Текст книги "Я, Чудо-юдо"

Автор книги: Игорь Мерцалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Да где же мне найти красну девицу в этакой глуши?

– Не беспокойся: кончится зима, начнется судоходный сезон и гостей у тебя прибавится. Ну и я постараюсь помочь… Буду подкидывать девиц по возможности. Да не вороти морду, о твоем же благе забочусь! – Не знаю, так ли легко читать выражение моей морды, но Черномор справился без труда, и тут же добавил: – О своем, конечно, тоже.

– И что, Заллус позволит мне обзавестись красной девицей? Он ведь должен учитывать такую вероятность, небось, наблюдает за островом денно и нощно.

– Плохо ты знаешь колдовскую жизнь, в ней много событий и мало свободного времени. Нет, конечно, Заллус не отказался бы от наблюдений, но он просто не в состоянии этого сделать. Остров-то отрезан от мира. Если хочешь, можешь проверить: заведи себе пленника и посмотри, придет ли Заллус выяснять, почему на берегу посторонний живой человек.

– Не премину, – заверил я, тогда еще понятия не имея, что довольно скоро бравый саксонец Рудольф Отто Цвейхорн из Готтенбурга блестяще подтвердит слова Черномора. – Интересно, а не думал ли Заллус о такой вероятности, что я крепко разозлюсь на него и попросту сдам остров первому, кто предъявит на него права? – проворчал я. – Первому встречному колдуну, который будет знать, в чем дело?

Черномор округлил глаза:

– Разве Заллус не сказал, что это означает для тебя смерть?

– Да, но я… не придал значения.

– Придай. Ты заклят чарами Радуги. Если Сердцем завладеет враг, ты умрешь!

– Спасибо за консультацию, – вздохнул я. – Приму к сведению.

Черномор достал из кармана тонкую золотую цепочку с подвешенным к ней изумрудом в оправе.

– Намотай на лапу под браслетом, чтобы никто не заметил. Если у тебя получится избавиться от чар, вероятно, ты сразу же очутишься дома. Тогда потри камень – я приду к тебе либо явлюсь призраком. Всего несколько слов о Сердце острова… и Заллус тебя уже никогда не побеспокоит.

– Я должен подумать, – проговорил я.

Черномор нахмурился.

– Подумать? Учти, чудовище: если ты выдашь меня Заллусу, терять мне будет уже нечего. Я найду способ отомстить.

– Учту, Черномор, учту. И все-таки сначала подумаю.

– Хорошо, – согласился он. – Я могу понять, как трудно освоиться с положением раба. Однако уже в следующий приезд рассчитываю услышать определенный ответ. – Он спрятал изумруд на цепочке обратно в карман и сказал как ни в чем не бывало: – Заллус просил меня поведать грозному Хранителю о торговле. Повелитель Радуги имеет дела примерно с дюжиной негоциантов, преимущественно английских. Счастливчики, которым дозволено приближаться к острову, имеют вот такой знак.

Он выудил из складок одежды ярлык со змеей, свернувшейся в знак бесконечности, о котором мне рассказывал Заллус.

Мавры и персияночки, услышав, что господин заговорил обычным голосом, расслабились. По знаку Черномора два мавра поднесли сундучок, из которого колдун по ходу рассказа извлекал наглядные пособия.

– Наиболее ценны магические артефакты, связанные с мореходством, например, волшебные стрелки, которые, будучи положены на плавающую в воде деревянную плашку, всегда указывают на север. Еще выше ценятся браслеты, подобные тому, который ты носишь на лапе, с таким же узором, но более тонкие и соответственно слабые. Одинарные браслеты позволяют утихомиривать волны. Мой браслет, – Черномор, задрав рукав, продемонстрировал блестящее обручье, сплетенное из двух витых цепочек, – как видишь, пошире, поэтому справляется с любым штормом, это уже редкая работа, если встретишь похожие, ни за что не продавай. Ну а твой, самый массивный, совершенно исключителен, второго такого на свете нет.

– Вот, кстати, хорошо, что речь зашла. Не подскажешь, как им управлять? Я уж и тер его, и на камни нажимал…

– Не надо ничего тереть и нажимать, – удивился Черномор. – Этот браслет был изготовлен давным-давно для первого морского царя. Достаточно пожелать, и ты усмиришь любую бурю, либо поднимешь волну высотой с гору.

– Черномор, это было первое, что я испробовал. Просто пожелал. Ничего не случилось.

– Странно. Браслет наполнен магией, я это чувствую. Если хочешь, спрошу у Заллуса, в чем тут дело. Так, на чем мы остановились? Ах да. Браслеты следует продавать не более одного за раз. Волшебные стрелки – не более двух. Большим спросом среди мореплавателей пользуются вот такие амулеты, – он извлек из сундука аляповато вырезанную из кости фигурку довольного толстощекого мужичка. – Предохраняют от морской болезни, что бывает очень ценно, когда на борт поднимается знатный, но подверженный сему скорбному недугу человек. Эти амулеты также следует продавать не более двух штук в одни руки. Может быть, лучше тебе записать?

– Я запомню…

Коротко говоря, список товаров, подлежащих вывозу за пределы острова, включал еще с десяток наименований. Там были зерна злаков, которые прорастают и дают урожай в любом климате, охотничьи манки, приманивающие любую дичь, и даже скатерти-самобранки. Последние, кстати, были дешевле всего, из-за жесткой конкуренции со стороны Русской земли.

Что везти в ответ, купцы знали сами. «Они не первый день замужем», съюморил Черномор и добавил к инструкции Заллуса существенную деталь: если какая-то вещь не поместится в ларец с тремя орлами, ее следует передать через самого Черномора.

Причем низкорослый бородач, оказывается, тоже не прочь был поучаствовать в экономической жизни острова.

– Заллус обычно не возражает, если я делаю свой маленький гешефт, – пояснил он. – Так что, если ты подыщешь для меня что-нибудь поинтереснее самобранок, мои ответные услуги не вызовут никаких подозрений, – он выразительно подвигал бровями, намекая на прежнюю часть разговора. – Кроме… гхм, наложниц, могу предложить табак и кофейные зерна. Заллус говорил, на вашем лепестке это весьма ходовой товар.

– Табак не надо, – решительно отказался я. – А вот кофе давай, с превеликим удовольствием. Ну что ж, спасибо за угощение и увлекательную беседу! Однако пора и честь знать.

– Питаю надежду на то, что мы расстаемся в полном благорасположении друг к другу, каковое сделает возможной новую встречу в столь же теплой и приятной обстановке, – выпалил Черномор так гладко и отрепетированно, что я не сразу распутал словесный клубок.

– М… не сомневайся. Заплывай через месячишко, думаю, как раз осмотрюсь к тому времени.

– Мои передвижения ограничены напряженной работой. Но при первой возможности навещу. Что ж, до встречи, юноша… Позволь, но ты так и не назвал своего имени! А я, невежа, забыл поинтересоваться, – несколько обиженным тоном, давая понять, что истинный невежа здесь я, опечалился Черномор. – Как тебя зовут, Хранитель?

Я уже было собрался назвать свое имя, но тут вновь блеснуло зеркало в глубине шатра, и я со вздохом сказал:

– Да что уж… Называй Чудом-юдом.

Все это, конечно, меня не оправдывает, но, по крайней мере, теперь вы можете понять, почему всю зиму я ходил злой, как уксус. Колдун-работодатель все не спешил меня проведать, Черномор тоже будто сгинул. И что оставалось? Думать, как и обещал? Да, я думал. Но без достоверной информации это занятие неблагодарное.

Кому верить? Черномор так все логично с виду объяснил, был так доброжелателен, что поневоле заподозришь подвох. Если один колдун нечестен, что стоило соврать другому? По всему судя, совести у этих колдунов дефицит. Хотя нет, неподходящее сравнение – дефицитный товар отличается тем, что широко востребован…

Один из колдунов врет – который? И могли ли оба наврать? Наверное, смотря в чем. По крайней мере, островные «богатства» едва ли безразличны Заллусу, и он должен быть кровно заинтересован в их сохранении. Но в сущности он и поставил меня в такие условия, что деться некуда – или играй по предложенным правилам, или… Ему ведь даже убивать не обязательно – превратит в какую-нибудь мышь бессловесную…

Но, может быть, трепло только Черномор, а Заллус сдержит слово? Он ведь во многом оказался прав – я освоился, продолжил эту его магическую торговлю, будь она неладна. Он должен быть заинтересован в том, чтобы работник чувствовал удовлетворение. Все-таки экономическая выгода – серьезный движитель честности в тех исчезающе редких случаях, когда она выгодна. Черномор слишком явно завидует Заллусу, и если всерьез намерен перехватить у него Радугу, не остановится ни перед чем. И тогда он обязательно должен опорочить моего работодателя, чтобы склонить меня на свою сторону.

Если все так, то водоплавающий колдун – гадюка подколодная. Неужели он настолько талантливый актер, раз уж Заллус ему доверяет? Наверное… Опять же, я ведь полный профан в специфике колдовских взаимоотношений. Может, у них промеж собой – законы чести нерушимые, и вот только один такой Черномор отыскался, что готов слово нарушить, а Заллус даже вообразить не способен этакое коварство? Не смейтесь, я сам понимаю, как это звучит, но хотя бы по теории вероятности – может такое случиться в одном из бесконечных параллельных миров?

Закончились мои сомнения на том, что я вспомнил о миллионах и успокоился. Осталась только одна мыслишка: если Заллус так и не появится в условленные полгода, это уже будет о чем-то говорить…

Первый из обещанных негоциантов нарисовался дня через три или четыре после Черномора. Признаться, сидя в зарослях и ожидая, когда пузатые шнеки приблизятся к берегу, я немного нервничал. Вроде бы что такого, пора работать как договаривались, но волновался я больше, чем когда впервые понес на утверждение собственноручно состряпанный рекламный модуль: опыта никакого, голова уже болит из-за сомнений, посеянных Черномором, да еще комплекс по поводу внешности откуда-то из глубин подсознания выскочил.

Над мачтами трепетали белые флаги со змеей-восьмеркой. Когда суда заякорились, над волнами разнесся гулкий рев медного рога. Под его звуки с передового корабля спустили челнок, в котором разместились четверо гребцов и, по всей видимости, самолично негоциант в парчовом камзоле. Гребцы ладно ударили веслами и за минуту донесли челнок до берега, однако высаживаться гости не стали, недоуменно оглядывая пустой пляж. С корабля все дудели в рог – видимо, меня вызывали.

Ну ладно, вот он я. Получите и распишитесь…

Когда хмурое, обвешанное волшебными цацками чудовище с подрагивающим кончиком хвоста приблизилось, люди в челноке слегка опали с лица, однако купец – вот что значит культурный человек – быстро взял себя в руки.

– Приветствую тебя, чудовище! Не ты ли новый Хранитель острова, о котором любезно предупредил нас почтенный Заллус? – чисто, без малейшего акцента спросил он.

– Ну я. А ты кто такой?

Купец снял широкополую шляпу и церемонно представился:

– Джон Гуилкрафт, аккредитованный негоциант английской короны при дворах Испании, Бургундии и Дании, старинный знакомец многочтимого Заллуса.

Судя по тону, именно последнее должно было отрекомендовать его с лучшей стороны.

– А я Чудо-юдо, – представился я.

– Да, я знаю. Все Хранители Радуги называются Чудами-юдами. Ты позволишь мне ступить на берег?

– Да ради бога, – широким жестом пригласил я. – Айда ко мне, я как раз хотел пообедать.

Гуилкрафт, уже перекинувший ногу через борт, поспешно запрыгнул обратно в челнок.

– Заллус не забыл тебе сказать, что купцы под змеиным флагом неприкосновенны?

– В каком смысле? – удивился я. – Ты что, решил, будто я собираюсь пообедать тобой?

– Э нет, конечно, нет!.. – замялся аккредитованный негоциант. Яснее ясного было, что именно такую гадость он про меня и подумал.

– Не хочешь – как хочешь, – обиженно пожал я плечами и достал из сумки прейскурант. – Выкладывай, с чем приехал.

Вообще-то я все запомнил, что Черномор говорил, но после его отплытия на всякий случай записал основную информацию. Пришлось попотеть: нормальная бумага на острове была, а вот чернила через раз попадались волшебные, то есть по большей части «шпионские», исчезающие при высыхании, почему, кстати, и сами являлись довольно ходким товаром. При появлении на горизонте змеистых флагов я, движимый неосознанным стремлением придать себе презентабельный вид, застегнул на пузе найденный в одной из комнат широкий пояс. Вид у меня вместо презентабельного сделался совершенно несерьезным, зато, подвесив к поясу плоскую кожаную сумку, я обнаружил, что это довольно удобно, и положил свой прейскурант в нее.

– Мне есть чем обрадовать Заллуса, – расцвел Гуилкрафт. – После долгих поисков мне наконец-то удалось раздобыть секретные дневники великого заклинателя демонов Иосафа Виссариона Гиадского. Здесь он подробно излагает, как привлечь демонов на государственную службу, а также причины, по которым никому впоследствии не удавалось от них избавиться. – Он достал из стоявшего на дне сундучка кипу потрепанных листов, стиснутую двумя дощечками и перевязанную тесьмой. – А вот и подвески английской королевы.

Вслед за дневником на свет явились ослепительной красоты ювелирные изделия.

– И какое в них волшебство? – спросил я.

– Никакого, – пожал плечами негоциант и внятно повторил: – Подвески английской королевы!

Странное дело. Согласно черноморовым инструкциям, волшебная торговля осуществлялась по простейшему принципу – баш на баш. Ценность островных товаров измерялась предельным отпускаемым количеством, а все привозное не глядя считалось достойным обмена. С дневником понятно, заклинание демонов – самое колдовское занятие. Но при чем тут какие-то подвески?

Или это для какой-то разновидности магии? Наведение порчи или приворот через личную вещь… Е мое, в чем я участвую! Это же уголовщина неприкрытая! И Гуилкрафт хорош…

– Ах ты, гусь! Тебя правительство аккредитует где ни попадя, а ты на родную королеву чары накладывать помогаешь?

– А если королева – дура? – неожиданно взвился купец. – Что ты понимаешь в английской дипломатии, зверюга страшная? Да я, если хочешь знать, страну спасаю! Русские рвутся из Балтики, все восточное побережье страдает от набегов викингов, ирландские и шотландские дикари мешают развитию портов, мы, со всех сторон окруженные водой, точно бедные родственники, вынуждены пользоваться одним несчастным Корнуоллом… Только брак с Клавдием Датским способен открыть для Англии Северное море! А ее вдовствующее величество, видите ли, втрескалась по уши в бургундского красавчика Роберта, сына старого пройдохи Луи Филиппа… – выдохшись под конец этой прочувствованной речи, Гуилкрафт налился краской и, тяжело вздохнув, заключил: – Не трави душу, чудовище, самому противно.

– Ладно, давай, – махнул я лапой. Чего я буду из-за англичан переживать? Пусть сами разбираются. Тут еще как посмотреть, может, моя деятельность наносит вред родной Руси? И то еще вопрос, если в своем мире я жил в бывшей союзной республике, то могу ли здешнюю Русь родной называть?

Как себя идентифицировать, если исчезает точка отсчета – неизвестно. Это только в фэнтези герои, где приземлятся – там и новую родину находят. А в реальной жизни – сплошная морока с этими путешествиями по параллельным мирам…

– Что взамен берешь добра?

– Мне нужны две волшебные стрелки, самобранка и гламурное зерцало.

Я сверился с прейскурантом – да, было такое. «Свет-зеркальце», которое отражает человека красивее, чем он есть. Не более одной штуки в руки.

Помню, я еще поспорил с Черномором – почему эта явно бесполезная вещица ценится наравне с такими исключительно мощными артефактами, как погодный браслет? Но он уверял, что никакой ошибки нет. Я потом отыскал одно гламурное зерцало на складе, посмотрелся – да нет же, полная фигня. Ну глядит на меня из глубин Зазеркалья помесь таксы с сенбернаром. Если не придираться, то довольно симпатичный барбос получается, но я-то знаю, что я не такой!

– И кому оно только нужно? – пожал я плечами.

– Женщинам, – как само собой разумеющееся пояснил аккредитованный негоциант.

Я подсчитал «стоимость заказа» и сказал:

– Неувязочка получается. Стрелки – это единица, гламурное зерцало тоже. За два предмета две единицы. Самобранка лишняя.

– Правда? – Гуилкрафт вздернул бровки домиком. – Ну раз лишняя, значит, не надо самобранки.

– Вот и я так думаю. Ладно, жди здесь, сейчас принесу.

Ларчик с доставленными Джоном предметами я сразу отнес в терем, потом прошелся по складам (я еще плохо помнил, где что лежит). Гуилкрафт, ожидая меня, отчего-то весь извелся.

Мельком осмотрев принесенное, он сказал:

– Чудо-юдо, раньше чем через три месяца я никого из наших не увижу, поэтому обращаюсь с просьбой. Передай Заллусу, что мне нужно магическое оружие. У него, я знаю, есть запас.

– Как же я ему передам?

– Но ведь он придет за товаром! Или тебе не дозволяется обращаться к нему? – удивился купец. – Хм, так ты не слуга, а безъязыкий раб?

– Фильтруй базар, брателло! А то как дам в лоб, три дня слабить будет… Я наемный работник!

Сам поражаюсь, как легко и непринужденно слетели с губ эти в общем несвойственные мне слова. Гуилкрафту бы сразу осадить меня, напомнить, что тут не малина воровская и разговаривать принято по-человечески… Но он только забормотал невнятные извинения, и я не просто догадался, а ощутил, как он меня боится. М-да… Осаживайте хамов, товарищи, и желательно вовремя!

– Передам, передам, не трясись. Забирай барахлишко и сваливай, пока не разозлил меня!

Тихо-тихо сидевшие доселе гребцы заработали веслами с энергичностью доброго дизеля лошадок этак на пятьсот…

Так я впервые исполнил свои непосредственные трудовые обязанности. Вроде бы все нормально, а настроение не очень. Правда, чего бы Заллусу не приходить за товаром, почему вообще сам дела не ведет? Настолько занятой или так наплевательски относится к своему владению?

«А вот как я передам ему просьбу Гуилкрафта?» – размышлял я, закладывая приобретения в ларец для переброски.

И вдруг замер.

Странно, с каких это пор мне мозги столь кардинально изменяют? Не иначе, с тех самых, как я вообще согласился на всю эту авантюру.

Я выгрузил рукопись и подвески, разыскал бумагу и написал «служебную записку»: так, мол, и так, аккредитованный негоциант Джон Гуилкрафт просит оружие. И постскриптум: надо поговорить, не забежишь ли на пару минут? Посидел, выжидая, пока чернила просохнут, рассеянно вертя в когтях почему-то засветившийся амулет. Нет, чернила обычные оказались, запись не исчезла. Тогда все вместе загрузил в ларец и закрыл крышку.

Подождал несколько секунд, потом любопытство одолело, заглянул – в ларце было пусто. Вот это эффективность! Теперь остается надеяться, что «почтовый ящик» в обе стороны действует.

Заинтригованный возможностями магии, в следующие полчаса я раз двадцать, не меньше, проходил мимо ларца, и наконец дождался ответа. В прибывшей бумажке было всего три строки:

«Никакого оружия!

P.S. Изволь больше не писать мне ядовитыми чернилами – это неостроумно.

Заллус».

Как это ядовитыми?.. Матерь Божья, так вот с чего амулет светился! Я прислушался к себе, но тревожных симптомов не обнаружил. Видно, лечащая магия оказалась сильнее. И только успокоившись, я обратил внимание, что по поводу моей личной просьбы Заллус не высказался ни единой буквой.

Я взял новый лист, отнес ядовитые чернила на место и уже искал нормальные, как вдруг подумал: а что я, собственно, намерен спросить у Заллуса? О судьбе прежних Хранителей, о том, нельзя ли мне завести девушку? Любой из этих вопросов выдаст Черномора с головой.

Но и не писать уже нельзя, мало ли что Заллус заподозрит. Хорошенько все обдумав, я нашел приемлемый вариант, и следующее произведение эпистолярного жанра выглядело так:

«Заллус!

Что же ты не заходишь посмотреть, как я устроился? Если некогда заглянуть на огонек, хоть письмецо черкни. Я что спросить хотел: когда мне первый отпуск положен?

Еще любопытно, что за неряха жил здесь до меня. Сплошной беспорядок. За чернила извиняюсь, но, если честно, виной твоя небрежность. Как я должен ядовитые отличать? Ты бы зашел, помог разобраться со складом, а то я шевельну что-нибудь не то, и весь остров на воздух пущу.

Чудо-юдо».

Вот так, сплошная забота об условиях труда.

Письмо исчезло мгновенно, но ответа я так и не дождался. Уже среди ночи, перед тем как идти спать, нацарапал еще одно, но котелок варил уже слабо, и я смутно помню только, что оно пестрело едкими и по большей части неуместными «не соизволите ли-с» и так далее, а подписал я его «искренне твое чудовище».

На следующий день подождал до обеда и на свежую голову сочинил письмо более обстоятельное и сдержанное, содержавшее искреннее недоумение пренебрежением работодателя в отношении трудящихся. Сломал два золотых пера и изорвал когтями четыре листа бумаги, в чернилах извозился так, что отмываться пришлось не меньше часа. Зато и натренировался в обращении с древним письменным прибором – хоть садись роман пиши.

Чтобы не томиться ожиданием, пошел на ближайший склад сортировать уже знакомые волшебные вещи. В те дни я еще не знал, что скоро накатит промозглая, штормовая зима, и рассчитывал в скором времени встречать новых купцов. Когда вернулся – в ларце меня ждало мое собственное послание, сложенное вчетверо, только теперь его украшали два высочайше начертанных слова: «Мне некогда».

«…Пойдем, братие, на полночь – уделъ Апета, сына Ноеви, откъго Православный Русский народъ сталъ еси. Взыдемъ на горы Кыевские възглядети на славный Днепръ, а пътомъ и на все Землю Руськую, отъ Киевы да Нова Города, отъ Нова Города до Володимера, отъ Володимера до Бряньчи и отъ Бряньчины по весямь руським сиротскыимъ…»[4]4
  Неточная цитата из «Задонщины».


[Закрыть].

Библиотека, занявшая один из жилых некогда срубов, и впрямь была шикарная. По примерным подсчетам в ней находилось не меньше тысячи пергаментных фолиантов в деревянных, обтянутых кожей переплетах с золотым тиснением, около полутора тысяч рукописных и печатных изданий меньшего формата из плотной, ломкой на вид бумаги, и около пяти тысяч свитков, хранящихся в деревянных тубах. Большинство трудов было иллюстрировано либо выполненными от руки невероятно искусными миниатюрами, либо – в наиболее свежих изданиях – гравюрами.

Наверное, библиотека и вправду могла удовлетворить любой вкус.

Здесь были Ветхий и Новый Заветы, агиографии: жития святых и удивившие меня «чудотворства», моления, хождения, видения, поучения, назидания, хроники, анналы, деяния, слова, повести, сказы, сказания, землеописания; правды и судебники.

Были научные труды по медицине, астрономии (или астрологии – разница не ощущалась), растениеводству, географии, металлургии, богословию, изобразительному искусству, гражданскому праву, архитектурному строительству, алхимии, риторике, ратному ремеслу, математике, любовному услаждению, геральдике, истории, демонологии, травоведению, философии, генеалогии, кораблестроению и даже предсказанию грядущего по картам Таро… Трактаты, суждения, размышления, описания, возражения, открытия и предикции[5]5
  Предикции – букв, предсказания.


[Закрыть].

Была поразившая мое воображение разновидность живописного альманаха – иконописный «Рублевский изборник».

Была литература художественная, драматургическая, эпическая и лирическая: романы, поэмы, стихотворения, повествования, оды, новеллы, сатиры, трагедии, басни…

Были в Радужной библиотеке династические хроники и филантропические утопии, чьи-то мемуары, эпистолярии – ставшие достоянием образованного человечества дневники и переписки, какие-то декларации и соглашения, даже чьи-то счета.

Это были книги на языке русском и добром десятке каких-то братско-славянских, на латыни и греческом, на английском, немецком, французском, арабском… А также предполагаю, на персидском, китайском, санскрите и как бы даже не на шумерском – по крайней мере, клинопись там точно была.

Я худо-бедно разбирал только русский и самые близкие, то есть наиболее братские славянские – это был еще во многом древнерусский, хотя и заметно продвинувшийся вперед по сравнению с языком «Слова о полку Игореве».

Вся остальная библиотека для меня сводилась к картинкам.

«От той Каялы великая беда была Русской Земле, а могла стать погибель, как вещал Иеремия Заточник в годы Ярославовы. Помнить надобно уроки разброда княжеского да неверия народного, посему учу: единая вера православная Русь спасла…»

Особенно трудные недели перед Новым годом (который я пропустил, потому что не обнаружил на острове ни одного календаря, а со счета дней, подсказанного Черномором, как назло, сбился) библиотека мне скрасила. Многие тексты были написаны языком простым и стройным, как, например, вот эти «Уроки безвременных лет». Встречались, конечно, и другие случаи. Скажем, «Задонщина», которая попалась мне в первую очередь, пестрела очевидными даже для меня орфографическими и синтаксическими ляпами, изобличавшими сильное желание и совершенное неумение автора работать со «старыми словесы». Особенно удивляло то, что «Задонщину» и «Уроки» не разделяло и полвека: Куликово поле упоминалось в «Уроках» как событие недавнее.

По всей видимости, литературный язык Руси проходил стадию становления, отфильтровывал отжившие свое грамматические излишества, проникался логикой четкого и ясного мышления – не вырождаясь при этом в набор сухих, безжизненных схем.

А вот что происходило с историей Руси в этом измерении, точно сказать не могу. К сожалению, знаний, полученных в годы учебы, не хватает даже для того, чтобы толком сопоставить обе линии развития, не говоря уже о выработке критического отношения к источникам. Кое-что, конечно, бросалось в глаза. Например, я вычитал, что в этом мире название Ледового побоища закрепилось за битвой, произошедшей не на Чудском, а на Псковском озере, и не в 1242, а в 1245 году, но объяснить эту разницу я не берусь.

По всей видимости, различия коренились где-то в начале тысячелетия, потому что к настоящему моменту Русь, часто именуемая в документах Московской, представляла собой сильную державу, покрывающую часть Литвы и Польши, практически хозяйничающую в Балтийском море, имеющую «уделы» (видимо, разновидности колоний) на побережье Черного моря и активно стремящуюся в воды Атлантики. Европейские государства еще не кристаллизовались, но уже считались самыми сильными Шведская, Английская и Бургундская короны (хотя последнюю, как сказал летописец, за истекшие сто лет «держали в руках три знатных рода и лапали шесть проходимцев»), значимыми – Норвежская, Испанская и Датская. Остальные короны тоже заставляли считаться с собой, но еще слишком часто переходили из рук в руки.

А нынче был год примерно 6950, ну, плюс-минус десять лет. От сотворения мира. Этот счет так и остался на Руси, хотя и счетом лет от Рождества Христова авторы владели легко. Мне все-таки пришлось поднапрячь память, чтобы сориентироваться, вспомнив позабытое со студенческой скамьи число 5508, составляющее разницу между этими летоисчислениями.

То есть, округляя, была где-то середина пятнадцатого века. Это уже потом Платон просветил меня, что я не так уж и ошибся в своих предположениях: встретились мы с ним в лето Господне 1445-е…

Можно понять, что, начитавшись, я страсть как захотел на все это посмотреть. Забродило в душе томление… А тут еще русскоязычные книги кончились, погода испортилась, лапы заныли – да лишний раз напомнили, что мне в таком обличье не только в культурные города, к самым распоследним дикарям соваться зазорно. И даже опасно.

С Рудей пытался говорить о Руси – он только плевался, фашист недоношенный. Но и о милом сердцу Фатерлянде что-то не спешил много рассказывать. По некоторым письменным свидетельствам и отдельным фразам рыцаря я догадался, что единой Германии на политической карте мира пока не наблюдалось (имелись в наличии только «единые духом», Саксония, Нордсаксония, в память о наголову разбитом ордене – Тевтония, а также Рейнландия, Тюрингия, Бавария, Швабия и еще кое-что по мелочи). Но нельзя не признать, фрицы держались молодцами. Между собой дрались редко, хозяйничали в западной части Польши, тревожили датчан, иногда ругались с силезцами, грызлись и мирились со шведами, всячески поддерживали латов, тоже принявших католичество, и ливонцев – небольшое, но вредное государство, которое образовалось на месте Ливонского ордена после его окончательного разгрома и подмяло под себя большинство племен эстов. Дважды крепко дрались с французами, один раз оставили за собой победу реальную, другой раз – моральную (я выяснил это, как-то попросив Рудю перевести парочку воинственных баллад из тех, которые он исполнял длинными штормовыми вечерами).

Вот и все, что удалось из него выжать насчет политической обстановки в мире. Ну еще то, что в морях не продохнуть от славян и викингов – те, оказывается, так и разбойничают на водах при полном попустительстве шведского короля. Англичане и французы, конечно, совсем стыд потеряли, там, дальше, испанцы косяками по Атлантике ходят, с косяками турок сталкиваются, под боком датчане чего-то хотят…

Из обмолвок Руди можно было заключить, что впечатляющих морских успехов не было только у внутриконтинентальных стран. У всех остальных впечатляющие морские успехи были. Кроме немцев, что, собственно, Рудю и нервировало.

И кот в просветители не годился. Он жил жизнью простого говорящего кота и политикой не интересовался совершенно. Так что до поры до времени я оставил походы в библиотеку – надоело тупо рассматривать картинки и ругать себя за то, что даже английский учил в свое время кое-как. Да и от того толку мало: язык шекспировской эпохи другого мира все-таки заметно отличался от языка мировой дипломатии мира нашего.

Работа на волшебных складах увлекала, но по большому счету шла из лап вон плохо. Не хватало ни знаний, ни должного чутья. Хоть бы Заллус банальную опись предоставил, просто список названий артефактов, уже бы проще было ориентироваться! Я пару раз обращался к колдуну через «почтовый ящик» с такой просьбой, но мои письма так и остались без ответа, что внушило мне самые скверные мысли.

Часть имевшихся на складе предметов еще можно было классифицировать на глазок, опираясь на сведения, почерпнутые из сказок. Однако имелся там солидный процент вещей либо неволшебных, либо неведомо как активируемых. С другой стороны, терем, оказывается, тоже таил в себе сюрпризы.

У Руди как-то струна на мандолине лопнула, а он тогда только-только от шока отходил после знакомства со мной, музыка ему помогала. Припомнил я, что видел нечто подобное в кладовке, сходил и притаранил Руде подобие лютни.

Помните гусли-самогуды в сказках? Которые всех плясать заставляли? Так вот, очень похожий эффект, только коленца мы откалывали не русские народные, а французские бальные. В роли кавалера был я. Рудя едва дотянулся до лютни, но исхитрился-таки положить ладонь на гриф, когда нас в очередной раз мимо лавки проносило. Только тогда лютня смолкла, и мы смогли перевести дыхание.