Текст книги "На коне — через века"
Автор книги: Игорь Акимушкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Позднее возникла новая кавалерия и новые лошади: более легкие и быстрые, чем у рыцарей. Ростом тоже уже не те, как в древности: до 170 сантиметров в холке.
Мы видели уже, как в битве при Кресси рыцари сошли с коней, чтобы сражаться пешими. В последующие времена, после XIV века, во всех крупных сражениях преимущество перед конным, как и в древности, получает пеший бой. Конница опять становится вспомогательным родом войск. Так было во все века до первой мировой войны включительно. Но вот произошла в России Октябрьская революция. Потом гражданская война.
И в ней снова конница выходит на передний план. Особую боевую мощь в этой войне показала Первая конная армия. Она была сформирована 17 ноября 1919 года по решению РВС Республики на базе 1-го конного корпуса С. М. Буденного. В состав ее входили еще пять кавалерийских дивизий, отдельная кавбригада, автобронеотряд, несколько бронепоездов, авиагруппа и другие боевые силы.
Командиром Первой конной армии был С. М. Буденный, комиссаром первое время – К. Е. Ворошилов.
На разных фронтах победоносно сражалась Первая конная армия. В ноябре-декабре 1919 года она была ударной силой Южного фронта. В январе 1920 года вместе с войсками 8-ой армии освободила Таганрог, Ростов-на-Дону и разгромила основные силы Добровольческой белой армии.
Фронт врагов был рассечен на две части.
Конец января 1920 года – Первая конная армия сражается на Кавказе. А когда белополяки выступили против нашей страны, с Кавказа она была переброшена на Украину. Здесь Первая конная армия зашла в глубокий тыл врага и освободила Житомир, Бердичев, Новгород-Волынский, Ровно и вела тяжелые бои на подступах ко Львову. Поляки стали быстро отступать.
Первую конную армию направляют теперь на Южный фронт для борьбы с Врангелем.
Первая конная армия сражалась и против Махно на Украине, а на Кавказе – против повстанческих войск генерала Пржевальского.
Победы этой армии вошли в историю как самые славные подвиги Красной Армии.
«Кентавры» в Америке
Прежде чем распрощаться с лошадью как военной силой, вернемся на несколько веков назад в Америку, там боевая роль лошади была особенно велика.
Когда Колумб 3 августа 1492 года впервые ступил на землю Нового Света, он не привез с собой ни одной лошади. Но во втором путешествии к берегам Америки лошади с ним были: среди нескольких сотен солдат 20 вооруженных копьями всадников. Уже первые сражения с индейцами показали, как ценна здесь лошадь, как боятся ее индейцы. Очевидно, завоевание Мексики протекало бы совсем иначе, если бы не было у испанцев лошадей.
Не станем говорить о том, кто он и откуда взялся – Эрнандо Кортес.
Начнем с того, что набрал он на Кубе отряд в 508 человек, несколько пушек и 16 лошадей.
С этими мизерными силами отправился в 1519 году на завоевание Мексики, процветающей многолюдной страны индейцев. В этой авантюре главная его надежда была – лошади.
И правда, в первых же столкновениях с индейцами лошади произвели на них ошеломляющее впечатление. В стране Табаско было первое нападение индейцев крупными силами на испанцев. Их пеший отряд они окружили и напирали все сильнее. Неизвестно, чем бы все это кончилось (и завоевание Мексики тоже), если бы в критический момент в тылу индейского войска вдруг не появилась «кавалерия» Кортеса. Шестнадцать всадников так напугали индейцев, что все они разом, побросав оружие, побежали кто куда.
«Никогда еще индейцы не видели лошадей, – пишет историк походов Кортеса, Берналь Диас, – и показалось им, что конь и всадник – одно существо, могучее и беспощадное. Луга и поля были заполнены индейцами, бегущими в ближайший лес».
Но вот наконец после разных перипетий подошли испанцы к столице сказочной страны – Теночтитлану (ныне Мехико). Верховный вождь Монтесума любезно встретил у ворот столицы испанцев, растерянных и пораженных богатством и многолюдием огромной страны, которую они с такой бессовестной самонадеянностью хотели завоевать.
Кругом расстилались прекрасно возделанные поля, на холмах и среди равнин высились города неведомой им, но прекрасной архитектуры.
Поразил их и сам Монтесума: он весь от ног и до головы был усыпан драгоценными камнями и жемчугом. Свита, не менее блистательная, окружала его.
Дорогие ткани расстелили перед Монтесумой, когда он пошел навстречу к Кортесу. Тот спрыгнул с коня и без страха и смущения подошел к Монтесуме и приветствовал его. Затем Монтесуму унесли на носилках…
«Мы не знали, что и сказать, – удивляется Берналь Диас, – мы не верили своим глазам. С одной стороны, на суше – ряд больших городов, а на озере – ряд других, и само озеро покрыто челнами… и перед нами великий город Мехико, а нас только четыре сотни солдат! Были ли на свете такие мужи, которые проявили бы такую дерзкую отвагу?»
Испанцев поселили в большом здании. Солдаты обшарили помещение и нашли потайную, замурованную дверь. Открыли ее – а там столько сокровищ, что только на их осмотр и сортировку ушло три дня. Все золото драгоценностей испанцы перелили в бруски, которые были сложены в три большие кучи.
Начался дележ добычи, потом испанцы взяли в плен Монтесуму, заковали его в цепи, затем Кортес, оставив в Мехико небольшой гарнизон, отправился сразиться с враждебным ему испанским отрядом, разбил его, снова вернулся в Мехико, тут мексиканцы подняли восстание, умер от ран Монтесума, испанцы с большими потерями бежали из Мехико, а потом, в 1521 году, завоевали его окончательно. Все это детально описано Берналем Диасом, и почти на каждой странице у него – восхваление лошадей, без которых, говорит он, мы погибли бы. Он дает точную справку о каждой лошади, какой она была масти, где и кем приобретена, какие у нее достоинства и пороки.
Подробно описал он очень важное, по его мнению, событие.
Дело было так: один всадник, «особенно храбрый и опытный», Педро де Морон, с тремя товарищами ворвался в ряды индейцев.
Индейцы схватили его копье, и он не мог маневрировать. Под ним убили лошадь. Товарищи бросились его выручать, вытащили из свалки раненого. А из-за мертвой лошади началось настоящее сражение. Но индейцы одолели, испанцам пришлось отступить, индейцы утащили лошадь с собой. В ближайшие дни они показывали ее по разным городам, чтобы сограждане их убедились в том, что лошадь – обычное смертное животное, а не сверхъестественное существо. Кортеса очень огорчило все это.
Лошади играли важную роль и при покорении Перу испанцами под начальством Франсиско Писарро. Правда, страх перед «кентаврами» здесь был уже меньше.
Со временем индейцы научились с помощью лассо стягивать всадников с коней, а позднее некоторые и сами сели на отбитых у испанцев лошадей.
Вторая интермедия: о сбруе и подковах
Здесь, предупреждаю, мнения разных авторов не по всем пунктам сходятся. Особенно в вопросе о седлах и подковах. Мы возьмем тот вариант, который изложен ниже.
Раньше всего человек научился пользоваться уздой. Примитивные, из сыромятных ремней удила были уже в употреблении на прародине ариев, в южнорусских степях. Там же позднее появились и железные удила, или трензеля.
Долго люди ездили, что называется, «охлюпкой»: без седла. Греческие и римские всадники накидывали на конские спины попоны и бодро выступали в бой и на цирковые ристалища. А германцы презирали и попоны. По их понятиям, говорит Юлий Цезарь, нет ничего более постыдного и малодушного для всадника, как сидеть на мягкой подстилке. На таких «трусов» они смело нападают, даже если и встретят их многочисленный отряд.
И тем не менее именно германцы, разгромившие в IV веке Рим, сидели уже в седлах. Они укрепляли по бокам холки коня две плоские доски так, чтобы хребет лошади торчал между ними. Доски покрывали звериной шкурой.
К этому времени относится и первое упоминание о седле в римских документах: издана была инструкция, приказывающая, чтобы самые тяжелые седла были у почтовых лошадей.
Непонятно, почему западные народы не заимствовали у ассирийцев такое важное изобретение, как седло. В Ассирии уже в VIII веке до нашей эры были небольшие седла-попоны. Они крепились подпругами и нагрудными ремнями.
«В VII веке до нашей эры, – говорит Вера Борисовна Ковалевская, большой знаток истории лошади, – появляется небольшое, треугольной формы мягкое седло, возможно, с передней и задней подпругой, положенное поверх большой попоны».
Ассирийцы же в VIII веке изобрели и мартингал – пристегнутый к передней подпруге ремень, идущий под грудь лошади и дальше, раздваиваясь, к одному и другому поводу. Он не дает лошади слишком сильно задирать вверх голову.
Нигде, ни на одной картине или памятнике, до нашей эры нет стремян. Впервые они изображены (не железные, а петли из ремней) на знаменитой античной вазе, украшенной сценами из скифской жизни, найденной при раскопках Чертомлыцкого кургана. Изготовлена эта ваза, очевидно, в IV веке нашей эры. Примерно в это же время, считают некоторые авторы, у варваров были стремена, связанные из палочек в виде треугольника.
«Также и подковы не были известны в древности, – пишет Ганс Бауэр в книге о лошади. – Ни один писатель не упоминает о них, ни одна раскопка не обнаруживает лошадей с подковами».
Самая древняя форма подков – «башмаки» из лыка или конопли. У лошадей Чингисхана копыта были обмотаны кожей.
Но на тысячу лет раньше его употреблялись такие подковы: массивные, кованные из железа «башмаки», которые ремнями крепились к лошадиной ноге.
Настоящего типа подковы (с гвоздями), возможно, только в V веке были изобретены. В рыцарские времена подковы имели символическое значение: они представляли достоинство коня и всадника. В наказание снимались подковы: одна, две, три или все четыре. Считалось большим позором ездить на «босой» лошади.
Шпоры появились в IV веке до нашей эры.
Вначале это были просто деревянные острые колышки, которые привязывались к пятке.
Во время расцвета Древнего Рима уже знали железные шпоры. Их форма и способ крепления к башмаку, а позднее к сапогам менялась от века в век.
Шоры на глазах были уже у лошадей Древнего Египта.
Дамское седло вошло в употребление в XII веке, но еще четыреста лет назад английская королева Елизавета ездила на прогулки, сидя по-мужски на крупе лошади позади своего шталмейстера.
И наконец, последнее изобретение – мундштук – был придуман основателем высшей школы верховой езды итальянцем Пиньятелли в XVII веке.
С тех пор, кажется, значительных рационализаторских предложений по части конской сбруи не поступало.
В дни мира
Почта!
Мы привыкли видеть лошадь в поле. Еще недавно, до тракторов, пахали на ней, боронили, впрягали в жнейки, возили зерно и прочие сельскохозяйственные продукты и другую поклажу. Но в те времена, о которых идет речь, в сельском хозяйстве лошадь не использовали. Пахали на быках, ослах и верблюдах, на них же возили всякие тяжести. Лошадей разводили и берегли, главным образом, для войны. А в мирное время лошади выполняли не сельскохозяйственную, а другую работу: почтовую службу и перевозили пассажиров.
В Древней Греции, Индии, Египте и Риме (пока его владения не распространились за Аппенинский полуостров) почтовых лошадей не было. Всякого рода известия и письма разносили гонцы-скороходы. Первые почтовые лошади появились в Персии при царе Кире. Конные гонцы назывались у персов «ангары». Они были на содержании у правительства и развозили послания, имевшие государственное значение. Греческий историк Геродот рассказывает о почтовой дороге из Сард в Сузы, в зимнюю резиденцию персидского царя. Длиной она была 2500 километров. На ней 111 станций, где всадник-гонец передавал, как эстафету, свои донесения другому гонцу. Такая же дорога с переменными лошадьми и всадниками была из Суз в Вавилон и, надо полагать, в другие города Персидского царства.
Александр Македонский, когда покорил Персию, сохранил почтовые дороги и почтовых лошадей.
Этим же примером воспользовался римский император Август. Он учредил так называемый «курсус публикус» – «общественное движение». Не каждый член римского общества мог пользоваться этой почтой, а только государственный чиновник. «Общественной» же она называлась потому, что все общины, через которые проходила почтовая дорога, должны были нести почтовую службу. При станциях, где меняли лошадей, были конюхи, ветеринары и солдаты, которые охраняли лошадей от воров и недругов. А лошадей на каждой станции было около сорока.
От латинского названия станций – «стацио позита» – произошло и слово «почта».
Спешные пакеты перевозились верховыми курьерами, путешественники ездили на легких повозках, громоздкие вещи везли в телегах. Даже отряды воинов с помощью «курсус публикус» перебрасывались на большие расстояния, если в том была неотложная необходимость.
Огромные пространства от Британии до Кавказа, от устья Рейна до Ливийской пустыни преодолевались в сравнительно короткие сроки.
Цезарь, пользуясь переменными лошадьми, взятыми в наем у частных лиц, проезжал за сутки по 160 километров. А император Тиберий на лошадях государственной почты («курсус публикус») одолевал в день вдвое большее расстояние.
Позднее в Азии у арабов тоже была хорошо поставленная почтовая служба. Но еще в более обширных масштабах – у татар. Марко Поло, венецианский путешественник, был в гостях у Кублай-хана, внука Чингисхана. Он рассказывает, что по всей огромной империи монголов протянулись почтовые дороги (собственно говоря, не дороги, а протоптанные пути). Через каждые 40 километров – переменные станции («ямы»), в распоряжении которых было 200–400 лошадей. А всего станций в империи – 10 000, при них 300 000 лошадей. Содержание почтовых станций государству ничего не стоило: о них должны были заботиться села и города, через которые проходили почтовые пути.
Если гонец вез особо важные донесения, ему выдавали «пайцзу» – золотую пластинку с изображением сокола, и тогда все встречные должны были оказывать ему всякую помощь, на станциях стояли заранее готовые к выезду кони: он издали еще извещал о скором своем прибытии – трубил в рог. Если лошадь его пала, он предъявлял свой «документ» и мог забрать коня у любого, кто встретится на пути.
Марко Поло пишет, что такой гонец проезжал в день 400 километров!
Чтобы сидеть прямо и не упасть, переутомившись в пути, ноги и тело особых гонцов туго перебинтовывались. Лучшие гонцы очень ценились. Чтобы никуда они не могли уйти, не соблазнились бы иным каким-нибудь делом, их изуверски калечили: отрезали нос, уши, руку и обе коленные чашечки. Ни стоять, ни ходить изуродованный так человек не мог, «зато ездил как черт».
В средние века в Европе была так называемая почта «мясников». Цеха мясников, членам которых при закупках скота приходилось много разъезжать по разным провинциям и странам, обязались развозить почту, за это их освобождали от разных других повинностей. Очень хорошее почтовое сообщение было поставлено у церквей и монастырей: здесь переписку между прелатами разных стран развозили странствующие монахи.
Зарождение регулярной почты, похожей на нашу, произошло в конце средневековья. Франческо де Таксис, итальянский дворянин из Бергамо, предложил некоторым королям Европы наладить международную сеть почтовых сообщений и перевозку пассажиров за определенную плату.
Фамилия Таксисов на целые века – от начала XVI до XIX столетий – завладела монополией перевозки писем, груза и людей между странами, подписавшими с ними соответствующий договор. Дело у Таксисов сразу пошло на лад. За заслуги в образцово поставленной почтовой службе роду Таксисов было даровано в Германии специально для них учрежденное звание генерал-почтмейстеров (это в 1595 году), а в 1686-м семья Таксисов была причислена к княжеским родам Германской империи.
Таксисы очень активно и успешно защищали свою монополию на почтовые и пассажирские перевозки. Не только частные лица, но даже и государства должны были у них это право выкупать за немалые деньги. Как, например, сделала это Пруссия в 1867 году – за три миллиона талеров.
Скачки
Римский историк Светоний пишет: «Он выступал много раз и возницею, в Олимпии он правил даже упряжкой в десять лошадей… Правда, он здесь был выброшен из колесницы; его вновь туда посадили, но продолжать скачку он уже не мог и сошел с арены; однако, несмотря на это, получил венок».
Вот так легко достаются лавры тиранам… Речь шла о Нероне, римском императоре.
С тех пор, как лошадь была приручена, скачки были всегда и у всех народов, имевших лошадей. Но нигде они не занимали столь почетного места в жизни и спорте, как у древних греков и римлян.
Начало Олимпийских игр таится во тьме минувших веков. Возможно, в IX веке до нашей эры появились они. Первое документальное о них упоминание – в 776 году до нашей эры.
Девяносто шесть лет спустя, в 680 году до нашей эры, в программу XXV Олимпийских игр уже входили скачки колесниц. Позднее, в 648 году до нашей эры (XXXIII Олимпийские игры), начались обычные скачки верховых всадников.
Когда наступало время Олимпийских, Пифийских, Палатинских и других игр, вся огромная Римская империя приходила в великое возбуждение. Даже в сенате разговоры о государственных делах уступали место горячим спорам: кто победит – красные или зеленые, пурпурные или желтые.
Квадриги, четырехконные колесницы, и одежды возниц конноспортивных клубов были разных традиционных цветов; сначала их было четыре: белый, зеленый, красный и синий. Император Домициан (I в. н. э.) прибавил еще два: желтый и пурпурный.
Император Каллигула «болел» за зеленых и так серьезно «болел», что даже ел и спал в конюшне…
«А вознице Евтиху, – пишет Светоний, – после какой-то пирушки дал в подарок два миллиона сестерциев».
Римский писатель Плиний Старший рассказывал про одного римлянина Цецина из Вольтера, большого любителя конских скачек. Когда отправлялся тот на ипподром, то «имел обыкновение брать с собой ласточек, пойманных под крышами домов своих друзей». Если его лошади получали призы, он красил птиц в цвет, под которым выступали его колесницы, отпускал ласточек на волю, «очень хорошо зная, что каждая вскоре вернется в свое гнездо».
Еще в более ранние времена, в Древней Греции, скачки были в большом почете. История сохранила нам имена многих победителей на Олимпиадах. Среди них – царь Филипп, отец Александра Македонского, и Кимон из Афин, отец Мильтиада, знаменитого полководца, победителя при Марафоне. Лошади Кимона трижды подряд приходили первыми на Олимпийских играх. Их похоронили напротив фамильного склепа и поставили богатый памятник. Самому Кимону его победы принесли гибель: из зависти его убили сыновья афинского тирана Пейсистрата.
На одной из Олимпиад среди судей разгорелся горячий спор: присуждать первую премию или нет. Дело в том, что одна из лошадей по кличке Аура сбросила всадника перед самым стартом, без него проскакала всю дистанцию, обогнав всех лошадей, и спокойно остановилась перед судьями на финише. Первый приз ей был все-таки присужден (в наши дни ее бы дисквалифицировали), и на могиле, где похоронили ее, был поставлен памятник.
Затем, когда пала Римская империя, мы мало что знаем о скачках. Они, очевидно, были, но не в таких грандиозных масштабах, как в дни процветания Греции и Рима. Известно, что в средние века, в XIII веке, в Англии скачки были любимым народным развлечением. В Ньюмаркете, известном центре конного спорта и разведения чистокровных лошадей, регулярные скачки проводились с 1309 года. Традиционные скачки в Аскоте ведут свое начало с 1711 года. Знаменитая скачка «Дерби» (названа так по фамилии графа Дерби, одного из лучших коннозаводчиков) впервые проведена была в 1780 году в Эпсоме. На этих ипподромах проверялась резвость лучших в Англии лошадей, основателей самой быстроногой в мире верховой породы – английской чистокровной. На этих скачках брал призы непобедимый Эклипс. О нем немного расскажу я в следующей главе.
Знаменитые лошади
Буцефал – любимый конь Александра Македонского. «Буцефал» значит «Бычьеголовый». Так назван он был за широкий лоб. Отец Александра, Филипп, купил этого вороного коня за 13 талантов (примерно 340 кг серебра) у фассалийского коннозаводчика Филоникоса. Говорят, что прельстили его в этом коне два лишних недоразвитых пальца на передних ногах, как у далекого предка лошадей меригуппуса. Пальцы эти на бегу не касались земли и были ненужным атавизмом. Но такие трехпалые лошади очень ценились в те времена.
После битвы с индийцами при Гидаспе в 326 году до нашей эры Буцефал умер от чрезмерного напряжения. На том месте, где погиб этот конь, Александр Македонский основал город, названный именем Буцефала (единственный в мире город, носящий имя определенной лошади).
Венецианский путешественник Марко Поло пишет, что он (в XIII веке!) слышал имя Буцефала от монголов, которые очень гордятся тем, что их лошади происходят от этого знаменитого коня. Конечно, трудно поверить, чтобы родословная лошади безукоризненно велась на протяжении полутора тысяч лет, но уже удивительно и то, что имя Буцефала не было забыто в дальних странах, куда в давние времена занесли коня боевые походы его героического всадника.
Также и в средневековой Европе долго помнили имя Буцефала. Миннизингеры и трубадуры слагали в его честь хвалебные песни. В них, в этих песнях, Буцефал прославлялся как идеал лошади, поэты тех дней наделяли его чертами, которых у него не было, а лишь богатое воображение рождало их.
Инцитатус («Быстроногий») – этот конь знаменит только тем, что по нелепой воле римского императора Каллигулы стал… сенатором. Получил бы и высший в империи чин – консула, если бы не убили его сумасбродного владельца.
«Своего коня Быстроногого он так оберегал от всякого беспокойства, что каждый раз накануне скачек посылал солдат наводить тишину по соседству; он не только сделал ему конюшню из мрамора и ясли из слоновой кости, не только дал пурпурные покрывала и жемчужные ожерелья, но даже отвел ему дворец с прислугой и утварью, куда от его имени приглашал и охотно принимал гостей; говорят, он даже собирался сделать его консулом» (Гай Светоний Транквилл).
Эклипс (правильнее по-английски Иклипс) – назван так, потому что родился в день «Иклипса» – солнечного затмения.
Двадцать три года выступал этот рыжий жеребец в разных скачках и ни разу не был побежден. Больше того, ни в одном из 26 важных состязаний, выигранных им, ни один конкурент не приходил близко за ним. В Англии тогда родилось выражение: «Эклипс первый, прочие нигде».
Эклипс происходит от Дарли, арабского жеребца, одного из основателей английской чистокровной породы. Но в его родословной не менее 15 неизвестных кобыл и несколько жеребцов сомнительного происхождения. И видом (экстерьером) он не показался бы нам красавцем: зад у него был слишком высок, а плечи тяжелые и длинные, когда скакал он, то морду почти до самой земли опускал, и жокеи не раз перелетали через его шею и голову – трудно было усидеть на лошади такого «перестроенного», как говорят зоотехники, сложения.
На аукционе Эклипс был куплен за 75 фунтов стерлингов. А когда он умер в 1789 году (в возрасте 25 лет), то один лишь его скелет продали за тысячу фунтов стерлингов. Вскрытие показало, что у него было невероятно большое сердце: 6,3 килограмма весило оно (тяжелее, чем у других исследованных в этом плане лошадей).
Как производитель Эклипс тоже был непревзойденным жеребцом: 344 победителя – его дети и внуки – принесли все вместе своим владельцам 158 000 фунтов стерлингов награды (а надо сказать, что призы тогда не были такими крупными, как сейчас).
Кинксем, чистокровная кобыла, одержала на скачках больше побед, чем Эклипс.
Владельцем ее был венгерский спортсмен. Впервые эта чистокровная кобыла выступила в 1876 году и победила. Затем четыре года подряд выигрывала во всех скачках, в которых стартовала. А их было 53!
В 1878 году привезли ее в Англию состязаться с лучшими скакунами мира. Она и здесь победила так же легко, как на ипподромах континентальной Европы.
Кинксем была менее удачливой производительницей по сравнению с Эклипс. Она принесла пять жеребят, из которых только одна кобыла выиграла пять скачек из тринадцати.
С той поры многие лошади прославили себя в скаковых состязаниях, но ни одна из них не одержала столько побед, как Эклипс и Кинксем. Однако нужно помнить, что в те времена, когда скакали Эклипс и Кинксем, учитывалась только победа. Вес жокея, возраст лошади, время прохождения дистанции не принимались в расчет. Поэтому трудно сравнивать достоинства скакунов тех дней с современными. Известный знаток лошадей Лендорф в 1914 году попытался исследовать условия скачек разных веков и пришел к выводу, что в истории этого спорта среди лучших скакунов мира Кинксем занимает лишь четвертое место.
Умный Ганс – любимец учителя математики Вильгельма фон Остен, у которого было хобби «коллекционировать» породистых лошадей. Умный Ганс, вороной жеребец орловской рысистой породы, прославил имя своего владельца изумительными способностями.
Все началось будто бы с того, что, как решил Вильгельм Остен, Ганс понимал человеческую речь. Когда хозяин читал ему грустные сказки, конь стоял понурый и опечаленный. Если сказка была с хорошим концом, то и Ганс приободрялся. Затем Остен обнаружил, что его удивительная лошадь умеет… считать. Он спрашивал ее, сколько будет, скажем, три плюс пять, и Ганс отвечал ему восемью ударами копытом по земле.
Он не только знал сложение и вычитание, но мог и умножать, делить, решать задачи с дробями.
Он научился даже читать! Остен обучил его этой науке, пользуясь азбукой Морзе. Каждой букве соответствовало определенное число ударов копытом, следовавших быстро друг за другом и через небольшие паузы. Остен показывал ему картинки с изображением лошади, дома, его яслей, и Ганс отстукивал ему в ответ то число ударов, сколько в азбуке Морзе соответствовало каждой букве в названии показанных ему предметов на картинке.
Больше того, он мог сказать (ударами копыта по земле), какой сегодня день месяца (когда показывали ему календарь), который час на часах, поставленных перед ним, какой ценности любая монета, поднесенная к его глазам.
Великолепные и небывалые познания своей лошади Вильгельм Остен не хранил в тайне, а напротив – афишировал. Молва об Умном Гансе привела к тому, что собралась комиссия экспертов – ветеринаров, цирковых дрессировщиков, кавалерийских офицеров, университетских профессоров и прочих знающих людей. Никакого обмана со стороны Остена они не обнаружили. Вторая комиссия пришла к выводам более скептическим. Один из ее членов, немецкий психолог Оскар Пфунгст, написал длинный отчет, в котором доказывал, что удивительные умения Умного Ганса ничего более, как только новый цирковой трюк, никакой ценности для науки не представляющий.
Какой, однако, интерес даже среди ученых на рубеже прошлого и нашего веков был проявлен к Умному Гансу, показывает книга психолога Мадайя «Имеются ли думающие животные?». В ней он приводит имена 91 ученого, которые так или иначе – в книгах и статьях – высказывали свое мнение о способностях Умного Ганса. Тридцать три автора без сомнения поверили в них. Среди тех, кто сказал «да», были такие знаменитые ученые, как химик Вильгельм Оствальд и зоолог Эрнст Геккель. Четырнадцать верили и не верили. В общем, не заняли определенной позиции. Сорок четыре высказались против.
Эрнст Геккель писал: «Различие между умственными способностями Гете, Канта, Ламарка, Дарвина и им подобным и разумом первобытного человека много больше, чем между интеллектом этого последнего и „умных“ млекопитающих животных».
А тем временем некий ювелир Карл Кралл из Эльберфельдера обучил своих лошадей фокусам более сложным, чем Остен Умного Ганса. За несколько дней они усвоили весь курс арифметики, а через несколько месяцев научились… извлекать квадратные и кубические корни! Позднее – и более крупных степеней.
Лучше всех овладели этой наукой два арабских жеребца – Мухамед и Зариф. Мухамеда однажды спросили, сколько будет корень пятой степени из 147 008 443. Он сначала заупрямился, но после того, как его подстегнули хлыстом, четко отбил копытом 43 удара. Безукоризненный ответ!
Решением этой неожиданной для науки проблемы «умные лошади» основательно занялись профессор Штумпф, директор института психологии, и два его ассистента – Оскар Пфунгст и Е. Хорнборстель. Оскар Пфунгст изучил уникальные способности Умного Ганса и написал книгу о своих исследованиях. Вывод был такой: Умный Ганс замечал самые неприметные сигналы своего хозяина, означавшие, когда перестать стучать копытом. Это были очень легкие кивки головой, определенные движения рук и ног, даже затаенное на время дыхание его учителя.
Казалось бы, все просто: обычная дрессировка. Но дело осложняется здесь тем, что Ганс четко решал задачи и тогда, когда хозяина он видеть не мог (тот уходил за ширму).
Доктор О. Пфунгст установил, что Умный Ганс только тогда давал правильные ответы, когда спрашивающий знал их. Если верить в телепатию, то этот секрет решается простой передачей лошади мысли экспериментатора: сколько стучать. Без телепатии как спасительной формы объяснения загадки Умного Ганса остается лишь один вариант ее решения: настолько тонкий слух у лошади, что она слышала, как хозяин ее, стоящий за ширмой, в нужный момент затаивал дыхание. Иные сигналы – кашель, щелканье пальцами, шарканье ногами и пр. – он подать ей не мог: за ним следили. Это в случае, если лошадь спрашивали голосом. Но как Остен мог знать, какая задача написана на доске или какую монету лошади показывали?
Опять телепатия?
Тут есть еще над чем поразмыслить…
В наши дни ученые в большинстве своем сошлись в том, что фокусы с лошадьми, якобы умеющими считать и писать, представляют собой лишь цирковые трюки, в которых для науки ценно лишь установление того факта – какой тончайшей наблюдательностью, исключительной памятью и невероятной способностью к дрессировке обладает лошадь.
Интерес к лошадям-математикам надолго угас. Но парабиологи, исследователи странных феноменов, которые в рамки современной науки не укладываются, вновь вернулись к уже забытой людьми истории Умного Ганса. Они полагают, что даже самой уникальной и всеобъемлющей дрессировкой нельзя объяснить всех трюков, показанных в свое время Гансом и его последователями. Они утверждают: дело здесь в психографии – таинственном еще явлении (или, возможно, мистификации), когда люди, совершенно незнакомые с проблемами, о которых пишут, тем не менее излагают эти проблемы с точностью большого знатока и исследователя. На книгах, написанных якобы этими людьми, вместо имени автора, значится – психографировано таким-то или такой-то (имярек). Будто бы и лошади-математики из потусторонних или иных неведомых нам сфер получали свои удивительные познания.
