Текст книги "Плюс, Минус и Тимоша"

Автор книги: Игорь Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Новая опасность

– Слушай, а в вашем училище на вертолетах не учат летать?

Это было первое, что Тимоша спросил у Желтенького, когда тот вернулся.

– Вот еще, – с презрением фыркнул Желтенький. – Ты, наверно, спутал – просто их училище рядом с нашим. Мы их, знаешь, как дразним, этих вертолетчиков? Саранча зеленая.

– А они вас?

– Ползунки желтоголовые. Глупо, правда? И еще сыплют нам на головы всякий мусор, когда пролетают. Но мы им еще покажем.

– Чего это ты так расхрабрился? – удивился Тимоша.

– А ничего. – Желтенький даже пританцовывал на месте – так ему не терпелось чем-то поделиться. – А я знаю, кто ты! – выпалил он вдруг. – Ты и есть тот опасный преступник, которого все разыскивают. Скажешь, не так? Не правильно?

Тимоша посмотрел на него и ничего не ответил. Сознаваться ему не хотелось, а врать просто не было больше сил.

– Правильно, правильно! – запрыгал Желтенький. – Это правда, раз молчишь, – значит, правда.

И он повалился на спину, болтая ногами от удовольствия.

– А ты-то чему радуешься? – уныло спросил Тимоша.

– Как «чему»? Ведь это я сам! Сам додумался. Со-о-бра-зил. Все сопоставил, как ты не пошел домой, как прятался у меня, как обманул доктора Плюса, – и сделал вывод. Правильный вывод! Значит, я умею соображать. Пусть теперь мне кто-нибудь скажет еще раз, что я бестолочь, пусть попробует.

– Ты у нас просто гений, – насмешливо сказал Тимоша. – А ты не попробовал соображать дальше? Что теперь с тобой сделают, если узнают, что ты прятал опасного преступника? Что давал ему свою курточку? Что не пошел сразу к докторам и не рассказал про него?

Желтенький перестал болтать ногами и уставился на Тимошу с таким ужасом, что Тимоша пожалел о своих словах, – веселый Желтенький ему гораздо больше нравился, чем напуганный.

– Но ведь ты… Ты меня не выдашь? – пробормотал он.

– А ты – сам себя?

– Ах, если бы я был такой, как ты! – воскликнул Желтенький. – Если б умел скрывать свои мысли от докторов!

И он снова начал ныть и жаловаться на свою судьбу, – казалось, что ему даже доставляло какое-то удовольствие жалеть себя и оплакивать.

– Помолчи и не мешай мне, – строго оборвал его Тимоша. – Я должен подумать.

– Правильно или наоборот?

– Конечно, правильно. Мне нужно обдумать один план.

В сущности, планом это нельзя было назвать. «Пораскинуть мозгами», как сказал бы папа. Раз тут есть вертолеты, рассуждал Тимоша, на которых могут летать даже девчонки, почему бы ему не попытаться спастись на вертолете? Оставалось только две проблемы: как до них добраться и как запустить мотор. Без помощи Желтенького ему ни за что с этим не справиться. Желтенький, конечно, поможет ему, но что-то здесь не нравилось Тимоше. Он даже не знал уже толком, хочется ли ему лететь одному. Ах, если бы можно было полететь вместе с девочкой в пестрых погончиках! Но где ее найти? Ждать же еще один день до завтра было страшно – хитрые доктора могли придумать что-нибудь новое и сцапать его в любой момент. Тут Тимоша спохватился, поднес к глазам телевизор-бинокль, лежавший на столе, – и очень вовремя.

– …сделано все, – говорил диктор, – чтобы схватить опасного преступника сегодня же ночью. Он будет найден с помощью инфракрасных прожекторов. Приборы инфракрасного виденья в сплошном мраке воспринимают все живое как вспышку света. Поэтому выходить на улицу опять можно только тем, кому жизнь надоела.

Тимоша выключил бинокль и незаметно спрятал его в карман. Как хорошо, что Желтенький ничего этого не слышал и не видел! За окном уже смеркалось, еще немного – и начнется настоящая инфрачерная ночь.

– Пошли, – приказал Тимоша, решительно поднимаясь со стула.

– Куда? – спросил Желтенький.

– Приводить в действие мой спасательный план. Если ты мне поможешь, я постараюсь научить тебя выдумывать и фантазировать.

– Ура-а! – закричал Желтенький, вскакивая вслед за ним. – За это – что угодно!

И они оба, застегнув куртки и надвинув кепочки на глаза, вышли из дому.

На пути к спасению

Стена была абсолютно гладкая, но невысокая: Тимоша подсадил Желтенького, тот легко взобрался на нее и втащил Тимошу за собой. Только они спрыгнули вниз, как на улице погасли все фонари. Наверно, их выключили, чтобы они своими видимыми лучами не мешали инфракрасным, невидимым.

– Скорей! – прошептал Тимоша и потащил Желтенького под прикрытие каких-то баков.

Большое здание вертолетной школы темнело на фоне неба, и только под одной дверью слабо светилась красная надпись: «Влет воспрещен». Желтенький поколдовал над замком, пробубнил какие-то цифры, и дверь бесшумно открылась. Они вошли в длинный полутемный коридор и, крадучись, пошли вперед мимо таблиц и плакатов, развешанных по стенам. Моторы и механизмы, изображенные на плакатах, были аккуратно разрезаны, словно яблоко ножом, и каждая деталь для большей понятности окрашена в свой цвет, но у Тимоши только рябило в глазах и никакой понятности не прибавлялось. Он вспомнил моторку, которая отказывалась слушаться его, – что если и вертолет в воздухе начнет выкидывать какие-нибудь фокусы? Разве сумеет он разобраться во всех этих рычагах и колесиках и заставить их работать как надо? Но отступать было некуда – уж лучше разбиться, чем сидеть сложа руки и ждать, когда тобой… пренебрегут?

– Наверно, сюда, – сказал Желтенький и толкнул железные ворота в конце коридора.

За ними открылся полутемный зал.

Пол в нем был сделан из больших квадратных плит, и на них в шахматном порядке стояли вертолеты. От потолка к плитам тянулись блестящие металлические тросы – видимо, для того, чтобы поднимать их вместе с вертолетами на крышу.

Вдруг раздался негромкий щелчок.

Тимоша вздрогнул, но это просто переключились светящиеся часы на стене.

– Ну, – сказал Желтенький, делая широкий жест рукой. – Выбирай, какой тебе больше нравится.

Вертолеты все были одинаковые, и сколько Тимоша ни всматривался, он так и не увидел среди них ни одного красненького: все они были выкрашены одной и той же скучно-зеленой краской – и правда, как саранча. Поэтому он залез в первый попавшийся и смело взялся за какой-то рычаг.

– Осторожней! – взвизгнул Желтенький, сбрасывая его руку. – Ты что? Захотел головой прошибить потолок? Дрыбадан! Неужели вас не учили, как управлять такой простой машиной?

– Учили когда-то, – смутился Тимоша. – Но я все забыл. Ты бы не мог мне напомнить?

Желтенький даже надулся от важности и удовольствия – видимо, ему и в голову не приходило, что этот бесстрашный и мудрый Тимоша может не знать чего-то, что знает он, обыкновенный ученик автошколы. Он начал подробно объяснять, какой кнопкой включается мотор, как надо управлять высотой, когда поворачивать рычаг, чтобы лететь быстрее или медленнее, и Тимоша старательно все запоминал, повторяя по нескольку раз про себя. Когда же обучение было закончено, Желтенький умоляюще посмотрел на него и спросил:

– А ты? Ты научишь меня, чему обещал?

– Ну, это очень просто, – весело сказал Тимоша. – Вот смотри: часы показывают двенадцать ночи, так? Теперь повторяй за мной: часы показывают половину второго.

– Половина второго, – с готовностью повторил Желтенький.

– А теперь то же самое скажи не вслух, а подумай в уме.

Желтенький наморщил лоб, закрыл рукою глаза, изогнулся так, будто поднимал тяжелый чемодан, и застыл в этой позе. Казалось, он делает какую-то тяжелую работу, которая ему не по силам, – даже пот выступил на губе.

– Нет, не могу, – жалобно произнес он наконец. – Ведь они ясно показывают двенадцать. Две-над-цать!

– Да ты постарайся, – убеждал его Тимоша. – Ты напряги свое воображение.

– Я стараюсь. Я очень стараюсь, но, наверно, у меня нет этого… как ты сказал?

– Воображения.

– Наверно, у меня его нет. Никогда я не смогу этому научиться. Никогда. Лучше и не пытаться.

Он понурился и грустно уставился себе под ноги.

В зале было тепло, электрические часы ритмично пощелкивали, и вскоре они незаметно уснули в мягком сиденье. Тимоше всю ночь снилась девочка: то она убегала от доктора Плюса, гнавшегося за ней с котом на поводке, то вдруг превращалась в учительницу и строго спрашивала Тимошу о чем-то, а он не знал, как ответить, то садилась к роялю, нажимала пальцем на клавишу и радостно смеялась. Когда он проснулся, за окнами уже рассвело и Желтенький тормошил за плечо, приговаривая:

– Вставай, вставай. Уже солнце взошло, можно лететь.

Тимоша протер глаза, вспомнил, где он и что ему предстоит, и в груди у него тоскливо заныло.

Еще хуже стало, когда Желтенький включил подъемник и их площадку рвануло вверх, к самому потолку, в котором уже автоматически открылся нужный квадрат. Мгновение – и они вместе с вертолетом оказались на плоской крыше училища. С той стороны, где всходило солнце, Тимоша увидел настоящий город с высокими домами, телевизионной башней и еще какими-то неизвестными сооружениями – может быть, теми самыми, инфракрасными, которых сейчас можно было уже не бояться. С другой стороны лес, видимо, заслонял от него озеро-океан. Почему-то ему казалось, что лететь надо именно туда, за лес. Во всяком случае, поднявшись повыше, он, конечно, сумеет сориентироваться, а может, сразу увидит свой поселок и даже свой дом, узнает по свежевыкрашенной крыше и полетит прямо туда, плавно опустится на улицу перед окнами дома, и сразу сбегутся все соседи и ребята, и мама с бабушкой выйдут на крыльцо, а он как ни в чем не бывало откроет дверцу, заглушит мотор…

– Ну, что же ты?! – встряхнул его Желтенький. – Скоро занятия начнутся – нельзя больше ждать.

Действительно, внизу по улице уже шли первые ученики и, показав пропуск сторожу, один за другим входили в калитку.

– Подожди, я сейчас, – сказал Тимоша и, отстранив Желтенького, подкрался к самому краю.

Осторожно высунув голову, он стал вглядываться в лица входивших. Все ребята были одеты в одинаковые зеленые курточки, и девочки тоже, но ни одна из них не была похожа на ту, которую надеялся увидеть Тимоша. Потом по улице прошло несколько взрослых в мундирах, видимо, преподаватели. Они остановились у калитки и стали о чем-то оживленно говорить со сторожем, размахивая руками и указывая пальцами на крышу – видимо, заметили вертолет.

Времени больше терять было нельзя.

Залезая в кабину, Тимоша успел заметить, что мундиры и сторож бегут через двор к зданию училища. Он нажал кнопку «пуск». Мотор послушно завелся, винт начал вращаться над головой, но в то же время на пульте зажглась какая-то дощечка, про которую Желтенький ему ничего не рассказывал.

– Проверка перед вылетом. Проверка перед вылетом, – раздался у него над ухом радиоголос. – Пятьсот тридцать восемь умножить на триста двадцать семь, разделить на три.

– Семью восемь, – забормотал в отчаянии Тимоша, – пятьдесят шесть. Шесть пишем, пять в уме. Семью три…

– Цейтнот! – рявкнул голос. – Вторая проверка.

И высыпал на светящуюся табличку новую порцию чисел.

– Да что я вам – счетная машина?! – закричал Тимоша. Он попробовал нажать педаль вылета, но она была зажата намертво, и в Тимошиной голове сами собой всплыли слова из папиных рассказов про работу: «автоматическая блокировка».

– Третья проверка, – не унимался голос.

Тимоша сделал последнюю отчаянную попытку сосчитать, но на первом же умножении раздался вой сирены, цифры пропали с дощечки и вместо них загорелась зловещая надпись: «Провал». Площадка дрогнула, начала опускаться вместе с вертолетом, медленно, потом быстрее. Мелькнул лес, открытое небо, которое уже было так близко, Желтенький, прижавший рупором ладони ко рту (наверно, пытался подсказать), и запертый в кабине Тимоша плавно опустился назад, прямо в руки к мундирам, только что вбежавшим в зал.

Турнир докторов

– Вы упрямая жердь! Вы зануда! Консерватор и рутинер! – выкрикивал доктор Плюс, расхаживая широкими шагами по кабинету. – Поймите, наконец, что пренебречь – это старо. Это не эффективно. Это уже ни на кого не производит впечатления.

Доктор Минус, весь залепленный пластырями, злобно следил за ним из-за стола и упрямо твердил свое:

– Пренебречь, только пренебречь. Пусть старо. Пусть не эффективно. Но это мой преступник. У меня с ним счеты. Личные. Пренебречь и только. Без пощады.

– Какая пощада? Кто здесь говорит о пощаде? Но эффект! Вы представляете, какой эффект даст приумножение? Как он раздуется на глазах всех зрителей Парадного поля и лопнет, словно воздушный шар.

Тимоша, сидевший тут же в углу, при этих словах весь съежился: приумножение показалось ему куда страшнее пренебрежения.

– Нет, нет и нет, – стоял на своем доктор Минус. – А мой позор? Мои раны? Я должен отомстить. Я – и никто другой.

– А я? Разве я не должен отомстить? Вы посмотрите, что он сделал с котюней. Животное утратило нюх, все таланты и вообще вкус к жизни. Чего стоят по сравнению с этим ваши болячки.

– Не болячки, а раны.

– Жалкие царапины.

– Все равно, пренебречь.

– Приумножить.

– Стереть в порошок.

– Нет, развеять по ветру.

Они долго еще так препирались, пока вдруг доктор Плюс не остановился и не хлопнул себя по лбу.

– Идея! – завопил он. – Колоссально! Мы устроим с вами соревнование. Турнир! Вы только представьте себе.

– Какое еще соревнование?

– Небывалое! Сверхэффектное! Вы и я – кто кого? Преступника ставим между нами – вы пренебрегаете, я приумножаю. И кто кого пересилит. Ну, как? Годится?

– Хм-м. Действительно. Это может быть любопытно.

– Любопытно? – передразнил его доктор Плюс. – Гениально, а не любопытно! Неужели вы не можете хоть раз в жизни пересилить свою зависть и честно признать мои заслуги?

– Но ведь я готов согласиться. Я уже почти согласен.

– Еще бы вы не были согласны! Да что бы вы вообще делали без меня с вашей паутиной вместо мозгов, с вашим убожеством, узостью интересов…

– Короче – чего вы от меня еще хотите?

– Признания, – устало сказал доктор Плюс. – Ни орденов, ни почестей – только признания. Чтобы люди, с которыми я вынужден работать, умели хотя бы ценить талант. Чтоб кто-нибудь, кроме меня самого, восклицал: «Гениальная мысль, изумительная штука…».

– Ну, хорошо, хорошо, – попытался успокоить его доктор Минус. – Идея, и правда, замечательная. Думаю, мы с вами от души позабавимся.

– Наконец-то, – вздохнул обиженный доктор Плюс.

– Если хотите, я даже возьму на себя всю подготовку. Думаю, двух часов мне хватит.

– Да, прошу вас. Я как раз успею отдохнуть от умственного напряжения. Впрочем, сомневаюсь, чтобы вам было известно, что это такое.

И он, подхватив кота и гордо задрав голову, вышел из кабинета.

…Два часа спустя все было готово.

Трибуны Парадного поля были полны, зрители галдели, ссорились из-за мест, покупали у разносчиков стаканы с торчащей трубочкой и сосали кому что нравится. Хлопали флаги, изукрашенные столбцами разноцветных чисел. Посреди зеленого поля стоял специальный пластмассовый помост, на который с двух сторон вели ступеньки, покрытые ковром. Когда Тимошу вывели на помост, по трибунам пронесся шелест изумления – никто не ожидал, что знаменитый преступник окажется просто-напросто десятилетним мальчишкой. Но все равно никому, по-видимому, не стало его жалко: как Тимоша ни всматривался, он не увидел ни одного человека, который бы перестал болтать, смеяться или сосать что-то через трубочку из своего стакана.

Он пытался найти взглядом Желтенького – не потому, что надеялся на какую-то помощь от него, но чтобы убедиться, что тот на свободе и ему не грозит никакая опасность. Впрочем, если бы Желтенького схватили, он бы скорее всего стоял сейчас рядом с ним на помосте. «Может быть, ему все-таки удалось улизнуть? – с надеждой подумал Тимоша. – Все же я его чему-то научил…»

Когда же появились оба доктора, Плюс и Минус, их встретили дружными аплодисментами и растягиванием губ в улыбку. Все с нетерпением ждали необычайного соревнования.

– Друзья! – сказал доктор Плюс, поднявшись по ступенькам на помост. – Вам уже известны страшные дела этого маленького негодяя. Теперь вы сможете наглядно убедиться в последствиях его злодеяний. Дорогой доктор, продемонстрируйте вещественные доказательства.

Доктор Минус задрал штанину, показал синяк на колене, потом поднял над головой две щепки и объявил:

– Макеты заноз. Вытащенных из моего живота. Стократное увеличение.

– Ух, ты! Вот это да! Глядите, глядите, – прокатилось по трибунам.

– Теперь преступник в наших руках, – продолжал доктор Плюс, – и будет немедленно предан заслуженной казни. Как говорится, любил кататься, люби и саночки возить. У-ха-ха-ха!

Оба доктора стали по краям помоста и уставились на Тимошу.

– Прошу вас, начинайте, – сказал один.

– Нет, давайте вы, а я за вами, – сказал другой.

– Слишком большая честь для меня.

– Но ведь вы ее вполне заслужили.

На людях они не ссорились, не ругались, а изо всех сил изображали дружбу и предупредительность.

– Ну, хорошо, – сказал наконец доктор Плюс. – Уговорили.

А Тимоша? Неужели он уже смирился, неужели стоял и покорно ждал наказания, которого не заслужил?

Нет, конечно, нет. Он стоял, весь напрягшись, как маленькая пружина, готовый к борьбе, и упрямо повторял про себя: «Не сдаваться, не сдаваться».

– Я тебе покажу «не сдаваться»! – сказал доктор Плюс и начал растопыривать руки.

Но Тимоша напрягся, сосредоточился и, глядя ему прямо в глаза, вообразил себя танком с ревущим мотором и сделал несколько шагов вперед.

– Помогите! – завопил доктор Плюс, бросился бежать и кубарем свалился с помоста.

Тимоша, не теряя времени, «развернулся и поехал» в другую сторону. Но доктор Минус, делая огромные прыжки, уже несся прочь от него, подобрав плащ до самых подмышек.

На трибунах смеялись, вытягивали шеи, тормошили передних – никто не понимал, что произошло.

Караульные в растерянности метались вокруг помоста: одни поднимали доктора Плюса, другие держали Тимошу, третьи пытались успокоить публику. Общее замешательство длилось до тех пор, пока толстый Плюс не пришел в себя и не влез снова на помост. В Тимошину сторону он старался не смотреть.

– Друзья! – воскликнул он. – Да это мы нарочно! Это шуточный номер. Заранее задуманный аттракцион, чтобы вы сами могли убедиться, как опасен преступник. А теперь мы начнем по-настоящему. Принесите мысленепробиваемый колпак.

Двое караульных поднялись на помост, неся в руках что-то прозрачное, похожее по форме на рыцарский шлем, только без всякой щели или забрала. Они надели этот шлем-колпак Тимоше на голову и пристегнули ремнями.

– Ха-ха! – торжествовал Плюс. – Теперь посмотрим, помогут ли тебе твои хитрости.

Тимоша поглядел на него сквозь прозрачные стенки, попробовал по очереди вообразить себя танком, пушкой, пулеметом – ничего не помогало. Вещество, из которого был сделан колпак, действительно не пропускало ни одной мысли.

Оба доктора снова вернулись на свои места. Публика на трибунах успокоилась и ждала, затаив дыхание. Даже флаги перестали биться на ветру.

«Ну, все, – с ужасом подумал Тимоша. – теперь уж точно конец».

Он обвел взглядом все поле, людей на трибунах, поднял глаза к небу и тут…

Если б на нем не было колпака, он бы протер глаза, чтобы убедиться – это не фантазия.

В небе появилось и начало быстро расти красное пятнышко.

Вертолет!

Это был тот самый вертолет, на котором прилетала девочка! И он летел прямо к нему. Неужели она решила спасти его?

«Скорей, скорей!» – мысленно умолял ее Тимоша.

Доктора уже начали растопыривать руки, и черные их плащи превращались в огромные плюс и минус.

Вертолет был теперь совсем близко, и Тимоша мог ясно разглядеть за стеклами кабины знакомый профиль и даже ленту в волосах. Да, это была она – девочка из сада! Ах, если б она догадалась подлететь поближе и сбросить ему лестницу. Ведь руки у него были свободны – он бы уцепился и мигом вскарабкался наверх, и они были бы спасены. Если б только она догадалась!

Но что же она делает?!

Зачем опускается на поле? Зачем заглушает мотор и открывает дверцу? Ведь он не может добежать до нее – его схватят… Ой – зачем она выходит сама? Сейчас ее заметят! Да, уже заметили – мерзкие докторишки сбегают с помоста и бегут в ее сторону. Сейчас они добегут, сейчас схватят и ее тоже. Вот они уже рядом, сейчас…

Приснилось или не приснилось

Но они не схватили ее.

Не добежав несколько шагов, оба доктора остановились, приподняли шляпы и согнулись в низком поклоне.

Девочка вышла из вертолета и сразу же стала что-то сердито им выговаривать, а они только разводили руками и кланялись.

Тимоша смотрел и не верил своим глазам.

– Ваше арифметическое сиятельство, – доносилось до него. – Как мы счастливы вас видеть… Такая честь… Мы ждали вас только через неделю, но уже готовились… Почему же вы не предупредили?! Мы бы устроили торжественную встречу.

– Вы и так здесь… устроили! – гневно сказала девочка, указывая на Тимошу. – Немедленно освободите его.

– Но, ваше сиятельство…

– Как можно?

– Это опасный преступник.

– Ос-во-бо-ди-те! – топнули ножкой их сиятельство. – Вы даже не умеете отличить Неизвестного Пришельца от собственного подданного – стыдитесь!

Двое караульных по знаку девочки сняли с Тимоши мысленепробиваемый колпак.

Оба доктора в страхе попятились от него, но у Тимоши уже не было никаких сил напрячь свою фантазию и хорошенько пугануть их за все, что они с ним сделали. Он только смотрел на девочку во все глаза и чувствовал, что в горле у него опять начинает щипать оттого, что она такая красивая.

– Не бойтесь, – сказала девочка, улыбаясь и беря его за руку. – И не сердитесь на нас, если можете. Ведь я тоже не сразу поняла, кто вы и откуда.

Она потянула его за собой, и они, держась за руки, прошли мимо ошарашенных и кланяющихся докторов к вертолету. Публика на трибунах поднимала свои стаканы, размахивала руками и приветствовала девочку восторженными криками, но она не обращала внимания.

– Передайте мой нижайший поклон ее математическому величеству, – просил доктор Минус. – Мой личный нижайший поклон.

– Вы прилетите к нам снова? – кричал сквозь шум доктор Плюс, забегая вперед и распахивая перед ними дверцу. – Когда нам ждать инспекции?

– В любой момент, – сказала девочка, пропуская Тимошу впереди себя в кабину. – В любой момент дня и ночи. Вы меня поняли?

– Поняли, поняли, – кивали и кланялись доктора. – Сегодня начнем готовиться, непременно. Счастливого вам пути.

Они выглядели такими растерянными, беспомощными, что Тимоша не мог больше на них сердиться и даже помахал рукой.

– В какую точку пространства и времени вас доставить? – спросила девочка.

– Чего-чего?

– Где ваш настоящий дом?

– В поселке Глубоком.

– А где это?

– Наверно, на полпути из пункта А к пункту Б. – догадался Тимоша.

– Хорошо. А когда?

– Что «когда»?

– В какое время вам нужно там быть? В прошлом? В будущем?

– «В будущем!» – хотел крикнуть Тимоша, но вспомнил про родителей, наверно, сходящих с ума от волнения, со вздохом сказал:

– В прошлом. В прошлое воскресенье, часа в два дня.

Девочка кивнула и повернула какие-то стрелки на пульте управления. Потом нажала кнопку – мотор у нее включился сразу без всякой «проверки перед вылетом». Лопасти винта завертелись и как бы растворились в воздухе, вертолет качнулся, земля с зеленой травой стала уходить вниз; оба доктора со шляпами в руках, караульные, публика на трибунах, флаги – все теперь сверху казалось маленьким и чистеньким, как игрушечное. Слева остался город с трубами и мачтами, с зоопарками и школами, внизу проплывал ровными рядами лес, сосны, березы, ели, а вот показалась и вода, она ослепительно сверкала на солнце, и это сверкание мешало разглядеть другой берег, если его вообще можно было увидеть.

– Как грустно, – сказала вдруг девочка, не поворачивая головы. – Как это грустно, что нам с вами нельзя быть вместе. Мне так понравилось то, что вы называете музыкой.

– Но почему? – воскликнул Тимоша. – Кто сказал, что нельзя?

– Ее математическое величество, моя мама. Я рассказала ей о нашей встрече, и она… Она пришла в ужас.

– Моя тоже – чуть что, сразу в ужас приходит.

– Она сказала, что это совершенно недопустимо, что вам ни в коем случае нельзя у нас оставаться, и хотела послать целый отряд интегралов, но я упросила ее, чтобы она разрешила мне самой…самой отвезти вас, куда вы пожелаете.

– Но почему? Почему?

– Потому, что вы можете нарушить весь строгий порядок, царящий в нашей стране. И это правда – вы пробыли совсем недолго в пункте Б, а устроили там настоящее столпотворение.

Тимоша виновато потупился, и в голове его сама собой зазвучала очень грустная мелодия.

– Нет-нет, прошу вас! – воскликнула девочка и даже заткнула уши. – Этого мне тоже нельзя. Я обещала маме, что не буду слушать никакой музыки. Лучше попросите меня о чем-нибудь. Мне бы так хотелось сделать для вас что-нибудь приятное.

– Приятное? Вы и так уже спасли меня – разве мало?

– Какие пустяки. Доктора бы все равно не могли вам ничем повредить. Они страшны только тем, у кого в голове все подчинено числам. Скорее, я не вас спасла, а их. От позора.

– Тогда скажите им, чтобы они не наказывали Желтенького за дружбу со мной.

– Обязательно. А можно я награжу вас орденом?

– За что?

– Не знаю. Все просят у меня орденов – я думала, это каждому приятно. Смотрите, какие есть красивые (она открыла специальный ящичек под штурвалом): первой степени, второй, третьей. А вот еще очень важный логарифм.

– Мне больше нравится вон тот, – сказал Тимоша.

– Орден Равенства? Награждаю вас им за… за смелость, за сообразительность и за прекрасный концерт. И еще за то, что вы такой хороший и необыкновенный.

– Спасибо, – смутился Тимоша. – Я бы тоже хотел вам что-нибудь подарить, но с собой у меня ничего нет. Вот дома…

– Ага, смотрите! – воскликнула девочка. – Так я и знала.

Впереди показался берег озера, но Тимоша не узнал его – там не было ни улиц, ни домов, – только трава, камыши и кусты.

– Видите, видите, – говорила девочка. – Вон там, правее, пространственно-временная трещина. Через нее-то вы и попали к нам.

– Но отчего она могла образоваться?

– Вы слишком напряженно думали над задачей в тот момент, когда она вдруг почему-то испортилась.

– Я уронил на нее кляксу.

– Все ясно! Задача превратилась в неопределенность, а напряжение мысли было слишком велико – вот вам и трещина. Я подлечу поближе, остановлюсь прямо над ней – тогда прыгайте.

– А вы?

Девочка только вздохнула и покачала головой, будто упрекая его за непонятливость.

– Но почему? Неужели вы не можете даже зайти ко мне в гости? Хоть ненадолго? Я бы сыграл вам по-настоящему на пианино, познакомил с бабушкой, мы бы могли на футбол…

Тимоша так разволновался, что, уговаривая, схватил девочку за руку, лежавшую на штурвале, – вертолет сильно качнуло.

– Осторожней, – попросила девочка. – Мы уже почти у цели. Вот сейчас… еще немного… Так – хорошо. Теперь прыгайте, пока нас не отнесло.

Тимоша выглянул в окно.

Кругом был пустынный берег, колеса вертолета почти касались высокой, давно не кошенной травы, в которой можно было различить узкую тропинку – видимо, протоптанную АБ. Тимоша обернулся к девочке, хотел сказать, что они залетели куда-то не туда, что он не видит здесь ни пространственно-временной трещины, ни своего дома, и что он вообще не хочет с ней расставаться, но ничего сказать не успел, потому что девочка вдруг нагнулась к нему и поцеловала.

Все слова застряли у Тимоши в горле.

Сколько раз он видел по телевизору и в кино, что люди целуются, и всегда ему было только смешно, в тут…

Тут он совершенно растерялся, и ему захотелось то ли убежать, то ли запеть, то ли самому поцеловать девочку, и тогда в полном смятении, почти ничего не соображая, он открыл дверцу и прыгнул.

В тот же момент трава, берег, вертолет – все исчезло, и он упал на пол в своей комнате.

…Казалось, здесь ничего не изменилось за время его отсутствия.

Так же стояли все вещи, так же лежали на столе его тетрадки и раскрытый задачник. За окном шел Венька Корабликов и с отрешенным видом лизал мороженое.

Тимоша подбежал к столу, раскрыл задачник, вписал над кляксой слово «вдвое» и прочел еще раз условие. Задача показалась ему смехотворно простой, он в одну минуту решил ее и написал ответ: три четверти часа. Потом встал, снова оглядел всю комнату, обошел углы, заглянул под кровать и. уже почти успокоившись и решив, что все ему только приснилось, вдруг с изумлением застыл перед зеркалом, уставясь на свое изображение.

На груди его блестел и переливался орден Равенства…

Час спустя бабушка Тимоши звонила в город и просила папу и маму срочно вернуться.

– Да не пойму я, что случилось, – кричала она, прижимая слуховой аппарат к телефонной трубке, – а только мальчик сам не свой… Нет, не кашляет. И температуры нет… Железы? Щупала – нормальные. А только задумчивый очень… Чего? Вам-то хорошо, а мне на него глядеть – сердце кровью обливается. Уж такой задумчивый, такой! – два обеда съел в задумчивости и не заметил. Как это «ничего страшного»? Когда ж это было, чтоб ребенок столько съедал? А потом я ему говорю: ну что, Тимоша, небось на футбол теперь побежишь? Так знаете, что он мне ответил? Нет, говорит, бабуся, неохота. Я, говорит, лучше музыкой пойду позанимаюсь. А?.. Это же надо! Я чуть кастрюлю не выронила… Что-что? Как это «пусть занимается»?! Да вы что… Ведь он сам – без приказа… Неужто и после такого не помчитесь домой? Ну, знаете… Ребенок два обеда съедает, музыкой сам занимается, а им хоть бы что! Изверги вы, а не родители…

И, с досадой бросив трубку на рычаг, бабушка побежала посмотреть, не случилось ли чего-нибудь еще более страшного с ее ненаглядным, бессердечным Тимошей.

Конец