Текст книги "Лебеди в Москве (сборник)"

Автор книги: Игорь Кобзев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Сын глядит на меня

С уваженьем и лаской;

Как два знака вопроса,

Два уха торчат.

– Знаешь, что!

Расскажи мне вьетнамскую сказку!

– Хочешь сказку?

Хоть тысячу сказок подряд!

В темной хижине, в джунглях,

И в синем просторе Халонга,

Где семья с своей лодкой

Не расстается ни на момент,

Где табанят.

Ночуют и учатся прямо на джонках,

Много сказок слыхал я и дивных легенд...

Есть края,

Где народ угнетали веками,

Люди жили в потемках скупой нищеты, —

И тогда озаряли их жизнь

Огоньками

Сказки, сказки

Неслыханной красоты!

Там природа покорна

Волшебным законам:

Там озера все

Бронзовый буйвол вскопал,

Там над морем не скалы,

А скулы дракона

И драконова кровь

Обратилась в коралл.

Там таинственный мальчик

На коне из металла

Мог приехать из джунглей —

Всех врагов превозмочь!

Там, когда у людей

Больше сил не хватало,

Реки, камни и звери

Им спешили помочь!

Есть легенды о лотосе.

Есть о дереве хлебном...

Там леса и пещеры сокровища сказок таят

Там все травы – целебны,

Там слова все – волшебны.

Даже птицы там сказки по ночам говорят...

В сказках сладость надежды —

Самой желанной!

Сказки реют повсюду,

Тревожа, маня и грозя.

В сказках мудрость мерцает.

Как океан из тумана.

Сказки часто сбываются...

Без сказок нельзя.

ТОСКА ПО РОДИНЕ

За семь морей заехал я куда-то

И вдруг в порту далеком повстречал

Товарища,

Нет земляка,

Нет брата,

Ну, одним словом, встретил москвича!

Мы вспомнили московские прогулки:

Кузнецкий мост. Столешников, Арбат...

Как там, вдали,

Любые закоулки

Для москвичей значительно звучат!

Там, в раскаленных тропиках,

Мы были,

Как две оттянутые тетивы.

И все слова, что мы произносили,

Отбрасывало в сторону Москвы.

. . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . .

Кого не раз

В чужих краях носило,

Тот, верно, сам изведал до конца:

Тоска по родине – такая сила,

С которой не справляются сердца.

Езжай хоть прямо в рай

Без пересадки,

Где и не нужно думать ни о чем,—

То слишком горько там.

То слишком сладко,

То слишком холодно,

То слишком горячо.

Лишь Родина – вот милый край, в котором

Печаль и радость.

Солнце и снежок —

Все нам к лицу,

Все по сердцу, все впору,

Как Золушке волшебный башмачок!..

Я знаю: в час, когда на небе синем

Засветится Полярная звезда,

Все русским людям

В далях, на чужбине

Спать не дают ночные поезда.

А в поездах

Дорогой к дому плачут

При виде русских тоненьких берез

И не отходят от окна, не прячут,

И не стыдятся

Этих светлых слез!

АПРЕЛЬ

Поэма

Кто виноват, что в дни скитаний,

В года военных испытаний,

Ребятам, «годным к строевой»,

Вдруг стукнуло по восемнадцать

И подошла пора влюбляться...

Вот где – конфликт! Еще какой!

Война в подробности не вникла,

Война всех под машинку стригла,

Суров был стиль ее команд.

И надо ж было так случиться:

Я, например, сумел влюбиться

Дорогою в военкомат.

Давно расставшись с этой болью,

Давно переболевши корью

Своей мальчишеской любви,

Я то с улыбкой, то с печалью,

Как письма с воинской печатью,

Листаю горести свои...

...Весна. Апрель. Земля промокла.

Веселый хмель колотит стекла,

И сладко жмурятся дома.

Все пахнет талостью и прелью,

И просто прелесть, как капелью

Рыдает старая зима.

Опять на вербах и на кленах

Полно воробышек зеленых —

Слепых клеенчатых птенцов.

Опять весь мир великолепен,

Хотя порою мокрый лепень

Еще сорит из облаков...

Уже река от сна воспряла,

С верховий тянутся устало

Горбатые седые льды.

Они – как дым воспоминаний,

На них следы ночных свиданий,

Тропинок тайные следы.

Горсад в плену шальных мелодий.

Здесь сок берез, как брага, бродит...

А на скамеечке рядком

Сидят над книжкой две девчонки,

Две золотых задорных челки,

И я с одной давно знаком...

Но суть в другой, в той, незнакомой:

Глаза с весеннею истомой

Колдуют, дразнят и манят...

И все в ней – в такт весенним ритмам...

– Ну, познакомься! Это – Рита.

Куда идешь?

– В военкомат,

О, как я этим был доволен:

Я в их глазах предстал как воин,

Как вероятный офицер.

Зрачки у Риты стали строже.

Как будто ветер сад встревожил...

Амур попал, как снайпер, в цель...

____

Как много прошлого забыто...

Но до сих шор с тобою, Рита,

Я вижусь в зыбком царстве сна,

Ведь сон (скажу это шутейно),

Он, так же как закон Эйнштейна,

Легко смещает времена...

Во сне ты – как на старом снимке:

Вся в тонкой золотистой дымке,

Той прелести апрельской в тон.

Смотрю – и странно прикоснуться,

И страшно мне во сне проснуться,

И хочется продлить свой сон.

Я помню, как в военкомате

Хирург в сияющем халате

Сердито нас в руках вертел,

И так краснела санитарка,

Как ей, бедняжке, было жарко

От множества раздетых тел.

Призывники баском острили

В испытанном барковском стиле,

А я им в тон попасть не мог.

Весь мир я видел сквозь романы,

Сквозь поэтичные туманы,

Мой бог был не Барков, а Блок.

Весна сулила мне подарки:

Во-первых, эта встреча в парке,

А там и слава ждет в бою!

...Знакомая мне сообщила,

Что Рита у нее стащила

На память карточку мою...

____

Мы встретились порою поздней,

Над задремавшей речкой звездной

В военный срок, в весенний час...

Я видел зрением поэта:

Мы как Ромео и Джульетта —

Война вот-вот разлучит нас.

Но в этот день мы были вместе.

Я говорил ей про созвездья.

Каким же я наивным был!

В ту пору все любить спешили,

А я ей говорил, что Шиллер

(О дьявол!) яблоки любил...

Какое странное свиданье:

Замаскированные зданья.

Озябший, вымокший бульвар,

Где стыл мой хрипловатый шепот,

И тонкий горьковатый тополь

Из почек пробки вышибал...

Я развернул ей всех поэтов...

Стихи остались без ответов...

Ни Блок, ни Байрон не помог.

Я попытался простодушно

Обнять ее. Опять: – Не нужно!..—

Я ничего понять не мог.

В делах любви нужна закалка.

А для меня она – загадка.

Я, как по льду, иду скользя.

Где ты правдива? Где лукавишь?

Как быть? Какой тут тронуть клавиш?

Что можно? А чего нельзя?

В ней все так смутно, так непросто,

Вчера – набросок лишь, подросток.

Девчонка с леденцом во рту,

И вдруг – Мадонна, Лорелея,

Вдруг выиграла в лотерею

Пленительную красоту!

Теперь вокруг нее – ребята.

Уж я-то знаю, что им надо.

Узнать бы мне, что надо ей.

Одно тогда мне было ясно:

Она, как музыка, прекрасна

И не для тех, «глухих», парней!

Я говорил про Метерлинка.

Но тут опять на миг заминка...

Ах, ей домой пора давно.

Нет, «Синей птицы» не читала

И «вообще предпочитала

Ходить на танцы иль в кино»...

Мы слишком разные! Чего там!

Вот тихо подошли к воротам.

Стоим. Молчим. В последний раз.

И гордо я бросаю Рите;

– Вы карточку мою верните!

– Нет! Я хочу запомнить вас!

И вдруг на цыпочки привстала,

Сама к губам моим припала,

Вся натянулась, как струна,

И тут же – а дверь, стрельнув замками,

Хоть я успел прочесть руками,

Как сказочно она стройна!..

____

Мы не назначили свиданья...

Так начинались испытанья:

Кто сколько жить в разлуке мог?

Я стал ее незримой тенью,

Я, словно демон, в сновиденьях

К ней проникал сквозь потолок.

Я представлял ее светлицу

И то, как спать она ложится,

А я, невидимый, стою,

Смотрю: глаза ее в тумане...

Ах, как закапала слезами

Всю фотокарточку мою!

Но это лишь во сне случалось.

А наяву она смущалась,

И я при встречах прятал взгляд.

Я в те мгновенья золотые

Не понимал, что молодые

Не знают сами, что творят.

Порой, будя ее соседей.

Кружил я на велосипеде

Вокруг притихнувших домов,

Порой бессонными часами

Блокнот исписывал стихами...

Вот экземпляры тех стихов:

Помню, не было сказано слова,

Чтобы завтра увидеться вновь,

Но я верил, что все-таки снова

Час свиданья подскажет любовь.

Но ничто не вернется обратно.

За окном непроглядная мгла...

Может быть, и тебе не понятно:

Ложь иль правда меж нами легла?!

Впрямь – как любительские снимки

Все те стихи. Как быть мне с ними?

Я рад, хоть здесь пристроить их!

В суровом райвоенкомате

Я на стихи украдкой тратил

Бумагу бланков призывных...

Видно, редкая встреча бывает счастливой.

Дни бегут... за волною волна...

Тонкий тополь с любовью склонился над ивой,

Что ж ты, ива, печали полна?

Если лунная ночь, как тоска, надоела,

Если хочешь любви наяву,

Назови меня нежно, хотя бы Ромео.

Я Джульеттой тебя назову...

Это просто мечты, просто сладкие звуки.

Я в ту пору все время писал о разлуке...

Я не приду к вам в гости:

Тоненький, в две доски,

Шаткий, непрочный мостик

Рухнул в море тоски.

Сердце свое ты прячешь.

Как я тебя пойму?

Может, ты горько плачешь

В девичьем терему?

Счастье пришло так странно,

Радуя и грозя!

И полюбить нам – рано,

И разлюбить нельзя.

Знаю я, знаю точно:

Хочешь ты не со зла,

Чтоб полевая почта

Дом твой не обошла,

Чтобы пришлось не сладко,

Чтобы ждала, любя.

Чтобы могла солдаткой

Вслух называть себя.

Ну, а приду в шинели

С поля чужих держав —

Бросишься мне на шею,

Больно руками сжав.

На горе мне один «любитель»

Стихов, листки мои увидев,

С усмешкой носом покрутил:

– Ах эта Ритка! Знаю, знаю!

Она совсем и не такая...

Сам с нею время проводил!..

Солдаты так не шли в атаку.

Как я тогда рванулся в драку!

Как будто – вот он! – главный враг.

Как я с размаху бил по роже!

Он сплюнул кровь. И подытожил:

– Нельзя уж пошутить, дурак!

А я кричал: – Иди ты к черту!

Она ж хорошая девчонка.

А вы, как пчелы, льнете к ней!—

Я взял свои стихотворенья,

На сквере наломал сирени —

И зашагал к Тоске моей!

Иду. Волнуюсь. Вот уж близко.

Она работала бодисткой.

На телеграфе – стук и спор...

Сказал я робко: – Здравствуй, Рита! —

Она взглянула с гордым видом...

Не получался разговор.

«Любила ли она кого-то?» —

Как быстро мне пришла охота

Послушать исповедь ее...

Но Рита резко отрубила:

– Любила или не любила,

Уж это дело не твое!

Впервые стало мне заметно:

Она была такою бледной.

(Я помню голод тех годов!)

А тут завыли вдруг сирены,

И стало нам не до сирени,

Не до лирических стихов.

____

Давно уж я со многим свыкся...

В Египте, увидавши сфинкса,

Я смутный смысл его постиг...

Но в душу той моей знакомой,

В ее зеленый взор, с истомой,

Я абсолютно не проник!

Что знал о ней я? Что в ней понял?

Какие черточки запомнил?

Нашел ли впрямь свою мечту?

По сути, я той ночью лунной

Доказывал, какой я «умный»,

А в ней лишь видел красоту.

Я помню, после на вокзале

Я видел: в неуютном зале

Гремел облезлый патефон,

И, улыбаясь, офицеры

Ее кружили вечер целый,

Играя золотом погон.

«Ну, что ж! – я думал откровенно: —

Покуда я не стал военным,

Меня ей не за что любить!

Когда ж и мне дадут погоны —

Нас всех на фронт умчат вагоны.

И что еще тут может быть?»

Ах, синий дым воспоминаний, —

Как сильно накурили парни!

В сплошном тумане весь вокзал.

Лишь только лик ее точеный,

Лишь только блещут из-под челки

Ее прозрачные глаза...

Еще я помню: тень забора...

Кирпичный дом... ее контора...

Однажды я бродил вокруг.

Вдруг шум. Воды зачем-то просят...

И Риту на руках выносят,

И тихо опускают с рук...

Я к ней лечу разгоряченный:

– В чем дело?

– Обморок с девчонкой! —

Не спрашивая ни о чем,

Припомнив, не любовь, так дружбу,

Бегу к бачку, срываю кружку,

Несу воды, мчусь за врачом...

Наверное, когда проснулась,

Она бы мне вдруг улыбнулась!

А я, не знаю почему,

Нарочно отошел в сторонку

И прочь пошел, как посторонний...

Чего мудрил? Сам не пойму!

. . . . . . . . . . . .

А вот и день забот дорожных...

Забудь, что ты – поэт, художник.

Команда: «Смирно! Шагом арш!»

И лейтенант, хромой и резкий,

Сердито комкает повестки.

И трубачи рокочут марш.

И мы, безусые ребята,

У здания военкомата,

Своею нужностью горды,

Слегка горбатясь под мешками

(Что назывались «сидорами»),

Нестройно строимся в ряды.

. . . . . . . . . . .

И вот

в разливе солнечного блеска,

Торжественно взмывая до высот,

Литая медь военного оркестра

Победную мелодию несет!

И вслед за вдохновенным военкомом

Легко шагаем мы, призывники,

Взметая пыль по улицам знакомым,

Сбивая о булыжник каблуки,

А сзади нас печальною и пестрой,

В уставах не предвиденной толпой

Плетутся наши матери и сестры,

И горький плач плывет над мостовой.

И, растянувшись длинною колонной,

Которая и плачет и поет,

Наш скорбный строй шагает к эшелону...

Конец апреля... Сорок третий год...

Уже звучит команда: «По вагонам!»

И вдруг совсем случайно из окна

Я вижу Риту на краю перрона...

И плачет, плачет, бедная, она...

И мне Любовь запомнилась такою:

На станции – пылающий кумач.

Оркестр грохочет славой боевою!

И тут же – плач.

Прощальный женский плач...

О КНИГЕ ИГОРЯ КОБЗЕВА

«Лебеди в Москве»... Фраза эта не совсем обычна, не так ли? Когда мы произносим слово «Москва», то в нашем воображении тотчас же возникают самые различные ассоциации и образы. В представлении одних встают седые от времени стены Кремля и Красная площадь, которые помнят и стремительную, угловатую фигуру царя Петра, и пугачевскую казнь, и голодные бунты, и горячее слово Ильича. Другим видятся устремленные в зенит величественные очертания высотных зданий, университет на Ленинских горах, сверкающие вереницы машин... Третьим представляются просторные, пронизанные солнцем заводские цеха, гул моторов, веселый, многоголосый, торопливый поток москвичей, яркие, многоцветные афиши... Ну, а лебеди? И вот тут, вероятно, многие чистосердечно признаются, что об этом они даже и не думали. Да и можно ли увидеть а Москве лебедей? Оказывается, можно. Но суть даже не в этом. Лебедь – это ведь нечто прекрасное, гордое, светлое... То, без чего жизнь намного ограниченней и бедней. И если целиком перейти на язык образов, то Москва – это наша Россия, это жизнь, и это все мы. А лебеди – то прекрасное, что всегда должно присутствовать в нашей жизни. И мы полностью согласны с автором этой книги – Игорем Кобзевым, когда он пишет:

...Даже за важнейшими заботами

Забывать не надо лебедей!

Я недаром остановился на разговоре о лебедях и о чувстве прекрасного. Здесь, думается, и находится ключ к наиболее точному и верному восприятию поэзии Игоря Кобзева.

Игорь Кобзев – лирик. О чем бы он ни писал, каких бы тем ни касался – стихи его всегда лиричны, всегда искренни и задушевны. Со стихами этого талантливого поэта наш широкий читатель знаком уже давно. Сборники его стихов: «Прямые пути», «Мои знакомые», «В борьбе за это», «Да здравствует романтика!», «Московский май», «Такой характер», «Лицом к солнцу», «Шпага чести» – уже успели запомниться и полюбиться многим ценителям поэзии.

Новая книга Игоря Кобзева «Лебеди в Москве» является шагом вперед, лирическим продолжением цикла его поэтических сборников. В нее кроме новых произведений входят и некоторые стихотворения, известные читателю. И это правильно. Однако основу книги составляют новые стихи. Их большинство, и среди них много поэтических удач. Вот стихотворение «Поздравляю с весной».

Первое утро вешнее

Все под цвет янтарю!

Звоню я знакомой девушке:

– Поздравляю вас! – говорю.

– С чем? – И ждет настороженно.

– С чем? Да просто с весной! —

– Ах, да, с весной. Я вас тоже.

– А голос скучный такой...

О весне, о красоте, об умении радоваться солнцу и весенней капели, улыбкам, доброму слову и сердечному взгляду написано это стихотворение. И оно является поэтической отповедью не только этой рациональной девушке, но и всем тем, кто не умеет быть молодым, кто не научился светло и радостно воспринимать мир, видеть его первозданную красоту, уметь ценить прекрасное. И снова, как поэтический рефрен, хочется произнести строки:

Даже за важнейшими заботами

Забывать не надо лебедей!

Такие солнечные, светлые и при этом проблемные стихи характерны для этой новой книги. Надеемся, что она полюбится многим и многим ценителям поэзии.

Эдуард АСАДОВ.