Текст книги "Гуляевы"

Автор книги: Игорь Фомин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Игорь Фомин
Гуляевы

Глава 1. Отец

Жили Гуляевы в большом солнечном городе – столице одной из тех союзных республик, которые входили в гармоничную семью СССР. Это был гостеприимный советский город, где стелы и фасады домов прославляли дружбу народов, а жители отличались добродушием. Заплутает, бывало, какой-нибудь турист в здешних улочках, дворах – ему местные не то, что дорогу покажут, а возьмут «под локоточек» и приведут к нужной гостинице, бросив свои дела. Какие могут быть дела, когда человек заблудился? Ведь пропадет он один в чужом городе – тем более, если «подшофе». Чего доброго, в милицию заберут. Или какая-нибудь машина собьёт, бедолагу. Да мало ли что может случиться с приезжим? Надо помочь.

Каждое утро Павел Гуляев курил на балконе, пока семья ещё нежилась в кроватях, досматривая последний сон. Покуривал себе не спеша и смотрел на стену соседнего дома, где с огромного панно шагали ему навстречу счастливые и приветливые люди в национальных костюмах. За их спинами высился герб СССР и лучи солнца, освещавшие дорогу дружному советскому народу. Павел на автомате читал строчки, венчающие панно:

Шагай в любую сторону,

На север и на юг –

Везде страна Советская,

Везде найдется друг.

Поглядывал Павел со своего балкончика на мирный город, дышал полной грудью и радовался, что живёт он в большой прекрасной стране, а не где-то в Америке. Там, на ихнем Западе – «весёлая житуха». Угнетение рабочего класса, безработица, расизм, убийства, наркотики, мафия, проституция…Ну и гонка вооружений, это уж их хлебом не корми. Накануне Павел смотрел «Международную панораму», где в очередной раз освещался милитаризм США. На трибуне Конгресса престарелый Рейган грозил «империи зла», а затем в гневную речь вламывался ядерный взрыв, который разносил всю планету к чертовой матери.

Павел заглядывал за горизонт, взмывая над тихим спящим городом, и грезился ему ядерный «гриб», который возник в одну секунду от взрыва американской ракеты. И этот жуткий смертельный ураган летел ему навстречу. Сейчас он ворвется к Гуляевым. А там за балконной дверью, в домашней тиши и уюте – жена, детишки. Спят себе, свернувшись «калачиком» в одеяльцах. Мал мала меньше: Юрке – четыре годика, Антошке – два, Никитке…11 месяцев. Да разве ж, можно, чтобы…Павел в ярости сжимал кулаки и от души мордовал сморщенную обезьяну Рейгана и гуртом всю американскую администрацию.

На дворе стоял 1985 год. «Холодная война» вот уже сорок лет расползалась по планете, вовлекая в свою орбиту страны и народы. Два военных блока изматывали друг друга в бесконечной гонке вооружений. И с той, и с другой стороны ждали подлого ядерного удара, несмотря на взаимные призывы к миру и разоружению. Это вечное ожидание войны…Еще пионером Павел боялся, что однажды утром он выглянет в окно, а там – яркая вспышка и «гриб». А мама, прижав к себе сына, скажет ему грустно: «В школу сегодня никто не пойдёт…».

Поэтому, когда Горбачёв заговорил о всеобщем ядерном разоружении, Павел, как и весь советский народ, как все народы мира, горячо поддержал генсека. Вообще, он сразу проникся к нему симпатией. Наконец-то, молодого поставили! Устали уже от старых вождей-маразматиков, которые умирали один за другим. Устали от этих бесконечных похорон, траурных флагов и скучной до одури классической музыки по телевизору. А Горбачев – живчик! Молодой, подтянутый. Народа своего не боится, общается на улицах с простыми смертными. Те-то, старые генсеки – за кремлевскими стенами больше отсиживались. А Михал Сергеич к людям выходит, интересуется, чем дышит народ, какие чаяния, проблемы…Вообще, свой мужик! Дело говорит. Где надо – пошутить умеет. Павел настолько был очарован Горбачёвым, что вырезал из журнала его портрет и вставив в рамку, под стекло, повесил на стене зала.

8 декабря 1987 года случилось событие, за которым пристально следил весь мир, припав к телевизорам. Горбачев и Рейган подписали в Вашингтоне Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Это означало конец гонки вооружений. Мир вздохнул с облегчением…

– Ядерной войны не будет! – заорал Павел, когда в программе «Время» транслировали подписание Договора главами двух непримиримых военных блоков. Гуляев сгреб в охапку жену и мальчишек, целуя всех подряд. От нахлынувших чувств у него брызнули слезы, супруга тоже расплакалась. Пацаны, не очень понимая, что произошло, заревели вслед за родителями.

– Ребята, не надо плакать! – успокаивал их Павел. – Всё хорошо! Войны не будет! Кончено, настрадались!

Кабы так – жить да радоваться. Но в стране уже запахло катаклизмом, предтечей которому стали экономический кризис и тотальный дефицит. Из магазинов исчезли продукты. Пустые прилавки, как мерзость запустенья, действовали на психику обывателей эффективнее вражьей пропаганды. Рядовые граждане, вчера еще лояльные советские патриоты, материли правящую коммунистическую партию на чём свет стоит. Телевидение, радио и газеты под чутким руководством «прораба перестройки» Яковлева каждый день обличали проклятое советское прошлое, публикуя всё новые «сенсации». Своё веское слово сказала творческая интеллигенция, которая призывала к «покаянию» и приводила в пример «цивилизованный процветающий Запад», на который нам, Иванам-дуракам, стоило равняться.

– Жили бы, как в Америке, если бы не коммунисты… – орали граждане друг другу, досадуя, что угораздило родиться в Стране Советов, а не где-нибудь, в Филадельфии.

Впрочем, на этом поиск виноватых не закончился. Иные шли дальше. Всё чаще стали раздаваться голоса тех, кто обвинял в своих бедах «великодержавный русский шовинизм».

Глубокой осенней ночью 1990 года в квартиру к Гуляевым постучали. Павел с трудом вылез из тёплой постели, матеря вполголоса непрошенных гостей.

– Кого там черти принесли, бляха-муха? Только разоспался…

Глянул на будильник – пол-двенадцатого. За окном моросил дождь. В такую бы погодку спать да спать.

Хмурый Павел прошлёпал босиком к двери, и спросил недовольно:

– Кто там ещё?

– Паша, это Владимир-сосед…Открой на секунду!

– Чего случилось? До утра не терпит что ли?

– Не терпит. У меня горячая труба в туалете потекла! Нужен кусок резины, а лучше – хомут.

Сосед, названный в честь вождя мирового пролетариата, в прошлые годы гордился своим именем. И настаивал, чтобы звали его не просто Володя, а Владимир, как Ленина. Сам же он был нерусским, а чистокровным представителем своего народа, коренным уроженцем этой земли. Его родословная вызвала бы зависть у самого ярого националиста.

Павел спешно распахнул дверь.

– Щас сделаем, не боись! – обнадежил он соседа. – Были у меня в кладовке хомуты. Ты заходи, я быстро.

Владимир вошёл внутрь и закрыл за собой дверь на замок.

– Погоди, не суетись! Надо поговорить. Вопрос жизни и смерти.

– Чудак-рыбак! Я тут юлой кручусь, он шутки шутит.

– Может, на кухне пошепчемся? Дело серьезное…

– Да не вопрос. Мои все спят.

Они прошли на цыпочках по прихожке.

– Чего стряслось-то? – спросил Павел, открывая форточку, чтобы вдохнуть свежего насыщенного влагой воздуха.

– Ты слышал о русских погромах недалеко от столицы?

– Ходили какие-то слушки-кривотолки. Сейчас люди разное говорят. Не знаешь, кому и верить.

– Сколько народу там покалечили…– покачал головой Владимир. – Это была образцово-показательная акция. Расчёт на то, что слухи быстро расползутся по республике и русские побегут отсюда.

– Ну и к чему ты клонишь?

– Паша, завтра акция состоится в нашем районе. Я не буду тебе говорить, откуда у меня информация. Не суть. Просто я знаю некоторых активистов. Раньше это были обычные ребята, далекие от политики, но сейчас они «авангард». Может, случиться так, что завтра ворвутся к вам в квартиру и тогда…

– Елки-палки! Почему именно к нам? Тут в районе знаешь сколько жителей? Десятки тысяч. Каких хошь национальностей.

– Я же говорю – есть информация. Верняк.

– Ну и где нам лучше затаиться, переждать?

– Нигде, у них везде свои люди. Бегите из республики. Чем скорей, тем лучше.

– Что, прямо сейчас надо срываться? – Павел злобно взглянул на соседа. – Не дожидаясь утра?

– Ты меня понял, Паша.

– Бляха-муха…Да как же это так…Ну нельзя же…

Гуляев несколько минут переваривал шокирующую новость, набухав из крана в стакан холодной воды. Выпил залпом – налил еще.

– Ладно, допустим. Сейчас соберем чемоданы. Но как мы доберемся до аэропорта в такое время?

– Я подброшу – сказал Владимир. – Мой «жигуль» стоит здесь, во дворе, у трансформаторной будки.

– С бабой надо посоветоваться. Вопрос – принципиальный.

– Оно понятно. Не каждый день такие новости прилетают. Ну, давай, советуйся…Я пока покурю на этаже. Только особо не разглагольствуй – времени в обрез. Супруга-то у тебя, надеюсь, сговорчивая?

Павел пошёл в зал, будить жену Катьку. Но та уже не спала.

– Чего маетесь, полуношники? Зачем сосед приходил? С бутылкой что ли?

– В общем, так… – Павел включил люстру. – Базарить некогда. Завтра в городе начнутся погромы. Надо бежать из республики. Давай собираться.

– Ты чо, Гуляев, опомнись! – вскрикнула Катька. – Полоумные мы что ли? У нас тут квартира своя, обставленная, обжитая. У детей – школа, у тебя – работа. Куда бежать? Кто нас ждёт?

– Что ты за баба такая скандальная? Ей слово, она – десять.

– Никак Владимир тебя настрополил? Небось, пьяный припёрся? Наговорил небылиц, ты и развесил уши. А я так скажу: он, ирод, нашу квартиру для себя присмотрел. Ходит-подзуживает. Я вот возьму и напишу на него заявление в милицию. Поглядим, как он тогда запоёт.

– Вот дура…

Павел выскочил на балкон покурить. Моросил дождь – мелкий, рассыпчатый, нескончаемый. Но идеальный для спокойного сна мирных тружеников, которые за каким-то хреном попали вдруг в «эпоху перемен». Это после двадцати лет развитого социализма.

Мандраж, охвативший Павла, никак не унимался. Голова шла кругом. Может, в самом деле, права баба? Куда ехать? Никто их не ждет. Ладно бы, детей не было. Собрались с женой – да рванули в Россию, если тут невмоготу. Но ведь дети…Где жить семейству? В общаге? Тут у них вон какие хоромы – благо, советская власть порадела о молодой многодетной семье. Короче, надо обдумать ситуацию – спокойно, неспеша.

Павел глубоко затянулся, всматриваясь в темень, вдыхая влажный октябрьский воздух. Казалось, это просто очередная осень – и ничего более. Гуляев вышел на лестничную площадку, где его ждал Владимир.

Зашептались по-новой.

– Тут меня жена убеждает – никуда не дергаться. Куда нам бежать? В леса, болота? А здесь своя квартира, налаженный быт.

– Паша, мы десять лет знаем друг друга… Скажи, я похож на идиота? У меня нет своей семьи. Бабы были разные, а семью, дурак, так и не создал. Сейчас пятый десяток разменял, болтаюсь один по свету, никому не нужный. Мне терять нечего. А у тебя – три сына, три! Бросай всё, спасай детей! Добро наживешь еще. Ты – молодой, сильный. Руки есть, башка на месте. Жену не слушай! Баба-дура! Бегите!

– Ты мою мегеру убеди! – воскликнул в сердцах Павел. – Уперлась рогом. Силком что ли её тащить?

– Эхе-хе…– Владимир почесал за ухом. – Ну, пошли к твоей мадам.

Катька возилась у раковины, в кухне. Злобно зыркнула на соседа:

– Чего людям голову морочишь? Совесть у тебя есть, паразит?

– Рот закрой! – прикрикнул Павел. – Владимир, прости – это у неё от нервов. Я сам весь испсиховался. Давай, разъясни нам обстановку. Неужто прям щас надо срываться? Вообще, мы согласны на переезд. Но хотим это сделать спокойно, по-людски, в течение месяца-двух…

Владимир присел на табурет.

– Не хотел пугать вас, ребята. Но раз уж по-другому никак. Поймите – вы в «черном списке».

– В каком списке? – переспросила Катька.

– На ликвидацию. И я даже знаю, почему. Во-первых, вы – русские. Во-вторых, у вас большая комфортабельная квартира. Лакомый кусок для многих.

– Мы здесь прописаны по закону – вставила Катька.

– Вот именно! – подхватил Владимир. – Формально закон на вашей стороне. И пока вы готовы отстаивать имущественные права – представляете опасность для новых квартирантов. Поймите, вас по любому отсюда выживут. Здесь два варианта. Либо сами уходите, своими ногами. Либо вас выносят ногами вперед. Прости за дурацкий каламбур. Грубо, но доходчиво. Если захотите скрыться, переждать…они вас не оставят в покое, не надейтесь. Найдут и ликвидируют. Тут без вариантов. И никакая милиция не поможет.

– Да что ж это творится, а? Людям житья никакого нет…– запричитала Катька, готовая вот-вот разрыдаться и закатить истерику.

Павел спешно отвел её в ванную, и вскоре вернулся на кухню, где сосед скорбно сидел за пустым столом, ожидая хозяев:

– Владимир, давай сверим часы. Сейчас сколько на твоих?

– Уже полночь. Без пяти.

– Мне нужно часа полтора-два на сборы.

– Короче, в два ноль-ноль выглянешь в окно. Если всё спокойно во дворе – я тебе несколько раз поморгаю фарами. И сразу выходите. Старайтесь не шуметь. Мальчишкам скажи, чтобы не кричали. Пробирайтесь как мышки. Тихо, тихо…

Гуляевы принялись лихорадочно собирать чемоданы. Детей не будили – еще успеют наволноваться. Мальчишки забылись крепким сном, беззаботно развалившись на кроватях. Родители плотно закрыли дверь в спальню, чтобы ужас происходящего не вторгся в этот тихий уютный мирок. Пусть хотя бы еще полчасика насладятся домашним теплом. Впереди – дальняя дорога, холод, страх и неизвестность….

– Берем только самое необходимое! Что сможем унести в четырех руках –командовал Павел, стараясь не терять самообладания, будто речь шла о давно задуманном переезде. – Никаких вазочек, тарелочек. Приедем на новое место – будем обживаться заново. Ты зимнюю одежду главное положи.

– Куда же мы поедем-то? – вопрошала жена, трясущимися руками укладывая в чемодан мальчишеские рубашки. – Мои все в Прибалтике, там тоже сейчас волнения начались. А твои…

– Мои…на дне морском – сказал Павел, родители которого погибли в 1986 году в Цемесской бухте, при столкновении пассажирского парохода «Адмирал Нахимов» и балкера «Пётр Васёв». – Ладно, чего вспоминать. В общем, решение такое. Едем к моей двоюродной сестре, в Волговятск. Других вариантов нет.

Стрелка часов подбиралась к половине второго – скоро выдвигаться.

– Буди пацанов, пора! – приказал жене Павел, докуривая последнюю сигарету. – Владимир, наверное, уже вышел прогревать мотор. Постели не прибирай – ни к чему, время только потеряем.

– Мы сегодня едем в Москву! – сочиняла Катька, чтобы не испугать мальчишек ранней побудкой и своим заплаканным лицом. – Папе медаль будут вручать во Дворце Съездов! Ночью пришла телеграмма. Надо торопиться, иначе не успеем.

– Ура в Москву! – обрадовались пацаны. – А мы пойдём на Красную площадь?

– Пойдём, пойдем… – убеждала Катька, одевая младшему Никитке гамаши задом наперёд. Её руки сильно дрожали, и Павлу пришлось броситься жене на помощь.

– А, ну давай, по-солдатски! – скомандовал он мальчишкам. – Кто быстрее оденется – тот командир!

Через полчаса они мчались по ночному городу, боясь наткнуться на банды молодчиков. Вдруг фары выхватили из темноты зловещую афишу кинотеатра: «Так жить нельзя», «Распад», «Час оборотня».

Наконец, выскочили на трассу в сторону аэропорта. Владимир ехал под «стольник», уверенно управляя автомобилем, и с таким спокойствием, будто вёз семью Гуляевых куда-то на море, к югу. Он, конечно, тоже был взволнован всеми этими событиями, но не хотел пугать пацанов опрокинутым лицом. Он улыбался и заговорщицки им подмигивал в зеркале заднего вида. Те хохотали, довольные, что впервые в жизни полетят на самолете.

В аэропорту, ожидая рейса на Москву, Павел вручил соседу ключи от квартиры:

– Держи! Забирай всё себе, пока другие не «раздербанили». Мебель, посуду, телевизор, холодильник. В кладовке полно инструментов. Отдаю в хорошие руки. Пусть лучше тебе достанется, чем мародерам.

Владимир без лишней патетики взял ключи и всучил Павлу деньги:

– Здесь триста рублей. Не отказывайся, обижусь. Что такое триста рублей? Копейки! Тебе жизнь заново строить, детей подымать. Но больше у меня нет, извини. Да, вот еще что…

Сосед снял с руки электронные часы «Montana» – в те годы, неслыханная роскошь и жуткий дефицит:

– Носи, друг! На память. Это дорогие часы, японские. Купил их у одного иностранца. Здесь 16 мелодий. Если нужда припрёт – можешь продать. Смотри только, не продешеви. Вообще, ты в России будь понаглее. У вас там тоже всё непросто. Пробивай себе дорогу, как танк.

Прощаясь, перед вылетом, Павел сказал Владимиру:

– Даст Бог – свидимся еще. Когда-нибудь эта смута закончится.

– Она еще только начинается…– грустно улыбнулся сосед, махнув рукой на прощание. – Не теряйся!

С 1988 года Советский Союз стал разваливаться на части. «Парад суверенитетов» открыла Эстония. Республики, входившие в состав СССР, соревнуясь друг с дружкой, стали провозглашать независимость. Все грезили о счастливой wonderful life, которую дарует «свобода от тирании». К декабрю 1990 года, СССР де-факто перестал существовать.

…На борту «ТУ-154» семья Гуляевых летела над осколками рухнувшей империи – в новую жизнь. Страшно, когда тебя сонного, размякшего, судьба хватает из теплой постели и бросает в промозглую осеннюю ночь. Выдирает с корнем из насиженного, обустроенного гнезда и бросает в неизвестность. Еще вчера у тебя был свой дом, горячая ванна, мягкая кровать. По телевизору транслировали футбол, а на плите стоял свежий борщ. Эти маленькие каждодневные радости были привычны и незаметны. Казалось, так будет всегда – спокойно, размеренно, стабильно. Иной раз даже хандра заедала. Спроси тогда кто: «Ну, что Пашка Гуляев ты счастлив?», он бы пожал плечами: «Да всё как у всех. Обычно». А счастье? Оно – другое. Дом на берегу Черного моря, 5000 рублей на сберкнижке, «Волга» в гараже. И сейчас, в черном осеннем небе, на высоте 10 километров от земли, Павел с дикой тоской вспоминал эти обычные семейные вечера.

Дождавшись, когда пацаны уснут, он наклонился к жене, тихонько плакавшей в кашемировый палантин:

– Давай не раскисать, Катька. Было – умерло. Начинаем по-новой, куда деваться? В общем, такой план. Прилетаем в Москву – делаем пересадку. До Волговятска лететь недолго, примерно час.

– Сообщить бы твоей сестре о нашем приезде? А то свалимся как снег на голову.

– Позвоню ей из Москвы. Не буду говорить, что приехали надолго…то есть насовсем. Скажу, прибыли в отпуск. Город посмотреть и вообще.

– Правильно, а то напугаем, еще откажет. У неё муж-то есть, дети?

– Мужик есть. Сын у них взрослый, Витька.

– Денег у нас сколько осталось? – спросила Катька шепотом.

– Около четырехсот рублей. Владимир-сосед подмогнул, спасибо. А то бы туго пришлось. Месяца на два есть запас. В Волговятске я сразу устроюсь на работу. Город большой – много всяких предприятий. Где больше предложат, туда и рвану.

– Куда же ты без трудовой устроишься?

– Разберемся, не паникуй. Опытные слесаря везде нужны. Пятый разряд, шутка ли? К тому же у меня средне-техническое, не забывай. На это смотрят. Может, мастером устроюсь. А там по карьерной лестнице…до директора.

– Я тоже пойду работать. Хоть уборщицей. В школах уборщицы везде требуются.

– Ну и прекрасно! – кивнул Павел. – Нам сейчас любая копейка в радость. Но знаешь, лучше в поварихи иди. Всегда при кухне, хоть бы картошкой, моркошкой – да разживёмся.

– Хорошо – примирительно сказала Катька. – Пойду поварихой. Уж борщи я умею готовить. Я вот за тебя больше переживаю: куда ж ты без трудовой?

– Сделаю запрос на предприятие. Позвоню ребятам, должны посодействовать. Я Владимиру передал заявление по собственному желанию. Набросал в аэропорту, на коленке. Он обещал отвести в отдел кадров. Заодно объяснит им нашу ситуацию. А трудовую мне почтой пришлют.

– Не потерялась бы по дороге…

– Не боись! Всё будет нормально.

Вскоре Павла сморило. Уснул – как утонул. Та еще ночка выдалась. Впрочем, поспать не удалось. Едва задремал, объявили приземление. И опять началась суета – посадка, паспортный контроль, получение багажа, сдача вещей в камеру хранения…

– А где Москва? – то и дело спрашивал младший сын Никитка.

– Скоро, скоро…– твердила Катька, искоса поглядывая на супруга.

Нужно было как-то объяснить мальчишкам, почему Москва отменяется. Ребята уже настроились, ждут. Для них – это неожиданное и увлекательное путешествие. В детсаду, школе, по телевизору им столько рассказывали про столицу СССР, что засыпая, они представляли этот сказочный большой город. Там – Мавзолей Ленина. Там – Красная площадь и Кремль. Там живут космонавты, известные актеры, музыканты, спортсмены. А на улице запросто можно встретить негра.

Павел привёл семью в зал ожидания, а сам ненадолго отлучился – якобы договариваться насчёт такси. Выкурил пару сигарет и вернулся обратно с поникшим видом:

– Что ты будешь делать? Закрыли Москву для въезда. Эпидемия гриппа – велено никого не впускать. Говорят, все дороги БТР перекрыли. Въезд только для врачей, по спецпропускам.

Пацаны – в слёзы. Не сбудется их мечта.

– А, ну, отставить! – скомандовал Павел. – Взвод, слушай мою команду! Направляемся в Волговятск. Там есть большой цирк, зоопарк. А еще – планетариум.

– Не хочу в Волговятск… – заупрямился Никитка. – Там неинтересно.

Старший сын, Юрка, всегда поддерживающий отца, назидательно сказал своим братьям:

– В армии приказы не обсуждаются. Если командир говорит на восток, значит на восток. Только нюни и хлюпики плетутся позади отряда.

Павел одобрил сына:

– Вот это правильно! Тем более, что в Волговятске вас тетя Света в гости к себе зовёт. Она моя двоюродная сестра.

– Звонил ей? – Катька многозначительно посмотрела на мужа. – Как она там восприняла?

– Прекрасно восприняла! Я же говорю: в гости приглашает! – Павел утаил, что сестра отговаривала его от визита, ссылаясь на материальные трудности, маленькую жилплощадь, дефицит продуктов, больные почки и т.д. Но кроме Волговятска, ехать была некуда. Там хоть с недельку-другую перекантоваться, а дальше – по ситуации.

– Ну что, мать…– бодро сказал Павел – Занимай очередь в кассу, а мы пока в туалет сгоняем.

Разношерстная толпа сновала по аэропорту, озабоченная своими проблемами и абсолютно безучастная к нуждам друг друга. Гуляевы держались группкой, боясь потеряться в людском водовороте.

– Пап, смотри негр! – дернул отца за рукав средний сын, Антон. – Черный, как уголь.

– Вижу, пальцем только не тыкай. Не культурно.

– Обидится – пояснил Юрка.

…Они возвращались назад, к авиакассам, когда на пути им встретился добродушный усатый мужик.

– Здорово, дружище! – воскликнул незнакомец, обращаясь к Павлу. – Уж кого, кого, а тебя не ожидал здесь встретить. Ну, здорово, что ли, старик?! Али не признал?

Усач обнял «друга» и приветливо похлопал по плечу.

– А ты возмужал, да! Окреп, поправился! Любо-дорого посмотреть. Твои архаровцы?

Павел кивнул.

– Похожи! – рассмеялся незнакомец, потрепав Никитку за шевелюру. – Особенно вот этот «клоп». Сколько им уже? Красавцы! Ох, держись, отец! Всех девок в округе будут портить.

– Простите, вы меня, наверное, с кем-то спутали? – Павел хотел поскорее отвязаться от чужака. – Мы торопимся.

– От те раз! Да как же…Комсомольский стройотряд, помнишь?

– В 78-ом что ли?

– Ну!

– БАМ?

– Ну!

– Так там столько ребят вкалывало. Давно это было, еще до армии. Тебя как звать?

– Серега из-под Ростова. Я тогда всё на гитаре бренчал. «Сегодня не личное главное, а стройки рабочего дня»…Сколько напахались мы тогда, романтики хреновы. Эх, молодость-глупость! А я тебя помню, старик. Ну, рассказывай: какими ветрами?

– Да, в отпуск выбрались в кой-то веки – Павел натянуто улыбнулся.

– Надо, надо, правильно – одобрил Серега. – Пока есть возможность… Живём как на пороховой бочке! Видал, что в стране творится? Кругом бардак. Не сегодня-завтра Союз развалится. Экономика в полной…Да чего там говорить! Всё итак ясно. Ну ладно, старик поскакал я. Там «мои» дожидаются. Скоро взлетаем. Будешь в Ростове – заглядывай. Запомни: улица Королева, 12. На месте спросишь: где Старостины живут? Тебе люди подскажут. Встретим, как полагается. «Пузырёк» раздавим, молодость вспомним.

И незнакомец, обращаясь к Никитке, протянул руку:

– Ну, давай «краба»! Ты тоже с братанами приезжай к дяде Сереже. Порыбачим со спиннингом в камышах ранним утречком. Костерок разведём. Эх, какой судак у нас водится…

Серега подмигнул Павлу:

– Ты еще мою ушицу не пробовал, старик…Это не уха, а соната Боттичелли. Ладно, молодёжь, хорошо с вами, но надо бежать. Поскакал! Бывайте!

И уже удаляясь, погрозил пальцем старому приятелю:

– Только попробуй не приехать!

К авиакассам Павел шёл в приподнятом настроении. Приятно было встретить человека из далёкой и беззаботной юности, пусть забытого за давностью лет, но чем-то близкого. «И чего я тогда с ним не сдружился? Веселый мужик…».

– Дядя Сережа не прав! – воскликнул вдруг старший сын, Юрка. – Боттичелли – это художник, а не композитор. И сонату он никак не мог сочинить. Смехота! Надо расширять эрудицию.

– Не суди строго, сын – возразил Павел. – Не все ж такие начитанные. Главное, чтобы человек был хороший.

Подошли к кассе, где Катька вся уже изнервничалась в ожидании мужа.

– Где вы ходите, окаянные? Наша очередь подходит. Я тут стою сама не своя, а они гуляют, черти.

– Ладно, ладно… – сухо отрезал Павел. Ему было неловко, что его отчитывают как мальчишку на глазах у всей толпы. Он слышал, как кто-то из зевак прыснул со смеху у него за спиной. Зашептались, ожидая семейную «разборку». Скучно людям стоять, переминаясь с ноги на ногу. А тут – спектакль на халяву. Комедия с элементами мелодрамы. Занимайте места!

– Купим билеты, потом в буфет заскочим, пообедаем – громко сказал Павел, чтобы там за спиной не подзуживали.

Через десять минут подошла очередь Гуляевых.

– Слушаю вас, говорите…– кассирша строго зыркнула из-под роговых очков.

– Нам в Волговятск – сказал Павел в коммутатор. – Два взрослых, и три детских. Ближайший рейс.

– Давайте ваши паспорта.

Пока кассирша оформляла билеты, Павел полез во внутренний карман куртки за деньгами. Но кошелька там не обнаружил. Обшарил боковые карманы, сунулся в джинсы. Пусто…

– Ну чего ты тянешь? – разозлилась Катька. – Вечно положит, куда не попадя, потом ищет весь день. Кулёма.

– Что случилось? – поинтересовалась кассирша.

– Да деньги куда-то засунул второпях – Павел виновато улыбнулся. – Сейчас найду, две секунды.

Он снова принялся обыскивать куртку, джинсы, куртку, джинсы.

– Ничего не понимаю…Ведь здесь лежали, бляха-муха!

– Мужчина, вы долго еще? – поинтересовалась толстуха, напиравшая на Гуляевых сзади. – Смотрите, сколько людей за вами ожидает. Всем срочно, все торопятся.

– Нам тоже срочно! – возразила Катька.

– Если деньги потеряли, отойдите в сторону – брякнула толстуха. – Там и ройтесь в своих чемоданах на здоровье! Народ-то зачем задерживать?

И обращаясь к очереди (ехидно):

– Так спрячут, что сами не найдут!

– Пошла на хер! – выругался на неё Павел. – Надо будет – ты у меня здесь до ночи простоишь!

Очередь ощетинилась, вмиг превратившись в спаянную клику, готовую третировать чужака.

– Смотрите, он издевается над нами!

– Хоть бы детей своих постеснялся, паршивец!

– Да он – пьяный! Уже с утра залился. Промотал денюжки в баре – сейчас хватился.

– Зовите милицию! 15 суток ему и штраф!

Павел сорвал с себя куртку, и с силой разорвал подклад – шут знает, может, в дырку кошелек провалился? Лохмотья скорбно повисли на потеху публике.

– Давай, и штаны себе порви! – заорала толстуха. – Будешь с голым задом бегать по аэропорту.

Раздался смех. Павел швырнул куртку в толпу, и пошёл буром на языкастую, сжимая кулачища. Катька бросилась к мужу, насилу удерживая его от расправы. Мальчишки в слезах тоже кинулись унимать отца.

– Папа, не надо, не надо!

Какой-то седовласый старичок в очках, похожий на профессора, преградил Павлу дорогу:

– Пожалуйста, не трогайте её. Она просто…дура. У вас семья, дети. Зачем вам неприятности? Вы пока поищите деньги. Я вам уступлю свою очередь, мне не срочно.

– Ишь, какой благородный! – зашипела на «профессора» какая-то молодая стерва, с вульгарным макияжем. – А ты нас спросил, интеллигент сраный?

Павел подобрал куртку с пола и поблагодарил старика:

– Спасибо, отец. Мы успеем…попозжа.

Семья Гуляевых, сопровождаемая едкими взглядами, направилась вверх по лестнице, на второй этаж. Здесь было малолюдно, и имелись свободные кресла. Павел плюхнулся на дермантин, перевёл дух.

– Чуть не прибил, курву! Тяни потом срок из-за этой…

– Насилу тебя оттащила! – всхлипнула Катька. – О нас ты подумал? Убил бы тётку одним ударом…

– Проехали, чёрт с ней, – отрезал Павел. – Главный вопрос: где деньги? Ведь в куртке же они были! Куда им деваться?

– Выпали, наверное. Беги скорей в туалет, там смотри. Может, на полу лежат. Не успели еще стащить.

– Так…Сидите здесь, я быстро.

– Смотри, не подерись опять. Пусть Юрка с тобой идёт. Юра, беги с отцом! Контролируй!

Средний сын, Антон, оживился:

– Мам, я тоже с ними!

– Сядь на место! Без тебя разберутся, герой!

Павел с сыном устремились на поиски кошелька, осматривая по пути мраморный пол. Дошли до туалета, выждали, когда тот опустеет и принялись за работу. Юрка стоял у двери, «на стрёме», а отец лихорадочно заглядывал в кабинки, морщась от увиденного. И надо же – под одним унитазом, на засанном полу, он увидел вдруг свой кошель. Забыв о брезгливости, жадно схватил его в руки, раскрыл…Нет, чудо не произошло. Кошелёк был пуст. Выгребли дочиста. Лишь где-то в складках застряла 2-копеечная монетка – «на память». Можно сделать один звонок в телефон-автомате.

Павел грубо выругался, и стал корить себя за «раздолбайство». Он никак не мог взять в толк: каким образом мог выпасть кошелёк, который находился во внутреннем кармане куртки? Здесь единственное объяснение – если наклонился чуть ли не до пола, и тогда бумажник выскользнул через «зону декольте». Но зачем ему, Павлу, было наклоняться? Носок поправить? Да нет, такого не припомнит. А главное – как он мог не заметить падающий ему под ноги собственный кошелёк? Ладно бы, пьяный был, понятно. Но ведь ни в одном глазу.

Тут что-то не так. Павел вышел из кабинки и осмотрелся. Напряг извилины, да вспомнил: ходил он «по малой нужде» в самую ближнюю от входа кабинку. Точно, вот она. Здесь на стене написано «Любка-шалава». А кошелек-то найден в другой кабинке, много левее. Как же она там очутился? Допустим, некто нашёл его кошелёк, обчистил по месту находки. Зачем же ему подбрасывать в другую кабинку? В чём смысл? Или уже выпотрошенный кошелёк таскали туда-сюда разные люди – каждый надеялся поживиться на халяву? А потом, с досады швыряли куда попало?

– Идут! – упредил Юрка отца.