Текст книги "200 знаменитых отравлений"

Автор книги: Игорь Анцышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

СКУПАЯ КОРОЛЕВА

Когда у миланского герцога Иоанна Галеацца Сфорца и его жены Изабеллы Арагонской в 1493 году родилась дочь, никто не предполагал, что она будет королевой полуварварской страны на востоке. Бона, как назвали девочку, с детства отличалась красотой и энергичностью. С возрастом эти качества усилились, поэтому родители мечтали поскорее выдать ее замуж. Когда император Карл V просватал Бону за польского короля Сигизмунда I, герцог и его жена облегченно вздохнули и с радостью согласились. В знойной Италии, с разлитыми в атмосфере изменой и страстью, дочь с ее красотой и энергией могла нажить себе много неприятностей и испортить репутацию.

Прибыв в Польшу, Бона Сфорца быстро подчинила влюбившегося в нее короля-вдовца. Она еще при жизни мужа играла важную роль в делах королевства, но не смогла сплотить вокруг себя политической партии. Ее гордость и пренебрежение ко всему польскому отталкивали от нее шляхтичей и особенно шляхтянок, которые завидовали красоте «итальянской курвы». Оставаясь среди толпы одинокой, Бона направила все свои силы на преумножение личных богатств, выдавливая из королевских имений все возможные прибыли.

Когда умер Сигизмунд, королева стала полновластной хозяйкой Польши, и тем более неожиданным был для нее бунт сына, Сигизмунда-Августа. Вопреки желанию матери и всего государства, молодой король женился на Варваре Радзивилл. Разъяренная непослушанием сына, пытаясь вернуть свое влияние, Бона прибегла к излюбленному в Италии методу решения проблем. Она воспользовалась ядом и отравила молодую невестку.

Сигизмунд-Август возненавидел мать. Разногласия между ними привели к тому, что Бона, под угрозой судебного преследования, вынуждена была покинуть королевство и уехать на родину. При этом она увезла из Польши огромные богатства. Исчислялись они гигантской суммой, о величине которой можно судить хотя бы по тому, что Бона дала в долг испанскому королю Филиппу II 420 000 золотых дукатов, которые после ее смерти Польша тщетно пыталась получить обратно.

Экс-королева умерла в своем княжестве Бари в Италии в 1557 году. Она тоже стала жертвой яда, который подсыпал Боне ее собственный врач, позарившийся на деньги, посуленные ему наследниками из рода Сфорца. Видно, правы были родители Боны, когда пытались уберечь свое дитя от воздуха Италии.

ГОЛУБКУ ОТРАВИЛИ

В европейскую историю возлюбленная датского короля Христиана II вошла под именем Дивеке, или Голубка. Она родилась в 1488 году в купеческой семье города Амстердама. Ее мать, Сигбрит Виллумс, переехала после смерти мужа в норвежский город Берген. Здесь и познакомился принц Христиан со своей Голубкой. Он перевез любимую в Осло, а после восшествия на престол в 1513 году поселил ее с матерью в королевском дворце в Копенгагене.

Христиан не мог жениться на дочке купца. Но даже после вынужденной женитьбы на сестре Карла V его любовь к Голубке не угасла. Но все испортила купеческая вдова. Пользуясь влиянием дочери на короля, она постепенно прибрала к рукам наиболее важные государственные дела, предоставив возможность влюбленным голубкам ворковать вдали от королевского дворца. Естественно, это вызвало недовольство знати, которая могла еще стерпеть самодурство короля, но не купчихи. Жертвой разбирательств двух партий пала Голубка. В 1517 году Дивеке скоропостижно скончалась от яда, который ей подсыпали придворные.

Но отстранить купчиху от власти дворянам не удалось. Положение еще более усугубилось, когда полный горя и отчаяния король начал репрессии против знати. Кровь полилась рекой. Первой жертвой обезумевшего короля пал молодой дворянин Торбон Оксе, тщетно домогавшийся руки Голубки и обвиненный в ее смерти. Любовь, смерть и репрессии в Датском королевстве послужили сюжетом для нескольких драм и романов.

Возможно, за любовь пострадала и другая красивая женщина, жившая в то же время, что и Дивеке. В 1476 году в Англии скончался последний герцог Моулбрей. После него осталась единственная дочь и наследница Анна. Благодаря своему состоянию и титулу, она стала достойной парой герцогу Йоркскому, второму сыну короля Эдуарда V. Но дворец есть дворец, и герцогиня Анна недолго блистала при дворе. Она скоропостижно скончалась, и лишь в 1965 году при исследовании ее трупа были обнаружены следы мышьяка и ртути. Но это следы медленного отравления или неумелого лечения, сказать трудно.

ВМЕСТО БЕССМЕРТИЯ – ЯД

3 марта 1513 года портовая рвань Санто-Доминго, города молодого, но уже имевшего худшие черты и нравы испанских портов, была возбуждена. На кораблях, готовых к отплытию с экспедицией, которая отправлялась на поиски новых земель для короля Фердинанда, экипаж был набран из стариков. Их морщинистые лица и седые волосы вызывали насмешку остававшихся на берегу. Но адмирал был невозмутим. Его эскадра, отдав швартовы, двинулась на поиски неизведанного.

Командовал экспедицией Хуан Понсе де Леон, губернатор Пуэрто-Рико, кавалер и адмирал. И гнала его вперед не жажда славы и богатства, а страх. Страх перед смертью. Денег и сокровищ у него было предостаточно. Сотни индейцев сожжены во время поисков золота, десятки селений в испанской островной колонии стонали под тяжестью поборов де Леона. Но мешки с золотом не радовали губернатора. К чему богатство, если впереди могила?

Невиданный мир открылся испанским конкистадорам после 1492 года. И этот мир был наполнен золотом и чудесами. Неужели не было нигде средства для обретения вечной молодости? Де Леон жадно слушал легенды о волшебном острове Бимини, где бьет из-под земли сладкий источник вечной жизни и молодости. Мечта позвала в дорогу.

Корабль, на котором Хуан Понсе де Леон поднял свой флаг, назывался «Эсперанца» (надежда). Палуба была заставлена пустыми бочонками для животворной воды Бимини. Но адмирал знал, что вода сама в руки не придет. Поэтому в экспедицию он взял с собой больше сотни наемников и собак, натасканных на охоту на людей. Главную цель экспедиции хранили в тайне. А экипаж был специально подобран из людей, которые знали о старости не понаслышке и сами мечтали о воде Бимини.

Скоро раздался и долгожданный крик: «Земля!» Но то был не остров Бимини. Корабли подошли к южной оконечности Багамских островов, и дальнейший их путь пролегал через архипелаг. Экспедиция двигалась медленно, моряки приставали к каждому острову, пробовали воду. Но увы, их морщины не исчезали и седина оставалась.

Уныние воцарилось на кораблях. Пришел первый день Пасхи. Впередсмотрящие увидели берега, утопающие в зелени. Это была нынешняя Флорида. Пышная растительность, огромное количество птиц и зверей наталкивало на мысль – а не рай ли это земной? Со вспыхнувшим энтузиазмом дегустировалась вода бесчисленных источников. Корабли шли быстрее – мимоходом де Леон открыл Гольфстрим. Но главная цель ускользала из рук. Не помогали и пытки индейцев, которые молчали о чудесной воде, даже когда сжигали их селения вместе с женщинами и детьми. Команда была разочарована, тем более, что не нашли даже золота, и, опасаясь бунта, адмирал отдал приказ повернуть назад.

Хуан Понсе де Леон вернулся к исполнению своих служебных обязанностей. Горечь поражения не мог подсластить даже указ испанского короля о назначении его губернатором острова Бимини, Флориды и Пуэрто-Рико. Бимини в руки не дался!

А годы продолжали лететь, и страх смерти становился все сильней и сильней. Еще раз выпросив у испанских подданных необходимые ему суммы, де Леон организует новую экспедицию. Шел 1521 год от Рождества Христова, а озабоченному губернатору исполнился 61 год. По тем временам это была уже глубокая старость.

Губернатор мифического Бимини нанял два корабля и 200 солдат. Не задерживаясь на Багамах, экспедиция двинулась к берегам Флориды. Но ситуация изменилась. Индейцы помнили пришельцев, которые на предложения мира отвечали выстрелами из аркебуз. Поэтому поиски чудесного источника превратились в череду постоянных сражений и мелких стычек. Индейцы Флориды были значительно примитивнее, чем цивилизованные ацтеки, и поэтому испанцев не боялись. Тем более, что панцири из прессованного хлопка не могли защитить солдат от удара копья или стрелы. К тому же наконечники индейских копий были смазаны ядом. Безнадежное предприятие продолжалось до тех пор, пока во время боя де Леон сам не заполучил отравленную стрелу в левую ногу.

Впавшего в бред командира поместили в адмиральской каюте, а экспедиция повернула на юг. Ирония судьбы – у тех, кто искал воду жизни, не было воды для поддержания жизни собственной. Моряки и уцелевшие солдаты слизывали росу с топоров и ружей. А в каюте, покинутый всеми, мучился от жажды Хуан Понсе де Леон. Его нога распухла, покрылась багровыми пятнами и издавала зловоние, которое отпугивало подчиненных. Но губернатор Бимини не ощущал боли. В бреду ему казалось, что он стоит на своем острове, молодой, сильный, вкушающий сладостную воду из источника бессмертия. Таким счастливым он оставался до последнего своего вздоха. Тело жаждущего бессмертия адмирала было зашито в парусину и выброшено за борт.

МОСКОВСКИЕ ТАЙНЫ ГЛИНСКИХ

Князь Михаил Львович Глинский был известен и популярен не только в Великом княжестве Литовском или Московии, но и далеко за их пределами. Современник так описывал эту личность: «Князь Глинский, человек смелый, великолепных способностей, телом крепок и в опасности отважный». Род Глинских происходил от татарского князя, прибывшего в Литву при Витовте.

Глинский служил при дворах императора Максимилиана, курфюрста саксонского Альбрехта, с его войском ходил во Фризию, был в Испании и Италии. Стал любимцем великого князя Литовского Александра. Глинский был при нем «маршалком дворным» – министром двора и начальником дворцовой гвардии. Брат, Иван Львович, в 1505 году стал киевским воеводой, брат Василий – старостой Берестейским. В то время говорили, что Глинские держат «чуть ли не половину Литвы».

Но все проходит в этом лучшем из миров. Великий князь Александр заболел. Пошли слухи, что сам Глинский метит на его место. Подозрение литовской шляхты вызывало и то, что князь лично наблюдает за ходом болезни и никого к больному не пускает. Когда же врачи не помогли, Глинский прислал знахаря – «пророка балинского» – из-под Олькуша. Это подлило масла в огонь, и общее мнение стало однозначным – Александра отравили по наущению Глинского.

Перед смертью великого князя в 1506 году Глинский получил под свое командование литовское войско, собранное для похода на татар. Пока он был в походе, в Вильно паны после смерти Александра быстро избрали великим князем Жигмонта. Первым же указом он лишил Глинских всех их должностей. Будучи не робкого десятка, Михаил Львович летом 1507 года организует восстание всех недовольных новым князем Литвы. Моральную и финансовую поддержку ему оказывает Московия, так как великий князь Василий из-за того, что Александр умер бездетным, а женой его была сестра великого князя, сам пожелал сесть на престол в Вильно. А осенью 1507 года Москва присылает на подмогу небольшое войско. Это был сигнал участникам восстания для начала военных действий. Первым делом ударили на Гродно, где сидел враг Глинских, пан Заберезский. Гродно взяли, пану отрубили голову. Но попытки взять Вильно (где была казна княжества) и Ковно не удались. Не удались и другие планы. Последней ставкой для восставших была осада Минска, которая продолжалась две недели, но литовское войско подоспело на выручку, и в июле 1508 года Глинский с единомышленниками бежал в Москву. «На приезд» великий князь пожаловал Глинским города Малоярославец и Медынь, да сёла под Москвой. А с Литвой Москва 19 сентября заключила один из многочисленных «вечных миров».

Результатом неудачного восстания стала московская война 1511 года, начатая по инициативе Глинского. Целью ее было взятие Смоленска, который великий князь Московский Василий пообещал отдать Глинскому. Великий князь ходил на Смоленск и в 1512 году, и в 1513 году, но лишь с третьего раза, в 1514 году, с помощью агентов Глинского, Смоленск был взят. Но Глинский его не получил. Разочарованный, он начал переписку с Жигмонтом, зондируя почву для возвращения и собираясь бежать в Литву из-под Смоленска, однако в Москве об этом узнали, и князя за измену приговорили к смерти. Его спас только переход в православную веру. Казнь заменили на заточение, и Глинский надолго засел в тюрьме, не помогло даже заступничество посольства императора Максимилиана во главе с Герберштейном в 1517 году.

Тем временем в Литве печально закончила свои дни Елена, вдова великого князя Александра, сестра Василия III. Отец ее не любил и выдал замуж без приданого, считая, что оказал честь литовскому князю, дав тому возможность породниться с Великим князем Московским. Бедной Елене пришлось писать письма и упрашивать отца выделить ей хоть что-нибудь. Неохотно Иван III выслал после долгих уговоров 500 горностаевых шкурок, кречетов и изумрудный перстень, который Елена за верную службу подарила Василию Тимофеевичу Пушкину. На перстне были изображены бармы и шапка Мономаха. Говорят, этот перстень потом остался в роду Пушкиных и был на пальце у Александра Сергеевича на Черной речке. Побуждаемая братом, Елена, получившая приданое и воспрявшая духом, все время пыталась упрочить московское влияние в Вильно. В конце концов Жигмонт, чтобы не шпионила, сослал ее в 1517 году в Бирштаны и там расправился с нею чужими руками. Виленский воевода Радзивилл и другие паны направили к Елене королевского посланника, волынца Гитовта, дали ему зелье и письма к слугам Дмитрию Федорову и ключнику Дмитрию Иванову. Слуги, прочитав в письме обещания наградить за злодеяния, приготовили зелье, добавив в напиток меду, и дали испить великой княгине. В тот же день ее не стало. Сообщивший эту трагическую весть в Вильно Дмитрий Иванов получил в награду поместье.

А тем временем великий князь Василий влюбился в племянницу Глинского Елену (дочка Василия Львовича Глинского). Причем настолько сильно полюбил литовскую девицу, что даже бороду сбрил на польский манер, чтобы только угодить любимой. Елена не устояла перед такой самоотверженностью, а старые бояре плевались тайком: «Голомозый!» Великий князь женился на ней в январе 1526 года. Счастье опять улыбнулось Глинскому, и двери темницы перед ними отворились. В 1530 году дядю молодой великой княгини выпустили. Правда, за Глинского поручилось три вельможи, которые собрали 5000 рублей отступного, а за этих вельмож поручилось еще 47 человек. Но как бы там ни было, вскоре князь уже командовал войсками в походе на Казань.

Но брак этот был проклят, так как Василий III женился на юной Елене в нарушение церковных правил – при живой жене, насильно постриженной в монахини. Первая жена великого князя, Соломония, была бездетна, и какие бы снадобья она ни принимала, изменить этого не могла. 23 ноября 1525 года начался розыск по обвинению в колдовстве великой княгини Соломонии Сабуровой. Родной брат обвиняемой Иван Сабуров дал показания, что она держала у себя ворожею Стефаниду и вместе с ней прыскала волшебной заговоренной водой «сорочку и порты, и чехол, и иное которое платье белое» своего супруга. В том же году Василий вырвал у церкви разрешение на развод, и Соломонию под именем Софьи постригли в монахини и отправили в Суздаль. Через три года новая супруга великого князя затяжелела, и 25 августа 1530 года родила сына Ванечку, будущего Ивана IV Грозного, а потом разродилась еще одним сыном – Георгием.

Однако недолгим было счастье венценосного отца. В сентябре 1533 года занемог князь Василий, возвращаясь с богомолья из Троицкого монастыря по дороге на охоту под Волоколамск. И началось все с пустяка. На левом княжеском бедре появилась багровая болячка с булавочную головку. Василий сначала и внимания не обратил. Несмотря на боль, ездил на охоту, на пирах бражничал. А болячка все больше и больше болит. Послал великий князь за Михаилом Львовичем Глинским – знал Василий о его опытности в лечении князей – и за иноземными лекарями Николаем Булевым и Феофилом. У великого князя был еще один лекарь, немец Антон, которого Василий держал в большой чести, но он до консилиума не дожил. Ему было поручено лечить татарского князя Каракучу, принадлежавшего к дружине царевича Дарьяра. При лечении Антон уморил Каракучу «смертным зельем на смех», как говорит летописец. Великий князь выдал лекаря сыну Каракучи, тот, получив его, хотел отпустить лекаря за деньги, но Василий не согласился и велел убить; тогда татары свели Антона на Москва-реку под мост зимой и зарезали ножом, как овцу. Аристотель Фиорованте, строитель Кремля, когда узнал о смерти коллеги-иностранца, испугался и начал проситься домой, но великий князь велел его за это схватить и, ограбив, посадить под стражей на дворе покойного немца Антона.

Поэтому количество лекарей у постели больного было ограничено. По совету Глинского лекари начали прикладывать к болячке пшеничную муку с пресным медом и лук печеный, от этих лекарств болячка начала рдеть и загнивать. Начали прикладывать мазь, стало выходить много гноя, в груди начала чувствоваться тягость. Лекари давали рвотное, но аппетит у князя пропал, и с постели он уже не вставал. Все это время болезнь Василия скрывали. В конце ноября великого князя перевезли в Москву, где в своих палатах, предчувствуя неизбежный конец, Василий сжег старое завещание, написанное еще при Соломонии, и составил новую духовную запись. Сам он скорбел телом и изнемогал, однако боли не чувствовал, рана не увеличивалась, но дух от нее был тяжел. Лекари под чутким руководством Глинского ничего сделать не могли. Перед смертью у него начал неметь язык и отниматься конечности, но Василий все же смог настоять на принятии иноческого сана. Постригшись в монахи, великий князь умер и «дух вышел из него в виде тонкого облака». Это случилось 3 декабря 1533 года.

Смерть эта случилась слишком рано. Глинские не успели еще полностью врасти в московский «бомонд» и считались пришлыми литовцами. Поэтому, несмотря на то что после смерти великого князя Василия II Михаил Глинский стал одним из регентов при племяннице и малолетнем царе Иване Васильевиче, его ждал новый крутой поворот в судьбе.

Его власти и европейскому лоску позавидовал любовник Елены, князь Овчина-Оболенский. Глинскому припомнили его происки у ложа Александра, а заодно обвинили в отравлении другого великого князя – Василия. Быстро нашлись обвинители, которые заявили, что Глинский хочет править Москвой «с единомышленником своим Михаилом Воронцовым». В августе 1534 года Михаил Львович опять попадает в тюрьму, в ту же камеру. Но возраст и здоровье уже не те, и надежды на лучшее мало. Через несколько недель, в сентябре того же года, он умирает в тюремном застенке.

Почти пять веков была покрыта глубокой тайной причина смерти тридцатилетней красавицы-царицы Елены Глинской – матери будущего царя Ивана Грозного, родившегося 25 августа 1530 года. После смерти мужа, Василия III, она стала регентшей при малолетнем сыне. За пять лет Елена успела провести денежную реформу, выиграть войну с Литвой, заключить выгодный для Московии мир со Швецией, оставить в политической изоляции Казанское ханство и построить новые города на границах страны. 3 апреля 1538 года Елена умерла. В своих записках австрийский посол Герберштейн говорит, что ее отравили враги ее фаворита князя Овчины-Телепнева-Оболенского. Во главе враждебной князю и Елене партии стоял князь Василий Васильевич Шуйский. Через семь дней после смерти регентши враги схватили Овчину, а также его родственников. Бывшего всесильного фаворита уморили голодом в темнице.

Но лишь недавно ученые установили причину скоропостижной смерти правительницы, подтвердив тем самым мнение Герберштейна. Специалисты получили возможность вскрыть гробницу царицы в Архангельском соборе Кремля. Сотрудники Московского медико-криминалистического бюро провели экспертизу савана, которым было обернуто тело, обрывков одежды и образец костной ткани. Во всех трех случаях оказалось, что количество ртути в десять раз превышает естественные нормы.

Глинская была отравлена, определили эксперты. Либо ртуть подкладывали в еду, либо смазывали ее одежду. Царица Елена пала жертвой боярских кланов, которые рвались к кормилу власти при юном царе. Ее смерть привела к тому, что регентство, одна за другой, захватывали боярские клики, а Иван Васильевич был заброшен и забыт. Наблюдая после смерти матери шабаш безвластия, Иванушка в темных подклетях царского дворца постепенно становился Иваном Грозным, человеком с нарушенной психикой, боящимся и ненавидящим свое окружение. Опыт Елены Глинской и ее отца был правильно истолкован наследником, который залил Московию кровью и сломал хребет знатным боярским родам.

Судьба оставшихся в живых Глинских была не менее печальна. В 1547 году один за другим несколько пожаров опустошили Москву, приведя разоренных и оплакивающих сгоревших посажан – жителей посада – в неистовство. Москвичи обвинили во всех своих бедах родственников царя – князей Глинских. Ударив в набат, народ кричал, что Анна Глинская, бабка царя, вынимала сердца человеческие да клала в воду, да тою водою, ездя по Москве, кропила дома, оттого Москва и выгорела! Смерть литовской поджигательнице! Народную версию поддержала боярская Дума, которая завидовала литовским выскочкам. Утром 26 июня москвичи двинулись на Кремль. Переговоры с духовником царя и боярами ни к чему не привели, и, ворвавшись в Успенский собор, толпа выволокла дядю царя (его воспитателя – «уя») Юрия Глинского, убила его и стала грабить дома Глинских и их слуг. 29 июня 1547 года посажане направились в Воробьево, требуя от царя выдачи его дяди, Михаила Глинского, и бабки. Царь посулил посажанам удалить Глинских от власти, и на этом влияние родственного царю рода закончилось.