Текст книги "Тайна предтеч (СИ)"

Автор книги: Игорь Демин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Люди из прошлого уступали новой жизни уровень за уровнем и уже не надеялись победить, но и сдаваться, перечеркивая этим весь смысл своего существования, не решались. А потому сражались, отбивая атаку за атакой, лечили раненых, хоронили павших, но на поверхность не уходили.

– За третий уровень они боролись почти год.

– Это не было борьбой, – покачал головой Босой, – борьба предполагает возможность победить. Они же лишь оттягивали конец.

– Почему? – оторвался от Винник.

– Логовища расширяются. Борись, не борись, это все равно происходит. Это не семья, и не племя. Они не стремятся продолжить род и вряд ли вообще на это способны. Они просто живут тут и защищают свой дом, потому что в этом их единственное предназначение.

– Как ты говоришь, – переспросил Винник, – логовища расширяются?

– Не знаю, растут ли границы, но количество и сила чудищ в них – постоянно. Поэтому и проходило между нашествиями столько времени. Как только они переставали помещаться на захваченных уровнях – лезли на следующий, и ничто не способно их остановить.

– Остановить можно все, – покачал головой старик, – вопрос только в усилиях, которые к этому нужно приложить. Если верно все, что ты говоришь, и что вы видели в центре болота, и что я знал до встречи с тобой, где-то в центре логовища есть его сердце, разрушив которое, можно изгнать чудищ навсегда.

– Жаль только, – Босой показал на блокнот, – они этого не знали.

– Это как сказать. Здесь несколько раз встречаются рассуждения о том, что у слипиков имеется единый центр управления. Они называют это маткой. Люди трижды отправляли диверсионные группы, пытались доставить взрывчатку по вентиляционным каналам, но ни одна из попыток не увенчалась успехом.

Дневник продолжал рассказывать о битвах с ящерицами, о быте запертых в подземелье людей, о вылазках на поверхностях и сеансах радиосвязи с другими выжившими группами военных, которых становились все меньше. И далеко не все они погибали – скорее теряли надежду, бросали оружие, технологии и уходили, предпочитая новый мир старому.

Записи Константина от месяца к месяцу сквозили все большим отчаянием, и все чаще он размышлял о том, что человечества в его прежнем виде больше никогда на планете не будет. Что пройдет несколько десятков лет, и люди разучатся читать и писать, будут с религиозным ужасом почитать машины, а скоро и вовсе исчезнуть, проиграв на новом эволюционном витке намного более приспособленным к борьбе диким животным. О противостоянии с гррахами старший лейтенант перестал писать уже на первый год затворничества.

– Во многом он оказался прав, – Винник снова горько вздохнул, – еще одно-два поколения, и мы забудем последнее, что пока умеем. Встретив тебя, Босой, я на время поверил в наше будущее, но кроме тебя есть еще Зоя, что не знает слово «библиотека», и Рина, не умеющая читать написанный от руки текст. Ох, леди, не смотрите на меня так, словно хотите откусить кусочек и выплюнуть. Вы не исключение, а скорее норма. Поселков, где есть хорошие школы очень мало и сдается мне, их будет все меньше и меньше. Прошлые знания, наша прежняя цивилизация обречена. Только такие люди как Дуст – наша последняя надежда.

– Надежда? Дуст? Дуст – надежда? – одновременно, разве что не в один голос возмутились спутники.

– А кто еще? – Винника словно бы удивила реакция. – Он выбросил из головы все лишнее и живет настоящим. Человек, заставший мир до нашествия, он дальше всех продвинулся в изучении новых возможностей, и если его тайны не умрут вместе с ним – именно такие как он создадут для людей новую реальность. Задумайтесь, Дуст почти что в одиночку, соседствуя только с одним видом измененных животных, создал эликсир молодости, эликсир бессмертия.

– А сколько? – Зоя прислонилась к руке старика, заглядывая в дневник, – Сколько они еще продержались? И куда потом ушли?

Винник открыл последнюю страницу. Она оказалась пустой и пришлось пролистнуть еще несколько, пока не обнаружилась крайняя самая короткая запись.

– Тут написано: «Старший лейтенант Константин Егоров, комендант третьего уровня «Убежища» погиб в бою. Тело его не найдено". И приписка, видимо кем-то из товарищей: "Спи спокойно, друг». К моменту смерти Кости люди еще удерживали этот уровень.

* * *

– Готово! – Винник поднял последний засов. Слух резанул пронзительный скрежет давно проржавевшего, нежелающего покидать насиженное место металла. Дверь дрогнула, начав открываться под собственным весом. Старик потянул за массивную ручку, распахивая ее настежь.

Что-то выскочило из дверного проема, прочертило воздух зеленоватой бестелесной молнией и врезалось Виннику в грудь. Старика отшвырнуло к противоположной стене, приложило о бетон и распластало на полу в луже крови.

Над телом, как всегда внезапно, прямо из пустоты, возникла Ласка. Ее шерсть, взметнулась от стремительного рывка пушистым рыжим облаком. Лапы рыси вцепились во что-то над Винником, ее пасть смыкалась, рвала и снова кусала, оглашая тоннели злобным утробным рыком. Мгновенье – и в сторону отлетела лапа ящерицы-воина, потом еще одна, и, наконец, голова, ощерившаяся в предсмертном оскале множеством мелких зубов и шипов.

Зоя с отчаянным визгом бросилась к питомице, но в шаге от нее в страхе остановилась. К Ласке нельзя было притронуться, не измазавшись в крови, и это была кровь не Винника и не ящерицы, а ее собственная. Слипик-невидимка был весь усеян шипами, и Ласка, напав, сама себя на них насадила.

Винник стремительно бледнел и уже почти не дышал. Стоны сменились на хрипы, но вскоре затихли и они, и только редкое, слишком редкое подрагивание рубахи на груди указывали на то, что старик еще жив.

Рина попыталась заткнуть рану на груди куском смятой ткани. Получилось так себе, да и крови вытекло уже столько, что шансов на спасения не оставалось.

Глава 11. Четвертый уровень

– Отец, я хочу уйти.

Степь тонула в пелене проливного дождя. Вода лилась с неба, билась о сухую изголодавшуюся по влаге землю, пропадая без следа.

– Ты не можешь уйти. Это невозможно. И ты знаешь, почему.

Дождь не мог помешать отцу, если он наметил дело. На степь мог обрушиться ураган, ливень с грозами или лютые морозы посреди лета – вождь Степных волков никогда не откладывал и не отменял намеченного.

– Твой народ, Эсмира, дал тебе жизнь, пищу, одежду и кров над головой. Он дал тебе силу, с которой могут сравниться только гррахи. Ты не можешь бросить свой народ. Особенно сейчас.

– Я…

– Я не хочу больше ничего слушать. Ты знаешь, я болен и мне осталось недолго.

– Отец…

– Народу нужен вождь, Эсмира. Человек, на которого можно равняться. Надежда и опора. Сильная рука, способная решить любой спор. Мне осталось недолго, и ты знаешь – мне не на кого оставить Волков. Дархан надежен, но у него нет соратников. Лесбек знаток и умен, но слаб и может только идти следом, но не вести. Даулбея и Маската любят воины, но если одного предпочесть другому – начнется вражда, и Волки сожрут сами себя. Бог не дал мне сына, но он подарил мне тебя. Наши народы в древности всегда передавали власть детям. Мы возродим эту традицию, и ты будешь вторая в будущей династии. С этим согласны все. Ты нужна Степным волкам, и я не могу тебя отпустить.

Степь под ногами вздыбилась холмом, вильнула к глубокому извилистому оврагу и оборвалась. На краю обрыва стояли восемь пленников, из мужчин, что не захотели вставать под руку Степных волков и оказали сопротивление. Степняки потеряли в бою четверых человек и теперь, когда схватка закончилась, забирали за каждого – двух.

Вождь передал дочери кинжал, что когда-то подобрали на дороге, но за богатую рукоять и хорошую сталь назвали даром богов и использовали только для важных дел. Эсмира без колебаний взяла его и нанесла первый удар. Остальную работу закончили воины. Восемь тел упали на дно оврага, чтобы остаться там навсегда.

– Когда-то мы жили по-другому, – на обратном пути Эсмира взяла отца под руку и прижалась к нему, – ты вспоминаешь то время? Не было ни Волков, ни оружия, ни крови. Мама по праздникам готовила пирог с мясом, и мы танцевали. А вечерами ты учил меня всему, что знал и помнил о прежнем мире, а я очень боялась, что останусь одна и не с кем будет поговорить о старых чудесах.

Отец упрямо покачал головой.

– Волки были всегда. Только тогда они носили другие имена и звания лейтенатов и прапорщиков. И оружие было всегда. И кровь. Вас с матерью я берег от этого сколько мог.

– И все же другая жизнь возможна. Помнишь, ты принес нам ткань, и мама сшила себе платье: белое, настоящее, какие женщины носили раньше, облегающее, с открытым верхом, на бретельках, вот такое, – Эсмира показала на бедрах линию на ладонь выше колен, – ты тогда так уморительно хмурился, как будто злился. А потом обнял маму, и она заплакала.

– Та жизнь осталась в прошлом. Чистеньких не осталось. Выбрось из головы. Больше нет ни мамы, ни платьев, ни пирогов с мясом. Ты слышишь меня, Эс?

– Я слышу тебя, – Эсмира отпустила руку отца, выпрямилась, и всю дорогу до поселка они не произнесли ни слова.

Жителей согнали в один большой дом.

– Степные волки великодушны, – Эсмира вышла вперед, остановившись в трех шагах от испуганных озлобленных людей.

Многие мужчины могли бы достать ее одним прыжком, но никто не смел пошевелиться. За спиной Волчицы стояли полтора десятка Волков, и одного их вида было достаточно, чтобы держать в узде самое малое сотню.

– Наш народ дарит вам жизнь, оставляет вам дома, детей и скот. Мы заберем малое, и будем забирать малое каждый месяц. Ровно столько, сколько нам нужно, и сколько вы сможете дать. Наш народ дарит вам свободу. Там где мы – нет рабства, нет воровства и грабежей. Наш народ дарит вам свою мудрость – с этого дня в вашем поселке будут главенствовать наши мужчины. Мы оставляем вам мудреца и трех воинов. В ответ вы должны отдать нам трех мужчин, которые восполнят наши ряды и станут Степными волками.

В поселках, что добровольно вставали под руку степняков, переговоры проходили за большим столом, под звон старинных хрустальных бокалов и шкворчание мяса. Бывало, люди выторговывали себе хорошие условия. Но не всегда дело удавалось решить миром. И тогда приходилось говорить вот так, перед глазами потерявших односельчан перепуганных людей, и у них уже не было шанса торговаться.

Итог всегда был один – над поселком ставал Волк, а люди платили за спокоствие и порядок десятую долю добычи и урожая.

Когда переговоры были закончены, и люди стали потихоньку расходиться, Эсмира выскользнула незамеченной на улицу и отправилась в лагерь, к воинам. Ей выделили отличный теплый дом, но она не любила находиться в захваченных поселках, особенно в тех, где проливалась кровь.

У крайнего плетня ей пришлось перешагнуть через остывающее тело, и она невольно склонилась посмотреть, кто лежит. Это был паренек не больше тринадцати лет отроду. Уже взрослый для любой работы, но в бою еще совсем щенок. Эсмира без сомнений вышла бы против трех таких, а то и пяти. Хватило бы и сил, и выучки и, главное, опыта. Пока бы они, нерешительно переглядываясь, думали, кому что делать, она бы швырнула нож в того, что в центре, сместилась вбок, нанося удар копьем, а потом снова в бок, заходя со спины.

Лежащего на земле парнишку кто-то проткнул стрелой, скорее всего шальной, пущенной наугад, для устрашения, потому что в этом конце поселка бой не кипел, Эсмира это помнила точно. Может быть, паренек и не думал драться, а спратался здесь, в кустах, чтобы переждать сечу и сдаться? Вряд ли. Уж больно прочно сжимала его холодная рука заточенную железку, что у здешних жителей почему-то считалась оружием. А значит, хоть и боялся паренек, а все же готов был стоять до конца. Вот только стреле все равно, трус ты или мужчина. Пролетев полсотни метров, она нырнула вниз и одним только весом своим и остротой тюкнула парня в грудь, прошила рубашку и прошла между ребер. Кто из тех женщин в доме был его матерью?

Как любой степняк, Эсмира всегда была готова в путь, и сборы не заняли много времени. Мешок с вещами, приаттаченный к нему коврик-одеяло для сна, оружие, кошель и фляжка. Выйти из лагеря труда не составило, а вот в тридцати шагах из темноты выплыл ситуэт дозорного.

– Кто идет?

– Ты же видишь, Гай, это я.

– Вижу, Эс. Куда ты?

– Не твое дело. Пропусти.

– Я не могу пропустить, Эс.

– С чего бы? – в голосе дочери вождя, казалось бы, беззаботном, звякнула сталь. Немало мужчин встали бы на колени при ее звуках. Но не Волки.

– Твой отец запретил уходить из лагеря без его личного разрешения. Никому.

Можно было напомнить воину, кто встанет над народом самое большее, чем через полгода, и что дочь вождя со дня зрелости не подчинялась воинским приказам, потому что уже была женщиной. Эсмира не планировала вступать в разговоры.

– А ты останови меня, Гай. – она положила руку на рукоятку боевого кинжала. – Ты останови меня.

Дозорный, поразмыслив, отошел. Уж лучше предстать перед вождем виновным, чем всерьез драться с его дочерью.

Эсмира шла всю ночь, переходя ручьи и путая след. Хотя отец не пустится в погоню. Воинам не нужен вождь, не желающим посвятить жизнь своему народу. Да и не бывает среди Волков ушедших и вернувшихся. Ты или Волк, или мертв.

С этих пор любой из воинов народа, встретив беглянку, должен будет убить, даже если придется ради этого пожертвовать собственной жизнью.

Шагая по степи, Эсмира вспоминала все, что знала, о старых языках и именах. И вспомнила. Имя было чужое, инородное, но значение его отлично подходило ей сейчас. Рина. Затерявшаяся. Растворившаяся. Им она и представилась, когда пришлось зайти в повстречавшийся на пути поселок, пополнить запасы еды и купить новые наконечники для стрел, взамен потерянных на охоте.

* * *

Сила 3/3

Скорость 2/3

Реакция 1/3

Интеллект 2/3

*неизвестно* 2/3

Стойкость 3/3

Жабье кольцо *неизвестно*: Жизнь +1/5(неактивно), Стойкость +1(неактивно), Эффект – неуязвимость от первого урона.

Босой почувствовал укол интуиции и остановился. Ящерица-невидимка притаилась за поворотом, забившись у трубы под самый потолок.

«Где?» – одними губами спросила Рина, поднимая лук со взведенной стрелой. Точно не могли показать ни Босой, ни Зоя.

Минута тянулась за минутой. Невидимка вжималась в стену, уверенная, что остается незамеченной, и стоит врагу пройти еще несколько шагов – ее удар будет мгновенным и смертельным.

Рина потянулась к карману вещмешка и достала спички. Самые настоящие спички, но не изготовленные сто лет назад и давно потерявшие способность зажигаться и гореть, а новые, сделанные Грачом из пропитанных желтоватой серой лучин. Спички безбожно дымили, но дело свое делали даже лучше старых, созданных только для того, чтобы вспыхнуть и поджечь что-то небольшое. Из спичек Грача можно было хоть из самих костер сложить, если конечно у кого поднимется рука сжигать ради яркого, но недолгого огня столь дорогие и редкие вещи.

Лучина разгорелась. Охотница бросила ее вперед, в лужу под трубой. Пропитанная древесина отчаянно задымила. Дым поднялся под потолок и окутал тело невидимки, обрисовав его контуры. Тетивы девушек тренькнули почти одновременно. Зоя опоздала с выстрелом лишь на мгновенье, но и ее стрела достигла цели, впившись в место, где задняя лапа чудища соединялась с телом, и ороговевшая шипастая шкура была мягкой и нежной.

Как Босой и предполагал, невидимость ящериц работала также, как и у Ласки. Едва потревоженное, чудище сразу же проявилось и стало обычным воином, и даже слабее, потому что любая новая способность слегка ослабляла остальные.

Пронзенное двумя стрелами чудище заметно потеряло в напоре, и справиться с ним удалось без труда. Разбив поверженному врагу голову, Босой поднял из лужи больше чем наполовину прогоревшую спичку.

– Сколько у тебя еще таких?

Рина задумалась, словно вспоминая. Босой понимал ее – тратить драгоценный, наверняка не даром доставшийся запас девушке не хотелось. Цели, конечно, стояли перед отрядом большие, стоящие и не такого, но Рина резонно могла сомневаться, что это и ее цели тоже. Ни о доле в добыче, ни о перспективах остаться в отряде ловчего речи до сих пор не заходило. Да и хотела ли этого сама девушка? Может быть до сих пор она считала себя частью группы Роя и планировала в нее вернуться? Или видела себя уже далеко и от подземелий, и от церкви, свободной от обязательств и неприятных воспоминаний?

Сомнения девушка, однако, победила быстро.

– Двенадцать. Было. Еще одиннадцать. Найти бы что-то горючее, и чтобы дымило – можно было бы поджигать о светильники.

Горючее, как ни странно, нашлось под рукой. Здесь, на четвертом уровне, по стенам вовсю вились белые грибницы, похожие на увеличенную в сотню раз плесень. Рядом с живыми переплетенными в жгуты ростками висели старые, засохшие и, как оказалось, способные служить отличным розжигом. В луже такой пучок тух почти сразу и без дыма, а вот слегка намоченный дымил за троих.

* * *

Ласка пробиралась в самую гущу столпившихся на перекрестке ящериц. Лапы приходилось ставить осторожно, тщательно выбирая место. Защитники логовища все время двигались, и хотя вся жизнь их проходила на узком клочке тоннеля, у каждого была своя цель и свой не явный на первый взгляд план.

Воины стояли на постах у края рубежа, время от времени поглядывая друг на друга и наверх, проверяя все ли в порядке с соседом и не пробирается ли кто по потолку коридора. Всего у них было три поста охраны, одно спальное место, в специально выкопанной нише, и одно в «столовой», где хранились принесенные сверху личинки. Время нахождения воина на «посту», в «столовой» или «спальне» составляло около двадцати минут. Потом смена, по кругу, и еще двадцать минут, и еще одна смена, и еще, до бесконечности.

Двое невидимок существовали отдельно от воинов, хотя и были очень похоже на них. Оба чудища, которых можно было только обонять, но не увидеть, вжимались в углы где-то у самого потолка.

Ласка чувствовала, может быть нюхом, или каким-то иным способом, как подрагивают от напряжение их мышцы, как тщательно, сантиметр за сантиметром, ощупывают их глаза все пространство впереди. И эти невидимки, и множество поколений невидимок до них, ни разу не видели врага, рождаясь и умирая в полной темноте, разбавленной лишь тусклыми пятнышками светящихся зеленоватым брюшек. Знали ли они, что ждут и почему должны нападать на все, что движется? Ласка без труда определяла, где именно они прячутся, но передать Зое могла только общее направление: «Там».

Продолжая ступать предельно осторожно, она прошла сквозь суетящихся фуражиров и оказалась в тылу защитного рубежа, нос к носу к ящерице-лекарю.

Не в пример худощавым своим коллегам с третьего уровня, здешний жирдяй едва доставал лапами до пола, подтаскивая за собой ярко светящийся мешок. Его пасть слабо напоминала морду ящерицы, стала длиннее, уже и острее. Это наверняка позволяло ему разбрызгивать целительную бодрящую жидкость сразу на нескольких защитников, а то и вообще на всех. В отличие от лекарей третьего уровня, которые за раз могли плюнуть жижу только в одного бойца.

Получившие такой «плевок» защитники приходили в неистовство, переставали чувствовать боль и дрались в одиночку за троих, а потому позволить, чтобы лекарь «подзадорил» таким образом весь отряд или даже парочку воинов нельзя было ни в коем случае.

Ласка принюхалась. От ящера пахло свежескошенной травой, водой из чистого горного родника и только что испеченным хлебом – и запахи эти, переплетенные, создавали новый, совершенно неописуемый аромат. Рыси захотелось припасть к животу ящерицы и никогда от него не отрываться, но связь с Хозяйкой была слишком крепка, чтобы потерять концентрацию из-за какого-то там запаха.

Подняв лапу и передав Зое сигнал о готовности, Ласка стала ждать команду. Потекли минуты долгого ожидания, не значившие для Ласки ничего – в этот момент она была как бездушное орудие, как застывший в верхней позиции механический молот, способный бесконечно ждать своего часа.

«Давай!» – беззвучно скомандовала Зоя, – «Только береги себя…».

Ласка ударила, и голова лекаря, комично дернувшись, с негромким хрустом провернулась. Удар по лекарю сбросил невидимость, и ящерицы увидели, кто убил одну из них. Фуражиры рысь не пугали, а вот ящерицы-воины, особенно сообща, представляли из себя серьезную опасность. Сплошь покрытые шипами, они ранили даже после смерти, одним только прикосновением к их шкуре. Безбоязненно убивать их можно было только на расстоянии, но их сухая худоба и скорость не позволяли нормально целиться и уверенно попадать по уязвимым местам. Лишь однажды Рине удалось вогнать стрелу прямо в глаз, но по ее собственному признанию, это было скорее случайностью, чем осознанным прицельным выстрелом.

Не ожидавшим нападения с тыла защитникам понадобилось всего мгновение для того чтобы сориентироваться и развернуться, но и Ласке этого хватило, чтобы отпрыгнуть как можно дальше, налету погружаясь в невидимость. Не испытывая ложных надежд, что, пропав из вида, она перестанет быть целью, рысь рванула вглубь тоннеля. Невидимки, обнаруживая себя, прыгнули в ее сторону. Стоявшие в авангарде воины тоже собирались это сделать, но рывком преодолевший огромное расстояние Босой врезался в их строй как комета, кромсая отвернувшихся воинов одного за другим.

Двое невидимок и успевший вывернуться из мясорубки воин догнали Ласку, атаковали и располосовали бы ее на тонкие ремешки, но она прыгнула вверх, почти к самому потолку, перемахнула через атакующих и побежала к Босому. Вместе они отошли назад и остановились, ожидая новой атаки чудищ. Рина и Зоя выпускали в гущу противников стрелу за стрелой, поражая в основном фуражиров.

Невидимая Ласка перестала быть основной целью. Воины бросились на Босого, но прыжки их не достигли целей. Не заботясь о сбережении собственной шкуры, рысь протаранила их сбоку, сбивая с траектории прыжка, даря ловчему так необходимые ему секунды для череды быстрых смертельных ударов. После этой атаки выжило только полтора десятка фуражиров, добить которых труда не представляло даже силами одних только девушек.

Первый защитный рубеж четвертого уровня был взят, но удалось это сделать далеко не так безболезненно, как хотелось. Лапы и грудь Ласки были изрезаны шипами воинов, кровоточили и болели.

Попади Босой в подобную ситуацию в любом другом логовище – пришлось бы удовлетворяться достигнутым успехом, возвращаться и думать, как поменять тактику во время следующего визита. Но в этот раз возможности отступать не было. И дело не только в ожидающем захваченного лекаря Дусте. На третьем уровне, завернутый в одеяло, едва дыша, их ждал Винник, и вернуться сейчас означало обречь его на смерть.

* * *

Четвертый уровень оказался еще более обжитым, чем третий. Отсюда люди бежали не думая о спасении одежды, посуды, мебели, книг и даже оружия. Местами приходилось пробираться по грудам истлевших досок, наполненных чем-то мешков, ломающихся под ногами ящиков и грудам неоткрытых консервных банок. Босой поднял одну из них и с трудом разобрал полустёршееся название: «Верные друзья», и выше «Консервы мясные кусковые свино-говяжьи». Этикетку украшали довольные морды свиньи и теленка.

В развалинах городов Босой уже видел старые консервы, в основном опустошенные, и знал обязательное правило – вскрывать и тем более есть подобные древности запрещалось категорически. В лучшем случае внутри остались плесневелые засохшие комочки, съесть которые не получится даже с жуткой голодухи. В худшем – от запаха потом будет не избавиться несколько дней.

– Нам бы ей какую-то защиту придумать, – Рина закончила вытирать шерсть Ласки от крови, второй раз уже за сегодня изранившуюся о шипы ящериц-воинов, и втирала ей в шкуру набранную из живота лекаря жижу. – Давным-давно, когда люди еще не изобрели огнестрел и воевали стрелами и копьями, грудь и бока боевых коней прикрывали железными пластинами.

Девушка показала, как располагались доспехи на груди и боках животных. Ласке бы действительно такие пригодились, но взять их здесь было неоткуда. Даже если в кучах мусора и найдется что-то такое…

Босой огляделся, в поисках дверей. У ближайшей висела крашеная белым табличка с черной неаккуратной надписью: «Душевая. Прачечная». Табличка в свою очередь закрывала без труда читающиеся намного более старые слова: «Лаборатория 11/4» и ниже несколько неразборчивых полустершихся от времени и влаги строк. Поселившиеся в тоннелях люди вряд ли думали продолжать когда-то шедшие здесь исследования и переделали лабораторию под душевую. И не входя в помещение, можно было услышать, почему.

В одной из стен зиял выбитый кувалдами провал. За ним, в земляной полости, шелестела подземная речка. Босой принюхался. Неприятный запах от воды присутствовал, и пить ее стоило только из сильной жажды, а вот чтобы мыться и стирать одежду она подходила вполне, особенно если перед этим отстоять. Для чего и стоял у стены целый ряд баков, на дне которых теперь остался только толстый слой известкового осадка. Ловчий прикинул, получилось ли бы использовать части баков как доспехи для Ласки, но разрезать металл все равно было нечем. Кроме баков же в зале остались только насквозь проржавевшие душевые дудки, некоторые из которых обломились под собственным весом.

– Грязнуля… – донесся из коридора голос Зои. – Мама не научила тебя мыться? Ну, ничего, отмоем. Ласка, смотри, я нашла тебе друга.

Босой выглянул, немного опасаясь, что крыша у девчонки от страха и переживаний слегка накренилась.

Оказалось, Зоя вытащила из кучи хлама небольшого плюшевого котенка. Он был грязен и лохмат. Насковозь пропитанная пылью шерстью скомковалась у шеи, и от этого у котенка был вид изумленный и даже слегка ошарашенный. Девчонка взяла его за лапу и бесцеремонно шваркнула об стену. Из-под слоя грязи местами показался настоящий цвет игрушки, а шерсть на спине вздыбилась, словно котенок чего-то очень сильно испугался.

Рысь проявилась рядом, довольно муркнула, лизнула лицо хозяйки и потянулась сделать тоже самое с котенком. Зоя отдернула игрушку.

– Куда лезешь? Видишь же, какой он грязный? Потом. Вымою его, тогда и познакомитесь.

Она убрала котенка в набедренный карман, и Ласка вновь растворилась в воздухе. Несмотря на то, что скрываться больше не было смысла, она все равно любила проводить время в невидимости.

«Тренируется», – отметил про себя Босой.

Рина оказалась единственной, кто, шагая по горам древностей, не казалась околдованой. В ее взгляде сквозило любопытство, но не больше. Трезвая взвешенная исключительно практичная любознательность. Из-под одной из куч она вытащила сбитые друг с другом и обшитые толстой жестью доски. С одной из сторон к ним были когда-то приделаны кожаные ремни, от которых сейчас осталась только обглоданная чьими-то зубами труха.

– Щит, – обрадованно возвестила девушка, – ей богу, настоящий щит! Смотри, их тут несколько!

Они вытащили еще пять штук, но полностью целым оказался только один – самый первый. Державший его человек или стоял позади всех, или умер первый, не успев защититься – остальные же были пробиты и сломаны многочисленными ударами ящериц-воинов.

Босой взял уцелевший щит себе. Соорудив на старых креплениях веревочные лямки, он подвесил щит на руку и несколько раз взмахнул им, загораживаясь от возможного удара. И первая же пришедшая на ум мысль была о том, что стоявшие здесь насмерть люди не особенно-то понимали, как действовать созданным наспех оружием. Почти все принятые ими на щит удары были прямыми, если же его поставить чуть под углом, атакующие будут соскакивать влево, не причиняя особого вреда ни щиту, ни человеку. А еще им можно неслабо так вдарить, особенно если кромкой, да поймав ящерицу во время прыжка на противоходе. Еще бы на кромку наварить шипов…

Один из разбитых щитов разобрали, металл согнули и в отверстия от гвоздей вздели шнурок. После недолгой подгонки по фигуре получилась неплохая защита груди для Ласки, способная остановить касательный удар воина.

На достигнутом решили не останавливаться. Ни Рине, ни Зое щиты были не нужны, поэтому приспособить на Ласку попробовали все оставшиеся листы. Получалось криво и обвешанная слоями листов рысь теряла способность передвигаться бесшумно, что сразу выводило ее из невидимости. Пришлось сделать в довесок только еще одну небольшую спинную броню, удобно заходящую на плечи и бока. Теперь, ударив грудью, Ласка имела шанс не пораниться.

Окрыленные, Босой с Риной продолжили копаться в куче, откуда вытащили щиты, но наткнулись лишь на несколько человеческих скелетов. Босой, не привыкший так часто и близко сталкиваться со смертью, отшатнулся. Охотница же деловито разгребла кости подвернувшейся деревяшкой.

Внизу блеснуло. Рина сунула в кучу руку и вытащила три пыльных, но не ржавых жетона на цепочках. Они были очень похожи друг на друга, прямоугольные, с выгравированными надписями посередине.

– Прочитай, – протянула Рина, очистив буквы от застарелой грязи.

Надписи были похожи, как и жетоны, отличаясь лишь комбинацией некоторых букв и цифр:

«ВС России НТУ-2567798»

«ВС России АРР-6375822»

«ВС России ПИК-7425539».

– Россия, – почесал затылок Босой, – так называлось раньше место, где мы сейчас живем. Про остальное не знаю.

– ВС – это «вооруженные силы», – девушка забрала жетоны, разложила их на ладони и провела по ним кончиками пальцев, – а буквы и цифры – это индивидуальные номера военнослужащих. Они погибли, сражаясь, и мы подняли их оружие.

Она сжала жетоны в кулаке, подержала, о чем-то размышляя, и положила обратно, в россыпь костей.

– Откуда она знает? – прошептала Зоя, поднявшись на цыпочках к уху Босого.

– Мой отец когда-то носил звание майора российской армии. Мы должны за них отомстить, – то ли приказала, то ли попросила Рина. Босому показалось, что ее глаза блеснули.

Разочаровывать девушку не хотелось, и все же он вынужден был спросить:

– Ты же знаешь, что даже если мы убьем здесь всех ящериц, они все равно воскреснут?

– Знаю. Давай сделаем это хотя бы сегодня. И хотя бы на этом уровне.

* * *

С доспехами и щитом дело пошло быстрее и проще. Ласке больше не нужно было беречься любого прикосновения к усыпанной шипами шкуре воинов, и она без труда налету сбивала атакующих ящериц, не позволяя им подступиться к Босому. В какой-то момент, осознав свое преимущество в скорости и полную безнаказанность, большая кошка перестала воспринимать их как сильных противников. После маневра с убийством лекаря она возвращалась к людям и начинала игру.

Оставив в живых двух-трех воинов, рысь скрывалась с глаз, ждала атаки ящериц и сбивала грудью одного за другим. Обозленные воины кидались на нее, но Ласка успевала пропасть, отскочить, и застывала, ожидая нового витка развлечений. Зоя, наблюдая за опасной игрой питомицы в стороне, радостно хлопала в ладоши и повизгивала от удовольствия.