Текст книги "Пепел сгоревшей любви"

Автор книги: Игорь Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Света

Взять кредит в банке? Так, мол, я так: для выплаты рэкетирам срочно потребовались большие деньги, три тысячи баксов. Но ведь там не идиоты сидят, им справка с места работы нужна. И что она им предъявит, когда ее чертов комбинат простаивает уже бог знает сколько месяцев без какой-либо перспективы?! Поручитель? Даже смешно: какой ненормальный согласится поручиться за безработную?

Тут ей пришла в голову еще одна мысль.

Когда она листала подшивки газет, то обратила внимание на объявления типа: «Возьму деньги под процент…» Их было немного, но все-таки они были. А если кто-то брал деньги – значит, кто-то давал?

«Не попытаться ли и мне дать такое объявление? – подумала она. – Я пообещаю любой процент, который только с меня потребуют. Главное, найти нужную сумму и спасти Славу, а когда придет время выплачивать долг – пусть хоть режут ее на части! Да, пожалуй, стоит попробовать».

Света вновь отправилась в редакцию и заполнила бланк объявления.

«Срочно возьму крупную сумму в у.е. под процент».

Подумала и добавила к «проценту» слово «высокий»: «Срочно возьму крупную сумму в у.е. под высокий процент».

Еще минус два дня от отведенного ей срока – и объявление появилось в газете.

Она стала ждать звонки. Их не было – ни в первый день, ни во второй.

На третий позвонил какой-то мужчина.

– Я по объявлению. О какой сумме идет речь?

– Три тысячи долларов.

– Три тысячи долларов? – переспросил он. – Простите за беспокойство.

Послышались гудки отбоя.

Больше не позвонил никто.

Саша

Господин Хэкетт появился в следующий понедельник. Костюм на нем был другой, коричневый, но столь же безукоризненный, как и тот, первый. Сопровождал его тот же переводчик и секретарь, Берт Хиггинс. Я выключил телевизор, не досмотрев очередную часть бесконечного криминального сериала российского производства.

Стивен дружески улыбнулся, пожал мне руку и сел напротив. На лацкане его пиджака был приколот небольшой круглый значок с мудреным рисунком и надписью «СотрЕх-2003». Перехватив мой взгляд, он пояснил:

– Вчера вернулся с компьютерной выставки в Амстердаме. Подписал с южными корейцами один выгодный контракт, на той неделе полечу в Сеул. Ну, а сейчас к делу, – он прокашлялся. – Алекс, ваше ранение, говоря юридическим языком, повлекло длительную нетрудоспособность. Возможно, вы вообще никогда не сможете больше работать. Сколько вы можете пролежать парализованным, доктора не говорят. Извините, что я так прямо, но мы с вами – мужчины.

Я бесцельно вертел в руках телевизионный пульт, не зная, что сказать.

– Излишне говорить, как мне жаль, – продолжал Хэкетт. – Особенно неприятно, что это произошло из-за моего сына. И вот что я решил – решил давно, но время сказать об этом пришло только сейчас. Я знаю, что ваша компания выплатит вам какую-то компенсацию за это тяжелое ранение. Я также знаю, что эта сумма будет незначительной и никогда не покроет тех физических и моральных травм, которые вы получили. Так вот, со своей стороны я выплачу вам двести тысяч долларов в любой форме, какую вы посчитаете для себя наиболее удобной.

В палате воцарилась тишина.

Как я должен на это реагировать? Прыгать от радости на кровати, лобызать своего благодетеля или заорать на весь этаж?

Я положил пульт на тумбочку. Поправил стопку свежих газет. Смахнул с одеяла какую-то пушинку. Может, со стороны это выглядело как какие-то нервные подергивания, не знаю, но я должен был сделать хоть что-то. Потому что человек не может лежать, как бревно, когда ему сообщают о том, что он станет владельцем двухсот тысяч долларов.

– Не отказывайтесь, я все решил. Если вы не возьмете, я все равно открою счет на ваше имя.

– Я и не отказываюсь, – ответил я, с трудом сдерживая желание задать своему собеседнику один простой вопрос, возникший в моем мозгу, едва лишь Хэкетт объявил о своем решении.

Горький вопрос. Неприятный вопрос.

Что делать с такой кучей денег парализованному инвалиду?!

– Значит, откроем счет на ваше имя? – оживился мой собеседник. – Или вы предпочтете получить эту сумму как-то иначе?

– Я предпочту получить ее наличными.

Вот так, знай наших! Стану я возиться с какими-то там карточками или чеками!

Переводчик и Хэкетт переглянулись. Потом Стивен чуть заметно усмехнулся.

– Я заметил у вас, русских, одну любопытную черту. Вы не доверяете ни чековым книжкам, ни карточкам, ни банкам, ни ценным бумагам. Вот когда деньги у нас лежат в кармане, в портфеле, ну, или в вашем личном сейфе – вы счастливы.

– Национальная особенность, – пояснил я.

– Что ж, вы получите деньги наличными, – пообещал он. – Теперь перейдем к деталям. Поездка в Белоруссию поездом в вашем состоянии исключена. Я оплачу ваш проезд специальным реанимобилем со всем необходимым оборудованием па тот случай, если в дороге случится э… какой-нибудь неприятный инцидент. Вас будет сопровождать один из сотрудников московского филиала моей фирмы и, разумеется, врач.

Он встал.

– Ну что ж, Алекс, нам осталось только согласовать с врачом день выписки.

После того, как господин Хэкетт ушел, я попросил Нину узнать телефонный код Белоруссии и прямо из палаты позвонил Валентине, своей бывшей супруге.

– Саша? Ты откуда, из Ирака? – послышался ее удивленный голос.

– Почти. Слушай, Валя, я возвращаюсь. Меня немного ранили: бандитская пуля, как говорили в одном старом фильме. Поэтому мне будет нужен уход, по крайней мере, на то время, пока я не найду э… как это называется? Сиделка? Да, сиделку. Можно и стоялку – главное, чтобы была рядом.

– Я не смогу за тобой ухаживать, если ты на это намекаешь. У меня работа.

– Валя, это только на пару дней – пока я не найду человека. В магазин там сходить, мусор вынести, приготовить что-то. Ты же знаешь, я кроме жареной картошки ничего не могу соорудить.

– Ну, не знаю… – неуверенно проговорила моя бывшая супруга.

– Это ты пока не знаешь. А как узнаешь, сколько я заплачу тебе за это, так сразу и определишься.

– Ну и сколько?

– Вот это уже деловой разговор, – похвалил я. – Пятьдесят баксов в день.

– Сколько?

– Пятьдесят североамериканских долларов, – раздельно произнес я. – Пойдет?

– Да, – коротко ответила она.

– То-то же. Возьми отпуск за свой счет. Придумай там что-нибудь: любимая бабушка приезжает из Мариуполя или еще что. Короче, подготовь квартиру, купи продуктов, все такое. Я думаю, ты еще не истратила те триста баксов, что я тебе оставлял?

– Нет. Двести тридцать осталось.

– Вот их и трать. Да, вот еще что: посмотри мне какую-нибудь пижаму. Размер мой еще помнишь?

– Сорок шестой.

– В десятку! – похвалил я. – Только это, как говорится, было давно и неправда. Сейчас мне и сорок четвертый будет великоват.

Раньше я никогда не носил пижам – но ведь раньше мне и не приходилось проводить столько времени в постели! Я уже хотел было положить трубку, но вспомнил еще одну немаловажную деталь.

– Да, чуть не забыл: купи удлинитель для телефона, ну, чтобы рядом с кроватью аппарат поставить. Звонить-то мне придется, а я, как человек подстреленный, передвигаюсь с трудом. Пока с трудом, – подумав, добавил я.

– Может, лучше радиотелефон? Или мобильник? – предложила экс-супруга.

А, гулять, так гулять! Имея двести тысяч «зеленых», могу я себе позволить или нет?

– Давай мобильник.

– Только там при регистрации надо паспорт предъявлять, – заметила Валентина.

– Ну, зарегистрируй на свою фамилию, какие проблемы. Как там Денис? Не собирается еще домой?

– Да нет, вроде. Звонил неделю назад. У него все в порядке. Спрашивал о тебе. Сказала, что ты в Ираке.

– Ну а он что?

– Обозвал самоубийцей.

«Так оно и есть», – подумал я.

– Еще твоя мать звонила, – добавила Валентина. Как ни удивительно, со своей бывшей свекровью она сохранила неплохие отношения даже после нашего развода. – Жаловалась, что как уехал – ни слуху, ни духу.

– Ты смотри там – не ляпни ей, ну… насчет моего ранения, – предупредил я.

– Ладно. Когда ты приедешь?

– На днях. Короче, перед выездом я тебе позвоню. Ну, все. Пока.

Я повесил трубку.

Света

Она присела на диван.

Нет, надо отвлечься хоть ненадолго, так можно и свихнуться. Она нащупала пульт телевизора. «Пролистав» без остановки несколько каналов, остановилась на каком-то развлекательном.

Шла передача из мира шоу-бизнеса. Новоявленная «звезда» с четырехдневной небритостью на щеках распиналась о баснословных «бабках», которые приходится выкладывать за раскрутку в эфире своих безусловно талантливых произведений. Цифры минимум раза в три превышали сумму, которая нужна была ей – чтобы спасти сына.

«Бедняга, как же мне тебя жалко!» – со злостью подумала она, глядя на трясущего крашеными кудрями кумира сопливых девчонок. Вот уж действительно: у кого щи жидковаты, а у кого – бриллианты маловаты.

Она переключила канал. На этом шел какой-то боевик. Молодой парень был прикован наручниками к ржавой батарее отопления. Крупным планом – лицо с заклеенным скотчем ртом. Глаза, полные ужаса. Карие, как у Славы.

Нет, видно от этого не сбежать.

Ей захотелось грязно выругаться. Она выключила телевизор. Долго сидела, уставившись в серый экран невидящим взглядом.

Потом встала, подошла к серванту. Вытащила из нижнего ящика спрятанный под старыми журналами мод конверт с деньгами. Еще раз пересчитала.

Четыреста пятнадцать долларов. Это все, что ей удалось собрать.

Теперь оставалось надеяться только на чудо.

И оно произошло.

Когда до окончания срока, определенного вымогателями, оставалось три дня, в ее квартире раздался телефонный звонок.

Саша

Позавтракав в больнице последний раз, я попрощался с доктором Сергеевым, медсестрами Ниной и Людой, Стивеном Хэкеттом и его секретарем-переводчиком Бертом и отправился в Белоруссию.

Утром, за несколько часов до отъезда, в палате произошел следующий разговор.

– Я попросил медсестер и доктора не беспокоить нас некоторое время, – объявил Хэкетт, когда Берт плотно прикрыл дверь. – Вот. Как вы хотели, господин Алекс, – торжественно произнес Стивен и, положив на мою кровать «дипломат», щелкнул замком.

В портфеле, одна к одной, лежали пачки новеньких стодолларовых купюр. Их должно было быть двадцать, но пересчитывать было как-то несолидно: в конце концов, деньги, выражаясь нашей общепринятой лексикой, были халявными.

Как бы угадав мои мысли, Хэкетт произнес:

– Двадцать пачек. В каждой сто купюр по сто долларов. Итого, двести тысяч. Будете пересчитывать, Алекс?

Я укоризненно взглянул на него.

Он понял и сменил тему.

– Замок – кодовый. Выставьте на нем какое-нибудь шестизначное число и запомните его хорошенько. К примеру, число и год рождения вашей прабабушки. Берт покажет как. Теперь еще вот что, – он кашлянул. – О том, что я передаю вам эту сумму, не знает никто – кроме меня и Берта. Я это к тому, что если вы пожелаете декларировать ее налоговым органам – пожалуйста. Если нет, значит, нет. Меня это не касается.

Я пожал плечами.

– Разберемся.

– Ну, тогда все. Машина придет через час. Поездка займет э… примерно… – он вопросительно посмотрел на Хиггинса.

– Десять часов.

– Десять часов. Мне остается пожелать вам счастливого пути и скорейшего выздоровления, Алекс. Я никогда не забуду, что вы сделали для меня, – его голос чуть дрогнул. – Если у вас когда-то возникнут проблемы, не раздумывая, связывайтесь со мной любым способом: по телефону, электронной почте, факсу, – он вынул из кармана синюю карточку, на которой золотом были отпечатаны его данные, и подал ее мне. – Да, и не забудьте коляску. Она вам еще пригодится. До тех пор, пока вы не встанете на ноги, Алекс, – дипломатично добавил он.

Я сильно сомневался, что в своем двухкомнатной кооперативной квартире площадью двадцать восемь с половиной квадратных метров я смогу ездить на коляске с той же легкостью, что и в просторной палате или больничном коридоре, длинном, как взлетная полоса, но не стал разочаровывать Хэкетта.

Берт показал мне, как выставить код на замке «дипломата», что я и сделал, набрав день, месяц и две последние цифры года рождения сына.

Потом Стивен Хэкетт крепко пожал мне руку. Хиггинс тоже. Они вышли.

Я взял с тумбочки листок бумаги, на котором был записан телефонный код Белоруссии, и стал набирать номер Валентины.

Она подняла трубку с шестого гудка, наверное, еще спала. Я с опозданием сообразил, что время у них, по сравнению с московским, отстает на час.

– Валя, я выезжаю. Буду ориентировочно в десять вечера. Короче, готовность номер один. Цветов и оркестра не надо.

– Ладно, Саша. Все сделаю. Я уже в отпуске. Взяла неделю.

– Хорошо. Ну, до встречи.

В дверях возникла фигура Люды с моими документами на выписку.

Часть вторая

Саша

Валентина встретила меня вежливо.

Вежливо поздоровалась. Вежливо поцеловала. Откуда было взяться иным чувствам: уже четыре года мы жили порознь, и ни я, ни она не испытывали ни малейшего желания начать все сначала.

Было около одиннадцати вечера. Мои сопровождающие помогли мне раздеться и уложили в кровать, застеленную свежим бельем, подкатили к ней коляску, сунули под кровать пластмассовое судно. Врач передал Валентине папку с моими медицинскими документами – рентгеновскими снимками, кардиограммами и прочими бумагами. «Здесь даже есть ваша энцефалограмма», – с непонятной гордостью сказал мне он. Я довольно смутно представлял себе, что это такое, а потому не мог разделить его чувств.

«Дипломат», по моей просьбе, они положили в нижнее отделение серванта. Я решил, что в ближайшее время найду портфелю с несметными сокровищами более надежное место. Перед отъездом из московской больницы я переложил одну пачку купюр в карман куртки – так сказать, на текущие расходы. Когда мы прибыли в Минск, я отсчитал из нее пятьсот долларов и попросил людей Хиггинса обменять их на белорусские деньги. По моим подсчетам, на первое время этого должно было хватить.

Потом они попрощались, поинтересовавшись, как проехать к ближайшей гостинице, не подозревая, что в нашем провинциальном городишке она – единственная. Валентина объяснила им, где находится наш «Горизонт», и мои сопровождающие ушли, пожелав мне на прощанье скорейшего выздоровления.

– Ты прости, но носить тебя так, как они, я не смогу, – с сомнением проговорила супруга, когда мы остались одни.

– Меня носить не надо, – успокоил ее я. – Ты будешь носить судно.

– Поешь что-нибудь? – спросила Валентина.

– Нет, мы поужинали в Минске, – сказал я.

– Чаю?

Я покачал головой.

Валентина придвинула к кровати стул, села.

– Как ты себя чувствуешь?

Ну, положено с вежливым интересом спрашивать о здоровье больного – что тут поделаешь! Тем более, что этот больной собирался платить по пятьдесят «зеленых» в день.

– Хорошо. В смысле, сейчас уже значительно лучше.

– Лучше? А это?.. – она кивком головы указала на коляску.

– Доктора говорят, по-всякому может обернуться. Со временем я, возможно, и смогу обходиться без нее. Но никто не гарантирует. Вовремя ты со мной развелась, – добавил я. – А то пришлось бы сейчас…

Бывшая супруга внимательно посмотрела на меня, и я впервые увидел в ее глазах что-то кроме вежливости. Но что – я определить не смог.

– Давай-ка лучше спать, – я зевнул.

– Хорошо. Сейчас принесу тебе пижаму.

Она поднялась, и как раз в этот момент в дверь позвонили. Валентина вопросительно посмотрела на меня:

– Ты что, звонил из Москвы еще кому-то? Приглашал?

– Нет.

– Тогда кого там принесло? – пробормотала она, направляясь в прихожую.

Может быть… Света? Но я тут же загасил эту сумасшедшую мысль, как гасят каблуком тлеющий окурок сигареты. Откуда она вообще может знать, что я приехал? Или что я уезжал?

В прихожей послышался мужской голос, и в следующую минуту в комнату ввалился не совсем трезвый сосед с первого этажа Толик Пинюта по кличке Пиня. Когда-то он работал водителем городского автобуса, но вот уже года четыре как был уволен за пьянку. Больше Пиню никуда не брали, и он регулярно стрелял на выпивку деньги у знакомых и соседей, не исключая и вашего покорного слугу. В целом это был глуповатый, но безобидный мужик.

– Привет славным иракским труженикам! – проговорил он, приближаясь к кровати и распространяя в воздухе аромат дешевого портвейна. – Эк тебя… разукрасило.

– Спасибо за комплимент, Пиня, – раздраженно проговорил я. – Ты за этим и пришел? И вообще, как ты узнал, что я приехал?

– А из окна увидел, как машина подъехала и тебя… выгружали. Просто зашел поздороваться, по-соседски. Да и сказать тебе кое-что, – он выразительно посмотрел на Валентину, – с глазу на глаз.

Экс-супруга пожала плечами и вышла.

– Ну?

Пиня приблизил ко мне свою небритую малиновую рожу и зашептал, обдавая меня перегаром:

– Ты как уехал, ну, буквально через несколько дней, твоя приходила.

– Валентина, что ли?

– Нет, Санек. Света.

Светлану Пиня знал: скрыть что-либо от соседей многоквартирного дома невозможно, да я не особо и маскировался. Я почувствовал, как у меня перехватило дыхание.

– Света? Она не сказала, зачем?

– Нет.

Мое сердце заколотилось, словно у юного влюбленного. Может быть, она хотела вернуться, а я, дурак, поперся в этот чертов Ирак?!

– А что она вообще говорила?

– Тебя спрашивала.

– Зачем?

– Откуда я знаю? – Пиня поскреб щеку пятерней с грязными, довольно длинными ногтями. – Вы же с ней вроде как…

– И что ты ей сказал? – перебил я.

– Сказал, что ты уехал в Ирак. Надолго. И она ушла.

Я едва подавил желание позвонить Свете немедленно. Но время было позднее, а утро, как известно, вечера мудренее.

Пиня помялся и приступил, как я догадался, к основной цели своего визита:

– На бутылку дашь? За информацию.

– Валя! – позвал я.

Экс-супруга возникла на пороге.

– Дай ему на бутылку. Я тебе потом отдам.

Валентина достала кошелек, отсчитала несколько купюр и подала Пине.

– Ну, поправляйся, Санек, – пробормотал он и торопливо ретировался.

– Что он говорил?

– Да так, – я сделал неопределенный жест рукой. – Неси пижаму.

Через минуту она вернулась с темно-синим пижамным комплектом.

– Нравится? Болгарская.

– Пойдет.

– Сам переоденешься или помочь?

– Сам.

– Ну, тогда все. Я в той комнате, – зачем-то сообщила она – неужели считала, что я приглашу ее в свою постель?

– Принеси мне настольную лампу, – попросил я. – И придвинь сюда столик. Я встаю рано. Полежу… почитаю что-нибудь.

Валентина встала. Подвинула небольшой журнальный столик, стоявший у окна.

– Кстати о чтении. Я тут взяла тебе из библиотеки подшивку за третий квартал, завтра у них санитарный день. Можешь с утра начинать потихоньку просматривать. Но к субботе надо вернуть. Кое-кто предлагает услуги сиделок, нянь. Да, вот еще что, – она сходила в прихожую и вернулась со своей сумочкой. – Мобильник я тебе купила. «Нокиа».

Она протянула мне миниатюрный, в пол-ладони телефон серого цвета и буклет.

– Твой номер 801-00-41. Завтра научу пользоваться. Или сам почитай инструкцию, там есть и на русском. Сейчас дам газеты.

Через минуту она положила на столик слегка взлохмаченную подшивку «Нашего вестника», поставила лампу.

– Ну, вроде все? Во сколько будешь завтракать?

– Часов в девять.

Валентина постояла, потом, испытывая некоторую неловкость, спросила:

– А ты на ночь это… короче, по-малому?

– Как пить дать. Доставай, – я указал под кровать.

Она достала судно, подала мне и деликатно вышла из комнаты. Потом мы пожелали друг другу спокойной ночи, и Валентина погасила свет.

Но заснуть я не мог еще долго.

Света

Она взяла трубку.

Номер не определился, вероятно, звонили по мобильному. С того ночного звонка эти самые неопределенные номера стали пугать ее до дрожи в коленках.

– Доброе утро, – раздался мужской голос.

Слава богу, не тот.

– Здравствуйте. Слушаю вас.

– Я по объявлению.

– По какому? – спросила она, гадая, которое из двух – насчет сиделки или о «сумме под проценты» – вызвало интерес ее собеседника.

– А вы что, их пачками даете? Насчет сиделки.

– Да, я готова оказывать услуги сиделки. Круглосуточно, – она хотела добавить «за высокую плату», но не решилась. Потенциальный заказчик мог повесить трубку.

– Включая выходные?

– Включая выходные.

– Э… а когда же вы тогда отдыхать будете?

– Вы меня простите, – с некоторым раздражением проговорила она, – но это к делу не относится. Кто у вас? В смысле – за кем надо будет ухаживать?

– За мной, – вкрадчиво произнес ее собеседник.

«Кажется, какой-то сексуально озабоченный тип, – подумала она. – Боже ты мой, неужели и здесь надо было писать: «Интим не предлагать»?!»

– Вы инвалид?

– Стопроцентный. Лежачий. Беспомощный. Короче, классический.

Этот голос вдруг показался ей смутно знакомым. Гм… кто же это мог быть? Может, решил подшутить кто-то с работы? Точнее, с бывшей работы: вряд ли комбинат вообще сможет когда-то вновь начать функционировать. Но там у них в цеху работали одни женщины. Разве что кто из наладчиков? – но она их и по фамилиям-то не знала…

– И в чем будут заключаться мои обязанности? – поинтересовалась она.

– О, да у вас, похоже, опыта никакого. Вы никогда не работали сиделкой прежде?

Света обругала себя за свой дурацкий вопрос и торопливо проговорила:

– Почему? У меня большой опыт. Просто… просто это зависит… у каждого по-разному…

– Ладно. Значит так: магазины, завтрак, обед, ужин, стирка, уборка. Короче, все по полной программе.

Она хотела спросить об оплате, но решила оттянуть самый ответственный и щекотливый момент.

– Где вы живете?

Он назвал адрес – и трубка дрогнула в ее руке.