Текст книги "Мир совкового периода. Четвертая масть (СИ)"

Автор книги: Игорь Черемис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 17. Таежный медведь

В понедельник вся наша недосемья проснулась очень рано. У меня была веская причина для этого – видимо, во сне я неудачно повернулся и потревожил рану. Я не стал спрашивать, почему встали и остальные – наверняка у них были собственные раны, которые можно было разбередить. К восьми утра мы все собрались на кухне – начиналось вещание Первой программы ЦТ, и надо было понять, что нас ждет сегодня.

Телевизионщики удивили нас сразу. Обычно в будние дни эфир стартовал с получасового «Времени» – удои, покосы, урожаи, выплавка миллионов тонн чугуна и прочие радости советского быта, самое то, чтобы взбодрить народ перед работой. Но не в этот раз. Новостную программу заменило «Футбольное обозрение», посвященное прошедшему туру чемпионата СССР – комментатор слегка нервничал и косил глазами куда-то вбок, но про результаты матчей и забитые голы говорил уверенно. Там показали даже панораму стадиона «Динамо» и второй мяч, который закатили в ворота ЦСКА футболисты «Нефтчи».

Затем началась не менее странная «Хореографическая фантазия» – какой-то небольшой танцевальный этюд, который шел в записи. И ещё более короткая документалка с безумным названием «И радоваться осени своей», которая на поверку оказалась посвящена проблемам старения советских людей.

Ну а в девять часов утра на экранах появился Владимир Иванович Долгих. Я его знал относительно хорошо. В первой жизни он мне запомнился на пару с Капитоновым по встречам иностранных делегаций в аэропортах, а уже во второй эта фамилия не раз попадалась мне во время моих библиотечных изысканий. В первую очередь –по той комиссии, которую пару лет назад организовал Андропов, где Долгих и будущий премьер Рыжков под руководством Горбачева пытались понять страну, в которой они жили. Впрочем, конкретно к этому человеку у меня особых претензий из-за моего послезнания не было – судя по всему, в число прорабов перестройки Долгих не взяли, и страну разваливали совсем другие люди. Он же был, похоже, одним из немногих секретарей ЦК, которые хоть как-то знакомы с реальной работой не на словах, а на деле – поднял Норильск, а потом и Красноярский край, заведовал в ЦК отделом тяжёлой промышленности и энергетики. В общем, был в курсе проблем страны и, наверное, умел их разрешать. Правда, к реальной власти его не подпускали – Долгих ещё с брежневских времен был кандидатом в члены Политбюро, но полноценным членом так пока и не стал. И, видимо, решил, что терять нечего – а потому примкнул к заговорщикам.

Дело в том, что его появление на экране было сделано в рамках какого-то нового формата советского телевидения – что-то типа «Вестника «Г.К.Ч.П.». Женщина-ведущая представила своего собеседника как одного из членов этого органа, а потом начала задавать тщательно согласованные вопросы из серии «как вам удается быть таким красивым, умным и решительным». Долгих говорил бойко, но его ответы полностью укладывались в те указы, законы и заявления, которые вчера вся страна прочитала в экстренном выпуске «Правды». Никакой отсебятины – только официально утвержденные документы.

Впрочем, я не мог не признать, что это было сделано даже красиво. После вчерашнего балета с сухими заявлениями, которые зачитывали насмерть перепуганные дикторши, такой подход к подаче информации выглядел как глоток свежего воздуха. Я смотрел на остальных зрителей, собравшихся на нашей кухне – и понимал, что люди, не имевшие закалки переизбытком информации всемирного интернета, слушают этого Долгих как пророка, и им всё равно, что он повторяет своими словами то, что они уже слышали или читали.

Я был вынужден признать, что это был очень сильный ход со стороны «Г.К.Ч.П.».

К тому же Долгих был относительно молод – ему только в этом году исполнилось шестьдесят лет, что смотрелось очень выигрышно на фоне совершенно больных Брежнева, Андропова или даже Черненко. Кстати, про судьбу бывшего – а в этом я уже не сомневался – Генсека Долгих не сказал ни слова, лишь повторил уже известный пассаж про состояние здоровья, которое пока не позволяет верному сыну партии выполнять свои обязанности.

И лишь под самый финал длинного, часового интервью ведущая задала вопрос, который можно было назвать актуальным для всей страны.

– Владимир Иванович, а надолго планируется чрезвычайное положение?

В принципе, Долгих мог и тут ответить по писаному – мол, полгода, как и сказано в указе, а там как кривая вывезет. Но он внезапно изменил сценарий.

– Я думаю, что два-три дня, – сказал он. – Вряд ли потребуется больше времени.

Он не сказал, для чего могло потребоваться больше времени, но никто, кажется, и не заметил этого. Елизавета Петровна, Александр Васильевич и даже Алла сразу принялись обсуждать «два-три дня», забыв про всё остальное.

***

– Мои коллеги о нем отзывались очень положительно, – вдруг сказал Александр Васильевич.

– О ком? – уточнил я.

– О Долгих, Владимире Ивановиче, – пояснил он. – Наши старики рассказывали, что когда он в Норильске комбинатом руководил, то пошел на очень серьезный риск. Надо было вводить новые мощности, но заключение Госкомиссии задерживалось и задерживалось... ещё бы немного – и полярная зима, строительство переносится на следующий год, а это дополнительные расходы, простой техники, которую в те края завести непросто. Поэтому он взял на себя ответственность и отдал приказ – строить! Наши там работали над железнодорожной веткой к новому руднику, он, кажется, на Талнахе – а это километров двадцать от города, в условиях вечной мерзлоты, да ещё и за рекой. Но справились, и мост вовремя пустили. А тут и Госкомиссия заключение выдала, что там огромные запасы нужной руды. В общем, все в выигрыше оказались. Долгих, кажется, как раз тогда Героем Соцтруда стал.

Этих подробностей трудовой биографии товарища Долгих я не знал, но добавил их в копилку прочих его заслуг. В принципе, именно такой человек, к тому же незаслуженно застрявший на второй сверху ступеньке советской иерархии, и мог бы возглавить нечто вроде дворцового переворота. Интересно, почему он в моей первой жизни легко сдался Горбачеву? Понял, что не сможет бороться с той махиной, которая стояла за тогдашним первым лицом в партии и государстве?

Вопрос был риторический. Мне нравилось думать, что какую-то роль во всем этом сыграл и я – например, именно моя информация помогла тому же Валентину переманить на свою сторону многих колеблющихся. Мне даже стало интересно, как он преподносил мои откровения... «У меня есть ручной домашний попаданец, он знает всякие забавные фокусы, ха-ха».

– Но он же ничего нового не сказал, – напомнил я. – Просто повторил то, что вчера весь день говорили те дикторы... и что в газете было написано.

Александр Васильевич на секунду задумался.

– Пожалуй, да, соглашусь с тобой, – кивнул он. – Кроме двух-трех дней чрезвычайки – про это точно вчера не говорили.

Тут соглашаться пришлось уже мне.

– Если они побеждают, то да, зачем им это чрезвычайное положение? Одни расходы, да ещё и войска туда-сюда гонять – дорогое удовольствие...

– Вот-вот, – подтвердил он. – Так что, думаю, можно уже расслабиться и перестать волноваться. А то по тебе хорошо видно, что ты переживаешь... причем, мне кажется, не за себя. Я прав?

– Наверное, – уклончиво ответил я и улыбнулся: – Но вообще у меня есть о чем попереживать и помимо какого-то там государственного переворота. Пусть будет Долгих, я, в принципе, не против. Надеюсь, он действительно знает страну, в которой живет...

Это цитату, похоже никто не знал.

– Ты о чем? – настороженно спросила Елизавета Петровна.

Я открыл рот. Закрыл рот. Выражение Андропова было очень популярно в моем будущем, но почему его не знают здесь? Он же сказал это совсем недавно – я сам, лично видел эти слова в его статье в «Правде», опубликованной прошлым летом, ровно год назад.

– Это Андропов сказал, – сообщил я. – Год назад он написал статью про состояние экономики, и там было сказано, цитирую – «мы не знаем общества, в котором живем». Он же, Андропов, кстати, тогда уже создал комиссию по изучению общества... условно, конечно, она как-то иначе официально называлась. Долгих в неё тоже входил. Но не знаю, до чего они там доизучались, результатов вскрытия никто не публиковал.

– Вскрытия? – удивился Александр Васильевич.

– Да шучу я... из-за нервов. Результаты работы этой комиссии – их никто не публиковал. Может, где-нибудь на Политбюро и доложили, но в прессу точно не попало.

– А, ясно... А кто эту комиссию возглавлял?

Да что же это такое! Один из важнейших институтов советской власти времен позднего застоя – и никто ни сном, ни духом.

– Горбачев, он был вторым секретарем в ЦК.

– Это не его недавно сняли и вывели из Политбюро?

– Он самый.

– А, ну, возможно, выводы членам Политбюро не понравились, – почти облегченно вздохнул Александр Васильевич. – Или работу толком не сделали. Обычно так бывает.

– Возможно, – осторожно согласился я. – А...

Мне хотелось напомнить, что Долгих, получается, тоже с чем-то там не справился, но в этот момент в прихожей зазвонил телефон. К нему отправилась Елизавета Петровна – она сидела ближе всех к дверям. А мы очень внимательно посмотрели в телевизор, который начал показывать детскую передачу «Будильник». Я взял со стола газету с сеткой, посмотрел – этот «Будильник» должен был идти по второй программе, но там со вчерашнего дня были одни помехи – даже, кажется, настроечную таблицу не включали. Те же самые помехи были вчера и на московском канале, который транслировался только вечером.

– Егор, – крикнула бабушка. – Это тебя! Какой-то капитан Соловьев...

***

Разговор со следователем ввёл меня в глубокую задумчивость. Я молча вернулся на кухню, и, не говоря ни слова, наполнил чайник, поставил его на плиту и стал ждать, пока он закипит.

– Егор, ну чего он сказал? – не выдержала Алла.

Я обернулся – и посмотрел на бабушку, свою невесту и её отца так, словно видел их первый раз.

– Прости... я куда-то улетел, – повинился я. – Они проверили этого Боба... он на этой неделе сбежал из своей части... где-то в Архангельской области... с ещё одним солдатом. Ещё и автоматы прихватили. Их искать начали, дороги перекрыли, везде патрули пустили. Дня три назад нашли останки и покореженное оружие... теперь ищут медведя-шатуна, потому что тот теперь людоед и опасен для местных жителей. Его пока не нашли.

– А Боб?.. Как же он?

– А вот этого никто не знает, – я дернул правым плечом, потому что не хотел беспокоить рану. – Там посчитали, что погибли оба, поэтому поиски прекратили. В Москве Боба видел только я, дома он не появлялся, и его приятели говорят, что не видели его. Думаю, врут, но прижать их особо нечем...

– И что дальше? Егор, не тяни!

– Да не тяну... – на самом деле мне действительно не хотелось повторять слова капитана. – В общем, он мне не поверил. Мол, выдумал я всё... нападением на меня другое отделение милиции занимается, он себе его забирать не хочет, чтобы «висяков» не плодить, насколько я понял. Ну а убийцу Ирки ищут... он так сказал. Среди кого – неизвестно. И сколько будут искать – тоже неизвестно. Про приятелей этого Боба я спрашивать не стал, но что-то сомневаюсь, что их хотя бы на ночь в КПЗ заперли. Как-то так...

Честно говоря, я был немного разочарован разговором с капитаном Соловьевым. У меня сложилось впечатление, что все мои догадки ему очень не понравились; причин он не назвал, но я подозревал, что в этом как-то задействованы, например, родители Михаила. Они могли отвалить серьезную кучу бабла за своего отпрыска, а арестовывать одного Лёху следователь посчитал излишним. В итоге самые очевидные подозреваемые никакими подозреваемыми не были, оперативники, как в сказках, искали незнамо что и кого. Дело об убийстве какой-то там приезжей студентки пролежит сколько-то там лет, потом его закроют и отправят в архив – и на этом всё закончится. При этом я понимал, что обвинять следователя во взяточничестве бессмысленно – фиг чего докажешь.

К тому же он мог всё это провернуть и по собственной инициативе, чтобы не превращать дело в нечто громкое. Возможно, через месяцок договорится с местным алкашом, тот заявит, что совершил убийство в состоянии сильного душевного волнения – например, после того, как Ирка как-нибудь обидно обозвала его – и отправится этот алкаш по статье сто четвертой УК РСФСР на принудительные работы года на два. Преступление раскрыто, следователю слава, алкаш через два года возвращается к своей обычной жизни – в общем, все счастливы.

Я даже грешным делом подумал, что этот товарищ капитан с удовольствием взял бы на роль алкаша меня – ведь именно у некоего Егора Серова имелся мотив не любить означенную студентку, а также возможность нанести ей смертельный удар ножом. Я не исключал, что только небрежное упоминание во время опроса Комитета госбезопасности заставило Соловьева проявить разумную осторожность.

Впрочем, я мог и накручивать себя – в конце концов, следователь действительно мог заблуждаться относительно судьбы Боба и искренне верить, что я спутал его с каким-то другим человеком.

– И что дальше? – спросил Александр Васильевич.

– Понятия не имею... думаю, для нас особо ничего не изменилось. Дождемся отмены этого чрезвычайного положения, отвезем Елизавету Петровну обратно на дачу, а сами разъедемся по своим делам. Ну а ближе к осени вернемся и будем думать, – я немного помолчал и добавил: – Но какую-нибудь палку надо завести, чтобы дверь на ночь подпирать. Кажется, у соседа, у Алексея, была подходящая. Лишнее отпилим – пила-то имеется.

***

– Ал, а ты не знаешь, почему Боба отправили служить под Архангельск? Вроде бы у него родители непростые, могли бы и побеспокоиться о сыне... тут в Москве и в округе полно самых разных воинских частей, туда бы определили.

Эта мысль пришла мне в голову только что и я сразу её озвучил. Делать нам было особо нечего, потому что телевизор вернулся к какому-то усеченному варианту программы понедельника, в которой и в обычные времена не было ничего увлекательного. Иногда телевизионщики пускали повторы интервью Долгих, но не целиком, а какие-то избранные места, но в целом они показывали то, что привыкли – например, детский фильм какой-то среднеазиатской киностудии «Расставаясь с детством», в котором речь шла про борьбу подростков с жуликами и ворами. Смотреть это было невыносимо, поэтому я прихватил с полки томик Беляева с «Головой профессора Доуэля» и «Звездой КЭЦ» – и завалился на диван. Алла тоже ушла с кухни вслед за мной, но ложиться не стала, а уселась за стол, чтобы ещё раз проверить свои переводы.

– Нет, – она помотала головой. – Я даже и не интересовалась, где он служит. А тут Архангельск, тайга, медведи... брр!

– Да, медведи-людоеды, – немного подлил я масла в огонь.

– Егор!

Я рассмеялся и попытался увернуться от брошенного в меня ластика – но очень неудачно. Лопатка опять заныла и я зашипел.

– Больно? – забеспокоилась Алла.

– Скорее, обидно, – улыбнулся я, хотя эта улыбка далась мне нелегко. – Надеюсь, эта фигня быстро заживет, а то у нас в горах с одной неработающей рукой делать нечего. Хорошо, что у «Победы» переключатель скоростей на руле...

В прихожей опять раздался звонок телефона.

– Как Смольный какой-то, – сказал я. – Жили же спокойно, а тут один за другим. Надеюсь, это не про нашу душу.

Но я ошибался.

***

Дверь в комнату мы не закрывали, и Елизавету Петровну я увидел ещё в коридоре – и начал вставать, бросив Беляева на диван прямо в открытом виде. Заметил, что Алла слегка поморщилась – и поспешил исправиться: аккуратно закрыл книгу, запомнив номер страницы. И даже пробормотал что-то вроде извинения.

– Егор, это снова тебя, – сказала бабушка. – Какой-то Алексей.

Мне на ум пришел только тот сосед, который огрел Родиона доской – да и то лишь потому, что про эту доску я вспоминал буквально с полчаса назад. Но у него не было никаких причин звонить мне по телефону – при нужде ему проще дойти до нашей квартиры.

– Сейчас... – ответил я, надевая тапочки. – Иду, иду...

– Это кто? – спросила Алла.

– Понятия не имею. Но надеюсь, что он представится чуть более развернуто.

Отказываться говорить с незнакомым человеком я не собирался. К тому же это мог оказаться кто-то знакомый, которого я по какой-то причине забыл.

Я взял лежащую у аппарата трубку, прижал её к уху и как можно суровее сказал:

– Алло! Егор слушает.

– Привет! Тут такое дело... встретиться надо бы... я на той скамейке ждать буду, где мы тебя, ну, в самый первый раз...

Я на мгновение впал в настоящий ступор. Незнакомым Алексеем оказался вполне известный мне Лёха из банды Боба – и он был последним человеком, от которого я ждал звонка.

– Хорошо. Минут через десять буду, – сказал я.

И тут же положил трубку.

Глава 18. Стукачам тут место

– Егор, что случилось?!

Я поднял голову. Алла сидела на диване и с сильной тревогой на лице глядела на мои сборы. Я переоделся – натянул джинсы и одну из купленных вчера рубашек, надел свою весеннюю куртку, поскольку на улице всё ещё не ощущалось летней жары. А потом вытряхнул из сумки на стол все собранные для перевода в МИРЭА документы и положил на их место один скромный ломик с замотанной синей изолентой рукоятью.

Собственно, после моих манипуляций с этим предметом Алла и задала свой вопрос – я подозревал, что она вспомнила свой испуг, который испытала в лесу под Домодедово, когда обнаружила, что я тащу с собой в Анапу сразу несколько весьма устрашающе выглядящих предметов.

– Да много чего... – пробормотал я.

– Я не про это. Кто тебе звонил?

– Один знакомый... – нехотя ответил я. – Хочет поговорить. Я быстро, одна нога там, другая уже здесь.

– Егор. Это же опасно?

Она невольно покосилась на сумку, которую я закинул на плечо.

– Не более, чем всегда, – я уже привычно дернул правым плечом. – Я действительно не собираюсь уходить надолго. Не волнуйся, котёнок.

– Это опасно, – выдохнула она. – И тебя опять изобьют...

Я посмотрел на неё – в глазах девушки уже собирались слезы. Мне захотелось подойти к ней, обнять, что-то прошептать, успокоить – но я понимал, что тогда в десять минут не уложусь.

– Я сам кого хочешь изобью, – попробовал небрежно бросить я.

И сразу понял, что у меня не получилось.

– Тебя изобьют... я пойду с тобой!

Этого ещё не хватало, с тоской подумал я. Ещё бабушку с отцом взять – и будет полный комплект.

– Нет, Ал, никаких со мной. Не тот случай. Извини.

Я развернулся и пошел в прихожую. Алла постояла немного – и побежала за мной. Но она не сказала ни слова, пока я обувался.

– Егор, – позвала она, когда я взялся за ручку двери.

– Ал, всё нормально. Я вернусь.

И вышел из квартиры, успев услышать вопрос Александра Сергеевича – он интересовался у дочери, куда я пошел. Её ответа я уже не услышал.

***

Я прекрасно понимал, что звонок Лёхи мог быть уловкой, и на тех лавочках, где произошла моя первая встреча с этой троицей, меня будет ждать целая банда – возможно, настоящих гопников из Кузьминок, которым тот же Лёха пообещал заплатить пару рублей, если те сумеют хорошенько меня отметелить. Но и не пойти я не мог – и у меня не получалось объяснить даже самому себе, почему я сразу не послал этого крысеныша далеко и надолго. Поэтому я и не стал вступать в диалог с Аллой и рассказывать ей о лёхином звонке – она бы потребовала, чтобы я назвал причины моего поступка. Вот и пришлось расставаться так – не слишком хорошо. Но вроде бы и не слишком плохо.

Лёху я заметил прямо от поворота на ту памятную тропинку. Он сидел на скамейках один, согнув спину и держа зажженную сигарету в сжатом кулаке, словно на улице был сильный ветер или дождь. Никаких гопников поблизости не наблюдалось, хотя за здешними домами можно было при желании спрятать настоящий засадный кавалерийский полк с приданной артиллерией. Но я сильно сомневался в том, что Лёха хоть что-то знает про тактику малых и больших групп – а также в том, что он будет так сильно заморачиваться всего лишь ради того, чтобы избить меня. Но сумку я расстегнул и проверил, чтобы ломик ни за что не цеплялся.

И направился к Лёхе.

Он услышал моё приближение и поднял голову. Выглядел Лёха плоховато – приличный синяк на поллица, заплывший левый глаз и слегка разорванная губа. Эдакий алкоголик, который буквально вчера несколько раз близко познакомился с асфальтом из-за непредсказуемой силы тяжести. Фотографиями подобных забулдыг в интернете будущего любили иллюстрировать различные неприглядные факты из жизни страны. Но алкоголем от Лёхи не пахло – только какими-то лекарствами, которыми наверняка вонял и я сам после вчерашних процедур.

Я молча смотрел на него, не говоря ни слова.

– Привет... – с усилием произнес он.

– Привет, коли не шутишь, – ответил я. – Говори, что надо, у меня времени мало.

Я не собирался спрашивать, кто его так отделал – вдруг я их знаю и придется отдариваться. Но Лёха не стал дожидаться моих расспросов.

– Это меня Боб отхуярил, – сообщил он.

– Вот как? – деланно удивился я. – Он же вроде должен быть в армии? Или ради такого развлечения решил взять небольшой отпуск?

Лицо Лёхи скривилось.

– Хуй его знает, что он там взял, только он в Москве, – сказал он. – И собирается к тебе сегодня ночью прийти.

Я немного помолчал. Моя паранойя начинала мне нравиться.

– С чего ты решил мне об этом рассказать? – спросил я.

– Да заебал он... раньше нормальный был пацан, ровный, дела с нами всякие делал, знакомых у него куча была, лавэ поднимали, развлекались, шмотки-хуетки, с тёлками опять же проблем никаких, – он неловко сплюнул на землю – я заметил, что слюна у него была чуть розоватой. – А тут приехал – зверь зверем, ничего не слышит, только одно на уме, как этой бабе... ну... Алле... отомстить. К Михе сунулся – но тот боец, сразу на хуй послал, Боб против него не стоит, утерся и ушел... если бы вы тогда без самопала были – пизда вам обоим, Родька с Михой вас бы затоптали. Ну и я бы добавил...

Да, хорошо, что у нас был самопал.

– А сейчас что? Миха твой отказался, а ты?

– Я тоже... нахуй, конечно, не слал... не по масти мне, но сказал, что не пойду. И ему предложил забить на это. Но он упертый... отхуярил меня и свалил.

– А чего так? Ты же мне тогда в парке заливал про дружбу, всегда вместе и всё такое. Или что – прошла любовь, завяли помидоры?

– Какие, нах, помидоры... Ничего не завяло, только гиблое это дело, – глухо сказал Лёха. – Одни проблемы с этой Аллой, как она с тобой связалась... раньше всё в порядке – подошли, кулак хахалю её очередному под сопатку сунули – и всё... Один, кажись, был, кому два раза пришлось повторять, но и он съебал. А тут... переломы это хуй с ним, я их давно не считаю, на мне всё как на собаке заживает. Но там же и менты, и эта гебня начала вокруг ходить – а это верный признак, что жизни не дадут, если что случится. Те гебешники нас серьезно распотрошили, всё знают – что, кому, сколько, только им это похую. А могут вспомнить и шепнуть, кому надо... нас с Михой тогда на ленточки порежут, да и Родьку где угодно достанут. И не только нас, ещё и родню могут... тоже звери, как Боб сейчас.

– Ну объяснил бы ему всё это... мне он тоже нахер не уперся, по ночам его караулить, других дел полно.

– Объяснил, – криво усмехнулся Лёха и ткнул себя в лицо. – Вот, вот и вот, ещё и по ребрам прилетело хорошо, хожу сейчас, как знак вопроса. Злой же он, говорю, ничего слышать не хочет. Так что жди его сегодня.

Мы помолчали.

– А ты зачем меня предупреждаешь? – поинтересовался я. – Я же теперь готов буду, у твоего Боба вообще без шансов... у него и до этого шансов было немного, тут ты правильно всё понял, но сейчас... сейчас я просто буду выбирать, до какой степени его калечить.

Лёха едва заметно вздрогнул – возможно, вспомнил, что я обещал сделать с ним, когда поймал в Сокольниках.

– Да похуй, что ты с ним сделаешь, – пробурчал он. – Хочешь верь, хочешь – нет... Просто похуй. Хоть вообще прибей – твои дела. У нас с Михой сейчас своя жизнь образовалась, с Бобом никак не связанная. С ним так и так пришлось бы расплевываться... Так что... похуй. Только это... мне бы пласт вернуть... а то долг висит.

Я не сразу понял, о чем он, но потом вспомнил – гараж, стоящий на верстаке альбом AC/DC «Back in Black», который был моим заложником на случай обострений отношений с этой гоп-компанией. Формально Лёха нарушил наш пакт о ненападении, когда заявился ко мне вместе с приятелями, так что пластинка теперь как бы моя. Но она действительно была мне не нужна, так что я мог помочь Лёхе избежать неприятностей очень легко. Вот только делать мне этого не хотелось.

– Лёх, ты помнишь, что я говорил, когда забирал эту пластинку? – он угрюмо кивнул. – Но ты привел своих приятелей ко мне в гараж, чтобы попытаться сломать мне ноги. Одно это обнуляет все наши с тобой договоренности. А потом ты со своим Михой ещё и отпиздили моего друга... очень серьезно, парень неделю в больнице провалялся во время сессии, а ведь он вообще ни при делах был, случайно тогда со мной оказался. Я вообще собирался вас искалечить за это, но гебешники, которых ты с такой ненавистью поминаешь, отговорили, хотели с вами по закону разобраться. Тогда не вышло, но сейчас, как вся эта свистопляка закончится, они могут и вспомнить о своих желаниях. И смысл возвращать тебе хороший альбом хорошей группы? Всё равно он на складе вещдоков на Лубянке осядет.

– Да понимаю я всё... первый раз думали, что легко тебя задавим...

– Так, постой, – перебил я его. – А как вы вообще узнали, что я в гараже? Не помню, что давал какие-то объявления в газетах об этом.

Лёха как-то неловко помолчал.

– Да я... ты по сторонам вообще не смотришь, – сказал он. – Я за деревья отошел тогда, потом круг сделал, «собаки» дождался и подошел поближе. Ну и видел всё – как ты ту бомбу взорвал, как самопал на крышу закинул. И куда зашел. Своим рассказал, а Родька потом всё распланировал. Кто ж знал, что у тебя там ещё самопалы будут?

Я мысленно пообещал, что осенью поставлю Стасу ящик очень хорошего пива – даже если его придется вымаливать на коленях у Михаила Сергеевича.

– Ну а на Стаса вы как вышли? – безразличным тоном поинтересовался я. – Тоже проследили?

– Не, там другое... знакомый Боба пообещал кучу бабок, если мы этого пацана отхерачим. Ну мы и согласились... кто ж знал, что оно так?

Да уж, прямо Джоны Сноу какие-то, ничего не знающие. Но знакомый Боба – это уже интересней.

– А что за знакомый? Ему-то что за интерес до наших дел?

– Да хуй его знает, – Лёха махнул рукой. – С ним Боб общался, как он в армию ушёл, мы того чувака и не видели ни разу. А тут звонок...

– И вы прям поверили, что это он? – недоверчиво спросил я.

– Там попробуй, не поверь, – скривился Лёха, и его рожа стала ещё более паршивой. – Но я сам с ним не общался, он через Миху на нас вышел. А мы ещё и на мели были, так что согласились.

– Что, совсем ничего про него не знаешь?

– Да мент он, кажется, – небрежно ответил он. – Помогал Бобу, какие-то дела они делали... кажется, с дурью что-то мутили-крутили. Боб о нём всякое рассказывал… грит, ему убить – что плюнуть. Я в такие дела старался не лезть.

Или тебя не пускали, подумал я.

– Понял тебя... – задумчиво произнес я. – Вот только не знаю, что с тобой делать. Вроде ты и помог сейчас, но торчишь ты мне слишком много за предыдущее. А как с тебя это взять – ума не приложу. У тебя же ничего нет.

– А если я тебе скажу, где Боб сейчас ныкается?

Я внимательно посмотрел на него – кажется, Лёха не шутил. Впрочем, его и раньше сложно было принять за шутника.

– За это могу и обнулить всё, – сказал я. – И пласт отдать. Только сначала проверю инфу... ты же можешь обмануть – а я очень не люблю, Лёха, когда меня обманывают. Так что подумай – ты действительно знаешь, где сидит Боб или же хочешь мне соврать?

Под моим взглядом Лёха слегка скукожился – хотя это могли быть и последствия побоев Боба, он слишком долго просидел почти в одной позе, да и сюда тащился, наверное, с час.

– Точно знаю, – наконец ответил он.

– Ну давай, говори. Только все расчеты – после проверки, – ещё раз предупредил я.

Он назвал адрес.

Я не поверил.

Он настаивал.

Я был уверен, что таких совпадений в жизни не бывает, но постарался не подать виду, что сильно впечатлен этой информацией. И хорошо, что Лёха был занят своими мыслями и вообще не отличался сообразительностью.

– Ладно, Лёха, я тебя понял, – сказал я. – Про пласт – подумаю. Если всё нормально пройдет – верну. Только ты сам не звони сюда... адрес и телефон забудь, прям сильно забудь, навсегда. Я тебе наберу.

Он кивнул, поднялся и как-то неловко, прихрамывая, пошел к станции метро – похоже, Боб избил его очень сильно. Я подумал, что с такой физиономией Лёха должен вызывать пристальный интерес у всех окрестных ментов и военных патрулей, но потом выкинул эту мысль из головы. Это были его персональные проблемы. У меня же имелись и свои, а этот визит только добавил новых.

***

Я просидел на лавочке битых полчаса после ухода Лёхи. Курил одну за одной сигареты и бросал окурки на землю, глядя на эту кучу мусора очень неодобрительно. Но урн поблизости не было, а искать их мне откровенно не хотелось. Жизнь в прошлом и так не была простой, чтобы думать ещё и о чистоте улиц советской столицы. К тому же я подозревал, что нашествие многочисленных войсковых соединений оправдывает моё свинство – всё равно после того, как всё это закончится, местные ЖЭКи или кто там сейчас занимается уборкой будут заняты не меньше месяца. Заодно и мои бычки уберут.

Время у меня пока было. Немного, конечно, но достаточно. Если Лёха не наврал, Боб собирался нанести нам визит по темноте; сейчас было самое начало июля, и до захода солнца оставалось часов шесть. За это время при некотором везении можно было улететь в Турцию или, например, в Англию – если бы сейчас на дворе был двадцать первый век в его доковидном изводе. Но а уж подготовиться к обороне я всяко успею.

Я бросил очередной окурок и поднялся. Идти домой я не собирался – наверняка Алла прочтет по моему лицу, что я опять ввязался в некую авантюру и расстроится. Поэтому я сунул руку в карман, нащупал там пару ключей – и быстрым шагом двинулся прямиком к гаражу.

От всех подготовленных ещё в мае запасов у меня имелось две световухи конструкции Стаса – те самые, с химическим детонатором, которыми я утолял свою и Аллы страсть к разрушениям. Судя по натурным испытаниям, они вполне работали, но для моих целей подходили плохо. Я разгреб место на верстаке, отодвинул в сторону пластинку AC/DC – и приступил к работе.

Разрезать оболочку из тряпичной изоленты, соскрести слой замазки, добраться до небольшого пакетика со смесью магния и марганцовки. Очень аккуратно вскрыть его, пересыпать разноцветный порошок на небольшой листок бумаги. Осторожно извлечь небольшую стеклянную ампулу, отнести её на улицу и перебросить через забор кооператива – пусть ищут, там вроде мало кто лазит. Обнаружить, что из запасов осталась лишь одна охотничья спичка. Порадоваться, что не стал сразу потрошить и вторую бомбочку...