Текст книги "Рассказы о змеях, крокодилах, черепахах, лягушках, рыбах"

Автор книги: Игорь Акимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Ближайшая ветвь к родословному древу четвероногих…

Все началось с письма, которое профессор получил в конце декабря 1938 года.

«Уважаемый доктор Смит!

Вчера мне пришлось познакомиться с совершенно необычной рыбой. Мне сообщил о ней капитан рыболовного траулера, я немедленно отправилась на судно и, осмотрев ее, поспешила доставить нашему препаратору. Однако сначала я сделала очень приблизительную зарисовку. Надеюсь, вы сможете помочь мне с классификацией. Рыба покрыта плотной чешуей, настоящей броней, плавники напоминают конечности, тоже защищены чешуей и оторочены кожными лучами».

Письмо было от мисс Куртенэ-Латимер, заведующей краеведческим музеем в Ист-Лондоне (город на восточном побережье Южной Африки).

В книге о своем открытии Дж. Смит пишет:

«Я перевернул листок, обнаружил зарисовку и стал ее рассматривать – сначала с замешательством, потому что, насколько я знал, ни в одном море на Земле не водится такая рыба: она скорее напоминала ящерицу. И вдруг точно бомба взорвалась у меня в мозгу! Позади письма и рисунка встало видение обитателей древних морей, рыб, которых давно не существует, которые жили в далеком прошлом и известны нам лишь по ископаемым остаткам.

„Не сходи с ума!“ – строго приказал я себе. Однако было в этом рисунке нечто, что захватывало мое воображение. Здравый смысл спорил с чувствами. Я не сводил глаз с зарисовки. Неужели?»

Неужели это целакант?! Ископаемая кистеперая рыба!

Дж. Смит выехал в Ист-Лондон. Одного взгляда на чучело рыбы, выставленное в музее, было достаточно, чтобы рассеять все сомнения.

«Мы увидели самого настоящего целаканта! Чешуя, хвост, плавники – никакого сомнения!.. Да, это целакант – и все-таки: неужели это возможно?» ( Дж. Смит).

Ведь целаканты, или кистеперые рыбы, существовали уже в начале девонского периода, 350 миллионов лет назад. Сохранилось много окаменевших остатков целакантов. По-видимому, размножались они весьма энергично и расселились по всем первобытным океанам. Но через 200 миллионов лет численность кистеперых рыб стала сокращаться. Они начали вымирать. В пластах земли с возрастом 60 миллионов лет палеонтологи не нашли уже ни одного ископаемого целаканта. Решили, что они к этому времени вымерли. И вдруг такая находка – живой целакант. Воскресшее ископаемое!

Все произошло совершенно случайно. Рыболовный траулер вел промысел в своем обычном районе, в прибрежных водах западнее Ист-Лондона. Улов оказался неважным. Капитан Госен решил попытать напоследок счастья на отмелях у устья реки Чалумна. В трех милях от берега забросили трал. Он принес около полутора тонн разной мелочи, акул и… странную рыбу, закованную в панцирь из толстой чешуи. Профессор Смит, исследовав чучело этой рыбы (к сожалению, ее скелет и внутренние органы не удалось сохранить), назвал «воскресшего» целаканта латимерией в честь мисс Латимер.

Теперь, когда ученые знали, что древние кистеперые рыбы каким-то чудом дожили до наших дней, необходимо было поймать еще несколько экземпляров «живых ископаемых». Но через несколько месяцев началась вторая мировая война…

Прошло 14 лет. Дж. Смит все эти годы предпринимал отчаянные попытки поймать еще одного целаканта. Но тщетно. Латимерии точно и в самом деле вымерли.

Профессор Смит заказал в типографии листовки с изображением допотопной рыбы и многообещающей надписью: «Взгляни на эту рыбу. Она может принести тебе счастье!» Дальше на трех языках (английском, французском и португальском) говорилось, что тот, кто найдет еще один экземпляр кистеперой рыбы, получит премию в 100 фунтов стерлингов.

Но рыбу и счастье никто не находил.

«Иронические улыбки играли на губах французских натуралистов из Центрального института в Тананариве на Мадагаскаре. Да и возможно ли было не смеяться над этим комическим объявлением? Все равно как если бы на улицах Рима, Парижа или Лондона появилась фотография динозавра с подобной же подписью» ( Франко Проспери).

Но Дж. Смит упорно занимался «целакантовой пропагандой». Вдвоем с женой он изъездил все побережье Юго-Восточной Африки. Они обнаружили свои листовки в самых глухих и неожиданных местах.

«На столбе негритянской хижины, на стене маяка, лавки, почты. Сколько раз какой-нибудь простой рыбак, узнав, кто мы, с гордостью предъявлял завернутую в тряпку или бумагу истертую до дыр листовку со знакомым изображением! Мы с облегчением убеждались, что тысячи и тысячи глаз ежедневно и тщательно проверяют каждый улов в поисках ящероподобной рыбы… И каждый раз, отправляясь к рифам за рыбами, я мечтал, что наконец-то увижу целаканта. Увы…»

Неизвестно, сколько бы продолжались поиски, если бы Дж. Смит не встретил капитана Эрика Ханта, владельца небольшой шхуны, плававшей между Занзибаром и Коморскими островами.

– Знаю я этих рыб, – сказал Эрик Хант, рассматривая изображение на листовке, – таких полно на Коморских островах. Островитяне используют их шершавую чешую для зачистки велосипедных камер.

Конечно, Дж. Смит не поверил Ханту. Но тот, расставаясь, пообещал:

– Итак, условились: как только найду целаканта, шлю вам телеграмму.

Мистер и миссис Смит улыбнулись этой шутке.

А через десять дней вдруг телеграмма: «Целакант… Хант».

Тут уж Смит долго не раздумывал. Правительство предоставило ему самолет, и он вылетел на Коморские острова.

А случилось это так. Рыбак с острова Анжуан Ахмед Хусейн в двухстах метрах от берега (глубина там была всего 40 метров) поймал здоровенную рыбину. Наутро он принес ее на рынок. Рыбак совсем уже было сторговался с одним покупателем, вдруг подходит к нему какой-то человек и советует:

– Эй, не продавай ее, это та самая рыба, о которой нам говорил господин Хант, – и показал листовку.

В 1954 году на Коморских островах поймали еще несколько кистеперых рыб. Одну удалось даже довольно долго сохранить живой. Находчивого рыбака, который доставил на берег живую кистеперую рыбу, звали Зема бен-Мади. Он поймал ее на крючок на глубине 255 метров недалеко от одного из Коморских островов. Зема бен-Мади правильно рассудил, что, если поместить редкостную добычу в чан с водой, она может умереть, пока лодка доберется до берега.

Догадливый Зема пропустил длинный шнур через пасть и жабры рыбы и пустил ее в море, размотав веревку, чтобы рыба могла плыть за лодкой на той глубине, которая ей больше нравится. Так, на буксире, доставил он латимерию к берегу, а там ее ждала восторженная встреча. Рыбу посадили в небольшую лагуну, отгороженную от моря камнями (по другим сведениям, в затопленную лодку), и начался веселый праздник. Жители окрестных деревень собрались в селении Мутзамуду, где в большом бассейне плавало плененное сокровище.

В песнях и плясках провели они ночь, празднуя удачу своего земляка. А виновница этого веселья, большая (в длину 1,5 метра и весом 40 килограммов) серо-голубая рыба, лениво ползала по дну лагуны на своих удивительных плавниках-лапах. Ночью ее большие глаза блестели, как два ярких огонька!

Но когда наступил рассвет, стало ясно, что латимерия совершенно не выносит солнечного света. Бассейн прикрыли брезентом, и рыба забилась в самый темный угол. После полудня она почувствовала себя совсем плохо, передвигалась с трудом и наконец перевернулась вверх брюхом. Когда с Мадагаскара прилетели на самолете французские ихтиологи, извещенные жителями Мудзамуду по телеграфу, они застали латимерию уже при последнем издыхании. Высокая температура воды, к которой она не привыкла, обитая в океане на значительной глубине, по-видимому, погубила ее.

Добыто уже около двадцати латимерий (возможно, теперь и больше). В основном самцы. В одной недавно пойманной самке нашли икру. Да какую! До 9 сантиметров в диаметре. По-видимому, эти рыбы не живородящие, как думалось прежде. Обитают они только у Коморских островов (между Африкой и Мадагаскаром), на глубине около 400 метров. Первый экземпляр, попавший в трал близ устья Чалумны, почти за три тысячи верст от Комор, очевидно, просто заблудился. Местные рыбаки ночью иногда ловят на удочки латимерий, которых они называют комбесса. Солят, сушат, продают на рынках… И еще интересно: у этой крупной рыбы (длина до 1,8 метра, вес до 95 килограммов) очень уж мал мозг – всего 3 грамма!

Из всех современных рыб латимерии ближе других к исходному корню родословного древа четвероногих животных. Очень рано, уже в девоне, 350 миллионов лет назад, а возможно и раньше, близкие родичи предков латимерии выползли на сушу, и от этих непоседливых «браконьеров», нарушивших законы естества, и ведут свой род все сухопутные позвоночные животные – амфибии, рептилии, звери, птицы и мы с вами.

Земноводные

Земноводные, или амфибии, – первые позвоночные, переступившие рубежи водной среды. Первые завоеватели суши! Эволюционные прародители рептилий, птиц, зверей и в конечном счете человека.

Взрослые земноводные живут, как правило, на суше и дышат легкими. У них нет физиологических механизмов, поддерживающих постоянную температуру тела, она зависит от среды: возрастает в зной и падает, когда вокруг холодно.

Яйца и личинки развиваются обычно в воде. Оплодотворение у безногих амфибий внутреннее, у большинства хвостатых тоже (кроме углозубов, исполинских саламандр, возможно, и сиренов), почти у всех бесхвостых – наружное (кроме хвостатых лягушек и трех видов живородящих жаб). Живорождение у амфибий редкое явление. У бесхвостых – только у трех видов. Из хвостатых – у альпийской и некоторых рас огненной саламандры (возможно, и у некоторых безлегочных), при определенных условиях также у протеев. Лишь среди безногих многие живородящи.

Плодовитость, в общем, невелика, особенно у живородящих земноводных (два детеныша у альпийской саламандры, от 35 до 135 у разных видов жаб нектофриноидесов), а также у тех, у кого развита забота о потомстве: 100–150 яиц – у жаб-повитух, филломедуз и древолазов, от 4–7 до 200 – у разных видов сумчатых квакш, 20–30 – у ринодермы Дарвина, у протеев – до 70. Червяги и саламандры – обычно несколько десятков яиц, тритоны – 100–250, редко больше (до 700 – у обыкновенного, до 1000 – у ребристого). Древние лягушки – 2–10 (лейопельмы), 30–50 (хвостатые). У квакш – до 1000 яиц, чесночниц – 1000–2300, у озерной лягушки – до 11 000. У зеленой жабы – до 13 000. Одна из самых плодовитых амфибий – африканская шпорцевая лягушка (10 000–15 000 яиц).

Темп созревания яиц зависит от температуры воды и экологической адаптации вида. Обычно только сутки – у ателоповых лягушек, двое суток – у шпорцевых. У обыкновенных тритонов – в среднем 14–15 дней (в холодной воде – до 20). У пип – 11–13 недель, 1–2 месяца у нектурусов, но у протеев – 5 месяцев. У безлегочных саламандр – 1–1,5 или 4–5 месяцев (возможно, и больше). Огненные и альпийские саламандры носят в яйцеводах развивающиеся яйца почти год.

У многих видов безногих земноводных нет метаморфоза; точнее, они завершают его еще в яйцах или перед рождением. Так же и у некоторых бесхвостых (пипы, лейопельмы, кубинская карликовая, цейлонская веслоногая, капский узкорот и некоторые другие лягушки). У хвостатых развитие, как правило, с метаморфозом, но не у альпийской и некоторых огненных и безлегочных саламандр. Живут личинками до полного превращения несколько недель (некоторые червяги), 2–4 месяца (обыкновенный тритон, некоторые зимуют, не завершив метаморфоза), 4–5 месяцев (огненные саламандры, позднелетние личинки тоже зимуют), головастики травяных лягушек – 40–90 дней, озерных – 80–100 дней, чесночниц – 90–110 дней (больше, чем у других наших земноводных). Известны и более долгие сроки: у амбистомовых саламандр до метаморфоза проходит год и больше, у хвостатых лягушек – около года или даже вдвое-втрое дольше (в холодных ручьях), у некоторых червяг – 2 года.

Неотения (размножение личинок) в той или иной мере наблюдается почти во всех группах хвостатых амфибий, но особенно часто у амбистомовых и безлегочных саламандр.

Половозрелость, пожалуй, самая скорая у шпорцевых лягушек (в 10 месяцев). У техасских рода акрис такая же или еще более ранняя. У мелких тропических жаб и лягушек – в возрасте около года. У большинства североамериканских – в два года, кроме лягушки-быка. У нее, как и у многих серых жаб, половозрелость – в 4–5 лет. У других наших лягушек и жаб – обычно в 3–4 года. У настоящих саламандр – в 4 года, у исполинских – в 5 лет.

В неволе некоторые амфибии жили по 8–15 лет (протеи), по 16–18 (травяные лягушки), 22 года (квакши), 28–29 лет (гребенчатые тритоны и жерлянки). Исполинские саламандры – 30 лет, серые жабы – 36 лет, а огненные саламандры – 43 года.

Современные земноводные – животные небольшие. Безногие – 6,5–150 сантиметров. Хвостатые в среднем – 7–30 сантиметров. Самые маленькие – 4 сантиметра (карликовая мексиканская безлегочная саламандра), самые большие – 1 метр (большой сирен) и 1,5 метра (исполинские саламандры). Бесхвостые: от 1 сантиметра (карликовая кубинская лягушка) до 25–30 (жабы ага и колумбийская гигантская). Рекорд – 40 сантиметров (лягушка-голиаф).

Три отряда: безногие амфибии, хвостатые и бесхвостые. О числе видов в каждом точных данных нет. Называются разные цифры: 56, 100, 164 – для безногих амфибий; 280, 300 и даже 450 (с подвидами) – для хвостатых; 1800, 2600 – для бесхвостых.

Червяга безногая

Странное земноводное. Не на лягушку похожа, не на тритона – на… дождевого червя. Безногое. Бесхвостое. Безглазое. (Глаза-то есть, но ничего не видят: заросли кожей, а у некоторых спрятаны еще глубже – под костями головы.) Обоняние и осязающее щупальце (в ямке между глазом и ноздрей) – главные органы, поставляющие внешнюю информацию в примитивный мозг червяги. Жабр и жаберных щелей тоже нет. Дышит голой кожей и легкими. Точнее, одним легким: правым. Левое в тонком тельце червяги не поместилось, укоротилось, атрофировалось. Интересно, что и у змей правое легкое вытеснило левое. Просто совпадение или тут действуют какие-то непонятные еще эволюционные причины?

Червяга – «единственное», как нередко пишут, земноводное, наделенное мужским копулятивным органом (забывая, что есть подобный и у хвостатых лягушек!). Поэтому оплодотворение внутреннее. А живорождение у червяг – обычное дело. Лишь некоторые выводят детей из яиц где-нибудь в ямке, у воды. Мать, по-змеиному свернувшись вокруг слизистого шнура, начиненного икрой, охраняет его и увлажняет выделениями своего тела; икра быстро сохнет и погибает, если самка бросит ее.

Живородящие червяги более вольны в своих передвижениях. Это понятно. Но чем кормятся зародыши, которых они в себе носят? Маточным молоком!

Этот редкостный пищевой продукт производят стенки яйцеводов беременной червяги, а зародыши его впитывают кожей (чтобы насытиться им, следовательно, рот открывать не требуется!). Некоторые исследователи полагают, что эмбрионы червяг скоблят стенки яйцеводов похожими на терки зубами и таким способом дополнительно себя подкармливают. Другие в этом весьма сомневаются.

Личинки некоторых червяг несколько недель или даже два года живут в воде (у них есть глаза и жабры!), но после метаморфоза к воде им лучше не приближаться: захлебнутся.

Юные червяги других видов, завершив метаморфоз в яйце или в яйцеводах (у живородящих), минуя личиночную водяную стадию, сразу начинают тайную подземную жизнь. Под листвой, в сыром гумусе лесных почв, в гниющей на земле древесине, под камнями роются они денно и нощно. Улитки, черви, насекомые – их добыча и пропитание. Но и змею не упустят! Небольшую, разумеется. В подземных поисках попадаются иногда червягам щитохвостые змеи. (Такая встреча может случиться в Индии и на Цейлоне.) Змейки невелики (20–70 сантиметров), подобно червягам – земляные жители.

Намного ли больше этих змей червяги? А голое их тельце выглядит совершенно непригодным для единоборства пусть и с небольшой змеей. И глаз нет: как слепому правильно атаковать и маневрировать? Достаточно ли для этого обоняния и осязания? И все-таки нападают на змей безногие амфибии и побеждают!

Некоторые червяги, поселяясь в муравейниках и термитниках, кормятся их бесчисленными обитателями. Тоже поразительно. Почему воинственные насекомые терпят разбой в своем доме и не закусают насмерть голокожих квартирантов? Впрочем, кожная слизь у червяг едкая, и, возможно, это их спасает.

Восемнадцать южноамериканских видов червяг всю жизнь, даже взрослые, живут в реках, прудах и ручьях, кормятся личинками других амфибий, рыбьими мальками и прочей мелкой живностью.

Тропики Америки, Африки и Южной Азии приютили этих необычных созданий. Здесь червяги живут в сырых низинных и горных лесах, а по долинам рек – местами и в саваннах. Окрашены темно: бурые, черные, серые, но бывают голубые и ярко-желтые.

Хвостатые амфибии

В южном полушарии искать их бесперспективно. Нет их и в Тропической Африке (кроме 4 видов на ее «засахарском» севере). В Индии тоже. Трудно представить эти страны, богатые всяким зверем и птицей, без таких простых тварей, без тритонов (они у нас в каждом пруду живут!). Но за восточной границей Индии – к югу до Бирмы и Вьетнама (не дальше) – кое-какие хвостатые земноводные обитают.

Только в Южной Америке несколько видов безлегочных саламандр (грибоязычные и тропические) живут южнее экватора. Больше нигде в мире хвостатые не переступают за этот словно магический для них круг.

В этом отряде 8 семейств.

Углозубые. Примитивные тритоны. Около 30 видов в основном в горных районах Восточной и Центральной Азии, лишь ареал сибирского углозуба простирается на западе до Европы – Коми АССР, Горьковская область.

Скрытожаберники. Три вида самых крупных земноводных: японская и китайская исполинские саламандры и североамериканский (аллеганский) скрытожаберник.

Амбистомовые. Около 30 видов американских саламандр (ареал – от Юго-Восточной Аляски до Мексики). Обычно неотения (неотенических личинок амбистом называют аксолотлями).

Настоящие саламандры и тритоны. Около 40 видов в Европе, Азии, Северной Африке и Северной Америке.

Амфиумовые. Три вида (или три подвида одного вида?) странных амфибий, похожих на крупных (до метра) угрей. Лапки едва заметные, на каждой по три либо по два, даже по одному, пальцу. (Число пальцев – основной видовой признак амфиум.) Живут в прудах, озерах, канавах, на рисовых полях юго-востока США. Активны ночами. В январе – мае брачные игры в воде: несколько самок ухаживают за одним самцом. Яйца самка высиживает, свернувшись вокруг них, на суше, в сырой ямке. Амфиумы в некотором роде мировые рекордисты: ни у кого среди позвоночных нет таких гигантских эритроцитов – 75 микрон. (У человека, например, они вдесятеро меньше.)

Протеи и нектурусы. 2 либо 5–7 видов, один из которых – европейский протей, или ольм, живет только в пещерах. Североамериканские нектурусы (1 или 4–6 видов, по мнению разных систематиков) – обитатели пресных водоемов (не подземных) востока США и прилежащих районов Канады. Пятнистый нектурус, или американский протей, длиной до 43 сантиметров. Охотится ночью на водных насекомых, червей, головастиков и рыб. Самки охраняют отложенные в воде яйца.

Амфиума.

Безлегочные саламандры. Около 180 видов преимущественно в Северной и Центральной Америке, два (пещерных вида) в Европе: северо-западные Приморские Альпы Италии и смежных областей Франции, остров Сардиния. Некоторые виды перешли экватор (единственные среди хвостатых амфибий) и заселили Южную Америку (до Амазонки).

Сиреновые. Три вида в пресных водах юго-востока США. Довольно крупные амфибии (большой сирен – до метра). Похожи на угрей, но с пучками наружных жабр по бокам головы и парой крохотных передних лапок (задних конечностей нет). Некоторые специалисты полагают, что это семейство заслуживает повышения в ранге до самостоятельного отряда.

Тритоны

Они живут в воде – это каждый скажет. В пруду или просто в канаве кто не видел тритонов? Безобидные, симпатичные в общем, не спеша скользят меж листьев рдестов и роголистов, лежат на иле, раскинув лапки, будто бы в ленивой задумчивости. Всплывут глотнуть воздуха и, пустив пузырь, уходят вертикально вниз, энергично работая хвостом. Вид тритонов в прудах так привычен, что многие люди с недоумением встречают утверждение: пресные воды лишь временное обиталище тритонов. Полтора-три весенних и летних месяца пребывают они здесь. А где же потом живут? В тени лесов, кустарников и парков, в сырых оврагах…

Не встречали?

Днем это почти невозможно, разве что после теплого дождя. Только по ночам выползают тритоны из дыр в земле, из щелей в гнилых пнях, из-под опавших листьев и ищут слизней, дождевых червей, сороконожек, клещей, гусениц…

А с октября по апрель, всю зиму, беспробудно спят, опять-таки под корнями, в кучах листвы, в норах кротов и мышей, в разных подземельях (собираясь тут иногда десятками и сотнями!). В Западной Сибири кое-где тритоны зимуют и «в незамерзающих водоемах». А гребенчатые иногда – в подводной тине.

Правда, некоторые тритоны остаются на постоянное жительство в воде. Обычно они в какой-то мере недоразвитые, не закончившие превращение из личинки. Не утраченный полностью инфантилизм и побуждает их не расставаться с колыбелью детства. (Гребенчатые, но чаще обыкновенные тритоны иногда и размножаются, оставаясь личинками.)

В конце марта – в апреле тритоны покидают зимние квартиры и ползут к воде. Порой им приходится преодолевать дальние расстояния: одного я видел за километр от ближайшей воды. Он полз по сырой луговине при свете утреннего солнца. Был апрель. Сарычи кружили над опушкой. Вороны промышляли съедобное на лугу – как раз на трассе следования тритона к большому пруду из леса, где он, видимо, зимовал. А тритон, пренебрегая угрозой с неба, переступал слабыми лапками через поникшие прошлогодние травинки, взбирался неуклюже на кочки, падал, блеснув оранжевым брюхом, в сырые ложбины между ними. Упорно полз и полз к пруду.

Это был гребенчатый тритон: большой, черный, с кожей негладкой, мелкозернистой (и ядовитой!). В европейской части СССР, не считая Кавказа и Закарпатья, два вида тритонов: гребенчатый и обыкновенный. Этот меньше первого (длиной около 10 сантиметров). Встречается чаще. Окрашен светлее, гладкокожий, а гребень у самцов в брачном наряде сплошной, без перерыва и понижения над корнем хвоста, как у тритона гребенчатого. Образом жизни сходны. Потому, рассказывая о тритоне обыкновенном, достаточно в скобках упомянуть, чем непохож на него гребенчатый собрат.

Итак, весна, и тритоны, следуя изначальному для амфибий правилу, вернулись в стихию предков, чтобы дать жизнь новому поколению. Тут у них сватовство и свадебные игры. Самец, пока холост, кидается в сторону всякого плывущего мимо тритона. Разочарования нередки. Когда соответствующие запахи его недвусмысленно убедят: перед ним зрелая самка, начинается ухаживание. Медлительный в общем, тут он быстрым скачком преграждает ей путь. Голова к голове. Конец хвоста изогнут к ней навстречу. Он колышется, и надушенные брачными феромонами струи воды, подгоняемые этой вибрацией, устремляются от тритона-самца к самке. Она равнодушно разворачивается и не спеша плывет в сторону.

Тритон-самец преграждает самке путь. Затем подается назад, пытаясь увести ее за собой. Если она теперь послушна, он быстро разворачивается и плывет в особой указующей манере, слегка переваливаясь с боку на бок. Хвост чуть приподнят вверх, как сигнальный вымпел. Почти упираясь в него, плывет сзади самка. Но вот «вымпел» подает новую команду: хвост, изогнувшись вперед, машет концом туда-сюда, очевидно приглашая к действиям, завершающим брачные игры. Раскинув лапки, тритон-самец опускается на дно, извергает из клоаки сперматофоры – студенистые «пакеты» с молоками. Самка поглощает их своей клоакой, в которой они оплодотворят яйца.

Яиц около сотни или несколько сот. Каждое положит тритониха на подводный листочек и конец его загнет задними лапками, чтобы он прикрыл яичко, прилипнув к нему (гребенчатые тритоны листья над кладкой яиц не сгибают!).

На 14–15-й день (если вода прохладная – на 20-й) хвостатая личинка вылезает из икринки. По бокам ее головы топорщатся перистые жабры, а ниже под ними – чуть приметные зачатки передних ног. Сутки голодает, неподвижно затаившись среди подводных трав. Назавтра у нее прорежется миниатюрный ротик, и личинка будет жадно хватать снующих вокруг дафний, циклопов и мелких комариных личинок. Два-три, в странах более прохладных четыре месяца (а то и всю осень и зиму) личинка живет в воде, растет и постепенно превращается в тритона (росту в нем пока лишь 3 сантиметра!). К тому времени лето уже на исходе, осень приблизилась, октябрь. Молодые и старые тритоны отправляются зимовать в места, нам уже известные. Но нередко и в начале ноября можно увидеть гребенчатого тритона, ползущего по холодной земле.

Обыкновенный тритон – житель Европы (кроме Испании, юга Франции, северных областей Скандинавии и РСФСР). Южная граница его ареала – север Малой Азии, Закавказье, восточная – Алтай. Гребенчатый тритон почти та же территория, но на востоке встречается не далее юга Свердловской области. Живет в Крыму, где обыкновенного тритона нет.

Еще несколько тритонов из семейства саламандровых могут вам встретиться на окраинах нашей страны: карпатский и альпийский – в Закарпатье, малоазиатский – на западе Кавказа. Последний, пожалуй, самый красивый из всех тритонов. Территория его обитания невелика: Западный Кавказ, кое-где Малая и Передняя Азия. Живет на высотах 600–2750 метров, проводя, видимо, круглый год в воде, где и зимует.

Семейство углозубов имеет трех представителей в СССР. Первый – уссурийский когтистый тритон (бассейн реки Уссури. Живет в воде или у воды).

Второй – семиреченский углозуб. Он распространен только в горах Джунгарского Алатау (Тянь-Шань) в пределах СССР и Китая. Редко покидает быстрые каменистые ручьи, и то, по-видимому, с единственной целью – перебраться в другой подобный же ручей.

И наконец, третий – прославленный в рассказах житель вечной мерзлоты и, по существу, всей Сибири (до Горьковской области на западе) – сибирский углозуб.

«Обитатель таежных лесов и проникает в тундру лишь по пойменным лесам. Обитая в зоне вечной мерзлоты, обладает большой стойкостью к низким температурам. Переносит охлаждение до –6, а при температуре, близкой к 0 градусов, остается активным и способен двигаться. За исключением короткого периода размножения (конец апреля – начало июля), взрослые тритоны всю жизнь проводят на суше, в прибрежной полосе водоема в 2–5 метрах от воды. Активны в сумерках и ночью… Заползают в трещины почвы, иногда очень глубоко. В таких трещинах, заполненных водой и глиной, сибирского тритона находили как „ископаемого жителя вечной мерзлоты“» ( А. Г. Банников, И. С. Даревский, А. К. Рустамов).

На этом расстанемся с углозубами и вернемся к саламандровым.

На западе Пиренейского полуострова и в Марокко живут ребристые, или иглистые, тритоны. Острые концы ребер торчат у них через кожу наружу. И эти места обозначены красными или желтыми пятнами. О ребристом тритоне необходимо немного рассказать, так как он обещает стать второй дрозофилой генетических лабораторий.

В 1962 году исследователи Келлон и Лойд открыли феномен гигантской гранулярной петли на хромосомах гребенчатого тритона. Через 6 лет Лакроикс обнаружил в овоцитах (половых клетках самки) ребристого тритона не одну, а несколько подобных гигантских петель. В хромосомах на стадии так называемых «ламповых щеток» петли настолько велики (до 500 микрон), что их можно рассмотреть в обычный микроскоп.

По-видимому, петля – это ген! Таким образом, ученые получили редкостный живой объект, в овоцитах которого можно отчетливо видеть нормальное функционирование гена. Репликацию: считывание наследственной информации РНК с ДНК! Видно, как перемещается гранулярная структура петли: уходит в хромосомную ось и выходит в петлю. Сама петля за десять дней перемещается вдоль хромосомы с толстого ее конца в тонкий.

Ребристых тритонов стали разводить в институтах генетики. Но не всем это удается. Животные еще, так сказать, дикие, к лабораторным условиям не привыкли. Не всегда здесь размножаются. Трудность еще в том, что у ребристых тритонов нет четкого полового диморфизма. Самца и самку во внебрачное время почти невозможно различить. Но в период размножения (февраль – март, и второй раз – июль – август) кое-какие морфологические различия намечаются. Характерного для тритонов гребня на спине и хвосте у самца нет. Однако его передние лапы в эту пору утолщены, и на внутренней их стороне заметны темные брачные мозоли. У самцов также припухшая клоака (у самки она плоская).

Этот крупный (до 30 сантиметров) черный, бурый или оливковый тритон на своей родине довольно обычен. Живет в прудах, озерах, канавах (даже в цистернах). Икру самки развешивают на водяных растениях. Довольно плодовиты – до 1000 яиц в год (за ранневесенний и летний сезоны размножения). В аквариумах ребристые тритоны жили иногда по 20 лет (не покидая воды!).

Жизнь калифорнийского краснобрюхого тритона изучена лучше. Ручьи и быстрые реки – цель весенних миграций краснобрюхих тритонов.

В начале февраля первые самцы уже поджидают здесь самок. А в марте появляются первые яйца, плоскими кучками прилепленные снизу на камнях и подводных корягах. В октябре последние личинки, благополучно завершив метаморфоз, выползают на сушу, где живут 5 лет, пока придет их пора размножаться.

Еще в начале лета их родители, покончив с репродуктивными делами, покидают воду и разбредаются по суше довольно далеко, за несколько километров. Но к следующей весне все вновь собираются в том же ручье. Так из года в год. Унесенные за 4 километра (за горную седловину!), неизменно возвращались по суше к своему ручью. Даже не просто к ручью, а к той небольшой его части, которая пять лет назад была их родиной. Здесь – обычно в пределах 15 метров – и проходит вся их водная жизнь. Впервые выползая на сушу, на всю жизнь запоминают краснобрюхие тритоны приметы родных берегов. Чем тут пахнет – вот главное, что сберегает их память. Слепые «нюхом» находят дорогу, лишенные обоняния идут неверным путем.