Текст книги "Шляпколовы. У тебя есть друзья (повести)"

Автор книги: Игорь Росоховатский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

КОСТЯ ДЕРЕЗА

Илья Ильич смело смотрел то на подполковника Котловского, то на Кротова. На его мускулистом лице не было и тени беспокойства. Взгляд его нагло говорил: «Меня поймали, но я еще не поймался».

Котловский негромко спросил:

– Фамилия, имя, отчество?

– Чирик Семен Ильич… Кличка Сенька Плюгавый.

Подполковника несколько удивила такая откровенность, но он сразу же решил, что, видимо, бандиту пока выгодно не изворачиваться, не лгать.

– Профессия?

– До недавнего времени вор, – бойко ответил Плюгавый.

Семен Игнатьевич невольно усмехнулся: интересно, до каких пор он будет правдив?

– Вы говорите: до недавнего времени… А сейчас?

– Готовился им быть опять, гражданин начальник, – цинично заявил Плюгавый.

– Объясните подробнее.

– Создавал, так сказать, условия, плацдарм.

– Точнее, – потребовал подполковник, – и без фиглярства.

– Хорошо. Я скажу. Но учтите, гражданин начальник, я сам признаюсь…

Лицо Котловского осталось безразличным. «Ты расскажешь то, что мы и без тебя знаем, – подумал он. – Всего ты все равно не выдашь, пока не убедишься, что лгать или молчать бесполезно».

– В Киеве братья Чирики не совершили ни одного противозаконного дела, гражданин начальник…

«Уже начал лгать, – подумал Котловский. – А убийство старшины Мыкытенко?»

– Мы и дальше не собирались марать свои руки. Как раз наоборот. Мы хотели ввести все в норму, в рамки. Всю здешнюю шпану объединить. Конечно, и нам выгода немалая; без этого ж нельзя, вы понимаете… А что делать? В Сталино нашу шпану застукали… В одиночку – какая работа? На хлеб и квас… Вот мы и решили… Да чего говорить теперь? Все пропало. Мы ведь еще ничего не успели сделать. Но вы не забудете, что я сам раскололся, все наши планы раскрыл?

– Значит, решили поставить дело на широкую ногу? Начать с несовершеннолетних? – не обращая внимания на последние слова Плюгавого, спросил Котловский.

Он думал: «Видно, больше никого ты не мог найти. Не было готовой стаи. Вот и решил создать ее. Искал среди воришек, среди хулиганов, а они не подчинялись тебе. И нашел ты Витю Шулика, шляпколовов, Сергея. Но и Сергей ушел от вас, еще даже не поняв, а только почувствовав, кто вы такие. Не за кого тебе уцепиться, бандит, нет для тебя среды. И это хорошо…»

– Каких несовершеннолетних, что вы? – Плюгавый изобразил возмущение.

– А шляпколовы? Для чего они нужны были?

– Шляпколовы… – Плюгавый неопределенно пожал плечами. – Это же безобидное озорство, ребячьи шутки.

– Они занимались воровством! – не выдержав, повысил голос Котловский. – И вы это знали!

– Я денег с них не брал… – обиженно произнес Плюгавый и, сообразив, что сказал лишнее, добавил: – Это их дело.

– Адреса тех, с кем вы связаны! – строго спросил Котловский.

– Я же вам сказал: мы ничего не успели сделать…

Видя, что больше от Плюгавого ничего не добьешься, Котловский нанес ему решительный удар.

– А убить старшину милиции успели?!

– Я не понимаю, о чем вы говорите! – У Плюгавого нервно задвигался кадык. Он глотал слюну. – У вас что, недовыполнение плана по смертным приговорам? Меня на этот крючок не поймаете, гражданин начальник.

Котловский взял из папки окровавленную записку, найденную рядом с телом старшины Мыкытенко, и показал ее побледневшему Плюгавому.

– Узнаёте?

Плюгавый взглянул на записку и, откинувшись на спинку стула, как-то сразу обмяк.

– Идиот! – пробормотал он и замолчал.

– Что же вы молчите? – после небольшой паузы спросил Котловский.

– Это всё брат. Я ему говорил: не надо. Вы должны мне верить, – неожиданно быстро заговорил Плюгавый. – Виноват Потраш и…

Он вдруг умолк. Его глаза округлились от страха. Семен Игнатьевич быстро посмотрел в направлении его взгляда и заметил, что дверь кабинета приоткрыта.

– Что там такое? – громко произнес Котловский.

За дверью стояла Женя, а из-за ее плеча высовывалась голова Кости Дерезы.

– Вот Костя хочет вас видеть, – сказала девушка. – Я говорю ему: вы заняты, а он говорит: срочно.

– Что случилось, Костя? – спросил подполковник.

– Мы хулиганов задержали. У кинотеатра «Ударник» дебош устроили.

– Вы молодцы. Но сейчас я занят, извини.

Котловский перевел взгляд на Плюгавого.

– Продолжайте.

– Этой записки я никогда не видел… – тихо выдавил Плюгавый.

– Вы сказали: «Виноват Потраш и…» – напомнил ему Котловский. – Продолжайте.

– Я хотел сказать… если он писал записку, то виноват он. А я не убивал…

Семен Игнатьевич нажал кнопку звонка. Конвойный увел Плюгавого.

– Почему вы прервали допрос? – спросил Кротов.

– Он почему-то переменил решение, – задумавшись, медленно ответил Семен Игнатьевич. – Сначала решил сказать часть правды, но потом ему что-то помешало. Что же? В кабинете ничего не произошло. Только Женя открыла дверь. Значит, причиной была эта дверь, – вернее то, что за ней находилось…

Котловский ходил по кабинету. Он думал вслух:

– Почему замолчал подследственный? А он замолчал, думаю, потому… – Семену Игнатьевичу вспомнились неприметные детали: черное чердачное отверстие и бросившаяся в него фигура юноши. Потом – скрежет ржавого железа, выбитый крючок люка… И теперь – лицо в дверях. – Подследственный замолчал потому, что увидел Костю. Совершенно верно… Я начинаю подозревать, что Костя каким-то образом замешан в этих делах.

– Все его документы в полном порядке. Такой парень… – заметил Кротов.

– В том-то и дело, что все у него в порядке. Поэтому и не вызывал подозрений. А присмотреться к нему давно стоило, теперь это ясно. Если взять хотя бы такой случай: Костя и Мыкытенко заметили, что вор снял у женщины часы, и пустились вдогонку. Костя настиг вора первым и упустил. Так вот, мне теперь кажется, что Костя помог ему уйти. Ведь и в других случаях он лишь мешал. Его заслуги – задержание нескольких мелких хулиганов. И самое главное: мы преследовали парня, почтальона. Он забежал в тот дом, где живет Костя. Я думаю: не случайно забежал. Костя ему помог скрыться. Поэтому на чердаке так смело на кота бросился и в то же время незаметно крючок люка выбил, чтобы мы подумали, будто парень ушел этим ходом, и сбились со следа. Одурачил он нас тогда, надо честно признаться. Меня насторожил скрежет ржавого железа. Мелькнула смутная догадка. Но Костя был вне подозрений.

– Если это так, то во всем виноват я! – воскликнул Кротов. – Я рекомендовал его к нам в дружину.

– Подождите обвинять себя. – Котловский подошел к телефону, снял трубку: – Вызовите Херсон, городское управление милиции.

Через несколько минут начальник управления милиции Херсона был на проводе.

– Не можете ли вы охарактеризовать бывшего члена народной дружины Костю Дерезу? – спросил подполковник. – Узнайте, пожалуйста, и позвоните мне. Буду ждать вашего звонка.

Он снова заходил по кабинету. Потом сел рядом с Кротовым, закурил. Прошло минут десять. Раздался длинный звонок. Подполковник схватил трубку.

– Слушаю. Подполковник Котловский, – сказал он и минуту спустя бросил трубку на рычаг. – Из Херсона сообщили, что Константин Дереза в народной дружине не состоял и вообще в городе не был прописан.

– Не может быть! – застонал Кротов. – Я же сам видел его документы, грамоту за борьбу с хулиганством…

– Нельзя тратить времени! – перебил его подполковник и надел плащ.

* * *

Котловский, Рябцев и Кротов выскочили из машины и бросились в подъезд четырехэтажного дома. На третьем этаже у квартиры номер четырнадцать они остановились. Кротов нажал кнопку звонка. Дверь открыла низенькая полная женщина. Увидев людей в милицейской форме, она тихо ахнула.

– Ваш племянник Костя где? – спросил Семен Игнатьевич.

– Не знаю, ничего не знаю, – испуганно пролепетала она.

– Осмотреть квартиру! – приказал подполковник.

– Они спешили, как сумасшедшие, собрали чемоданы и куда-то уехали. Мне они ничего не сказали… Я ничего не понимаю… – на ходу сбивчиво заговорила женщина.

– Кто был с Костей?

– Мужчина, черный и высокий…

– Вы его раньше видели? Как его зовут?

– Он пришел вчера. Ночевал. Костя сказал, что это его знакомый из Сталино… Как зовут, – не сказал…

Они тщательно осмотрели комнату. Кротов вытащил из-под кровати почтовую сумку и показал Котловскому.

– Все ясно, – Семен Игнатьевич кивнул головой. – На вокзал! Быстро!

На вокзале они распределили свои силы. Лейтенант Рябцев и несколько человек из железнодорожной милиции направились обследовать поезд, который должен был отправиться в ближайшее время. Семен Игнатьевич, Кротов и старший уполномоченный из отдела милиции при вокзале устремились ко второму, московскому. Они начали проверку двумя группами, одновременно с обеих концов поезда.

В одном из средних вагонов Семен Игнатьевич и Кротов увидели парня с пухлыми губами, сосредоточенно смотревшего в окно.

– Чего же ты не подождал в приемной, Костя? – сдержанно сказал Семен Игнатьевич, шагнув к парнишке.

Парень продолжал смотреть в окно, делая вид, будто не замечает, что вопрос обращен к нему.

Кротов тронул его за плечо:

– Приехали, Костя! Остановка!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

У окошка кассы кинотеатра собралась очередь. Люди терпеливо ждали, когда начнут продавать билеты. Окошко открылось, и к нему, отталкивая передних в очереди, бросилась кучка ребят. Старшему из них было лет семнадцать, младшему – четырнадцать. В очереди закричали: «Безобразие! Хулиганы! Привести их к порядку!»

В вестибюль вошел юноша с девушкой в осеннем темно-синем пальто. Его черные глаза-угольки, увидев хулиганов, зажглись.

– Сережа, не надо, – попыталась его удержать девушка.

Но он уже не слышал ее, выбрал атамана ватаги и подошел к нему:

– А ну, сдай назад, спекулянт! Билеты перепродаёшь? В милицию захотел? – крикнул Сергей, проталкивая плечо между пареньком и его приятелями.

– А ты кто такой, чтоб командовать? – угрожающе спросил паренек.

– Просто школьник, – сдержанно сказал Сергей. – Но хулиганить не дам.

– Ах ты гад! – выругался атаман ватаги. – Ну держись!

Он занес кулак, но тут же взвыл от боли. Сергей вывернул ему кисть. Несколько мужчин из очереди подошли к Сергею и молча стали рядом с ним.

– Наших бьют! – закричал атаман, для устрашения вращая округлившимися от испуга глазами.

Один из его дружков хотел было броситься на выручку, но второй остановил его:

– Он, наверное, из дружины. Лучше не связываться.

– Черт! – проворчал подросток и остановился. Ватага незаметно рассеялась. Главаря, оставшегося в одиночестве, Сергей сдал подоспевшему милиционеру.

– Здорово, Шулика! – сказал тот. – Доложу начальству. Это уже третий на твоем счету.

Сергей вернулся к девушке:

– Пойдем, Люся. Очередь большая, все равно билетов не достанется.

В очереди зашумели:

– Молодец парнишка! Дать ему два билета!

– Спасибо, – ответил Сергей. – Только уж если соблюдать очередь, то для меня не должно быть исключения.

Он раскрыл дверь перед девушкой. Они вышли на улицу. Падал снег хлопьями – фиолетовыми, красными, белыми, сверкающими в электрических огнях фонарей, окон, реклам.

Они дошли до площади Льва Толстого, и тут их окликнул сутуловатый человек в форме подполковника милиции.

– Ну, как живешь, Сережа, как твои успехи? – спросил Котловский.

– С него сегодня выговор сняли, хотят даже в учком избрать, если не испортится, – сказала девушка, глядя на подполковника из-за плеча юноши.

– А вы не к нам случайно направились? – спросил Сергей.

– Нет, не к вам. Мне – на Жилянскую. Дела.

Подполковник сказал это небрежно, стараясь не выдать своих чувств. Ведь этот юноша был дорог ему не только тем, что напоминал сына…

Сергей подошел к подполковнику совсем близко и, чтобы не слышала Люся, сказал:

– Семен Игнатьевич, заходите к нам почаще. Вы нам все равно… как родной…

Котловский молча кивнул головой – мол, постараюсь, мальчик, – и быстро пошел своей дорогой.

Игорь Росоховатский
У ТЕБЯ ЕСТЬ ДРУЗЬЯ
(Повесть)

ЧИЖИК РЕШАЕТСЯ

1

Чижик вышел из трамвая на площади Богдана Хмельницкого и, беспокойно оглядевшись по сторонам, направился к будке телефона-автомата. Набирая несуществующий номер, он внимательно осмотрел площадь. Все было обычным. Вздыбил коня грозный гетман, чирикали и перепархивали с места на место воробьи, фотограф готовил к съемке экскурсантов. Чижик закусил губу, и все-таки она дрожала. Неужели ему не удалось обмануть их? Он четыре раза пересаживался с трамвая на трамвай. Нёужели они все еще следят?

Чижик прижался спиной к стенке будки. Нужно выходить. Собирается очередь.

Вдруг его взгляд встретил темные глаза. Перед будкой стояли двое. Кто они? Может быть, те… Темноглазый почему-то держит руку в кармане и смотрит с любопытством. Только выйдешь, взмахнет рука с ножом. Отскочить не удастся. Слишком близко. А если схватить за руку? Тогда второй всадит нож в бок…

Недалеко остановился милиционер. Эти двое его тоже заметили. Один что-то сказал другому… Чижик толкнул дверь будки. Парень вынул руку из кармана.

В тот же миг – резкая боль в животе. Чижик вскрикнул и схватился руками за живот.

– Что с вами? – спросил парень.

Темноглазый держал наготове пятнадцатикопеечную монету.

– Ничего, ничего, – поспешно ответил Чижик и завернул за угол ближайшего дома.

Боль в животе прошла. Когда-то ему говорил веселый доктор: «Вы склонны к самовнушению, молодой человек». Он пошел быстрее, стараясь ни о чем не думать. Но блеск оконного стекла наводил на мысль о блеске металла, а тень, падавшая от дерева, напоминала тень крадущегося человека.

Он почувствовал облегчение, войдя в здание и увидев милиционеров. Подумать только, что совсем недавно Чижик их так боялся!

* * *

…Из скверика, что напротив здания, вышел приземистый паренек с длинными руками и ногами, похожий на паука. Он скользнул взглядом по окнам, сплюнул и, растерев плевок ногой, зло сказал:

– Крышка тебе, Юрка!

* * *

– «Чижик Юрий Викторович. Год рождения – 1939. Место рождения – Киев», – подполковник вслух начал читать протокол допроса, изредка поглядывая на юношу.

Юра сидел совершенно прямо. Серые глаза его были устремлены в одну точку. Большие оттопыренные уши покраснели от волнения. В школе его дразнили Лопоухим Утенком, наверное потому, что лопоухих утят не бывает.

Не дочитав, подполковник отложил листки и предложил:

– Рассказывай, Чижик.

– Сначала? – спросил юноша. Чижик говорил одно и то же лейтенанту, капитану, и они все записывали.

– Да, – сказал подполковник. – Сначала.

– Я, Чижик Юрий Викторович, в мае этого года познакомился с Гундосым и Яковом…

– Постой, постой, – подполковник улыбнулся. Улыбка была мягкой и немного грустной. – Быстро ты привык. Давай-ка, Юра, рассказывай, а не докладывай. Не арестован – сам пришел…

Юра почувствовал, как пиджак давит на плечи. Он устал. Разве можно рассказать все? Свои мысли, свое горе – чужому? Подполковник глядел сочувственно, словно понимал, как ему трудно.

– Весной я окончил десятилетку. Поступал в институт. Не прошел по конкурсу. Пробовал устроиться на работу в экспедицию – мама не пустила. Потом – в лабораторию. Не было места. На стройку или на завод не захотел. Туда надо в ученики. Думал: школу закончил – и в рабочие? Дома мать больная. Врачи говорят: плохо с сердцем…

В памяти Юры отчетливо жили те дни, но рассказывать о них было очень тяжело.

2

Болезнь матери Юру не испугала. Мать хворала часто. «Полежит несколько дней и выздоровеет», – успокаивал он себя. Но прошла неделя, месяц, а мать не вставала. Доктор твердил что-то о режиме, питании. Хотел отправить мать в больницу, но она запротестовала. Часто Юра ловил на себе ее долгий внимательный взгляд и начинал тревожиться: «Словно прощается со мной». От этого взгляда становилось тоскливо на душе. Юра уходил из дома и бесцельно бродил по городу, А матери говорил, что ищет работу.

Каждый раз, когда возвращался, мать спрашивала, где он был и что ему там сказали. Все труднее и труднее было выдумывать причины отказа в работе. В глазах матери застыла тревога. Юра понимал, что это из-за него, что не поправляется долго она тоже из-за него. Но побороть себя не мог. В душе поселилась обида: другие ребята учатся, а он должен работать.

Однажды Юра пришел домой раньше обычного. Мать лежала в постели и плакала. Сердце Юры сжалось, захотелось утешить ее, одинокую, больную. Он подошел к ней и бодро произнес:

– Можешь поздравить, мамуся. Твой сын – работник проектного института.

Теперь каждое утро ровно в восемь часов Юра просыпался по требовательному звонку будильника. Неторопливо собирался, завтракал и отправлялся на «работу». Эти утренние часы были самыми неприятными: к Игорю не пойдешь – он на занятиях в институте, в кино – рано, да и деньги нужны.

Он шел по известным ему адресам проектных институтов. После того как Юра сказал матери, что устроился в проектный институт, у него была одна цель: найти такую работу. Но свободных мест не оказывалось. Обычно ему говорили: «Опоздали, молодой человек. Вот если бы немножечко раньше. Летом мы взяли сотрудников».

Теперь Юра завидовал этим счастливцам. Он мог бы быть на их месте, если бы не пропадал летом целыми днями на пляже, если бы не мечтал о какой-то необыкновенной должности по его призванию. А в чем оно, Юрино призвание, этого никто не знал. И он сам не знал.

Прошло две недели. Завтра он должен принести маме свою зарплату. Она ждет, волнуется, радуется. Как же быть? Юра шел по улице и с тоской смотрел на объявления: «Требуются плотники, каменщики, бетонщики»… Почему он не пошел на стройку раньше? Испугался тяжелой грязной работы? Мать всегда говорила: «Будешь инженером, как твой отец». В школе его считали одним из самых способных.

Сколько бы он заработал на стройке или на заводе? Конечно, вначале получал бы немного, но это был бы постоянный заработок. Семнадцатого, в день зарплаты, у него в кармане хрустели бы новенькие деньги. Он принес бы маме ее любимых пирожных.

Можно поступить на работу и сегодня. Но денег-то придется ждать две недели. А они необходимы обязательно завтра. Сколько ни думай, сначала надо занять деньги, а потом устраиваться на работу.

К родственникам Юра не хотел идти: там придется все объяснять, откроется его обман. Забежал к школьному товарищу Игорю Соловейчику – его не оказалось дома. У нового приятеля, с которым вместе загорали летом на пляже, было всего три рубля.

Он медленно шел домой, жалкий, ожесточенный. Мимо двигались люди, занятые своими делами. Юра был одинок. Ему стало страшно. В школе он всегда знал, что о нем кто-то заботится. Постоянно чувствовал внимание учителей, рядом были товарищи. Иногда заботы взрослых казались назойливыми, и он протестовал против них. Почему кто-то загружает его делами? Какое право имеют другие люди навязывать ему свою волю, читать нравоучения, направлять его поступки? Он хотел жить самостоятельно.

И вот такая пора настала. Он должен сам заботиться о себе и о больной матери, сам искать себе занятие, – как раз то, о чем мечтал в школе. Но он никогда не представлял, что это так трудно. Его сейчас уже не так страшила работа, как то, что он должен все решать самостоятельно. Ему казалось, что это и есть одиночество.

Юра подошел к своему подъезду. Домой идти не хотелось. Мать сразу заметит его плохое настроение. Да и денег-то он не достал.

Из подъезда вышел приземистый паренек. Увидев Юру, он ухмыльнулся и спросил.

– Как поёшь, Чижик? Старуха выздоровела?

Юра всегда сторонился этого паренька, соседа; у него были слишком развязные манеры, вкрадчивый голос и неизвестные занятия. Но теперь Юра вспомнил, что у Коли водятся деньги. Он протянули ему руку:

– Здравствуй.

– Ого! – удивился сосед. – За ручку? Чем обязан?

Юре стало неудобно. Но он вспомнил о маме.

– Денег занять не можешь? Рублей сто хотя бы? – Он поспешил добавить: – Устраиваюсь на работу. Скоро верну.

Коля понимающе закивал головой:

– Рад бы. Да у самого нет.

Он посмотрел вслед прошедшему мимо мужчине, задумался.

– Подожди. Надо тебе помочь. Не пропадать же человеку. – Он наморщил лоб, словно выискивая способ, где раздобыть денег.

Молчание становилось тягостным.

Наконец озабоченный взгляд Коли прояснился:

– Придумал. Вот только… Он замялся. – Как бы тебя не затруднить. Ты, кажись, субъект деликатный, ручек марать не станешь.

– Да ты говори! – Юра думал о завтрашнем дне.

– Один хороший человек привез три пары сапог. Их надо загнать. Только осторожно. – Он посмотрел на встревоженное лицо Юры. – Не беспокойся, ничего такого. Просто они ему не нужны, а другие бы не отказались. Охотники до них всегда найдутся, особенно среди колхозников. Если их продать по магазинной цене, убытка не будет. А ты заработаешь четвертной. Потом я еще что-нибудь придумаю. По рукам?

Юра заколебался. Продавать чужие вещи… осторожно… Все это было ему не по душе. Но где же тогда взять денег? Может быть, потом Коля ему еще и одолжит…

Он спросил:

– А где продавать? На толкучке?

– Чудак жук, – засмеялся Коля. – Там сразу застукают.

Через час Юра и Коля вышли из трамвая на рынке. Остановились за углом ларька. Коля указал на двух мужчин, продававших картошку, и шепнул:

– Начинай с них.

Ноги у Юры стали непослушными, несгибаемыми. Несколько раз он прошел мимо мешков с картофелем, тоскливо глядя по сторонам.

«Надо подходить, – думал он. На душе было скверно. – Дождусь, пока он посмотрит на меня, и сразу же спрошу: «Вам не нужны ли…»

Но, как только продавец картофеля бросал взгляд в его сторону, Юра отворачивался и делал вид, будто его ничто не интересует.

Время шло.

«Подожду, пока вон тот отойдет…»

«Подожду, пока…»

«Остыну. А то красный, наверное, как свекла».

«Пора. Так ничего не выйдет. Надо решаться».

Подошел к колхознику. Тот с любопытством посмотрел на него. Юра покраснел еще гуще и выдавил из себя:

– Вам не нужны сапоги? Нам на стройке выдали. Да они велики…

Это объяснение ему пришло в голову сейчас. Все, что он придумал раньше и обсудил с Колей, забылось.

– Какие сапоги? – спросил мужчина.

– Новые, крепкие.

Юре казалось, что колхозник попался на редкость медлительный. Ну чего тут размышлять?

– Надо поглядеть. Где сапоги?

– Тут совсем рядом, у товарища.

Мужчина попросил своего соседа присмотреть за картошкой. Юра заметил, как он вынул из кармана деньги и передал тому на сохранение. «Боится», – пронеслось в голове. Хотел повернуться и уйти, да вспомнил о матери…

Колхозник мял в руках голенища сапог, чертил твердым ногтем по подошве. Когда он уплатил и ушел, Юра вытер пот со лба.

– Пугливый же ты, фрей, – ухмыльнулся Коля. – Привык в лото играть…

Потом дело пошло легче. Юра вместе с Колей продавал самые различные вещи: швейную машину, пылесос, какую-то краску, рулоны толя.

– А кто всё достает?

– Увидишь его. Парень первый сорт. Бывалый, – нахваливал Коля.

Как-то вечером они вместе отправились в кино. В фойе к ним подошел молодой человек в спортивном костюме. У него было яркое, изнеженное лицо южного типа – нос с горбинкой, большой рот с полными губами.

– Познакомься, – проговорил Коля, заискивающе глядя на подошедшего. – Тот, кто все достает, – шепнул он Юре.

– Яков, – представился молодой человек. – А что я достаю?

– Все, – быстро ответил Коля. – В магазинах, по блату.

– А? Да, да. Так тяжкий млат, дробя стекло, готовит блат, как говорил Пушкин.

Яков пошел в зал, бесцеремонно расталкивая людей. Юра шел следом за ним и смотрел на широкие, чуть покачивающиеся плечи. Ему нравились такие сильные, смелые, уверенные в себе люди.

В зале Яков вынул из кармана небольшую коробочку конфет.

– С ромом. Алкоголь малыми порциями. – Он протянул конфеты приятелям.

– Как мать, выздоравливает? – спросил Яков у Юры и окончательно покорил его. Рядом с таким человеком Юра почувствовал себя уверенно.

Спустя несколько дней они встретились снова. Долго гуляли по Крещатику. В зелени деревьев зажглись матовые луны. Воздух был теплый и мягкий.

На площади Калинина к ним присоединился друг Якова, высокий неуклюжий увалень со странным прозвищем Гундосый. Он постоянно держал глаза полузакрытыми, словно дремал. В углу его рта торчала незажженная папироса.

Два раза они измерили Крещатик из конца в конец. Коля рассказал несколько плоских анекдотов. Смеха Гундосого не было слышно, только подрагивала папироса в углу рта. Яков же хохотал безудержно и заразительно. Потом Яков рассказал «забавную», по его словам, историйку, случайно услышанную в поезде.

– Один субъект, – он улыбался, словно предвкушая веселый конец, – попал в кутузку. Субъект был хлипкий, мамин сынок. А посадили его по-дурному. Один раз спекульнул – и сразу же попался. Смехота!

Гундосый кивнул головой, будто хотел сказать: такие всегда сразу попадаются.

– Судили его, послали в лагерь. Пригляделась к нему братва, видит – негодный субъект, ферть. На допросе своих выдал. Да еще ноет: «Я должен загладить свою вину. Маме это такой удар». А братве скучно. Ну, и был там один остроумный мальчик.

– Как наш Вампир, – вставил Гундосый.

«Кто это Вампир? – подумал Юра. Он перевел взгляд на Колю: длинные руки, ноги – паук-кровосос, и только. – Не он ли?»

– Вот мальчик и говорит субъекту, – рассказывал Яков. – «Мы поможем тебе исправиться, отстрадать». Снимает он свой пояс и дает субъекту. «Слышал я, – говорит, – в старину люди себя плетью хлестали за грехи. На, пожалуйста, похлещись». Тот принял это за шутку. Но не тут-то было. С него стащили брюки и вложили как следует. Он просит отпустить, молит, маменьку вспоминает. Опять дают пояс. «Не хочешь, чтобы били, сам хлещись. И стал сам себя стегать. Смехота! Он стегает, а ребята заливаются. С того дня скуку как рукой сняло. Приходит вечер – садятся вокруг субъекта и ждут представлений. Но как-то лагерное начальство, «пираты», пронюхали про это. Атамана посадили в карцер. Остальным внушение сделали. Братва приуныла. А тут атамана выпустили из карцера. Он новое придумал. Говорит субъекту: «Как услышишь свист, ложись на землю и жди второго свиста. Ерепениться не советую». Ох, и началась потеха! Идет субъект по двору. Свист. Он ложится. Братва в окошки смотрит. Смехота! Зайдет в уборную – свист.

Коля хохотал. Папироса прыгала во рту Гундосого. Юра почувствовал, как по спине забегали мурашки. Он спросил:

– А что с ним стало?

– С субъектом-то? А что станет? Простудился и помер. Это он уже после простудился, когда братва ему воды в сапоги наливала да куски льда за шиворот опускала…

Яков заметил ужас в Юриных глазах и улыбнулся:

– Быть может, и «звонил» тот парень… Наверное, прибрехал для складности.

Юра был рад, когда распрощался с приятелями и очутился в своей комнате. Мать не спала. Он слышал, как она ворочается на кровати. Послышался шепот:

– Юраша…

Он зажег свет и присел на край постели.

Мать повернула к нему серое, словно затянутое паутиной лицо.

– Ты какой-то неспокойный стал, Юраша. И с Колей сдружился. Вид у тебя измученный. Тяжело очень работать? Не нравится? Может, неприятности какие? – Мать беспокойно заглядывала в Юрины глаза.

Юра старался смотреть в сторону и твердил одно:

– Нет, ничего. Все хорошо.

Мать тяжело вздохнула.

Юра лег на диван. Задумался: «Мать что-то чувствует. Надо кончать эти встречи и дела с Колей и поступать на работу… А может, заработать еще немного и уж тогда… Собственно, куда спешить? Успею… Подыщу подходящую работу и с Колей покончу…» Он боялся признаться себе в том, что новое «занятие» постепенно засасывает его. Он начал привыкать к легкой добыче денег. Нравилось обедать в кафе. Нравилось угощать бывших товарищей по школе дорогими папиросами и видеть удивление на их лицах. Можно было фантазировать сколько угодно и рассказывать ребятам о дяде, инженере-конструкторе, который никому, кроме него, не доверяет копирование своих чертежей.

Утром Коля сказал ему:

– Пошли. Яков зовет.

Во дворе их ожидал Яков. Он кивнул в знак приветствия и молча пошел впереди. Когда немного отошли от дома, Яков повернул голову и сказал:

– Придется поработать. Ящики разгружать. Не легко, зато оплата мировая: три ящика – в столовую, четвертый – себе.

Он скользнул взглядом по Юре, заметил настороженность на его лице. Будто вскользь, обмолвился:

– Договоренность с директором.

Коля ухмыльнулся. Юра поверил.

Они подошли к столовой, завернули во двор, где стояли два грузовика, груженные ящиками. Возле автомашин суетились три человека. Рыжий, в спецовке, подмигнул Якову, и тот подал знак ребятам.

Коля вразвалку подошел к машине, взялся за ящик и оказал Юре:

– Ну-ка, подсоби!

– А вы кто такие? – удивился шофер.

– Директор прислал вам помочь.

– У него тут работничков хоть отбавляй. Каждый день меняются, – успокаивающе сказал человек в спецовке и прикрикнул на ребят:

– Чего встали? Давай носи!

Юра и Коля внесли тяжелый ящик в подъезд. Направо была дверь в кладовку столовой. С другой стороны послышался шепот Якова:

– Ставьте. Мы внесем.

Рядом с Яковом был Гундосый.

«Откуда появился Гундосый?» – едва успел подумать Юра, как Гундосый потянул ящик к себе и подтолкнул Юру к выходу во двор. Юра поплелся к машине.

Так они перетащили в подъезд три ящика и передали их Якову. Когда внесли четвертый, Гундосый сказал:

– Шабаш. Сорвемся.

Яков проговорил, предназначая свои слова для Юры:

– Директор нас отпускает. Пошли.

Ошарашенный быстрой сменой событий, Юра вслед за Яковом, поднялся на несколько ступенек и вышел через парадную на улицу. Здесь стояла «Победа». За рулем сидел незнакомый, вычурно одетый парень. Гундосый захлопнул багажник и втиснулся на заднее сиденье рядом с Юрой и Колей. Под их ногами стояло два ящика.

Яков оглянулся по сторонам, плюхнулся рядом с водителем и скомандовал:

– Гони, пока не очухались!

Юра все понял. Он рванул дверцу, но Гундосый оглушил его кулаком.

«Победа» мчалась по улице…

Яков повернулся к Юре:

– Понял?

– Понял, – ответил Юра. – Я не хочу.

– Чего не хочешь? – поинтересовался Коля.

– Этим заниматься не хочу, вот что! – выкрикнул Юра.

– Заставим, – отрезал Гундосый.

Яков недовольно поморщился и назидательным тоном произнес:

– Дурачок ты. Чего перетрусил? Мы ничего особенного не делаем, просто берем у государства взаймы. Потом отработаем. – Яков засмеялся. – А деваться тебе от нас некуда. Одной веревочкой связаны. В случае чего, пожалуйста…

Перед глазами блеснуло лезвие ножа в волосатой лапище Гундосого. Юра на миг зажмурился. Когда открыл глаза, встретился со взглядом Якова. Тот смотрел на него в упор. Взгляд его был жестоким, «Садист», – мелькнуло в голове. Стало еще страшнее.

Утром Коля поджидал Юру на лестнице.

– Ну как, успокоился за ночь? Какие сны видел? – спросил он, и Юра понял, почему его прозвали Вампиром. Не только за длинные руки и ноги.

– Ладно. Пошли. Яков зовет, – строго сказал Коля.

Юра молчал и не трогался с места.

– Ты не дури, не дури, – быстро заговорил Коля. – Если не пойдешь, – знаешь, что будет?

Юра вспомнил сизое лезвие и жестокий взгляд. Он стиснул локоть Коли.