Текст книги "Скиталец"

Автор книги: Игорь Ковальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 9

Дик совсем забыл о короле, а тот, выбравшись из кустов, с любопытством оглядывался. Ночь давно спустилась на мир, окутав его плотно и заботливо, но на полянке кое-где еще тлели лианы, и мелкие огоньки давали какой-никакой, но свет.

– Что здесь за бойня? – спросил король зычно, и молодой рыцарь резко развернулся к нему. Пожалуй, обходительности в его движении было немного. Тут Ричард увидел Трагерна, и глаза его округлились. – Ох ты, как парнишку обидели! Это твой оруженосец, Герефорд?

– Да, – коротко ответил рыцарь-маг.

– А что кол не вынешь? Силенок не хватает? Давай-ка я.

– Не трогайте. – Дик пытался сосредоточиться, но то ли от усталости, то ли от потрясения ему это никак не удавалось.

– Ты что, хочешь, чтобы он подольше мучился? Так со слугами не поступают, – назидательно произнес король и взялся за кол.

– Не трогайте. Я хочу, чтобы он жил.

– Жил? – Государь Английский оглядел несчастного и с сомнением хмыкнул.

Образ Гвальхира возник за мгновение до того, как полянку осветило зеленоватое сияние, а расступившиеся деревья открыли проход сквозь лес.

– Здесь я, здесь, – ворчливо сказал старый Друид.

Высокий осанистый старик с длинной седой бородой и снежно-белыми кудрями, опираясь на посох с навершием в виде обвившейся вокруг дерева змеи, выступил из густой лесной темноты, оглянулся на короля – и тот мягко осел на траву.

– Ненадолго, – объяснил Гвальхир Дику.

– Что ты с ним сделал?

– Усыпил. Он ничего не будет помнить.

– Совсем ничего? А жить-то как будет?

Гвальхир сердито топнул ногой:

– Хватит твоих шуток, Ричард Уэбо. И не отвлекай меня.

Он вцепился в кол, торчащий чуть ниже грудной клетки Трагерна, и потянул на себя.

Толстая деревяшка вышла наружу, словно нож из масла. С едва слышимым щелчком сомкнулась трещина, рассекавшая тело дерева. Трагерн всхлипнул и мешком свалился на траву.

– Уложи его, – велел старый друид. – Уложи ровнее. – Он вынул из-за пояса серп и дубовую веточку, очищенную от коры. – Отойди.

– Ты и в самом деле поставишь его на ноги?

– Если ты отдашь немного своей природной силы.

– Отдам. – Рыцарь-маг протянул руку. – Что нужно делать?

– Погоди. Я скажу когда. Надо все подготовить, а то я могу ненароком вместе с природной силой забрать у тебя несколько лет жизни. Ни к чему это.

Гвальхир что-то делал с раной Трагерна, и та на глазах затягивалась – это было видно даже сквозь лохмотья одежды. Все время молодой друид оставался в сознании Он жалобно смотрел то на Дика, то на старика и по-девичьи хлопал ресницами.

– Учитель! – тяжело дыша, простонал он.

– Помолчи, недотепа. Да что же это такое?! Как младенец, иначе и не скажешь.

– Я не виноват. Неприятности словно сами ищут меня.

– Да уж… Молчи и не мешай… Ричард, клади ладонь. Вот сюда.

– Трагери, что с Серпианой? Ты можешь объяснить?

– Помолчи, Уэбо. Он пока не может с тобой говорить.

Вскоре по знаку друида Дик убрал руку с груди Трагерна. Он чувствовал легкую дурноту, которая, правда, довольно быстро прошла, а больше ничего особенного. Но Гвальхир, обернувшись, с деланным безразличием сказал:

– Ближайшие три года ни в коем случае не соглашайся на подобную процедуру. Для тебя это может стать гибельным.

– Сколько же сил ты забрал?

– Ровно столько, сколько может восстановиться естественным образом. Еще чуть-чуть – и «твой чан начнет подтекать». Ты можешь и вовсе лишиться силы. Понимаешь?

– Вполне.

С помощью старика-друида Трагери поднялся с земли. Он еще нетвердо стоял на ногах, и взгляд у него был удивленно-дурной, но умирать, кажется, он больше не собирался. Молодой друид раскрыл Гвальхиру объятия.

– Учитель!… – прочувствованно взвыл он.

– Так, избавь меня от твоих благодарностей. – Старик вытирал руки лоскутом материи. – И не дергайся, иначе будет плохо. Что здесь произошло, рассказывай… Или скоро проснется король.

– Гвальхир, ты что же, на страже стоишь и ждешь, когда тебя позовут? – медленно спросил Герефорд.

Старый друид обернулся и отдал ему испачканный кусок ткани.

– Вытрись, ты тоже в крови… Вообще-то я связан с Трагерном. Он – мой ученик, я его посвящал… Но это неважно. Рассказывай, юный неудачник.

– Я не неудачник! – вспыхнул молодой друид. Затем он пошатнулся, поморщился – и стал рассказывать.

По его словам, Далхан неожиданно появился из-за деревьев и, ни слова ни говоря, швырнул в Трагерна какую-то магическую дрянь. Молодой друид едва успел вырастить на пути заклинания живой щит…

– Вырастить? – изумился Дик, с уважением глядя на истерзанного друга.

Тот слегка приосанился:

– Я же все-таки друид…

– Чему удивляться? – проворчал старик. – Подобное заклинание у любого друида должно быть заготовлено заранее. Разворачивается формула за считанные мгновения.

Трагерн сник.

– И что же? – подтолкнул рыцарь-маг.

– Ну и пока я возился с той гадостью, что на меня насела, Далхан сцапал Ану. Она даже ничего сделать не успела.

Заметив это, Трагерн кинулся на похитителя, одним движением руки умудрившись вызвать из-под земли сразу пять живых лиан (Гвальхир одобрительно крякнул). Те выросли, сплелись в полотно, готовое накинуться на врага, а за «стеной» зеленых стеблей и листьев молодой друид уже готовил кол, который – по его мнению – являлся единственным средством справиться с верным слугой сатаны…

– Так он тебя твоим же собственным колом прибил к дереву? – Дик и сам не знал, смеяться ему или вздыхать, воздевая к небу руки.

– Ну да.

Трагерн и не думал смущаться. Он держался за живот, пытаясь осторожно почесать кожу на краях затянувшейся раны. К животу под ложечкой он прижимал огромный ком ткани, пропитанной кровью, а из-под ткани были видны лучики ужасающего шрама, которые постепенно сглаживались и бледнели.

– Перехватил и врезал.

– А Серпиану куда дел?

– Уронил на траву, кажется. Она лежала неподвижно. Наверно, спала.

– Ну зачем она ему, боже мой! – не выдержал молодой рыцарь. Он с досадой ударил себя кулаком по бедру.

– Давай скорее, – приказал Гвальхир Трагерну.

– Что?

– Что-что… Собирайся, живо. Идешь со мной. Думаешь, ты исцелен? Я дал тебе немного сил, чтобы ты мог ответить на вопросы, но эйфория скоро пройдет. Тебя надо лечить.

– Опять?

Но времени на выяснение отношений учитель молодому друиду не дал – схватил за шиворот и утащил в лес.

За спиной Герефорда зашевелился распростертый на влажной траве король. Он подтянул под себя руки и довольно легко вскочил на ноги, хотя был не только высок, но и несколько грузен.

– Что-то я споткнулся, – сказал его величество, оглядываясь. Он совершенно не удивился исчезновению тела, прибитого к стволу, и валяющемуся теперь в стороне огромному колу.

– Думаю, нам надо торопиться, государь, – заметил Дик. – Пока за нами не выслали погоню.

Не ответив ни слова, Плантагенет поймал за повод черного жеребца Серпианы. Сел в седло, предоставляя своему спасителю собирать разбросанные вещи, и снова стал похож на себя прежнего – величавый и могущественный, поглядывающий сверху вниз на мельтешащих под ногами подданных.

– Быстрее, Герефорд, – властно бросил он.

Конь под ним горячился, недовольный незнакомым и намного более тяжелым седоком. Руки короля уверенно стиснули поводья и вздернули голову коня вверх. Боль в губах, прижатых удилами и трензелями, должна была заставить его смириться. Но жеребец был слишком горд и смиряться так просто не умел.

Герефорд торопливо нагрузил сумками со скарбом Трагернова мерина и привязал его повод к седлу своего коня. Запасная лошадь в дороге еще никогда не бывала лишней.

– Вперед, Герефорд!

Ночь раскрыла беглецам свои неласковые объятия. Она оказалась холодна, как глыба прозрачного льда с вершины горы, и ветер с брызгами мороси безжалостно хлестал в лицо. Но для Ричарда это была ночь свободы, а Дик просто не чувствовал холода. Он ничего не чувствовал.

Путешественники едва не загнали коней, добираясь до ближайшего города. Король ничего не ел больше суток, но впервые в жизни смог равнодушно переносить спазмы в желудке. У Дика в сумке нашлось несколько сухарей, которые он и отдал своему сеньору. Его величество не стал отказываться. Наученный горьким опытом, английский государь больше не желал засиживаться в трактирах. Дик, который сохранил кошелек с золотыми монетами, полученными в Вормсе за крупный рубин, без возражений оплачивал все покупки своего сеньора. Лишь когда приходила нужда подумать об этом, он радовался, что держал золото при себе – все их богатство оставалось с Серпианой, в таинственном «искусственном внепространстве». На постоялых дворах, глотая густую простонародную похлебку и ночуя в общей зале, Ричард держался на удивление тихо. Он больше молчал, не обращая внимания на окружающих, и в какие-то моменты Дику казалось, будто его король и в самом деле что-то понял в жизни. Впервые за много лет правитель Англии обходился без слуг, но ни на что не жаловался. Странное чувство справедливости, присущее Ричарду с детства, иной раз принимало довольно уродливые формы, но на сей раз диктовало абсолютное требование – не шпынять своего спасителя и не поручать ему работу, могущую оскорбить его достоинство. Так что всю дорогу до Кельна, города, расположенного на Рейне и считающегося портовым, король проходил в нечищеных сапогах и заляпанном грязью камзоле. Не мог же он сам взяться за щетку…

До Кельна они добрались уже в конце декабря. С самого начала стало ясно, что во Францию и даже в родную Нормандию Ричарду, пока он не обзаведется хорошей армией, нечего и соваться. И там и там стояли отборные отряды короля Филиппа-Августа, осаждающие замки баронов, верных законному правителю Англии. Так что бывшему пленнику следовало направляться прямиком на острова.

Но зимой море бурное. Даже самые отчаянные капитаны соглашались ходить только по реке, и то лишь в спокойные дни. И за очень хорошее вознаграждение.

– Государь, нам следует спешить, – сказал Герефорд. За время путешествия он открывал рот едва ли три-четыре раза, и его молчание успело изрядно поднадоесть суверену. Но и указаний тот не терпел.

– Замолчи, я сам знаю.

Плантагенет был раздражен препятствиями, встающими на его пути, и сильно обеспокоен.

Дик, пожав плечами, охотно замолчал, но королю скоро стало тоскливо, и он с недовольством обратился к своему рыцарю, интересуясь, почему тот будто воды в рот набрал.

– Я молчу, как вы мне и велели, ваше величество.

– Так теперь я приказываю тебе говорить. Только не о возвращении в Англию. Я и сам все знаю.

– Как прикажете, государь. Три месяца назад его высочество Иоанн де Мортен короновался в Лондоне.

– Что?!

Ричард развернулся так резко, словно ему угрожал сокрушительный удар булавой по спине. Впрочем, таковой, пусть в иносказательном смысле, как раз и был нанесен брату братом. Да, Иоанн очень любил преподносить подобные неприятные сюрпризы своим горячо любимым родственникам.

– Короновался?! Но как это возможно?

– Государь, вы, я полагаю, лучше меня знаете, как это происходит. Я не присутствовал на вашей коронации и не могу…

– Замолчи, Герефорд! Иногда ты просто выводишь меня из терпения.

– Простите, государь.

– Что еще ты слышал о моем предприимчивом брате?

– Он изгнал Вильгельма Лоншана…

– Я давным-давно знаю это от самого Лоншана, не корми меня новостями, давно известными всем!

– Я к тому, что принц сумел наложить руку на казну.

– Мерзавец! Так вот почему мои сборщики так долго собирали выкуп!

– Ну сборщикам тоже хочется красиво пожить…

– Повешу всех до единого!

– Выкуп собирала королева Альенор, и, насколько я знаю, он уже почти весь собран. По слухам, из Англии уже вышли корабли, везущие золото.

– По такой погоде?… Ладно, что еще ты слышал?

– Я знаю точную сумму, которую Иоанн де Мортен посулил императору, если тот и дальше будет держать вас в плену или, к примеру, передаст под надзор Француза.

– Филиппа?

– Его самого.

– Отлично.

Ричард грохнул кулаком по луке седла. Он сразу помрачнел и больше не говорил ни слова до того самого момента, когда они подыскали близ Кельна приличный трактир и пришло время заказывать ужин.

– Сколько у нас денег? – спросил он у Дика.

– Около пятнадцати золотых.

– Так мало?

– Это очень много, государь. На эти деньги мы с вами сможем добраться до Дувра.

– Закажи что-нибудь стоящее. Поросенка, например. Или гуся. Гороховой похлебки уже нутро не принимает.

– И пива?

– Само собой. – Король невесело усмехнулся. – Вина у них, конечно, нет.

Они сидели на соломе в самом темном углу. В Майне молодой рыцарь купил королю коричневый камзол взамен его алого, который был уместен в замке, но в пути придавал ему слегка шутовской вид. И теперь двое путешественников выделялись в толпе разве что своим мрачным видом да высоким ростом. Но и то и другое не редкость среди наемников, на которых сейчас смахивали король Английский и граф Герефордский. Так что если на путников и косились, то лишь с опаской – как бы не рубанули.

Пышнотелая служанка принесла им по кружке пива. Она постреливала глазками то в одного, то в другого мужчину и, похоже, была не прочь подзаработать на сеновале. Но Ричард не обратил на нее внимания – его занимали более серьезные заботы, – а Дику стало просто противно. Девица фыркнула и ушла.

Мужчины неторопливо пили свое пиво, ожидая, пока дожарится заказанный поросенок.

– Ты остался мне верен, Герефорд, – тихо сказал Плантагенет. Хоть здесь не многие знали лангедокское наречие, он старался говорить едва слышно.

– Государь…

– Ты остался мне верен. Я знал, что ты сохранишь мне верность, и не ошибся. Но от многих других я этого не дождался. Как это можно объяснить? Разве я оказался для вас плохим королем?

Дик поднял на него глаза, за долгое время впервые вспомнив, что говорит со своим настоящим отцом. Кажется, Ричард уже слегка выпил, и на него напал стих: захотелось пооткровенничать. Оставалось лишь радоваться, что его любимый диалект ок здесь никто не поймет. Ну и конечно, за последние полтора года его величество от безделья выпил целое озеро вина и, наверное, привык к нему.

– Отвечай мне, Герефорд. Я был вам плохим королем?

– Нам – нет.

Молодой рыцарь был уверен, что государь не почувствует разницы, и тот действительно не обратил внимания на то, что Дик выделил голосом. Потому что уроженец Корнуолла, родившийся в крохотном замке, чьи обитатели кормились за счет бедной деревеньки, прекрасно знал, как и чем живут крестьяне. Но не решился бы даже очень пьяному королю объяснять, что наемникам, конечно, всегда хорошо, когда идет война, и им всегда придется по вкусу правитель-вояка. А вот крестьянам нужен мир. И королю, который живет в своей стране, само собой – потому что содержать государя и его двор на родной земле куда дешевле, чем за границей. Тем более – в далеком походе.

– Но почему же тогда почти все меня предали?

– Далеко не все, государь. Многие замки в Нормандии держат ваши сторонники. Если бы это было не так, Филипп-Август уже завоевал бы все ваши французские земли.

– Да. – Ричард задумчиво допил пиво и показал рукой, чтобы подали еще. – Но многие. Многие не одобряют меня. И даже ты – не всегда. – Он усмехнулся, и его улыбка, почти потерявшаяся в усах и бородке, получилась необычайно дружелюбной. – Признайся, ты не всегда одобрял мои поступки. Даже спорил. Ты единственный, кто осмеливался со мной спорить.

Появилась служанка – на этот раз другая, долговязая и нелюбезная. Она не швырнула лепешки и сплетенную из лозы миску на стол лишь потому, что явно опасалась всяческих неприятностей от господ наемников. Всем известно, какие они звери. Но лепешки были теплые и пышные, овечий сыр в плетеной мисочке – свежий, так что жаловаться мужчинам оказалось не на что. Показав служанке серебряную монету, Дик послал ее в кладовку за куском копченого окорока.

– Да, я порой не одобрял вас, – согласился он, когда девица ушла выполнять заказ. – Простите, что не именую вас как положено. Слова «государь» и «ваше величество» могут привлечь к нам лишнее внимание.

– Неважно, как ты обращаешься. Продолжай.

– Порой ваши поступки казались мне излишне жестокими. Нет, я понимаю, почему вы считали, что противника надо проучить. Но в ситуациях, когда можно поступить мягко, вы поступаете жестко.

– Что ты имеешь в виду? – Король сдвинул брови.

– Ну к примеру, те полторы тысячи сарацин, которых вы приказали казнить.

– Все не можешь простить мне того случая? – расхохотался Ричард. – С ума сойти, как долго могут занимать ум молодого графа несколько сотен грязных сарацин. Это же не христиане, черт побери…

– Они такие же люди, как мы с вами, только с более темным цветом кожи.

– Откуда ты набрался подобной ерунды? Они же не веруют в Бога!

– Это не так. У них свой Бог, и они служат ему не менее ревностно, чем иные хорошие христиане – Деве Марии и Иисусу Христу. А за их заблуждения пусть их судит сам Бог. Это не наше дело.

– Тебя послушать, так и пытаться освободить от них Иерусалим не следовало.

– А городу не все равно, кто в нем живет? И кстати, Гроб Господень вызывает у сарацин достаточно уважения. Правда, они именуют Бога Сына Исой, а Матерь Его – Девой Марьям и вряд ли признают его Сыном Божьим, но и плевать на его могилу не станут.

– То, что ты говоришь, можно счесть настоящей ересью. – Король улыбнулся. Довольно миролюбиво. – Мне всегда нравилось, что ты способен иметь свое мнение. Это полезно. Но особенно хорошо то, что ты умеешь молчать, когда тебя не спрашивают. Если и дальше будешь держать свое при себе, проживешь до старости.

В его словах был призрак угрозы – впрочем, настолько неясной, что даже самый мнительный человек, наверное, не обиделся бы. Кроме того, на королей не обижаются, это всем известно.

– Я сказал вам тогда, что убийство полутора тысяч пленных выглядит некрасиво для того, кто носит шпоры и перевязь рыцаря.

– Do not deprive us of our heritage; we cannot help acting like devils,[21]21
  Не лишайте нас нашего наследия, мы ничего не можем поделать с тем, что действуем как дьяволы (англ.).


[Закрыть] – рассмеявшись, ответил Ричард.

Дик оглянулся, опасаясь излишнего внимания со стороны других постояльцев, но на них никто не смотрел.

– Только не по-английски, умоляю вас, государь.

– Я сказал тебе это тогда, говорю и сейчас.

– Каждый человек – хозяин своему наследию.

– Ты, очень молодой человек, считаешь, что можешь поучать меня? Я намного старше тебя.

– На тринадцать лет.

– Вот-вот. Я тебе в отцы гожусь. Почти. – Дик слегка усмехнулся. – Что улыбаешься?

– Я говорю так потому, что сам с трудом справляюсь со своим наследством.

– Что же за наследство? – с интересом спросил Ричард. Разговор уже давно перешел в беседу, больше напоминающую болтовню равных, но король не обращал на это внимания и не пытался «подтянуть вожжи». Ему все интересней становилось разговаривать с молодым рыцарем.

На мгновение Герефорд отвел глаза. Посмотрел в кружку.

– Вы помните восстание корнуолльских баронов двадцать три года назад?

– Чуть больше, – ответил Плантагенет, усмехаясь. Он прекрасно помнил первый бунт, который подавил. – Двадцать три с половиной.

– А женщину, которую приказали привести к себе в лагерь под Элдсбери, помните?

– Помню. Молодая дворяночка. Ее звали Алиса, как мою тогдашнюю невесту. – Ричард внимательно посмотрел на собеседника.

Еще мгновение – и он все понял. Улыбка тронула его полные яркие губы, почти скрытые отросшими усами. Он рассматривал своего вассала так, словно никогда прежде не видел. Во взгляде был глубокий интерес.

– Ее звали Алиса Уэбо, я прав? – спросил он легко.

– Да. – Дик пожал плечами. – Ее муж год пробыл в отлучке, так что никаких сомнений у нее не было.

– Потому она и назвала тебя Ричардом?

– Да.

– Забавно. – Король покачал пустой пивной кружкой. – Закажи-ка еще.

Дик заказал. На этот раз кружки с шапками жиденькой пены принес сам хозяин. Как ни странно, в противоположность привычному образу трактирщика – пузатого, краснощекого, довольного собой, – этот был тощий и высохший, как вяленая рыбина, с такими же выпуклыми и мутными, ничего не выражающими глазами. Когда с ним говорили, казалось, что он ничего не воспринимает – выражение глаз никогда не менялось. Но распоряжения он выполнял безукоризненно и никогда не ошибался в счете. Трактир мог быть набит посетителями до крыши, еду и питье могли заказывать в несколько глоток одновременно – хозяин никогда не ошибался, кто сколько съел и кто что заказал.

Король и его бастард пили пиво, не чувствуя вкуса, и заедали напиток сыром и хлебом, не обращая внимания на то, что кладут на язык. Может, оно и к лучшему. Голод, конечно, лучший повар, но трапезы бедноты слишком отличались от трапез богачей, и если бы Ричард стал воротить нос от лакомств, подаваемых на постоялом дворе, это могло бы вызвать подозрения.

– Ты ни разу не говорил мне об этом, – помолчав, сказал Плантагенет.

– Было бы чем гордиться. Мое происхождение – не моя заслуга.

Король фыркнул.

Больше они об этом не говорили. Отношение Ричарда к Дику не изменилось, но теперь король с большим интересом следил за молодым рыцарем и одобрительно усмехался. Похоже, он был доволен, что может приписать необычайную доблесть и незаурядность этого вассала собственной заслуге.

В Кельне, к своему удивлению, король Английский встретился со своими сторонниками. Трое баронов из Нормандии жили здесь с осени – они пытались нанять отряд наемников побольше, но пока не могли сойтись на том, кто станет платить. В Кельне, как в любом портовом городе, было неимоверное количество всякой рвани, толпы головорезов, готовых за деньги на что угодно. Были и такие, что давно уже опьянели от запаха крови и не видели себя нигде, кроме как на войне. Таких на свете жило немало, и с их легкой руки войны на землях Европы не прекращались никогда.

Сейчас жители Германии, Италии, Венгрии и многих других королевств могли успокоиться: все отребье перебиралось во Францию, где два короля повздорили из-за земли.

Бароны пришли в восторг, увидев своего обожаемого монарха на свободе, и мгновенно образовали вокруг него личную гвардию, слегка оттеснив Герефорда. Теперь уже не вставал вопрос, кто будет платить наемникам: бароны справедливо решили, что король заплатит за все. Тот не возражал. Желание Ричарда набрать армию поскорее и побольше было так неодолимо, что он не скупился на обещания. И сам он, и наемники – все понимали, что большая часть обещаний останется невыполненной. Но то, что оставалось после «большей части», вполне удовлетворяло наемников, готовых добирать недополученное жалованье грабежами.

К этому привыкли все – и солдаты, и знать, которая их нанимала, и даже местные жители, которых грабили.

Постепенно в Кельн стягивались французские вассалы английской короны со всех окрестностей. А оттуда расползались слухи. Когда столько человек знают, кто именно скрывается в портовом городе под личиной обычного лангедокского барона, ничто не может удержать эту информацию в тайне. Известие о том, что Ричард в Кельне, добралось до императора со скоростью курьера, ночующего в седле.

Император, разумеется, испытал только облегчение. Пленник сбежал, тем самым унизив пленителя, заключившего его в свою лучшую крепость и приставившего лучшую стражу. Чтобы получить за него хоть какие-то деньги, пленника теперь требовалось изловить и водворить обратно.

Но все оказалось не так просто. О собирающемся на окраинах Кельна отряде, который должен был снова захватить короля, Ричарду стало известно очень быстро.

В плен он больше не хотел.

Предыдущая неудача многому его научила.

Миновал декабрь, отпраздновали Рождество, и начался новый, 1194 год (хотя тогда люди еще не отмеряли время от Рождества Христова). Король перебрался из Кельна в Утрехт, а оттуда – в Антверпен. Император знал об этом, но толком ничего не мог предпринять. Его люди не успевали за английским государем, а гвардия Ричарда росла так стремительно, что это начинало внушать Генриху VI опасения. Плантагенет еще не набрал армию, которой хватило бы на то, чтобы воздать принцу Иоанну по заслугам, но уже спокойнее укладывался по вечерам в постель, не боясь, что проснется пленником. С собой в комнате он оставлял только Дика. Тот спал когда на тюфяке в углу, когда на охапке соломы, когда и вовсе на голом полу, но не жаловался и никому не уступал этой обременительной чести.

Да и король никого другого не желал видеть рядом с собой.

Они почти не разговаривали друг с другом.

В Антверпене импровизированный английский двор задержался, потому что ни один капитан по-прежнему не решался пересечь Ла-Манш. Стояла отвратительная погода, такая же, что некогда не давала Вильгельму Бастарду возможности спустить на воду свои корабли, чтобы добраться до Гастингса. А теперь природа делала все более опасным положение прямого потомка Вильгельма.

– Государь, слухи, которые доходят до нас, слишком настораживают, – однажды не выдержал Герефорд. – Надо как можно скорее покинуть империю, иначе позже нам могут просто не позволить сделать это.

– Отлично, ты не подскажешь мне как? – с раздражением осведомился король. – Вплавь? Плавание по-собачьи несовместимо с королевским достоинством.

– Вам надо лишь приказать, – холодно ответил Дик. – Прикажите – и я все улажу.

– А что, без приказа ты не можешь?

– Вы же не отпускаете меня от себя ни на мгновение.

– Ладно, отправляйся.

Молодой рыцарь спустился в порт. У пристаней, как всегда, стояло больше десятка кораблей. Среди них имелись самые разные. Приземистые, остойчивые рыбачьи суда, на которые легко затянуть сеть, полную рыбы, но которым в бурю лучше и носа из бухты не показывать. Торговые когти с вместительным трюмом и высокими бортами (для купцов, и это не секрет, главное – довести до места товар, красота – дело десятое). Даже два военных корабля, правда, маленьких – должно быть, сторожевых.

Неторопливо проходя мимо каждого, Дик внимательно оглядывал корпуса «торговцев», оценивая их крепость, новизну дерева, такелаж и даже матросов, которые кишели на каждом борту. Выросший в Корнуолле, с трех сторон окруженном морем, молодой рыцарь прекрасно разбирался в судах. Он знал, что неказистые и неуклюжие на вид «торговцы», если не нагружены товаром до рей, легче всего переносят бурю. В пустом трюме такого корабля проще будет разместить лошадей, и капитан, зная о надежности своего судна, за впечатляющее вознаграждение скорее всего согласится отвезти кого угодно почти куда угодно.

Молодой рыцарь выбрал судно покрепче, взошел на борт по сходням и спросил капитана. Дожидаясь его, он лениво следил за моряками, перекладывающими с места на место тюки. Такелаж на корабле оказался по большей части новым, кое-где на палубе виднелись свежие доски, видимо, положенные недавно. Хорошо – значит, корабль обкатанный, но не изношенный.

Капитан выбрался из каютки на корме с большим трудом. Дверные проемы на кораблях были узкие, а у капитана в плечах была косая сажень. Одет он был ярко и грязно, но взгляд оказался ясным и очень пронзительным. Мореход был совершенно трезв.

– Что угодно? – спросил он на хорошем французском. Нормандское наречие, определил Дик.

– Угодно в Англию.

– По такой погоде? – Капитан хмыкнул. – Мессир не понимает, что говорит.

– Мессир понимает так, что бесшабашная храбрость оплачивается высоко.

Герефорд запустил пальцы за пояс и вытащил единственный камень из клада Килани, который хранил при себе еще с тех пор, как воевал на Кипре. Густо-багряный красивый рубин, очень ценный.

Сперва нормандец даже не понял, что ему показывают. Но, как опытный торговец, он разбирался сразу во множестве вещей. Осторожно взяв камешек размером со среднюю виноградину двумя пальцами, капитан корабля поднес его сперва к правому, потом к левому глазу. Поскреб пальцем. Камень был огранен неровно, но в этой корявости, допущенной, скорей всего, из-за работы «на глазок», крылась какая-то необычная прелесть и затейливая игра рубина.

Нормандец неохотно вернул драгоценность Герефорду.

– Ладно, – сказал он. – Завтра выходим, раз так. Меня зовут Ален Траншмер. Я купец.

– Из Нормандии?

– Да. Шербур. Сколько вас будет?

– Не знаю. Человек двадцать и лошади. Немного, штук пять.

– Плата вперед.

– Плата в море. На полпути.

– Идет.

На следующий день король Ричард, три его барона, двенадцать солдат и граф Герефорд с тремя конями отплыли из Антверпена, опередив людей императора, задумавших нападение, лишь на несколько часов. Слуги Генриха не смогли преследовать английского государя на море.

Должно быть, у них не нашлось подходящего рубина.