Текст книги "Дым отечества, или Краткая история табакокурения"

Автор книги: Игорь Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

2. «Ведь это – не курить…»

Сганарель (с табакеркой в руке): «Толкуй Аристотель и вся философия, что им угодно, – ничто не может сравниться с табаком: все порядочные люди имеют к нему пристрастие, и кто живет без табака, тот жизни не достоин… Разве вы сами не замечали, какое любезное обращение со всеми приобретаешь, как только начнешь нюхать табак?..»

Мольер. «Дон Жуан»

В XVIII веке в Петербурге курили в основном иностранцы. Русские табак больше нюхали, многие из простого народа «клали себе за щеку». Жевание табака, как и его искусственная ароматизация, в Петербурге не были популярны, а вот нюхательный табак был весьма распространен, особенно среди людей пожилого возраста. Считалось, что нюханье табака благотворно влияет на здоровье (хотя, как увидим далее, думали так не все), но распространилась эта привычка во многом и из-за запрета на курение в публичных местах.

Перелистывая страницы истории увлечения человека табаком, отдадим должное «нюхарям» – из-за их пристрастия не случилось ни одного пожара, что и неудивительно: тем, кто нюхает табак, спички не нужны. А нужно им вот что: чистый нос (вернее, ноздри) и платок, в который перед употреблением табака можно высморкаться, чтобы потом в него же и чихнуть (затем и нюхали). Некоторые, впрочем, чихали в рукав, что со стороны выглядело не очень эстетично, однако заставляло окружающих уважительно вздрогнуть, ибо нюхали табак преимущественно люди степенные, в летах, и даже царственные особы.

Дань увлечению табаком отдала, например, Екатерина II, но, в отличие от своего супруга Петра III, она табак не курила, а нюхала. Всезнающий М. И. Пыляев свидетельствует: «Императрица очень любила нюхать табак, но никогда не носила с собой табакерки; последние, впрочем, у ней лежали на всех столах и окнах в ее кабинете. Привычка не носить с собой табакерки произошла у нее оттого, что Петр III не позволял ей нюхать табак; но страсть у Екатерины к табаку была настолько сильна, что она не могла долго обходиться без нюханья, и при жизни Петра III всегда просила князя Голицына садиться за обедом возле нее и тихонько под столом угощать ее табаком. Раз император заметил это и очень рассердился на Голицына, сделав ему серьезный выговор. Императрица впоследствии нюхала табак только тот, который для нее сеяли в Царском Селе, нюхала же его всегда левой рукой на том основании, что правую руку давала целовать верноподданным».

В екатерининскую эпоху, да и позднее, многие петербуржцы отдавали предпочтение привозному нюхательному табаку – «гишпанскому», французскому или немецкому. Однако ближе к концу XVIII века с ним начал успешно конкурировать и местный табак, выпускавшийся многочисленными кустарями-надомниками, по большей части выходцами из стран Западной Европы. Технология его изготовления, довольно сложная и трудоемкая, не претерпела каких-либо существенных изменений и спустя полтора века. Главным, незаменимым компонентом был амерсфортский табак, превратившийся в России в махорку. Состав ароматических добавок варьировался весьма широко.

Согласно В. А. Гиляровскому, один из Табаков, пользовавшихся популярностью в продолжение довольно долгого времени, – «розовый» – включал в себя осиновую золу, эликсир соснового масла, розовое масло и «самую наилучшую» розовую воду. Вот что с ним проделывали перед тем, как предложить потребителю: «Насыпав в бутылки табак (перемешанный вручную со всеми добавками), закубрить его пробкой и завязать пузырем, поставить на печь дней на пять или на шесть, а на ночь в печку ставить, в лежачем положении… После чего он будет готов».

Этот «розовый» табак собственноручного изготовления предложил понюхать собеседнику герой повести В. А. Соллогуба «Сережа» (впервые опубликована в 1838 году): «А что, Сергей Дмитриевич, не хотите ли табачку? У меня a la rose, сам делаю».

Название табака поставило в тупик комментатора соллогубовского текста, который ограничился примечанием внизу страницы: «А la rose – как роза (фр.)». Действительно, – «как роза», но, только вспомнив Гиляровского, можно понять, о каком табаке идет речь.

Многие петербуржцы пользовались нюхательным табаком собственного изготовления, растирая его в горшках; табак терли на продажу и будочники, располагавшие для этого свободным временем. К ним в будку частенько заглядывали прохожие, чтобы сыграть в дурачка, а то и просто погреться.

Писатель Н. А. Лейкин пишет в своих воспоминаниях о полицейском страже, будка которого находилась в 1840-х годах около ограды Владимирской церкви на Колокольной улице; этот будочник «приготовлял и нюхательный табак зеленого цвета, который продавал любителям».

Не обошел вниманием эту сторону деятельного городского стражника и другой мемуарист – А. Ф. Кони: «Будочник – весьма популярное между населением лицо, не чуждое торговых оборотов, ибо в свободное от занятий время растирает у себя нюхательный табак и им не без выгоды снабжает многочисленных любителей». Основным занятием будочника была забота о том, чтобы по возможности не отдаляться далеко от своей будки, так что времени у него, чтобы оставить о себе память в истории табака, было, пожалуй, предостаточно.

Нюхательным табаком дорожили. Гоголевский почтмейстер открывал «свою табакерку только вполовину, из боязни, чтобы кто-нибудь из соседей не запустил туда своих пальцев, в чистоту которых он плохо верил и даже имел обыкновение приговаривать: «Знаем, батюшка, вы пальцами своими, может быть, невесть в какие места наведываетесь, а табак – вещь, требующая чистоты»». А вот Наполеон больше всего дорожил своим временем; некогда ему было открывать-закрывать табакерку, ибо судьбой было предначертано вершить великие дела, потому и держал он нюхательный табак под рукой, в одном из карманов своего жилета, всегда открытом.

Но вернемся на берега Невы, не осчастливленные пребыванием на них великого француза (в Петербурге и без него хватало и пожаров, и любителей нюхать табак). Нюхательный табак долгие десятилетия оставался душевной потребностью петербуржца всякого достатка. К нюхательному табаку прибегали дворяне, чиновники, купцы, крестьяне. В нем являлась надобность и в часы досуга, и в трудную минуту, как это произошло с героем одного из рассказов И. И. Панаева: «При этом он берет щепотку табаку и с расстановками внюхивает его в себя, как бы желая придать себе этим несколько более твердости». Щепотку табаку, добавим, брали непременно большим и указательным пальцами и попеременно запихивали «понюшку» в одну, потом в другую ноздрю.

Нюхательный табак держали в табакерках из папье-маше, серебра, золота, дерева, перламутра, черепахового панциря, слоновой кости, фарфора, нефритов, украшенных бриллиантами и эмалью. Табакерка – маленькая изящная коробочка, вмещавшая горсточку ароматной пыли, – была своего рода символом знатности и богатства и указывала на то, что ее обладатель благороден и обладает эстетическим вкусом (или не обладает, ежели табакерка неказиста). Павел Иванович Чичиков, играя у губернатора в вист, «чтобы еще более согласить в чем-нибудь своих противников», в отличие от почтмейстера, «всякий раз подносил им всем свою серебряную с финифтью табакерку, на дне которой заметили две фиалки, положенные туда для запаха». Выходит, доверял пальцам своих противников.

Не чурался табаку и Григорий Петрович, портной из повести Н. В. Гоголя «Шинель». У него была табакерка «с портретом какого-то генерала – какого именно, неизвестно, потому что место, где находилось лицо, было проткнуто пальцем и потом заклеено четвероугольным лоскуточком бумажки».

У героя повести В. А. Соллогуба «История двух калош» в кармане лежала «небольшая черепаховая табакерка с золотым ободочком», и он «почитал ее большою драгоценностью» – так же, как и многие его современники, почитали большой драгоценностью свои табакерки.

Много и с удовольствием нюхают табак в романе И. А. Гончарова «Обрыв», увидевшем свет в 1869 году. У Надежды Васильевны Пахотиной, героини этого романа, была «высокая золотая табакерка», и – что важно – «около нее несколько носовых платков». Как-то к Надежде Васильевне заглянули гости; она «ласково поглядела на них, с удовольствием высморкалась и сейчас же понюхала табаку». Другой герой этого произведения, Райский, с детства присматривался к своему учителю – как тот нюхает табак, и на уроке «только глядел, как проворно и крепко пишет» учитель «цифры, как потом идет к нему прежде брюхо учителя с сердоликовой печаткой, потом грудь с засыпанной табаком манишкой».

Уже в первые десятилетия XVIII века в Петербурге стали появляться табакерки с изящным орнаментом и накладными рельефами из тонкой металлической фольги. Стали множиться табакерочные производства, которые были призваны удовлетворить желания петербуржцев иметь при себе нюхательный табак в удобном, легком и красивом футляре. Для многих тогда были вполне доступны табакерки из папье-маше, выложенные внутри для лучшей сохранности табачного аромата тонким слоем олова или черепаховой пластинкой.

В сентябре 1726 года в дом купца Апраксина, где располагалась Берг-коллегия, у Литейного двора, была переведена шпалерная мануфактура (отсюда название Шпалерной улицы) с табакерочными мастерами и инструментом. Это один из немногих известных нам адресов, где производились табакерки.

Одним из первых мастеров, прославившихся, в частности, изготовлением табакерок (главным образом, для Двора), был швейцарец Иеремия Позье (1716–1779). В 1731 году он прибыл в Петербург (предварительно пройдя пешком Швейцарию, Голландию и Германию). Семь лет постигал он ювелирное искусство и в 1740 году открыл собственную мастерскую. Позье вместе с мастерами разных специальностей изготовлял галантерейные вещи и среди них табакерки по заказам Бирона, графов Воронцовых, Шуваловых и прочих вельмож. В собрании Эрмитажа хранится выполненная в мастерской Позье в 1740-х годах прямоугольная табакерка с сапфирами и бриллиантами.

В начале 1760-х годов в Петербург приехал соотечественник Позье – Жан-Пьер Адор (1724–1784). В 1764 году он открыл галантерейную фабрику на Большой Морской улице, 24. В историю ювелирного дела Адор вошел и как непревзойденный мастер изумительных табакерок. Наиболее известные работы швейцарца – так называемая Чесменская табакерка, изготовленная по случаю победы русского флота над турецким в Чесменской бухте и поднесенная главнокомандующему флота А. Г. Орлову-Чесменскому, а также табакерка, на эмалевом медальоне которой изображена Екатерина II, принимающая ключи от города Бендеры. В собрании Эрмитажа хранится и исполненная Адором «медальная» табакерка с изображением Екатерины II в образе Минервы (напомню как любителям табака, так и некурящим, что Минерва – богиня-покровительница ремесел и искусств).

К середине XVIII века изящно исполненные табакерки стали приобретать не только высшие сановники, но и купцы, и имущие крестьяне, располагавшие для этого лишними средствами. Обладание табакеркой, особенно лаковой, поднимало их престиж в среде, к которой они принадлежали.

Спрос на табакерки становился предметом тогдашней криминальной хроники. У работавшего в Ораниенбауме мастера лаковой живописи Ноэля Мирееля «лакирный ученик» Александр Муринов выкрал из кладовой «казенных разных колеров четырнадцать табакерок», двенадцать из которых вскоре продал на морском базаре в Петербурге купцу А. Рыбакову, а две – «государственному крестьянину» Олонецкого уезда Гавриле Трофимову. Потом выяснилось, что украдены были двадцать две табакерки на сумму 16 рублей 20 копеек. Вора поймали, высекли «кошками» (розги с железными колючками) и отправили на тяжелые работы.

Но табакерки можно было купить не только с рук, а и в лавках, например, у купца Поггенполя. «В Поггенполевом доме (т. е. на углу Малой Морской и Вознесенского проспекта, где ныне гостиница «Англетер». – И. Б.) табакерки с изображениями монумента Петра Великого по 1 р(ублю) каждая», – извещали «Санкт-Петербургские ведомости» в один из дней 1787 года. Многие петербуржцы вообще не мыслили себя без этой вещицы, которую использовали не только по прямому назначению. Так Екатерина II, садясь после кофе за государственные дела (а вставала она всегда в шесть часов утра), ставила перед собою табакерку с изображением Петра Великого, мысленно спрашивая его: «Что бы он повелел, что бы запретил, что бы стал делать на моем месте?» Табакерка, таким образом, была для нее чем-то вроде амулета. Да, наверное, не только для нее.

В XIX – начале XX веков дорогие табакерки часто служили и императорской наградой, а генеральским чинам, когда у них уже имелись все полагавшиеся по классу должности ордена, вместо высших орденов жаловались табакерки, украшенные драгоценными камнями и портретами их величеств.

Табакерки в знак милости получали от императоров музыканты и пииты. Однажды такой подарок получил экзекутор Правительствующего Сената Гаврила Романович Державин за оду «Фелица», посвященную некой Киргиз-Кайсацкой царевне – под царевной подразумевалась Екатерина И. Киргиз-Кайсацкая царевна в благодарность прислала Державину золотую табакерку, усыпанную бриллиантами. С этого началась слава Державина-поэта. Образно говоря, табакерка открыла великому поэту дорогу в историю русской словесности.

До нашего времени дошло несколько десятков табакерок, принадлежавших Елизавете Петровне и Екатерине И. Каждая из них – шедевр прикладного искусства, неповторимый в своем художественном решении. В высшем свете табакерка часто являлась существенной частью парадного антуража и для зрелых дам, и для их молоденьких дочерей. М. И. Пыляев писал, что «у прекрасного пола была мода нюхать табак; даже 16-летние красавицы нюхали его; табакерки юных красавиц носили поэтическое название: «кибиточки любовной почты». Название таких табакерок произошло от обычая волокит класть во время нюханья любовные послания». Далее Пыляев расписывает франта того времени: «…табакерки из яшмы, перстни бирюзовые» и т. д. Те, кто поскромнее, пользовались табакерками попроще – из олова, латуни, рога и дерева, а также так называемыми «тавлинками» (берестяные табакерки с ремешком во вставной крыше, изготавливавшиеся из березового луба).

Кустари не успевали справляться с изготовлением этого ходового товара, и на рубеже XVIII–XIX веков одна за другой стали появляться табакерочные мануфактуры, ориентированные на выпуск массовой, по преимуществу недорогой продукции. К XIX веку табакерка стала самым популярным предметом и у мужчин, и у женщин. Вот почему число табакерочных фабрик к концу XVIII века быстро росло. В государственном таможенном тарифе неоднократно в течение XVIII века регистрировались «бумажные» табакерки, а также железные, деревянные, лакированные, при ввозе которых платили пошлину, тогда как при вывозе из России пошлину не платили, что говорило о заинтересованности государства расширять собственное «лакирное» дело.

Петербург сделался центром табакерочного дела России. Здесь были заложены и получили развитие основы лакировального (или «лакирного») искусства, в столице собрались лучшие мастера, в совершенстве овладевшие технологией этого сложного производства.

Прибывший в 1804 году в Петербург француз Преве обнаружил такое мастерство в «лакирном» деле, что уже в следующем году стал исполнять заказы императорского двора. Долго ли он их исполнял, что это были за заказы – о том история умалчивает, да и не принято еще было ставить на табакерках клеймо фабрики или мастера.

Некоторыми старинными табакерками можно и сегодня полюбоваться (подержать в руках, правда, уже не удастся, и уж тем более прихватить из них щепотку табаку). В собрании Эрмитажа хранятся замечательные произведения мастеров «лакирного» дела. Например, круглая лаковая табакерка, принадлежавшая М. И. Кутузову. На крышке – овальный золоченый медальон с изображением освещенного лучами солнца дерева с распускающимися листьями. Тут же надпись – «Тобою», а вокруг медальона – «Тебе Благотворитель». Другая эрмитажная чернолаковая табакерка украшена медальоном, вправленным в крышку.

В первые десятилетия XIX века мода на нюханье табака еще не прошла, о чем свидетельствуют строки, написанные пятнадцатилетним А. С. Пушкиным:

 
Возможно ль, милая Климена,
Какая странная во вкусе перемена!..
Ты любишь обонять не утренний цветок,
А вредную траву зелену,
Искусством превращенну
В пушистый порошок!
 

Соответственно, не прошла мода и на лаковые табакерки. Крышка каждой табакерки, исполнявшейся, как правило, на заказ, украшалась по-особенному, с учетом вкуса ее будущего обладателя. Держать в руке легкую миниатюрную коробочку с гладкой полированной поверхностью – наверное, немалое удовольствие.

Продолжало расти число табакерочных фабрик с еще большим, чем прежде, числом работников. В начале XIX века в Петербурге была известна лакировальная фабрика полковницы Доротеи Орловской, где работало двенадцать вольнонаемных мастеров. В 1812 году в Ораниенбаумском уезде Петербургской губернии появилась фабрика капитана Карла И. Тернберга (на которой работало всего пять человек), выпускавшая в год до двухсот пятидесяти дюжин лаковых табакерок. А вот на фабрике Андрея Эка, в Петербурге, в 1812 году трудилось тридцать два наемных мастера, которые выпускали до трех тысяч табакерок в год.

В 1815 году «в Литейной части I квартала, в доме № 32» начала работать мастерская по производству бумажных табакерок мещанина Козьмы Килюшкова, нанявшего лишь четырех работников.

В первой половине XIX века на Невском проспекте находилась фабрика Мартына Боля, относившаяся к числу самых известных табакерочных производств. Эта фабрика специализировалась на предметах из папье-маше, украшенных росписью. Произведения Боля демонстрировались на первой мануфактурной выставке в Петербурге в 1829 году. Вот перечень некоторых из них: «Табакерок лучших разных форм с золотыми и серебряными шарнирами, гладкие и с живописью, ценою от 15 руб. до 120 руб. за дюжину тридцать шесть штук. Табакерок простых, ценою от 3 р. до 4 р. за дюжину три штуки».

Примечательно, что Боль пригласил было к себе на фабрику французских мастеров, но скоро отпустил их с миром, будучи вполне доволен работой русских умельцев.

Среди тех, кто выставлял свои произведения на выставке 1829 года, был и «табакерочный мастер Волленшнейдер». Он выставил 117 табакерок различных форм с видами, портретами и разными украшениями.

В Нарвской части Петербурга, у Тараканова моста, в доме графа Орлова, находилась фабрика Иоганна Францевича Пеца. В 1820 году здесь было изготовлено триста дюжин табакерок. Работы Пеца выставлялись и на упомянутой выставке 1829 года.

В 1830-е годы табакерки производились в мастерских Лаксмана, Ивана Ада, Богдана Яна, Карла Крейтона, Егора Кондратьева, Якова Лабутина и многих других, нам не известных.

Нюхательный табак регулярно поставлялся в петербургские магазины вплоть до 1917 года. Привозили его главным образом из Прибалтики и Польши. Например, табак высшего сорта «Петербургский» производили на варшавской фабрике «Унион». Вот как он готовился: «К табачной пыли из лучшей махорки прибавляется 15 % древесной золы, 10 % поташа, 7 % поваренной соли и 2 % пахучей травы мелеота; к этой хорошо перемешанной и перетертой на сите массе прибавляются капли душистого бергамотного масла, и полученный таким образом табак поступает в упаковку». Существовали и другие комбинации для приготовления различных сортов.

При приготовлении нюхательного табака использовался главным образом виргинский сорт. Его листья обладают крепким, кисловатым запахом. Из европейских Табаков использовался так называемый «польский», с короткими тяжелыми листьями. Измельчали листья в ступках и мельницах, после чего их просеивали.

Можно было бы и нынче самому попробовать приготовить такой табак, да в наш век потребления ни за что не сыщешь некоторых упомянутых выше компонентов, и желающих нюхать табак в наши дни нету.

Целый рассказ про свою табакерку написал В. А. Гиляровский, и она того вполне заслуживает. Где только она не побывала вместе со своим хозяином с 1878 года, когда была подарена ему отцом, кто только из нее не нюхал – и «боевые генералы на позициях», и «дружинники на Пресненских баррикадах»! Обладатель этой замечательной табакерки отличался редкой щедростью и, в отличие от гоголевского почтмейстера, никому не отказывал в щепотке табаку. Как, скажем, отказать Чехову, который к тому же и нюхал по особенному: «…брал табакерку у меня из рук, хлопал по ней, открывал, угощал меня, а потом подносил ее к носу и долго наслаждался, поворачивая голову:

– Боюсь, как бы не привыкнуть. А хорошо».

Л. Н. Толстой нюхал «заправски» – «… берет здоровую щепоть, сначала в одну ноздрю, потом в другую, богатырски чихает», после чего говорит: «Я только у него одного изредка и нюхаю. В старину нюхивал… Ведь это не курить… Если бы вся Россия не курила, а нюхала, наполовину меньше бы пожаров было и вдвое больше здоровых людей…».

Задумаемся над словами классика; вот вам еще один рецепт, как избавиться от привычки курить. Впрочем, я не представляю своих современников с табакерками вместо разноцветных пачек сигарет или жевательной резинки, помогающей одну дурную привычку переменить на другую (менее вредную, правда, для окружающих).

Но если все же когда-нибудь встретится человек с табакеркой и вам захочется понюхать табаку, вспомните другого классика, Оноре де Бальзака, который как-то обратился к даме с просьбой о понюшке табаку со следующими восхитительными словами, ни повторить которые, ни уразуметь их смысл, вам, впрочем, не удастся, – им надо только изумляться:

«Мадам, позвольте кончикам моих пальцев тихонько опуститься в ваши табачные углубления, чтобы почерпнуть в них тот тонкий порошок, который рассеивает и смешивает влажные мокроты моего болотистого мозга».

А интересно все-таки знать, какой была реакция дамы?