Текст книги "Скиталец"

Автор книги: Игорь Ковальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Я в меньшинстве. – Трагерн развел руками. – Значит, на Рим.

Глава 7

Италия была удивительной страной. Земля несла на себе бремя прежней великой истории. То и дело попадались окруженные тополями старые патрицианские виллы, когда-то отделанные мрамором, а теперь обветшавшие, превращенные в винодельни или отведенные под жилье работникам полей. Некоторые были отремонтированы, и там жила знать. Но италийские князья, постоянно воевавшие друг с другом, все-таки предпочитали замки, а тех, что соглашались тратиться еще и на эту старину, находилось немного. То и дело в зарослях плюща или травы показывался обломок колонны или кусок расколотой статуи. Чаще всего обработанный камень растаскивали крестьяне, в хозяйстве которых именно таких кусков и не хватало, и нередко в хижинах подпирающим стену камнем служил какой-нибудь языческий алтарь.

Разумеется, только если крестьянин, приспособивший удобный плоский валуи, не знал, что это за штука. Крестьяне загадочным образом сочетали веру с суеверием. Они каждую неделю ходили к мессе, но если встречали в рощах или лесах разрушенное святилище какого-нибудь старого бога, оставляли приношение и ему. Они считали, что это проще, чем навлекать на себя чей-нибудь гнев. Еще они верили в огромное количество духов и иных существ, которых тоже следовало задабривать. Им носили в лес лепешки, сметану и свежее оливковое масло первого отжима, но всего понемножку, на всякий случай уговаривая войти в положение бедняков – у самих мало.

Земля Италии была поделена между огромным количеством князей. Порой казалось, что их владения перекрывают друг друга. Борьба за спорные земли могла продолжаться годами, а пока крестьян, живущих там, обдирали оба князя. Чтобы им не было обидно глядеть на остальных, тех отягощали всевозможными дополнительными поборами и повинностями вроде дорожной, мостовой или повозной. Рождающиеся и умирающие в частоколе всех этих обязанностей, крестьяне лишь иногда роптали, но чаще сидели тихо. Как известно, бунтуют лишь те, кто не слишком крепко прижат, и если здесь все-таки случались беспорядки, то лишь потому, что и среди сеньоров иногда встречаются более или менее человечные.

Дороги разбегались по равнинам и невысоким холмам. Из рощи оливковых деревьев, увитых диким виноградом, путники то и дело выходили на простор, открывавшийся с вершины холма, – вид на далекий город и десяток деревенек, каждая из которых старалась спрятаться от посторонних глаз, словно в этом случае сборщики податей ее просто не найдут. На полях паслись овцы и коровы, к склонам лепились виноградники, где каждая лоза была обложена галькой и подвязана к своему шесту. За растениями ухаживали едва ли не тщательней, чем за суягными овцами, но зато италийское вино было известно повсюду. Каждый год развозили по всему миру сотни бочонков настоявшегося вина – и на запад, и на восток, и па север, и на юг.

Когда путники останавливались в трактирах, Дик оглядывал собравшихся под гостеприимным (за плату) кровом и прикидывал, кто может что-нибудь знать. И всегда ошибался. Нередко сведения о местонахождении императора он вытягивал из головы какого-нибудь замызганного углежога или торговца горшками. И неважно, насколько эти сведения были верны – они хотя бы вообще были, тогда как сознание солдата со значками Генриха на нарамнике отзывалось звенящей пустотой.

А потом от зеленщика, одетого в такой убогий наряд, что на него, казалось, не стоило и времени тратить, рыцарь-маг внезапно узнал, что император направляется в Вормс, и это совершенно точно. Зеленщику важно было знать наверняка, поскольку он, оказывается, собирался везти на север шесть возов овощей! Дик с интересом оглядел торговца с ног до головы. По виду итальянца нельзя было предположить, что его хватит больше чем на одну котомку капусты. Но зеленщик, яростно торгуясь с хозяином трактира за свою кружку пива и миску похлебки (все это стоило два медяка, цена на удивление низкая), думал лишь о том, что ему надо поскорее вернуться, пока его сеньор не узнал, сколько же возов он снарядил в дорогу.

А значит, следует выбрать тот город Священного королевства Германия, где все раскупят единым духом. Надо выбрать место, где собралась знать, желающая плотно покушать, с большим количеством слуг, поедающих тушеную капусту целыми возами. Это, конечно, Вормс, где предстоит заседание очередного сейма…

Дику было стыдно. Ему прежде и в голову не приходило, что простой торговец может знать такие вещи. Впрочем, чтобы преуспеть в этом сумасшедшем мире, надо быть или гением, или волшебником. Крестьянин, способный одновременно получить хорошую прибыль от торговли и надуть своего сеньора, и волшебник, и гений. А такой, конечно, знает все даже о сильных мира сего.

– Мы едем в Вормс, – объявил он Трагерну и Серпиане, когда они остались втроем в маленьком закутке, отделенном от общей залы лишь плотной занавеской (это называлось «отдельные покои», но ничего лучшего найти было нельзя).

– Ты что-то узнал? – оживился друид.

– Узнал. Императора ждут в Вормсе, поскольку там состоится заседание сейма. Хотелось бы знать, о чем у них пойдет речь.

– Думаю, узнать будет несложно. Притворимся чьими-нибудь пажами и проберемся на заседание.

– И как, интересно, ты собираешься притворяться пажом? – хмуро спросил молодой рыцарь. – Ты и по-немецки-то плохо говоришь.

– Я же владею кой-каким искусством, – напомнил Трагерн. – Если захочу, смогу притвориться даже девицей. Да так, что никто не определит подмены.

– Тьфу на тебя! Никогда не подозревал друидов в содомии…

– Болван, я говорю о магии внушения!

– Не ругайтесь, – вмешалась, смеясь, Серпиана. – Вы будете притворяться пажами, а я – дамой, если угодно.

И они двинулись в путь. Серпиана ехала немного позади мужчин, хотя ее жеребец все норовил вырваться вперед. Иногда девушке приходилось уступать ему, и она пускала жеребца вскачь. Дику с Трагерном тоже приходилось отправлять своих коней в галоп. Но тяжеловесный бургундец молодого рыцаря очень быстро отставал, а вслед за ним выдыхался италийский лохмач друида. И Герефорд понимал, почему арабы так ценят своих породистых скакунов. Сказать, что черный конь Серпианы был быстр как ветер, означало ничего не сказать.

– Ана, вернись! – кричал ей вслед молодой рыцарь, но конь уносил ее прочь, и звук угасал в потоках ветра.

– Да не волнуйся ты, – каждый раз начинал успокаивать Трагерн. – Она сидит отлично. Не упадет.

– Я и не думаю, что она упадет, – отвечал Дик. – Я опасаюсь, как бы она не встретила кого дурного. Как бы ее кто не обидел.

– Ее обидишь! Девушка не так уж беззащитна. Дурному, полагаю, не поздоровится, если он и в самом деле на нее нападет. Ты, сдастся мне, чрезмерно ее опекаешь.

– А ты, будь добр, читай морали своему сыну, а не мне. Я обойдусь собственным умом.

Потом Серпиана благополучно возвращалась – раскрасневшаяся, веселая, с сияющими глазами. Ее конь выгибал шею, красовался и всячески требовал к себе внимания. Но рыцарь не смотрел на животное – только на свою возлюбленную.

– Родная, не уезжай так далеко, я волнуюсь за тебя.

– Не волнуйся, у меня есть меч. – Девушка хлопнула себя по пустому поясу. Оружие (которое, вне всяких сомнений, все время было при ней) оставалось невидимым, как и раньше.

– Меч – не панацея. А если стрела в спину?

– Какие же разбойники будут стрелять в спину молодой красивой женщине? – Она сделала большие глаза и губки бантиком, не осознавая, что кокетничает. – А кого они потом будут насиловать?

– Поверь, некоторым из разбойников без разницы, живую насиловать или не очень.

– Тьфу на тебя, – смутилась Серпиана.

– Не сердись, родная. Я просто волнуюсь. Не уезжай далеко, ладно?

Он смотрел на нее с нежностью. Перед этим взглядом невозможно было устоять.

– Ладно, – согласилась, как обычно, девушка, хотя и знала, что не сдержит слова.

И в следующий раз, как водится, все повторялось снова.

Он был терпелив и никогда не упрекал ее. На остановках успевал соскочить с седла первым и протянуть руку, чтобы помочь ей спуститься. В трактирах сразу спрашивал, что хотела бы съесть и выпить его спутница. В городах делал ей мелкие подарки, и самым приятным для него стало видеть, как румянец удовольствия заливает ее щеки, как вспыхивают ее глаза. Ему прежде и в голову не приходило, насколько это приятно – делать подарки.

И Серпиана не отвергала его знаки внимания. Но разговаривала с ним лишь в ситуациях, когда без этого не обойтись. И опять горячила арабского жеребца, охотно пускающегося вскачь.

– Что поделать, женщины обычно не держат слова, – утешал Дика Трагерн. – У них свое представление о чести.

– У них просто другая честь, – возразил Герефорд. – Они верны не слову, а чувству. – Он следил за фигуркой в синем, скачущей на черном коне. – Так что там с принцем Иоанном и королевой Альенор? Ты так и не рассказал.

– Разве нет?

– Нет. Отвлекся на обсуждение прелестей королевы, если не ошибаюсь.

– Не было обсуждения, не ври!

– Но и рассказа не было. Давай, повествуй. В подробностях.

– Изволь. Я говорил о короле Филиппе-Августе и о том, как он заочно объявил Ричарду войну?

– Не говорил, но я слышал об этом.

– Ну вот, отправив нарочного к пленному королю Английскому, он счел, что все формальности выполнены и о Ричарде можно забыть. Тогда Филипп-Август попытался заключить союз с Иоанном. Ну поскольку крошка Артур скончался, остался только один претендент на престол – младший брат Ричарда…

– Дальше, дальше! Полагаю, Иоанн радостно согласился.

– Согласился, но, надо отдать ему должное, не сразу и не безоговорочно. Он был осторожен и сперва решил точно выяснить, выгодно ему это или нет, а уж потом обещать.

– Что там были за условия?

– Ну как же… Верное союзничество…

– Ха-ха-ха!…

– Вот именно. Смешно. Кроме того, король Филипп пожелал отхватить изрядный кусок территории – часть Нормандии, Гасконь, Беарн там, Бигорру, еще чего-то… Ну и женить Иоанна на Алике.

– На многострадальной Алисе? Что, француз никак не может пристроить свою сестру? Он се, по-моему, уже всем предлагал.

– Он старается. Иоанн, знаешь ли, против женитьбы на Алике не возражал и против союзничества тоже. А вот касательно земель – тут у них вышел спор. И изрядный. Принц тем временем – и чтобы приблизить заветный момент, и чтобы снизить цену помощи французского короля – во всех крупных владениях брата стал требовать от местных сеньоров присяги.

– Вот мерзавец…

– Да у них у всех ни стыда, ни совести, ни морали! Вспомни хоть своего короля!

– Не согласен. У Ричарда есть мораль, просто она своеобразная. Впрочем, в этой ситуации он, наверное, поступил бы так же.

Трагерн пожал плечами:

– Тут и спорить не о чем. Расхождение в деталях. Ричард, насколько я помню, предпочитает путь прямого грабежа. А принц Иоанн обожает интриги.

– И не скажу, что мне это больше по душе.

Трагерн снова дернул плечом:

– Ну и, конечно, принц стал особенно активен, когда Ричард отказался от королевства…

– Что-о?!

– Ну я имею в виду, что он принес клятву верности императору…

– Ф-фу, ну что ж ты меня так пугаешь!… Так бы и сказал, что это все формальность.

– Я этого не знал. Формальность, значит? Хороши формальности. Ричард обещал платить своему сеньору по пять тысяч фунтов золотом ежегодно! Да еще за себя сто тысяч марок серебром.

Дик вздохнул. Он напряженно следил за дорогой, извивающейся по долине, – двое мужчин пока еще ехали по склону холма, – пока не заметил, что Серпиана возвращается. Она скакала одна, судя но всему, невредимая и спокойная. Герефорд перевел взгляд на друга.

– Сумма, конечно, приличная. Но платится-то она за короля.

– А за короля надо платить еще меньше, чем за землекопа. Он же никакой пользы не приносит!

Молодой рыцарь расхохотался:

– Ну скажи это королю.

– Хе… Ну вот, пока Ричард в Вормсе торговался, Иоанн тоже времени не терял. Он уговаривал всех, кого мог, присягнуть ему на верность, признать его королем.

– Ну и?

– Большинство, конечно, отказалось. Можно даже сказать, подавляющее большинство. Зачем, мол, им сдался этот хилый Иоанн? Кумиром большинства является все-таки Ричард – ну тех, кого он еще не успел оскорбить. Так что Иоанн понял: без договора с Филиппом-Августом не обойтись. Но, говоря по совести, этот договор ведь ничего не стоит. Иоанн не король и королем не будет, пока жив его брат. Но он тем не менее поклялся жениться на

Алике Французской и уступить Филиппу-Августу изрядную часть Нормандии, Тур, Лош, Амбуаз, Монтришар…

– Остановись! Я уже понял, что принц просадил почти все французское наследство.

– Ничего подобного. Аквитанию он сохранил неприкосновенной. Правда, очень странно бы выглядело, если б Иоанн отдал ее, а Француз забрал, коль скоро еще жива Альенор, принесшая Аквитанию в приданое своему мужу, Генриху.

– Но остальное принц отдал…

– А куда ему деваться? Младший брат пленного короля уже вляпался в измену по самые уши. То, что я рассказал, – еще не все. Ведь в Англии остается королева Альенор. Хотя англичане ее и не любят, сторонники у нее есть. А также армия и средства… Все-таки она не объявляет себя королевой в обход законного правителя, не перетягивает одеяло – она просто регентша и ничего больше. Многим это нравится. Так вот, Иоанну приходится и с нею воевать. А сторонников мало. Поэтому полгода назад он передал солидную сумму Гвиннедскому дому Ллевеллина.

– Валлийцу?[19]19
  То есть уроженцу Уэльса. Гвиннед – одно из трех валлийских (то есть уэльских) королевств. В те времена Уэльс, как и Шотландия, не являлся частью Английского королевства


[Закрыть]

– Да. Поскольку королева Альекор сдаваться не собиралась и не собирается, принц решил занять ее восстанием валлийцев под предводительством Ллевел л и н а.

– А тот и рад стараться.

Трагерн неодобрительно покачал головой:

– Я вижу, тебе не нравятся валлийцы.

– Да мне до них, откровенно говоря, нет дела. Но как здравомыслящий человек, родившийся на Британских островах, я не рад, что на землях моей родной страны идет война. А тут еще и валлийцы ввязываются…

– Ах, как возвышенно! Сам-то ты кто? Солдат, только что высокопоставленный…

– О чем спор?

Серпиана осадила коня рядом с ними, и жеребец, красуясь, встал на дыбы. Дик дернулся к ней, но девушка сидела в седле как влитая.

– О валлийцах, – проворчал Трагерн. – Они сражаются за свою независимость. Англичане ведут себя так, что валлийцы готовы на все, только бы избавиться от английской угрозы…

– Скажи, друг мой, а почему они сражаются за независимость па чужой территории? Это уж, извини меня, называется вторжением. Пусть даже его осуществляют немытые дикари.

– Сам ты дикарь! – разозлился друид. – На себя посмотри!

– Только не подеритесь, ладно? – Девушка озабоченно поглядывала то на одного, то на другого спорщика.

– Что ты так кипятишься? Ты что, валлиец?

– Какая разница? Все люди – братья!…

– Еще есть сестры…

– …И не тебе обзывать валлийцев дикарями. Сами вторгались и в Гвиннед, и в Гламорган…

– Лично я никуда не вторгался.

– Хватит! – вмешалась Серпиана, вклинившись между ними. Как-то незаметно путники остановились посреди дороги, выясняя отношения, и итальянец, неторопливо проезжавший мимо на телеге, посмотрел на спорщиков с пониманием. – Хватит развлекать местное население.

– Да уж, без пива тут не обойтись, – проговорил удивленный Дик, – Ладно, я вовсе не хотел обидеть тебя или валлийцев. Я, говоря по чести, уважаю Ллевеллина. Он отличный воин. А теперь расскажи, чем все закончилось. Валлийцам удалось справиться с королевой и ее приверженцами?

– Нет, – сердито ответил хмурый Трагерн. – Их слишком мало, да и организованы они были кое-как. В общем, из их похода ничего не вышло. Впрочем, может, оно и к лучшему. Принц, конечно, обманул бы Ллевеллина. Попользовался его помощью, а потом выждал момент – и ударил в спину. Так что война быстро прекратилась и валлийцы ушли обратно.

– Ну и слава богу…

– Ты думаешь, твоим ненаглядным англичанам сразу стало легче жить? Ошибаешься. До сих пор по всей Британии собирают деньги на выкуп. И простолюдинов твоих обирают до нитки.

– Почему это они мои?

– Да успокойтесь вы оба! Хватит спорить!

– Обирают, оно и понятно. Их всегда обирают.

– Знаешь, как легче всего определить, в меру ли обирают пейзан или нет? Посмотреть, сколько в стране развелось грабителей и убийц. Сейчас в лесах тесно от разбойников, и все норовят пограбить – все равно кого…

Дик покачал головой. Больше всего он хотел закончить затянувшийся спор, поскольку друид раскипятился не на шутку, а ссориться с ним молодой рыцарь не собирался. Он развел руками и примирительно сказал:

– Значит, надо вызволить короля поскорее, до того как будет внесен выкуп. Деньги, по крайней мере, останутся в Англии, и король сможет употребить их на что-нибудь полезное стране. Например, на постройку крепостей.

Трагерн отвернулся и на друга не смотрел. Но и спор продолжать не рвался. Наверное, тоже не хотел ссориться.

– Поехали, – сказала Серпиана, и они продолжили путь.

В Риме императора не оказалось, и слухи подтверждали сведения торговца зеленью – Генрих VI находился в замке Нойшванштайн, но собирался в Вормс, и туда же съезжалась почти вся знать Священной Римской империи. Очевидно, предполагалось заседание большого сейма, иначе зачем бы знати беспокоить себя переездами? Что за вопросы должны решать на сейме, никто не знал – крестьяне и торговцы, у которых путники могли об этом спросить, такими пустяками не интересовались. Они знали, что, сколько бы знать ни заседала на сеймах, жизнь легче не становится. Только новые налоги назначают. А любой здравомыслящий человек больше всевозможных налогов и поборов ненавидит только новые, не освященные многолетними традициями налоги и поборы.

До Вормса Дик, Серпиана и Трагерн, несмотря на спешку, добирались больше месяца. За три года совершенно необычной жизни молодой рыцарь странным образом научился смотреть на жизнь окружающих не как на нечто незыблемое, но критически. Прежде его не занимали судьбы посторонних людей – и беднейшие, и богатейшие жили так, как было положено. Крестьянин платил подати и умирал крестьянином потому, что таков был порядок вещей. Но, оглядывая страну, по которой ехал, этим новым взглядом, он замечал, как плохо устроена жизнь. Наверное, ее можно было бы устроить и получше…

Странная мысль для рыцаря, пусть даже и считающегося графом. Он никогда не представлял себя человеком, распоряжающимся землями. Но желание быть хозяином куска земли и править им по своему усмотрению начало зарождаться в нем, как во многих мужчинах, переступивших порог юности. Прежде Дика занимала только война, и хоть он не был человеком, жаждущим крови, но жизнью сперва оруженосца, а потом рыцаря, скитающегося от сеньора к сеньору, он был вполне доволен. А теперь нет. Теперь ему хотелось постоянства – ведь только живя в собственном доме или замке, можно безбоязненно обзаводиться семьей.

Обдумывая это, молодой рыцарь все чаще украдкой поглядывал на Серпиану. Девушка обычно принимала его знаки внимания, когда охотно, когда с долей безразличия (впрочем, напускного), но сама никаких шагов навстречу не делала. Порой она вела себя так, словно между нею и Диком вовсе ничего не было, а ее взглядов, брошенных на него украдкой, он не замечал и не мог замечать – девушка всегда чувствовала, когда он смотрит на нее. Между ними сохранялась видимость хороших отношений, но даже Трагерн, не слишком интересующийся личной жизнью друга, все прекрасно понял.

Однако давать советы или отпускать замечания не стал, вовремя вспомнив, что это не его дело.

Вормс встретил их жарой и тяжелым неприятным запахом, которым отличались все города, возведенные из камня. Жара заставляла нечистоты, накапливающиеся в стоках по обеим сторонам улочек, разлагаться быстрее – именно потому Дик, выросший в деревне, терпеть не мог городов. Конечно, летом и в деревне царят самые разнообразные запахи, многие из которых под определение «благоухание» не подпадают никак. Но в городе тяжелый дух, не разгоняемый даже легким ветерком, ложился на путников, словно каменная плита на мученика. От запаха хотелось отмыться, он прилипал к коже, как жир, и привыкнуть к нему удавалось с большим трудом.

Впрочем, горожане, живущие здесь десятилетиями, свыклись с запахом настолько, что, наверное, даже не чувствовали его.

Сейм заседал в королевском дворце, куда было так же просто проникнуть с магией, как и без магии. С помощью магии можно было притвориться торговцем или разносчиком – таких стражники пропускали на задний двор, даже не обыскивая. Дик же поступил еще проще. Он подошел к одному из гвардейцев в нарамнике со знаками императора и показал ему золотой.

– Слышь, на знатных хочется глянуть – сил нет, – проговорил он негромко. Магия была нужна ему лишь затем, чтобы окружающие понимали его, а он их.

Стражник со знанием дела осмотрел золотой и попробовал его на зуб. Он и не заметил, что щедрый парень в кольчуге и при мече говорит не по-немецки.

– Странная монета, – сказал он, чтобы потянуть время. – Откуда?

– Византийская.

– Что, из похода в Святую Землю?

– Ага.

Гвардеец покивал головой не без уважения. Но и себя забывать он не собирался:

– Слушай, солдат, я не один. У меня напарник.

– Ну так и я не один, – сказал в ответ Дик, доставая еще один золотой. – Со мной оруженосец. И девица.

– Вот эта? – Стражник опробовал и вторую монету. – Баба-то тебе зачем?

– Да вот хочу попытаться ее продать, – не моргнув глазом с ходу изобрел Дик.

Серпиана за его спиной и не шелохнулась.

– Сарацинка, что ли? – полюбопытствовал собеседник Герефорда.

– Не совсем.

– Ну и правда все равно. Красивая… Кому будешь предлагать, императору?

Молодой рыцарь кивнул.

– Не советую. Лучше знаешь кому? Графу Утрехтскому. Или архиепископу из Аугсбурга. Они оба, говорят, любители. Погоди. – Стражник отступил на шаг вбок и заглянул в низкую дверь сторожки. – Хей, Гансус, тащи сюда свой ленивый зад. И два нарамника прихвати. Свой и напарника.

– Это еще зачем? – пробурчал кто-то из-за деревянной дверки.

– Разболтался! – гаркнул гвардеец. – Живо делай как велено!

Внутри кто-то повозился, а потом из-за приоткрывшейся наружу двери высунулась пятерня, сжимающая два нарамника – таких же, как на стражниках. Сговорчивый мздоимец кивнул на них Дику.

– Бери. Выходить будешь – вернешь. Живо, пока никто не видит.

Молодой рыцарь и друид быстро накинули на себя чужие нарамники и затянули поясами. Прошли в ворота.

– Мне придется соблазнять этого графа? Или архиепископа? – невозмутимо спросила Серпиана.

– Ну что ты, родная. У меня просто от усталости воображение не срабатывает. Соврал первое, что в голову пришло.

– Ну-ну.

Она окинула его взглядом, далеким от любезности. Но и такой его порадовал, потому что последние несколько дней девушка почти совсем не смотрела на него.

– Что дальше? – спросил Трагерн, пытаясь расправить на себе нарамник.

– Немного магии. Как думаешь, лучше сделаться невидимками или как-то иначе?

– Как-то иначе. Существование невидимки чревато неприятными последствиями.

– Короче, умник! Держи свои ученые слова при себе!

– А если короче, то на тебя все будут натыкаться. Я вот о чем подумал – у меня в запасе есть отличное заклинание. Правда, оно не сочетается с заклятием, позволяющим понимать чужой язык, потому давайте-ка я схожу на сейм и послушаю, о чем речь, а вы меня подождете где-нибудь здесь.

– Ты что же, знаешь местный язык?

– А ты думал, я в трактирах по-французски говорю?

– Я за тобой не следил.

– Итак, согласен?

– Надеюсь, не придется потом еще раз идти и слушать? Ты не пропустишь ничего важного?

– Ты с кем разговариваешь? С младенцем?

– Иди-иди… Старый друид…

Время до вечера, пока Трагерн отсутствовал, Дик и Серпиана провели в кухне. Поскольку в замок съехалось немыслимое количество слуг и стражников, сопровождавших своих господ и их скарб, сбившиеся с ног кухарки не разбирались и кормили всех, кто более или менее прилично одет. Воин со значками императора тем более мог рассчитывать на хорошую еду. Правда, не сразу – приходилось ждать своей очереди, иногда даже довольно долго. Но наконец Герефорду и его спутнице навалили по полной миске каши с мясом, дали несколько яблок прошлогоднего урожая и кувшин пива. Служанка, которая подала все это, тут же убежала исполнять какую-то еще работу, и молодые люди остались наедине. Чтобы не пугаться под ногами, они взяли свои миски и перебрались на стену, где между камней росла трава и гулял ветерок с полей.

Серпиана молчала, пока ела, молчала, пробуя неплохое местное пиво, и даже тогда, когда отдыхала с закрытыми глазами, подставляя лицо солнцу. Дик и раньше замечал, что, сколько бы она ни находилась на солнце, загар не приставал к ее мягкой, шелковистой, как теплая вода в ручье, тонкой, почти прозрачной коже. Сам он привез из Сирии густой загар и, если б не черты лица, больше походил бы на араба, чем на настоящего англосакса по матери и норманна по отцу. Он любовался тонкими чертами ее лица и яркими губами, которые так хотелось поцеловать, а потом дотянулся и погладил по руке.

Она приоткрыла глаза и бесстрастно посмотрела на него.

– Родная, – проговорил он одними губами.

Она долго ничего не отвечала.

– Только не здесь, – сказала она наконец.

– Я просто хочу сказать тебе, что люблю. Хочу, чтобы ты знала.

Ему показалось, что под черным росчерком ресниц блеснула влага, но глаза тотчас скрылись в густой тени ровных ажурных полукружий, и ничего больше нельзя было разглядеть.

– А может, тебе тоже лишь показалось? – выдохнула она.

– Что – показалось?

– Что ты любишь.

– Мне не показалось и не кажется. – Он помедлил. – А тебе – показалось?

– Не знаю…

Ответ был легкий, как выдох, в нем звучало сомнение, острое, как боль, но Дик не решился обнять ее. Даже не потому, что боялся оскорбить. Откровенно говоря, молодой рыцарь просто не имел представления, как следует вести себя с женщиной в таком странном состоянии… Особенно если не знаешь, как все исправить, одновременно не испортив то немногое, что еще осталось. Двадцатитрехлетний незаконнорожденный сын короля, за свою недолгую жизнь научившийся быть очень проницательным, теперь не мог понять, как это возможно – одновременно и желать, и не желать чего-то. Именно такое смешение чувств угадывал Дик в душе своей спутницы. Он испытывал полную беспомощность перед таинственным миром женской души.

К откровенному облегчению молодого рыцаря, довольно скоро объявился Трагерн. Он сделал неразличимый жест – и вокруг его фигуры перестало рябить радужное облако магии, которое Дик воспринимал магическим взглядом. Друид присел рядом с ними на скудную травку.

– Ты что-нибудь узнал? – спросил Герефорд, отвлекаясь от мыслей о Серпиане.

– Узнал. И многое. Король находится в замке Дюренштайн. Это на Дунае. Он был там с самого начала. Вопрос о выкупе давно решен.

– Какова сумма?

– Сто пятьдесят тысяч серебряных немецких марок или сто тысяч английских фунтов золотом – это уж как посмотреть. Часть, говорят, уже собрана и ждет в порту Дувр. Ее вот-вот переправят.

– Значит, надо спешить. – Дик поднялся. – Что еще ты узнал?

– Что император не хочет освобождать короля Ричарда. Насколько я понял, граф Иоанн де Мортен, который, кстати, недавно короновался на английский престол, предложил ему семьдесят тысяч серебряных марок за каждый год заключения своего старшего брата, или тысячу серебряных ливров за каждый месяц содержания, или же сто пятьдесят тысяч марок, если тот выдаст пленника под надзор короля Французского.

– Замечательно. – Герефорд поглядывал по сторонам, следя, чтобы их разговор никто не услышал. Но стражники, сидевшие с кувшином пива в десятке шагов от них, интереса к чужому разговору не проявляли. – Впрочем, от Иоанна я ничего иного и не ожидал. Принцу безумно хочется повластвовать. Его можно понять, ведь он едва не стал королем Англии вместо Ричарда. Проживи их отец, король Генрих, подольше, может, и…

– Что ты говоришь? – изумился друид. – В самом деле так?

– Я тебе потом расскажу эту трогательную историю. И что же император? Какое предложение он принял?

– Насколько я понял, он был готов принять все предложения сразу, но сейм заартачился. Знатные графы, герцоги и архиепископы упирали на то, что они пообещали пленному королю освобождение после того, как будет внесен выкуп. И намерены сдержать слово.

– Ты уверен? Ничего не перепутал?

– Уверен. И слова, и жесты, и мимика говорили одно и то же. Не волнуйся, я смотрел внимательно. И слушал не только слова, но и мысли.

– С ума сойти… Исполнение обещания в среде власть имущих, когда нет ничего проще, чем нарушить его? Я такое вижу впервые.

– И тем не менее. Насколько я понял из намерений императора, он собирается в любом случае извлечь из пленника определенную прибыль, и не один раз. Как только тот будет освобожден, его снова схватят и передадут Филиппу-Августу за обещанные сто пятьдесят тысяч марок.

– Что ж… Приятно видеть, что в этом мире хоть что-то незыблемо – например, жажда наживы, – и сильные мира сего так предсказуемы в своих поступках. Итак, замок Дюренштайн? Что ж… В путь…