Текст книги "Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг."

Автор книги: Хью Томас

Глава 12

Революции прошлого и канун катастрофы

Середина лета 1936 года стала кульминацией страстных споров, которые велись в Испании 150 лет. 1808, 1834, 1868, 1898, 1909, 1917, 1931, 1932, 1934 годы и, наконец, февраль 1934-го – все это были критические даты; они возникали все чаще и чаще, пока наконец испанская трагедия не вспыхнула жарким пламенем. Стоит вспомнить, как в 1808 году навсегда рухнула старая монархия и как в 1834-м вокруг вопроса о либеральной конституции началась открытая война, которая шла пять лет. Припомним, как в 1868 году коррумпированная монархия была свергнута армией и как страна разорялась в войне, которая была и религиозной, и региональной. В это время представители Бакунина основали первые организации рабочего класса. А в 1868 году завершение испано-американской войны вернуло домой из последних колоний огромную армию, которая питалась бесчисленными напоминаниями о былом величии Испании и, будучи не в силах найти себе применение, преисполнялась раздражения. Тогда героическая группа молодых выходцев из среднего класса стала готовить интеллектуальное и экономическое возрождение страны, «повесив замок на могилу Сида» ¹. Отметим, как в 1909 году классовая ненависть, подогретая каталонским национализмом, привела к кровавой неделе в Барселоне, которая обратилась против церкви. Вспомним, как в 1917 году революционная всеобщая забастовка была подавлена армией, которая сама находилась на грани мятежа, а военная диктатура Примо де Риверы, установившаяся в 1923 году, стала единственной за сто лет, образовавшей испанское правительство, которое дало стране передышку от политических убийств, забастовок и бесплодных политических интриг.

Как либералы, чьи протесты привели к изгнанию и диктатора в 1930 году, и короля в 1931-м, оказались неспособны создать демократические порядки, достаточно крепкие, чтобы удовлетворить чаяния и рабочих, и старых правящих классов, так они оказались неспособны провести в жизнь свои же реформы. Посмотрим, как в 1932 году часть правых попыталась компенсировать свое поражение на выборах «пронунсиаменто» в старом стиле и как в 1934 году часть на этот раз уже левых сил после собственного поражения на выборах, движимая характерным для всей Европы страхом перед фашизмом, устроила революцию, которая привела в Астурии к временной диктатуре рабочего класса. Заметим, как в феврале 1936 года две стороны конфликта, которые к тому времени уже обрели четкие очертания и окрестили себя воинственным словом «фронт», вынесли наконец свои споры к проверке на всенародные выборы и как не самая убедительная победа Народного фронта привела к созданию прогрессивных, но слабых министерств, которые, как считали их коммунистические и социалистические сторонники, смогут поднять занавес перед долгожданными социальными и региональными переменами. Отметим, наконец, что большинство ведущих фигур в Испании 1936 года принадлежало к поколению, которое жило в бурные времена, и Ларго Кабальеро, Кальво Сотело, Санхурхо играли если и двусмысленные, то и достаточно важные роли. Сюда надо причислить и воплощение былой славы страны, хозяев экономической власти, которых поддерживали армия и церковь. Все они считали, что вот-вот потеряют свои позиции. Противостояли им «профессора» – большинство образованных представителей среднего класса – и почти вся рабочая сила страны, взбешенная годами оскорблений, нищеты и унижений, отравленная знанием лучших условий жизни, которыми пользуются их товарищи по классу во Франции и Англии, и тем доподлинным преимуществом, которого добился рабочий класс в России. Трагедия была неизбежна.

Вторая Испанская республика пала потому, что с самого начала ее не приняли мощные и влиятельные политические силы как справа, так и слева. Более того, в попытке решить многие наболевшие проблемы, перед лицом которых стояла Испания (и которые привели к краху предыдущего режима), она оттолкнула многих, кто на первых порах хотел сотрудничать с ней. Пять с половиной лет республики пришлись на время, когда со страстью, подогретой кризисами, одна из политических сторон обрела достаточно сил, чтобы не дать другой стороне одержать немедленную победу, если разразится война. После падения монархии в 1808 году в Испании были три главных объекта противоречий, послуживших поводом для ссор и споров: церковь и либералы; землевладельцы, к которым позже присоединилась буржуазия, и рабочий класс; те, кто требовал тех или иных местных прав (главным образом в Каталонии и Стране Басков), и защитники жесткого централизованного контроля Кастилии.

Все эти три диспута подкармливали друг друга, доводя накал страстей до высшей точки кипения ², так что любые попытки одной из сторон смягчить ситуацию тут же пресекались возобновлением насилия с другой стороны.

На этих жестоких конфликтах и жила страна. У испанцев не было привычек к организации, к компромиссам или хотя бы к вежливым выражениям. И если существовали традиции, общие для всей Испании, то, скорее всего, это горячность и непримиримость в спорах по вопросам религии, взаимоотношения классов и происхождения. Тем не менее все испанцы, сознательно или подсознательно осознавая, что когда-то Испания была крупнейшей страной в мире, в то же время чувствовали, что она должна по крайней мере выглядеть единой и все бесконечные споры несущественны для ее великой истории. Именно это в какой-то мере и заставляло испанцев думать, что в любом компромиссе есть что-то унизительное по отношению к идеалам (пусть даже это и означало, что им никогда не удастся создать практичную политическую программу). В то же самое время огромное количество людей хотели «новой Испании» (что на деле могло означать сотню самых разных понятий), которая была бы достойна ее великого прошлого и высоких качеств самих испанцев. Эти мотивы подспудно руководили теми сеньорами, которые пели гимн фалангистов «Лицом к солнцу»:

 
Лицом к солнцу, облачившись в мундиры,
Расшитые только вчера,
Смерть найдет меня, если придет ей пора,
И я больше не увижу тебя…
Вставайте (Arriba!), батальоны – и к победе,
Ибо Испания начинает пробуждаться.
Испания – едина! Испания – великая!
Испания – свободная! Испания – вставай!
 

Те же эмоции владели и страстными революционерами, которые пели анархистский гимн «Сыны народа»:

 
Сын народа, тяжелы твои цепи,
Угнетение не в силах снести!
Если жизнь твоя в скорби проходит,
Лучше умереть, чем быть рабом!
 
 
Рабочий!
Ты больше не будешь страдать!
Угнетателей
Кара постигнет!
Вставай, народ,
Кто верность хранит
Призыву
Революции мира!
 

Примечания

¹Эта фраза принадлежит экономисту Хоакину Косте.

²Хотя не в том же самом порядке, как они всегда были в прошлом. Например, во время Первой карлистской войны либералы выступали как защитники контроля со стороны Кастилии против региональных требований каталонцев и басков, а в 1936 году наследники этих либералов отстаивали своеобразную федерацию провинций.

Книга вторая
МЯТЕЖ И РЕВОЛЮЦИЯ

Глава 13

Письмо Франко от 23 июня. – Споры карлистов с генералом Молой. – Дата мятежа назначена: 15 июля. – Путешествие «Стремительного дракона». – Маневры в Марокко. – Убийство лейтенанта Кастильо. – Убийство Кальво Сотело.

23 июня генерал Франко написал из своего полуизгнания на Канарах письмо премьер-министру республики Касаресу Кироге.

Он протестовал против недавнего смещения со своих постов офицеров правых взглядов. Эти действия, писал генерал, вызвали столь серьезное возмущение, что он считает себя обязанным предупредить премьер-министра (который одновременно был и военным министром) об опасности, «угрожающей дисциплине в армии».

Это письмо было последним заявлением Франко, его оправданием «перед историей», как он потом сам его оценил. Он сделал все, что в его силах, для мирного разрешения ситуации, хотя должен был знать, что эти последние часы уже ничего не решали ¹. Тем не менее премьер-министр ничего не ответил. Для Франко это стало последней возможностью. Больше он не колебался. И в концу июня ему оставалось к назначенной дате мятежа только договориться с карлистами.

Но 1 июля 1936 года генералу Моле пришлось выпустить документ, призывающий своих соратников по заговору к терпению. В Марокко Африканская армия начала свои летние маневры. В Тенерифе Франко маялся вынужденным бездельем и занимался тем, что выслушивал сплетни о заговорах. Города на материке задыхались в тисках стачки строителей. UGT хотел ее прекратить, потому что воцарился полный хаос, а CNT, наоборот, продолжить – по той же причине. В Мадриде бастовали лифтеры, официанты и тореадоры – все, кого подняло левое крыло UGT. Слухи ширились. Вспыхнула паника из-за россказней, что в рабочем пригороде группа монахов отравила детский шоколад. С начала июля каждодневные политические убийства стали обычным явлением. Так, 2 июля два фалангиста, сидевшие за столиком мадридского кафе, были убиты выстрелами из проезжавшей машины. Во второй половине того же дня двух человек, выходивших из кафе в Мадриде, группа каких-то людей расстреляла из автоматов. Такая мини-война продолжалась начиная от выборов в феврале, но никто не обращал на нее внимания. Почти ни в одном из случаев убийц задержать не удалось, хотя, конечно, политические убийства куда труднее раскрываются, чем уголовные или бытовые. 8 июля в Мадриде было арестовано семьдесят фалангистов, а в провинциях – несколько сотен по обвинению, что они готовили беспорядки. Среди них был Фернандес Куэста, шеф мадридского отделения фаланги. А тем временем в военном министерстве от глаз офицеров, верных республике, не укрылись возбужденные совещания среди тех, кто, как они знали, был враждебен республике. Гарсиа Эскамес, хитрый и обаятельный уроженец Андалузии, который командовал подразделением легиона в Астурии, а теперь замещал Молу в Памплоне, появлялся с новостями и планами. Тогда и верные республике офицеры стали совещаться. Впоследствии они с особой горечью вспоминали эти последние дни перед Гражданской войной, когда им еще доводилось говорить с коллегами, которые позже оказались по другую сторону фронта.

Но пока Моле так и не удавалось достичь политического соглашения с карлистами. Они упорно настаивали на своих главных требованиях: мятеж должен проходить под монархическими флагами и, добившись успеха, следует распустить все политические партии. 7 июля Мола написал Фалю Конде (и другим ведущим карлистам), пообещав поднять вопрос о флагах сразу же после начала мятежа и заверив, что он, Мола, не имеет связей ни с какой политической партией. «Вы должны понять, – добавил он, – что в силу вашего отношения к делу все наши действия парализованы. Есть определенные задачи, которые необходимо заранее подготовить, так как их невозможно будет отменить. Ради блага Испании прошу вас как можно скорее ответить» ². 7 июля Фаль Конде написал ответ, требуя гарантий, что будущий режим будет антидемократическим, и настаивая, чтобы вопрос о флаге был решен немедленно. Мола, с трудом удержавшись от гневной вспышки, на оба эти условия ответил отказом. «Движение традиционалистов, – написал он, – своей неуступчивостью разрушает Испанию так же, как и Народный фронт». Тем не менее 9 июля генерал Санхурхо написал из Лиссабона примирительное письмо, которое, похоже, успокоило и Фаля Конде и генерала. А тем временем на улицах Памплоны шла подготовка к ежегодному фестивалю «Сан-Фермин». Как и в прошлые годы, на улицы выпускались бычки, которые через весь город, запруженный толпами, бежали к арене для боя быков. В этом празднестве принимали участие все без исключения молодые люди, за которыми с балконов наблюдали их девушки в карнавальных нарядах. Среди молодежи было много тех, кто через неделю окажется в рядах карлистских сил. В толпе зрителей можно было заметить хитрое лицо Молы в очках. Его сопровождали генерал Фанхуль, ведущий заговорщик из Мадрида, и полковник Карраско, которым предстояло возглавить мятеж в Сан-Себастьяне.

В Лондоне Луис Болин, корреспондент монархистской газеты «ABC», подрядил в авиакомпании «Оллей Эйруэйс» из Кройдона самолет «Стремительный дракон», чтобы доставить Франко с Канарских островов в Марокко, где тот должен был взять на себя командование Африканской армией ³. Но выяснилось, что в Испании нет самолетов, обладающих скоростью, достаточной для такой деликатной миссии. Испанские заговорщики, кроме того, пришли к выводу, что английский пилот вызовет больше доверия, чем кто-либо из соотечественников ⁴.

Через два дня, 11 июля, английский самолет вылетел из Кройдона. За штурвалом сидел капитан Бебб. Он понятия не имел о сути задания, которое ему придется выполнять. Сопутствовали ему Болин, отставной майор Хью Поллард и две пышноволосые молодые женщины. Одна из них была дочерью Полларда, а другая – ее подругой. Этих пассажиров, которые, как и пилот, не догадывались о цели полета, пригласил английский издатель и католический историк Дуглас Джерролд, чтобы придать непростому путешествию самый ординарный характер ⁵. Этой же ночью в Валенсии группа фалангистов захватила радиостанцию и послала в эфир загадочное сообщение о том, что скоро разразится «национал-синдикалистская революция». Они исчезли до появления полиции. В тот же день в Мадриде Касареса Кирогу еще раз предупредили о грядущих событиях. «Значит, ожидается мятеж? – осведомился он с абсурдной веселостью. – Очень хорошо. Я же, со своей стороны, предпочту отдохнуть!»

Следующий день, 12 июля, был воскресеньем. В Марокко совместные маневры Иностранного легиона и регулярных войск завершились парадом, который принимали генералы Ромералес и Гомес Морато, командовавшие соответственно Восточной зоной Марокко и Африканской армией. Альварес Буйлья, верховный комиссар Марокко, с гордостью облачился в мундир капитана артиллерии, которым он был двадцать лет назад. Ни эти два генерала, ни верховный комиссар не были посвящены в заговор, в котором многие из офицеров, участвовавших на параде, должны были играть ведущие роли. Гомес Морато пользовался особой неприязнью в ортодоксальных военных кругах, ибо именно он по приказу Асаньи и Касареса осуществил перестановки в командовании, чтобы поставить на важные посты верных режиму офицеров. В ночь перед парадом эти два генерала телеграфировали в Мадрид, что с Африканской армией все в порядке. Но в ходе маневров заговорщики провели последнее совещание. На встрече молодых офицеров полковник Ягуэ, командир Иностранного легиона, употребил даже слова «крестовый поход» (потом их неоднократно использовали в речах националистов), чтобы описать движение, которое привело к мятежу. И крики «CAFE!» – аббревиатура испанских слов «Товарищи! Да здравствует испанская фаланга!» – были слышны даже на официальном банкете, состоявшемся по окончании маневров. Альварес Буйлья спросил, почему люди требуют кофе, когда на столе еще стоит рыба. Ему сообщили, что крики раздаются из группы молодых людей, которые, простите, кажется, немного выпили. В этот же день «Стремительный дракон» приземлился в Лиссабоне, где Болин провел совещание с Санхурхо.

Вечером того же дня в девять часов лейтенант гражданской гвардии Хосе Кастильо возвращался домой после службы. Жил он в центре Мадрида. В начале года именно он убил маркиза Эредиа, фалангиста и двоюродного брата Хосе Антонио, когда во время похорон члена гражданской гвардии, который, в свою очередь, был убит на параде в честь пятой годовщины республики, начались беспорядки. С того времени фаланга сделала Кастильо объектом своей мести. В июне он женился. В канун свадьбы его жена получила письмо с вопросом, почему она выходит замуж за человека, который «скоро станет трупом». 12 июля было жарким воскресеньем мадридского лета – чиновники и дипломаты уже начали оставлять столицу, перебираясь в Сан-Себастьян. Когда Кастильо подошел к дому, в него разрядили револьверы четыре человека, которые быстро затерялись на узких переполненных улочках ⁶.

Он был вторым из офицеров гвардии, убитым в последние месяцы, – месяц тому назад фалангистами был застрелен капитан Фараудо, инструктор, когда прогуливался со своей женой по Гран-Виа. Когда известие о гибели Кастильо достигло штаб-квартиры гвардии, расположенной в казармах Понтехос рядом с министерством внутренних дел на Пуэрта-дель-Соль, оно вызвало взрыв ярости. Новость быстро распространилась, и на улице перед домом Кастильо собралась разгневанная и бурно жестикулирующая толпа. Разгорелись страсти, раздавались крики о мести. Кто-то предложил прямо на улицах расправляться с редкими компаниями фалангистов или сеньоров, и часть коллег покойного с угрожающими намерениями двинулась на улицы. И в этот момент раздалось неглупое предложение, что мстить надо не столько рядовым участникам, сколько лидерам правых.

Предложение это поступило не от члена корпуса гражданской гвардии, а от капитана Конде, убежденного приверженца левых. Он был уволен из армии за свое участие в мятеже 1934 года и лишь недавно восстановлен в звании правительством Касареса Кироги, у которого, как говорили, капитан был специальным агентом. Историки-националисты обвиняют Касареса Кирогу, его шефа полиции и капитана Конде в том, что они составили заговор с целью убийства Кальво Со-тело еще до известных дебатов 16 июня, когда лидер монархистов прямо сообщил премьер-министру, что тот угрожает его жизни. 11 июля в адрес Пассионарии было выдвинуто прямое обвинение в угрозе убить Сотело ⁷. Говорят, что один из двух офицеров полиции, охранявших Кальво Сотело как депутата кортесов, рассказал другу Кальво, что его начальник отдал приказ не препятствовать попыткам убийства Сотело, а если покушение произойдет в сельской местности, то и помочь убийцам. Охрана сразу же была заменена на тех, кому Сотело мог доверять. Впрочем, Молес, министр внутренних дел в правительстве Кироги, в дальнейшем подчеркнуто не уделял внимания этому делу. В конечном итоге Молес был обвинен в том, что в «ночь длинных ножей» позвонил Касаресу Кироге, который находился на балу в бразильском посольстве, и попросил согласия премьер-министра на убийство его главного парламентского оппонента. Эти обвинения, которые к тому же были опубликованы много лет спустя, не кажутся правдоподобными. Похоже, правда о том, что произошло, именно такова, какой ее и видели в ту ночь: капитан Конде предложил вместо всеобщих уличных боев с врагами арестовать Кальво Сотело и, наверное, Хиля Роблеса. Они, как и Хосе Антонио, будут заложниками хорошего поведения правых – включая и военных заговорщиков. Премьер-министр мог дать свое согласие на такое предложение. В этом нет сомнений. Вскоре после полуночи из казарм Понтехос выехали броневик и туристский автомобиль. В броневике были капитан Кондес, два члена Союза коммунистическо-социалистической молодежи, пулеметчик Викториано Куэнка, когда-то служивший телохранителем генерала Мачадо на Кубе, студент-медик, в то время лечивший Куэнку от гонореи, а также несколько штурмовиков. В машине находились два капитана и три лейтенанта. Броневик направился к дому Кальво Сотело, а автомобиль – к Хилю Роблесу ⁸.

Глава по крайней мере первого из этих маршрутов позаботился, чтобы его жертва была не просто арестована, а убита при задержании. Эти меры были внушены капитану Конде – если не он сам их придумал – кем-то из членов молодежного объединения социалистов и коммунистов. Конде и сам причислял себя к нему. Вполне возможно, что такое предложение было высказано во время специального инструктажа от имени Испанской коммунистической партии – ее устраивал этот взрыв народного возмущения, который должен был привести к решительным переменам.

События развивались. Примерно в три часа утра понедельника 13 июля ночной дежурный у парадных дверей дома Кальво Сотело в шикарном и современном районе Мадрида позволил Конде, Куэнке и штурмовикам подняться наверх к квартире своей жертвы. Кальво Сотело подняли с постели и заставили вместе с ночными гостями отправиться в штаб-квартиру полиции, хотя Сотело и пользовался депутатской неприкосновенностью. Штурмовики уже обрезали телефонный шнур, чтобы жертва не могла ни сообщить о незаконном аресте, ни позвать на помощь. К своему удовлетворению, Кальво Сотело убедился, что документы капитана Конде говорят о нем как об офицере гражданской гвардии. Поэтому он спокойно, хотя и не без некоторых опасений, расстался с семьей, пообещав тут же позвонить, как только выяснится, что от него хотят. «Если, – добавил он, – эти господа не вышибут мне мозги». Броневик сорвался с места со скоростью 70 миль в час. Все его пассажиры молчали. Когда они отъехали от дома на четверть мили, Куэнка, сидевший сразу же за политиком, всадил ему в затылок две пули. Тот умер мгновенно, хотя его тело продолжало оставаться в прежнем положении, зажатое с двух сторон штурмовиками. По-прежнему никто не проронил ни слова. Вскоре броневик встретился с машиной, где сидели капитаны и лейтенанты; им не удалось найти Хиля Роблеса, который на уик-энд уехал в Биарриц. Конде и его люди направились на Восточное кладбище, где передали могильщику тело Кальво Сотело, сказав, что это какой-то мертвый сеньор, которого они нашли на улице, и что все документы по этому поводу будут доставлены утром. Могильщик не счел в происшедшем ничего необычного, и труп Кальво Сотело был опознан только к полудню следующего дня.

Карта 3.Мадрид

Примечания

¹Тем не менее летчик-монархист Ансальдо писал, что даже в середине лета 1936 года (несмотря на свою активность сразу же после выборов) Франко все еще медлил и колебался. «С Франкито или без Франкито, – заявил Санхурхо, – но мы должны спасти Испанию».

²Письмо хранится в карлистском архиве в Севилье. К «определенным действиям» относились, во-первых, заверение фаланги, что мятеж начнется 15 июля, а во-вторых, подготовка самолета, чтобы перебросить Франко в Марокко.

³Болин получил указание от своего редактора Луиса де Тены, который сам выслушал приказ полковника Альфредо Кинделана из военно-воздушных сил Испании; он же отвечал и за один из каналов связи заговора.

⁴7 ноября 1936 года «Ньюс кроникл» опубликовала рассказ об этих событиях летчика капитана Бебба.

⁵Все же, по словам мистера Джерролда, Поллард имел «опыт участия в революциях».

⁶Убийцами Кастильо были фалангисты. Один из них, получив знаки отличия на Гражданской войне, потом во время Второй мировой войны служил Германии и Японии, а по ее окончании его можно было встретить в Мадриде, где он спокойно жил и процветал.

⁷Это произошло в кортесах. Говорят, когда Кальво Сотело сел после очередного темпераментного выступления, она крикнула: «Это твоя последняя речь!» Но в официальных отчетах нет упоминания о такой ее реплике, не упоминали о ней и такие два уважаемых свидетеля, как мистер Генри Бакли и сеньор Мигель Маура.

⁸Я лично не верю, что Касарес Кирога заранее знал об этих убийствах, в чем его обвиняют.