценка не может считаться объективной и способна лишь дополнительно разгорячить воспаленную головенку, и в данном случае требуется холодный душ.

И поэтому я отдал рукопись на рецензию другу Скептику. Тот позвонил через пару дней и сказал:

«А, знаешь, там, где ты описываешь свои поездки и конкретную работу – вполне нормально, пойдет. Остальное – выброси на хрен!»

Легко сказать, выброси. Оставить голые протоколы экспертиз, что ли? Тогда кому это будет вообще интересно? Но должен заметить, что кое-что из его лапидарного совета я принял к сведению; некоторые отступления или основательно сократил, или убрал совсем.

Одна экзальтированная дама, закончившая филологический факультет Калмыцкого государственного университета (хоть не Сорбонна, конечно, но и не ПТУ, согласитесь), стала моей поклонницей, ее «очаровал стиль».

Друг-предприниматель, он же и один из спонсоров, захотел предварительно ознакомиться с «произведением», полагаю, из желания удостовериться, что не покупает кота в мешке. Правильнее будет сказать, что не выбрасывает деньги на ветер. Несколько дней спустя он позвонил и сказал, что перечисляет на счет издательства 3 тысячи рублей. Стало быть, содержание будущей книги его удовлетворило.

Один высокопоставленный чиновник, после просмотра рукописи коротко и солидно изрек:

«Интеллигентные люди эту книгу читать будут».

Насчет интеллигентности, конечно, сильно сказано, хотя мне не совсем нравится это слово. Я не очень четко представляю, что оно конкретно обозначает. Я не люблю вещей, которых не понимаю.

Уже после выхода «Очерков» в свет я был сильно приободрен тремя положительными отзывами:

от одного уважаемого мной профессионала – судебного медика, оценившего книгу как хороший вклад в популяризацию нашей специальности;

от человека, серьезно занимающегося литературным творчеством, отметившего некоторые чисто художественные достоинства «Очерков»;

от родного отца, который, прочтя книжку, сказал:

«Я прочитал твою книгу внимательно и понял, что ты проделал большую работу».

Действительно, в иных случаях, чтобы написать пару абзацев или страницу, мне приходилось прочесть две-три монографии или статьи.

Пока книжка парилась в издательстве в ожидании спонсорских поступлений на расчетный счет, друг Скептик, со свойственным ему сарказмом, осведомлялся по телефону, как ему теперь меня называть: «начинающим писателем» или «молодым писателем»? Хорошо иметь таких друзей!

Вполне возможно, что засев за вторую книжку я совершил ошибку, обрекая себя на те же муки, которые испытал, написав первую. Оказалось, что вынашивать идею, отбирать и сортировать материал, писать, править, переделывать неудачные предложения и абзацы куда увлекательнее, чем ходить со снятой шляпой по кругу, собирая спонсорские средства на публикацию в издательстве.

Изначально я намеревался взять за основу принцип; не обращаться за финансовой помощью в государственные или муниципальные структуры. Только частник! Связываться с этим государством не было никакого желания. Так хотелось провозгласить: «Да здравствует капитализм: «дикий», олигархический, компрадорский, мелкобуржуазный, глобальный, какой угодно!» Хотя, должен признаться, что и капитализм у нас в стране получился какой-то ублюдочный, вернее, чиновничье-криминальный. Но на деле получилось несколько иначе.

И хотя я обращался, за редким исключением, к предпринимателям и генеральным директорам фирм и предприятий, которых знал с детства или к тем, с кем наши пути на каких-то жизненных этапах пересекались, и в большей части случаев получал поддержку, тем не менее, я стал догадываться, что мог ощущать в душе господин Воробьянинов, стоявший за подаянием недалеко от Провала в славном солнечном городе Пятигорске.

Больше всего я опасался отказов хамского характера. Отказы как таковые, разумеется, имелись, но я не был в претензии; у людей, возглавляющих различные предприятия, могли складываться различные финансовые обстоятельства, и, в принципе, никто не обязан выделять определенные, пусть небольшие, суммы на материальную помощь для издания книги о какой-то там судебной медицине. Я был рад каждой перечисленной одной-двум тысячам рублей. Как говорят в народе: «Курочка по зернышку клюет – весь двор в г…не».

Но однажды напоролся на предельно откровенный ответ одного далеко не бедного знакомого предпринимателя:

«Лучше я на эти деньги внукам конфеты куплю».

Понятно и доходчиво! Целый день я не находил места и мысленно бичевал себя за то, что позвонил этому человеку, хотя заранее на сто процентов был уверен в негативном ответе, правда, не в такой форме. Словно бес толкнул меня под локоть, когда я взялся за телефонную трубку, увидев его номер в записной книжке. С тех пор избирательность и осторожность в поисках спонсоров еще более усилились.

Одним словом, для меня творческий процесс был более занимательным, чем издательско-финансовая сторона дела.

Но делать нечего, вирус писательства, по всей видимости, уже заразил мой организм, и сопротивляться ему совершенно бесполезно, да и ни к чему. Поэтому я выношу на суд читателя свой новый опус под названием «Хроники судебного медика -2».

Игорь Гриньков