Текст книги "Архивариус (СИ)"

Автор книги: Игорь Мирецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ты куда?!

– На Белый водопад, – кричу я уже у входа в метро, который находится всего в нескольких шагах от парковки. – Поищу его там. А ты оставайся, будешь координировать, когда увидишь нас со спутника.

– Да это же юрисдикция Северного квартала! Как я получу разрешение на операцию слежения?

– Не знаю, придумай что-нибудь.

Природа…

Десятки и сотни километров, отделяющие мегаполисы друг от друга, отведены на абсолютно дикую природу. Такую, какой она была задумана при создании биосферы Ремотуса. Медведи, лоси, тигры, крокодилы и прочие твари – соответствующие спроектированному для конкретных широт климату – живут там своей собственной жизнью, не смея нарушить пределы обитания человека из-за отпугивающего биоизлучения, которое безотказно действует на них по всему периметру цивилизации.

Благодаря разветвленной сети скоростного метро, раскинувшейся подобно паутине вокруг каждого города планеты, можно легко очутиться в самых укромных уголках природы. Лишь небольшая территория возле выходов на поверхность отведена под рестораны, поля для гольфа, горнолыжные спуски и тому подобные места развлечения. Дальше – человек вступает в царство животных, где ему разрешено передвигаться только на своих двух.

Впрочем, при покидании территории, прилегающей к метро, автоматически активируется встроенное в каждый имплант биоизлучение, так что никакой волк или комар не рискнет даже приблизиться к человеку.

– Ингви, я вижу его со спутника, – раздается из жетона довольный голос напарника, когда я выхожу из поезда в подземном вестибюле «Белого водопада». – Поднимайся наверх, он идет от водопада в сторону метро.

Поднявшись на эскалаторе, растеряно озираюсь по сторонам.

– Куда идти?

– Видишь лес справа от тебя? Иди прямо туда, там будет тропинка. Иди по ней. Два человека движутся навстречу, один за другим. Их пропусти. Третий – он.

И правда, вскоре мимо проходят двое мужчин, как-то странно разглядывающие меня с ног до головы.

Ну, наверно, весьма необычно встретить посреди леса человека, прогуливающегося в полицейской форме.

– Денис, не напомнишь мне его имя? – прошу я, когда они оба остаются у меня за спиной.

– Сейчас, одну секунду...

Навстречу мне идет парень в джинсовом костюме и бейсболке.

– ...Олег.

– Я его вижу.

И когда нас отделяют друг от друга какие-то метры, я, следуя инструкциям, поднимаю левую руку со светящимся жетоном.

– Олег, у меня есть к вам пара вопросов.

Внезапно он разворачивается и сломя голову бросается наутек в обратном направлении.

– Стоять!

Я немедленно выхватываю из кармана брюк парализующий пистолет и произвожу серию выстрелов ему вслед.

Поняв, что промахнулся, бросаюсь вдогонку.

– Ну и драпанул, – слышу я в жетоне. – Он уже выбегает из леса и направляется к мосту через водопад.

Когда я сам оказываюсь на мосту, пятки Олега сверкают уже на том берегу и снова исчезают между сосен и елей.

– Где он сейчас? – спрашиваю я, наконец-то преодолев мост через бурный речной поток, становящийся справа от меня живописным водопадом.

– Пробежал немного по лесу, а потом зачем-то понесся направо. К обрыву.

Я несусь вдоль отвесного обрыва, выкладываясь из последних сил.

Лишь в шаге справа от меня лес заканчивается – и продолжается уже метрах в ста под ногами. Как-то раз мы гуляли тут с Мирославой, наслаждаясь открывающимся видом. Ближайший город, находящийся всего в двух десятках километров отсюда, абсолютно не портит перспективы. Из-за зеркальных стен его небоскребы в обычную погоду просто не различить на фоне затянутого облаками неба. А в такой солнечный день, как сегодня, он подобен огню, полыхающему у самого горизонта.

– Ингви, вы с ним вот-вот столкнетесь! Еще метров пятьдесят.

Спустя мгновения в жетоне раздается возглас:

– Он исчез!

– Как это исчез?! – Я останавливаюсь. – В каком месте исчез?

– Вот где ты сейчас стоишь, под этой елью, там он и исчез только что.

Я недоуменно осматриваюсь вокруг.

Неведомая сила сбивает меня с ног, и – не успев ничего понять – я лечу вниз с обрыва...

Пролетев не меньше трех метров, я всё же ухватываюсь обеими руками за торчащий корень, который лишь чудом не пропарывает мне живот.

Подняв голову, вижу, как из пещеры прямо у меня над головой вылезает Олег. Подтянувшись на руках, он забирается наверх, после чего производит смачный плевок мне в лицо и снова бросается наутек.

– Ингви, ты в порядке? – слышу я в жетоне.

– Этот засранец прятался в пещере и за ногу пытался скинуть меня с обрыва!

– Он сейчас движется обратно к мосту.

– Денис, возле выхода из метро есть атомный синтезатор. Будь у водопада в андроиде, немедленно! Слышишь меня? А я побегу следом за Олегом. Прижмем его на мосту!

И когда я, изловчившись, встаю одной ногой на спасший меня корень, имплант сигнализирует о входящем вызове.

Мама?

– Сынок, с Днем рождения тебя!

– Мама, спасибо большое. Я тут... это самое... не могу сейчас говорить... я на службе...

– Хорошо-хорошо. Позвоню вечером. Вагн, твой брат, передает тебе поздравления! Он сейчас гостит у нас.

– Мам, я лучше сам вечером позвоню. Передавай привет Вагну!

Выбравшись наконец на поверхность, я, весь мокрый от пота, бегу обратно той же самой дорогой вдоль обрыва.

Неужели мама по-прежнему живет в Рейкьявике с придурком-исландцем?

Жаль отца. Он рассказывал, что очень хотел жить с ней и после воскресения. Но этот исландец, как выражается мама, был ее «первой любовью». Еще когда они оба были подростками. Тогда Судьба не позволила им быть вместе, а вот как только встретились здесь...

– Денис, вижу тебя! – кричу я в жетон, когда тучный андроид появляется из лесной чащи на другом берегу.

Олег в этот момент находится уже на середине моста.

– Я вас обоих тоже. Он попался.

Заметив Дениса, охранник останавливается и оглядывается назад. Я захожу на мост.

Словно затравленный зверь, Олег отчаянно озирается по сторонам. Мы с Денисом неумолимо приближаемся с обеих сторон.

Неожиданно наша добыча заскакивает на перила и бросается головой вниз прямо в грохочущие воды водопада.

Мы с Денисом подбегаем к перилам.

Олега поглощает бурлящий поток. Его бейсболка парит еще некоторое время над водой, но вскоре тоже исчезает из виду.

– Прыгай за ним! – командую я. – Тебе ничего не будет. А его, может, еще удастся откачать. Надо как можно скорее узнать всё, что знает он. Ждать четыре часа его воскрешения я не собираюсь.

– Ладно, ладно. – Денис, пыхтя, забирается на перила и слишком долго стоит там в нерешительности, с ужасом смотря вниз.

Я коварно толкаю его.

И андроид напарника, размахивая руками, тут же исчезает в бурлящих водах.

ГЛАВА 5

15-го сентября 1017 года, на следующий день после праздника Воздвижения Креста Господня, во втором часу после полудня к берегу реки Иордан, сжимая в руке лук и стрелы, осторожно подкрадывался человек в длинном черном плаще.

Ингви, стоявший в это время по пояс в воде, с интересом вертел в руках только что сделанную им находку: большое металлическое распятие с отколотым концом. Филипп и восемь других паломников ушли осматривать расположенные неподалеку пещеры, в которых, по преданию, некогда жили Илия Пророк и Иоанн Креститель, и оставили Ингви в одиночестве дожидаться их возвращения. Забираться внутрь пещер и лазать по ним, имея лишь одну ногу, он всё равно бы не смог.

Человек в черном плаще выждал момент, когда Ингви повернулся к берегу спиной. Выйдя из-за кустарника, он натянул тетиву и, хорошо прицелившись, пустил стрелу паломнику в шею.

Убедившись, что жертва ранена смертельно и второй стрелы не понадобится, он бросился убегать.

* * *

Ингви очнулся в ослепительно белой комнате.

Вскочив на кровати, он первым делом судорожно ухватился за горло – но ни капли крови на руках не было.

И только теперь он заметил, что под белой одеждой, в которую его кто-то одел, проступают две абсолютно целые ноги…

Всё еще не веря в происходящее, он медленно встал с кровати и несколько раз обошел ее кругом, неуверенно ступая на обе одинаково здоровые ноги.

– Неужели я в раю? – пробормотал Ингви, оглядывая комнату.

Всё в ней было ослепительно белым. И стены, и пол, и потолок, и даже сама кровать. Ни окон, ни двери в комнате при этом не было, и Ингви никак не мог понять, откуда же льется этот нестерпимо яркий свет.

– Нет, это не рай, – услышал он чей-то голос.

Рядом никого не было. Как и в случае со светом, источник голоса был совершенно непонятен.

– Ты по-прежнему в материальном мире, Ингви, – пояснил Голос. – Вот, посмотри сам!

В одной из стен, неизвестно каким образом, появилась открытая дверь.

Ингви подошел к ней и, сделав шаг, оказался в самом обычном саду с цветами и деревьями. Под ногами зеленела трава, а высоко над головой по синему небу проплывали белые облака.

– Ты Бог? – не удержался Ингви.

Голос, звучавший до этого в белой комнате, теперь всё так же раздавался совсем рядом и непойми откуда:

– Нет. И даже не дьявол. Ты не видишь меня, но я обычный человек.

– Я не умер?!

– Ты умер, Ингви. Но был возвращен к жизни. Спустя много… очень много, – подчеркнул Голос, – времени. Прошли века.

Ингви опустился на скамейку возле пруда, в котором безмятежно плавали утки. «Должно быть, я в бреду», – подумал он. Всё это никак не укладывалось в голове.

– Спустя шесть веков после твоей смерти, – невозмутимо продолжал Голос, – стала стремительно развиваться наука. Ну, ты же знаешь: все эти врачи, все эти наблюдатели за звездами и всякие прочие ученые, пишущие толстые-толстые книги, пытаясь объяснить, как, по их мнению, устроен человек и весь мир вокруг. И вот, в начале двадцать второго столетия от Рождества Христова человечество, благодаря этим самым ученым, сумело – ни много ни мало – избавиться от старения и болезней. А сделав бессмертными себя, люди задумались над тем, как вернуть к жизни и ушедшие поколения.

– Да что же это за богохульство? – Ингви схватился руками за голову. – Одному только Господу подвластно такое! И Он сам воскресит всех перед Судным Днем!

– Всё зависит от толкования Писаний, – уклончиво сказал Голос. – Во многих церквях священники стали объяснять пастве, что никакого противоречия тут нет. Бог властен как сам даровать вечную жизнь и совершить всеобщее воскрешение умерших, так и сделать это руками людей. И никто не посмеет запретить Ему.

– Но как же такое возможно? – не сдавался Ингви. – Как может человек, пускай даже ученый, который своим умом постиг всю природу вещей... как он может воскресить другого человека, умершего много веков назад?!

– Да, это тебе не просто будет понять, – согласился Голос. – Но я помогу тебе. В какой-то момент физики выяснили, что время и пространство являются всего-навсего свойствами материи и, соответственно, на них можно воздействовать материальными методами…

Ингви слушал Голос и, к своему удивлению, понимал его. Будто смысл сказанного напрямую, в обход слов, стал проникать в его мозг. Не это ли имел в виду Голос, когда сказал: «Но я помогу тебе»? Для многих понятий, которые теперь слышал Ингви, на его родном языке не нашлось бы, пожалуй, даже подходящих слов. Да и сам язык, на котором звучал Голос (Ингви только сейчас об этом подумал), это был точно не скандинавский и не славянский. Однако он понимал его и, более того, думал на нем.

– Путем наложения пространств, – продолжал Голос, – сначала была найдена возможность мгновенно перемещаться из одного места в другое, сколь угодно отдаленное. Такой способ передвижения назвали телепортацией. Но намного важней оказалась технология, позволившая перемещаться во времени. Правда, только в прошлое. Путешествие в будущее… – тут Голос замялся. – Ну, если не учитывать, что мы с каждым мгновением немного перемещаемся в будущее... Такое путешествие до сих пор остается, увы, лишь научной теорией.

– То есть теперь, – Ингви показалось, что он начал догадываться, – эти ваши ученые могут отправиться в прошлое и, например, не дать тому ублюдку прострелить мне шею?

– Нет, изменить ход истории нельзя. Попытки были, но каждый раз что-то шло не так. То засланный аппарат оказывался не в том времени, то ученым казалось, будто исторические события изменены, – но впоследствии выяснялось, что исходные сведения были неточными и что на самом-то деле события в прошлом изначально именно так и развивались, как они якобы были изменены. Физики до сих пор не могут дать объяснения этим неудачам. А богословы, к слову сказать, используют теперь это как один из аргументов в пользу существования Бога.

– Тогда как происходит воскрешение? Почему речь зашла о перемещении во времени? Если изменить прошлое нельзя, то при чем тут это?

– Я не говорил, что изменить прошлое нельзя, – возразил Голос. – Я сказал: «Изменить ход истории нельзя». Давай я объясню разницу на примере. Предположим, я перемещаюсь в 15-е сентября 1017 года, когда ты умер, и незаметно для убийцы делаю слепок с его стрелы. Затем возвращаюсь в настоящее и по слепку изготавливаю точную копию. Наконец, снова отправляюсь в 15-е сентября 1017 года и незаметно для убийцы произвожу подмену его стрелы на изготовленную мною копию, после чего благополучно возвращаюсь в настоящее с оригинальной стрелой. Скажи мне, я изменю ход истории?

– Нет, конечно. Меня ведь всё равно подстрелят.

– Верно. Но я изменю при этом прошлое?

– Ну, из моей шеи будет торчать уже не его стрела, а сделанная тобою, – ухмыльнулся Ингви.

– Именно! И как показали эксперименты – такого рода фокусы с подменой объектов каждый раз увенчиваются успехом. Ты уже понял, как совершается воскрешение человека, умершего сколько угодно веков назад?

Ингви сидел на скамейке в саду, нахмурив лоб и отсутствующим взглядом уставившись на уток, плескающихся в воде.

– Не мог же кто-то создать мою… мою… копию, – выдавил он из себя, – …оставить ее там истекать кровью на берегу… а меня… еще живого, забрать с собой сюда… и исцелить?

– Не совсем так. Но суть ты уже уловил, – облегченно сказал Голос. – Ты даже не представляешь, на что способна нынешняя медицина! Переливание крови, выращивание новой ноги из стволовых клеток... Всё это ей как раз плюнуть. Кстати, целиком никого не забирают. Подменяют только мозг.

– О Господи, – застонал Ингви, снова схватившись за голову.

– ...а тело, абсолютно здоровое тело, в котором ты сейчас находишься, было элементарно выращено здесь на основе твоего ДНК. И твой мозг вживлен в него. На самом деле главная сложность Проекта всеобщего воскрешения заключалась совсем в другом. Сложнее всего было придумать, каким образом раздобыть информацию. А информации требуется поистине немало. Необходимо знать точный момент смерти мозга, его точное местонахождение и его точную структуру – конфигурацию всех атомов! – на тот момент. И так с мозгом каждого человека, когда-либо жившего и умершего на Земле. Ты можешь себе это представить?

Ингви, конечно же, не мог. Впрочем, вопрос был риторическим.

– Но решение было найдено, – продолжал Голос. – Был создан «Архивариус» и отправлен в доисторические времена. Я скажу тебе, что такое «Архивариус»... Это аппарат, летающий так далеко от людей, что его не видно. Выше, чем летают птицы, Ингви. Намного-намного выше.

– У самой тверди небесной?

– Гм…ну... – замялся Голос, – считай, что у тверди небесной. Это сейчас не так важно. Важно то, что из «Архивариуса» исходят сканирующие лучи, настроенные на поиск нейронных сигналов. Эти лучи мгновенно обнаруживают мозг любого новорожденного младенца и с тех пор ежесекундно мониторят этот мозг на протяжении всей его жизни, получая информацию о малейших атомных изменениях в его структуре, а также о его текущем местонахождении. И как только мозг умирает – будь то хоть через день после появления на свет, хоть через сто лет – «Архивариус» сохраняет самую последнюю информацию в своем Архиве.

– И этот ваш «Архивариус», со всей собранной за тысячелетия информацией, так и летает сейчас где-то там под твердью небесной?

– Конечно. Остается только скачивать из его Архива информацию и действовать. Выбрав очередную личность, которой настало время быть воскрешенной, ученые из Архив-Службы сначала, внимательно изучив данные об атомной конфигурации мозга, синтезируют ДНК и выращивают на ее основе молодое и здоровое тело. Затем целиком синтезируют копию мозга – идентичную тому, что умер. Наконец, путем точного наложения пространственно-временного континуума производят подмену: живой мозг мгновенно оказывается в молодом и здоровом теле, так и не умерев, а мертвая копия – в старом теле из прошлого. Ход истории не нарушается, а человек воскрешен.

– И ты один из таких ученых, из Архив-Службы, – догадался Ингви.

– Да. Один из сотен тысяч. И работы у нас чертовски много, – вздохнул Голос. – Проект был задуман как возвращение одного поколения за другим. Начали с недавно ушедшего – и потом двинулись в глубь веков. За работой пролетало десятилетие за десятилетием, столетие за столетием. Сейчас вот воскрешаем тех, чья жизнь оборвалась в 11-м веке от Рождества Христова.

– Ну хорошо, хорошо. А почему ты называешь это «смертью» и «воскрешением»? Ведь мой мозг не умирал. Ты сам сказал. Какая же это смерть? Выходит, я просто продолжил жить в другом времени.

– А что есть «смерть» и «воскресение» с точки зрения ортодоксального христианина? – уклончиво ответил Голос. – Подумай об этом. Душа, как верили тысячелетиями, бессмертна, умереть может только тело, в котором она обитает. И под «воскресением» понимали не что иное, как воссоединение души с телом – но с преображенным телом, больше не стареющим и не болеющим. Разве не так?

– Разумеется, так, – кивнул Ингви. – Этому научили меня еще в детстве.

– При этом душу считали той субстанцией, которая заключает в себе индивидуальность человека, являясь, по сути, его личностью. Но ученые еще в 20-м веке от Рождества Христова перестали пользоваться понятием «душа» для объяснения каких бы то ни было психических феноменов. Сам мозг, его нейронные структуры, стали считать той субстанцией, которая, скажем так, порождает личность.

– Чудаковатая версия.

– В любом случае, для науки «душа» уже давным-давно является избыточной гипотезой. Но по существу – задумайся над этим – благодаря «Архивариусу», с человеком происходит фактически то, во что ты верил! Субстанция-носитель личности, то есть мозг, бессмертен. Ведь ни у одного человека, когда либо жившего, мозг так и не умер. При этом он воссоединяется с преображенным телом.

– Погоди, погоди, – запротестовал Ингви. – Что значит «ни у одного человека» мозг не умер?! Не ты ли сам только что говорил мне, что лучи «Архивариуса» фиксируют момент смерти мозга и сохраняют эту информацию? Да и вообще… – У Ингви появилась спасительная мысль, что он поймал Голос на противоречиях. – Вы добрались пока только до 11-го века, как ты рассказывал. А что насчет людей, живших в 5-м веке, например? Они-то еще вами не воскрешены. У них, по-твоему, тоже «мозг так и не умер»?

Последнюю фразу Ингви произнес уже откровенно смеясь над всей этой бредовой ситуацией, в которой он почему-то оказался. Казалось, что еще чуть-чуть и дурной сон оставит его.

– Ты задаешь правильные вопросы, Ингви. – Голос был тут как тут. – Я вижу, что ты уже готов для осмысления того, что обычно называют «парадоксами изменений прошлого». Но парадокс не является противоречием. – Судя по всему, поставить Голос в тупик Ингви не удалось. – Когда «Архивариус» мониторил твой мозг 15-го сентября 1017 года, он в определенный момент получил информацию о прекращении его жизнедеятельности. Но умер ли мозг? Нет. Просто он мгновенно исчез и был подменен мертвой копией из будущего. Лишь для простоты я чуть раньше назвал это «смертью мозга». И так происходит абсолютно с каждым умирающим человеком. Ну, если говорить откровенно, мы, конечно, не можем знать наверняка, что и в 5-м веке с умирающим людьми происходило то же самое. Вдруг Проект по какой-то причине будет прекращен? Дойдем, допустим, до 7-го века и остановимся навсегда?

– Да это же легко выяснить, – всё еще пытался сопротивляться Ингви, хоть уже и не так уверенно. – Вы скачиваете из Архива информацию, так? Неужели нельзя было глянуть на самые ранние из полученных данных? Кто там у вас был первым, подвергшимся мониторингу… Адам?

– Эээ. Ну, зови его так. И что бы это дало?

– Узнали бы, даже не воскрешая его, появилась в его черепушке копия мертвого мозга, присланная из будущего, или же там остался его собственный мертвый мозг.

– А как мы, по-твоему, отличим одно от другого? – рассмеялся Голос. – Когда требовалось изготовить, например, копию для тебя, мы скачали из Архива данные о первых мгновениях мертвого мозга в твоей голове – и по этим данным изготовили точную копию. Но что это были за данные? Естественно, это были данные о копии, которую мы же и подсунули из будущего.

– Всё, всё, всё, хватит!

От парадоксов у Ингви кружилась голова. Он понял, что спорить с Голосом бесполезно.

– Скажи лучше, где я сейчас. В Дании? На Руси? Судя по этой березе в саду, это точно не Иерусалим и не Константинополь.

– Боюсь, мне придется начать ответ немного издалека.

– Только больше без парадоксов, ладно?

– Никаких парадоксов, – пообещал Голос. – Просто через четыре века после твоей смерти ученые выяснили, что… как бы тебе это сказать… что не Солнце вращается вокруг Земли, а наоборот.

– Господи, я этого больше не выдержу, – взмолился Ингви.

– Разумеется, в Священном Писании сказано, что Бог «поставил Землю на твердых основах, не поколеблется она» и всё такое прочее. Но опять же – богословы не обнаружили тут противоречий. Начали толковать эти библейские фразы как-то иначе. Однако это еще не всё. Спустя некоторое время ученые выяснили, что звезды, которые человек каждую ночь видит высоко над головой, вовсе не приделаны к какой-то там внешней сфере, к некой «тверди небесной». Собственно, и нет никакой тверди.

Ингви слушал молча, уже ничему не удивляясь.

– Все эти звезды – это светила вроде Солнца, только намного более удаленные от Земли. Вокруг многих из них тоже вращаются планеты, вроде нашей Земли. И знаешь, Ингви, где ты сейчас? Ты на одной из таких планет. Ее назвали «Ремотус», что на латыни означает «отдаленный».

– А что случилось с Землей? – после длительной паузы прервал свое молчание Ингви.

– Ничего страшного. Она стала перенаселенной. Когда ученые изобрели средство от старения и болезней, на Земле уже обитало слишком много людей. Конечно же, когда возможность стать бессмертным забесплатно появилась у всех желающих, это происходило только при одном условии. Человек подвергался процедуре, лишающей его возможности иметь детей...

Ингви в ужасе посмотрел вниз своего живота.

– О, не беспокойся, – поспешил успокоить его Голос. – Всё на месте и в полной работоспособности. Просто дети не появятся. Ну ты сам подумай: если бессмертны людям оставить возможность завести хотя бы по одному ребенку, то население планеты только за год может удвоиться. А если и дети их, повзрослев, заведут по ребенку? А потом и их дети? Это при том, что деды-то и бабки их по-прежнему выглядят как восемнадцатилетние и ни на какой «тот свет» не собираются! В общем, без этой меры человечеству было не обойтись. Однако для воскрешения ушедших поколений места на Земле всё равно уже не было.

– Где Мирослава? – спросил Ингви, сам удивляясь, что только теперь задал этот вопрос.

– Возможно, ты уже сегодня увидишь ее.

«Черт побери», – подумал Ингви, – «а не так уж и плохо, что тот ублюдок подстрелил меня на Иордане. Сколько бы еще месяцев я дожидался нашей встречи?»

Но тут же его посетила мысль, от которой он стал мрачнее тучи.

– Она вышла замуж за другого? Когда поняла, что я не вернусь.

– Я не знаю, – ответил Голос. – Ты сам спросишь у нее.

– А кто и почему меня убил?

– Этого я тоже не знаю. Видишь ли, благодаря информации из Архива, в принципе, можно было бы очень неплохо покопаться в мозгах каждого умершего. Ведь знание атомной конфигурации мозга позволяет нам, еще до воскрешения, создать его виртуальную модель... Можно залезть в воспоминания умершего и получить полную картину его жизни. Затем при помощи суперкомпьютеров сопоставить миллионы таких картин друг с другом – и тогда у нас в Архив-Службе были бы наготове ответы на все подобные вопросы... Но нам запрещено это делать из этических соображений. Ты же не хотел бы, чтобы так поковырялись в твоей личной жизни?

Ингви помотал головой.

– Ну так вот. Я даже понятия не имею, что это за Мирослава, о которой ты говоришь. Из воспоминаний умершего – из их виртуальной модели – мы извлекаем только имя и обстоятельства, при которых человек умер. Внешний облик реконструируется по виртуальной, еще не синтезированной, ДНК. Эти данные заблаговременно, за год до воскрешения, размещаются в Сети, и любой житель Ремотуса может найти там близкого ему человека. Затем желающие могут записаться на встречу с воскрешенным.

– Мирослава записалась или нет?! – закричал Ингви.

– Я не знаю. Отдел записи посетителей знает. Но встреча с посетителями будет уже через десять минут. Сам всех увидишь.

Тот, кого Ингви поначалу принял за самого Бога, оказался далеко не такой уж и всеведущей сущностью.

– А почему я тебя не вижу? Как тебя зовут?

– Я всего лишь один из работников Архив-Службы, общаюсь с тобой на расстоянии. Нам не положено сообщать о себе никакой личной информации. У тебя еще есть вопросы?

Ингви призадумался. Надо было как-то скоротать те десять минут, что отделяли его от встречи с неизвестностью.

– Какой сейчас год?

– 2809, – произнес Голос, видимо, не считая более необходимым каждый раз добавлять «от Рождества Христова». – 15-е сентября 2809 года. Если тебе интересно, то к реализации Проекта приступили пятьсот лет назад, первого января 2300 года. Ежегодно к жизни возвращали и продолжают возвращать по двести миллионов человек. Так что за эти пять веков, как нетрудно сосчитать, удалось воскресить сто миллиардов.

– Боже мой, откуда такие немыслимые цифры?

– Ну, это в твои времена на всей Земле проживало всего четыреста миллионов. А уже в 19-м веке население планеты перевалило за миллиард и с тех пор только росло. В 22-м веке, когда люди перестали умирать и размножаться, на Земле было уже четырнадцать миллиардов. Собственно, основная часть воскрешенных – это те, кто жили и умерли в 20-м и 21-м веках.

– И на Ремотусе хватает места для ста миллиардов человек?

– Хватает. Но это почти предел. Для продолжения Проекта подготовлена еще одна планета. Умершие в 9-м веке окажутся уже там.

– А на каком языке мы с тобой сейчас говорим и откуда я его знаю? – без всякой логической связи спросил Ингви.

– Общий язык человечества, был создан искусственно в 23-м веке. Его не требуется учить, загружается в мозг во время сна. В том числе – каждому воскрешенному. Чертовски удобная штука! Не представляю, что бы мы без нее делали.

– Какие на Ремотусе законы? – перепрыгнул Ингви к очередному вопросу.

– Гуманные, друг мой, гуманные, – засмеялся Голос. – Но ты не волнуйся: после встречи с посетителями тебя всё равно отсюда не выпустят, пока не пройдешь подробный инструктаж на эту тему.

– А что если я, – пришла вдруг в голову Ингви неожиданная мысль, – прямо сейчас залезу на это дерево и брошусь вниз головой? Ты, кажется, говорил о бессмертии. Преображенное тело и всё такое прочее.

– Ты разобьешься и умрешь. Но будешь вскоре воскрешен. Разумеется, только в этом смысле человек стал бессмертным – он неизбежно возвращается к жизни.

– А что если кто-то... не я, предположим, но кто-то другой... не хочет, чтобы его больше воскрешали?

– Это сложный вопрос, Ингви, – ушел от ответа Голос. – Я бы даже сказал, один из сложнейший вопросов, вставших перед человечеством с начала реализации Проекта. Может, я лучше успею ответить на что-нибудь попроще?

Ингви задумался на секунду-другую.

– Ну хорошо, – сказал он. – Как вы ведете войны, если всех убитых вскоре воскрешают?

– Никак. Когда в 22-м веке у людей появилась возможность жить вечно молодыми, никто еще и знать не знал про предстоящее воскрешение. Поэтому ценность человеческой жизни необычайно возросла, и войны прекратились. Подумай сам... – Голос помедлил, подыскивая для ошарашенного воина нужные слова. – Одно дело, когда ты знаешь, что всё равно умрешь через какие-то жалкие пятьдесят или семьдесят лет. Почему бы и не расстаться с жизнью чуть пораньше? Ради чего-нибудь. Но когда у тебя есть перспектива полноценно, в нестареющем и неболеющем теле, наслаждаться жизнью бесконечно долго – миллионы и миллионы лет! – а к тебе подходят и говорят: отправляйся-ка завтра на войну… Можешь представить себе, куда народ «послал» таких правителей? Причем это сделали абсолютно все. И те народы, чьи правители мечтали развязать войну, и те, кто мог подвергнуться нападению. Воевать – да и вообще без крайней на то необходимости подвергать свою жизнь опасности – было уже никого не заставить.

– Но как же жизнь после смерти?!

– А что жизнь после смерти? Как оказалось, вера в нее у человечества была сильна лишь тогда, когда люди были смертны. Она играла, так сказать, психотерапевтическую функцию. Тысячелетие за тысячелетием. А кроме того… О, да ты ведь еще не знаешь! – воскликнул Голос. – Еще в 19-м веке ученые выяснили, что человек – это вообще-то не что иное, как проэволюционировавшая обезьяна.

Ингви уже давно перестал чему-либо удивляться, но на всякий случай переспросил:

– Обезьяна?

– Ага. Палеонтологические и генетические доказательства появились еще в 20-м веке. Но после изобретения путешествий в прошлое эта научная теория стала уже простым эмпирическим фактом. Летательные аппараты, засланные на миллион лет назад, два миллиона, пять миллионов и так далее, дали подробнейшие видеоотчеты о постепенном превращении обезьяны в человека.

Ингви даже не стал говорить: «Какие миллионы, если миру шесть тысяч лет?».

– Ну, если быть точным, – поправился Голос, – не обезьяна, а обезьяноподобное существо. Но это неважно. От шимпанзе ты бы нашего с тобой пра-пра-пра-… и так очень много раз… прадеда вряд ли отличил бы. А этот наш предок, в свою очередь, развился из зверька, которого ты, скорее всего, принял бы за белку.

– Выходит, что в какой-то момент, – рассуждал Ингви вслух сам с собой, – Творец вложил в проэволюционировавшую обезьяну бессмертную душу. И тогда она стала человеком.

– Католическая церковь провозгласила это еще в 20-м веке... Теперь ты понимаешь? Никакие научные открытия и изобретения не способны опровергнуть христианскую веру. Даже если кажется, что они идут вразрез с тем, чему учили и во что верили тысячелетиями, просто изменяется толкование Библии. Однако после открытия животного происхождения человека – еще в 19-м веке – всё больше и больше людей переставали верить в присутствие в них некой «души». Они вообще переставали быть религиозными. До 22-го века такие люди оставались в подавляющем меньшинстве – хотя в отдельных странах, например, в твоей Дании, их было около половины. Но после обретения человечеством вечной молодости неверующих на Земле стало даже больше, чем верующих.