Текст книги "Гуляевы"

Автор книги: Игорь Фомин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Они вышли из туалета и пошли обратно, к своим. Проходя мимо того места, где им встретился «дядя Серёжа», Павел вспомнил, как тот полез к нему обниматься – сразу, наобум. С чего бы такая «любовь»? А не вор ли это, бляха-муха? Карманники могут за секунду обчистить – не заметишь. Ручонки у них натренированные, как у фокусников. Схватил кошелёк, в туалете обчистил, и чтобы «не спалиться» с уликой, просто швырнул её за унитаз. Купюры к себе в карман – попробуй-ка теперь, определи: чьи они?

И чем больше он думал об этой встрече, тем сильнее убеждался, что наткнулся на карманника. Вот же, сука, даже детей не постеснялся. Ничего у него, гада, там не шелохнулось в поганой душе – что многодетного отца обворовывает на глазах сыновей. Не какого-нибудь барыгу, фирмача, а простого работягу.

– Нашли? – спросила Катька, с робкой надеждой.

– Какой там…– махнул рукой Павел. Он не стал рассказывать жене о встрече с «дядей Сережей», и уж тем более – о пустом кошельке на засанном полу. Бабе итак досталось за эти пол-суток.

– Что же делать? – спросила жена. – У тебя совсем нисколько?

– Ни рубля…– понурил голову Павел.

– А ну-ка, прикрой меня – приказала жена, и достала из лифчика свою скудную бабью заначку. – Здесь 30 рублей. Хоть будет на что пообедать. Пацаны голодные, как волчата.

– Молодец, Катька! – похвалил Павел. – На один билет хватит. Давайте пообедаем. А потом…есть у меня одна идейка.

– Какая?

– Вот часы, которые Владимир мне подарил перед выездом. Жуткий дефицит. Больших денег стоят. Загоню рублей за 80, нет, за 100! Не меньше. Торговец, конечно, из меня хреновый, но куда деваться?

– Не продешеви!

– Я же сказал – «стольник», не меньше. Тут вон сколько народу крутится: блатные, иностранцы, фирмачи. При деньгах люди.

В буфете Павел наскоро выпил стакан чаю с булочкой, и отправился «на охоту». Сначала приглядывался, выискивая в толпе человечка, который, по его ощущениям, тянет на покупателя. Наконец, присмотрел одного интеллигентного мужичка в плаще, чинно прохаживающегося с дипломатом. Павел подошёл к нему:

– Привет, земляк! Вот часы продаю. Американские, супермодные. Интересует?

Интеллигент покачал головой.

– Я вас уверяю, это на американские. Китай или Тайвань. У меня были такие. Украли, когда в Пицунде отдыхал. А вообще, классные часы. Но у меня принцип – «с рук» ничего не брать. Сами понимаете…

– Может, всё-таки сторгуемся? – настаивал Павел. – Вот тебе за место потерянных. Носи, радуйся!

– Нет, нет, спасибо… – интеллигент попятился бочком. – Простите, я тороплюсь.

Следующим Павел наметил мордатого толстяка, в дутой красной куртке. По всему видать, пижон, любит помодничать. Может, клюнет?

– Интересные часики – заинтересовался толстяк. – Сколько просишь?

– Сто рублей. Не дорого.

– Иди ты! За такую цену я новые легко достану. Давай за полтинник.

– Не могу. Деньги очень нужны – признался Павел.

– Хех! Кому они не нужны. Но, мужик, за такую цену ты здесь точно не продашь. Уж поверь мне, старому коммерсу. Пятьдесят пять и точка! Я сегодня сказочно щедрый!

– Я же сказал – «стольник». Или берёшь, или…

– Да ты торговаться не умеешь, «совок»! Ультиматумы сразу предъявляешь. Чего ты вообще вылез с этими часами? Сидел бы у себя на печи, в Кукуево, лапти вязал.

Павел в долгу не остался:

– Пошёл ты, свинорыл! Отъел харю – смотреть тошно.

На том и разошлись, обдав друг друга презрительными взглядами. Торговля не клеилась. Павел потолкался еще среди толпы, выискивая покупателей, общнулся с двумя-трёмя «клиентами», чуток поторговался, осваивая новые навыки и опустил руки. Нет, торговля – не его стезя. Прав мордатый хряк. Противно всё это. Ходишь, будто попрошайка. У бабы лучше получится – Катька когда-то работала в овощном. Ей и карты в руки.

Вдруг Павла окликнули:

– Гражданин, предъявите документы.

Он обернулся. Перед ним стояли два милиционера и знакомый хряк в красной куртке, с таким видом будто поймал особо опасного преступника:

– Вот этот урюк паленым товаром торгует. Часы хотел мне загнать за двести рублей. Вор и спекулянт.

– Чего ты несешь, мразь? – распалился Павел. – Кто вор? Я честный работяга, слесарь. А ты – сука.

– Спокойно, гражданин! Пройдёмте.

Милиционеры взяли Павла в «коробочку» и повели куда-то в служебные помещения. На них озирались прохожие, уже заранее уверенные, что повязали какого-то рецидивиста. Одна тётка со страхом отпрянула от грозной процессии, волоча за собой здоровую сумку на колёсиках. Еще не хватало, чтобы её пригласили в понятые. «Бандит» потом с ней расквитается. Ни сам, так дружков подошлёт.

– Садитесь, Гуляев – кивнул на стул дородный капитан, восседавший в прокуренной комнатушке. – С какой целью прибыли в город-герой Москву?

Павел не стал ходить вокруг да около и честно рассказал про свои злоключения.

– Беженцы мы. Семья у меня здесь в аэропорту, в буфете. Жена, три сына-школьника. Сходите, проверьте…

– Проверим – заверил капитан, раскрывая новую пачку «Camel». – Орлов, займись!

Блюститель порядка выдержал паузу, наслаждаясь заграничным табачком и пропуская через широкие лошадиные ноздри американский смог. Затем принялся изучать паспорт гражданина Гуляева, ехидно щурясь. Далее, не обращая никакого внимания на «подозреваемого», стал возиться с кружкой. Насыпал аккуратненько горсточку дефицитного индийского чая, поддал кипятку. Выждал, когда заварится и сделав два осторожных маленьких глотка, довольно хрякнул. Опять потянулся за сигаретой, лениво, неспеша, словно почивая на домашнем диване.

Наконец, взял часы Павла, которые лежали на столе «в качестве вещественного доказательства».

– Умеют делать, буржуи! – оценил капитан, любуясь чудом капиталистической промышленности.

И вдруг вцепился глазенками-буравчиками Павлу в лицо:

– Складно балакаешь, Гуляев. Умеешь вживаться «в роль». Да вот только паспорт у тебя – фальшивый, а часы – ворованные.

– Не понял…– Павел привстал со стула. – С какого перепугу?

– Сидеть! – заорал милицейский чин. – Тут я задаю вопросы. Знаю, кто ты есть, гражданин хороший. Аферист-мошенник! Статья 147-ая УК РСФСР. Я вот сейчас возьму и отправлю тебя обратно в твою солнечную республику. И не здесь, а там ты будешь оправдываться в изоляторе временного содержания. Впаяют тебе годика три-четыре, а потом еще накинут – за «примерное поведение». Ну, как тебе такая перспективка?

Вдруг в кабинет постучали – вошёл Орлов и что-то шепнул начальнику. Тот сощурился.

– Хорошо, иди.

Капитан закачался в кресле, попивая ароматный чаёк. И вдруг сменил гнев на милость:

– Ладно, Гуляев, помогу тебе с билетами. Что я не человек что ли? Да не смотри на меня бобиком. Вот, бумажка, ручка – напиши, как всё было. Только без лирических отступлений. Лаконично, протокольно. Так мол и так. В конце – дата, подпись.

– Спасибо! – Павел догадался, что там, за дверью, его дожидаются жена и дети. Проверка прошла успешно.

Он быстро, размашисто набросал заявление, и передал капитану. Тот бегло прочитал, аккуратно засунул бумаги в папочку. Открыл сейф. Стоя спиной к потерпевшему, сказал мимоходом:

– А часы у тебя классные…Дочка о таких мечтает.

Непонятно было, как на руке «дочки» уместились бы часы с таким массивным металлическим браслетом, да не суть.

– 16 мелодий! – прихвастнул Павел.

– Чего?

– Музыкальные они, 16 мелодий. Американские!

Хотел уже было сказать «дарю», да вовремя сообразил, что к чему.

– Сейчас пойдём билеты оформим – капитан возился в сейфе, перебирая папки. – Ты подожди пока в предбанничке. Там у тебя жена вся в слезах. Иди, успокой.

Павел вскочил, бросился к двери. Часы так и остались лежать на столе – «заслуженный трофей» капитана, проникшегося сочувствием к рядовым советским гражданам, попавшим в беду. «Кто бы еще им помог?» – с благостно-умилительным чувством подумал страж порядка, примеривая у себя на руке импортные часики. Моя милиция меня бережёт…

В аэропорт Волговятска Гуляевы прилетели в пять часов вечера. И здесь, как на малой родине, моросил противный, докучливый дождь. По взлетной полосе резвился бешеный ветер-колотун. Стояла жуткая холодина. Страшно было подумать, что тут, в голом поле, под черным зловещим небом, Гуляевым предстояло начинать новую жизнь.

Павел за «червонец» договорился с таксистом-частником, чтобы тот докинул их до улицы Пушкина. Когда «бомбила» увидел всё семейство, заломался:

– Не поеду! Машина рассчитана на перевозку четырёх пассажиров, а вас пятеро. Целый цыганский табор! Куда пятого денем? В багажник? Если ГАИ остановит – с кого спросят? Ищите других водил!

– Погоди, шеф, не кипятись – Павел достал «трояк». – Может, договоримся?

– Ну, сразу бы так – оживился таксист. – Давай суй чемоданы в багажник. Сами откуда будете? Местные, не местные?

– Да погостить приехали, в отпуск. Родня у нас тут живёт. Сто лет не виделись.

– А, ну родня – это святое! Ох, погуляете сегодня, мама не горюй! Поди уже стол накрыт: салатик, водочка, пельмешки. Дожидаются вас, а? Я бы сам сейчас «стакан» замахнул. Погодка – дрянь! В такую погоду пить хорошо. Романтика!

«Бомбила» словно прочёл мысли Павла. Тот надеялся, что двоюродная сестра, пусть скрипя сердце, но примет их, как положено, по-людски. Всё-таки, родня приехала, не абы кто. Он невольно замечтался: звонок в зверь, шумная встреча, суета. Дети в одной комнате, с игрушками. Взрослые в зале. Будет небольшое, но душевное застолье. Достанут альбом с фотокарточками. Вспомнят детство, своих стариков, которых уж нет на белом свете: дедушек, бабушек, родителей, дядю Гришу, тётю Пашу, Вовку…И где-нибудь, посредине вечера, Павел скажет сокровенно:

– А ведь мы к вам не в отпуск приехали…а насовсем.

И начнут Гуляевы рассказывать про свои приключения, встречая в ответ сочувственные взгляды, слова поддержки.

– Видал, чо в стране творится? – завел таксист свою любимую пластинку. – Довели коммуняки! Развалили всё кругом – пожрать нечего. А на Западе, в магазинах 20 сортов колбасы!

Павел из вежливости поддерживал разговор, хотя чертовски устал и сейчас ему было не до политики. Уж кто, кто, а он-то на своей шкуре прочувствовал её шпицрутены.

Меж тем, страна болела переменами, жаждала их, в романтическом раже отрекаясь от старых идеалов. «Перемен! Требуют наши сердца…» – скандировал Виктор Цой, чья песня стала гимном «перестройки». Ему вторили на стадионах, улицах и домашних кухнях: «Перемен, перемен!».

Гуляевы ехали сквозь непроглядную темень к каким-то людям, от которых зависела их дальнейшая судьба. Двоюродную сестру Светлану он не видел лет десять, изредка созваниваясь с ней через переговорный пункт, чтобы поздравить с днем рождения или с Новым годом. А в последнее время всё больше отделывался открытками. Их разделяли тысячи километров, обстоятельства, интересы. По сути, она давно стала для него чужим человеком, только формально называясь сестрой. Кто же знал, что Светка станет для него этакой Statue of Liberty, которая своим факелом освещает дорогу угнетенным эмигрантам, прибывающим на кораблях в Новый Свет, в поисках лучшей доли?

Разумеется, Павел не собирался сразу с порога объявлять о своих намерениях. Они должны заявиться с видом беззаботных, но немного уставших туристов.

– Ты давай там повеселее… – инструктировал он жену в самолете на Волговятск. – Вывалить на них свои проблемы еще успеем. А то испугаем людей – только себе сделаем хуже. Спровадят нас за порог – и все дела.

Чтобы завоевать расположение хозяев, Гуляевы решили сделать им «презенты» из тех вещей, которые успели побросать в чемоданы. Светлане они подарят шёлковой платок из Венгрии, а её мужу – электробритву. Практически «новьё», только пользовались разок-другой. Как пояснил Павел супруге, эти его волговятские родственники – люди простые, неизбалованные, и будут ужасно рады дорогим подаркам. Ну, а для душевного, обстоятельного разговора Павел решил купить «поллитру».

Таксист подсказал ему, как добраться до винно-водочного магазина. Катька с детьми спрятались от дождя в переходе – мальчишки сели на чемоданы, чтобы какой-нибудь отморозок не схватил их пожитки. А Павел отправился добывать спиртное. В июле 1990 года в стране отменили «сухой закон», который действовал долгих пять лет. За это время разными суррогатами потравилась масса народа, однако выросла рождаемость и снизилась смертность. 24 июля, когда «драконовский закон» был отменен, продажи алкоголя резко поползли вверх, с каждым годом устанавливая исторические рекорды.

Павел подошел к магазину, и его охватила паника. Длинная очередь растянулась на десятки метров. Вечер пятницы, как никак…Народ активно затаривался на предстоящий уик-энд. Стоять, не меньше получаса, или даже больше. А там, в тёмном мрачном переходе, его дожидались жена, дети. Что же делать? Заявиться без бутылки? Не вариант. Попытаться пролезть без очереди? Дойдёт до мордобоя. Апеллировать к толпе бессмысленно – здесь всем срочно, все торопятся, как визжала толстуха в аэропорту. Вдруг Павел заметил мужика, который тащил тяжеленные сетки, набитые водочными бутылками. Мужичок капитально затарился и шёл довольный собой, напевая мелодию группы «Комбинация» про russian girls.

– Земляк! – окликнул его Павел. – Выручай! Тут такая ситуация…К нам гости нагрянули, а на стол поставить нечего. В очереди здесь до ночи простоишь. Будь другом, продай одну бутылку.

– Не могу! Самому надо! – ответил мужик, и почапал дальше, считая разговор законченным.

– Ну, погоди, земляк! Давай договоримся. Куда тебе столько за раз? Ведь лопнешь!

– Как куда? Я две бутылки за вечер – влёгкую!

– Да ну? Силён брат, уважаю! – восхитился Павел. – Мне до тебя еще далеко. Молоток! Неужто не выручишь, а?

– Ну ладно, так и быть. Пятнадцать рублей – и бери себе один «пузырь».

– Сколько? – удивился Павел. – Пятнадцать? Она ж в розницу десять рублей – штука.

– Я сказал – пятнадцать! Мне еще на курево надо.

– Что ж, ты делаешь спекулянт? Совесть у тебя есть?

– Не хочешь – не бери…– пожал плечами мужик. – Дело хозяйское.

Павел преградил дорогу алкашу.

– А ты не боишься, что я сейчас твои сетки шарахну об асфальт? Тут у тебя на «стольник», небось, добра-то? Литров пять? Придется отложить «загул», на неопределённый срок.

– Ладно, хрен с тобой! – психанул мужик. – Давай за «червонец».

Павел сунул бутылку в куртку, и заторопился назад, к своим. По дороге выстраивал линию разговора с родственниками, но потом плюнул на это дело. Страшно измотанный за прошедшие сутки, он не в силах был придумать некую стратегию, и решил, что всё само собой образуется. Авось…

Гуляевы зашли в подъезд и, волоча тяжелые чемоданы, поднялись по лестнице на третий этаж. Остановились у двери под номером 11, которая была красиво обита черной кожей. Что за этой дверью? Помощь, участие или…

Павел нажал на звонок, заговорщицки подмигнув мальчишкам. Мол, держись, братва, где наша не пропадала! Быстро шепнул им:

– Замёрзли, пацанва? Ничего, сейчас отогреетесь, отоспитесь.

– Кто там? – спросил тревожно женский голос.

– Света, это я, Пашка Гуляев! Брательник твой двоюродный. Вот, с семьей погостить приехал.

Дверь им открыла симпатичная женщина, сорока лет, закутанная в белую пуховую шаль.

– Ну здорово, сестра! – весело сказал Павел. – Дети, знакомьтесь: тетя Света собственной персоной! Прошу любить и жаловать!

– О, какие гости! – засуетилась тётя Света, выказывая деланное радушие. – Что ж, вы из аэропорта не позвонили? Мы бы хоть стол накрыли. А то Павел, там в Москве, сказал как-то неопределенно: то ли приедем, то ли не приедем…Я и в ус не дула. Сижу, телевизор смотрю. Давайте, проходите…Вы вообще, надолго к нам?

– Посмотрим…– ответил уклончиво Павел, раздевая сыновей.

Он впервые гостил у сестры. Из недавнего телефонного звонка, сделал вывод, что живёт Светка в этом Волговятске плохонько, бедненько. Ютятся в малометражке. Кухонька – два на два метра, не развернешься. Павел заранее настроился, что, если заночуют, им постелят где-нибудь, на полу. Заместо подушек – старые пальто, куртки. В тесноте, да не в обиде.

Но это была не обычная советская квартирка, с «персидским» ковром на стене и сервантом, набитым до отказа хрусталём и посудой – демонстрацией мнимого богатства.

О, нет! То, что предстало взору Гуляевых поражало своей роскошью, недоступной простым смертным.

Четырёхкомнатные апартаменты, с большими светлыми комнатами и высокими потолками.

Величественные книжные шкафы, где за стеклянными дверцами сверкали позолотой многотомники классиков: Толстого, Достоевского, Диккенса и др. Здесь же – «лениниана», полное собрание сочинений В.И. Ленина в 55 томах.

Английский кожаный диван «Честерфилд», сделанный по спецзаказу. Респектабельный и презрительно-надменный. Казалось, на него никто никогда не садился, и стоял он тут исключительно из соображений престижа.

Сверкающий лаком, чёрный антикварный немецкий рояль «Blüthner». Ни царапинки, ни пылинки. Чья-то заботливая рука любовно полировала инструмент. На пюпитре – раскрытые ноты. Похоже, здесь устраивали музыкальные вечера для избранных.

Массивные напольные часы из орехового дерева, с пасторальной сценкой и маятником в виде Горгоны.

На стенах – репродукции великих художников. Галерея женских портретов: «Джоконда», «Дама с горностаем», «Донна Велата» …

Никакой пошлятины и дешёвого мещанского вкуса. В этом доме царила атмосфера высокой духовности и эстетики.

Везде – идеальная чистота и порядок. Не квартира, а дом-музей. Экскурсии можно проводить для иностранцев.

«Пукнуть страшно…» – подумал Павел, тут же устыдившись своих мыслей. Он вспомнил, как сестра отговаривала его от визита к ним, ссылаясь на тяжелое материальное положение и стесненные жилищные условия. И ему стало обидно за себя, за жену, за детей. Всё, в этих хоромах, орало на непрошенных гостей: «Убирайтесь отсюда! Кому вы здесь нужны? Чего ты припёрся сюда, нищеброд, со своим выводком?».

– Ооо, кто к нам пожаловал…– откуда-то из хозяйских покоев вышел муж Светланы, тоже изображая притворную радость, хотя впервые видел Павла и его семью.

– Это Герман…– представила сестра заспанного супруга.

– …Александрович – поправил её муж, затягивая пояс на барском халате. – Доцент, кандидат философских наук, почётный…а, впрочем, неважно. Ведь не академик же, право, а лишь сын академика. Света, распорядись там насчёт самовара. Гостей нужно уважить. Чайком побалуемся, покалякаем о том, о сём…

– У меня и покрепче есть – нерешительно сказал Павел, доставая из куртки выстраданную бутылку «Пшеничной».

Герман Александрович поморщился:

– А это лишнее! Знаете ли, не употребляю. Веду здоровый образ жизни…с недавних пор. Мы, молодые демократы, стараемся избавляться от старорежимных привычек брежневской партократии. Баня, охота, бесконечные попойки…И вам советую не увлекаться. Нам еще понадобятся силы! Нам еще новую Россию строить из пепла! Ясный трезвый ум – вот наше оружие. Ретрограды, мракобесы – пусть пьянствуют напоследок. Им можно. Их не жалко. Но мы, молодые демократические силы…

В гостиной Герман Александрович принялся с ходу излагать Павлу свою концепцию, словно проводил стихийный митинг перед кучкой адептов:

– Считаю, что Советский Союз необходимо сохранить. Это уже будет не чванливая сталинская империя, а новая федерация равноправных суверенных республик. Независимых республик, подчеркиваю! Здесь будет верховенство закона. Здесь будут неукоснительно соблюдаться права и свободы человека. Здесь будет признана священной и неприкосновенной частная собственность, чёрт подери! И если кто-то посмеет мне сказать, что…

– Все к столу! Чай, печенье, конфеты…– пригласила Светлана, сообразно ситуации прикидываясь радушной хозяйкой. – Герман, отложим эти дискуссии! Зачем отнимать чужое время? Людям еще в гостиницу ехать.

Павел дёрнул локтем и уронил на пол блюдце с зефиром.

– Ничего страшного! – поспешила сестра на помощь. – Сейчас исправим. Ах, жалко ковёр испачкал. Вчера только пропылесосила.

– А где вы хотите остановиться, в каком отеле? – поинтересовался Герман Александрович. – Недалеко от нас гостиница «Советская», рекомендую. Тут идти два шага. Отоспитесь хорошенько, а завтра на экскурсию по центру Волговятска. Здесь всё под боком – улица Ленина, это наш местный Арбат, Филармония…Да, и не забудьте сходить на какую-нибудь премьеру в театр Чехова. Осень – начало театрального сезона. Столько интересных спектаклей!

– Ну, что ты советуешь – какая гостиница «Советская»? – усмехнулась Светлана. – Там, как обычно, нет свободных мест. Туристы, делегации. Да и цены там, знаешь…Павел, вы лучше где-нибудь подальше от центра поищите. Дешевле встанет. Приберегите ваши денюжки на экскурсии и приобретение сувениров. И Герман прав – обязательно посетите Театр Чехова, Филармонию…

Павел, у которого в кармане осталось на всё-провсё два рубля, молча кивнул, стараясь не смотреть на жену.

– Дорогая, ты забыла о самой главной достопримечательности Волговятска – хитро сощурился Герман Андреевич. – А как же ГУМ? Вот где можно потратить все отпускные! Вот, где не жалко раскошелиться! Что такое деньги? Тлен, пыль…Как говорил досточтимый Фрэнсис Бэкон «Деньги – как навоз: если их не разбрасывать, от них не будет толку».

Светлана рассмеялась, взглядом приглашая Гуляевых оценить шутку начитанного супруга.

В это время по телевизору началась передача о проблемах беженцев в СССР. «Обратной дороги нет…» – скорбно высветилось на экране. – «Часть 1 «Судьбы…».

– Опять эта дурацкая политика! – раздражённо сказала Светлана, и переключила на другой канал. Но и там шла передача из цикла «Политические диалоги». – Господи, как надоело это всё! Митинги, демонстрации. Наркоманы, бомжи, беженцы, проститутки…Да пропади они пропадом!

Герман Александрович бросился успокаивать жену:

– Мать, потерпи немного! Скоро начнётся капитал-шоу «Поле чудес». Это что-то новенькое, интересное.

– Скорей бы! – воскликнула Светлана. – Сил нет смотреть унылые передачи. Зачем их показывать вечером, портить людям настроение? Зачем их вообще показывать? Я, например, хочу, в пятницу вечером посмотреть какой-нибудь душевный американский фильм. Нет, не комедию – мелодраму. Ночной Нью-Йорк, трогательная любовная история. Красивые мужчины, красивые женщины…Шикарные авто. Нет, они нас пичкают сегодня беженцами. Журналюгам обязательно нужно, чтобы вся страна терзалась вместе с этими нечастными! Да сколько ж можно народ кошмарить? Дайте уже отдохнуть от вечных страдальцев и политиканов! Всё, решено! Покупаем видеомагнитофон. Будем по вечерам смотреть, как живут нормальные люди на «загнивающем» Западе.

Светлана обратилась к Катьке, примостившейся с краю стола:

– Вы не смотрели «Дикую орхидею»? А «Грязные танцы»? Очень рекомендую. Только, когда дети лягут спать. Ну, вы понимаете…

Светская беседа продолжалась еще полчаса. Хозяева развлекали гостей отвлеченными разговорами, а Гуляева…те больше отмалчивались, порой вымученно улыбаясь в ответ на ту или иную шутку.

– Ну, нам пора! – сказал Павел, когда по телевизору началось «Поле Чудес». – Катя, давай собираться. Пора и честь знать.

Он надеялся, что хозяева вдруг прозреют и, хотя бы из вежливости предложат остаться у них до утра. «Да куда вы сейчас пойдете на ночь глядя? – станет отговаривать Светка. – Вон за окном какая холодина! Дождь, слякоть…Павел не дури, подумай о детях! Я вам сейчас в зале постелю».

Но нет. Никаких предложений не поступило. Хозяева щебетали без умолку, втайне радуясь уходу гостей, отчего лицо Светланы сияло искренним, неподдельным счастьем. Она помогала Катьке в прихожей одевать детей, словно они собирались покататься на коньках в Парке культуры и отдыха. Такая милая семейная суета на новогодние праздники.

Павел вышел из туалета, как вдруг Герман Александрович тихонько его окликнул:

– Коллега, на пару слов…

Они опять прошли в гостиную, где никого уже не было.

– У меня к вам просьба – вполголоса сказал доцент. – Прошу прощения за фамильярность. Вы не могли бы мне продать бутылку водки? В дождь начинают ныть суставы, так я перед сном хорошенько растираю ноги спиртом – и отпускает!

По суетливым глазкам Германа Александровича, его нервозности и заговорщицкому тону, было понятно, что водка ему нужна совсем для других «процедур».

– Ну, конечно, о чём речь! – сказал Павел. – Я сам иной раз водочный компресс делаю на спину.

– Превосходно! – обрадовался Герман Александрович. – Тогда незаметно берите вашу бутылку, и пройдите по коридору ко мне в кабинет. Там рассчитаемся. Если Светлана спросит, зачем я вас позвал, скажите – нужно передвинуть письменный стол подальше от окна. Дует, мол…

Павел юркнул в прихожую, и схватил свою куртку, приютившую многострадальную бутылку. Крадучись, прошёл по коридору. Женщины, занятые сбором детей, не обратили на него никакого внимания.

– Десять рублей, по розничным ценам – сказал он, вручая «Пшеничную» представителю научных кругов.

Герман Александрович достал кошелёк, набитый купюрами.

– Слушай, друг – непринужденно шепнул Павел доценту. – А электробритва тебе не нужна? У меня, понимаешь, с деньгами напряженка. Хорошая бритва, польская. Новая.

– Зачем она мне? – удивился Герман Александрович. – У меня своя есть, немецкая.

– Ну а если взаймы? – Павел удивился собственной наглости, но терять уже было нечего.

– Сколько? – насторожился доцент, ругая себя за беспечность: зачем чужим людям демонстрировать набитое портмоне?

– Сто рублей! – выдохнул Павел. – Завтра верну всё до копеечки. Как получу перевод – сразу к вам.

– Эээ…– замялся Герман Александрович, очевидно, придумывая какую-то небылицу, чтобы не давать денег, но набитый кошелек в его руках лишал возможностей для манёвра. – Хорошо, возьмите. Но прошу Вас – с возвратом не тянуть. Я тут ремонт запланировал. Вот-вот придут работники. Нужны деньги на закупку материалов. Так что…

– Завтра! – соврал Павел, горячо пожимая руку доцента. – Огромное вам спасибо!

Гостеприимные хозяева, наконец, выпроводили, непрошенных гостей и разбрелись по своим комнатам. Светлана пошла в гостиную смотреть «Поле чудес», сердечно переживая за игроков. В свою очередь, Герман Александрович, нарезав кружочками колбасу, прошмыгнул из кухни в кабинет, и там налил полную рюмку водки, предвкушая восхитительный вечер.

– За новую Россию, господа! – пафосно произнес он, открывая торжественный банкет в Благородном собрании, чувствуя себя светочем демократии и совестью нации…

Светлана уже дремала перед телевизором, когда в гостиную из кабинета заявился возбуждённый Герман Александрович. Она-то считала, что супруг тихо-мирно работает над своей философско-политологической концепцией, «настольной книгой всех демократов», как рекламировал он сей труд. Каково же было её удивление, когда автор трактата притащился к ней безобразно пьяный, и тут же стал обличать коммунистов, расхаживая с видом прокурора на суде истории.

– Хватит, наелись Совдепии! – орал он. – Россию спасёт новая русская буржуазия! Истые патриоты своего отечества. Пока в Верховном Совете занимаются болтовнёй, предприниматели ждут своего часа. Эти веселые и решительные люди – наследники Рябушинских, Второва, Третьякова – смело возьмутся за обустройство России. И только попробуйте встать у них на пути! О, это будет великая эпоха – эпоха возрождения! Россию спасут меценаты! Попомните моё слово. Засучив рукава, без болтологии и интеллигентских соплей, они создадут мощную капиталистическую Россию.

После гневной речи – то нудной, то истеричной – Герман Александрович принялся громить библиотеку, выбрасывая из книжных шкафов сочинения Ленина, Маркса и Энгельса, которыми так гордился в своё время отец-академик. Досталось и «пролетарскому писателю» Горькому.

– Вон! Вон отсюда, мерзавцы! В мусорный бак, на свалку!

Ну а дальше начались…танцы. Под хит Газманова «Мои мысли, мои скакуны», который распевала тогда вся страна, Герман Александрович скакал козлом по коридору, размахивая металлической линейкой в 50 см. То была грозная казачья «шашка», гонявшая по донским степям «красную сволочь». Ах, попадись ему под горячую руку какой-нибудь горкомовский ретроград – не сносить тому головы!

Уже ближе к утру автор монументального труда «о природе и причинах богатства народов», он же – есаул войска Донского, он же – светоч демократии и совесть нации – рухнул на кровать, изможденный битвами с «коммуняками». Эта ночь выдалась для него тяжёлой…

Семья Гуляевых, ласково выставленная за порог, снова оказалась на распутье, теперь уже посреди России, на распутье, еще более страшном, неведомом, чем прежде. Когда ехали сюда, в Волговятск, у Павла была надежда, что «свои» помогут в трудную минуту. Нет, он не собирался приехать и сесть на шею. Думал, перекантоваться недельку у родственников, осмотреться, устроиться на работу. Рассчитывал, что Светлана просветит его, где более-менее приличные заработки. Предприятие выделит им комнату в семейном общежитии. Ну а дальше – видно будет.

И вот сейчас стоят они в полутемном подъезде, никому не нужные в этом большом чужом городе – да что городе! – в этом огромной чужой стране, ставшей за «пятилетку» Горбачева мачехой-злодейкой для своих детей. Кто теперь вспомнит душевную песню из далёкого 1972 года:

Как часто пьянея средь ясного дня,

Я брел наугад по весенним протокам,

И Родина щедро поила меня

Березовым соком, березовым соком…

Ноне – другие времена настали. Смутные, одичалые…С эпохой развитого социализма покончено. Как там говорил классик? «Бывали хуже времена, но не было подлей».

– Так… – произнес Павел поникшим голосом, когда они спустились на этаж ниже. – Сидите здесь, на чемоданах, дожидайтесь меня. Я пошёл искать гостиницу.

– На какие «шиши»? – с ухмылкой спросила Катька.

– Есть деньги, сто рублей. Занял у…сестры. Родня мы с ней или нет? Вот то-то. Не обижайся на неё, что спровадила. Там у них свои обстоятельства.

– У меня живот болит – произнёс вдруг Никитка. – А можно к тете Свете в туалет? Не сейчас прям, я потерплю, если нужно.

– Вечно ты, как маленький – отчитал его Юрка.

Павел выскочил из подъезда в дождливую ночь, и у первого встречного мужика расспросил, как добраться до гостиницы.

– Чо тут думать? – усмехнулся прохожий с характерным «запашком». – Вон твоя гостиница на тебя смотрит. Тут идти-то метров двести-триста. Это наша знаменитая «Советская». Там все известные артисты перебывали. А Магомаеву, слышь, солдаты на десятый этаж рояль тащили по лестнице. Грузовых лифтов не было, ну и запрягли «молодняк» под это дело. Я помню тоже, когда служил в Подмосковье, прапор-сука погнал нас…

– Прости, друг, тороплюсь! – прервал Павел, дружески хлопнув мужика по плечу. – Давай в другой раз? Я тут к вам, похоже, надолго. Свидимся еще.