Текст книги "Кремлевская секретарша. На посту в приемной чиновника"

Автор книги: Игорь Харичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Он смотрит на меня то ли с сомнением, то ли с любопытством. А как бы я смотрел на его месте? Лучше всего, чтобы он сам увидел.

– Идемте, – говорю я и поворачиваюсь.

Вновь раскрываются двойные двери, вновь передо мной зал, но сейчас в нем… никого. Неаккуратно, вразнобой стоят стулья у длинного стола. На зеленом сукне валяются бумажки. Но – никого.

– Ну, вы и накурили, – звучит рядом.

Я собираюсь было сказать, что не курю, но вовремя спохватываюсь – за кого он меня примет, услышав такое. Молчу.

– Где же ваше совещание?

– Может, они там? – указываю я на стену, за которой смежная комната.

– Давайте заглянем, – охотно соглашается он.

Когда мы подходим к двери, я уже не надеюсь, что там кто-то есть. Мое предположение оправдывается – в комнате действительно пусто. Я бросаюсь назад, к столику, за которым сидел. Слава Богу, листки на месте. Пробегаю глазами записи – было! А как доказать? Протокол всякий написать может. Протокол – не доказательство.

Потом со мной разбирались. Почему оказался в опечатанном помещении? Объяснительные три раза писал. Не про Ленина со Сталиным, конечно. А про то, что был звонок, я пришел, и дверь оказалась открытой. Подполковник Гавриков, добрая душа, лично со мной беседовал. Злого умысла в моих действиях не нашли – я же ничего там не украл, не испортил. Но, по-моему, решили, что я малость не в себе. Короче, пришлось мне уйти. Работу другую они сами предложили. В Кремле теперь бываю редко. Тут вот или там, где соборы. Но если честно, я, Ирина Павловна, совсем не жалею, что так получилось. Меня то ночное происшествие просто перевернуло. Я до этого про жизнь не думал. Ну… в философском плане. А тут смог. Я ведь им правду сказал: все они были правы. Это как мозаичная картина: здесь камушек, там камушек, а что-то получается. То, что сказала Арманд, в центре. Мы приходим в этот мир, чтобы научиться любить. Да. Я те листки берегу. И частенько перечитываю.

Ирочка молчала. Что она могла сказать? Что не верит? Этого ей как раз не хотелось говорить.

– Ирина Павловна, вы не сердитесь, что я так задержал вас? – прозвучало после некоторой паузы.

– Нет. – Она поднялась. – Мне было интересно то, что вы рассказали. Спасибо. Мне пора. До свидания.

Теперь она пошла к Спасской башне. «Жизнь дается нам для того, чтобы мы учились любить», – звучали в ее голове слова. Их сказала та, которую связывали с Лениным романтические отношения. Ирочке верилось – так оно и есть. Именно для того и дается людям жизнь.

Глава 6

С восьми до девяти было самое лучшее время. Начальник появился в десять минут девятого, но погрузился в изучение документов. Потом решал текущие вопросы на пару с Виктором Петровичем.

После девяти на нее привычно обрушился ворох проблем – непрестанные звонки, документы, посетители. Около десяти позвонил известный кинорежиссер.

– Александр Сергеевич примет меня? – Он говорил крайне жеманно. – Мне надо увидеть его сегодня. Я по очень важному вопросу.

В последнем Ирочка не сомневалась – к ее начальнику стремились попасть только по очень важным вопросам. Кинорежиссера не было в списке посетителей. Она постаралась ответить как можно мягче:

– Скорее всего, не получится. Все расписано по минутам. Вы обратитесь к Виктору Петровичу.

Кинорежиссер бросил трубку, не сказав более ни слова. Обиделся. Ей была неприятна его реакция. Потом появился бывший премьер-министр, полненький, круглолицый. Он все время поглядывал на часы, будто хотел ускорить ход оставшихся пяти минут.

А потом позвонил полковник, заместитель Александра Васильевича. Потребовал, чтобы она явилась к нему. Тоска охватила ее с новой силой. Дождавшись, когда Елена Игоревна займет ее место, Ирочка отправилась в соседний корпус.

Полковник встретил ее с пренебрежительным выражением на лице:

– Садитесь. Ну, вы решили сказать правду?

– Я вам все сказала. Это и есть правда.

– Продолжаете упорствовать, – вяло констатировал он. – Зря. Мы все равно докопаемся. Бесполезно артачиться.

Ей неприятно было то недоверие, которое полковник демонстрировал ей. Но что она могла сделать?

– Я не упорствую. Просто я не имею отношения к пропаже этого документа.

Он молчал, глядя с унылым видом в окно. Пауза чересчур затягивалась. Ирочка понимала, что полковник нарочно тянет время. Но она решила, что дожидаться, пока он отпустит ее, унизительно.

– Я могу идти? Александру Сергеевичу необходимо мое присутствие в приемной.

Полковник глянул на нее злыми глазами:

– Александру Сергеевичу необходимо разобраться, что за люди у него работают. И чем они занимаются за его спиной.

Ирочка готова была плюнуть ему в лицо. Но, разумеется, не сделала этого. Поднялась и, не говоря ни слова, направилась к выходу.

Теперь она была уверена – документы не пропадали. Все это – провокация, придуманная с целью опорочить ее, а потом бросить тень на ее начальника. Выставят ее преступницей, найдут кого-то, кому она будто бы передала секретный документ, и поднимут шумиху – вот, поймали! А работает она у Александра Сергеевича. Так что делайте выводы… Вязкая тоска наполнила ее сердце. Думала ли она, что когда-нибудь дойдет до такого? Мир, такой устойчивый, прекрасный, рушился на глазах.

В какой-то прострации она отвечала на телефонные звонки, расписывалась в получении важных и не очень важных документов, сообщала начальнику об очередном посетителе, вставала и открывала тяжелую дверь после того, как звучало: «Пусть войдет».

Потом появился непонятный тип, высокий, стройный, лет пятидесяти. Изящество и некая важность непостижимым образом соединялись в нем с суетливостью. Элегантно опустившись на стул, посетитель положил на колени красивый добротный портфельчик.

– Вы записаны? – вежливо поинтересовалась Ирочка.

– Нет, я пока не записан. Я пришел, так сказать, в предварительном порядке.

– А как же вы прошли в Кремль? – сам собой выскочил вопрос.

– У меня есть кое-какие возможности. Не беспокойтесь, я понимаю, где нахожусь. Моя фамилия – Славский. Наверно, вы уже слышали обо мне, – аккуратным голосом сказал тип и удивился, услышав отрицательный ответ. – Видите… Это еще одно доказательство того, что необходимы неотложные меры. Позвольте представиться, – тип красиво кивнул головой. – Новый император России. Хотя по паспорту я – Алексей Николаевич Славский, на самом деле меня зовут Николай Алексеевич Романов. Я – сын цесаревича Алексея и внук Николая Второго.

Выдержав нужную паузу, он продолжил:

– Понимаю, насколько это неожиданно звучит, однако это так.

Ирочка лихорадочно размышляла, как быть. Неужто и в самом деле император?! Государь! Как себя вести? Вскочить и стоять по стойке «смирно»? Глупо. «А дядька-то непростой», – мелькнуло у нее в голове. Между тем посетитель принялся рассказывать, как цесаревич Алексей избежал смерти в тысяча девятьсот восемнадцатом и откуда взялась фамилия Славский:

– Мы вынуждены были жить так, чтобы не привлекать внимание. Но я с детства знал тайну нашей семьи. Только теперь, когда коммунисты отстранены от власти, я смог открыть эту тайну и посчитал нужным взять на себя ответственность. Вот, ознакомьтесь, – достал он из портфельчика лист бумаги. – Учитывая недавнее сложное положение в России, я издал манифест о престолонаследии.

С какой-то особой торжественностью он положил перед Ирочкой листок, увенчанный затейливой надписью «Российский Императорский Дом» и двуглавым орлом.

– «… беру на себя обязанности Государя Всероссийского», – закончила читать Ирочка.

– Понимаете, я – единственный ныне великий князь, – зазвучал хорошо поставленный голос, и я имел право объявить о восхождении на престол. Мое влияние на общество значительно. В том, что недавнее противостояние в России, грозившее обернуться катастрофой и приведшее к необходимости обстреливать Белый дом, разрешилось благополучно, есть и мой вклад. И он весьма велик. Мне приходилось постоянно влиять на события. Вот мое обращение к россиянам. – Он достал из портфеля еще один листок, протянул Ирочке.

Ирочка ощутила всю важность происходящего – жизнь столкнула ее со столь необычным человеком. Ей чудилось дыхание истории: внук Николая Второго сидел перед ней. Умом она понимала, что быть этого не может, но странный собеседник производил на нее какое-то магическое воздействие.

– Скажите, чем я могу вам помочь? – В ее вопросе помимо воли слышалась почтительность.

– Понимаете, необходимо решить вопрос с моим статусом. Разумеется, о введении в России монархии пока что не может быть речи. Это нескорый процесс. Но если бы президент признал мои права на трон… было бы легче положительно влиять на события. Помогите мне встретиться с Александром Сергеевичем.

Ирочка обещала ему сделать все от нее зависящее, после чего Славский откланялся и с достоинством удалился.

Ирочка еще раз прочитала бумаги, оставленные гостем. Чувство чего-то необычного не покидало ее. Но к нему слабым диссонансом прибавилась тревога: все ли она правильно сделала? Не допустила ли ошибки в столь ответственной ситуации? Она ощутила потребность посоветоваться. Но с кем? С Воропаевым! Хороший повод завтра начать с ним разговор.

Визит Славского был подарком. Теперь она имела все основания обратиться к Воропаеву за советом. А потом органично перейти к просьбе о помощи в истории с пропавшим документом.

Она пошла на должностное нарушение – оставила при себе переданные для Александра Сергеевича листки. В конце концов, какая разница, сегодня или завтра их получит Виктор Петрович? Никакой.

Встреча с императором почему-то улучшила ее настроение. Окружающий мир стал чуточку светлее. Ирочка смотрела на посетителей и сотрудников с привычной улыбкой, доброжелательной, ровной.

Грузный человек в военной форме вошел в приемную.

– Атаман Терского войска Семенов, – представился он. – Мне назначено.

Атаман действительно значился в списке посетителей.

– Подождите, пожалуйста. – Ирочка указала на кожаный диван.

Чинно усевшись, атаман посмотрел на нее.

– Может быть, вы мне скажете, почему не уделяют внимания казачеству? Одни разговоры. – Он ударил тяжелой ладонью по коленке. – Ничего не меняется. Но казаки вечно терпеть не будут. Хотят нас только на военной службе использовать. Нельзя считать, что казак лишь тот, кто служит. Московское недопонимание. Или сознательная попытка впрячь нас в общее тягло. Прежде должно быть восстановление казачества как народа, а уж потом как служивого сословия. Казак только тогда казак, когда он самостоятелен и кормит себя. Дайте землю, дайте самоуправление. Я вам честно скажу, – атаман перешел на доверительный тон, – народу сейчас наплевать, кто правит, какая власть в Кремле. Ему нужны хоть какие-то изменения. А ничего не меняется. Немедленно надо решать. Немедленно.

Он вновь хлопнул себя по коленке, вздохнул, покосился на часы на стене.

– Александр Сергеевич вот-вот вернется, – поспешила сказать Ирочка, до того вежливо кивавшая ему.

Слава Богу, что в этот момент вошел начальник. Увидев атамана, заулыбался:

– A-а, здравствуйте. Рад видеть. Простите, что заставил ждать.

Атаман вскочил, засуетился, показывая, что ничего страшного не произошло. Так они под извинения и заверения, что все прекрасно, удалились в кабинет.

Вскоре зазвонил городской телефон. Какой-то нетерпеливец требовал записать его на прием к Ельцину.

– Я этим не занимаюсь, – вежливо пояснила Ирочка.

– Но мне дали ваш телефон.

– Вполне вероятно. Только я не записываю на прием к президенту.

– Но мне дали ваш телефон. Вы должны меня записать.

– Я верю, что вам дали мой номер телефона. Но я не записываю на прием. Ни к президенту, ни куда-нибудь еще.

– Что же делать? – совершенно упавшим, беззащитным голосом проговорил звонящий.

Ирочке стало жаль его. И хотя своих дел хватало, она спросила, какой у того вопрос? Оказалось, это фермер из-под Калуги, против которого давно ополчилось местное начальство, да и соседи. И арестовывали беднягу, и дом поджигали. А теперь вот землю отбирают. Ирочка дала ему телефон Виктора Петровича – тот всегда знал, куда направить человека.

Поздним вечером неминуемо наступила спокойная пора – ни посетителей, ни звонков. Начальник уехал в десять, но Ирочка сидела до одиннадцати, как и полагалось. Перед тем, как отправиться домой, вы звала разгонную машину.

До чего же хорошо было на Ивановской площади – тихо, благостно. Казалось, что место, огражденное – древними храмами, отдыхает. Ирочка вдруг почувствовала, как отодвинулись все ее невзгоды. Она пожалела, что на этот раз машина приехала слишком быстро.

Глава 7

Что есть жизнь? Вереница дел, событий, которые не только отнимают время, но и составляют саму суть существования. Ирочка была серьезным человеком, и потому прекрасно знала, что и когда ей следует делать. Приведя себя в порядок, она принялась будить Артема, помогла маме накрыть на стол. Потом они втроем завтракали, после чего Ирочка сопроводила сына в школу, что всегда делала в свой выходной. Дождавшись, когда сын скроется за дверью, она поехала на работу.

Воропаев был на месте.

– Можно? – спросила она, испытывая непонятное волнение.

– Да, заходите. Прошу. – Он указал рукой на стул, стоящий около приставного столика.

Ирочка заняла место.

– Анатолий Вадимович, хочу с вами посоветоваться.

Воропаев глянул на нее задумчивыми, невеселыми глазами:

– Слушаю вас.

Она рассказала про визит Славского, про его просьбу. Перемена, происшедшая с Воропаевым, подивила ее: начальственные глаза стали быстрыми, веселыми, словно два огонька, на лице покоилась улыбочка.

– Выходит, Славский опять появился?

– Вы его знаете?!

– Еще как! Яркая личность.

– И что? Император он или нет?

– Самозванец. Можете в этом не сомневаться. Но экземпляр удивительный. Появился у меня прошлым летом. Прекрасные манеры, представительный вид. Сел туда, где вы теперь сидите, и говорит: «Вы только не удивляйтесь. Я – новый государь император России. Я – сын цесаревича Алексея и внук Николая Второго. Понимаю, насколько все это неожиданно. Вы, конечно, хотите знать, как могло такое случиться. Дело в том, что цесаревич Алексей не был расстрелян в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Не случайно его костей не нашли среди останков царской семьи. Он остался жив, хотя все, в том числе и ЧК, думали, что это не так. Имел место заговор с целью восстановления монархии в России. Заговорщики, понимая, что всю семью не спасти, остановили свой выбор на наследнике. Впрочем, они, кажется, спасли и Анастасию. Юровский вовсе не из идеологических побуждений, а за очень большие деньги тайно сохранил обоим жизнь. Верные люди спрятали их. Отец вырос и жил в Советском Союзе, а его сестра, Анастасия, оказалась за границей. Отец для конспирации выбрал имя Николай: как у деда. А фамилию от Ярославля, где он жил, – Славский. После школы он пошел в институт и стал ученым. Занимался растениеводством. Он был талантливым человеком. Но очень скромным. Да и вынужден был жить так, чтобы не привлекать к себе внимания. Если бы при Сталине узнали, кто он, ясно, что с ним стало бы. И позже это было небезопасно. Отец открылся мне только в шестьдесят третьем, за два года до смерти. Но я с детства знал, что наша семья благородного происхождения. Потом тайну хранил я. И только сейчас, когда с Божьей помощью узурпаторы отстранены от власти, я смог открыть правду».

Тут он делает величавую паузу и достает из портфельчика, лежащего на коленях, лист бумаги. «Учитывая все сказанное и то, в сколь сложном положении находится в настоящее время Россия, стоящая на грани Гражданской войны, я издал манифест о престолонаследии». После чего передает листок мне. Текст примерно такой: «Волею Господа Бога нашего, опираясь на законы Российской империи, являясь Великим князем и прямым наследником Престола Российского, беру на себя обязанности Государя Всероссийского». Я читаю, а Славский продолжает: «Понимаете, я – единственный ныне Великий князь, и я имел право объявить о восхождении на престол. Дворянство поддерживает меня. И казачество – тоже. Простые люди относятся с уважением. Я рассчитываю стабилизировать общество и предотвратить Гражданскую войну». Я думаю, сумасшедший или мошенник? А вдруг и впрямь наследник? Тут он мне говорит: «Вы, конечно, слышали, что идентифицировали августейшие останки. Надо решать вопрос о захоронении. Должна быть восстановлена справедливость по отношению к царской семье. Думаю, что президенту следует создать специальную комиссию. Как внук Николая Второго, я мог бы ее возглавить. Или быть заместителем председателя, если комиссию пожелает возглавить сам президент». И протягивает мне еще один листок: «Это мое обращение к президенту. И еще мне нужна резиденция, достойная монарха. Я хотел бы просить президента выделить мне помещение в Кремле. Для этой цели подойдет Большой Кремлевский дворец». Представляете, на БКД замахнулся. Ну и наглец! Я мягко так возражаю: видите ли, Кремль уже является резиденцией Президента России. На что Славский, ничуть не смутившись, отвечает: «Президент мог бы пригласить меня в качестве своего советника. Это поднимет его популярность. А я смогу получить помещения для резиденции». Я спрашиваю: советника по каким вопросам? На что он говорит: «По вопросам сохранения единства России и ее возрождения». Разумеется, я позвонил моему знакомому, князю Голицыну, полюбопытствовал, знают ли что-нибудь в Дворянском собрании об Алексее Николаевиче Славском? Разумеется, не знали. Потом он появился накануне октябрьских событий. Беспардонно заявил: «Я бы не рекомендовал президенту затягивать с моим признанием. Сейчас, когда ситуация в стране обостряется, ему важно опереться на реальные силы. Я в состоянии помочь. Не забывайте, что я – главнокомандующий всех казачьих войск. Я готов гарантировать стабильность в России. Но президенту надо скорее признать мои права». Я ему этак незлобиво говорю: вам следовало бы подтвердить ваши права на престол. И что я слышу? «Плохо, если формализм помешает нам спасти Россию». Такая вот личность…

Как увлекательно он рассказывал! Ирочка слушала, затаив дыхание, улыбалась и серьезнела вместе с ним. Когда Воропаев замолчал, озадаченно проговорила:

– А как же мне теперь… с этим Славским?

– Когда позвонит, направьте его ко мне. Скажите, что Александр Сергеевич так распорядился. Гарантирую, проблем не будет.

Она помолчала. Как непросто просить за себя.

– Анатолий Вадимович, – приступила она к той теме, которая была сейчас для нее важнее всего остального. Я прошу вас помочь еще с одной проблемой. Хотя, как я понимаю, в этом случае все сложнее.

Она принялась рассказывать о тех обвинениях, которые предъявлял ей заместитель Александра Васильевича, о том, как все было на самом деле. Не скрыла и что Александр Васильевич выпивал, когда она принесла документ, причем делал это в кампании некой дамы. В ситуации, когда ее будущее оказалось под угрозой, Ирочка не считала нужным молчать.

– Анатолий Вадимович, помогите, если можете, – закончила она. – В нынешних обстоятельствах мне сложно просить Александра Сергеевича. По-моему, вся эта история… для того, чтобы бросить на него тень.

Воропаев долго молчал, осмысливая услышанное, потом выдохнул:

– Попробую помочь.

Ирочка вышла от Воропаева, терзаемая сомнениями, – захочет ли он вмешаться, несмотря на обещание? А если захочет, сможет ли что-нибудь сделать? Ей вдруг почудилось, что судьба ее решена и ничего хорошего ее не ждет. Надо готовиться к худшему.

Она сама не знала, почему, покинув первый корпус, опять направилась на другую сторону Ивановской площади, туда, где поднимались кремлевские храмы. Пройдя мимо Царь-пушки, она оказалась на Соборной площади. Ее потянуло в Успенский собор. Здесь, в благостной тишине и прохладе, Ирочка приблизилась к иконостасу. Глядя на старые иконы, она мысленно обращалась к Богу, просила о помощи, крестилась время от времени.

– Здравствуйте, Ирина Павловна, – негромко прозвучало рядом.

Это был Дмитрий Сергеевич, милый улыбчивый человек, работавший в делопроизводстве.

– Здравствуйте, – смутившись, ответила она.

– У вас какие-то неприятности?

Ирочка не стала отпираться, кивнула:

– Да.

Он смотрел на нее с доброй улыбкой:

– Все наладится. Вот увидите.

– Откуда вы знаете?

– Знаю, – весьма уверенно произнес он. – Хотите, я вам расскажу про этот собор?

И, не дожидаясь согласия, продолжил:

– В течение четырех веков он оставался главным храмом Руси, в нем венчали на царство престолонаследников. Последней стала коронация императора Николая Второго. Здесь оглашали государственные акты, на церковных соборах избирались митрополиты и патриархи. Собор серьезно пострадал в тысяча восемьсот двенадцатом году, когда был разграблен и осквернен французами, и в октябре тысяча девятьсот семнадцатого при артобстреле Кремля, когда в него попало несколько снарядов. Последняя литургия в храме была совершена на Пасху тысяча девятьсот восемнадцатого года самим патриархом Тихоном, после чего собор закрыли, а его сокровища реквизировали. А ведь в нем с четырнадцатого века находилась знаменитая Владимирская чудотворная икона Божией Матери, здесь хранятся Гвоздь Господень, мощи московских святителей и другие святыни.

Ирочке было интересно то, что рассказывал Дмитрий Сергеевич. Она этого не знала, хотя работала поблизости от столь знаменитого храма целых десять лет.

Вместе они вышли на улицу, под яркое солнце. Ей было хорошо рядом с этим человеком, основательным, далеким от суеты.

Ирочка была с ним знакома полтора года, но впервые обратила внимание на то, что он – интересный мужчина, хотя и немолодой. Но ведь и не старый. Ей захотелось продолжить общение.

– А про Благовещенский собор расскажете?

– Расскажу. Построен в конце пятнадцатого века псковскими мастерами как домовая церковь великого московского князя, где совершались таинства браковенчания, крещения детей. Собор построен в традициях раннемосковского зодчества с элементами псковской архитектуры. С площади в храм ведут два входа с высокими крыльцами. Долгое время собор был первенствующим храмом московских князей. Во время торжественных церемоний, проходивших на Соборной площади, храм служил для парадного выхода из дворца князя, а позднее – царя и его свиты. В соборе находится древнейший в России высокий иконостас, все иконы его пяти ярусов относятся к четырнадцатому-шестнадцатому векам, некоторые из них написаны Андреем Рублевым, Феофаном Греком, Прохором с Городца. Тоже пострадал при артобстреле Кремля в семнадцатом году.

Он удивлял ее своими познаниями. Как можно держать в голове столько сведений? Об этом она и спросила.

– Это сейчас я работаю делопроизводителем, – спокойно проговорил он. – А в действительности я историк. Закончил историко-архивный институт. Факты – мой хлеб.

Ей так хотелось продолжения их разговора, что она прибегла к той же хитрости. Указав на колокольню Ивана Великого, спросила:

– А какая история у колокольни?

– О-о, это одно из замечательнейших сооружений, – улыбнувшись, проговорил он. – Шестнадцатый век. Выстроена Боно Фрязиным. При Борисе Годунове она была надстроена и завершена куполом, о чем и сообщает трехъярусная надпись славянской вязью под куполом. Вон, видите?

– Вижу, – задрав голову, Ирочка смотрела на высоченную колокольню. Она и раньше замечала у самого верха три кольца слов, но не могла их прочесть.

– Колокольня служила главной дозорной башней Кремля, – продолжил Дмитрий Сергеевич, – с высоты которой хорошо обозревались подходы к Москве в радиусе тридцати километров. Ее высота – восемьдесят один метр. Французы пытались ее разрушить. Заряд, заложенный в основание колокольни, сработал, но само здание уцелело, рухнули только звонница и пристройка. Их восстановили в тысяча восемьсот девятнадцатом году.

Следовало что-то сказать. Дать какое-то развитие разговору.

– Спасибо. Вы столько времени на меня потратили. У меня сегодня выходной. А вы на работе. Не хватятся вас?

– Ничего. Подождут.

Теперь она знала – ему тоже хочется продлить их общение. Иначе бы он воспользовался поводом покинуть ее.

– Дмитрий Сергеевич, скажите все-таки, откуда вы знаете, что у меня все наладится?

– Вот увидите, наладится, – уверенно произнес он.

– Но вы даже не в курсе, что произошло.

– Это не важно… – смущенная улыбка появилась на его лице. – Я немного ясновидящий.

Она восприняла эти слова как шутку. А заверения, что все наладится, – как желание успокоить ее. Все равно Ирочка была благодарна Дмитрию Сергеевичу за поддержку.

– Какая хорошая погода, – мечтательно проговорила она, глядя на небо.

– На будущей неделе обещают похолодание и дожди.

– Жаль… – Она решила проявить заботу. В самом деле, у Дмитрия Сергеевича могут быть неприятности. Посмотрела на него. – Думаю, вам все-таки надо идти. Спасибо за добрые слова. Мне… – она чуточку запнулась, – очень важно было их услышать.

Дмитрий Сергеевич пребывал в смущении, смотрел куда-то вниз. И вдруг она услышала:

– Знаете что? Давайте посидим после работы где-нибудь. Я один ресторанчик знаю, там кормят неплохо… и недорого.

– Давайте, – не раздумывая, согласилась она.