Текст книги "Рассказы о змеях, крокодилах, черепахах, лягушках, рыбах"

Автор книги: Игорь Акимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

В Амазонке и других южноамериканских реках Атлантического бассейна поселились хвостоколы, навсегда покинувшие море.

Хвостоколов 30–50 видов (по другим данным, около 90). Некоторые длиной до 5 метров, шириной почти до трех (гимнуровые – даже до четырех). Бичевидными хвостами они стегают с такой силой, что пробивают шипами кожаную обувь и шагреневую шкуру акул. С первого дня рождения наделены хвостоколы этим опасным оружием.

«…Развивающиеся в утробе матери детеныши, кроме питания за счет желтка яйца, получают еще особую жидкость, богатую белками (нечто вроде молока). Эта жидкость выделяется специальными выростами, расположенными на стенках матки. Пучки таких выростов проникают в брызгальца эмбрионов, и питательная жидкость попадает прямо в пищеварительный тракт» ( доктор Н. В. Парин).

Костные рыбы

Класс костных рыб объединяет около 20 тысяч видов. Костная ткань в их скелете составляет значительный или основной элемент. Челюсти обычно вооружены зубами, у некоторых беззубые. Например, у карповидных; у них глоточные зубы лишь на нижних жаберных костях. Зубы могут быть на нёбе и языке. Кишечный тракт начинается коротким пищеводом, он ведет в желудок (у некоторых рыб, например, у карповых, его нет), тонкие кишки обычно с пилорическими придатками (слепые выросты). Плавательный пузырь у одних рыб соединен особым протоком с кишечным трактом (сомы, сельди, карповые), у других нет (треска, окунь). Есть рыбы и без плавательного пузыря (камбалы, щучьеголовы, жемчужноглазые, многие опистопроктовые).

Костные рыбы появились на земле более 400 миллионов лет назад. В наши дни это один из самых процветающих классов животного мира. Во всех водах планеты обитают рыбы: в морских (от полюса до полюса, от поверхности до глубин более 7 тысяч метров), в пресных – от тундр до знойных пустынь, в горных ручьях и заболоченных низинах, в подземных потоках пещер.

Оплодотворение у большинства внешнее. У живородящих, которых немного, разумеется, внутреннее (у ильных прыгунов тоже). Развитие икры 10–12 часов (озерная абрауская тюлька), сутки («шоколадный» гурами), два-три дня (скалярии, макроподы, сферихтис, змееголов, копелла, карапус, некоторые цихлиды). Несколько недель – треска, камбала, многие карповые, окуневые. Несколько месяцев – у лососей. А у причудливой рыбки северных морей, агонуса, несколько сот икринок, отложенных на водорослях в апреле – мае, развиваются целый год!

Плодовитость: 10–15 икринок – у некоторых африканских цихлид (вынашивают во рту); несколько десятков – некоторые арктические, рогатки, бычки, копелла; несколько сот икринок – колюшка, скалярии, обычный горчак; несколько тысяч – навага, форель, протоптерус, змееголов; десятки тысяч – омуль, карп; атлантическая сельдь – до 200 тысяч; треска, некоторые камбалы, белуга – до 8–9 миллионов; тарпон и меч-рыба – соответственно до 12 и 16 миллионов; мольва (из тресковых) – 30–60 миллионов и, наконец, луна-рыба – до 300 миллионов!

Половозрелость: в 1,5–2 месяца – южноамериканская карпозубая рыбка цинолебиас; через несколько месяцев после выхода из икры – тюлька, или каспийская килька; обычный горчак, бычок-кругляк половозрелы на втором году жизни; змееголов и косатка-скрипун – в 2–3 года; меч-рыба – в 5–6 лет; омуль и треска – соответственно в 5–10 и 6–11 лет; речной угорь – на 9–12-й год; осетр и белуга – соответственно в 8–4 и 12–14 лет (самцы), в 10–20 и 16–20 (самки).

Продолжительность жизни: цинолебиас и некоторые другие карпозубые – 6–8 месяцев (в аквариуме при низкой температуре 2–3 года); не больше года живут и умирают после нереста некоторые бычки и салаксы (лапша-рыба); хамса, колюшки, горчаки, тюлька, многие бычки – 3–5 лет; тарпон, сельдь – до 15–18; треска – до 25; осетр, калуга – до 50; карп, сом, щука, палтусы – до 50–80, а белуги – до 100 лет.

Самые маленькие рыбы (и позвоночные вообще) филиппинские бычки родов пандака и мистихтис: 7,5–15 миллиметров длина, вес – около 15 миллиграммов. Немного крупнее шиндлерии, прозрачные рыбки прибрежных вод Тихого и Индийского океанов: 1,2–2,5 сантиметра, а вес – всего 8 миллиграммов (самое легкое позвоночное животное!).

Самые большие пресноводные рыбы: сомы (до 5 метров и 300 килограммов); калуга, амурский родич белуги (до 6 метров и 400 килограммов); южноамериканская арапаима (4,6 метра, 200–400 килограммов). И рекордсмен среди них – белуга (прежде ловились белуги длиной до 8–9 метров, весом до 1,5 и будто бы даже до 2 тонн!). Морские костные рыбы не крупнее белуги: меч-рыба – 4,5 метра, 400–500, возможно, 700 килограммов; марлины – до 5 метров, 700 и, возможно, 900 килограммов.

Класс костных рыб разделяют на два подкласса: лопастоперых (кистеперые и двоякодышащие рыбы) и лучеперых. В последнем более 30 отрядов и около 500 семейств.

Марш-поход «красной» рыбы

Есть в жизни рыбы апогеи, когда она, мягко говоря, теряет свое пресловутое хладнокровие. А вместе с ним – и аппетит, осторожность и, как говорится, голову. Бдительные щуки трутся тогда на мелководьях, у самой прибрежной осоки. И тут совсем нетрудно оглушить их палкой. Уклеек и вовсе рукой ловить можно. Даже крошки-макроподы, амбассисы и прочие пленники аквариумов агрессивно и отважно восстают против всякого вторжения в «территориальные воды», которые считают своими. Со злобой кидаются и на добрые руки хозяина, из которых привыкли получать корм. В отчаянных прыжках из воды атакуют даже его лицо.

Догадываетесь, когда это бывает?

Когда природа призывает их к размножению. Когда, позабыв обо всем, одни рыбы ищут, находят и стойко обороняют пук водорослей, малое пространство на дне или у поверхности воды – у каждого свое. Индивидуальная территория. Отныне она будет заповедным местом, оберегаемым для потомства и рыбьей семьи (у некоторых даже и так).

Другие, сбившись в грандиозные косяки, уходят далеко из обитаемых вод. (Пришла пора – нерестовые миграции.) Уходят из морей в реки. Из рек в моря. Пример первых демонстрируют лососи. Вторых – речные угри.

Североатлантические лососи, семга, кумжа и их тихоокеанские братья: кижуч, кета, горбуша, нерка, чавыча и сима из года в год и каждый вид в свое время из морей северного полушария входят в реки, чтобы отложить у истоков икру.

Когда могучий инстинкт сгоняет всех рыб, которым пора размножаться, к устьям рек, они приплывают сюда без опозданий. Некоторое время лососи плавают туда-сюда у границы пресных вод. Затем вдруг дружно и такими «превеликими рунами» устремляются вверх по реке, что буквально запруживают ее. Вода кишит рыбами. У многих плавники и спины торчат над водой: жмут на них снизу другие лососи. А местами, где неширокая река внезапно суживается, крайних рыб напирающие в центре косяки выталкивают даже на берег.

Когда горбуша идет в реки, начинается великая пожива для лис, медведей, ворон, рысей и других зверей и птиц, которые набрасываются на лососей и добывают их каждый на свой манер.

А лососи стремятся все дальше и дальше вверх по реке. От главной армии отделяются отряды и уходят в боковые протоки, заплывают в ручьи, вливающиеся в реку, поднимаются к самым истокам. Водопады и перекаты, которые теперь встречаются на каждом шагу, рыбы преодолевают акробатическими прыжками. Прыгают нередко на три метра вверх и на пять в длину! Иных ждет неудача: падают после отчаянных скачков не в воду за водопадом, а на сухие скалы и камни. Многие гибнут, но многие благополучно «приводняются» и продолжают путь.

В некоторые реки Аляски, в Юкон, например, чавыча углубляется на четыре тысячи километров от устья!

Тихоокеанские лососи входят в текучие воды континентов летом, и каждый вид в свое время: раньше всех, в мае, штурмует реки чавыча, самая вкусная из них. Американцы зовут ее королевским лососем, а японцы – князем лососей. Потом идут нерка, сима, горбуша, кета и уже в конце августа – сентябре – кижуч. Сразу же, прибыв на нерестилище, рыбы мечут икру.

Лосось атлантический, или семга, нерестится осенью и зимой и не сразу после того, как попадет в пресную воду.

«Вообще биология лосося необыкновенно сложна: в каждой реке его жизнь протекает по-своему» ( академик Л. С. Берг).

У семги, как у пшеницы, две биологические формы, яровая и озимая. И сходство здесь не только в названии. Озимые хлеба, чтобы продолжать рост, должны пережить под снегом зиму. Лишь после того как холод «обработает» таинственным образом их клетки, они на следующее лето начинают колоситься. Так и лососи: озимая семга должна, чтобы ее икра и молоки созрели, провести зиму подо льдом в холодной речной воде. Яровые расы в этом не нуждаются.

Семга входит в реки несколько раз в году. Весной, как только они вскрываются, идет «заледка». Это крупные самки с недоразвитой икрой. Наверное, еще с осени собрались они в устьях рек и здесь зимовали.

В июле реки осаждает тинда – мелкие, в килограмм-два, лососики, преимущественно самцы. Тинда – это рыбья молодежь, которая торопится наделить мир своим потомством. Лишь одну зиму провела тинда в море, едва исполнился ей год – и уже вернулась она в реки на размножение. Другие лососи живут в море дольше, года два-три, не помышляя о нересте.

Наконец, с конца августа и до морозов идет «осенняя» семга – почти все крупные самки без зрелой икры.

Так вот, семга, что покинула море летом, нерестится в этом же году зимой. А «осенняя» и есть озимая раса: лишь через год, следующей осенью и зимой, отложит она икру.

Как только лососи войдут в реки, из прожорливых хищников сразу превращаются в голодающих йогов. Пока живут в реке, ничего не едят. Силы их поддерживают запасы жира, накопленные еще в море. Есть им некогда, да и пищу некуда «складывать»: яичники и семенники у рыб так разрослись, что распирают бока и кишечник совсем сжали. Окраска стала иной: не серебристой, как в море, а темной. У семги – с красными пятнами на боках. И горб на спине вырос, особенно высокий он у самцов горбуши. У самцов, кроме того, челюсти изогнулись, словно клещи, на манер клюва клестов.

Лососи нерестятся в быстрых ручьях с прозрачной водой и галечным дном. Чтобы до них добраться, часто поднимаются к самым истокам. Мечут икру на таких мелких местах, что рыбам приходится ложиться на бок – только тогда вода покрывает их целиком. Каждая рыба идет туда, в ту реку и часто в ту протоку, где несколько лет назад родилась сама.

Самцы ревниво стерегут своих самок, гонят прочь других самцов. Прежде чем отложить икру, самка очищает дно от мусора, ила и травы. Ложится на бок и бьет хвостом: ил взмывает вверх, под ним обнажается песок. Тогда она роет в песке довольно большую яму – длиной метра два-три. В нее откладывает несколько тысяч икринок. Ударами хвоста забрасывает яму песком и галькой. Таких гнезд она закладывает несколько. Трудится дня два-три, иногда неделю.

Потом караулит гнездо. Стоит в ожидании смерти у колыбели новой жизни. Многие самки лососей погибают у своих гнезд от истощения. Самцы тоже многие погибают тут же в реке. Обессиленные, истерзанные, больные, вяло плывут вниз по течению, иных быстрые потоки несут хвостом вперед и вверх брюхом.

«Во всех родах камчатских лососей сие достойно примечания, что они в реках и родятся, и издыхают, а возрастают в море и что по однажды токмо в жизнь свою икру и молоки пускают» ( С. П. Крашенинников).

У дальневосточных лососей это так. Но некоторые европейские семги живыми и невредимыми возвращаются в море из трудных походов в «воды обетованные». В море они приходят в себя, с жадностью набрасываются на сельдей и песчанок, поправляются, жиреют и на следующий год снова отправляются в поход.

Не больше четверти европейских лососей, а иногда лишь 2–4 процента возвращается нереститься во второй раз. Очень немногие приходят в реки трижды. А в Шотландии поймали старую лососиху. На ее чешуе насчитали тринадцать годовых колец: значит, рыбе тринадцать лет. Старше ее лососи не попадались. Стали исследовать дальше и обнаружили, что почтенная лососиха уже четыре раза наведывалась в Шотландию и пришла нереститься в пятый. Это рекорд.

Весной молодые тихоокеанские лососи обычно скатываются в море (лишь молодь нерки один-три года живет в реках). Но мальки семги не спешат в гости к Нептуну. Год, три, пять лет подрастают они в реках, а потом вдруг дружно, все разом покидают их. И бывает так, что там, где еще вчера с каждого камня можно было увидеть их веселые стайки, сегодня не встретите ни одного молодого лосося.

Однако не все уходят: часть самцов остается в реках. Зачем? В этом отступлении от правил большой биологический смысл. Дело в том, что самцы семги погибают быстрее самок. Второй раз в реки они почти никогда не возвращаются, поэтому на нерестилищах иногда не хватает самцов. Чтобы эту недостачу восполнить, некоторые молодые лососи мужского пола и остаются в реке. В пресной воде они растут плохо, но созревают быстро и всегда готовы, если поблизости не окажется больших самцов, оплодотворить икру вернувшейся из моря самки. Эти карликовые самцы-домоседы развиваются из той же икры, что и другие лососи.

В Ладожском и Онежском озерах живут семги (и самки, и самцы), которые тоже в море не уходят. Большие озера заменили им море: каждый год в положенный срок идут они на нерест в окрестные реки, а потом снова скатываются в озера, совершая таким образом в миниатюре весь цикл миграций, свойственный их виду.

И кумжа в некоторых горных реках и озерах остается на постоянное жительство. Это и есть знаменитая форель – особая раса морской кумжи. Кумжа – лосось, близкий к семге и нерестящийся в тех же реках, что и европейская семга. Кроме того, кумжа обитает в Черном, Азовском, Каспийском и Аральском морях.

Река Выг впадает в Белое море. Однажды в этой реке выловили семгу с норвежской меткой: «10 июня 1935 года». Наши рыбаки поймали ее через два месяца! Семга была самкой и спешила на нерест в верховья Выга, где родилась шесть лет назад. Кто бы мог подумать, что семга так далеко уходит от устьев родных рек! Ведь до западных берегов Норвегии, где ее первый раз поймали, проплыла она две с половиной тысячи километров. Столько же преодолела и на обратном пути, но теперь очень спешила: ведь норвежцы задержали ее, когда метили. Каждый день рыба проплывала в среднем около 50 километров!

По пути ей попадались сотни вполне пригодных для икрометания рек, но она искала ту, в которой резвилась мальком. Она плыла все прямо и прямо, хорошо известным ей маршрутом – иначе, если бы плохо знала дорогу, затратила бы на свой героический рейд гораздо больше времени. Ведь 50 километров в день немалая скорость для лососей. (Рекорд – сто километров в сутки.)

На Камчатке, когда грузили соленую рыбу, нашли в бочке кету с меткой. Ее пометили на острове Унга, близ Аляски, а поймали по другую сторону океана через четыре недели с небольшим. Горбуша с меткой, надетой в Корее, за два месяца проплыла более 1600 километров и снова попалась в руки людям в Амурском лимане.

Ненасытный аппетит гонит лососей из одного края моря в другой. Преследуя стаи сельдей, они не отказываются и от других рыб, которых в состоянии проглотить. В море лососи растут вшестеро быстрее, чем в реках.

В конце второго года морской жизни семга весит уже около 5, а в конце третьего – больше 8 килограммов.

Лишь немногие семги откармливаются четыре года в море. Обычно, не пробыв и половины этого срока, они возвращаются в реки на первый нерест. А тинда, мы уже знаем, проводит в море вдвое меньше времени. Так же и горбуша: это тинда среди лососей.

Семга, которой особенно повезло в жизни, вырастает до полутора метров в длину и весит килограммов 40.

Решили проверить: знание родных берегов у лососей врожденное или рыбы приобретают его после того, как выберутся из икринок и поживут немного в реке?

Перенесли лососиную икру из ручьев, где она была отложена, в другие реки. Когда мальки вывелись, их некоторое время откармливали в особых питомниках. Затем молодых лососей метили и выпускали в чужую для них реку.

И что же? Через несколько лет, поплавав в море, они вернулись в те реки, в которых резвились мальками, а не туда, где родители произвели их на свет. Значит, знание нерестилищ не врожденное. Оно приобретается в течение первых лет жизни и хранится в памяти еще, по крайней мере, 2–4 года, пока лосось живет в море.

Какие приметы запоминает рыба? По-видимому, химические: она помнит запах родных мест, вкус речной воды, в которой прошла ее молодость.

Опыты доказали, что у многих рыб память на запахи просто феноменальная! И очень тонкое обоняние. Пескарь, например, в 250 раз более чувствителен к запаху розового масла и в 512 раз к растворенному в воде сахару, чем человек. Он отличает также и воду одной реки от другой.

Когда лососям заклеивали ноздри и пускали в море, они не могли так точно, как прежде, отыскать родные реки. Плыли по большей части наугад. Значит, обоняние в поисках пути играет очень важную роль, но, видно, не единственную, потому что оно всей проблемы не решает. Ведь, уходя в море, лососи заплывают очень далеко от устьев рек, в которые потом возвращаются. Так далеко, что никакой запах родных мест не поможет, когда тронутся в обратный путь.

Что же тогда помогает? Этого никто не знает. Возможно, солнце и звезды служат ориентиром…

Разгаданная ли тайна?

Как-то на пиру во дворце Александра Македонского подавали копченых угрей и, то ли по рассеянности, то ли по злобным каким-то интригам, слуги обнесли присутствовавшего там Аристотеля. Гости смаковали блюдо, шумно выражая свои восторги; мыслитель же был, естественно, раздосадован: угрей он тоже любил. В конце обеда, когда от прикосновения к прекрасному кушанью у всех замаслились лица и руки, а от сытости заблестели и глаза, один из гостей возьми да и выскажись: «Замечательные были угри! Хотелось бы знать, как природе удается творить такие вкусные создания. Может быть, прославленный Стагирит объяснит нам эту тайну?» – «Да, да, объясни нам, о великий учитель!» – крикнул со своего места Александр. «Это очень просто, – глядя на вопрошавшего обжору, ответил Аристотель. – Угри происходят из… червей, выползающих из навоза…» Когда замолкли последние звуки голоса мудреца, некоторые из гостей поспешили подняться со своих обеденных лежанок…

Однако в сочинениях своих Аристотель утверждал иное: «У речных угрей нет пола, нет икры, молок, их порождают недра моря».

Во всякой рыбе, разрезая ее в определенный сезон года, можно увидеть икру либо молоки. Но в угре ни один повар еще ничего подобного не находил.

Поэтому естественно было прийти к заключению, о котором сообщил нам Аристотель. Первая часть его утверждения насчет икры и молок неверна. Вторую же – «их порождают недра моря» – современная наука готова принять, если перефразировать ее: «они рождаются в недрах моря».

Загадка, которую задал рыбакам и натуралистам речной угорь, долго не находила ответа. Прошло уже несколько тысячелетий, как люди впервые над ней задумались.

Плиний, другой авторитет античной зоологии, писал об угре: живет он восемь лет. На суше без воды шесть дней не умирает. И еще: это единственная на Земле рыба, которая не всплывает на поверхность, когда подохнет.

Первое верно, хотя иногда угорь отличается и большим долголетием. Второе почти верно: в сырой траве или во влажном мху угорь и в самом деле живет без воды долго: часов 36, по крайней мере. Третье утверждение тоже можно принять, если выкинуть из него слово «единственная».

Средневековые писатели сообщали об угре вещи совсем уж фантастические. Известный хроникер Альберт Магнус уверял, например: по ночам речные угри выползают на сушу и пожирают на полях горох, чечевицу и бобы.

И тогда люди тоже ломали голову над загадкой, как угри размножаются. Швейцарец Конрад Геснер суммировал мнения своих современников и пришел к заключению, что есть три способа, которыми, как предполагают, угри могут продолжать свой род. Первый – самозарождение из речного ила и сырости, но сам Геснер не очень-то в это верил. Второй – угри трутся брюхом о дно, и их слизь, смешиваясь с илом, превращается в маленьких угрят. Но рыбаки, продолжает Геснер, утверждают, что угри разрешаются от бремени обычным образом, но рождают просто слишком уж маленьких детенышей, потому никто и не замечает их.

В 1856 году один исследователь поймал в море очень странных рыбешек. Они были похожи на листья ландыша, отлитые из стекла. Когда пленников посадили в аквариум, рыбки в нем будто растворились, исчезли совсем – и аквариум казался пустым. Только черные глазки-бусинки, если присмотреться внимательнее, сновали в воде. Исследователь Гмелин еще лет 80 назад назвал подобных же рыбок лептоцефалюсами, то есть плоскоголовками. Два итальянских ихтиолога, Грасси и Каландручио, решили исследовать лептоцефалюсов более тщательно. Когда лептоцефалюсов наловили, ихтиологи заметили: с их пленниками происходило что-то странное – они укорачивались! Не росли, а уменьшались. Самый крупный лептоцефалюс был около семи с половиной сантиметров длиной. Пожил в аквариуме – и укоротился на сантиметр. Он стал не только короче, но и уже! Мало-помалу все лептоцефалюсы утратили листовидную форму и превратились в… молодых угрей.

Значит, плоскоголовки не новый вид рыб, как решил в свое время Гмелин, а личинки речных угрей. Отправляясь осенью в глубины моря, угри откладывают там яйца. Из яиц выходят листовидные личинки и превращаются затем в стеклянных угрей – так называют угриную молодь, которая полупрозрачна, как темное стекло.

В начале XX века действие нашей истории перемещается из Средиземного моря в Атлантический океан. Блестящим исследованием тайны речных угрей наука обязана доктору Иоганнесу Шмидту, датскому биологу.

Шмидт в то время служил экспертом в министерстве рыболовства и плавал недалеко от Исландии на маленьком пароходике «Торе». И вот однажды в планктонную сеть, заброшенную неглубоко в море с борта этого парохода, попал… лептоцефалюс. В сеть, заброшенную неглубоко – обратите внимание, – которая облавливала лишь поверхность моря! Это-то и поразило биологов. Ведь тогда думали – так доказывали Грасси и Каландручио, – что угри откладывают яйца на дно моря и лептоцефалюсы тоже живут у дна.

Пойманный Шмидтом лептоцефалюс был крупный – в семь с половиной сантиметров длиной. Позднее еще такого же (и тоже планктонной сетью!) добыли у берегов Ирландии. Тогда решили, что у дна живут только мелкие личинки угрей. Подрастая, они поднимаются к поверхности.

Шмидт, учитывая все известные находки лептоцефалюсов, попытался даже нанести на карту предполагаемые нерестилища речных угрей. И эти нерестилища – так у него получилось – широкой полосой протянулись через Атлантический океан от Ирландии прямо на юг, до Португалии.

Но тут Шмидт узнал, что норвежское исследовательское судно «Михаэль Сарс» поймало крошечного лептоцефалюса далеко к западу за чертой, проведенной на карте. Значит, угри размножаются совсем не там, где думал Шмидт. Гораздо дальше, где-то около Америки!

Шмидт сконструировал особую сеть, лучше прежних пригодную для ловли лептоцефалюсов, и договорился с капитанами датских рыболовных судов. Двадцать три капитана согласились ловить для Шмидта личинок угрей. И хотя коммерция была главной целью этих людей, они принесли часть своего бизнеса в жертву науке. Капитаны сделали 550 остановок в океане и ловили лептоцефалюсов на всех этапах своих рыболовных рейдов от Европы до Америки и обратно. Так поймали 120 личинок и каждую снабдили этикеткой с указанием точных координат места, на котором она попалась.

Когда Иоганнес Шмидт нанес эти координаты на карту, его взору предстала картина, не вызывающая больше никаких сомнений. Точки на карте расположились широкой полосой вдоль стрелок, обозначающих теплое атлантическое течение Гольфстрим. Личинки угрей добираются домой, дрейфуя вместе с теплыми водами Мексиканского залива, устремившимися на восток. И почти все они ловились на поверхности или очень неглубоко. Пришлось принятую прежде формулу «Чем глубже, тем мельче лептоцефалюс» заменить новой: «Чем дальше на запад, тем мельче лептоцефалюс». Действительно, самые крошечные личинки попадались в самых западных районах Северной Атлантики.

И еще стало ясно: место, где угри размножаются, – Саргассово море.

Европейские угри, покидая осенью реки Прибалтики, в конце декабря приближаются к Саргассову морю. Когда зажигаются новогодние огни, угри погружаются в глубины океана. Там и откладывают свою икру. Личинки выходят из икры, растут и плывут к поверхности. Самая мелкая из добытых Шмидтом личинок – длиной семь миллиметров – поймана на глубине более 300 метров. Те, что покрупнее, добыты ближе к поверхности.

К концу первого года жизни лептоцефалюсы чуть больше наперстка – два с половиной сантиметра. За второй год они удваивают свой рост, за третий – утраивают его. Подрастая, лептоцефалюсы медленно дрейфуют вместе с Гольфстримом с запада на восток. В год проплывают по течению океанской «реки» около тысячи морских миль – 1800 километров!

Американские пресноводные угри нерестятся недалеко от европейских, но ближе к Америке и чуть южнее. Их личинки преодолевают за год около тысячи миль, но плывут не на восток, а на запад, А поскольку путь их от колыбели до континента втрое более короток, они и растут втрое быстрее европейских, и к устьям рек приходят уже вполне готовыми для превращения.

Лептоцефалюсы-европейцы, добравшись наконец до рек, которые три года назад покинули их родители, забывают все морские привычки и становятся пресноводными рыбами.

Самки 7–12 (максимум – 25!), а самцы 5–7 лет живут в реках. Тут кончается пора их отрочества. Со зрелостью приходит и страсть к морским путешествиям. Но прежде чем навсегда покинуть реки предков (из Саргассова моря ни одна взрослая особь не возвращается: все там погибают), угри переодеваются в «форму», более подходящую для морских приключений. Словно кто посеребрил их, блестящими стали угри. И глаза у них выросли большие, выпуклые.

К некоторым угрям по каким-то причинам так и не приходит половая зрелость. Эти остаются в реках. Они живут долго – лет двадцать и больше. Жиреют непомерно, растут и растут; до двух с половиной метров вырастают и весят иногда больше 12 килограммов. А один угорь (в аквариуме) прожил даже 57 лет!

А зачем угри, чтобы отложить икру, плывут так далеко? Разве мало места в океане у берегов Европы? Что влечет их к Америке?

Лишь смутные догадки и не доказанные еще гипотезы кое-как объясняют пока эту странную причуду речных угрей.

А ориентируются как? По течениям? Туда – на глубине 1000–1500 метров вместе с потоком Антигольфстрима, который выносит стремящихся на нерест угрей прямо в Саргассово море… Обратно – ближе к поверхности, с Гольфстримом… Возможно. Ну а как реки находят? По врожденной чуткости к определенным запахам пресных вод? Угорь, пожалуй, самый тонкий дегустатор запахов в подводном мире.

«Оказалось, что тренированные угри распознают пахучее вещество в концентрации, выражаемой десятичной дробью с восемнадцатью нулями, то есть когда в носовой мешок попадет всего одна молекула» ( Б. М. Медников).

Одна из гипотез угрожает разрушить все предыдущие утверждения о трансатлантических рейдах наших угрей, которых будто бы вообще не существует (ни угрей, ни их дальних путешествий на запад). В европейских реках живут, доказывают некоторые ихтиологи, американские речные угри, унесенные течениями далеко на восток и здесь обосновавшиеся. Созрев для размножения, угри из рек выходят в море, но в пути гибнут… И так из года в год, тысячи лет населяют будто бы европейские и североафриканские реки заблудившиеся «американцы».

Так что неясно, разгадана ли тайна этих рыб.

Не вполне ясно также, почему в реках живут почти только самки угрей, а самцы дальше устья обычно не поднимаются? Действительно ли пол этой рыбе, как и червю бонеллии, некоторым карпозубым рыбам, дается не с рождения, а только когда вырастет угорь примерно до четверти метра? А какой будет этот пол, как говорится (и весьма неопределенно!), «зависит от внешних условий». Чем теплее вода, например, и выше «плотность населения» угрей в водоеме, тем больше самок получится из молодых угрей.

Как видите, знаков вопроса в конце нашего рассказа об угрях осталось, пожалуй, не меньше, чем было в его начале.

Еще 16–20 видов пресноводных угрей того же рода, что и наш, живут в реках Японии, Китая, Индии, Индонезии, Австралии, Новой Зеландии и Восточной Африки. Нереститься плывут далеко (или недалеко – у кого как) – в океаны. Только в реках западного побережья Северной Америки и в Южной Америке нет пресноводных угрей.