Текст книги "Дым отечества, или Краткая история табакокурения"
Автор книги: Игорь Богданов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Игорь Богданов
Дым отечества, или
Краткая история табакокурения
Предисловие
«Табак есть главным образом растение…»
А. П. Чехов. «О вреде табака»
«Шутки в сторону, трубки вон изо рта!»
Ф. А. Трубкин. «Трубка табаку»
Курение табака уже давно стало привычкой, физиологической потребностью, социальным явлением, не выветриваемым и практически неискоренимым никакими силами, указами, законами, просьбами, неурожаями на табачных плантациях, предостережениями врачей, неурочным закрытием табачного киоска, явными и скрытыми угрозами со стороны родителей (жен, мужей, тещ), тренеров, педагогов и соседей по купе/больничной палате /квартире/комнате/постели.
Человека издревле тянуло к раздражающим нервную систему, возбуждающим, наркотическим и дурманящим веществам – к чаю, например, или к кофе, или к мухоморам. Пряности составляли главный предмет торговли во все времена, а история виноделия ведет отсчет со всемирного потопа. Геродот говорит, что в его эпоху галлы и кельты упивались дымом какой-то травы, а очевидцу, да еще с таким именем, нельзя не верить.
Само слово «табак», согласно некоторым, непроверенным настоящими курильщиками версиям, происходит от «Тобаго» – названия острова в Атлантическом океане. Другие, якобы более здравомыслящие головы, утверждают, что первыми курильщиками на свете были жители Кубы. Как бы там ни было, товарищи Христофора Колумба и Фернандо Кортеса, много повидавшие по ту сторону океана (курящего человека они впервые увидели 12 октября 1492 года на острове Сан-Сальвадор, который входит в состав Багамских островов) и перенявшие некоторые тамошние привычки, по возвращении домой, в Европу, курили напропалую. При этом они были уверены, что наконец-то одержали победу над скукой, вечной спутницей долгого плавания. Надо полагать, что по пути в Америку их одолевала такая тоска, что не было решительно никакого способа совладать с нею.
Американский писатель Вашингтон Ирвинг так описывает сцену знакомства европейцев с табаком (в переводе на русский 1836 года):
«На возвратном пути они (испанцы. – И. Б.) увидели в первый раз употребление растения, из которого впоследствии изобретательная прихоть человека сделала предмет всеобщей роскоши, вопреки сопротивлению чувств. Несколько диких расхаживали с горящими головнями и какою-то сухою травой в руках; эту травку (так в тексте. – И. Б.) они скатывали в свитки или трубочки, потом один конец зажигали, а другой брали в рот и начинали втягивать и выдыхать из себя, попеременно, дым. Туземцы называли эти свитки табак, – имя, сообщенное впоследствии и самому растению, из которого он приготовляется».
По свидетельству одного итальянского купца, принимавшего участие в экспедиции Колумба, великий мореплаватель был до крайности изумлен, увидев, как туземцы выпускают из себя дым; до этого испанцы полагали, что дым из ноздрей могут пускать только черти. Жертвой этого убеждения стал один из членов экипажа Колумба – Родриго де Херес. Когда Родриго вернулся в родной город Айямонте, кое-кто из его соотечественников увидел, что из носа у путешественника идет дым и тотчас решил (не без консультации с местным священником): матрос одержим дьяволом! Бедняга был заточен в тюрьму, где провел три года – именно столько, по мысли его мучителей, надобно, чтобы изгнать дьявола. А ведь могли бы и проявить снисхождение: все-таки Родриго – первый европеец, который попробовал курить табак. Был еще один человек из команды Колумба, который рискнул закурить, – Луис де Торрес, однако неизвестно, пострадал ли он за свою любознательность. Зато доподлинно известно, что за те три месяца, что корабли Колумба находились в Вест-Индии, оба испанца успели пристраститься к курению.
Современник Колумба и его соотечественник Гонзало Овиедо, проживший какое-то время в Новом Свете, едва ли не первым из европейцев стал свидетелем того, как обитатели одного из островов, «красные, как медь, нагие люди»[2]2
Так назовет аборигенов спустя полтысячи лет Николай Гумилев в своей поэме «Открытие Америки».
[Закрыть] заворачивают какую-то траву в лист маиса. Потом один конец этого свертка запихивают себе в рот, а другой поджигают, после чего начинают выпускать клубы дыма изо рта и носа. Этот сверток они называли «табако» – вот еще одна версия происхождения слова «табак». Некоторые, впрочем, настаивают, что своим происхождением интересующее нас слово обязано названию провинции на острове Гаити в испанской колонии Санто-Доминго – Табако (или Тобаго).
Овиедо первым доставил семена табачного растения в Европу – к себе на родину, в Испанию. Согласно другим источникам, первым табачное растение (или его семена) привез в Европу в 1496 году испанский монах Романо Пано, сопровождавший Колумба в его втором путешествии на край света с целью обращения индейцев в христианство (1493–1496). Якобы именно Пано назвал это растение «табаком» и предложил использовать как средство от ран. Пано даже написал книгу «О нравах и обычаях жителей Америки», в которой описал и табак, назвав его, вслед за индейцами, «когоба».
Вообще происхождение слова «табак» окутано такими густыми облаками табачного дыма, что разогнать их не представляется возможным, особенно по прошествии стольких веков. Одно ясно – родом это слово из Америки.
Между тем поначалу табак вел себя в Старом Свете мирно: его выращивали в горшках, которые ставили на подоконник, чтобы необычными цветами (не чета наскучившим всем нам фикусу или алоэ) любовались не только домочадцы, но и прохожие. Потом его стали употреблять и как средство от разных болезней: головной и зубной боли, колик, ревматизма, кашля и порезов. А что делать, когда ни анальгина, ни «Фастум геля» еще и в природе не было, не говоря уже об аптеках на каждом углу? В Европу заморское растение попало в смутное время, когда медики истощили свои силы в поисках панацеи от всех болезней и были вынуждены обратить свои взоры на Новый Свет, откуда весьма кстати оно и явилось, – не похожее ни на одно из тех, что произрастают в Европе. Его тут же наперебой принялись называть «святой травой» и предлагать как средство от множества недугов.
Европейцы тем временем делали все новые открытия в Новом Свете. В 1512 году португалец де Леон открыл Флориду и с изумлением обнаружил, что тамошние индейцы целиком преданы курению табака. А в 1521 году испанцы во главе с конкистадором Эрнаном Кортесом, завоевав Мексику, убедились в повсеместном употреблении табака и в этой стране. Его там не просто курили с помощью тростника или специально выдолбленной палочки, но и смешивали с различными растениями и душистыми травами.
В том же XVI веке табак был завезен в Португалию – но не как декоративное растение, а как целебное средство. В 1550 году его стали разводить в лиссабонском королевском саду. Из Португалии в 1559 или в 1560 году табак был доставлен во Францию французским посланником при португальском дворе Жаном Нико де Вильмэном (Jean Nicot de Villemain) и тотчас получил название «herbe а Vambassadeur» («трава посла»). Нико подарил немного табака королеве Екатерине Медичи, вдохновительнице Варфоломеевской ночи (табак, впрочем, тут ни при чем; скорее – вино: курение не вызывает умопомешательства, кажется), и это импортное растение стали называть «herbe reginae», «herbe Catharinae» («королевская трава», «трава Екатерины»).
Екатерина предложила нюхать табак своему сыну Карлу (будущему Карлу IX), страдавшему головными болями, а потом пристрастилась к зелью и сама. Превратившись в пыль, табак получил название «poudre a la reine» («порошок королевы»). Франция, таким образом, что бы там ни говорили в других странах, претендующих на первенство в любой области, – родина «нюхарей».
Курить табак во Франции начали при Людовике XIII (правил в 1610–1643 годах), который сам не курил табак, но с наслаждением его нюхал. Разведение и продажу табака дозволил министр Арман Жан дю Плесси Ришелье своим распоряжением от 17 ноября 1621 года. Он имел неограниченную власть над королем, отсюда и столь решительные и, главное, нужные для процветания табака шаги. Спустя год, в 1622 году, министр Ришелье стал кардиналом.
Многим в Европе было непонятно, как это жалкое, невзрачное на вид растение, с отвратительным вкусом и запахом, выделяющее при горении удушливый дым, может доставлять человеку одно из самых больших и, главное, незаменимых и ни с чем несравнимых удовольствий? Ответ на этот непростой вопрос не найден до сих пор, так что не будем им больше задаваться.
Меж тем «королевские» наименования табака просуществовали недолго, и во Франции за растением все-таки по справедливости закрепилось название никотиновой травы – «herbe nicotiniane» («никотиновая трава»), в честь Нико; по фамилии Нико был назван алкалоид (растительная щелочь), содержащийся в табаке, – никотин, тот самый, капля которого будто бы убила не одну лошадь (кролику, чтобы покончить с собой, нужна лишь четверть капли никотина). Никотин не входит в состав никакого другого растения; он дружит только с человеком («умирают от другого», – говорят бывалые курильщики. И в самом деле – и от другого тоже. Кто же спорит?). Шведский ученый Карл Линней, создатель системы растительного мира, в 1735 году назвал в честь Нико два вида табака (как растения) – Nicotiana rustica и Nicotiana tabacum, под которыми они известны до сих пор.
В 1565 году табак вместе с никотином добрался до Германии, где получил отнюдь не оригинальное название «heilige Kraut» – «святая трава», а потом оказался и в Италии. Семена этого пахучего и, до поры до времени, комнатного растения были впервые присланы во Флоренцию посланником при французском дворе епископом Торнабони, а в Рим привезены кардиналом Санта Кручче, который был папским нунцием в Лиссабоне. В Италии табак до того всем понравился, что лучшим выражением любезности стало предложение сигары. Даже священнослужители принялись нюхать табак, при том во время богослужения.
Nicotiana rustica
Nicotiana tabacum
Их примеру последовали прихожане, каковые в ту пору составляли все ходячее население страны. Но папа Урбан VIII (был папой в 1623–1644 годах) издал буллу (или указ, скрепленный круглой металлической печатью, по-латыни – «bulla», т. е. «шарик»), в которой угрожал отлучением от церкви всякому, кто будет нюхать табак в церкви. Угроза страшная, но была ли хоть раз приведена в действие, неизвестно. В соседней с Италией Швейцарии курение табака приравняли в 1661 году к убийству и блуду; в 1675 году там была учреждена особая судебная палата для преследования и осуждения табачников. И что же? Швейцарцы курят до сих пор. Так же, как и венгры, а ведь и в их стране было запрещено курить еще в 1670 году. Венгры уже и забыли, когда это было, и напоминать им об этом нет никакого смысла.
В 1586 году английский адмирал Фрэнсис Дрейк возвратился вместе с колонистами из Вест-Индии и привез табак в Англию. Не прошло и года, как англичане вслед за другими европейцами сдались заокеанскому растению. Доктора, разумеется, предупреждали сограждан о вредоносности табака; в написанных наспех пьесах осмеивалось курение. Король Яков I, заключив мир с испанцами, объявил войну табаку. В 1603 году, едва взойдя на трон, он даже написал сочинение о тлетворности табака – не помогло (такова судьба большинства сочинений нравоучительного свойства). А ведь король, повинуясь творческой фантазии, заявил, что если б ему пришлось угощать дьявола, то он подал бы ему свинину, горчицу с сушеной треской и трубку табака (если такое спросить сегодня в некоторых петербургских ресторанах, то ваш заказ будет тотчас исполнен).
Британский Соломон, как называли Якова I, писал, что курение, «это нестерпимая привычка, отвратительная для глаз, для чувства обоняния, опасная и для мозга, вредная для груди – привычка, которая около курителя распространяет запах заразительный и столь смертоносный, что кажется, будто он исходит из ада».
Спустя год после провала своего произведения Яков I пошел по другому пути – велел взыскивать пошлину на ввоз табака, но и эта мера не возымела должного действия. Англичане продолжали курить, а во время правления Карла II (1630–1685, на британский престол вступил в 1660) вошли в моду еще и нюханье, и жеванье табака. Мало того – английские студенты знаменитого в ту пору Лейденского университета экспортировали привычку курить и в Голландию (во 2-й половине XVI века). Скоро голландцы настолько пристрастились к табаку, что жить без него не могли, а умирая, вспоминали прежде всего о товарищах по увлечению. Так голландский купец ван Класс в завещании просил похоронить его в гробу, сколоченном из ящиков от гаванских сигар, а все состояние оставил «лучшим курильщикам» своей родины. С 1821 по 1840 год в Голландию только из Северо-Американских Соединенных Штатов было ввезено 423407 бочек табака. Сколько человек за эти годы пали жертвой пагубной привычки, истории неведомо: обычно считают только количество выпущенных по врагу снарядов; число же жертв по ту сторону линии фронта неподвластно подсчету.
«Великий герой был тот, кто первым решился съесть рака. Велик и тот, кто выкурил первую трубку табаку. Для этого непременно надо быть англичанином», – справедливо (за исключением раков, о которых можно бы и поспорить) отмечал фельетонист петербургского журнала «Иллюстрация» в 1845 году. Как тут не вспомнить Уолтера Рали (Рэли, Ралей, Raleigh Walter, 1552–1618), пирата, драматурга, поэта, историка, щеголя, то есть настоящего англичанина, каковые давно уже вывелись (чтобы и щеголь был, да еще и пират)? Это он, побывав в Гвиане, ввел обычай курить при дворе Елизаветы (до кончины королевы, последовавшей в 1603 году, ходил в ее фаворитах). За удовольствие курить Рали заплатил тем, что был облит холодной водой. А все дело в том, что поначалу он курил только в своей комнате. Однажды он позвал к себе слугу. Войдя, тот решил, что у хозяина загорелись внутренности. И принявшись брызгать Рали водой в лицо, слуга несколько переусердствовал.
Свою последнюю трубку, как и подобает настоящему курильщику, пирату и щеголю, Рали выкурил по пути на эшафот, выбив об него пепел. На одной из его трубок, поныне украшающей экспозицию лондонского музея, сохранилась надпись: «Мой лучший друг в самые трудные времена». Не о каждом человеке такое скажешь.
Англичане завезли табак в Россию еще прежде, чем у них на родине объявился Фрэнсис Дрейк, – вот такие бывают парадоксы истории. 24 августа 1553 года буря застала капитана Ричарда Ченслера в Белом море. Пришлось пристать к российскому берегу, за неимением другого. На борту оказался табак (вместе с солью, вином, бумагой). Скоро табак оказался в Москве. Прошло сто лет. Английский посланник Карлайл, проживший два года в Вологде, сообщал куда надо: «Русские очень любят табак и натягиваются им до обморока» (отдадим должное безвестному переводчику, нашедшему точный глагол). О том, что с Россией произошло дальше, читайте в 1-й главе этого сочинения. А также во 2-й, в 3-й и т. д., вплоть до оглавления, где тоже упомянут табак; всего же в этой книге, разумеется, 10 глав (вместе с предисловием) – по количеству пачек в блоке сигарет.
А англичанам все-таки скажем спасибо – они дали миру Шерлока Холмса с его трубкой, не менее популярной и доступной, чем малопонятный дедуктивный метод. Особенно сыщик хорош в исполнении курящего Василия Ливанова, что признали и те англичане, которые умудрились где-то увидеть наш фильм. И еще не надо забывать, что Холмс обстоятельно изучил курильщиков и даже опубликовал небольшую монографию о 140 различных видах трубочного, сигарного и сигаретного пепла, которую, увы, никто не читал, включая Артура Конан Дойла и самого доктора Ватсона.
Жители туманного Альбиона приобщили к курению и немцев (потом они приобщат их к футболу, и те на зависть англичанам станут чемпионами мира). Случилось это (т. е. приобщение к табаку) где-то в 1620–1622 годах (немцы постеснялись зафиксировать точную дату своего поражения, а англичанам в общем-то все равно, когда речь идет не о футболе). До этого табак в Германии нюхали – еще со времен правления Максимилиана II (1527–1576). Закурив, немцы преобразились. Новое увлечение охватило все слои германского населения. В Пруссии возникло общество курильщиков, состоявшее из высших сановников. Общество устраивало табачные вечера, во время которых все присутствовавшие обязаны были курить или хотя бы держать трубку во рту. Даже Иоганн Себастьян Бах заговорил стихами:
От табака мой ум яснее.
О трубка, ты – мой верный друг!
Не расстаюсь – о нет! – я с нею,
Приятен с нею мой досуг.
Завоевать остальные страны Европы было для табака делом пустяшным – что матерому курильщику сигарету выкурить. Как утверждают, слово «сигарета» («cigarette»), раз уж она упомянута, придумал Теофиль Готье в 1833 году, после посещения табачной фабрики в Севилье (именно из этого города вышла в 1492 году первая экспедиция Колумба). Долгое время фабрика была самой большой в мире, наверное, поэтому и произвела впечатление на французского писателя[3]3
В сентябре 2005 года я побывал в Севилье с намерением осмотреть и знаменитую табачную фабрику. Увы! Теперь в этом здании расположен университет. Мне не оставалось ничего другого, как сфотографировать бывшую фабрику из окна автобуса.
[Закрыть]. Ее огромные корпуса построены при Филиппе V (1700–1746; внук французского короля Людовика XIV, о котором речь дальше). Этот монарх страдал меланхолией до такой степени, что даже пытался отречься от престола в пользу своего сына, но по просьбе дворянства снова вступил в управление страной. Во время царствования испанского короля Карла IV (1788–1803), который вообще не испытывал склонности к государственной деятельности и время от времени поручал управление государством разным, не уполномоченным на то свыше лицам, на фабрике в Севилье было занято около 12 тысяч рабочих.
До сигарет, или по-испански «papelitos» (красиво звучит, не правда ли?), впрочем, было еще далеко; когда европейцы насмотрелись на табак как на растение и избавились с его помощью от колик и ревматизма, их охватило: 1) сначала неодолимое влечение нюхать его (Вольтер нюхал табак «с самой нежной юности», тому же увлечению охотно предавался и Ж.-Ж. Руссо); 2) потом курить; 3) а потом и жевать (этим занимались преимущественно моряки, дабы уберечься от цинги). Как в Европе дотоле жили без табака – уму непостижимо, чем занимались на досуге – неведомо, как коротали перерывы в работе – неясно, где были табачные фабриканты – одному Богу известно. А ведь по разнообразию способов употребления и в особенности препровождения времени с табаком едва ли сравнится какое-либо другое растение, фрукт, овощ, насекомое, биологически активная добавка или даже пиво. Табак разве что не едят (хотя в годы блокады Ленинграда его меняли на хлеб, но ведь не за тем, чтобы есть!).
Какая-то ничтожная вонючая заморская трава стала предметом роскоши для одних и источником огромных доходов для других. Привычка нюхать табак, жевать его и курить быстро (ну, не быстро, но важно, что не медленно) распространилась по вчера еще чистой, не задымленной Европе, а потом совершила свое победоносное шествие и по всему миру, презрев кары за курение и покорив людей всех цветов кожи, возрастов, состояний (включая физическое), темпераментов, различной степени умственного развития, разных полов, вероисповеданий, морально-нравственных устоев, политических пристрастий, профессий и сексуальных предпочтений. Став одной из важных сторон жизни человека, табак шагнул в литературу, притом сразу в классическую. Кармен, героиня новеллы П. Мериме и оперы Ж. Бизе, работала на севильской табачной фабрике, где «papelitos» изготавливали вручную. В романе Д. Дефо «Робинзон Крузо», вышедшем в свет в 1719 году, Робинзон, заболев, выпивает табачную настойку на роме, «крепкую и противную на вкус», и, проснувшись на третий день, отшельник «встал бодрый и в веселом настроении духа». Вот что делает с человеком ром! Или все-таки табак?
Не забывали про табак писатели и писательницы и в реальной жизни. По свидетельству очевидцев, Жорж Санд, придя в театр, закуривала сигарету сразу после начала спектакля, а в день выкуривала до 50 сигарет.
Поскольку потребность в табаке все возрастала, его стали выращивать и в Старом Свете. Первая табачная плантация появилась в Англии в 1590 году, в Уинчкоуме, в Германии табак стали разводить в 1601 году, в Пфальце и Гессене, но расцвета эта нужная людям всех национальностей отрасль достигла не сразу. В 1615 году близ Амерсфорта[4]4
Амерсфорт – город в Голландии, расположенный неподалеку от Утрехта. Он должен быть близок каждому русскоговорящему курильщику, ибо исподволь дал жизнь слову «махорка». Вот как это происходило: амертсфортский (табак) – амофрский-мофрский-амофорка-мафорка-махорка. В Амертсфорте об этом до сих пор ничего не знают (как, впрочем, и в Петербурге). Надо бы поднять вопрос о том, чтобы эти города стали побратимами. Да в общем-то Амертсфорт – друг и брат любому российскому городу или деревне, где продолжают курить махорку, а если брать шире – друг, брат да еще и сват всякому любителю «махры».
[Закрыть] появилась первая голландская табачная плантация; другая, французская, скоро возникла около немецкого Страсбурга (ныне французского, но табак здесь ни при чем). В 1775 году табак начали разводить под Бранденбургом – в Германии. Наверное, это были значимые даты; кто-то ведь регистрировал их. Попробуйте у кого-нибудь спросить, когда и где стали впервые сажать петрушку, укроп или инакомыслящих, – и ответом вам будут по обе стороны любого океана разведенные в стороны руки. А ведь до сих пор сажают (и табак, и петрушку, и инакомыслящих)! И что интересно – табак сажают только затем, чтобы завернуть его в бумагу и сжечь, тогда как инакомыслящих только сажают.
Духовенство и врачи восстали как против табака, так и против его любителей, что и понятно, ведь у табака стало появляться все больше приверженцев. Папы все настойчивее угрожали торговцам и курильщикам отлучением от церкви, а доктора предупреждали о болезнях и преждевременной кончине (хотя многие медики и сами покуривали, что не без успеха – в смысле дурного примера – делают до сих пор). Во Франции в 1635 году правительство запретило употреблять табак без разрешения врача (убежден, что это послужило поводом для хождения во французском народе моря липовых справок). Доходило до смешного. Фагон, врач, живший при Людовике XIV, разглагольствуя о вредном действии табака на организм, до того забывался, что в пылу красноречия беспрестанно нюхал табак и не замечал смеха слушателей!
Упомянутый уже не раз, Людовик XIV (правил в 1643–1715 годах) отменил разного рода бюрократические строгости вроде выдачи справок (нет, недаром он был прозван Великим), однако велел выступать против тех, кто растирает табак в церквах. А вот за своими дочерьми король не уследил: однажды он застал их за курением трубок, которые те велели принести им из караульного помещения дворцовой стражи. А в 1665 году во Франции объявился некто, подавший в военное ведомство проект (не будем называть его имя, он этого не заслуживает): выдавать войскам вместо хлеба табак, якобы притупляющий голод. Каждого французского солдата заставляли тогда иметь при себе трубку и огниво. Наверное, с таким отношением к табаку не страшен никакой враг. (Любопытно, что такое же мнение было распространено и в России в XIX веке, если верить современнице А. С. Пушкина, А. О. Смирновой-Россет, которая писала в своих воспоминаниях: «Учитель… целый день курил, так как курение заглушает аппетит, что правда (курсив мой. – И. Б.). Я ему подарила большой ящик табака». Удалось ли учителю навсегда утолить голод, получив такой подарок, Александра Осиповна не сообщает.)
Между тем, пока вся Россия собирала камни (время пришло) и готовилась к основанию Петербурга, в Европе творились ужасные вещи.
В 1692 году в Испании, в Сант-Яго, были заживо замурованы в стену пятеро монахов, которых застали за курением сигар на церковной паперти во время вечернего богослужения. Почему этот факт не положен в основу полнометражного фильма, который ежедневно крутили бы по всем телеканалам планеты, непонятно. А ведь хорошее получилось бы кино, особенно если сцену курения убрать вовсе (должен же быть хоть один фильм, в котором не курят), процесс замуровывания разбить на серии (например, на 365), за кадром дать вволю выговориться патологоанатому, которому вообще никогда не дают выговориться ни по телевизору, ни по радио (ни, боюсь, дома, после работы), а на роли монахов пригласить Леонардо ди Каприо, Брюса Уиллиса, Ричарда Гира, Джека Николсона и Жана-Клода Ван Дамма. Хичкок, как говорит продвинутая молодежь, здесь просто «курит»[5]5
На молодежном сленге «курить» – значит «значительно уступать кому-либо в чем-либо». «Большой словарь русского жаргона» (СПб. 2000) приводит такие примеры: «Во «Машиностроитель» прет! Бразильцы просто курят!» «Ну, ты самородок! Ломоносов курит!» Аналогично термину «отдыхает».
[Закрыть].
Впрочем, все усилия по истреблению табака оказались тщетными. В XVII веке он был в такой моде в Италии, Франции и Голландии, что дамы, явившиеся в свет без табакерки с душистым табаком, не могли не вызвать недоуменных взглядов собравшихся, включая прислугу (спустя пятьсот лет, в 1970-е годы, так же косо все, включая преподавателей, уборщиц и соучеников, будут смотреть на студента/студентку филологического факультета Ленинградского университета, не закурившего/ую в перерыве между лекциями)[6]6
Нынешние студенты и студентки филологического факультета Петербургского университета также в массе своей курят. Однако это отнюдь не повод для увековечения образа курящего студента, воплощенного в фигуре «Перекур», которая поставлена во дворе филфака в мае 2005 года. Эта «скульптура» – образец пошлости и дурновкусия инициаторов ее появления, а также полного отсутствия у них юмора. Не смешно!
[Закрыть].
В XVIII веке табачные облака густо окутали всю Европу, и папа Бенедикт XIII (бывший понтификом всего-то шесть лет – с 1724 по 1730 год) снял, наконец, анафему с табака в 1724 году, будучи якобы сам страстным его поклонником. К тому же ему стало известно, что во время долгих обеден невозможно удержаться от употребления табака. Греха в нюхании табака некоторые церковники не усматривали. Вот пример. Один папа предложил как-то свою табакерку кардиналу.
– Святейший отец! Я не имею этого порока, – отвечал кардинал.
В ответ папа произнес следующую гениальную фразу:
– Если бы в этом был порок, ты бы имел его.
Особый разговор о Турции и турках, которых повсеместно держат уже не одно столетие едва ли не за самых злостных курильщиков. Курение в этой стране вошло в обычай в начале XVII века и за короткое время распространилось столь широко, что Турция скоро стала выставочной эмблемой табачной Европы (в том числе, и в Петербурге, где в позапрошлом веке над всякой вывеской табачной лавки непременно изображали турка с чубуком). Мусульманское духовенство, однако, ссылаясь на Коран, запретило туркам курение под страхом строгого наказания, да еще какого! Уличенным в потреблении табака просверливали нос и, вставив в отверстие трубку, возили по улицам Стамбула. При султане Мираде IV, в 1633 году, пойманных за курение четвертовали или отрубали им головы (в том году по вине курильщиков в Константинополе случился жуткий пожар). Лишь при султане Магомете IV (правил в 1648–1687 годах) эти жестокости были отменены (наверное, из опасения, как бы не истребить все население страны).
Мало-помалу табачными тучами заволокло весь белый свет. Мир разделился на тех, кто курит, и тех, кто не курит (или бросил, или не начинал, или только собирается закурить, или еще не принял никакого решения на этот счет, или отошел в мир иной, или вообще не появился на белый свет, а потому ничего не может сказать насчет своей генетической предрасположенности к табакокурению, или будущих условий жизни, или того, сильно ли стоимость курева скажется на семейном бюджете).
Дело дошло до того, что трудно стало представить себе голландца без трубки, турка без кальяна, испанца без сигареты, кубинца без сигары. Пройдет еще какая-то сотня лет, и уже невозможно будет представить русского без папиросы. Отнимите у кого-то из них то, что они курят, и тип будет неполон, характер неверен, образ искажен. Да есть ли вообще на Земле народ, который не курил бы табак или не нюхал его? И, если уж на то пошло, есть ли растение, которое, едва появившись в Европе, наделало столько шума, вызвало столько споров, столько негодования и восторга? Есть ли растение, которое пользуется одинаковыми правами и в роскошном дворце аристократа, и в развалившейся хижине бедняка? Написано ли о каком-нибудь другом растении больше? А сколько сложено о нем песен, рассказано историй, написано картин (особенно голландцами, особенно малыми)… О нем писали и говорили короли и папы, пираты и аристократы, табак преследовали вместе с его потребителями, сжигали, предавали анафеме, а он все хорошеет, входит то в моду, то в привычку, лишь изредка меняя личину, чтобы стать еще привлекательнее.
Табак зашагал по планете после открытия Америки. В Западной и Центральной Европе тем временем развернулось общественное движение – «Реформация». Все было готово для успешного продвижения табака в странах Европы – развивалась промышленность, налаживались торговые связи и совершенствовались пути сообщения, возникала потребность в новых формах досуга. Никому не удалось ни запретить табак, ни сжечь, ни истребить его. Ибо он явился вовремя.
И, сдается, умрет он вместе с человечеством. И непонятно, чему больше удивляться – табаку или человеку. Полтысячи лет назад они нашли друг друга и все не могут расстаться… Все изменилось – еда, напитки, одежда, способы передвижения, только привычка курить остается неизменной.
Адриан Брауэр. «Курящие мужчины», 1637 г.
Курили Ньютон и Кант. Не курили Гомер, Александр Македонский, Сократ, Цезарь, Нерон, Леонардо да Винчи, Микеланджело. Ни в одной из 39 пьес Шекспира нет курящего героя. И в этом нет ничего удивительного – в то время, когда жили перечисленные персоны, вообще никто не курил. Зато во всех романах Диккенса полно табакофилов – причем каждый курит то, что приличествует классу, к которому принадлежит. В эпоху Диккенса считалось, что литературные персонажи непременно должны иметь какое-то отношение к табаку, иначе образ неубедителен.
С распространением железных дорог появились вагоны для лиц с разным цветом кожи – для желтолицых (курящие) и бледнолицых (не курящие). Краснолицые (любители выпить, для них специальных вагонов – увы! – нет) прибиваются и к тем, и к другим, хотя большинство из них с табаком все-таки дружит (или дружило, пока не пришло время выбора – либо жить, либо дружить). С появлением пассажирских авиаперевозок в салонах, кабинах и туалетах самолетов закурили (или продолжили курить) все, включая стюардесс и пилотов (про автопилотов история умалчивает, хотя и те не без причуд). Некурящим оставалось лишь вдыхать то, что выдыхали курящие, так что и они получали свою порцию никотина.
Да, мало кто не курил в XVII, XVIII, XIX, XX веках…
Когда-то (это было совсем недавно – в XX веке) курил и я… Многоточие призвано отобразить одолевающие меня противоречивые чувства – от незабываемого юношеского восторга перед дивным ароматом болгарских сигарет «Шипка» и «Солнце», которыми я наслаждался в Ленинграде в 1970-е годы, до отвращения перед «Столичными», первыми отечественными сигаретами с фильтром, и растянувшейся на десятилетия неспособности вовремя остановиться, знакомой всем курильщикам и особенно Марку Твену.
Несколько лет назад я, слава Богу, бросил курить, а бросив, задумался: и зачем я это делал? Да еще так долго? А зачем вообще люди курят? А что курили раньше? Куда стряхивали пепел? Зачем нюхали? Жевали зачем? И кто жевал и нюхал? Куда смотрело начальство (духовенство? власть? деканат? жена?)? Вопросов постепенно накопилось столько, что я решил сам попробовать отыскать на них ответы – притом копаясь не только в собственной жизни, но и в чужой.
