Текст книги "Солянка по-афгански (СИ)"

Автор книги: Игорь Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Смерть мало кого удивляла на этой войне. За эти полтора года у меня перед глазами прошло немало погибших друзей, однополчан, душман, афганцев, пострадавших от артобстрелов и авианалётов, раненых и покалеченных людей. Но вид мёртвых детей потряс меня, и я всегда с содроганием вспоминаю этот случай.

Но жизнь шла своим чередом, во дворе нашли в загонах маленьких ягнят, забавных и подвижных. Мяса в них, конечно же, никакого не было, но взяли нескольких с собой, скорее как забавные мягкие игрушки, а остальных выпустили на улицу. Странно, но ягнята не очень-то хотели выходить. Вид незнакомых людей пугал их. Самые смелые, стоя неподалёку, боязливо оглядывали неисследованные пространства и тряслись на своих тоненьких ножках.

Отход.

Командир всё время переживал за наше присутствие в кишлаке и, когда осмотрели последний дом, приказал отходить. Возвращались с богатой добычей: куры, яйца, крупа, большой казан и живые ягнята. Нас радостно встречали бойцы, которые прикрывали наш рейд. Все мечтали о завтрашнем празднике: сварим мяса, будем катать яйца, будет весело.

До вечера собирали хворост, чтобы хватило на ужин и на праздничный обед. В большом казане сделали на всех курицу. Бойцы подходили с котелками и с удовольствием ели, расположившись тут же около казана. Завязался общий разговор, временами прерываемый громким смехом. Настроение было предпраздничное, и все строили планы на завтра.

Духи из долины ушли, и церандой громко перекрикивался между собой, изредка стреляя в воздух.

Утро.

Ночь прошла спокойно, только под утро всех разбудила, с громким воем разбрасывая ракеты, сигнальная мина. Это какой-то боец полез за хворостом и задел «сигналку». Теперь он стоял под прицелом и по-идиотски улыбался, напуганный пронзительным воем. Тут же через долину начштаба забеспокоился, что случилось, и командир роты бодро доложил о том, что всё в порядке, и это горный «козёл» забрёл в расположение роты и задел растяжку. При этом грозно махал кулаком в сторону провинившегося бойца.

С утра пили чай в ожидании праздничных хлопот. Где-то около 9 утра поступило сообщение о том, что возможно придётся сниматься с «насиженного» места. Бойцы ворчали и надеялись, что сегодняшний день проведём здесь, в праздничной атмосфере. Сразу же стали варить яйца. Большой казан, полный яиц не торопился кипеть, и к 10 часам, когда вода только – только собиралась кипеть, поступило распоряжение начштаба: «Сворачивать лагерь и выдвигаться!»

Это был полный облом! Яйца в смяточку не донесёшь в вещмешке, полном боеприпасов, да и мясо сырое тоже не потащишь по жаре, протухнет. Торопливо очистив по яичку, поздравили друг друга с Пасхой.

– Христос Воскресе!

– Во истину Воскресе!

Стали собираться в дорогу. Оставили казан с яйцами и бедных перепуганных ягнят. Передвигаться в горах тяжело, и каждый грамм превращается в килограмм, поэтому лишнего с собою не возьмёшь. Торопясь, снимал сигнальные мины по всему периметру, и собрался одним из последних. Торопливое построение и проверка личного состава. Командир показал мне ориентир, на который должна выйти рота, и торопливым шагом стали спускаться в долину.

Меняем дислокацию.

Мы уходили влево, туда, где горная река, разделяясь на два рукава, омывает небольшой кишлак. Это только сверху долина кажется плоской как стол, на самом деле поля расположены террасами на разных уровнях, и пересохшие русла, по которым в период таяния снегов с гор текут стремительные потоки ледяной воды, разрезают долину вдоль и поперёк.

Денёк выдался жарким, и я решил опробовать освежающий крем, но, к сожалению, охлаждающий эффект был короткий, а мазь на коже вызывала дискомфорт. Я прекратил эти процедуры и вытер насухо кожу.

Темп был взят быстрый, шли без отдыха с короткими привалами по 10 минут через каждый час. К середине дня вдалеке показалась конечная точка нашего маршрута. Каменная гряда, ощетинившаяся скалами на выходе из долины, до неё было 10–12 километров. В долине мы были, как на ладони, и поэтому, когда подошли ближе к пересохшему руслу, решили спуститься вниз и идти по нему. Русло было в ширину 10–15 метров и в глубину 3–4 метра.

Сверху параллельно с нами шёл дозор во главе с пулемётчиком. Эта маленькая группа была очень хорошей мишенью для снайпера, тем более что мы не смогли бы быстро выбраться из русла. Песок и мелкая галька на дне русла были сухие. Но под ними была вода, и после роты оставалась петляющая влажная тропинка. Ноги вязли в песок, идти было тяжело, но зато безопасно. Горячее солнце припекало, но все старались не пить, чтобы не дразнить жажду.

Каменная гряда медленно приближалась, и метров за 500 до неё русло изгибалось и уходило в бок. Гряда была не очень высокой, но скалистой, с неудобным подступами и тяжёлым подъёмом. Уже ближе к вечеру мы смогли подойти к повороту русла. И вдруг с гряды в нашу сторону прогремели автоматные очереди.

Бой.

Рота кинулась к краю русла и спряталась за обрывистым берегом. Те, кто шли сверху спрыгнули к нам. Нам снизу не видно было тех, кто держал оборону на каменой гряде, и отцы-командиры решили атаковать. В первой группе я выбрался на обрывистый берег, и мы устремились под обстрелом к гряде. Судорожно стучали автоматы, вокруг свистели пули, поднимая фонтанчики пыли, но мы, не обращая на них внимания, со всех ног бежали к спасительным скалам. Добежав, рухнули за камни, задыхаясь от быстрого бега. Следом за нами побежала следующая группа, и так вся рота перебежала под прикрытие скал.

Время клонилось к вечеру, и командиры решили штурмовать скалы двумя группами. Одна группа двигается вверх и вправо, а другая – вверх и влево. Мне довелось двигаться вправо в составе передовой группы. Карабкаться по скалам без специального снаряжения тяжело. Тем более духи видели нас и открывали прицельную стрельбу. Мы же отчаянно карабкались, чтобы забиться в безопасное место или глубокую щель.

Мы даже не отстреливались, потому что лезли, как тараканы, по почти вертикальным скалам или ужами вертелись между камней. Чем выше поднимались вверх, тем сильнее был ужас оттого, что, если ты оступишься, обвалится ступенька под тобою или тебя легко ранят, то, упав на эти камни, разобьёшься вдребезги.

Духи старались стрелять прицельно, изредка сбиваясь на длинные очереди. Мы подсказывали друг другу, где легче карабкаться или какой сектор простреливается. Тогда, собравшись с силами, бросался под пули, ожесточённо работая руками и ногами. Пули цокали о камень, свистели над головой, и вот, задыхаясь, встаю под прикрытие скалы, и кто-то подаёт руку, помогая вскарабкаться выше.

Леденящий душу страх охватывал меня. Что-то похожее однажды видел у быков, которых грузили в машину, чтобы отправить на бойню. Они отчаянно сопротивлялись, но их всё-равно впихнули в кузов. Молодые быки стояли и мычали охваченные ужасом от предчувствия неминуемой смерти. От сильной дрожи ходуном ходила шкура.

В отличие от них у нас был шанс пройти под обстрелом вертикальную скалу, отбросить сопротивляющихся духов и выжить. Но что-то в душе подсказывало совсем другое, и всё внутри тряслось от страха. Приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы подавить в себе волну малодушия и двигаться вперёд и вверх.

В голове крутилась одна и та же мысль: «Во попал! Дембель в опасности! Как бы выкрутиться из этой передряги хотя бы с лёгким ранением». Всегда боялся тяжёлого ранения и жутких мучений перед смертью. Если суждено умереть, так без лишних страданий. А если выживешь, чтобы не страдали ближние в заботах об инвалиде.

Иногда скалы кажутся непреступными, но кто-то идет, цепляясь «за воздух» и проходит длинный и опасный участок, а за ним идут другие. Казалось невозможным преодолеть такие широкие и опасные участки, тем более под обстрелом, но мы были уже близки к вершине гряды и готовились к решающему броску. Впереди были расколотые на множество расщелин скалы, и в них можно было спокойно стоять и стрелять.

Духам тоже было неудобно стрелять. Иногда, как в игре «в пятнашки», я видел духа, перевешивающегося через каменный карниз с автоматом, и старался скорее убежать, торопливо перебирая руками и ногами по вертикальной стене, пока он меня не «запятнал». Делая несколько коротких очередей, дух отбрасывался обратно, и я кричал следующим за мною, чтобы быстрее преодолевали это место.

Раненый.

Вдруг боец, стоящий на скале и опирающийся на маленькие каменные складки, цепляющийся руками за неровности скалы, громко сказал: «Меня ранили». Мы оглянулись на бойца, он стоял на цыпочках и раненую левую руку опустил вниз. Кто-то подобрался ближе, пытаясь помочь бойцу, прижимая его плечи к скале, а те, кто были впереди и выше, помогали сделать безопасный шаг и выйти из зоны обстрела. Они и не задумывались о том, что, сбиваясь в кучу на простреливаемом склоне, становились хорошей мишенью.

Я и ещё двое бойцов были выше, и с громким криком устремились вверх. Мы ревели как дикие звери и с отчаянием, загнанной в угол крысы, бросились в атаку. Прикрывая огнем друг друга, упорно карабкались вверх, забывая об осторожности, только бы отвлечь внимание от группы бойцов, спасающих раненого товарища.

Не встречая сопротивления, мы быстро продвигались в скалах, и вот последний рубеж. Мы не знали, что нас ждёт за этими бурыми скалами, но хотелось только одного – ворваться во вражеское расположение, а там будь, что будет… Задыхаясь от напряжённой работы, мы протискиваемся сквозь нагромождение каменных глыб и видим….. что за скалами ровный хребет. За каменной грядой хребет ровными склонами спускался в долину и перетекал в другой, более пологий и высокий хребет.

После боя.

В 2 километрах от себя увидели стремительно уносящихся всадников, которые догоняли большой караван из навьюченных лошадей и верблюдов, уходящих вдоль по хребту в 5–6 километрах от нас. Стрелять было бесполезно. Офицеры пытались вызвать вертолёты, но они не прилетели. По россыпи гильз определили места, с которых духи вели огонь по нам, и если бы они не торопились, то могли бы ещё дольше удерживать гряду, и положить немало народу.

Как раскаленный клинок с шипением остывает в масле, так и тревога и напряжение отпускало душу и тело. Всё позади, и на этот раз повезло.

Помогли выбраться раненому бойцу на ровное место. Индивидуальный перевязочный пакет был у каждого, поэтому сразу же стали его перевязывать.

Раненый боец чувствовал себя виноватым в том, что не может полноценно помочь роте. Даже, наоборот, сам требует к себе внимания. Сверху крикнули тем, кто внизу охранял вещмешки, где взять верёвку. Когда собрали все верёвки, один из бойцов поднял их наверх, обежав каменную гряду. Он обошёл скалы и поднялся по ровному склону.

Имеющиеся в наличие верёвки связали, привязав снизу мою сапёрную «кошку» и опустили вниз. Верёвок хватило в самый притык, вещмешок навешивали на уровне лица, а тянуть начинали одной рукой, свесившись с карниза. Пока поднимали вещмешки, офицеры распределяли посты. К нам сапёрам, офицеры относились, как к гостям, мы не «тащили» ночных дежурств и сами выбирали себе место для ночёвки. Выбрал уютное место на каменной гряде с видом на долину.

Место было необыкновенно красивым. Перед нами внизу располагался кишлак, перед которым стремительная горная река раздваивалась и, плотно обнимая его, снова сливалась в мощный поток, шум от которого доносился до нас.

Зелёные берега у острова были в зарослях кустарника. Уютно теснились друг к другу уступами дувалы, и кое-где пробивались высокие пирамидальные тополя. Там, где за кишлаком кончалась долина, начинался горный массив. Сначала невысокие гладкие хребты, плавные, как морские волны, затем скалы, и на самом горизонте в лучах заката алели снежные пики.

Ветер стих, и на душе был такой покой и умиротворение. Многие сожалели о том, что мы не туристы, и если бы была возможность посещать эти места, то с удовольствием отдыхали здесь душой и телом.

Вечерний чай.

Мы собрались в кучу, чтобы угоститься чаем, прихваченным мною из кишлака. За время операции с кем-то успел познакомиться, и мы общались по-дружески.

Расположились под нависающей скалой, с трёх сторон выложили бойницы. Дым от костра, на котором разогревали консервы и кипятили чай, уносило в долину.

Быстро поужинали. Чай вскипел. Достал заветную банку и большую щепотку бросил в котелок с кипящей водой. Стали разливать чай. Сначала «дедам», а «молодые» по новой поставили котелок на огонь кипятиться.

Пили чай осторожными глотками, и смотрели, как солнце закатилось за горизонт и стало темнеть.

Вдруг у всех неожиданно изменилось настроение, кто-то хихикнул, и его тут же поддержал дружный хохот. Все сразу догадались, что чай оказался с «приколами», с подмешанным наркотиком. «Всё, „молодым“ чаю не давать, и хватит ржать, а то сейчас офицеры прочухают, влетит всем!» Но подошедшие офицеры не поняли причины того, что у бойцов заметно улучшилось настроение. Они узнали, кто в какую смену дежурит, и приказали затушить костёр. Мы ещё посидели и поприкалывались друг над другом, а потом разошлись по своим бойницам.

В хорошем настроении лёг спать, и мне снились цветные сны про тёплые страны с яркой растительностью и диковинными зверями. Все мои желания исполнялись, а на душе было легко и спокойно.

Под утро потянуло прохладой, и после вчерашнего начинался "отходняк" с головной болью, и я решил пройтись по холодку. Подошёл к высокой скале и заглянул в головокружительную пропасть, которую штурмовали накануне. Перехватывало дыхание от вида опасной каменной стены. Как это нам удалось под обстрелом пройти такую крутизну.

Конец операции.

В расположении роты уже разводили костер, для того чтобы согреть чай к подъёму. Вскоре раздалась команда: «Подъём!» Вчерашний чай запрятал поглубже, чтобы угостить своих сапёров.

С самого утра пришла хорошая весть. Операция окончена! Собираемся и спускаемся к дороге, где нас должна ждать колонна, которая пришла за нами из Кабула.

Мы не знали, как развивается операция, и когда она окончится, поэтому сообщение было встречено с великой радостью. Быстро собрались и выдвинулись на встречу колонне. Возвращаться всегда легче, быстрее и веселее. Бросил прощальный взгляд на долину, на живописный кишлак, который теперь не увижу, наверное, никогда, и торопливым шагом рота пошла в сторону дороги. Спустились в долину и долго петляли вдоль хребта, и только во второй половине дня вышли к шоссе Кабул – Кандагар.

Потеряшка.

Колона расположилась в стороне от дороги и вдалеке от хребтов. Это была радостная встреча. Бойцы делились событиями и, располагаясь в десантах, готовились к отправке. Но через некоторое время офицеры нам сказали о том, что во время операции пропал боец из нашего полка, и решили попытаться его найти или дождаться, что он сам выйдет в расположение колонны по следам от ракетниц.

Мы расположились возле бронетранспортёров, отдыхали и радовались, что завтра едем в родной полк. Потерявшийся боец под утро вышел в расположение нашей колонны, как оказалось, это был мой земляк Игорь Никитин. Он был придан пехоте как связист. На привале заснул, а рота ушла без него. Он кинулся догонять, но заблудился. Идти старался только ночью. Всё это время ничего не ел. Я был рад за него, и на «гражданке» мы частенько вспоминали его скитания по горам.

После завтрака стали готовиться к отъезду, и через некоторое время в установленном порядке машины и бронетехника стали выбираться на дорогу. Колонна растянулась на несколько километров и тронулась в сторону Газни. Операции завершена. Мы благополучно вернулись в полк.

P.S. Это была не самая опасная операция, просто пришлась на время, когда близок дембель и хочется думать о доме. Сейчас сквозь толщу прожитых лет смотрю на себя, молодого сапёра, на колонну нашего полка, на загорелых бойцов в выгоревших х/б и радуюсь, что всё кончилось благополучно для меня и для тех, кто был со мною. Пусть мои воспоминания кому-то напомнят славную молодость, а кому-то расскажут о прошлом нашей страны и наших парней, волею судеб прошедших сквозь боевые действия в Афганистане.

Сразу по прибытии стал готовиться на дембель, но он откладывался ещё несколько раз, и мне ещё и ещё приходилось выезжать на "реализацию разведданных", как это тогда называлось. Дембель был в мае.

Дембель. Газни-Кабул-Ташкент.

«Этот день мы приближали, как могли…»

4 мая 1985 года. Демобилизация затягивалась, уже третий день подряд дембелей выводили на плац.

Я третий раз тепло прощался с родной ротой, и угощал ребят цивильными сигаретами, т. е. с фильтром.

В первый день прощания раздал почти все сигареты, и потом пришлось докупать, с ужасом думая, что так потратишь все чеки. В полку нам выплачивали чеки-сертификаты, которые можно было отоварить в полковом ларьке, или в России в специализированных магазинах типа «Берёзка» в Москве. Даже копейки были бумажными, и неверным девушкам в конверте высылали копейку, и подписывали: «Оцени себя и вышли сдачу!».

Каждый день ребята с удивлением встречали меня, когда я возвращался обратно.

В этот раз всё было как всегда.

На плацу дембелей сначала пропускали через досмотр. Каждый по очереди подходил и клал раскрытый дембельский дипломат перед проверяющим офицером, и он придирчиво осматривал его содержимое. Изымали дембельские изыски, типа заколка с черепом, невероятные шевроны и галстуки. О дембельских альбомах не могло быть и речи, и поэтому в те времена оформляли записные книжки.

Потом построение и традиционное напутствие.

Наконец-то долгожданное сообщение, что сегодня будет вертолёт из Газни на Кабул.

К сообщению отнеслись с недоверием, потому что всё могло измениться в последний момент.

Дембелям подогнали крытый КАМАЗ, и предложили грузиться в пыльный кузов.

Во главе колоны должна ехать боевая машина разминирования. Подошёл к своему офицеру, и попросился ехать на БМРке. Тот не возражал, а даже сказал, что непременно заслуженному дембелю сапёрной роты, надо ехать домой верхом, в командирском месте.

Спасибо ему огромное за это.

Ну, вот мы погрузились в БМРку, и вскоре колона тронулась.

Проехав КПП, офицер уступил мне место в командирском люке, и я с удовольствием занял его. Впервые за долгое время службы, я был не в х/б, а в парадке. День выдался замечательный, с утра солнце. Пыль от гусениц относило в сторону, идущей сзади колоны.

Я смотрел с восторгом на знакомые пейзажи, надеясь, что больше никогда не увижу эти края. Вот слева, промелькнул афганский артполк в кольце саманного забора. Немного проехали вдоль хребта, и стали пересекать предгорье, то вверх то вниз. Выехали в пригороды Газни.

Народ вовсю трудился на полях. Кто-то пахал землю, погоняя могучих буйволов, и управляя массивным деревянным плугом, а другие обрабатывали поля мотыгами. Работали все вместе, и старые и молодые афганцы.

Когда колона приближалась, то они останавливались посмотреть на военную технику.

Проезжая мимо них, я приветливо махал им рукой, и они обрадованные вниманием, махали мне в ответ, и в их глазах светились добрые улыбки.

Газни.

В хорошем настроении выскочили на газнийские улочки.

Тревога зацарапала сердце, но казалось, что уже ничего не может случиться со мной, ведь я еду домой. Конечно, такая самонадеянность могла стоить жизни.

Восторженному сердцу уже не хотелось слушать голос опытного разума, и нырять вглубь БМРки.

Вот мы повернули в сторону в сторону аэродрома. Объехали недавно взорванный мост. Вода в реке спала, но берега у реки были достаточно крутыми, и пришлось крепко держаться за крышку люка. Бедные дембеля, которых везли в КАМАЗе.

Вот и охраняемый КПП, и колона въезжает в расположение аэродрома. Несколько модулей и зарытые в землю блиндажи, а между ними тенистые деревья. Я торопился быстрее спрыгнуть с БМРки, чтобы покинуть боевую технику и сделать шаг в сторону гражданской жизни.

Тут меня и накрыло пыльное облако от остановившейся колоны. Я спрятался за БМРку, но было поздно. Пока я благодарил и прощался с сапёрами, развязали тент у КАМАЗа, оттуда выпрыгнули пыльные дембеля, словно только что перевалялись в муке. Судя по злому выражению лиц, поездка была отвратительной.

Все расположились на кромке лётного поля и принялись трусить свои дембельские кителя. Разведчики были одеты в десантную форму с аксельбантами, хотя и служили в пехотном полку. Эту привилегию им дал командир полка Суринов. Сначала, чтобы выделить их из общего состава, разрешил носить десантные петлицы, а потом демобилизоваться в десантной форме.

Через некоторое время, предложили взять сухпай на дорогу, и дембеля пошли к КАМАЗу, где стояли большие коробки. Прапорщик раздавал сухпай всем подошедшим. Разведчики понтовались, желая, чтобы кто-то им непременно принёс коробки с консервами. Они пытались на кого-то наехать, но никто не стал слушать их угрозы, и уходили в сторону.

Большинство дембелей уже забыли про дедовщину, и спокойно привыкали к гражданской жизни, оставляя в прошлом армейское жлобство. Не сумев никого припахать, разведчики выделили делегата из своей среды, и тот пошёл и взял сухпай на всех.

Перекусить расположился возле самодельного памятника погибшим вертолётчикам. Всё было сделано из подручных материалов, столбики – гильзы от 120мм снаряда, цепи по периметру, и сам памятник сварен из вертолётных запчастей. Молодцы ребята, почтили память своих товарищей.

Несколько томительных часов ожидания на кромке у вертолётных площадок и ближе к вечеру, пригласили всех садиться в вертолёт Ми-6, в простонародье называемый «корова». Неспеша, с ленивым свистом раскрутились лопасти воздушных винтов, и оторвавшись от земли, мы полетели в сторону Кабула.

Быстро промелькнул уже хорошо знакомый город Газни, и дальше почти до самого Кабула однообразные волны серых, горных хребтов, кое-где раздвинутых небольшими долинами.

Кабул.

Вот вдали за неровной кромкой хребта, показался Кабул, залитый солнечным светом.

С удовольствием вглядывался в уже хорошо знакомые очертания афганской столицы, которую уже несколько раз видел с высоты птичьего полёта, не раз проезжал во всех направлениях вместе с полковой колонной, да и пройдено по нему немало.

Месяц отдыхал в кабульском госпитале. Возвращаясь из госпиталя, несколько дней куролесил по окрестностям аэродрома в компании с десантниками, а ночью отсыпались в кабульской пересылке. Две недели пробыл в роте СС (спец. средств) на курсах по спец. минированию.

Все прилипли к иллюминаторам, разглядывая восточный город, который больше не увидят никогда. «Корова» лениво прилетела на аэродром, и села невдалеке от кабульской пересылки. Ещё один большой шаг навстречу дому.

Дембеля пошли к закрытым воротам пересылки, и принялись громко стучать, переругиваясь с охраной. Вскоре появился офицер, который перекрыл матом всех присутствующих, и всё вокруг стихло. Потом открыли ворота, и мы уже шли по пересылке. Вскоре нам показали палатку, в которой мы могли бы расположиться на ночь. Нам повезло, в палатке были двухъярусные кровати с панцирной сеткой, а могли бы кантоваться на деревянных нарах.

Дембеля спокойно без споров и претензий занимали кровати и лезли на второй ярус. В полку всегда были стычки, из-за того, где спать, потому что считалось непристойным старослужащему спать на втором ярусе, но здесь все были равные, и почти гражданские люди.

Лица светлели, и все доброжелательно знакомились с соседями, и долго разговаривали о том, кто куда едет и чем будет заниматься на гражданке. Проскальзывали и печальные предположения о том, что на пересылке можно застрять на долго, но они уже мало кого пугали, главное, что вырвались из полка.

Многих ребят видел впервые, несмотря на то, что полтора года тёрлись рядом в полку и на боевых операциях. Брали друг у друга адреса, и делились планами на будущее. Разговоры затихли далеко за полночь.

Спали долго, только после 9 часов пришёл в палатку офицер и сказал, чтобы выходили строиться.

Построились.

Сверили дембелей по списку, и пошли колонной на аэродром, но привыкшее к форс-мажорам сердце, не торопилось радоваться раньше времени.

С пересылки нас повели в левый угол лётного поля, где находилась что-то типа комендатуры. Там ещё раз предложили предъявить дипломаты для осмотра. Было конечно обидно, но мы знали об этом, и если кто хотел переправить что-то трофейное на родину, то просил об этом офицеров ехавших в отпуск. Офицеров не шмонали, так как солдат.

Досматривающий офицер находил и изымал неуставные вещи, которые пропустили в полку, под злые комментарии дембелей. Впрочем, никто не хотел нарываться, и недовольство сразу стихло. Какое то время постояли на траве, у кромки взлётной полосы, и смотрели на авиатехнику, и окрестности Кабула.

Вот в небе показался гражданский ТУ-134, сделал полукруг над городом и стал садится.

После посадки, самолёт подрулил к комендатуре.

Подогнали трап, и из самолёта стали выходить гражданские люди, военные в парадках, и даже морские офицеры с кортиками. Несколько раз встречал их в Кабуле, каждый раз вспоминая "подводную лодку в степях Украины".

Буквально через несколько минут, нас пригласили на посадку.

Ну, наконец-то, как давно я ждал этого часа.

Свершилось!

Афган отпустил нас, без мучительных ожиданий и испытаний!?

Ошарашенный случившемся, я поднимался по трапу, на борт самолёта, и уже не так разглядывал стюардесс, как пейзажи афганской столицы.

В большинстве аэродром окружали военные и технические строения, за которыми виднелось здание аэропорта, вертолётные площадки, казармы. Прошёл внутрь лайнера и занял кресло у окна справой стороны. Сев в кресло продолжал жадно разглядывать цепь гор, госпиталь и стоящий за ним Советский район. Советский Союз, ещё до войны, построил несколько блочных 5 этажных домов в предгорье, на окраине Кабула.

Дембеля без суеты занимали свои места, и тоже разглядывали пейзажи вокруг кабульского аэродрома. Вот вошла в салон стюардесса и сказала, что пришла пора пристегнуться. Самолёт вырулил на взлётную полосу, и почти сразу же стал разгонятся.

Взлетаем.

На борту самолёта.

Оторвались колёса, и набирая высоту, авиалайнер заложил небольшой вираж над Кабулом. Всё выглядело по-другому, чем полтора года назад. Город был уже до боли знакомым. Под нами промелькнул аэродром, советский район, госпиталь, алюминиевый завод, Тёплый Стан с казармами и палаточными городками, Аминовка – где во дворце бывшего президента Амина был щтаб 40 армии. Даже в хаотичной сетке глиняных дувалов, различал основные улицы.

Прощание с Кабулом, было коротким.

Заложив вираж над Тёплым Станом, наш самолёт полетел строго на север. Внизу узнавалась дорога на Баграм. Чуть справа показалась огромная долина, баграмский аэропорт, госпиталь, а вот в стыке гор, вход в Панджшерское ущелье. Кишлака Анава не было видно, но я точно знал, что он там, и с тревогой защемило сердце, а вдруг собьют!?

Здесь. Когда Союз так близок!?

Самолёт взял немного левее, и под нами замелькали грозные скалистые хребты, и глубокие ущелья. Хотелось быстрее пролететь это угрюмое место, сверху кажущееся пустынным, но я точно знал, что в этих ущельях живут гордые, смелые и очень трудолюбивые люди, радушные к гостям и непримиримые к врагам.

Мои раздумья прервал бархатный женский голосок стюардессы: «Мы пролетаем над границей Афганистана и Союза Советских Социалистических Республик!!!».

Эти слова вызвали взрыв эмоций!

Как долго ждали мы все этого момента!

Дембеля ревели как стадо быков!

Все соскочили со своих мест, и выбрались в проход.

Обнимались, трясли руками и прыгали от счастья.

Стюардессы пытались утихомирить радостных дембелей, но сами попадали в крепкие объятья и тонули в море поцелуев.

Только когда из кабины вышел какой-то ЧЛЕН экипажа, и сказал, что если мы не угомонимся, то самолёт грохнется, и все погибнут в этих горах под его обломками.

Как не странно, но его услышали.

Крики постепенно затихли, и дембеля стали рассаживаться по своим местам.

Правда, всё внимание перекинулось на стюардесс. Все говорили им комплименты, и хотели познакомиться. Стюардессы в свою очередь старались никого не обидеть, и проходя, отвечали на все вопросы.

Ташкент.

Вот замелькали пригороды Ташкента, к сожалению города, с высоты птичьего полёта мне увидеть не удалось, потому что аэродром находился далеко от города, и самолёт сразу пошёл на посадку. Только несколько высотных зданий мелькнули вдали из плотного ковра буйной зелени. Самолёт пробежался по взлётной полосе и остановился невдалеке от аэропорта.

Ну, вот мы и дома.

На выходе из самолёта, мы тепло прощались со стюардессами, и оборачиваясь, махали им вслед, а они приветливо махали в ответ. Необычное чувство свободы, радовало душу, но, оглядываясь на самолёт, с печалью думал о том, что больше никогда не увижу Афганистан.

Закончился большой период времени, за который я изменился, став совсем другим человеком.

Наконец то мы шли сами по себе. Никто нас не строил и не вёл. Правда, боевые «крокодилы», вертолеты Ми-24, стоящие невдалеке, напоминали нам о том, что граница близко. Все обрадовано говорили, что проходить будем через гражданскую таможню. Это было хорошо, потому что военные в «Тузели» шмонали дембелей нещадно, оставляя только положенное по специальному списку.

Несколько человек досматривали дембелей, как только освободилось место у симпатичной девушки, я пошёл туда. Она беглым взглядом пробежала по содержимому дипломата. Всё было очень скромно, полотенце, предметы гигиены, трофейный бритвенный станок в металлическом корпусе, ручка с золотым пером, консервы, сигареты. Вдруг её взгляд выхватил американский презерватив в красивой упаковке, с обнажённой девушкой на глянцевой картонке. «А это нельзя!»: сказала она мне.

Я вёз его, чтобы показать любимой девушке, как за границей красиво упаковывают такие вещи, какого они качества, вкуса и запаха. То, что продавалось в советских аптеках, было гораздо хуже. Нет, я не хотел спорить с таможней.

– Ну, что ж возьмите себе на память.

– Нельзя провозить порнографию, а "резинку" возьмите себе.

– Да ладно!

Захлопнул дипломат, и пошёл на выход.

У офицеров в родном полку и в кабульской комендатуре, не поднялась рука на святое, а вот милая девушка из таможни конфисковала. Может ей он нужнее, чем мне.

В аэропорту, было окошечко, где дембелям из афгана выдавали деньги. В Афганистане нам платили чеки сертификаты, а в Союзе выдавали такое же количество рублей. Поднимаюсь наверх, где производились выплаты.

Там я увидел большую очередь, и решил сразу же завернуть в буфет, чтобы попробовать гражданской пищи. Советские деньги у меня были, перед отъезда из полка, «молодой» Володя подарил мне 15 рублей, считая, что ему они в полку не к чему.