Текст книги "Шляпколовы. У тебя есть друзья (повести)"

Автор книги: Игорь Росоховатский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Игорь Росоховатский
Шляпколовы. У тебя есть друзья
(повести)

Игорь Росоховатский
ШЛЯПКОЛОВЫ
(приключенческая повесть)

ВСТРЕЧА НА ТЕПЛОХОДЕ

Теплоход «Поэт Пушкин», совершающий очередной рейс по Днепру, отошел от пристани. Волны, словно выплавленные из зеленого стекла, глухо зашуршали о борта. Мимо медленно поплыли живописные берега: леса, застывшие в спокойной задумчивости, будто только что снятые с картины; луга, такие ярко-зеленые, что не верилось в их естественность; размахнувшиеся до горизонта поля.

На палубу вышел человек в темно-синем костюме и, оглянувшись по сторонам, прошел сначала на нос, затем в салон. Едва успел он присесть к шахматному столику, как услышал позади голос:

– Может, сыграем?

Он посмотрел на говорившего. Это был паренек лет семнадцати – девятнадцати, с приветливым взглядом, бледным лицом и красивыми пухлыми губами. На лацкане его пиджака спортивного покроя выделялся комсомольский значок.

– Ну что ж, я не прочь, – сказал человек в темно-синем костюме.

– Меня зовут Константином.

– Кротов, – пожимая руку паренька, ответил человек в темно-синем костюме.

Константин быстро расставил шахматы на доске, и сражение началось. Кротов играл уверенно, даже чуть-чуть небрежно.

– Предупреждаю, – улыбнулся его противник и задорно тряхнул головой, рассыпав по лбу волосы, – я играю не так уж плохо!

Если вы великодушный и упорный шахматист, то собственное поражение обязательно внушит вам уважение и дружелюбие к победившему противнику. Кротов принадлежал как раз к таким людям. Первые симптомы расположения к юноше с комсомольским значком появились у Кротова после того, как он сам вынужден был признаться:

– Через два хода вы мне дадите мат. Вижу и ничего не могу сделать.

Константин снова улыбнулся и, молча передвинув коня противника, сказал:

– А если бы так?!

– Верно! Так я избежал бы мата! – воскликнул Кротов и посмотрел на юношу с явной почтительностью.

Они разговорились, и через полчаса Кротов знал всю подноготную попутчика. Константин ехал из Херсона в Киев, собирался поступать в Политехнический институт. Школу он окончил хорошо и надеялся на успех. Под большим секретом он сообщил новому знакомому, что в Херсоне ему очень нравилась Машенька из пятой школы, парашютистка и вообще «очень смелая», что и сам он не из трусливого десятка и был дружинником. Он показал грамоту за борьбу с хулиганством. Последнее обстоятельство заинтересовало Кротова, и он долго расспрашивал о работе дружинников в Херсоне.

Константин охотно отвечал на вопросы, а после реплики: «Это дело не только смелости, головы требует» – с горячностью заявил:

– Хотите докажу, что я с головой?

– Докажи, докажи, – похлопал его по плечу Кротов.

– Вы не обычный пассажир. Вы из милиции.

Кротов засмеялся:

– У вас в Херсоне все такие?

– Догадливые?

– Вот именно.

– Все, конечно. У нас в дружинники только таких и берут.

Из-за поворота как-то неожиданно открылись остроугольные и круглые башенки, трубы, золоченые купола. И вот уже виден сказочный бело– и розово-каменный город-сад – Зеленые парки, зеленые берега…

Одними из первых на берег сошли Кротов и его новый юный друг. Прощаясь, Кротов сказал:

– Ты мне позвонишь, Костя, расскажешь, как экзамены сдал, – ладно? Может, чем-нибудь помогу…

В ГОРОДСКОМ ПАРКЕ

Девушка с тонкой шеей, прикрытой воротником из серого каракуля, шла по осеннему парку. Ее зеленое пальто и шляпа казались необыкновенно свежими на фоне желтеющих листьев. Уходящее солнце провело последними длинными лучами по верхушкам деревьев. Прошел ветерок, и листья тихо шелестели, падая на землю. Девушка легко наклонилась и подняла листок. Какой он красивый! Может быть, это солнце, уходя, оставило на нем крупинку своего золотого запаса? А вдали, на склонах, деревья отгорожены, словно тонким сизым стеклом – осенним воздухом.

Девушка остановилась. Тишина. Легкое дыхание невидимой отсюда, но близкой реки. Такая тишина, что хочется слушать ее, как музыку. Но слушать лучше вдвоем. И девушка спешит. Вот за тем поворотом на круглой цементированной площадке с балюстрадой, откуда открывается могучая река и широкая даль, ее ждет друг.

Внезапно, рассекая тишину, послышался резкий свист, и девушка, вскрикнув, схватилась руками за лицо. Она ничего не поняла, лишь ощутила резкую боль, И жалобный крик огласил парк. Стали сбегаться люди. Они окружили девушку. Послышалось участливое: «Что с вами?»

Расталкивая локтями людей, вперед пробрался подросток в расстегнутом пальто, из-под которого виднелся синий шерстяной свитер с белыми оленями. Он громко крикнул:

– Люся? Ты? Что случилось?

Девушка отняла руку от лица. Через все лицо от подбородка до лба тянулась узкая рваная рана.

У подростка в свитере задрожали брови.

– Люсенька, нужно скорее к врачу!..

…Легковой автомобиль с крестом на переднем стекле увез Люсю.

* * *

«12 октября. 15 ч. 00 м. В парке. У двух девушек неизвестным образом стащили с голов шляпки. Воров не удалось обнаружить. Девушки их также не видели».

«13 октября. 19 ч. 30 м. В парке. У гр-ки Лупич К. О. сняли чернобурку и порвали пальто. Похитителей гражданка не видела. Она услышала резкий свист и почувствовала сильный рывок. Гр-ка Лупич упала. Когда она поднялась, чернобурки на ней уже не было, а пальто в тех местах, где к нему на крючках прикреплялся воротник, было порвано…»

«13 октября. 20 ч. 00 м. В парке. Супруги М. Л. и П. Ч. Полотан присели на скамейку. М. Л. Полотан положила около себя сумочку, в которой находилась зарплата. Когда собрались уходить, сумочки на скамейке не оказалось. Поблизости никого не замечали…»

«14 октября. 18 ч. 55 м. В парке. Ученице 9-го класса Евченко Л. И. неизвестным образом и неизвестным предметом рассечено лицо…»

Младший лейтенант Кротов положил донесения в ящик стола, подпер рукой подбородок и стал смотреть в окно.

В дверь постучали. В комнату вошел запыхавшийся Костя Дереза. Это Кротов рекомендовал его в народную дружину. На бледных щеках Кости горел румянец, каштановые волосы были в беспорядке.

– Упустил! Смекалки не хватило! – с гневом крикнул он.

– Кого упустил? Расскажи толком.

– Понимаете, шла женщина. К ней подошел парень лет двадцати, взял под руку, шепнул: «Не шуми, а то кровь пущу» – снял с ее руки золотые часы и преспокойно ушел. Тогда только она закричала. Я близко был, парня того приметил, еще подумал: «Такой молодой, а под руку, с солидной дамой». Как только я услышал ее крик, сейчас же за ним припустился, На углу Пушкинской догнал. «Постойте, гражданин», – говорю. И напрасно это сказал. Он, видно, все понял – рванул по Пушкинской. Забежал в городскую кассу. Я за ним. Тут откуда-то старшина Мыкытенко взялся. Обшарили мы все помещения. Там, как на грех, уезжающих полным полно, – Костя отчаянно махнул рукой. – Не нашли, исчез!

– Да, досада, – сказал Кротов. – Но унывать не надо. В нашем деле уныние горше болезни, браток. – Младший лейтенант помолчал, а потом, взглянув на огорченное лицо юноши, принял бодрый вид и ни с того, ни с сего предложил: – Порасскажи, – как учеба?

– Ничего учеба, Иван Игоревич. Лабораторные занятия интересные.

– Товарищей завел?

– Ребята у нас в группе хорошие. А чтоб дружить, – пока еще ни с кем не подружился.

– Где разместился, живешь где, в общежитии? – заботливо спросил Кротов.

– Живу у тетки. Ко мне относится – лучше не надо.

– Ну, добре, Костя. Пойдем, я тебя немного провожу. Мне на Тимофеевскую нужно.

Они вышли из дома, миновали площадь с увядающими клумбами и направились по шумной прямой улице. Их обогнал трамвай. На ступеньке висели два мальчугана. Один из них, постарше, вдруг сбил с головы другого шапку. Тот спрыгнул за ней на асфальт. Раздался гудок автомобиля, взвизгнули тормоза, истерично закричала женщина.

Костя рванулся вслед за трамваем, крикнул на ходу Кротову:

– Догоню его на остановке!

«Горячий парнишка, сердце чистое», – подумал о Косте младший лейтенант.

В ТИХОМ СЕМЕЙСТВЕ

– С нашим Витенькой что-то неладно. Уж не заболел ли? – встревоженно говорила высокая, пышная женщина, обращаясь к мужу, сидящему за столом с газетой в руках. – Он только с прогулки пришел, а мое материнское сердце почуяло – неладно. Съежился весь, глаз не подымает. И сразу к себе – в детскую. Я заглянула в щелку. Он лежит на диване, губы стиснул и в потолок смотрит.

– Н-да, странно, – сказал мужчина, не отрывая глаз от газеты.

– Ты слушаешь, когда я говорю, или нет! – закричала пышная женщина.

– Я слушаю, – ответил мужчина и бросил на нее отсутствующий взгляд. – Ты рассказывай.

– Да что тебе рассказывать? Разве ты своими детьми интересуешься? И я, и они тебе безразличны. Тебе лишь бы Леонтий Макарович да Карп Леонтьевич были здоровы, да шахматы не ломались, да пивная на Красноармейской была открыта – больше ничего не нужно. Истукан!

В это время в столовую вошел юноша в синем свитере с оленями. Его черные глаза-угольки с явным пренебрежением остановились на родителях.

– Опять? – кивнув в их сторону, спросил он у домашней работницы. – Ну, сейчас пойдет: «Для кого я жизнь погубила?..» Правда, весело у нас, Люба?

Спор неожиданно прекратил тринадцатилетний мальчик, пухлый, с висячим двойным подбородком. Он распахнул дверь детской комнаты и крикнул, чуть не плача:

– Мама! Папа! Давайте обедать!

– Не называй его папой, Витенька. Это же бездушное животное! – прогудела женщина.

– Первое остывает, – примирительно сказал мужчина. – Примемся за еду, моя кисонька. Довольно говорить друг другу гадости.

Он первым подал пример: налил из графина вина и наколол на вилку кусок огурца.

Юноша в синем свитере решительно подошел к столу, сел и придвинул к себе тарелку с супом.

Обед прошел в молчании. Так же молча супруг удалился в свой кабинет. Жена продолжала сидеть за столом, меланхолическим взглядом следя за домашней работницей Любой, убиравшей посуду. Мальчики ушли в свою комнату.

Спустя несколько минут из детской послышался сначала стук, затем отчаянный крик: «Мама!» – и в столовую влетел Витя с трясущимися щеками.

– Мама, мамочка, мамуся! Я с тобой, мне страшно! – вопил он, оглядываясь назад.

– Что случилось, Витенька? Что с тобой? Сергей обидел? Я его сейчас…

– Мне показалось… кто-то за окном. Мне страшно! – всхлипывал мальчик.

– Я с тобой, маленький, успокойся! – Мать стала целовать Витю в лоб, в глаза, в щеки. Она вынула из глубин своего халата носовой платок, на котором красовался разноцветный попугай, и вытерла сыну слезы. – Ну, вот и всё. Теперь давай я сама отведу тебя в детскую и мы посмотрим за окно. Увидишь, там никого нет.

– Не пойду! Буду весь день с тобой! И спать буду с тобой! Пусть перенесут мою кровать! – выкрикивал сквозь слезы мальчик.

– Но, Витенька…

– Сказал: не пойду, и не пойду! Не хочу туда! Бесчувственное животное! – топал он об пол ногой.

– Откуда ты набрался таких слов?

– Я буду спать с тобой! – твердил свое мальчик.

– Ну, хорошо. Чего ты боишься?

Она прошла в детскую. Старший сын Сергей поспешно спрятал под подушку какую-то коробку.

– Почему плачет Витенька? – гневно вскрикнула мать.

– А я знаю? Он же твой любимчик, ты и должна знать; у меня своих дел хватает.

– Как с материю разговариваешь? – возмутилась она и, подойдя ближе к кровати, взялась за подушку. – Что это ты там прячешь?

– Ничего. Крючки.

– Сейчас же покажи!

– Но я же сказал. Ты что, мне не веришь?

– Ты вечно лжешь, Сергей! Я тебя знаю.

Юноша ничего не ответил матери. Он протянул ей коробку и отвернулся.

Она быстро открыла коробку. В ней лежало несколько рыболовных крючков.

– Ты должен был бы смотреть за младшим братом! Но как ты можешь это делать, если у тебя даже для занятий не остается времени! – резко сказала она и вышла, демонстративно хлопнув дверью.

Сергей встал, медленно подошел к окну и долго смотрел на осеннюю улицу. Его губы дрожали. Из окна на него укоризненно смотрело лицо Люси, обезображенное шрамом.

* * *

Подполковник Котловский остановился у двери квартиры первого этажа, на которой висел синий почтовый ящик с надписью: «Для писем и газет Шулика Б. Н.». Он позвонил и услышал за дверью женский голос:

– Люба, где вы запропастились? К нам звонят!

«Голос принадлежит той, что приходила ко мне вчера», – подумал Семен Игнатьевич и вспомнил женщину, по одному виду которой можно было определить: она выросла в деревне и тщательно скрывает это. В ушах Котловского снова зазвучал ее грудной голос. «Я женщина, мать; вы, надеюсь, понимаете мою тревогу? Мой мальчик, мой сынок в опасности».

Тогда первым желанием подполковника было выпроводить ее из кабинета, но он сдержался и выслушал ее до конца. То, что рассказывала женщина, само по себе ничего не означало, но в сопоставлении с участившимся детским хулиганством – настораживало. А когда подполковник Котловский услышал, что мальчик учится в школе, где была раскрыта группа малолетних воров и где наиболее процветало хулиганство, он сам поспешил на квартиру работника Министерства просвещения – Бориса Николаевича Шулика.

Дверь открыла домработница. За ней, на пороге комнаты, стояла хозяйка дома.

– Здравствуйте, Аделаида Фоминична, – обратился к ней Семен Игнатьевич. – Как видите, я свои обещания выполняю исправно.

– Входите, входите, – сказала женщина. – Витенька с минуты на минуту придет из школы.

Подполковник вошел в столовую. На буфете красного дерева стояло семь фаянсовых слоников; у переднего на шее был повязан огромный красный бант. На стене рядом с «Девятым валом» Айвазовского висела в золоченой рамке вышивка – два целующихся голубка.

Из коридора послышался звонок. Аделаида Фоминична встрепенулась:

Витенька, наверное…

В комнату вошел подросток, очень легко одетый, в синем шерстяном свитере, но без пальто и даже без пиджака. По недовольному выражению лица хозяйки Котловский определил, что это не ее любимец.

– А где Витенька? Почему не привел его? – спросила Аделаида Фоминична.

– Здравствуйте, – поздоровался подросток, увидев чужого, потом спокойно ответил матери: – Витя со своими товарищами задержался. Скоро будет.

– Ты вечно грубишь, Сергей! Воспитывай не воспитывай тебя – все равно толку не будет, – пророческим голосом произнесла она и отвернулась от сына.

– Это старший. Никакого сладу с ним. Непослушный, учится неважно! А младшенький мой – почти отличник! – до приторности ласковым голосом сообщила она.

Семен Игнатьевич посмотрел в черные блестящие глаза подростка, и сердце его дрогнуло. Ясным, любопытным, как у галчонка, взглядом этот мальчик напомнил ему сына, погибшего от руки хулигана. И звали его так же – Сергей.

Боясь выдать свое волнение, Котловский подал руку пареньку и нарочито сурово сказал:

– Давай познакомимся.

Сергей улыбнулся Котловскому одними глазами: ладно, мол, знакомиться так знакомиться.

В коридоре вторично раздался звонок – длинный, заливистый, торопящий.

– Иду, иду! – крикнула Аделаида Фоминична и повернула лицо к подполковнику. – Это уж точно Витенька.

Она ввела в комнату пыхтящего мальчугана с двойным подбородком, одетого в клетчатое пальто и такого же цвета кепку. Витя бросил портфель на стол и стал раздеваться.

– Люба! Витенька пришел! Давайте на стол! – приказала она.

Пока домашняя работница подавала на стол и убирала на вешалку пальто, сброшенное Витей, Аделаида Фоминична заставила своего младшенького показать гостю дневник, где красовались пятерки, четверки и изредка – тройки, и четырежды чмокнула его в голову.

С видимым удовольствием принимая ее ласки, мальчуган тихим голосом рассказал Семену Игнатьевичу о математической олимпиаде, проходившей в их школе.

– Он взял первый приз! – гордо сказала Аделаида Фоминична.

Подполковник подождал, пока мальчики поели, и стал расспрашивать Витю о его страхах. Мальчик вдруг съежился и начал запинаться.

– Скажи все, Витенька; этот дядя из милиции, он им покажет! – подбодрила его мать, да так неудачно, – он совсем умолк.

Котловский, увидев, что от мальчика ничего не добиться, собрался уходить. Он решил поговорить с директором школы и классным руководителем.

– Так как вы думаете, моему мальчику ничто не угрожает? – спросила Аделаида Фоминична. – Он ведь такой тихий, беззащитный. Вот о старшем этого не скажу. И чего ему не хватает?

«Ласки», – подумал подполковник и стал прощаться. Вместе с ним вышел и Сергей.

– Тебе куда? – спросил его Котловский.

– На Красноармейскую.

– И мне туда же. Пошли вместе, – обрадовался подполковник.

Дорогой они говорили о школе, о занятиях, трудных и легких предметах. Семен Игнатьевич спросил Сергея, почему у них в школе и в классе такая плохая дисциплина.

– Неинтересно у нас в девятом классе. Всё – мероприятия. Культпоход – мероприятие и лыжная вылазка – мероприятие. Вот и проходят так: ничего нового. Ну и ребята шумят, бузят. А есть и другие… – Он спохватился, что говорит лишнее, и встревоженно глянул на спутника. Лицо Котловского не выражало ничего, кроме дружелюбия, но все-таки Сергей перешел на другую тему: стал рассказывать о прыжках с трамплина.

Они остановились одновременно.

– Мне сюда, – сказал Сергей, кивая в сторону трехэтажного особняка.

– И мне тоже, – Котловский прищурил глаз, словно знал об этом раньше, и спросил: – Тебе в какую квартиру?

– Тут одни знакомые… – протянул юноша. – В четвертую квартиру…

– Значит, вместе. Мне к Люсе Евченко, – сказал Котловский.

С Люсей Евченко Семен Игнатьевич говорил недолго. Она сказала, что того, кто ее ранил, она не видела и, кроме свиста, ничего не слышала. Когда Семен Игнатьевич проговорил: «Вам нечего бояться, доверьтесь, и виновники будут сурово наказаны» – она с такой болью посмотрела на него, что подполковник понял: девушка чего-то не досказывает. А когда он заметил ее взгляд, направленный на Сергея, ему стало ясно: знает об этом и он, но они ничего ему не скажут. Котловский попрощался.

* * *

С директором школы, где учились дети Бориса Николаевича Шулика, Котловский уже сталкивался, расследуя дело о группе малолетних воров. Он сразу же попросил позвать руководителя шестого класса.

Классным руководителем в шестом «б» была молодая женщина с красивой седой прядью в иссиня-черных волосах, Мария Федоровна. Она сказала:

– Витя Шулика учится в моем классе. Как же охарактеризовать его? Мальчик учится хорошо, блестящие математические способности. Ведет себя тихо, не хулиганит. Плохо лишь – наушничать любит. Да! Как ни удивительно, доносит на товарищей.

– Никаких шалостей? – переспросил подполковник.

– Он и так болезненный, малоподвижный. Где уж ему шалить? Он и спортом не занимается. Единственное увлечение – рыбная ловля. Отчаянный рыболов. Всюду со спиннингом, с крючками. Рыболовы у нас группой держатся. По-моему, там старший брат Вити руководит.

– Сергей? – заинтересовался Семен Игнатьевич. – А что он?

– О Сергее Шулика вам директор скажет, – быстро проговорила Мария Федоровна.

Директор для чего-то водрузил на длинный нос пенсне и, внимательно посмотрев на подполковника, сказал:

– Как бы вам точнее определить его?.. Озорник – выдумщик… Вся энергия уходит на выдумки, так что на учебу остается ее мало… Способный мальчик. Посмотрите его дневник. Троек почти нет. То пятерки, то – двойки. Смотря по настроению. А на выдумки горазд. Однажды в восьмом классе, в прошлом году, явился на урок анатомии и за ворот майских жуков натолкал. Во время урока рубашку расстегнул, – жуки оттуда по одному начали вылетать. В классе – смех. Какой уж тут урок? Или вот еще: купил конфет и роздал ребятам с условием – есть на уроке. Учитель вызывает отвечать, а ученики говорить не могут: конфеты липкие, в зубах завязли. Или на уроке шумовой оркестр устроил на перьях. Да чего там, всего не перечислишь! – Директор махнул рукой. – Одна лишь у него хорошая черта: правдив. Спросите его – или правду выложит, или смолчит. А с ложью не знается. Ни-ни. Если кого-то за него станут ругать, сейчас же вскочит: «Я виноват, и больше – никто!» Такой уж индивидуум. Товарищи его любят, поэтому он опаснее других. Хотели мы за хулиганство его из школы исключить, отец вступился… Он в Министерстве просвещения работает, нельзя отказать. Дали последнее предупреждение.

– Правдивый, говорите? – повторил Семен Игнатьевич. Ему было приятно еще раз услышать это.

УДАР В СПИНУ

Подполковник Котловский нажал кнопку звонка. В кабинет вошла секретарша.

– Женя! Там меня дожидаются лейтенант Рябцев и старшина Мыкытенко. Пусть войдут.

Женя вышла, и тотчас же перед Котловским появились нескладный, с длинными руками и хитро прищуренными глазами старшина и молодцеватый, подтянутый и вежливый лейтенант.

– Товарищ подполковник, к операции все готово! – отрапортовал лейтенант Рябцев.

Семен Игнатьевич коротко изложил план действий и под конец сказал:

– Едем!

Двумя крытыми машинами они выехали к месту операции. Недалеко от улицы Льва Толстого остановились. По одному, по два милиционеры выпрыгивали из машины и занимали свои места во дворе и в подъезде большого дома. Старшина Мыкытенко остался дежурить на улице, наблюдать за окнами и балконом второго этажа.

Недавно подполковнику Котловскому сообщили, что три вора-рецидивиста – Лапатый и братья Чирики, известные под кличками Потраш и Сенька Плюгавый – после разгрома их шайки в Сталино прибыли в Киев. Братья Чирики были выслежены в квартире своей дальней родственницы, возможно, и не подозревавшей о настоящей деятельности двоюродных племянников. На поимку их и выехала оперативная группа, возглавляемая подполковником Котловским.

Семен Игнатьевич и лейтенант Рябцев, в сопровождении дворника и двух оперработников, поднялись по лестнице на второй этаж, там же встретили младшего лейтенанта Кротова. Он находился на посту уже больше двух часов. Один из милиционеров постучал в дверь квартиры номер тридцать два. Рябцев стал у двери боком, так, чтобы иметь возможность как только дверь приоткроют, неожиданно проникнуть в квартиру. Кротов загораживал собой подполковника.

Из квартиры послышался женский голос:

– Кто там?

Ответил дворник.

В прямоугольнике распахнувшейся двери перед Кротовым предстала пожилая женщина в длинном халате. Увидав милиционеров, она удивилась и немного испугалась.

– Пожалуйста…

Семен Игнатьевич и Кротов вошли в комнату, тесную от мебели. Всюду стояли статуэтки, лежали альбомы фотографий. Рябцеву и его помощникам достаточно было беглого осмотра квартиры, чтобы определить: братьев Чириков и след простыл.

– Они ушли еще часа в четыре. Как только получили письмо, так и ушли, – ответила хозяйка квартиры Котловскому и тут же задала, в свою очередь, вопрос: – Скажите, пожалуйста, разве они сделали что-нибудь плохое, что вы их ищете?

Подполковник подробно ответил на ее вопрос. Женщина, побледнев, опустилась на стул.

– Не может быть, – простонала она.

– Какое письмо они получили, когда, от кого, кто принес? – спросил Семен Игнатьевич.

– Письмо заказное. От кого, – не знаю. А принес паренек, почтальон. В первый раз его увидала, наверное, новенький.

– Опишите его внешность.

Женщина смутилась.

– Извините, я не успела как следует его рассмотреть. Он так быстро повернулся… И ушел. Разве вот губы заметила: пухлые, нежные, как у девушки.

С улицы вдруг донесся короткий крик.

– Что там такое? – всполошился Кротов и первым бросился вниз по лестнице. За ним прогромыхали Рябцев и Котловский.

У стены, уткнувшись лицом в асфальт, лежал старшина Мыкытенко. Вокруг него быстро расплывалась лужа крови. В ней плавал клочок бумаги, сложенный вчетверо. На листке из ученической тетради в косую линейку, на каких учатся писать первоклассники, были крупно выведены слова: «Подарок от меня и брата. Потраш». Из спины старшины торчала рукоятка ножа.

* * *

…Возвращался домой в этот вечер Семен Игнатьевич, как обычно, пешком. Шел медленно, опустив голову. На душе было тяжело. В смерти старшины он готов был обвинить только себя: «Не подготовил как следует операцию, плохо работаю, ослабил бдительность».

Бандитов кто-то предупредил, и, сомневаться не приходилось, этот «кто-то» был в числе работников милиции, людей, окружавших Котловского. Кто же? При разговоре о предстоящей операции присутствовали только Рябцев да старшина Мыкытенко. В кабинет два раза входила Женя. За дверью, в приемной сидели младший лейтенант Кротов и Костя – парнишка, рекомендованный Кротовым. Но они сквозь дверь, конечно, не могли слышать разговора.

* * *

Семен Игнатьевич Котловский третий раз проходил по Красноармейской, хоть прогуливаться здесь ему было вовсе не нужно, и к тому же некогда. Наконец Котловский вынужден был признаться себе, что он, старый черт, подполковник из уголовного розыска бегает здесь, ища встречи с подростком, так напомнившим сына Сережу. Семен Игнатьевич решился и зашел вторично в квартиру Шулика. Ему повезло. Сергей оказался дома. Он открыл подполковнику дверь.

Котловский начал расспрашивать его о ничего не значащих вещах, время от времени вглядываясь в мальчика: он был так похож на погибшего сына! Точно так же падали на лоб волосы, такая же горькая складка появлялась изредка в уголках губ, так же порывисто двигались длинные пальцы.

– Как Люся? Боли уже не чувствует? – спросил Котловский.

– Боли нет. А вот тяжело ей, что шрам… – глухо проговорил Сергей и, взглянув в грустные глаза подполковника, едва слышно доверительно шепнул: – Лучше бы это на моем лице… Я все-таки парень…

В желании взять на себя Люсино горе Котловский почувствовал настоящую живую душу Сергея, закрытую от всех внешней грубостью, хулиганством. Добраться бы до этой юной души! Но как же найти ключ к сердцу Сергея?

Семену Игнатьевичу неудержимо захотелось погладить его мягкие волосы. Котловский посуровел и отвернулся к окну.

– О, у нас гости! Товарищ подполковник!

Котловский обернулся.

К нему подошла Аделаида Фоминична и, подавая руку, озабоченно и благодарно произнесла:

– Как хорошо, что вы зашли! А я уж собралась вам звонить. С моим Витей опять беда.

– Что-нибудь случилось?

– Он встал сегодня утром. Я глянула и ахнула: у него через все лицо от лба до подбородка – багровая полоса. Можете себе представить мой ужас! Ведь я думала – это кровь. Оказалось – краска. Но если бы вы видели, как он испугался, мой бедный малыш! Губки посинели, затряслись… Уже потом, когда мы убедились, что это краска, Витя немного успокоился. Даже в школу пошел… Как вы думаете, кто его мог измазать? Вечером я его видела – личико было чистое… Я, знаете ли, ничего не понимаю… – Она притронулась пальцами к вискам.

– Вы разрешите мне посмотреть комнату, где спят мальчики? – попросил Семен Игнатьевич.

– Пожалуйста!

Она провела Котловского в небольшую комнату, где стоял стол, две кровати, две тумбочки и четыре стула. Между кроватями находилось окно. Семен Игнатьевич осмотрел задвижки, осведомился, было ли окно утром закрыто. Он подошел поочередно к кроватям. На подушке одной из них он заметил крошечное красное пятнышко.

– Чья это кровать?

– Витеньки, – ответила Аделаида Фоминична.

Семен Игнатьевич подошел ко второй кровати, осмотрел ее. На спинке висело полотенце. Он снял его и развернул. Потом снял полотенце с другой кровати. На обоих были красные пятна.

Разглядывая комнату, подполковник остановился у шкафа, из-за которого торчала бамбуковая палка. Он вытащил ее. Это был спиннинг необычной формы. Две тонкие тростинки, прикрепленные к нему, складывались наподобие буквы «у».

Котловский в сопровождении хозяйки квартиры вышел в переднюю и как-то странно взглянул на Сергея.

– Мне пора на работу. А ты никуда не идешь? – обратился он к нему.

«Нет», – хотел сказать Сергей, но пристальный взгляд подполковника вынудил его сказать: «Да, иду».

Они вместе вышли из дома. Когда завернули за угол, Котловский спросил: -

– Зачем сделал это? За что мстишь брату?

Сергей молчал. Он сжал губы и зашагал шире. Семен Игнатьевич взял его за локоть:

– Я тебе не желаю плохого, мальчик. Почему не отвечаешь?

Сергей покачал опущенной головой.

– Не хочешь говорить – не нужно. Конечно, жаль, – признался Котловский. – Тогда ответь мне, – зачем у спиннинга приспособление. Для меткости?

Мальчик резко остановился.

– Знаете, что я вам скажу, Семен Игнатьевич. Лучше бы вы всё узнали, только все равно вы ничего не узнаете. А я сказать не могу! – почти крикнул он, круто повернулся и пошел в обратном направлении.

Семен Игнатьевич, не двигаясь с места, проводил его взглядом. Вздохнул и направился к зданию управления. В дверях он столкнулся с худеньким бледнолицым пареньком.

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – весело приветствовал его паренек.

– Здравствуй, Костя. Как твои занятия?

Костя вынул из кармана матрикул[1]1
  Удостоверение о зачислении в высшее учебное заведение, служившее также зачетной книжкой (устар.).


[Закрыть]…