Текст книги "История или политический интерес? (СИ)"

Автор книги: Игорь Абросимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Абросимов Игорь Львович
История или политический интерес?

Отечественный исторический дискурс, во всяком случае его сегмент, доступный широкой читающей публике и ей предназначенный, продолжается до сих пор, в основном, представителями двух направлений, которые можно условно назвать либерально-западническим и коммуно-националистическим. При всей непоследовательности и пестроте взглядов «демократов» и «патриотов», общее между ними заключается в априорной заданности и полярной противоположности их отношения к советской действительности, к событиям нашего недавнего прошлого. Настроенные непримиримо враждебно, создав на крайне политизированной основе две модели развития страны и истолкования ее исторического пути, они не хотели и не хотят не только понять, но даже выслушать до конца доводы своего оппонента. В результате идеологического водораздела создаются как бы две истории одной страны и одного народа. Метод политически нейтрального исторического исследования находится, к сожалению, где-то на периферии, «центристы» своего голоса до сих пор по-настоящему не обрели.

"Баррикадное мышление", групповое и индивидуальное, которое является одним из основных элементов наследия нашего недавнего прошлого в области гуманитарной культуры, сам тип подобного "историзма", тесно связанный с типом культуры и особенностями исторического мышления, оборачивается упомянутой неприкрытой враждебностью представителей одного "историографического лагеря" к другому. Выработанные стереотипы, интеллектуальные и нравственные установки не могут не отразиться при этом на самом характере историографии, так как неявным образом определяют тип, характер и способ объяснений, использованных историком. Равным образом сказанное относится и к пассивному восприятию текста заинтересованным читателем. При этом мало кто замечает, что "непримиримые" по сути дела уравнялись в своей неправоте. Такая обстановка на "историческом фронте" явно вредит научному познанию.

На фоне бескровной «гражданской войны», развернувшейся во второй половине 1980-ых гг. между «прорабами перестройки» и закостеневшей коммунистической властью, опираясь на возможность публикаций в «Московских новостях» Егора Яковлева и «Огоньке» Виталия Коротича, а затем и в других средствах массовой информации, писатели и журналисты-публицисты использовали исторические сюжеты в качестве инструмента идеологической борьбы. Это само по себе понятно, более того, было бы странно, если все, что происходило в нашей истории, вся трагичность нашего прошлого, прошла бы в этих условиях мимо внимания исторической журналистики демократической ориентации.

Плохо другое. Построения тех лет, а также не менее произвольные утверждения и возражения, раздававшиеся из «патриотического лагеря», сформировали в обществе антинаучное, антиисторическое понимание истории. Вернее, как бы две модели такого понимания. С течением времени коммуно-националисты образовали к тому же довольно многочисленный лагерь приверженцев так называемой «имперской идеологии», в том числе, монархического направления.

Есть несколько положений, весьма далеких от научных, в соответствии с которыми представители одного лагеря, профессиональные историки и лица, занимающиеся ею как любители, а также многочисленные читатели, приверженцы исторического знания той или иной направленности, безошибочно узнают друг друга. Создается общественное мнение, своеобразная власть, вернее двоевластие, навязываются правила строго определенного, обязательного этикета, который может носить, условно говоря, либерально-западнический либо коммуно-националистический характер.

Известно, что одним из основных таких «маркеров-определителей» стало отношение к фигуре Сталина, к его роли в истории страны. Оценки, которые в изобилии сформулировали представители враждующих лагерей, дано и хорошо известны. Среди них, кстати, определенное место занимают попытки некоторых историков отделить преступления и ошибки сталинского руководства от успехов Советского Союза, особенно его победу в годы Второй мировой войны. Такая линия в историографии никак не является политически независимой и проводится, в основном, «детьми ХХ съезда», сторонниками «первозданного марксизма», адептами позднего Ленина, НЭПа и всевозможных альтернатив. Непосредственно примыкая к «демократам» в противостоянии с «патриотами», они, тем не менее, стремятся оттеснить на второй план своих союзников-"антикоммунистов", свободных от симпатий к «социализму с человеческим лицом». Но данная теоретическая абстракция в приложении к историческим исследованиям не может быть научно оправданной и плодотворной, так как без ущерба от истины невозможно представить страну в реальной жизни без руководства, без активной деятельности руководящих структур. С другой стороны, утверждения, в соответствие с которыми страна оказалась объектом бесчеловечного эксперимента, произвольно, вне связи с историческими реалиями организованного некими всемогущими лицами с ненормальными ценностными ориентациями, также не соответствуют действительности.

Представляется более верным утверждение, что феномен сталинизма должен объясняться не как порождение «злых духов», не путем обсуждения личных качеств самого Сталина и политических интриг в высшем руководстве страны, а как сложное и крайне противоречивое явление, вызванное к жизни исторической необходимостью, особенностями российских цивилизационных, в том числе, социокультурных, факторов и ценностных традиций. Когда в бурный период революционной ломки народ не может создать жизнеспособную общественную структуру, так как граждане не научились творить новые организационные формы, выбирать и поддерживать людей, способных на демократических основах управлять обществом, когда такую структуру не может создать ни партия, ни «коллективное руководство», появляется диктатор. Сама историческая необходимость требовала решать задачи сейчас, сию минуту, не дожидаясь, когда появятся иные возможности, когда постепенно сформируются подходящие социальные и политические условия. Вряд ли тут можно вести речь о какой-то сколько-нибудь реальной альтернативе, сознательно неким лицом либо группой лиц выбранной и успешно реализованной. Именно в этом ключе и должны исследоваться конкретные вопросы нашего исторического пути, во всяком случае, данную сторону проблемы следует всегда иметь в виду.

Рационалистические и моралистические рассуждения о русской революции вообще бесплодны, так как революция является особым феноменом в жизни страны, по сути своей иррациональным. По справедливому утверждению Н.А.Бердяева деятели освободительного движения, борьба которых, безусловно, имела моральный источник и была вызвана несправедливостью и угнетением народа, использовали революцию как оружие для достижения благородных целей. Но став одержимыми максималистской идеей преобразования мира, в попытках рационализировать и организовать стихийные разрушительные силы народной революции, они в конце концов не могли в этих условиях не потерять различия между добром и злом, не смогли обойтись без обмана, насилия, жестокости и даже массового революционного террора. В их представлении цель оправдывала средства, более того, они считали преступным не воспользоваться шансом победить только потому, что «мораль эксплуататоров» устанавливала определенные границы допустимого. Такова логика вождей революции, и русская революция в этом плане не отличается от любой другой.

***

Между тем, и данное обстоятельство следует особо подчеркнуть, уже давно проложили себе дорогу исторические оценки и представления "по гамбургскому счету", то есть "поверх барьеров", вопреки конъюнктуре, политическим интересам и выгодам. Вряд ли такое реально достижимо в приложении к явлениям окружающей нас политической жизни. Но исторические события, если история все же наука, могут и должны оцениваться только таким образом. Наука на то она и наука, что должна дистанцироваться от сиюминутных политических пристрастий.

Историк, занимающийся своей работой, безусловно, обязан иметь четкую мировоззренческую позицию. Но она не должна быть тенденциозно идеологизированной, она должна быть гражданской, социально заинтересованной позицией, резко отличной при этом от партийной, то есть не связанной с интересами и пристрастиями той или иной группы лиц. В первую очередь он должен пытаться, преодолевая зачастую свои личные симпатии, опираясь на рефлексию, то есть внутреннюю критику самого процесса получения знания, доискаться до исторической правды, вернее, максимально возможно к ней приблизиться. Эмоционально окрашенные оценки при этом не могут не уступить место суждениям научно взвешенным. В этом должен видеть историк свой долг. В этом должен видеть свой внутренний долг перед отечеством и любой читатель-гражданин, который не может не интересоваться прошлым своей страны.

Историю страны необходимо воспринять как целостное явление, не расчленяя ее на отдельные фрагменты, которые потом возможно произвольно скомпоновать в угоду тому или иному идеологическому клише. При этом, во всех случаях, осмысливание отдельных фактов и положений должно вестись в контексте реалий, складывавшихся и сложившихся в ходе исторического развития страны, с учетом ее цивилизационных особенностей. В отрыве от них суждения и выводы исследователя, его концепции истины оказываются слишком далеки от правдоподобных.

Очень часто, когда речь заходит о необходимости объективного исследования, свободного о политической ангажированности, следует возражение, будто такое невозможно ввиду непреодолимости на практике личных мировоззренческих позиций историка, на основании чего им априорно и как бы подсознательно сделан выбор в пользу того или иного взгляда на события прошлого. Упускается при этом из виду, что в процессе работы, когда исследователь добросовестно, не отбрасывая фактов и положений, «неудобных» для тех или иных утверждений, осмысливает прошлое, когда он не забывает вводить в круг своего рассмотрения долгосрочно действующие обстоятельства, оказывающие влияние на развитие событий, он неизбежно приходит к объективным взглядам на них. Более того, само занятие историческим исследованием именно в этом ключе способствует коррекции фундаментальных мировоззренческих установок на исторический процесс в целом как самого историка, так и заинтересованного читателя.

Стремление поставить таким образом свою работу на подлинно научные основы, следование не на словах, а на деле принципам историзма не может быть, конечно, легким и дать немедленный эффект. Неизбежно трудное, порой болезненное преодоление не только выработанных ранее отдельных положений, но и, зачастую, пересмотр концептуальных позиций, а достижение абсолютного результата невозможно уже по определению. Однако, стремление продвигаться именно в этом направлении, несомненно, должно сыграть свою положительную роль.

Современность ставит новые вопросы к прошлому, высвечивает актуальные проблемы, требующие новых ответов. Выводы, казавшиеся безошибочными вчера, нуждаются в переосмысливании, и очень легко попасть при этом под влияние ранее сложившихся представлений и стереотипов. Поэтому исторический дискурс, постоянно обновляющееся историческое знание, также должны следовать непреложным законам подлинного историзма.

Иными словами, историк описывает события, придает им смысл, обосновывает некую модель общественного развития и устройства, раскрывает нормы и ценности изучаемого времени, причем особенности эпохи, в которой живет и работает исследователь, не могут не отразиться на результатах его творчества. Человек своего времени, он располагает к тому же определяемыми этим временем источниками и материалами, отталкивается от представлений и пользуется характерными для времени методологическими приемами. Картина «достоверного прошлого» уже только поэтому неминуемо претерпит изменения в процессе развития исторического знания. Но и сегодня, и завтра проблема объективности исследования, свободного от политической ангажированности, остается актуальной.

Немаловажным в процессе познания прошлого является преодоление исторических мифов, рожденных чаще всего политическими предпочтениями тех кругов, где они формируются, развиваются и живут. Осознавая прошлое на основе разнохарактерной информации, не всегда достоверной, имевшей хождение в самое разное время, интерпретированной в соответствии с индивидуальным либо групповым опытом и мировоззрением, мифы становятся фактором, выдаваемым за историческую реальность. Вот почему актуальное состояние общественного сознания определяется диалектическим единством исторической науки и мифов. Научное восприятие прошлого в процессе углубления и расширения знаний непрерывно преодолевает стереотипы мифа, выводя общественное сознание из области зыбкого мифотворчества, столь подверженного влияниям всевозможных политических манипуляций, на более прочный фундамент взвешенных реалий, далеких от спекулятивных домыслов.

Историческая память, а это отложившийся в нашем сознании образ прошлого, через призму которой зачастую рассматриваются события, происходящие сегодня, становится таким образом более надежным ориентиром для общественного сознания. Отсюда – особое значение исторической науки в формировании мировоззрения и гражданских качеств личности.

***

Как правило, попытки объективного исследования нашего недавнего прошлого вызывают негодующую реакцию как "демократов", так и "патриотов". "Центристы" от истории попадают под двойной удар. Домыслы и эмоции одного лагеря, политические спекуляции другого продолжают сражение на поле нашей историографии. Основываясь на художественных традициях Валентина Пикуля или, что не намного лучше, Марка Алданова, формируется историческое самосознание широкой читательской аудитории. Виктор Суворов, Марк Солонин, Борис Соколов, Эдвард Радзинский, Александр Бушков, Аркадий Ваксберг, имя им легион, позиционирующие себя в качестве серьезных исследователей, с большим коммерческим успехом вели и ведут конвейерным способом свои "исторические расследования" все новых и новых "тайн истории". Они уже создали своими объединенными усилиями некий канон исторической литературы, принимаемой и одобряемой потребителем массового исторического чтива.

Именно в этом круге окрепли, окрыленные коммерческим успехом своих писаний, сторонники криптоисторического дискурса, которые видят исторический процесс как результат целенаправленных действий неких могущественных лиц и групп. Тут, конечно, нет единодушия. В центре «теории заговоров» оказываются, кроме евреев и масонов, правящие круги Запада и Советского Союза, руководство спецслужб – советских, имевших на определенном временном отрезки облик Коминтерна, и зарубежных, и даже определенные группы в этих правящих кругах и спецслужбах.

Чего стоят откровения Суворова, который уверил читательскую массу, что Гитлер, развязав Вторую мировую войну, лишь на какое-то историческое мгновение опередил Сталина, готового к броску на Запад. Опередил, желая спастись сам и спасти Европу от ужасов большевизма. Широкое хождение получило положение, являющееся повторением геббельсовской пропаганды, будто Вторую мировую войну развязал Советский Союз. Нередки утверждения некоторых историков о том, что Николай II, прозванный народом «кровавым», был мудрым и гуманным правителем земли русской, а Ленин являлся всего лишь германским шпионом. Обсуждается принадлежность Святослава Рериха к агентам ОГПУ – НКВД, объявляется, что Сергей Есенин, Владимир Маяковский, Максим Горький злодейски убиты этой же организацией, утверждается, что в разное время были насильственно лишены жизни партийные и государственные деятели Фрунзе, Куйбышев, Орджоникидзе, Крупская, а позднее и сам товарищ Сталин. Десятилетиями обсуждается вопрос о том, как и каким образом руку убийцы Кирова направлял лично вождь и учитель, причем сам факт причастности к этому делу Сталина признается доказанным. Доверчивому читателю внушается, что деятельность «прорабов перестройки» инициирована, оказывается, и профинансирована западными спецслужбами, которым таким нехитрым способом удалось обрушить СССР.

Здесь речь идет отнюдь не о мемуарной литературе, которая воспринимается порой как историческое произведение. И даже не о так называемой исторической публицистике и эссе на исторические темы, в которых автор вправе поделится своим видением прошлого. «Люди, годы, жизнь» писателя Эренбурга, «Воспоминания и размышления» маршала Жукова или «Воспоминания» академика Сахарова, при всем почтении к этим авторам, их делам и заслугам тех или иных читателей, не являются учебниками по истории СССР. Мы говорим в данном случае о сочинениях, относимых по жанру к научным либо научно-популярным историческим трудам, но на деле, без сильного преувеличения, близких к некой литературно-исторической мистификации.

На самом деле все это не более, как явление массовой культуры, не имеющее отношения к историческому знанию, хотя, как любая массовая культура, захватила «неквалифицированное читательское большинство». А ведь только позитивные научные знания, а не маргинальные по сути дела построения, являются фундаментом для формирования исторического мировоззрения человека.

Всем известно с какой свирепой последовательностью многие годы в СССР подавлялась, наряду с другими проявлениями научной самостоятельности, свободное историческое исследование. Подавлялось не только зубодробительной публичной критикой, но и прямыми репрессиями. Однако, не надо забывать и некоторых других исторических сюжетов из нашего прошлого, когда «передовая общественность» запускала механизм так называемого «либерального террора», который обрушивал репутацию, произвольно квалифицировав высказывания, взгляды и выводы серьезного исследователя как шовинистические, прокоммунистические, великодержавно-имперские, антисемитские и т.д.

Вспомним, как нарушивший негласное «либеральное табу», в соответствие с которым нееврею не безопасно браться за темы, связанные с историей еврейского народа, так как легко схлопотать обвинение в антисемитизме, Александр Солженицын заслужил именно такую репутацию. Его двухтомник «Двести лет вместе», где писатель попробовал разобраться в судьбах еврейского народа в Российском государстве (удачно он это сделал или нет – другой вопрос, который мы сейчас не обсуждаем), подвергся необоснованной уничижительной критике, а сам писатель заслужил оскорбительных личных характеристик, причем статьи и книги подобного содержания составляют в настоящее время целую библиотеку. Справедливо высказывание Евгения Евтушенко: «Либеральный террор ничем не лучше средневековой инквизиции».

***

Нельзя не отметить, что традиция политически неангажированного исследования, новые подходы к изучению нашего прошлого опираются сегодня на определенный научный задел в отечественной историографии. Данное обстоятельство в принципе открывает реальные возможности для изменения ситуации в недалеком будущем. Еще в 1991 г. ныне покойный А.С.Ахиезер опубликовал фундаментальную работу "Россия: Критика исторического опыта (Социокультурная динамика России)", где продемонстрирована возможность создания с опирой на цивилизационную парадигму развития реальной модели исторического процесса, умение обращаться к прошлому с системой вопросов и давать ответы на них на высоком уровне источниковедческой культуры. Несколько позднее, но также еще в 1990-ые гг., были изданы книги А.Г.Вишневского "Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР", С.И.Каспэ "Империя и модернизация: Общая модель и российская специфика", Л.В.Милова "Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса" и др. им подобные труды, которые показали плодотворность соединения теоретико-историографического и конкретно-исторического исследования. Ценным вкладом в изучение проблемы стал сборник статей под редакцией Н.А.Симония "Историография сталинизма", вышедший в 2007 г., в котором содержится анализ работ и основных результатов, полученных в данной области исторического знания.

Основная масса книг и статей, которые предлагаются сегодня широкой читательской аудитории, далеки, к сожалению, по своему теоретическому уровню от задаваемого упомянутыми работами и, главное, при разработке конкретных тем выводы и положения, полученные в результате серьезных исследований не используются или или используются крайне ограниченно.

Однако, несмотря ни на что, и это отрадно, объективное исследование, основанное на очищении фактов прошлого от различных наслоений и аберраций, на рассмотрении всего комплекса накопленной информации, без ее произвольного отбора с осмысливанием материала на достойном уровне аналитической и источниковедческой культуры с учетом многофакторности исторического процесса прокладывает себе дорогу к массовому читателю.

Морально-оценочные ярлыки, которые многие пытаются навесить на исторические процессы, а заодно, и на историков, их объективно освещающих, все решительнее отвергаются, так как к законам природы, по справедливому замечанию Дмитрия Быкова, претензий не предъявляют. Их учитывают, и только.

Тем более, по меньшей мере сегодня странно слышать призывы учинить суд над Историей страны, катастрофично трагической и одновременно славной, как всякая реальная история. И вынести обвинительный приговор, удобный тем или иным политическим силам, который окончателен и обжалованию не подлежит.