Текст книги "Кухонная энциклопедия поросенка Габ-Габа"

Автор книги: Хью Лофтинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Непременно, – ответил великий писатель. – Я считаю, что это очень важно. Обязательно вставлю.

– Еще бы! – презрительно фыркнула Даб-Даб.

ВЕЧЕР ТРЕТИЙ
Доктор салатных наук, после нескольких слов о некоем юбилее, рассказывает слушателям о помидорных войнах

Когда Габ-Габ снова устроил авторские чтения, за окнами выл холодный ветер. Чичи, в которой текла африканская кровь, была не в восторге от английской погоды, как и Полинезия, но почти никогда не ворчала и не жаловалась. Она просто следила за тем, чтобы в очаге всегда горел огонь, а в доме было довольно хвороста для растопки. Проворная обезьянка взбиралась на деревья в саду Доктора Дулитла и обламывала засохшие веточки. Дорожки и лужайки в саду всегда сияли чистотой, потому что Чичи не оставляла на них ни одной сухой палочки. Весь сушняк она аккуратно складывала в специальные ящики.

Итак, в камине весело гудел огонь. Но в комнате все равно было не очень уютно, пока я не задернул тяжелые шторы на окнах и мы не расселись поближе к очагу.

Когда великий писатель вошел в комнату, мы увидели, что на нем старая зеленая курточка, в которой он когда-то выступал на сцене. В былые дни он вдевал в петлицу цветок гвоздики или герани, чтобы сразу было видно, какой он элегантный. Но в этот вечер вместо цветка в петлице некогда знаменитого артиста красовалась алая шелковая лента.

– В честь чего это ты так вырядился, профессор? – спросил Чипсайд.

– Это, – произнес Габ-Габ, усаживаясь за стол, – в честь одного юбилея.

– Ну-ка, ну-ка, – сказал воробей. – Сегодня 3 сентября… Не подсказывай, не подсказывай… Нет, сдаюсь.

– Сегодня юбилей Йоркширского пудинга! – торжественно провозгласил Габ-Габ.

– Мог бы сообразить, что от него ничего, кроме глупости не услышишь, – проворчал Джип.

– В честь больших юбилеев всегда надевают такие украшения, – продолжал Габ-Габ, глядя на Джипа поверх очков. – Все истинно образованные едоки вдевают в петлицу алую ленту, чтобы отметить день, когда это великое нововведение было поставлено на стол в первый раз. Это очень важная историческая дата. Зачем вы приглашали меня, если только и знаете что легкомысленно хихикать да молоть чепуху? В конце концов я изо всех сил стараюсь сделать свои обзорные лекции как можно более познавательными…

– Ты хочешь сказать, обжорные, – перебил Джип. – Я сам большой любитель поесть. Но как ты умудряешься столько говорить и писать о еде, ума не приложу!

С видом утомленного, но терпеливого школьного учителя великий писатель снял очки и положил их на стол рядом со своими бумагами.

– Только вот зачем, – спросил он, – притворяться, будто еда – занятие несущественное?

– Профессор тут в точку попал, – заявил Чипсайд. – С пустым брюхом особо не побегаешь. Император Наполеон, знаете, что сказал? «Армия топает на пузе».

– Может быть, поэтому верблюды могут идти так долго без остановки? – спросила Чичи. – У них ведь, кажется, два живота. Или это у кого-то другого?

– Пи-пи-пи, – прыснула белая мышка. – Два живота! Как здорово! Хотя, – она вдруг помрачнела, – не очень-то и здорово. Только вообразите, что у вас болят сразу два живота. Ой-ой-ой!

– Однако не забудь, дружок, – сказал Габ-Габ, – что если у тебя не в порядке один живот, его заменит второй. И неужели ты не понимаешь, – он обернулся и ткнул своим огромным гусиным пером в сторону Джипа, растянувшегося у огня, – что история кухонных изобретений – это история человечества, да, пожалуй, история всего мира животных? Да спроси хоть самого Доктора Дулитла! И не только история, но и география! Почему, ты думаешь, разные народы обосновались там, где мы их видим сегодня на карте? Потому, что они нашли там подходящие продукты, – Габ-Габ вскочил, потрясая своим пером. – Грандиознейшие войны, дамы и господа, вспыхивали оттого, что люди не могли поделить пшеницу, из которой пекут хлеб, овес, из которого варят кашу, пастбища, на которых пасут овец и коз. Из овечьей шерсти делают одежду – без нее люди бы замерзли, а без молока – умерли от голода. Но прежде должна быть трава. Пища! И питьевая вода – тоже своего рода пища в конце концов: веками одни племена воевали с другими из-за того, кому достанется источник или река, которые означали для них самоё жизнь. Целые народы исчезли с лица земли, вымирая от голода – им было нечего есть. Великие королевства приходили в упадок и гибли оттого, что в погребах было пусто. Мощные империи достигали зенита могущества и славы – при полных желудках. Книга, которую я пишу, покажет, что на свете не существует ничего, дамы и господа, ровным счетом ничего, что было бы для нас важнее пищи, – и великий писатель тяжело опустился на стул, видимо подавленный значительностью своей длинной речи и огромной важностью пищи.

– Он что-то сказал о козьем молоке? – сонно пробормотал Джип. – Бр-р-р, гадость! Терпеть его не могу!

– Хрюшка наш дело говорит – иногда, – прочирикал весельчак Чипсайд. – Кто ж спорит, весь мир на еде держится. Старикашка Джип только спросил: зачем болтать-то обо всем без конца?

– А почему бы и нет? – возразил Габ-Габ. – Это что, стыдно?

– Да нет, – ответил воробей. – Ладно, валяй дальше свою лекцию, доктор Хряк.

– Прошу не называть меня хряком, – рассердился Габ-Габ. – Не забывайте, что у меня есть родословная – длинная родословная.

– Куцый хвостик и длинная родословная! Пи-пи-пи! – пропищала белая мышка и захихикала над собственной шуткой.

– Предпочитаю быть фокстерьером с короткой родословной, чем поросенком с длинной, – пробурчал Джип.

– И снова ты только лишний раз показываешь свое невежество, – сказал Габ-Габ. – В старые времена рыцари с гордостью носили на щитах и шлемах знак – голову вепря.

– Что такое вепрь? – спросила белая мышка.

– Поросенок, который слишком много болтает, – проворчал Джип.

– Ладно, профессор, не обращай на него внимания, – сказал Чипсайд. – Ну хочется старикашке иногда пошутить.

– Итак, – произнес великий писатель, – все вы, наверное, слышали о войне Роз – где воюющих одной стороны, Ланкастеров, когда они выходили на битву, украшала белая роза, а их противников, Йорков, – алая.

– Это было незадолго перед моим рождением, – вмешалась Полинезия, которая прожила очень длинную жизнь. – Я что-то слышала о них.

– Очень хорошо, – сказал Габ-Габ. – Но доводилось ли вам слышать о войне Помидоров? Нет? Так слушайте, я расскажу вам.

Белая мышка снова погладила свои длинные шелковистые усики и, устроившись поудобнее, приготовилась слушать.

– Война Помидоров! Недурно, – хихикнула она.

– В одной стране, – начал Габ-Габ, – много лет назад к обеду в день Рождества подавали жареного гуся, начиненного помидорами. Сколько люди помнили себя, таков был национальный обычай. Никому и в голову не приходило встретить Рождество без жареного гуся с помидорами, как, скажем, не пришло бы в голову попытаться взлететь. Специально для рождественского гуся на солнечных землях этой прекрасной и мирной страны выращивали отличные круглые красные помидоры; так бы и жил этот счастливый народ, если бы в один роковой день из соседней страны не приехал к ним в гости садовник.

Этот садовник был не злой человек, и, хотя из-за него произошло столько несчастий, он хотел как лучше. Он считал себя большим знатоком овощей и фруктов и привез с собой новый сорт помидора. Это был желтый помидор – то есть, желтым он становился, когда поспевал. Садовник сказал, что это последняя и самая модная новинка – тот, кто идет в ногу со временем, если он может достать желтые помидоры, на красные даже не взглянет. Вы знаете, каковы люди: то, что приходит к ним издалека, из чужих земель, всегда кажется им лучше того, что растет или вырабатывается дома.

И вот, многие богатые семьи стали сажать желтые помидоры; скоро новое поветрие охватило очень многих. И когда наступило Рождество, добрая половина жареных гусей была начинена желтыми помидорами. Но в каждой стране всегда есть люди, которые называются консерваторами, – они думают: пусть все будет по-старому, так лучше. И, узнав, что рождественских гусей подают с новой начинкой, консерваторы страшно рассердились. Они произносили речи на площадях. Они призывали всех истинных патриотов дать решительный отпор желтым помидорам. Красные, говорили они, были хороши для наших отцов, хороши они и для нас, и для наших детей. В наши дома коварно вползает чуждый нам иноземный вражеский обычай, и если позволить распространиться по стране желтой заразе, наша возлюбленная родина больше никогда не будет такой, как прежде, – начнется собачья жизнь.

– Вот еще! – фыркнул Джип. – Собаки терпеть не могут помидоры.

Габ-Габ поднял свое перо, призывая к тишине, и продолжал:

– С другой стороны, богачи – не из старинных родов, а те, что только-только разбогатели и хотели прослыть модными и современными, упорно отстаивали новую начинку. Вскоре и они стали произносить речи на улицах. Тут уж такое началось! Вся страна разделилась на два лагеря. На каждом углу спорили и бранились. Правительство пало. Министры лишились работы. Из-за этого спора, который уже стал казаться неразрешимым, начали происходить разные неожиданности. В конце концов разразилась война, худшая из войн, гражданская, – люди воевали со своими соплеменниками.

– Многие погибли? – шепотом спросила белая мышка.

– Нет, – ответил Габ-Габ. – К счастью, нет. Это, наверное, единственный случай в истории. Война Помидоров в самом деле была поразительная война. Хотя она тянулась очень долго – много раз наступало и проходило Рождество, – и люди уже не понимали, остановятся они когда-нибудь или нет, не погиб никто. Потому что вместо пуль и пушечных ядер они стреляли помидорами. Одна сторона называла себя Желтыми, а другая – Красными.

Но удивительнее всего было то, что Красные стреляли желтыми помидорами, а Желтые – красными. Они, понимаете ли, думали, что противнику будет обиднее, если его закидают его собственной начинкой, так сказать.

– Ну и кто победил? – спросила Чичи.

– Желтые. Им в конце концов удалось загнать Красных в ущелье между двумя горами. И там, на берегу реки, они просто забросали врагов помидорами, те взмолились о пощаде, и был объявлен мир. Но рассказывают, что еще долго после войны вода в реке была красной от томатного сока.

– Значит, гусей стали начинять желтыми помидорами? – спросила белая мышка.

– Нет, – ответил Габ-Габ. – Дело в том, что после войны в стране не осталось ни одного помидора. Все были пущены в ход. На следующее Рождество – а затем и на каждое – жареного гуся подавали с луком.

– Ха! – сказал Чипсайд. – Вкусная история, профессор. Раз уж без войн все равно не обойтись, эта получше многих. Это же надо – сколько пользы – полное ущелье кетчупа! Фью!

– Да, но какие потери среди овощей! – вздохнул Габ-Габ, скорбно качая головой. – Сколько помидоров погибло! Целый вид стерт с лица земли! Ужасно, ужасно!

– Не огорчайся, – сказала Чичи, подкладывая полено в огонь. – Подумай только, как замечательно, что люди повздорили не из-за кокосовых орехов.

ВЕЧЕР ЧЕТВЕРТЫЙ
Дав некоторые необходимые разъяснения, Габ-Габ приступает к своему знаменитому «Кухонному детективу»

– Прежде чем ты начнешь, профессор, – сказал Чипсайд, – может, ты нам тут набросаешь планчик. В смысле, чего там у тебя в твоей хваленой энциклопудии, кроме истории с географией?

– О, масса, масса всего, – ответил писатель. – Отдельные главы посвящены кухонным стихам, кухонной музыке, кухонным басням – «Лиса и виноград», «Пирог», «Баллада о королевском бутерброде» и так далее. Есть кухонные романы – большой раздел. Там среди прочего собраны истории о любви знаменитых кулинаров и о кулинарной жизни знаменитых героев. Затем есть глава о кухонной фантастике, но я должен предупредить, это не для всякого – требуется богатое воображение, понимаете ли, и… э-э… душа, чтобы оценить ее по достоинству, – чистая игра воображения, весьма причудливая. Такова же и глава, посвященная кухонным сказкам. О, и еще многое другое: кухонные детективы – кулинарные преступления и съедобные тайны; кухонные комедии; кухонные трагедии. Я даже начал главу «Кухонный Шекспир».

– Ну и ну! – ахнула Даб-Даб. – Сколько я в жизни видела нахалов, но такого выдающегося наглеца – первый раз! Кухонный Шекспир! Ты что, собрался его пьесы переписывать?

– М-м, не совсем, – сказал Габ-Габ. – Но, видишь ли, я подумал, что таким образом смогу поощрить стремление к знаниям молодых людей – и особенно молодых поросят. Так мало делается, чтобы привлечь поросят к какой бы то ни было учебе. Даже теперь, хотя существует Поросячья азбука Доктора Дулитла, они столь мало времени уделяют серьезному чтению! Без произведений Уильяма Шекспира – обратите внимание на фамилию, Шекс-пира, – немыслимо хорошее образование. И мне подумалось, что если в его пьесах будет немножко больше про еду – я просто заменю тут словечко, там другое – то я смогу привить юному поколению вкус к хорошим книгам.

– Знал я одного козла, который ел книги, – заметил Чипсайд. – Только вкус у него был так себе. Он больше любил дешевые газетки. Почитай-ка нам своего нового Шекспира, хрюшка.

– Ну, я еще немного успел сделать, – объяснил Габ-Габ. – Прочту вам несколько цитат, чтобы вы поняли, в каком направлении я работаю. – Он полистал свои записи. – Ага, вот они. Из трагедии «Макбет»: «Да здравствует весь этот стол и Банка варенья, наш отсутствующий друг!» Как видите, изменения очень небольшие. Или вот еще. Из прекрасной романтической пьесы «Суфле и Джульетта»: «Суфле-о, о зачем же ты Суфле-о!.. То, что зовем желе-о. И под другим названьем сохраняло б свой сладкий запах!» Ну разве не прелесть?

– Габ-Габ, о зачем же ты Габ-Габ-о! – пробормотал Чипсайд. – Ладно, понял. Теперь как насчет кухонных детективов?

– Да-да, расскажи нам еще какую-нибудь кухонную историю, – попросила белая мышка. – Мне понравилась та, про суп из топора. А про сыр у тебя ничего нет?

– Во всяком случае не в детективах, – ответил поросенок. – Их несколько, это называется «серия», потому что многие персонажи в них повторяются. Главного героя зовут Шницель Хлопс, он – знаменитый Холодильный Сыщик. Его образ проходит через все рассказы.

– Надеюсь, – пробурчала Даб-Даб, – он проходит, не останавливаясь. Не хотелось бы с ним встретиться.

– Этот сыщик необыкновенно умен, – продолжал Габ-Габ. – Когда что-нибудь пропадало, и полиция не могла обнаружить, кто это украл, почти всегда звали Шницеля Хлопса, чтобы он схватил вора. Впервые его имя прогремело после «Случая с пропавшей коробкой». Один очень важный индийский раджа путешествовал вместе с сыном по Европе, желая повидать разные страны. За ним следовали целая толпа слуг и горы багажа. Любимым лакомством раджи был особым образом приготовленный соус из яиц, овощей и всяких пряностей, поэтому он возил с собой три коробки яиц. Обычное яйцо – не очень дорогой продукт. Но эти представляли огромную ценность. Дело в том, что такие яйца несет только один вид морских птиц, которые водятся лишь на родине раджи – да и там им почти цены нет.

Через некоторое время после приезда в Англию закончилась вторая коробка. И вот однажды, когда раджа, пригласив множество гостей, собрался попотчевать их своим любимым соусом, в гостиную ворвался повар; в ужасном возбуждении он кричал, что третью, последнюю, коробку украли. Все пришли в страшное волнение. Раджа был очень расстроен, что ему придется разочаровать своих гостей – многие из них с нетерпением ждали минуты, когда подадут знаменитый соус, – а полицейские, узнав о случившемся, чрезвычайно рассердились. Что подумают в мире об Англии, говорили они, когда у столь важных гостей похищают завтрак из-под самого носа? Было назначено два крупных денежных вознаграждения. Одно назначил раджа: тому, кто вернет пропажу, второе – полиция: тому, кто отыщет похитителей и доставит их в руки правосудия.

Так вот, хитроумный сыщик Хлопс разоблачил вора. Ни за что не догадаетесь, кто это был. Раджа остановился в университетском городке, потому что хотел отдать сына в колледж. А в этом университете было тайное общество – братство лакомок, которое называлось Сигма Эта Эскалоп – знаете, греческими буквами, как всегда в университетах. Раз в месяц они собирались на тайные заседания – веселые застолья, где каждый из членов общества по очереди должен был угостить остальных каким-нибудь блюдом, которого те никогда раньше не пробовали.

Общество Сигма Эта Эскалоп образовалось, я думаю, потому что многие стали сознавать: англичане, обычно такие смельчаки и фантазеры, едят без всякого воображения. Серьезно, всегда одно и то же, три-четыре блюда, а как подумаешь о Франции или других странах… никакой кулинарной отваги. В тот месяц была очередь одного студента, весьма легкомысленного молодого человека, и он замучился, выдумывая, где бы раздобыть новый рецепт. А тут как раз подвернулся раджа, и студент решил: яичный соус – именно то, что нужно. Он влез в дом и утащил последнюю коробку яиц. У этого молодого человека был очень богатый отец, и он надеялся достать денег, чтобы потом заплатить радже. Но узнав, что одна эта коробочка стоит целое состояние и что похитителя разыскивает полиция, он спрятался вместе с добычей. Великий Шницель Хлопс выследил его и нашел.

– Где? – спросила белая мышка.

– В тайном холодильнике тайного общества, – ответил Габ-Габ. – Это было просто чудо, поскольку никто, кроме членов общества не только не знал, где он находится, но даже и не подозревал, что он существует. Но Хлопс получил только одну награду – от полиции.

– Почему? А кто же получил другую? – спросила мышка.

– Награду раджи тому, кто вернет пропажу, не получил никто, потому что молодой человек все съел. И чуть не превратился в ледышку, пока сидел в холодильнике. Так Хлопс получил прозвище Холодильный Сыщик. С тех пор он расследовал множество ограблений, особенно тех, что как-то связаны с едой; он считался специалистом в этой области. Полицейские из других городов обращались к нему за советом и помощью, а кухонные воры во всех странах света трепетали при одном упоминании его имени.

Но я хочу рассказать вам о самом трудном расследовании из всех, когда-либо проведенных Шницелем Хлопсом. Ибо настал день, когда великий сыщик обнаружил, что вступил в поединок с обладателем выдающихся способностей, с умом блестящим и дерзким, почти равным его собственному. Произошло несколько ограблений – внезапно и сразу, – как появляется сыпь, когда болеешь корью. И было непонятно, ни кто их совершил, ни каким образом он это сделал. На месте преступления не оставалось ни одной улики, которая…

– Ты сказал: «не оставалось ни одной улитки»? – переспросила белая мышка.

– Ни одной улики, – терпеливо повторил Габ-Габ. – Это значит, не оставалось никаких зацепок, ничего, что бы указывало, кто совершил ограбление. Не перебивай, пожалуйста. Вокруг ограбленных домов не было никаких следов, нигде ни одного отпечатка пальцев, которые выдали бы ловкого вора. После того как в газетах появились сообщения об этих злодеяниях, люди поставили вокруг своих домов сторожей, которые всю ночь не смыкали глаз. На окна и двери навесили хитрые замки и запоры. Придумали разные фокусы, например, протянули поперек пола проволоку, чтобы проникший в дом вор обязательно бы об нее споткнулся, тогда должен был зазвонить колокольчик. Но все равно замки взламывались, ограбления совершались, вещи пропадали.

– Какие вещи? – спросила мышка.

– Потерпи. Я как раз к этому подхожу, – ответил Габ-Габ. – Ночь за ночью сыщик Хлопс ворочался в постели без сна и скрежетал зубами от бессилия – если только он не скрежетал ими на безлюдных улицах, пытаясь выследить дерзкого нарушителя закона. О, он очень дорожил своим громким именем. А тут неделя шла за неделей, никого не удавалось поймать, и великий сыщик чувствовал, что его репутации грозит опасность – он перестанет считаться великим сыщиком, лучшим в мире специалистом по кухонным ограблениям, если в ближайшее же время не арестует кого-нибудь и не положит конец возмутительным преступлениям.

И газеты вконец распоясались. Все полицейские и сыщики – круглые дураки, писали они, и плохо защищают честных людей от злоумышленников. А одна газета – это была специальная газета, которая называлась «Антрекоты и фарши» (сокращенно «Аиф»), – особенно издевалась над бедным Хлопсом. Поскольку все ограбления были связаны с едой, «Аиф» очень ими интересовалась и поручила своему корреспонденту заняться этим делом.

Корреспондента звали Ромуальд Штекс или, коротко, Ром Штекс. В газете он считался самым ловким и смышленым репортером, потому что умудрялся узнавать кулинарные новости раньше других. Ром Штекс стал хвостом ходить за Хлопсом и приставать к нему с вопросами, пытаясь выведать, что тому удалось обнаружить. А не получив ответа (поскольку Хлопс молчал), возвращался в редакцию и, сардонически ухмыляясь, писал для газеты заметки про то, как тупы все детективы вообще и Шницель Хлопс в особенности.

Однако Холодильный Сыщик не бездействовал – о, нет. Тщательно изучив все ограбленные дома, он выделил некоторые общие черты совершенных преступлений. Например, он заметил, что вор (или воры) всегда проникал в дом через окно кухни. Позже, когда на кухонных окнах появились особые замки, – откуда-нибудь еще, не оставляя ни единого следа, который позволил бы определить, как это ему удалось. Крайне непонятно! Но Хлопс заметил, что независимо от того, как грабитель попадал в дом, он никогда не забывал наведаться в кухню и, видимо, слегка закусывал там, прежде чем исчезнуть. Потому что каждый раз обнаруживались грязные ножи и тарелки с остатками еды. А одна тарелка всегда стояла на полу.

Установив эти закономерности, Хлопс принялся определять, какую еду предпочитали воры. Он обнаружил, что, если на кухне оказывалось клубничное варенье, то наутро хозяева недосчитывались одной-двух баночек. «Ага! – прорычал он. – Вор, который любит клубничное варенье. Это уже ниточка!» И он кинулся по следу, а неутомимый Ром Штекс поспешал за ним по пятам.

Первым делом Хлопс отправился в полицейский участок и стал просматривать картотеку. Это ряды и ряды ящиков с карточками, в которых записаны истории всех воров и грабителей, когда-либо совершавших кражи. Но хотя Хлопс провел в участке целый день, перерыв тысячи карточек, он не нашел никого, кто, ограбив дом, любил бы полакомиться клубничным вареньем. Хлопс был озадачен и сбит с толку. Но вдруг его осенило. «Ага! – снова сказал он себе. – Нет в картотеке? Значит, он иностранец. Преступник – иностранец, который любит клубничное варенье. Ха-ха, ну теперь он не уйдет от Холодильного сыщика!» И прокравшись на цыпочках мимо Штекса, уснувшего среди карточек, он снова бросился в путь.

Хлопс разослал телеграммы в полицейские участки всего мира с просьбой сообщить, что там известно о дерзком взломщике, который неравнодушен к клубничному варенью. Но хотя он получил целый мешок писем в ответ, ни в одном не было ни слова о подобной личности. Хлопс опять зашел в тупик. Между тем почти каждую ночь совершалось новое ограбление – можно сказать, под самым его носом. И он продолжал скрежетать зубами – а Ром Штекс тем временем продолжал писать про него гадости в «Антрекотах и фаршах».

Так вот, теперь о том, какие вещи пропадали: сначала, как установил великий сыщик, уносили что попало – хотя никогда помногу сразу – часы, серебряные ложки, украшения, одежду, трости, подзорные трубы, сигары и прочее. Это тоже мешало определить, кем мог быть вор и какой у него характер. Но одно полицейские делают почти всегда, попадая в такое положение, – они устанавливают слежку за скупщиками краденого.

– Кто это? – спросила белая мышка.

– Скупщики краденого – те, кто покупает вещи, которые были украдены. Они стараются никогда не спрашивать, откуда вещи, потому что знают – или догадываются, – что обычно их уносят из чужих домов. Они платят за товар очень дешево, а продают его гораздо дороже. Это обычное занятие, но опасное и, конечно, бесчестное. У меня был приятель-поросенок, известный скупщик краденых овощей. В изысканном обществе на него смотрели как на сомнительную личность. Однако надо заметить, что он, к его чести, никогда не перепродавал приобретенного. Он…

– Он все слопывал сам, – перебил Джип. – Спорю на мозговую косточку.

– Совершенно верно, – подтвердил великий писатель.

– Вот что называется «играть наверняка», – заметила Полинезия. – Ловкий мошенник.