Текст книги "Солянка по-афгански (СИ)"

Автор книги: Игорь Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Сурпуль. Последний рейд.

Газни. Апрель 1985 года. Скоро мне «старому» сержанту домой, в Союз.

Только что отшумели весенние дожди. В полку готовились к серьёзной и срочной операции. Все вокруг зашевелилось. Мне обещали, что уйду в первой партии 24 апреля на дембель, и я надеялся, что меня уже не тронут, а оставят готовиться к этому долгожданному моменту.

Бунт на плацу.

Новый командир роты, мягко говоря, меня недолюбливал.

Он пришёл к нам совсем недавно из ГСВГ (группы советских войск в Германии) и сразу же стал насаждать несвойственные для боевого полка строгости. Это был высокий, худощавый, средних лет капитан с жидкими и блёклыми волосами, с незапоминающимися чертами лица.

Не помню, за какую провинность, он выгнал роту в дождь на плац. Мне выпала «честь» быть правофланговым в первой шеренге.

Весенние дожди – это сущее бедствие.

Дождь несколько дней льёт, как из ведра. Одна дождевая туча сменяет другую, и так несколько дней подряд. Плац – большая лужа.

Отчаянно шлёпая мокрыми ногами, рота дефилировала, подчиняясь командам принципиального капитана.

Сапёры теряли терпение. «Да пусть он засунет свою принципиальность в задницу!» – доносился до меня злобный шёпот сквозь чмокание грязи, топанье ног и тяжёлое дыхание бойцов. В плотных рядах созрел бунт. «Давай поворачивай к роте» – злобно шипели со всех сторон. Когда по периметру плаца дошли до поворота к палаткам, я стал поворачивать к расположению роты, и вся коробка за мной. Капитан понял манёвр и крикнул мне: «Сержант, отставить! Стой! Раз! Два!» – но я продолжил поворот и ввёл роту в проулок между палаток.

«Ну, хорошо, сержант, хорошо!» – цедил он с угрозой слова сквозь сжатые зубы. Около расположения нашей роты мы остановились. Проливной дождь стучал по лицам и насквозь промокшим гимнастёркам. Капитан с недовольным видом медленно прошёл перед строем, выцеживая какие-то угрозы в мой адрес, обещая всем весёлую жизнь.

Подготовка к операции.

Так вот, после завтрака находит меня капитан и с довольной улыбкой человека, наслаждающегося своей местью, приказал собираться на операцию.

– Но как же так, мне почти через две недели отправка в Союз, а операция неизвестно когда закончится!?

– Ничего, как раз к отправке вернёшься в полк.

Досада кипела в моей душе. Дембель в опасности. Полтора года по боевым операциям с коротким отдыхом в полку, и суровый быт в горах. Жизнь на грани смерти. Постоянное ожидание заветного дня, и вот, когда до него осталось 2 недели, неожиданный поворот судьбы. Спорить и просить бесполезно. Плохо скрывая раздражение, пошёл в расположение роты.

Без удовольствия стал готовиться к боевой операции. После обеда построение на плацу и проверка боеготовности. Меня и ещё одного молодого сапёра придали пехотной роте. Подальше от начальства, это хорошо. «Солдатское радио» доносило, что путь будет неблизкий, в сторону Кабула. Будем гонять банды, устраивающие налёты на армейские колонны, на дороге Кабул – Газни, под местечком Сурпуль.

Выезд.

Выезд из части был назначен на 3 часа ночи. А ночи в апреле холодные и ветреные, поэтому утеплялись по полной программе – зимний бушлат и треух. В назначенное время мы с молодым сапёром пришли в автопарк, и нашли расположение нужной нам роты. Подошли к командиру роты и представились, а он указал нам БТР, в котором мы должны разместиться.

В БТРе было вполне просторно, кроме нас, было ещё 3 пехотинца, и мы, расположившись поудобнее, легли досыпать, не дожидаясь движения колонны. Ещё не начинало светать, а БТР уже понёс нас сначала по долине Сарде, а потом по горной дороге, унося подальше от родного полка. Когда подъезжали к Газни, я вылез на броню. Начинало светать, и с удовольствием любовался силуэтом старинного восточного города с гранёными минаретами на фоне фиолетового хребта и начинающего синеть неба. Настроение было самым благодушным, и когда, Старое Газни скрылось за поворотом, снова спустился в десант досыпать. Самый лучший способ приблизить дембель: чем больше спишь, тем ближе к дому.

Подрыв.

Мы уже здорово отмахали в сторону Кабула, когда впереди раздался мощный взрыв, и колонна остановилась. Прислушался. Стрельбы нет. Значит, это не налёт, а обычный подрыв впереди колонны, а это не моя проблема и, опёршись спиной на вещмешок, продолжал дремать. Через некоторое время колонна тронулась дальше, объезжая подбитую машину.

Вдруг мощный взрыв подкинул наш БТР так, что со всей силы влепился башкой в крышу десанта. Искры посыпались из глаз! И голову защемило от боли, а в ушах повис пульсирующий гул. Дотронувшись до головы, утешал себя мыслью: хорошо, что на голове была зимняя шапка, и впечатался в броню мягким козырьком. Болью отдавало всё тело, т. к. задел за борт плечом и ногой. Но, слава Богу, всё шевелилось, и боль отступала.

Хотелось вылезти и осмотреться. Только приподнял крышку люка, как внутрь ворвалось плотное облако пыли. Торопливо закрыл люк, на все лады костеря духов. Выждал немного и открыл опять люк. Пыль уже заметно улеглась.

Впереди, накренившись на бок, стояла подорвавшаяся БМРка (боевая машина разминирования), а не доезжая до неё метров 20, подорвались мы на обочине дороги. Вдоль колонны бежали два офицера, ругаясь матом: «Где эти грёбаные сапёры??»

"Да здесь!":– откликнулся я с недовольной гримасой, от того что ломило от боли череп, да и раздражение офицеров тоже было неприятно. Услышав мой голос, офицеры уже вполне миролюбиво предложили проверить объезд через кювет, нет ли мин за обочиной дороги.

Бывают же совпадения, мина разорвалась именно под тем БТРом, в котором ехали сапёры. Взяв щупы, мы с молодым сапёром проверили откос дороги и объезд. Мин не было. Первый БТР съехал потихонечку с откоса, сделал полукруг по проверенной площадке, забрался на дорогу и проехал вперёд, ожидая следующие машины. По его следам осторожно поехали другие БТРы и машины.

Боевая машина разминирования.

Пользуясь заминкой, подошёл к БМРке. В командирском люке, крепко обхватив голову руками, сидел контуженый начальник инженерной службы – вполне молодой майор, чуть больше 30-ти, небольшого роста, неспортивного телосложения, с мягким благородным лицом. Он был спокойным командиром, ни на кого не орал, приказывал спокойно, словно просил об одолжении у равного с ним человека.

БМРка съехала в большую, около 3-х метров в глубину и в диаметре около 8 метров воронку. Извиваясь по склону воронки, сползла перебитая «гусеница», а на дне лежал вырванный с корнем балансир. Рядом с БМРкой стоял мой взводный старший лейтенант Иванов, молодой офицер, недавно окончивший военно-инженерное училище в Рязани, кареглазый, с пухлыми губами и густой, чёрной, кучерявой шевелюрой.

Он рассказал мне о том, что БМРка подорвалась на фугасе. Контужен капитан и механик-водитель, их уже забрали медики. Это событие сломало капитана. Пока мы были на операции, он добивался своей отправки в госпиталь и строчил рапорты о переводе в штаб армии в Кабул. Перемены в нём произошли разительные. Он был весь углублён в свои тревожные переживания, как унести ноги из боевого полка, не заботясь о том, что всё это, видно, и неприятно бойцам и офицерам.

От воронки шёл душный горьковатый запах тротила. Я спустился в воронку, чтобы найти остатки взрывного устройства. Увидел кусок металлического штыря и выдернул его из земли. Это была скоба с остатком оборванного провода. Всё стало ясно. Фугас был поставлен специально на гусеничную технику.

Когда БМРка наехала на две рядом лежащих скобы, то замкнула взрывную цепь, и в то же мгновение раздался страшной силы взрыв. Хорошо, что никто не погиб. Перекинулся своими соображениями с взводным. Он предлагал мне остаться, но мне не хотелось тереться рядом со своим начальством, и я побежал к месту расположения пехотной роты. Вскоре колонна тронулась.

Дорога.

Я сидел на броне БТРа и любовался придорожными горными пейзажами. Кое-где ещё лежал снег. Временами объезжали битую русскую технику. Я с опаской поглядывал на возвышающиеся над дорогой скалы. Солнце пригревало, но ветер был холодным.

Время от времени нас обгонял батальон охраны. Половина батальона обгоняла колонну и занимала высоты впереди, а в это время другая половина батальона сидела на занятых высотах. Когда колонна проходила, то та половина батальона, которая охраняла, быстро снималась с занятых высот и, обогнав колонну, занимала новые высоты.

Иногда на высотах были кладбища. Свои могилки афганцы не украшали и не подписывали, ставили плоский осколок камня вдоль или поперёк тела, обозначая, кто захоронен, мужчина или женщина. Кое – где в землю воткнуты шесты, и на них повязаны какие-то тряпки. Точно не знаю, но говорили, что если на шест привязана зелёная тряпка, то это знак кровной мести, и таких шестов было немало.

А пока я ехал на верху БТРа и щурился от яркого афганского солнца. Проехали мимо Шейхабада, большого кишлака на полпути до Кабула, за которым афганский пост охранял небольшой мост через горную речку.

Место гиблое, со всех сторон нависают скалы, и скорой помощи ждать неоткуда. Душманы частенько обстреливали блок-пост, так что церандой всё время живёт под прицелом. Однажды мы проводили боевые действия в этом районе, и у меня на глазах ранили 2 афганцев на этом блокпосту в тот момент, когда мы штурмовали скалы.

Церандоевцы вышли из своих укрытий, чтобы посмотреть на проходящую мимо колонну. Они добродушно улыбались и махали руками: «Как дела, шурави!». В ответ мы махали руками и кричали: «Хуб!», что значит – хорошо. Проехали блок-пост и поехали петлять по узкому ущелью. Через некоторое время колонна остановилась.

Ожидание.

Сапёрам приказали проверить правую обочину на наличие мин. Когда проверка была закончена, раздалась команда: «Выходи строиться!» Все зашевелились, захлопали дверями десантов и стали вытаскивать вещмешки и вооружение. Через несколько минут весь полк стоял на обочине дороги. Быстрая поверка. Торопливые доклады, и колонна двинулась в сторону… Кабула. Странный манёвр. Наверное, хотели скрыть высадку.

Справа от дороги был плоский склон, зажатый между скал, а с левой стороны по глубокому ущелью текла горная речка, над которой угрюмо нависали безжизненные скалы.

«Вольно! Разойдись! Располагайтесь на склоне, скоро должны прилететь „вертушки“. Посадка будет происходить прямо на дороге»– доложили нам «отцы командиры».

Отошли с обочины и расположились на склоне. Со стороны Газни на дороге показалась интересная группа женщин, человек 8–9, в сопровождении молодого мужчины, на вид около 30 лет. Женщины были одеты в паранджу разного цвета, белого, темно-синего и чёрного. «– Наверное, те, кто в белой парандже, – девственницы!» – рассуждали между собой солдаты. Когда афганки подошли поближе, то оказалось, что среди тех, кто одет в белую паранджу, были полные и пожилые женщины, судя по фигурам. Одна даже шла с открытым лицом.

– Ну и что, ты хочешь сказать!? Это девственницы?

– А почему бы и нет. Восток-дело тонкое.

Все дружно заржали, как кони.

– А эта, наверное, страшна, как смертный грех, поэтому ей разрешили паранджу не надевать.

Раздался новый, оглушительный залп здорового смеха. Афганец спокойно посмотрел в нашу сторону, и размахивая чётками, погнал свой "караван" дальше по дороге.

Долго ещё бойцы обсуждали это событие, пока не раздались выстрелы с противоположного склона. Высоко над нами просвистели усталые пули, т. к. стреляли издалека, и они с трудом долетали до нас, но командир приказал рассредоточится. Все поднялись и пошли по склону вверх, набирая безопасные интервал и дистанцию. В роте, которая была ближе всего к скалам, пуля попала в ногу бойца. Он громко вскрикнул, и к нему подбежали товарищи, которые осмотрели и перевязали. Потом духи выпустили несколько длинных очередей из пулемёта в нашу сторону, но никого не задели. Ожидание становилось всё тревожней.

Вертушки.

И вот издалека раздался свист подлетающих вертушек, а вскоре показались и они. Помощь пришла вовремя. Духи перенесли огонь на вертолёты, и одна «вертушка» атаковала позиции духов в скалах. С серым шлейфом оторвались НУРсы от кассет, подвешенных по бортам вертолёта. Прочертив по небу длинные полосы, они с грохотом и дымом разорвались на позициях душман.

Другие вертолёты тем временем друг за другом садились на дорогу, не выключая двигателей. Торопливой цепочкой в них забегали пехотинцы. У всех были вещмешки с подвязанными спальниками или плащ-палатками. Некоторые тащили за собой миномёты и автоматические гранатомёты. Как только вертолёт наполнялся, дверь закрывали, и он тут же взлетал, а на его место заходил уже следующий.

Подошла и моя очередь. Медленно сел вертолёт, поднимая клубы пыли, дверь открылась, и один из вертолётчиков откинул трап, и по нему мы быстро вбежали в «вертушку». Вертолётчик убрал трап, закрыл дверь, и мы стали набирать высоту.

В это время все смотрели, как другой вертолёт заходил на позиции духов, и от разрывов НУРсов пыль вперемешку с дымом поднимались над скалами.

С тревогой смотрел в иллюминатор, стараясь угадать, где же произойдёт высадка? Очень не хотелось десантироваться в скалах, и мы их благополучно миновали.

Летели в сторону большого гладкого хребта, от которого другие хребты поменьше уходили в небольшую долину 10–12 километров в диаметре. Долину разрезала горная река, на выходе из долины она раздваивалась, обнимая небольшой зелёный остров, на котором среди деревьев и кустов виднелось несколько домов.

Десантирование.

Поля, раскинувшиеся на террасках, подпёртых большими валунами, были огорожены глиняными заборами, и кое– где виднелись небольшие кишлачки по 3–4 дома. Уже на подлёте увидел, как на середине спускающегося в долину хребта высаживалась пехота. Из вертолёта торопливо высыпались зелёные комочки и быстро убегали вверх. На соседнем хребте высаживалась другая группа.

Вот и наш вертолёт завис над хребтом. Открылась дверь, и через спины стоящих впереди бойцов увидел внизу лысый хребет. Он был достаточно широкий, но восходящие потоки сильно раскачивали вертолёт. Первый боец прыгнул, но в этот момент вертолёт сильно повело, и солдат приземлился на склон и тут же покатился вниз. Бойцы зашумели на вертолётчиков, чтобы пониже спустились, и не так раскачивало вертолёт. Вертолётчики оправдывались, жаловались на восходящие потоки и торопили пехоту быстрее покидать борт воздушного судна. Следующие были начеку и ждали момента, когда вертолёт зависал над самым хребтом.

Вот и я покинул борт, прыгнув на самую макушку хребта с высоты чуть больше 2-х метров. Не удержавшись от сильного удара о землю, завалился на грудь, но тут же вскочил, и сделал несколько торопливых шагов вперёд, чтобы никто не прыгнул на мою сутулую спину. Сзади себя услышал стук о землю следующего за мною бойца, и побежал за теми, кто впереди. Над головой угрожающе свистели лопасти вертолёта, и потоки воздуха от винтов поднимали пыль с хребта и бросали в лицо.

Сбитый вертолёт.

Вдруг на соседнем хребте во время высадки вертолёт сильно качнуло и заболтало над хребтом. Снизу офицер орал тем, кто остался, чтобы быстрее прыгали из вертушки. Несколько человек, сбившись в кучу, выпрыгнули в раскрытую дверь и кубарем покатились по склону. Вертолёт стал неуклюже спускаться вниз, качаясь, как пьяный, и неожиданно задел лопастями склон, по которому катились солдаты.

Машину толкнуло от удара, лопасть оторвалась и отлетела, чудом не задев бойцов. Вертолёт перевернулся на спину и, задев склон хвостовым винтом, с жутким скрежетом поехал вниз. Метров через 200 врезался в камни и остановился. Из десантного отсека торопливо вылез офицер-пехотинец и помог выбраться вертолётчику из кабины. Они побежали вниз по склону, вертолётчик сильно прихрамывал. Второй вертолётчик был убит.

В этот момент я заметил на лобовом стекле вертолёта пулевую пробоину. Под самый дембель видел фотографию нашего нач. прода на фоне пробитого лобового стекла вертолёта в бравой позе с автоматом наперевес. Как его туда занесло, непонятно, но бравада «тыловой крысы» была неприятна.

Только что высадившиеся пехотинцы бежали по склону к сбитому вертолёту, чтобы помочь своим товарищам лежащим на склоне.

Ответный удар.

Мы поняли, что огонь по вертолёту вели из дувала, находящегося у подножия склона. Авианаводчик стал вызывать вертолёты, а мы пускали ракетницы в сторону оборзевших духов. Вертолётчик нас услышал и понял. Он пролетел мимо дувала, из которого тут же ответили стрельбой.

Вертолёт развернулся на боевой курс и на малой высоте пошёл в атаку. С треском и белым шлейфом отсоединились НУРсы и понеслись в сторону дувала. Через мгновения одни врезались в стены, а другие влетели прямо в окна. Тут же дувал покрылся серыми цветками разрывов и утонул в белом облаке пыли, и донеслась канонада разрывов. Казалось, что дувал снесён с лица земли. Когда ветер отогнал пыль, оказалось, что разрушения не такие значительные.

Следом за первым в атаку пошёл второй вертолёт, из дувала его встретили автоматные очереди. Вертушка ответила плотным огнём НУРсов и скорострельной пушки. После второй атаки от бедного дома остался только первый этаж. Крыша обвалилась, стены обрушились, и облако плотной пыли не хотело рассеиваться. Мы ликовали, довольные работой вертолётчиков.

Штурм.

Нас торопили вверх, там другое подразделение пехоты штурмовало пулемётную точку. Душман из крупнокалиберного пулемёта простреливал подступы. Пехота, рассыпавшись в цепь по склону, осторожно подбиралась поближе к пулемётчику, а мы двинулись в обход. Заметив нас, пулемётчик выпустил несколько очередей, и стрельба прекратилась. Пехота начала осторожный штурм, и мы побежали им на помощь, пытаясь окружить пулемётчика. Когда подошли, то увидели что позиция, выложенная из скальных, плоских плит, пуста, а на треноге, запрокинув ствол в небо, стоял крупнокалиберный пулемёт, вокруг него валялся ворох расстрелянных лент.

Возле пулемёта суетился сапёр. Я хорошо знал этого хохла, на дембель он подарил мне китайскую ручку с золотым пером. «Это я нашёл пулемёт! Если что, понесу его!» – заискивая, говорил офицеру, а тот отводил глаза, не желая его слушать. В те времена за отбитый у духов пулемёт давали орден Красной Звезды. К сожалению, не знаю чем закончились его хлопоты.

Нам поставили задачу – выбираться в сторону долины. Спустившись ниже, мы остановились в складках хребта возле самой долины, чтобы уточнить маршрут. Через некоторое время заметили афганца, идущего вдоль глиняного забора, без оружия. Для стрельбы дальность была запредельная, но все старались попасть, а афганец всё шёл и шёл навстречу нам. Снайпер был молодым, и всё мазал и мазал. Пытался выпросить у него винтовку, но паренёк не уступал. Пока мы припирались, кто-то попал афганцу в ногу. Он резко согнулся, упал на пятую точку, и стал быстро отползать под прикрытие забора.

Долина.

Вскоре нам поставили задачу пересечь долину, и мы спустились в неё в том месте, где ранили афганца. Он так и сидел под забором. Осторожно подошли и обыскали его. Пусто! Офицеры пытались узнать у него, где душманы, но афганец сначала делал вид, что не понимает, а потом, что ничего не знает. Офицеры доложили по рации, где находится раненый душман, и получили приказ – продолжать движение, а афганца должен подобрать церандой.

Рота двинулась по дороге, зажатой между глиняных заборов, за которыми раскинулись поля террасками. Мы шли без остановок, стараясь к вечеру пересечь долину и занять позицию на хребте, видневшемся вдали. Во второй половине дня нас обстреляли из дувала, который находился в 700-стах метрах от нас. Решили отправить группу во главе с прапорщиком, чтобы прицельно обстрелять из гранатомёта позиции душман.

С молодыми офицерами у меня с самого начала сложились хорошие отношения, и они всегда прислушивались к моему мнению, поэтому и меня отправили сопровождать группу. Прикрывая друг, друга мы перебирались с терраски на террасу, приближаясь к дому. Нас вяло обстреливали, одиночными выстрелами, и мы старались зайти с той стороны дома, где были узкие окна.

Гранатомётчик достал свою трубу и прицельно влупил в окно на втором этаже. Сорвав целлофан, граната влетела в окно дувала, и внутри раздался взрыв. Облако пыли с оглушительным грохотом вырвалось наружу сквозь выбитые окна. Одновременно бросили по гранате на крышу дома и во двор. В разнобой грянули взрывы. Подождали. Во двор решили не входить, и отступили к своим.

Хребет.

Рота тронулась дальше. Торопливым шагом к вечеру мы уже подходили к хребту, который каменными плитами врезался в долину. За хребтом был небольшой кишлачок из 3 – 4 домов, зажатый тесным ущельем, на дне которого широкая тропа поднималась наверх. Старались идти по камням, чтобы нечаянно не наступить на мину. Горные тропы хранят слишком большие опасности для тех, кто забывает о том, что враг всюду.

Солнце уже касалось острой кромки хребта, когда мы вышли на место. За нами раскинулась широкая долина. В середине её слышалась вялая перестрелка. Духи не хотели отходить, а церандою в лом было наступать. Дома, которые занимали враждующие стороны, были близки друг от друга, но скорое наступление ночи давало надежду одним и сдерживало других.

За местом, где расположилась рота, на хребте была впадина, после которой хребет снова уходил вверх. Вот за этой впадиной командир роты установил пулемётный расчёт. Они первыми должны обнаружить духов и открыть огонь, а потом отступить под нашим прикрытием. Мне тогда они показались смертниками, т. к. за их позицией хребет уходил вверх, и кустарник в расщелинах помогал бы духам подойти скрытно, но ребята обрадовались, что им досталась позиция подальше от начальства.

Мы поставили на подходах к их позиции несколько сигнальных мин на растяжках, а также установили сигнальные мины вокруг роты в наиболее опасных местах.

Командиры расставили посты и распределили бойцов на ночное дежурство. Меня с моим напарником от дежурства освободили, рассуждая, что надеяться и строго спрашивать можно только со своих.

Мы стали выкладывать бойницу в сторону кишлака, который был перед нами, как на ладони. В горах ночь наступает быстро. Солнце закатилось за хребет, и сразу же стало темно.

Перестрелка в долине не стихала. Интересно наблюдать за полётом трассирующих пуль. Церандой редко попадал в окно дома, где держали оборону духи, и трассеры догорали, увязнув в глиняной стене.

Душманам надоела эта нервотрёпка, и они засадили длинную очередь из пулемёта в окно, откуда их обстреливал церандой. Все трассеры вошли в глубь дома, после чего церандоевцы взяли большую паузу. Мы, наблюдавшие за работой вражеского пулемётчика, одобрительно зашумели и закивали головами. Да, церандою нелегко с такими соседями.

Утро.

Ночь прошла относительно спокойно, невольно я просыпался, когда мимо меня проходили офицеры, проверяющие посты. Смотрел вниз на залитый лунным светом кишлак, крыши и стены которого были прекрасно видны, но в плотной тени от домов ничего нельзя было разглядеть. И снова засыпал, чутко прислушиваясь к ночным шорохам.

Но вот и забрезжил рассвет. Бойцы зашевелились и стали ходить по хребту в поисках сухого хвороста, чтобы развести костёр. Через некоторое время начштаба заметил блуждающих бойцов и приказал перемещаться только перебежками. Его КП находился на другой стороне долины, откуда мы пришли, и он видел в бинокль, что творится на наших позициях, но кишлак за нашим хребтом был скрыт от его глаз. Хворост стали искать на склоне со стороны кишлака. Потом при помощи картонки от «сухпая», сухой травы и сухих палок развели небольшой костерок, на котором разогрели кашу и вскипятили чай.

После завтрака лежали у бойницы и смотрели, как солнце заливает ярким светом маленький кишлак. Противоположный склон стал интересней и рельефней. Из долины поплыли запахи прелой земли и свежей травы, а с гор холодный ветерок доносил запах талого снега. Запахи перемешивались над нашим хребтом и волновали, а жаркое афганское солнце начинало припекать и успокаивать.

Женщина.

Вдруг передовой дозор доложил, что кто– то спускается по ущелью в кишлак. Все тут же приготовились к бою, ожидая вылазки душман. Вскоре появился одинокий чёрный силуэт, и в нём можно было угадать женщину. Она торопливо шла к кишлаку, и от ветра и быстрой ходьбы развивались черные просторные одежды и паранджа. Сначала подумали, что это переодетый душман, но когда она подошла поближе, то в фигуре явно угадывалась грация молодой и полноватой афганки.

Офицер приподнялся и крикнул ей, что в кишлак нельзя, но она твёрдо продолжала свой путь. Стали стрелять ей под ноги, я тоже прицелился и выстрелил несколько раз, но женщина, не обращая внимания на фонтанчики от пуль, продолжала свой путь. Мне страшно было нечаянно зацепить ее, и я прекратил стрельбу. Офицер приказал другим: «Отставить стрельбу! Пускай идёт!». Женщина вошла в один из дувалов и через полчаса вышла, и пошла вверх по ущелью. Мы молча провожали её глазами. Приказа преследовать её не было.

В момент обсуждения этого события всплыла мысль обыскать кишлак. Командир упирался, потому что не хотел рисковать людьми. Но его убеждали, что кишлак перед нашими позициями, как на ладони, и при этом закрыт хребтом от глаз высокого командования. Кишлак хорошо простреливается, и если сверху что нибудь заметят подозрительное, то предупредят и прикроют. Может, удастся чем-нибудь разжиться, ведь завтра Пасха.

Пасха.

Тогда не понимал значения этого православного праздника. Он был запрещён, и милицейские кордоны перекрывали путь желающим прийти в церковь и пройтись крестным ходом. Чтобы отвлечь людей, даже устраивали ночные сеансы в кинотеатрах.

Для меня это была какая-то непостижимая тайна. Мне казалось, что кто-то, действительно, мёртвый в этот момент воскресал и обретал жизнь, и это событие приводило всех свидетелей в восторг. Память об этом празднике прочно жила в памяти народной. Множество людей приходило в полночь, чтобы хоть из-за милицейского оцепления посмотреть на величественное течение крестного хода с зажженными свечами во главе со священством, в сопровождении хора, под праздничный перезвон колоколов. И в ответ на призывный возглас старшего священника: «Христос Воскресе!», что есть силы, в унисон, с другими, крикнуть: «Во истину Воскресе!».

А на следующий день во дворах катали яйца. Смех, веселье, хорошее настроение, и это было только на Пасху, т. к. в другое время яйца не катали.

Религиозные восторги жестоко подавлялись государством, специальные люди шпионили за верующими, и даже просто пришедшие в церковь из любопытства, попадали под пресс, их пугали увольнениями и вели разъяснительную работу. Поэтому было в высшей степени странно, что память о Пасхе докатилась до русской роты, державшей оборону на краю света.

Наконец-то командир роты согласился во главе разведгруппы спуститься в кишлак и посмотреть, что к чему. В группу взяли и меня как опытного сапёра. Оговорили, в каком порядке входим в кишлак, кто входит в дом, кто стоит и охраняет снаружи. Прозвучало бодрое напутствие: «С Богом!», и мы двинулись в сторону кишлака.

Собака.

Осторожно подошли к окраине, и прошли вдоль стены. У входа в дом злобным лаем нас встретил большой лохматый пёс, похожий на среднеазиатскую овчарку. Пёс стоял около дверей и яростно лаял на нас, демонстрируя готовность к атаке. Мы пытались пса приманить, но он на контакт не шёл, а всё больше и больше распалялся от гнева.

Стали кидать в него камнями, чтобы отогнать, но пёс ловко уворачивался, и тут же бросался в атаку или отходил к двери, которую охранял. Мы не боялись собаку, потому что несколько человек держало её «на мушке». Командир сделал несколько предупредительных выстрелов в его сторону. Пес, услышав грохот выстрелов, замолк и, продолжая рычать и изредка гавкать, попятился от входа в дом.

Мы осторожно пошли к двери, но пёс смело бросился на нас, и тут же раздалась короткая автоматная очередь. Собака изогнулась всем телом от неожиданной боли, пронзительно заскулила и завалилась на бок, беспомощно загребая лапами. Пронзительный собачий визг был невыносим, и командир приказал добить пса. Одиночный выстрел – и всё кончено. Бесстрашие верного пса вызывало уважение, и все немного постояли и посмотрели на убитую серо-рыжую, лохматую собаку, так отчаянно защищавшую вход в дом.

Шмон.

Следующим препятствием оказалось то, что дверь была заперта. Замок был крупным, и сбить его прикладом не удалось. «Тем хуже для хозяина, дверь придётся взрывать», – сказал командир. Я достал из вещмешка большую тротиловую шашку и привязал к замку. Вставил в детонатор бикфордов шнур и закрепил его в шашке. Когда все спрятались за угол, поджёг шнур и убежал в укрытие. Секунд через 30 раздался взрыв. Взрывом вырвало часть дверной коробки, и часть двери с замком. Путь был свободен.

Пошли осматривать дом. Сначала осторожно, чтобы не пропустить растяжку и угадать засаду за дверным проёмом, а потом «по-хозяйски» переворачивали вещи. Быт афганцев очень скромен. Мебели почти нет. Большая редкость полки, чаще всего в стенах сделаны ниши, на которых лежат вещи.

В одном месте за ковром была потайная ниша, на которой среди прочего лежал тюбик с кремом и чай в банке из тёмного стекла. Мне показалось странным, что чай прячут за ковром и в тёмной банке, наверное, потому что он очень хороший!? Намазал крем на внешнюю сторону ладони, почувствовал прохладу, от руки запахло ментолом. Ощущение мне понравилось, и крем с чаем положил в мешок. Вышли во двор.

Во дворе гуляли куры. И мы тут же их стали ловить. Забавное зрелище – до зубов вооружённые бойцы бегали по двору, пытаясь схватить перепуганную птицу. Куры, обезумев от страха, отчаянно кудахтая, удирали со всех ног, закладывая головокружительные виражи. Всё-таки удалось поймать несколько птиц, и им тут же свернули головы. В нескольких местах нашли кладку яиц и бережно собрали их. Это было очень кстати накануне Пасхи.

Дети.

Окончив осмотр, вошли в следующий дом. Внутри большой комнаты был беспорядок, и лежащий на полу ковёр явно что-то скрывал, холмами выпирали какие-то вещи. Аккуратно откинули ковёр, и нашим глазам открылось жуткое зрелище. На полу лежали два маленьких ребёнка, мальчик и девочка. На вид им было около пяти лет, очень опрятно одеты, достаточно упитаны, и на телах никаких следов ранений.

Все оторопели от увиденного. У девочки были заплетены длинные косички, из-под афганского красного самотканого платьица виднелись тоненькие ножки в длинных шароварах. Стопы были связаны белой тряпочкой за большие пальцы, так же как, и у мальчика. Казалось, что дети спят…

Все недоумевали по поводу этой находки и подумали что, женщина бесстрашно идущая под пулями, шла к своим детям, а что с ними произошло… оставалось загадкой. Мёртвых детей покрыли ковром и торопливо вышли из этой мрачной комнаты.