Текст книги "Агентурная кличка - Трианон. Воспоминания контрразведчика"
Автор книги: Игорь Перетрухин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Глава 2
Читая книгу Пита Эрли «Признания шпиона», я натолкнулся на знакомую фамилию человека, который много лет тому назад попадал в поле зрения органов государственной безопасности, когда был малоприметным сотрудником одного из внешнеполитических, как говорили тогда, институтов АН СССР. Это был Сергей Федоренко. Впрочем, не совсем Федоренко, но об этом чуть позже. А пока посмотрим, что написал о нем уже неоднократно упоминавшийся нами автор:
«Федоренко был красивым тридцатилетним мужчиной, курил сигареты «Кэмел», говорил прямо, отличался необычайной сообразительностью и бунтарским духом. У него была репутация абсолютно бесстрашного человека, многие сказали бы, безрассудного… Сергей родился в годы Великой Отечественной войны… Юношей он проявил незаурядные способности в игре в шахматы и в математике… Учитель помог ему поступить в престижный Московский авиационный институт, благодаря которому во многом обеспечивался успех советской космической программы. Сергей стал специалистом по управляемым ракетам, которые рассматривались как оружие будущего, и его работа вскоре привлекла внимание одного из видных советских дипломатов – Н. Федоренко. Н. Федоренко был главой советского представительства при ООН… У него была дочь Елена… Сергей и Елена влюбились друг в друга. После того как они поженились, муж взял фамилию своего знаменитого тестя, поскольку Федоренко-старший не имел сыновей и не хотел, чтобы его фамилия исчезла. Отец Елены устроил так, что Федоренко стал членом советской делегации на переговорах ОСВ-1 – самым молодым в ней, – а затем потянул нужные ниточки, с тем чтобы его взял к себе на работу в ООН Аркадий Шевченко, который в 1972 году стал заместителем Генерального секретаря ООН, вторым лицом в этой системе. Федоренко мог бы вести легкую обеспеченную жизнь, но его ненависть к КГБ и бунтарский дух всегда причиняли ему неприятности… Он рассказывал, что сотрудники КГБ посетили их с Еленой в Москве вскоре после того, как стало известно, что Сергея назначают на работу в ООН. «Они ожидали, что я буду помогать им шпионить, но я отказался играть в их грязные игры и выставил их из квартиры». Федоренко позвонил своему тестю, и тот, пригласив его к себе, посоветовал: «Скажи сотрудникам КГБ в Нью-Йорке, что ты будешь рад помочь им, а затем делай все, что они просят, так плохо и глупо, что они оставят тебя в покое». Это был хороший совет, но Федоренко оказался слишком упрямым, чтобы следовать ему. Резидент КГБ в Нью-Йорке Борис Александрович Соломатин быстро отреагировал, когда Федоренко осадил его офицеров. Он вызвал Елену в свой офис и стал отчитывать за плохую работу в качестве оператора-телефонистки в советском представительстве, где она получила эту работу. Елена была в слезах, а ее муж понял, в чем тут дело. «Он показал, как КГБ может осложнить жизнь моей семьи». Вскоре сотрудник КГБ попросил Федоренко съездить в Новую Англию и посмотреть на строящуюся радарную станцию… Федоренко работал в Секретариате ООН, служащие которого могли свободно передвигаться по территории Соединенных Штатов без каких-либо разрешений. Федоренко считал эту поездку пустой тратой времени… На этот раз, однако, Сергей предложил альтернативный вариант – попытаться разузнать что-либо о Гудзоновском институте, нью-йоркском мозговом центре, имеющем тесные связи с Пентагоном, Советом национальной безопасности и Госдепартаментом. «Офицер КГБ был весьма доволен».
Там после встречи с директором по научным исследованиям, знакомым ему еще по переговорам ОСВ-1, и началась его предательская деятельность, которую он объяснял желанием «нанести ущерб КГБ путем раскрытия имен его офицеров и разоблачения тайных операций».
«Федоренко… давал информацию не только о КГБ. Сергей рассказывал нам все о ракетах среднего радиуса действия «СС-4», которые Советы пытались разместить на Кубе, а также о других ракетах… Однако его наиболее ценным вкладом в то время было разъяснение механизма работы советской оборонной промышленности. Мы не имели представления, как Советы принимают решения, какие системы оружия созданы и кто какой контракт получит… Опыт и знания Федоренко имели кардинальное значение для Пентагона, который на основе его информации в конце 70-х годов полностью пересмотрел свои оценки военной мощи Советов… «Мне не нужны ваши деньги, – сказал Федоренко, когда он добровольно предложил свои услуги. – Я это делаю по собственному желанию и буду делать так, как считаю нужным… Я не хочу быть обязанным вам». Тем не менее ЦРУ начало откладывать для него наличные… Вскоре Сергей Федоренко отзывается в Москву».
По словам Питера Эрли, американцам стоило большого труда отговорить его от намерения остаться в США.
«Федоренко был назначен на работу в то же самое управление Министерства иностранных дел, где по возвращении в Россию работал Огородник». Правда, потом его перевели на работу в другое место. Узнав об аресте Огородника, С. Федоренко забеспокоился, если не сказать большего. «Он гордился тем, что умел избежать разоблачения». Но тут же ему в голову пришла мысль: если в ЦРУ есть агент КГБ, то он обречен.
И снова Пит Эрли:
«Он поехал в Подмосковье на дачу к своему влиятельному тестю. От имени зятя Николай Федоренко задал несколько вопросов своему старому другу Борису Соломатину и получил тревожный сигнал. «Генерал говорит, что в твое досье забралась проститутка», – сказал тесть. Младший Федоренко понял это выражение: кто-то в КГБ стал интересоваться его связями с американцами, его подозревают в шпионаже… Елена была еще на работе, когда он вошел в тихую квартиру… сел и задумался. Вдруг он почувствовал, что что-то не так… В квартире все было как обычно, однако интуиция подсказывала, что ее обыскивали. Он поспешил к своей коллекции записей джазовой музыки. Более трех тысяч пластинок стояли вертикально… Сергей ставил их в таком порядке, который отвечал его эстетическим вкусам. Он заметил, что некоторые из них были не на своем месте. Кто-то вынимал их… и не ставил назад в прежнем порядке. Федоренко был уверен, что в квартире побывали сотрудники КГБ. Он вытащил пластинку из конверта, снял два листа белой бумаги, предохраняющие ее от царапин… Сотрудники КГБ не догадались о его уловке… ЦРУ снабдило его бумагой для тайнописи… Он вытащил все альбомы с секретной бумагой… направился в спальную комнату, где была спрятана фотокамера… уложил шпионские принадлежности в пустую жестяную банку… и поздно вечером… пошел до находящегося неподалеку парка… и закопал ее».
Можно было бы продолжать и дальше, но о предательстве С. Федоренко и так вполне достаточно. Следует лишь добавить, что из очередной командировки за границу ни он, ни его жена Елена не возвратились и что в настоящее время они проживают в США.
Но кто же такой был Сергей Федоренко? Его настоящая фамилия – Ниц. В поле зрения Седьмого отдела Второго главного управления он попал еще в бытность сотрудником арбатовского Института США и Канады. Отделение, которое я тогда возглавлял, осуществляло оперативное обслуживание институтов востоковедения, Дальнего Востока, Латинской Америки, вышеупомянутого и других. Чтобы читателю было понятно, в чем именно заключалось оперативное обслуживание, необходимо сказать, что оно состояло прежде всего в работе, направленной на предотвращение возможной утечки за рубеж наших секретов и проникновения агентуры иностранных спецслужб на интересующие их объекты. Кроме того, на основании существовавшего порядка вопрос о возможности выезда того или иного лица в служебную командировку или по каким-то другим делам за границу решал так называемый Выездной отдел ЦК КПСС, а предварительное мнение по этому вопросу должно было высказать одно из соответствующих оперативных подразделений КГБ. Выездной отдел ЦК КПСС интересовался сведениями, на основе которых и решался вопрос, разрешить человеку выехать за рубеж или нет. Они касались, в частности, таких вещей, как степень осведомленности рассматриваемого лица в том, что составляло государственную тайну, его моральные качества, взаимоотношения с членами коллектива, в котором он работал, обстановка в семье, наличие или, наоборот, отсутствие судимости.
Делалось это потому, что, к сожалению, не все выезжавшие за рубеж вели себя там вполне достойно, некоторые из них нарушали, по тогдашней терминологии, правила поведения советских граждан за границей. Кто злоупотреблял алкоголем, кто совершал и более серьезные проступки, включая преступления. Так, однажды при возвращении из служебной командировки в США во время посадки самолета «Аэрофлота» для дозаправки в лондонском аэропорту Хитроу сотрудница Института США и Канады Орионова, покинув борт самолета и не имея желания возвращаться на Родину, попросила у местных властей политического убежища. С ней был установлен контакт английскими спецслужбами, которые, получив от нее интересующую их информацию, в скором времени переправили ее в США, где передали своим коллегам из ЦРУ. И это был не единичный случай.
Что же касается Сергея Ница, то нам было известно, что, вступив в брак, он сменил свою фамилию на фамилию жены – дочери известного советского дипломата. Многие, не зная об этом, считали, что он сын Н. Федоренко, и это не могло не определять их к нему отношение. Тем более, что в этом институте работало достаточно много сыновей и дочерей высокопоставленных родителей.
Детство Сергея Ница было далеко не безоблачным. Трудные годы войны, карточная система, безотцовщина не могли не сказаться на особенностях формирования его как личности. Будучи человеком одаренным от природы, он получил необходимое образование, выгодно женился и не без помощи своего тестя добился соответствовавшего его желанию положения.
В институте Ниц-Федоренко ничем особенно не выделялся, близких дружеских отношений ни с кем не поддерживал и практически держал окружающих на определенной дистанции. Из всей его биографии было известно лишь то, что его дед якобы за какую-то провинность провел десять лет в одном из сибирских лагерей. Даже в то время это не вызывало в отношении его каких-то серьезных подозрений. Но вот смена фамилии, хотя подобные вещи и допускались Семейным кодексом, давала основание строить разные предположения относительно ее истинной цели. Это как-то невольно ассоциировалось с известной притчей о том, как молодой джигит, спустившись с Кавказских гор и приехав в Москву, чуть ли не сразу же женился – и не на какой-то там простой москвичке, а на дочери самого министра, ставшего впоследствии Председателем Совета Министров. Бывает же такое!
Однако вернемся к теме. По мнению сотрудника отдела Второго главка, непосредственно занимавшегося Институтом США и Канады, человека въедливого и обстоятельного, Ниц-Федоренко производил впечатление самонадеянного и самовлюбленного человека, кичившегося своей принадлежностью к элитной среде. Многие в институте недолюбливали ‘ его. Но все эти не очень симпатичные качества не могли быть серьезным основанием для каких-либо действий с нашей стороны.
Когда человек меняет свою фамилию, невольно, как уже говорилось выше, возникает вопрос, с чем это может быть связано. Когда-то это вполне можно было объяснить необходимостью конспирации. Например, член партии с 1896 года Яков Давидович Драбкин в одночасье превратился в Сергея Ивановича Гусева и пребывал под этим именем вплоть до своей кончины в 1933 году.
Можно понять и Сергея Кострикова, сменившего свою фамилию на Киров[20]20
Между прочим, мало кто знает, что в основу партийного псевдонима Сергея Кострикова положено имя персидского полководца и царя Кира II Великого, жившего еще до нашей эры.
[Закрыть]. Как поведало нам наше радиовещание в годовщину гибели Кирова, он еще в начале своей революционной деятельности якобы выступил в роли организатора и активного участника убийства ни в чем не повинного человека. Произошло же это так.
Кому-то из рабочих-железнодорожников, работавших с Сергеем Костриковым в городе Томске, показалось, что за ними следит их напарник – молодой парень, который постоянно что-то записывал в тетрадь и прятал ее от окружающих. Заподозрив его в связи с полицией, парня заманили в лесок и убили. Однако, как потом выяснилось, он никакого отношения к полиции не имел, а в тетрадь записывал собственные стихи, которые, стесняясь, никому не показывал. Так что, видимо, были основания для смены фамилии, поскольку по факту обнаружения убитого человека и в те времена заводились уголовные дела и принимались меры по розыску совершивших преступление лиц.
После Октябрьского переворота одним из первых декретов новой власти было разрешено беспрепятственно сменять фамилии, явно оскорбляющие человеческое достоинство. Это тоже вполне понятно. Правда, несколько позже было и другое. Много лет тому назад, когда я работал в городе Каменске-Уральском, мне довелось познакомиться на одном из заводов с участником Гражданской войны на Урале В.И. Григорьевым, который однажды доверительно показал мне хранившуюся у него в сейфе пожелтевшую от времени газету, где было написано, в частности, о героизме красноармейца В.И. Троцкого, проявленном в бою с белогвардейцами. Бывало и такое, пришлось в 1929 году менять фамилию!
Не скрою, когда родной брат изучавшегося тогда Александра Огородника неожиданно сменил свою фамилию на Холмогоров, довольно примитивно объясняя это необходимостью восстановления каких-то «исторических» корней в Архангельской губернии, то данный поступок не мог не вызвать определенного недоумения и связанных с ним размышлений. В первую очередь надо было ответить на вопрос: с какой целью сделал он это? В то время и до самого разоблачения Огородника как агента американской разведки ответ так и не был найден. Кое-что нам стало понятно лишь после проведенного на квартире брата обыска, когда он еще до его начала предъявил следователю довольно крупную для того времени сумму денег, оставленную у него на хранение Александром Огородником.
Менять или не менять свою фамилию, как уже говорилось выше, право каждого индивида. Работавшая когда-то в Ленинграде в секретариате Смольного молодая и красивая женщина Мильда Драуле, жена бывшего комсомольского работника-неудачника из города Усть-Луги Леонида Николаева, убившего из-за ревности 1 декабря 1934 года ее любовника Сергея Кирова и названного в Большой Советской Энциклопедии «врагом коммунистической партии», а в других изданиях и террористом, хотя мы теперь хорошо знаем, кто именно стоял за его спиной, по какой-то только ей известной причине не захотела в свое время стать Николаевой и осталась под своей прежней фамилией. Впрочем, это впоследствии не имело никакого значения, так как расстреляли не только ее, но и всех ее родственников, включая и дальних. Один из моих уважаемых начальников часто любил говаривать: «За все в жизни надо платить!» В данном случае слишком высокую цену заплатила Мильда Драуле, и, если бы даже она и была под другой фамилией, это все равно не спасло бы ее.
Возвращаясь к прерванному было сюжету, напомним, что из приведенного выше отрывка из книги Пита Эрли следует, что Сергей Федоренко (Ниц) был этаким честным, порядочным человеком и героическим и бесстрашным борцом за свободу и справедливость. А что же было на самом деле?
Многое из того, а порою и все, что словоохотливый предатель поведал Питу Эрли, было самым элементарным враньем. Никто и никогда не делал на квартире С. Федоренко никаких обысков, да и делать не собирался, так как для этого не было никаких юридических оснований, а то, что он по своей натуре был еще и трусом, это уж совершенно ясно! Если бы сотрудники КГБ и в самом деле производили обыск на его квартире, они, несомненно, без особого труда обнаружили бы фотоаппарат, предназначавшийся для фотографирования документов, и бумагу для тайнописи. Его ненависть к сотрудникам КГБ не вызывает никаких сомнений. Достаточно сказать, что все они, как правило, изображаются со слов Федоренко дураками и невежественными людьми. Между тем «злобный и мстительный КГБ», как характеризовал он это ведомство, не причинил никакого вреда оставшимся в Москве после его бегства с женой родственникам.
А кем же являлся, если говорить откровенно, его покровитель и «отец» Н.Т. Федоренко? Да, он действительно был удачливым дипломатом, опытным царедворцем и занимал довольно высокие должности, претворяя в жизнь политику тогдашнего руководства страны. Однако, по свидетельству очевидцев, его всегда заботили в первую очередь не дела государственные, а личное благополучие. И позор ему за то, что в угоду своим корыстным интересам он настойчиво, используя свои связи, продвигал по службе без достаточных на то оснований и всячески оберегал перерожденца и предателя С. Ница. Это в его семье получила воспитание дочь Елена, ставшая женой человека, причинившего и до сих пор причиняющего вред нашему государству, и разделяющая его взгляды.
Глава 3
В книге Пита Эрли «Признания шпиона» повествуется и еще об одном человеке, до сего времени остающемся для нас загадкой. Это бывший сотрудник Первого главного управления Герой Советского Союза полковник Алексей Исидорович Кулак.
Еще в 1978 году, неожиданно для всех, американский писатель Э. Эпштейн назвал в открытой печати псевдоним агента американских спецслужб Федора и сообщил, что под этим именем скрывается офицер КГБ, работавший в Организации Объединенных Наций и осуществляющий сбор научно-технической информации. В Вашингтоне поднялся тогда невообразимый шум. Всем было совершенно ясно, что такая слишком явная утечка информации позволит русской контрразведке быстро и без большого труда вычислить и обезвредить пробравшего-ся в разведку предателя. Гром, как говорится, прогремел, но внешне вроде бы ничего не изменилось.
Значительно позже в США вышла из печати книга Дэвида Уайза, в которой он описывал известных ему предателей и перебежчиков из КГБ. Автор, будучи большим знатоком всяких самых невероятных закулисных историй, несколько страниц своей книги посвятил таинственному агенту американских спецслужб, действовавшему под несколько необычным псевдонимом Федора. Д. Уайз совершенно определенно утверждал, что под этим псевдонимом скрывается не кто иной, как высокопоставленный сотрудник научно-технической разведки КГБ, более шестнадцати лет передававший американцам ценную информацию, и что его не смогли разоблачить до самой его смерти. Федору высоко ценило руководство ЦРУ, и за полученные от него сведения это ведомство якобы выплатило ему более ста тысяч долларов. Д. Уайз совершенно открыто называет его имя – Алексей Исидорович Кулак.
Автор книги, как это ни странно, не утверждает это со всей категоричностью, оставляя себе пути для возможного отступления и ссылаясь то и дело на бывшего руководителя контрразведывательной службы ЦРУ Джеймса Джесуса Эглтона, известного своей маниакальной подозрительностью «охотника за ведьмами», чей образ был запечатлен в романе его соотечественника Нормана Мейлера «Привидения Харлота». Эглтон не верил никому, ему всюду и везде мерещились подставы – «подсадные утки» коварного КГБ. Не верил он и Федоре, которого подозревал в том, что в действительности он был исполнителем одной из очень хитроумных и долговременных комбинаций русских.
Как утверждает Дэвид Уайз, тридцатидевятилетний Алексей Кулак в конце 1961 года был командирован советской разведкой в Нью-Йорк для добывания научно-технической информации. Работал он под «крышей» Комитета ООН по проблемам ядерной реакции. Как он пишет, это был невысокий, коренастый человек, внешне оправдывающий свою фамилию. Кулак, по словам автора, весной 1962 года сам отворил дверь офиса американских спецслужб в западной части Манхэттена и предложил там свои услуги. Действуя не по правилам, нарушив все стереотипы, он сразу же сбил с толку всех аналитиков и надолго поселил сомнение в их умах. Кто он был в действительности? Настоящий предатель или тонкая и изощренная подстава? Дискуссия по этому поводу, по словам автора, продолжается до настоящего времени.
Один из ветеранов штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, расхваливая в своей книге. Федору, пишет, что это был очень ценный источник информации, который всегда очень охотно передавал сведения о других известных ему сотрудниках КГБ, хотя обычно в таких случаях даже завербованные агенты не всегда любят давать подобного рода информацию. Он самым подробным образом перечислил все, что интересовало Москву по части американских научно-технических секретов, и выдал все, что ему было известно о планах СССР по развитию ядерных вооружений. Кулак всегда очень внимательно относился к обеспечению своей безопасности. Каждый раз после встречи с сотрудником ЦРУ он самым тщательным образом проверялся на предмет обнаружения за собой наружного наблюдения. Заботились об этом и американцы. Была создана целая система регулярной передачи ему секретной информации, интересующей советскую разведку: его ценность была такова, что необходимо было чем-то жертвовать. Выкладывая доллары, американцы, несомненно, получали сверхвысокие дивиденды в размерах, исчислявшихся миллионами! Кулак не только оставался вне всяких подозрений, но и быстро продвигался по службе. Его встречи с американцами, как правило, записывались на видеопленку, во время бесед гостеприимные хозяева щедро угощали его шотландским виски, любителем которого был их русский друг. Так продолжалось достаточно много лет.
Кто же такой был Алексей Кулак? Я знал его по совместной учебе в школе номер 101 с осени 1958 года. Это учебное заведение КГБ СССР располагалось на двадцать пятом километре от Москвы по Горьковскому шоссе, на окраине города Балашиха Московской области. В годы Великой Отечественной войны здесь готовились для работы в тылу врага наши разведчики. В быту ее называли «Двадцать пятый километр» или просто «Лес». В сосновом лесу, за высоким зеленым забором, стояло несколько деревянных зданий, в которых размещались учебные аудитории, общежития, столовая, гараж и администрация, а в 1959 году к ним прибавилось четырехэтажное здание нового учебного корпуса. Здесь осваивались азы разведывательной профессии, изучались и доучивались иностранные языки и совершенствовались знания в них. В свободное время играли в хоккей, теннис, волейбол и занимались другими видами спорта. Предстояла сложная, пока еще неведомая по своей программе учеба и освоение нового, пока еще таинственного участка работы. В задачу слушателей входило не только грызть «гранит науки» в аудитории, но и много времени проводить в «поле», то есть в каком-либо населенном пункте или в Москве, где проводились так называемые практические городские занятия (ПГЗ). Надо было научиться выявлять наружное наблюдение, уходить от него, закладывать тайники, проводить с «агентом» моментальные передачи и вообще проделывать все то, что должен уметь каждый сотрудник разведки. Но все это было еще впереди.
В 1947 году в Московском химико-технологическом институте был создан секретный факультет для подготовки кадров зарождавшейся тогда атомной промышленности. Из многих элитных вузов страны туда отбирали лучших студентов. К их качеству предъявлялись самые строгие требования: чтобы и голова была светлой, и анкетные данные безупречными. Алексей Кулак, которого перевели туда из Института пищевой промышленности, подходил по всем статьям. Уже тогда ему сулили большое будущее в науке, а по своим биографическим данным он и вовсе был уникальным студентом: Герой Советского Союза с четырьмя орденами и множеством других наград. Его отличала исключительная скромность, он никогда не эксплуатировал свои фронтовые заслуги, и многие преподаватели, которые принимали у него экзамены, так и не узнали, что перед ними был заслуженный человек и Герой Советского Союза. «Золотую Звезду» он надевал только по большим праздникам и то тогда лишь, когда по линии парткома следовала команда «Всем быть при параде!». Он не любил ходить в театры, не проявлял интереса к новинкам художественной литературы, не тратил попусту времени на пустопорожнюю болтовню и анекдоты в курилках. Ко всем занятиям относился с завидной основательностью. И не было ничего удивительного, что он стал сталинским стипендиатом, а с получением диплома был зачислен в аспирантуру.
Судя по рассказам учившихся с ним, А. Кулак слыл человеком весьма своеобразным. Для многих он был грубым и недостаточно общительным: редко вступал в разговоры по своей инициативе, не отличался дипломатичностью и не выбирал выражений. В своих выступлениях на партийных собраниях, если доводилось ему взять слово, мог довольно сурово пройтись по ректору института и другим руководителям, если они того заслуживали. Проводить свободное время он тоже так и не научился. Один из его товарищей по институту А.А. Пушков рассказывал, что за всю свою жизнь Алексей только два или три раза соглашался на поездку в санаторий. Однажды его в самый разгар лета с трудом вытащили на Валдай. Погода была прекрасной, но только уговорить Алексея искупаться так и не удалось. Всему он предпочитал сумрак бильярдной, где и проводил значительную часть свободного времени. После блестяще защищенной диссертации на такую актуальную тему, как «Радиоактивный анализ редких металлов», перед молодым ученым открывались радужные перспективы, его ожидала карьера подающего большие надежды научного работника.
Однако все начало развиваться совершенно по иному пути. Неожиданно его пригласили в отдел кадров института, где сотрудник органов государственной безопасности в штатском в беседе с глазу на глаз предложил ему продолжить свое образование в учебном заведении совершенно другого профиля, пообещав впоследствии интересную работу за рубежом. Нельзя с полной уверенностью сказать, долго ли колебался А. Кулак, получив такого рода предложение, только осенью 1958 года он оказался в числе слушателей разведывательной школы номер 101.
Несмотря на определенные правила, касавшиеся слушателей и, по известным соображениям, заметно-ограничивавшие распространение сведений биографического характера о каждом из нас, всем довольно скоро довелось узнать, что А. Кулак – Герой Советского Союза и кандидат наук, хотя и не все знали, каких именно. Естественно, нам не была известна его настоящая фамилия, так как все имели тогда «школьную». Очень скоро с началом учебного процесса он прослыл человеком ответственным, серьезно относящимся к учебе и возложенным на него обязанностям. Он импонировал всем своей независимостью и как убежденный борец за правду и справедливость. В то время это очень заметно отличало его от всех других. По свидетельству очевидцев, более близко общавшихся с ним, и моим личным наблюдениям, он не щадил конъюнктурщиков, какие бы они посты ни занимали. Ему ничего не стоило открыто высказаться о том или ином руководителе, и так резко, что хоть стой, хоть падай! Так, например, при помывке в бане в присутствии большой группы слушателей он мог, – я сам слышал это, – заявить во всеуслышание об одном из хозяйственных руководителей школы в высоком воинском звании, что «у него извилин в башке, как у меня в прямой кишке!». Такого, конечно, не позволял себе никто другой. «Ну, – говорили в подобных случаях его близкие друзья, – Леху понесло!»
А вот что вспоминает о А. Кулаке наш однокашник, генерал-лейтенант в отставке, доктор исторических наук Н.С. Леонов:
«Нас всех, конечно, интересовало, как это он на войне сумел столько наград заслужить! Алексей обычно помалкивал и, только сильно поддав, соглашался на уговоры, рассказывал о боях. Да и то его рассказы совсем не походили на байки записных удальцов. Приведу одну из таких услышанных от него историй. После окончания ускоренного курса артиллерийского училища младший лейтенант Кулак был направлен для прохождения службы на один из самых горячих участков фронта, по-моему в район Курской дуги. И угодил он туда как раз в канун наиболее жарких сражений. Двадцатилетнему парню велели принять под свое командование батарею. Но утром перед первым боем отозвали его в сторону уже хлебнувшие лиха усатые сержанты и молвили: «Слушай сюда, летёха[21]21
Летёха – жаргонное слово, означающее «лейтенант».
[Закрыть]. Сейчас танки на нас попрут немецкие. Так ты от греха вали отсюда подальше и не вздумай нами командовать. Нам жить охота, и мы тут сами управимся, понял? Тебе окопчик вон там в тылу отрыт: сиди в нем и не возникай. А станешь рыпаться, пеняй на себя. Прибьем».
Пошли танки. Командир смотрел в бинокль из своего окопа и кусал в кровь губы: почему его орудия не стреляют? Танки наползали прямо на позицию батареи. Пушки молчали. Когда ему показалось, что все кончено, грохнул залп. И сразу четыре танка превратились в факелы. Второй залп – загорелись еще три. Через несколько минут перед его батареей пылали с десяток машин. В это время над полем боя пролетал на самолете крупный генерал. «Чья батарея?» – «Младшего лейтенанта Кулака». – «Командиру – орден Александра Невского, всем остальным – Красную Звезду». Когда батарее объявили приказ, Кулак дернулся из строя, чтобы объяснить: ни при чем он был, незаслуженная это награда. Но сержанты придержали его сзади веско и грубовато: «Не дергайся, замри, лейтенант. Всё делом. Ты этот орден еще отработаешь». И до самого последнего дня войны до Берлина доказывал Алексей всем окружающим, а прежде всего самому себе, что та награда досталась ему не даром. Он лез в самое пекло, шесть раз был ранен, стал командовать дивизионом, а в сорок пятом за бои на Одере был представлен к Герою».
И все это затем, чтобы спустя многие годы стать предателем и американским шпионом?
Не будет большим преувеличением и секретом, если сказать, что после выхода в свет книги Дэвида Уайза, где впервые был упомянут псевдоним Федора, служба нашей внешней контрразведки, а точнее говоря – Управления «К», не занялось вплотную этим вопросом.
Как известно, – в частности, из зарубежных источников информации, – Управление «Т», в структуре которого многие годы работал А. Кулак, занималось выведыванием научно-технических секретов и достигло в этом направлении значительных успехов. Многие новейшие технологии и технические разработки, едва появившись за границей, тут же становились добычей наших агентов, или, говоря проще, сотрудников наших нелегальных резидентур. В этом управлении работали умные головы, представлявшие все отрасли технических и естественных наук и знавшие в этом толк. Эти люди не зря ели свой хлеб.
По данным, приведенным в книге английского исследователя и ведущего западного теоретика разведывательных проблем Кристофера Эндрю и предателя из КГБ Олега Гордиевского «КГБ. Разведывательные операции от Ленина до Горбачева» (М.: Центрполиграф, 1999), около 150 советских систем вооружений основаны на технологиях, украденных на Западе. Возможно, это и не совсем так, но можно с уверенностью утверждать, что Служба внешней разведки (СВР) и разведки Генерального штаба больше всего источников информации приобрело в среде специалистов ведущих научно-исследовательских центров и промышленных фирм. На расходы по вознаграждению за представляемую информацию не скупились, так как общеизвестно, что гораздо лучше заплатить сотню-другую долларов за какую-то технологию или чертежи, чем потратить миллионы долларов на реализацию собственных программ.
